Познание французского языка

Мои, вовсе не детские университеты

— Мама, мама! У нас новые соседи! — кричу с радостью, забегая в дом. — Ты знаешь, там две девочки между собой очень похожие и мальчик.

— А ты, хоть познакомилась?

— Да, мамочка, да!

Эх, знала бы я тогда, кто они, то не только бы не знакомилась, а и руки бы своей им не подала…

Милка и Светка — близняшки и Борька, противный мальчишка, младше их и мне ровесник. Как потом оказалось, мы с ним ходили в один класс.

Надо сказать, что мы сразу же не поладили. Тут же мы поругались, причем, они на меня все сразу. А что я? Подумаешь? Развернулась себе и ушла, к другим девчонкам играть на улицу…

А уже вечером, за столом, сама мама возмущалась нашими новыми соседями:

— Ну что ты сидишь, пойди, разберись… — мать попрекала отца, … — если и дальше так пойдет, то я не знаю, что я сделаю… — это она потому так возмущалась, что наш новый сосед, дядька Виталий, уже ее облапил в проходе между нашими участками. Сама видела!

Отец принял меры! Проход закрыл, а вот только Витальку, который ее каждый раз лапал, он отшить не сумел, и теперь, как что, так мать на него…

— Ну что ты сидишь? Иди и разберись с ним! Опять он пристает и уже под юбку лезет, кобелюка!

Кобелюка — не кобелюка, а вскоре тон сменился…

— Что ты все сидишь и сидишь, и ничего не делаешь? Смотри, как сосед наш, хоть и зараза какой приставучий, а уже и птичник поставил, и хрюшку завел, а ты все сидишь! Хоть бы что-то по дому делал!

Но делал по дому не отец, а все тот же, сосед!

И скоро я уже слышу и вижу, как мать и отец, как кошка с собакой! А ведь до приезда соседей все было так тихо и мирно. А тут? В нашем доме теперь, одна ругань с утра и до вечера. То не так, то не то и все время она с упреком говорила отцу:

— А вот Виталий! А вот наш сосед, и потом, он такой рукастый!

— Ага, рукастый… — возмущался отец… — особенно, для таких вот, как ты, паскудных, хотя и сисястых, но глупых баб, которым, что и надо от мужика — так это его…

Но, я тогда не понимала тех слов, что-то о том, что у соседа не такое и как-то по иному, чем у всех мужиков. Дома скандалы и я понимаю причину. К тому же уже не раз заставала мать наедине с этим Виталькой противным. Один раз, забыла что-то и прибежала из школы домой в не урочное время…

Стучала, стучала, мать наконец-то дверь открыла. Я, все сразу же поняла!

Отец наш был в отъезде, потому в дом зачастил дядька Виталий, а мать, вместо того чтобы его прогнать…

— Ты чего это? — набросилась сразу же на меня, поправляя свое платье.

Надо сказать, что в этих скандалах я всегда занимала сторону своего отца. Ведь, хоть и не все понимала, но чувствовала, просто была уверенна, что во всем виновата она. А тут, как говориться, я ее с поличным…

Она поняла, что я обо всем догадалась и потому сразу же сменила тон….

— А у нас гость! Вот, Виталий Иванович зашел машинку швейную починить… — и не удержалась, съязвила: — а то отцу все некогда! Ему вообще на все наплевать! А вот Виталий Иванович…

Не стала я ее враки слушать, взяла то, зачем пришла…

— Пока мам! Только машинку, я сама, на прошлой неделе к бабушке отнесла…

И пока в школу шла все об этой встрече думала.…Неужели же мать не видит, что наш отец самый лучший? Неужели же ей только того и надо от Витальки, что у него там, что-то не так.…

Мать, в тот день не знала, куда после школы меня усадить и что мне пообещать. И вдруг такая вся из себя стала ко мне заботливая и все мне давай обещать: и цельный купальник, и даже велосипед дамский, который я так просила у нее уже несколько лет… Мне ее стало жалко, потому и не стала я ее сдавать отцу, промолчала.

Не знаю, от кого, но отец, по приезду, все равно все узнал! Состоялся грандиозный скандал и отец мой, хлопнув дверью, ушел!

Вот так я и осталась одна со своей матерью, учительницей в нашей школе французского языка и всей соседской гурьбой, во главе с незнакомым мне дядькой Виталькой! Думала, что это ненадолго, а потом, у меня с ними, просто дурдом!

Виталий переехал к нам в наглую и даже раскрыл проход между дворами. А мне куда деваться? И все бы еще ничего, но.…Как только он к нам переехал, так я перестала спать!

Они мне, своими вскриками и вздохами, по ночам не давали спать! Только начинаю засыпать, как тут же, за стенкой слышу эти ахи и вздохи, а то мать, как начнет причитать… «Ох, Виталька, ой, Виталька»!

Ночью спать они не дают, будят и пугают своими голосами, а днем Борька, мне не дает прохода! Все, как его отец мою мать, так же и меня норовит облапить.… Да, что это такое? Порода, что ли у них такая?

Потому я решила, что мне надо обо всем разузнать: надолго ли их Виталька будет у нас гостевать и когда же вернется домой мой папка?

Решила с соседскими девочками играть и у них все разузнать. Девчонкам по тринадцать и они уже себе на уме. Потому у меня с ними не получается, они все время меня обижают, а потом задираются. То же у них и с ребятами в школе. С их приходом в школу, тоже не все хорошо пошло.…

Наших мальчишек, как подменили! До этого все пацаны, как пацаны в деревне: огород, поле, отцу и матери помочь, а когда есть время, то футбол, велосипед и в ночную.… А тут?

И ведь до чего дошло, на речку уже никто из девчонок не хочет идти! А все потому, что все мальчишки, как с ума по сходили, и только вокруг этих близняшек. А те хитрые были…

Мы до этого, кто в чем, на реке, какие там купальники, так, что-то из белья надеваем, только бы стыд свой прикрыть, а эти, две толстые жабы в такие, с позволенья сказать, купальные костюмы одевались, что-то и было в том наряде, то спереди, словно листик и сзади!

Тьфу ты! — ругались бабы, — одна страмота! Они, вообще, всех достали!

А мне, куда было от них? Если их отец проживает у нас и его дочки к нему каждый день ходят, меня достают, не дают мне прохода, полчаса не проходит с их приходом, чтобы меня не унизить, да и не оскорбить.

Ох, как я в душе их всех ненавидела! Ненавидела поначалу, но приходилось терпеть все их, в отношении меня, их нелепые сексуальные выходки.

Они все, что они хотели, эти здоровенные дылды на мне проделывали.… С ними меня постигла судьба, как у сироты, на котором учился парикмахер.… Стыдно и обидно мне было, тем более что все их издевательства обязательно какими-то развратными действиями в отношении меня заканчивались. Ничего не могла им противопоставить, их двое на меня одну, побоялась проявить свой характер и окончательно потерять маму, потому и смирилась. Вскоре они меня к себе подпустили. Думала, что так они присмиреют, а все получилось наоборот…

После игр с ними мне совестно, приду домой, лягу, не спится, а перед глазами все то, что со мною проделывали, да что сама видела и почувствовала.…Не успела опомниться, как все это мне, почему-то, стало нравиться! И вскоре я дома уже сама заигралась.…

С одной стороны — хочу бросить эту плохую привычку, а с другой — нет моих сил! Уж слишком мне было приятно, неприличными делами у себя заниматься. Забегали и заелозили мои пальчики там, где им тогда вовсе не надо было, рано они в меня полезли … Стыдно признаться, но у меня это так происходило…

Лежу в своей комнате и сексуально мечтаю, а тут, Виталий и мать за стеной, да как начинают стонать… Ну, как можно в таком состоянии спать?

Потом слышу ее голос: в нем вроде бы ничего такого, но я, хоть и не различаю того, что она говорит ему, но только и слышу удивительно чувственные нежные нотки ее голоса… Ловлю их, прислушиваюсь, возбуждаюсь и представляю себе, как у нее там с ним происходит.… И тут же меня свои пальчики находят и волнительно бороздят, под ее голос…

Утром встаю и даже боюсь с ней встретиться взглядом. А она? Да она, просто светится вся!

Я что же, не вижу по ней, как ей хорошо? Если бы не такая ее реакция, то я бы ее осуждала, а так? Ну, разве же можно женщину за такое осуждать?

Не осуждала ее и себя, хотя, тогда, ну какая же, я была, женщиной? Так, долговязая уродина, пока что.…Вроде бы и гадким утенком росла, но довольно не глупым, и уже понимала тогда, в чем между мною и настоящей женщиной разница, только не знала еще о…

О, я так многого тогда об этом не знала! А ведь рано, но видела, какой радостной может быть женщина от.… Да ну и, от чего же?

От того, у меня миллион вопросов, по этому поводу. С кем же, мне их обсуждать? В школе пробовала у своих подруг расспросить, а они мне? Ты, что дура? Иду к старшеклассницам, а они мне? Рано тебе такие вопросы нам задавать, рано! Иди, погуляй пока…

И с каждым днем, месяцем и уже не догадки у меня…

Любящая женщина всегда не осторожна, слишком часто забывается и позволяет себе с ним расслабиться, неосторожно себе позволяет, тем более, в доме своем. Вскоре я вижу, как мать при мне, начинает с ним флиртовать, обнимать, целовать и. … И потом ночью, и уже и опять за стеной, и как начинает играть. …И все это снова по мне, по моей, не окрепшей еще психике, душе, не устоявшейся в правильных понятиях.… Растерзали они меня, за собой повели и вскоре я, свернула в сторону, мне совсем не нужную…

И, представляете, как-то раз, вот так разошлась, когда за стеной услыхала ее взволнованный голос, то сама, представляя, как будто бы это он на меня, и я как сама замычала. М…м…м!

— Доченька, ты чего? Почему ты стонешь? — отрезвляя меня, раздается неожиданно рядом, в моей темной комнате, голос матери!

Хорошо, хоть, что свет не включила, а то бы я и не знала, что ей рассказать, почему у меня между ног подушка застряла, а ночнушка моя задралась под самое горло, обнажая затисканную набухающую грудь…

— Ничего, мама.…Наверное, что-то страшное приснилось ….

— Ну, спи доченька! Тебе не холодно, может чем-то еще укрыть? — Какой там холодно? Горю вся!!!

И тогда я почувствовала, как меня начинает с их каждым разом разбирать вся эта игра. А, может, это уже и не игра вовсе с ними была? А?

Вопросы, вопросы и вопросы, неудовлетворенные…

Понятно, кто меня стал консультировать! Потому, сестры мне предложили вот так удовлетворить свое любопытство …

— А ты возьми и за ними все подсмотри!

— Как это? — даже оторопела. — Как это я и за своей матерью?

— А вот так! Ты возьми…

Тем же вечером у меня все из рук так и валится… Мать:

— Доченька, ты чего, не заболела ли? Что-то на тебе и лица нет? А ну пойдем быстренько и ложись…

— Нет!

— Что, такое? А ну — ка, померь температуру…

Поставила градусник, да и забыла, про него потому как он ее подхватил, и утащил с вою комнату…

Меня всю трясет, как только я вспомню, что они мне говорили, так меня и трясет.… Но…

Это но, оно встает и тихонечко к ним идет.…Идет, потому что нужен ответ! И меня, словно кто-то толкает, толкает и ноги, которые меня не несут, а только переступают…

В доме тепло, печь натоплена хорошо, я бы сказала, что жарко…Жарко мне, я вся горю! Горю и иду! Нет, я к ним ползу…

Потом все так и произошло, как и должно.

— Доченька! — вскрикивает мать из-под него, — ты чего?

Все это мелькает у меня перед глазами и мать, и он, и его голый зад, и ее тело, белые ноги ее, на него заброшенные … Я поражена!

— Вот! — говорю и почему-то протягиваю ей градусник…

— Ой, господи! Виталий, быстрей за врачом! У дочки галлюцинации…

Потом, спустя час и сквозь обволакивающий докторский сон:

— У девочки шок… — а потом он добавляет, со знанием дела, нравоучительно:

— Пубертатный возраст… — слышу заумный и монотонный голос поселкового врача.

— Месячные? Так рано же еще? — тревожный голос матери.

— Рано, не рано, а против природы, Милочка… Она сама знает, когда и что.… Кстати, а сколько же ей лет? Нет, полных, сколько? А вы, говорите, рано! В, …называет соседнюю с нами деревню, — там одна молодая пациентка, так она… — дальше уже ничего не слышу и проваливаюсь в безмятежное облако спокойствия и такое долгожданное сочувствие от того, что я рядом со своей матерью…

Потом меня, на время, как говорила мне мать, отправляют к бабушке: поправить здоровье, подкормить и, как я поняла, подальше от моего любопытного присутствия с ней рядом и с ее счастьем. … До сих пор не знаю, может она так поступала потому, что почувствовала мое незримое присутствие в ее отношениях с молодым мужчиной, или же, интуитивно, себя оберегала, от нездорового любопытства своей дочери.…Не знаю, но все же, гадала? Она, что? За меня или же, больше всего, за себя и своего любовника переживала?

Ну, а теперь, самое время вам рассказать о моей бабушке, матери и еще все о ней. Итак…

Немного о бабушке и о матери

Моя бабушка вышла замуж за красивого интеллигентного парня, который, закончив, какой-то там институт пролетарской культуры приехал на работу, на должность зав клубом, худруком ансамбля, тогда еще колхозного. А бабушка моя тогда пела в нем и так хорошо пела, что он эту певунью не мог не услышать! А потом уже у них, мать моя родилась.

Папа обожествлял свою дочь и просто носил ее на руках…

Все для нее, и платья и везде с собой, и при этом он всем говорил, что его дочь такая красивая, что уж точно выйдет в артистки. Время шло, он ее ревниво оберегал и воспитывал как знаменитость, делать ничего не разрешал и жену ругал, за то, что она дочь заставляет крестьянским трудом заниматься. Вот так она и росла: высокомерная и надменная, но красивая.…Одно время она только и делала, что всем парням голову морочила, но ее папка никому из парней спуску не давал и всех от нее отгонял, никому не разрешал с ней даже гулять, а не только, любовью заниматься.

По окончанию школы и речи не шло о чем-то другом — только театральный институт и точка!

Она раз не поступила, два, а время-то уходило в бесплодных попытках… Другие ребята кто где: кто уже учится, кто работает в деревне, кто уехал в город, а она сиднем сидит дома и ничего не делает — отец не разрешает, только в артистки готовится. Ей бы погулять, да из-за ее воспитания, все парни в деревне ей уже и не пара! На третий год отец ее снова засобирался с дочерью поступать… Мама ему: а может, оставьте эту пустую затею, пусть дочь хоть куда-то поступит. Он не послушался и снова вернулся ни с чем.…

И во всех грехах, как это часто бывает, обвинил жену! Видите ли, она не смогла ее, как следует подготовить к театральному выступлению.… Все, дочери скоро двадцать два, время уходит, а она все никак не поступает.

А все потому, что она каждый раз что-то такое и невообразимое придумывала на своих прослушиваниях.… Видит, что у нее не получается как у всех и тогда она, на последнем прослушивании, решила комиссию покорить своими знаниями французского языка! Да как взяла и как выдала монолог на французском языке! А зачем, спрашивается? Ведь в комиссии не знают французского языка? Перед этим ее же по-русски попросили:

— Вы нам что-нибудь прочитайте из классики!

Разумеется, из русской классики и на русском, а не на французском языке! И зачем это надо ей было такое придумать? А все оттого, что выпендривалась с детства она, так ей мама тогда про нее говорила…

Отцу в приемной комиссии так и сказали, чтобы он больше не тратил зря время и денег.

— Французского языка для актерской профессии мало, надо, хоть бы искорку таланта иметь, а пока что у вашей дочери кроме французского языка, а вот всего остального, вы знаете, — мало…

— Как мало! Да посмотрите же на нее, смотрите, какая она красивая! Нет, вы смотрите, смотрите, да она от природы всем одарена и фигурой, и грудью, смотрите же на нее, какая она!

Но его снова поправили.… Говорили о том, что вот именно такая деталь для актрисы, как выдающаяся грудь, не очень-то и нужна. Ведь, играть надо разные роли и блокадниц, и бабушек тоже и каких-то вообще изможденных людей крепостного труда… Интересно и где же вы видели таких грудастых, как она?

Но он им горячо стал доказывать, убеждать, что она именно такая, как в окружающей их жизни… И потом, в Голливуде, ведь, все такие же, как его дочь: у них на первом месте груди и ноги. А ему отвечали:

— Нам не надо как в Голливуде — ноги и груди, нам надо показать образ труда из народа, и потом, зритель, вместо того чтобы следить за сюжетом и ролью, будет следить — за ее грудью. Нет, не подходит!

После того отец ее сник… Дело всей его жизни пропало — красавицу дочь, так и не вывел в артистки!

А его дочь, как это часто бывает в деревне, словно в отместку за ее выпендреж, тут же все прозвали — Артисткой. Отец как такое услышал, так разругался, во всем обвиняя жену, ушел из дома и перебрался жить в клуб. И как только такое произошло, то.… Эх, да это же не город, а деревня, потому знать об этом надо и помнить!

— Как это отделился и холостякует? — тут же все бабы вокруг! Как это так, такой видный, интеллигентный мужчина и одинок?! — тут же ревниво зашептала вся женская половина деревни.…Некоторые с радостью, а другие и со злорадством. В его отделении они увидели свой реванш и верный шанс в исправлении жизненной несправедливости.… Ведь, они же еще и красивые женщины, а тут, одинокий, интеллигентный мужчина.…И пошло у него, и поехало.… Очень скоро они разошлись окончательно, развелись.

Мать, было, взялась за дочь, а та ей в пику — нагрубила и перебралась тут же к отцу. У которого теперь только и слышались разбитные веселые песни, да игривые женские голоса… Понятно, чему его дочь там у него набралась…

А в это время в деревню уже стали наезжать коммерсанты… Естественно, такую красавицу — дочь, они не могли не заметить и под предлогом того, что они ей непременно устроят просмотр у профессора, затащили ее в город. …И ведь некому было ее остановить! Отец пил, она маму не слушалась и потому ее понесло…

Вскоре, уже по деревне прошел слух, что наша Артистка и там и тут, и уже крутит любовь с жителями кавказских республик… Беда, одним словом!

Тогда уже ее мама, это моя бабушка, не выдержала, собралась, да и поехал в город, нашла свою дочь и еле оторвала, да в самый последний момент — перед ее отъездом на Кавказ с каким — то там,… а черт его знает с кем!

Схватила ее и ведь, еле ее уволокла к своим друзьям, что жили в том же городе.

Те сжалились, мать пожалели, а не ее дочь. Кто-то из них согласился помочь и вскоре, теперь уже ее, как крестьянскую дочь, протолкнули по квоте для жителей деревень в педагогический институт — на иняз, на французский язык.

Там она огляделась и… о чудо! Она просто точь — в — точь, так она почему-то решила, что подходит для педагогического дела. К тому же — французский язык она знала прекрасно и, к слову сказать, проучилась в институте все время — отлично. Но злые языки все равно говорили, что она вовсе не училась, а учила кого-то сама и при этом, намекали на ее способности — применительно к ее французскому языку.…Потому, так и говорили:

— О, к нашей Артистке только попади — на язык!

Сначала ей там не нравилось и ее просто корежило, не терпелось пощеголять, погулять, но рядом была мама, которая не отпускала ее, ни на шаг! Вот так, можно сказать, мать взяла ее в руки и вывела, наконец-то, в люди…

Потом, куда дочь направили, то и она за ней следом, в деревню, так в деревню, лишь бы подальше от этих ее ухажеров, да вовремя ее удержать…

И уже потом, в школе, где начала работать ее дочь, мать ее пошла уборщицей, не доверяя своей дочери, пока что.… Тут и познакомила ее с учителем труда — моим будущим папкой. Он ее младше, но красивый и к тому же, еще, он — и учитель истории…

Она, видимо, не любила его никогда, зато он в нее был так влюблен, раз такое прощал ей потом.… А потом, уже и я родилась! И как только такое случилось, моя мать снова встала в позу! Покормила месяц, а потом оторвала от груди и сдала меня бабе, своей маме.

— Не буду я портить фигуру и грудь свою растягивать, а то она будет как у коровы!

А потом еще, что-то такое, о том, что у нее и в школе дела, да и в городе ее уже знают, как опытного учителя языка, зовут на курсы усовершенствования учителей и вообще, некогда ей!

И все ведь, повторилось снова, но теперь уже — с моим отцом. Он тоже, только везде и со мной.… Вот так я и росла, у бабушки и отца на воспитании…

Мать пару раз, это когда я еще маленькой была, забирала вещи и уезжала куда-то от отца надолго, но каждый раз, ее моя бабушка доставала и видимо, о ней что-то такое знала, что та, тут, же назад, возвращалась в семью. Семь раз она уходила от моего отца, пока я не закончила школу! Он уже и не знал, как ее удержать. Думал, деньгами.…Потому и ушел из школы, стал работать в какой-то строительной фирме и все время стал разъезжать по городам и деревням, снабжать стройки крутых бизнесменов…

Вот такая история приключилась с матерью, бабушкой у моего отца, бывшего учителя истории …

Потому, когда я к бабушке своей пришла, то она меня приняла с долгожданной радостью. Вечерами сидела со мной на постели и шептала, легонько поглаживая…

— Ты моя родненькая, ты моя девочка сладенькая…Ты словно свет в окошке для меня и словно, как дочка родная моя… — видимо, очень любила и жалела меня.

Время шло, я жила с бабушкой, успокоилась, подросла. Два года с ней прожила и неожиданно для себя стала превращаться из гадкого утенка, в красивую, ладную девушку, да еще и с такой грудью…

Как-то она, со мной, в нашу знаменитую баню пришла… Я, как всегда, первая раздеваюсь догола, а она в своей рубахе до пят, села и меня рассматривает.

— Что-то не так, бабушка?

— Да нет, все так, все! Ты породой в меня пошла, по нашей бабской линии. …Во всем меня напоминаешь, во всем и даже грудь твоя, обозначилась так же рано, как у меня, …

— А это плохо или хорошо?

— Как скажешь, внучка! Грудь у женщины, как в награду, от наших корней и на всю жизнь…Ты еще не замечала, наверное, как с нашей породой становишься настолько желанной для мужчин, что тебе по-волчьи завидуют бабы. Завидуют и начинают кусать за то, что все красивые мужики с тобой рядом. А я испытала на себе их внимание… Слава тебе боже! И мать твоя тоже, вот и ты такая же — пошла в нашу породу…

— Это ты имеешь в виду мою грудь?

— Ее и имею и, между прочим, ни о чем не жалею.

— А что, ее надо еще и жалеть, да и что-то еще с ней делать?

— А как же! И жалеть и холить и ухаживать за ней — тоже. Тебя мама что, этому не научила?

Вот после этого замечания бабушки я и стала на себя обращать внимание, особенно на свою грудь. А она у меня, вслед за месячными, о которых предупреждал доктор, так рано начала набухать, словно сдобное тесто…

По совету бабушки, стала спать всегда без лифчика, а утром и вечером старалась ее помять, растереть. Утром — водой прохладной растирала ее до покраснения и до боли. Бабушка мне говорила, что так никогда у меня не будет мастита. И это ухаживание за собой мне скоро понравилось.

Теперь уже, если я ручками балуюсь, то и про нее не забываю.… А то, что такая привычка во мне так и осталась, то вы, как я поняла, уже догадались? Только теперь уже, все у меня проходило, более спокойно, но еще более приятно.… И я, как только одна оставалась, так и с собой миловалась, отмечая в себе, сказочные изменения, особенно, от своей упругой и молодой груди, нарождающейся у меня. …Очень впечатляла меня и особенно от того, что все время росла. Сначала росла, а потом, почему-то, остановилась. Это я по лифчику почувствовала. Раньше я лифчики, почти, раз в полгода меняла, а потом уже теми же обходилась. Немного тесновато, правда, было, но ничего — привыкла. А еще я привыкла ощущать, к ней со стороны, внимание.

Поначалу, я все стеснялась ее показывать и сутулилась.

Как-то бабушка, в очередную нашу помывку, сидела напротив в бане и на меня смотрела особенно долго, меня стесняя, а потом говорит:

— Это не правильно, что ты так себя стесняешься! Запомни, ты очень красивая! У тебя красивое тело, лицо, волосы и, конечно же, твоя запоминающаяся грудь… Тебе надо научиться пользоваться такой красотой в своей жизни.

— Да что ты такое говоришь? Как это пользоваться и вообще.…Ну, ты, как придумаешь?

— А ну — ка встань и пройди передо мной.…Давай, давай, вставай.…Ну, что ты сутулишься так, распрямись! Подборок приподними и смело смотри, а теперь иди! Нет не так, как дохлый червяк, а как принцесса.… Смотри! Вот, как ты должна! Грудь распрями, спинку держи и неси себя, неси! А ну, за мной следом… Так, так! Да не сутулься ты так! Запомни, ты красивая и у тебя прекрасная фигура, и грудь твоя это лучшее в тебе украшение.…А потом — таки заставила перед ней ходить и как она говорила, себя нести…

Потом я, как бабушка мне научила: распрямилась, плечи расправила и понесла свою тяжелую грудь так, как она мне говорила:

— А ты запомни, что ты особенно красива из-за своей груди, потому, как медаль ее и носи! С тех пор я ее так и носила.…

Но странно как-то ко всему относилась.…Немного странно, с некоторых пор ощущала себя.

И вроде бы все при мне и я бы должна была о ней позабыть, но я не только о ней не думаю, но даже подолгу стою перед зеркалом и себя рассматриваю: трогаю ее и ощупываю.

Нашла у себя такие мягонькие железки, как маленькие редкие виноградинки, и сгустки, словно комочки, под ореолами сосков. … Ну, а потом, я любила играться своими небольшими сосками и потянуть, чтобы заставить сместиться свою тяжелую грудь. А то и попрыгать! Пусть себе мячиками поскачут. Вообще-то это я баловалась так, нет, не мастурбировала, что вы? Так,… просто приятно мне было! И я ими даже стала гордиться!

Приятно было ее ощущать при быстром шаге, не говорю о беге — то неприемлемый вариант вообще! Приятно было освобождать ее от тесного заточения в таком надоевшем белье.… И уж приятно было втройне — купаться в реке нагишом, когда она, будто бы сама всплывала при мне, и мне тогда делалось так легко! Стыдно сказать, но я с ней в воде любила играть и помять, поскакать и попрыгать, толкаясь ногами об дно.… Да так, что одно время, специально так, уходила в скромную заводь, залезала по горло в воду, снимала верх от купальника и …

Нет, что и не говори, а грудь такая, как у меня, она, просто с ума, сводила меня!

А еще, мне приятно было, просыпаясь, каждое утро, сказочно ощущать себя молодой женщиной! И как же приятно, с первым резким движением тела и шагом напоминать о себе: мягкой, невероятно комфортной, догоняющей тяжестью — о том, что я — полнокровная женщина!

Конечно же, и не раз, мы с бабушкой заводили разговоры о нашей семье. И почему в ней так получилось, что отец ушел, а мать сейчас живет с другим мужчиной.

Она всегда была недовольна тем фактом, что мой папка ушел от меня.

— Хороший — твой папка! Нет, правда! Редко так бывает, но мне мой зятек нравится!

— Тогда почему же с ним мать не живет? А привела какого-то Витальку. Это что же, она пользуется им, вместо него, моего отца?

— Э, девочка! Не торопись осуждать женщину…Женщине и так нелегко: дом, дети, забот хватает, всех накормить, приласкать, да и хозяйство вести, огород.…Некогда женщине даже голову приподнять! Тем более — твоей мамке: она же еще ведь и учительствует, учит детей языку французскому. А это не всякая сможет потянуть.… А годы для женщины, ведь, идут! Женщина быстро стареет.… Вот она и почувствовала это, а может, ей муж чего — то не додал, хотя обещал, а может она и надорвалась …

— Как это? Она, бабушка, не простая бумажка, чтобы порваться.… И потом, она не такая! Ей бы только… — сказала с обидой от ревности, за нее и своего отца.

— Во-во! Всем бабам только бы…, да и покрутить хвостом.…Вот ты, например, уже хочешь…

— Ну, ты, как скажешь, бабуля? Во-первых, нет у меня никаких хвостов и потом, мне рано пока…

— Это пока, а вот подрастешь и потянется …

— Я что, по-твоему, кошка, чтобы у меня вырос хвост?…

-Нет, я не о том, а вот, станешь, встречаться с парнями и все у тебя потянется, следом за ними.… Эх, молодость, молодость, — запричитала моя чудесная бабушка, вспоминая себя и свою непростую жизнь. Вот такая у меня была бабушка!

А у вас, была хорошая, добрая бабушка? Она любила безумно вас и на все закрывала глаза?

Я росла, становилась заметной и вскоре со мной, чуть не приключилась беда, именно, из-за моей медали, которую я, по совету моей бабушки, так красиво носила.…А беда, та, пришла из Буржуевки…

Тайна Буржуевки

Буржуевкой мы все называли новый поселок, что строился городскими ворюгами недалеко от деревни, у леса и у самой реки. Нам туда ходить запрещали, и только некоторые девицы могли.… Вот мать и встревожилась. Думала, что я тоже, как те же деревенские. А таковые ведь, скоро нашлись среди нас.

До этого, раньше, на окраине деревни жили несколько одиноких баб… Одна самогон гнала и тем жила, да и собутыльники ее этим благодарили, а вторая — жила другими промыслами. Муж у нее сидел и она ему, как она всем говорила, на передачу, таким образом, собирала. Так всем и говорила, оправдывая свое распутство. Побиралась сначала — в городе, а потом уже у этих Буржуев…Правда, не у самих богачей, те со своими «самоварами» приезжали, так у нас говорили, об этих красивых женщинах, длинноногих и да накрашенных так, что все вороны от них в разные стороны разлетались, а с рабочими, что эти хоромы им строили. Они с этими гастролерами развлекалась. Правда, все знали, что некоторые из наших, вроде бы, скромных, деревенских баб, а туда тоже втихаря похаживали.… И это была не одна и хорошо скрываемая, у некоторых женщин, деревенская тайна.… То есть такая, о которой все местные знают, но все вид такой, не знающий, делают!

Вот и у меня однажды такая же, чуть не заладилась тайна. Шла от подружки, а тут машина дорогая и из нее парень:

— Слышишь, ты, красивая, ты не знаешь, где тут дом председателя? Сможешь показать? Садись в машину, я подвезу.

И так подвез, что я у него оказалась дома, в Буржуевке, после того, как председатель его послал домой за какими-то еще бумажками. Он так мне и сказал, что мы мигом.

— Сиди, мы сейчас! — и как дал по газам! Я даже не успела опомниться, как мы уже у него оказались в гостях.

Я не хотела сначала, даже из машины выходить, все боялась, а когда увидела, сколько людей работает у него в доме, то согласилась. Думала, что раз работают в доме люди, то и он приставать не будет. Сейчас! Как раз все наоборот произошло!

Он приставал и так, что я уже скоро лежала под ним, в одной из его новых спален, а он мое платье задрал, завалил меня на спину.… Чуть не пропала!

Он такой напористый оказался и наглый! Я обеими руками только и успела, еле трусы удержала, не дала их с себя полностью стащить!

Я ему: — Я сейчас закричу, не трогай! Он мне: — Давай, кричи. Ну что же ты? И сам уже ко мне между ног лезет своей наглой рукой …

Я ему: — Руки убери, а то я точно, позову на помощь! Он мне: — Давай, смелей! Ну и.…Ну, что же ты? Пусть все мои посмотрят, как я и ты.…

И тут я все поняла! Он может все, а я ничего!

Мне даже и закричать нельзя и позвать на помощь! И, может, это еще даже опасней, они тогда могут меня по очереди, или все сразу…

От навалившегося на меня тела и опасности, я встрепенулась и вовремя сообразила.…Вспомнила, преподанный мне как-то урок.

Теперь я сама, как бы ему потакаю, говорю, как можно спокойнее. Хотя какое там спокойствие?

Он между ног оставил чуть-чуть не тронутым, не раскрытым малюсенькое и такое важное для меня пространство, которое я отчаянно защищаю, натягивая ткань трусиков, потому он уже ухватил мою грудь, вытащил, вынул из лифчика и… Прямо волк какой-то голодный! Грызет, кусает и языком по соскам….

Да что же это такое?

Стоп, Вот же — он гад, подколодный! Мне не впервой отбиваться от таких голодных и наглых!

И вы должны это знать, что девушка с грудью, это совсем другая линия поведения женской обороны.… Ведь ты уже с малых лет даешь отпор и думаешь, как бы отбить все их нападения! А таковые нападения были! Были все время. Не стану, сейчас, о них говорить, потому что, если я продолжу, то этот гад, он же мне всю мою грудь просто съест, отгрызет и сомнет ее, как растаявший пластилин, который тем мягче, чем его дольше мнут…

— Погоди! Слышишь? Ты сначала скажи, сколько ты мне заплатишь? — это я ему.

Это конечно, прием такой, вовсе не честный, но очень эффективный. Так мне одна знакомая женщина-адвокат посоветовала.

Было у меня как-то в классе девятом одно темное дело и меня, как потерпевшую по нему хотели сначала, но эта женщина адвокат вовремя мне подсказала и потому я, потом, только как свидетельница участвовала. И я, по ее совету, не захотела проходить сама, как потерпевшая сторона и считаю, что я поступила правильно! А то потом вся округа и не только деревня, будет знать и на тебя пальцем показывать: мол, вот эта та самая, виновата во всем она, сама оказалась на передок слаба, а сейчас, она своими показаниями загубит жизнь такого хорошего парня! Ага, хорошего?!

Теперь мне эта наука адвоката пригодилась.…К тому же мне она еще об одном рассказал феномене, что если я с таким козлом попаду, когда-нибудь, то я должна буду ему говорить только о том, что ему было понятно всегда! А что такому богатому понятно козлу? Деньги, вот что!

Он что же, думал, о жалости ко мне и сострадании? Ага, как бы, не так! Да он о ней даже не вспомнил! И о какой вы говорите справедливости? Или подумает о том, что совершает неоправданные поступки? Ой, не смешите меня!

Ведь, для всех нормальных людей — насилие, не приемлемый вариант поведения, особенно, по отношению к девочкам не совершеннолетним! А у таких как? Что для них справедливость, главное, чтобы все было по их замыслу, да чтобы выгорел выигрыш!

Так, что зная, об этом я ему сразу же такой вариант своего поведения, мол, деньги давай наперед, к оплате сначала, а уж потом приступай.…Тут же насильник принялся прямо на мне, извлекать и искать свою выгоду в свою пользу…

Ему, как каждому богатому подлецу, был понятен только такой вот расклад. Он считал что проиграл, если все по-честному, а вот когда он обманул и надул, вот это — его расклад, это ему знакомое дело. Значит, тогда он, как бизнесмен, выиграл!

Я отчаянно торговалась за каждый кусочек своего молодого тела. Особенно высокие ставки назвала за свою грудь. Он торговался, отвлекался, спорил со мной и…. поостыл.… А мне того, только и надо.

— Так, — говорю ему, — а где там у тебя…Девушке надо, сам понимаешь, куда…

Вот таким образом я узнала о том, какими бывают в частных домах туалеты и души, да ванные комнаты. Он еще гордился и, показывая мне, пояснял куда — вода, почему не пахнет и так далее. Потом я воодушевилась и попросила его показать его новый дом. Знала, что похвастать все буржуи мастаки. Он понял, не понял, но повелся…Я его, наверное, минут сорок или же — час промурыжила, а потом ему.

— Слушай, Кэш… — так он просил себя называть, — … так тебе же в таком-то часу надо быть с бумагами у председателя….

Уже когда мы прощались в деревне, он наконец-то все понял, и грустно, мне так, словно извиняясь…

— А ты — хитрая.…Слышишь, Телочка, может я еще и в другой раз? — а я ему головой мотаю, отрицательно.

— Ну, я удвою ставки! — а потом, поняв свою оплошность, как все барыги, начал мне говорить о женитьбе и всем таком же…

Не стала я его щадить, не испугалась.

— Слышишь, ты, кыш! — специально я так его кличку исказила, — меня на такое фуфло не возьмешь! Ты уже понял, что я девочка фирмовая и что я стою стольких денег…

— Я понял! Жаль.… Только, Телочка, подожди немного, скоро у меня такие бабки появятся….

— Вот, когда они у тебя появятся, тогда и приходи…

Машина с места рванула, но вместо привычного, среднего пальца на руке он мне показал отогнутый вверх большой палец. Мол, я девочка-класс! Вот такая я!

Так, что, девчонки, торгуйтесь с ними всегда! И даже когда ты в невыгодном положении, даже опрокинутая на спину, продолжай отбивать нападения, этих хамов, бизнес, но вовсе не мэнов…

Его машина уже скрылась за углом, а я все еще стояла на дрожащих ногах и смотрела вслед, как бы проверяя, что он поехал по дороге в Буржуевку. И я, петляя, от дома к дому, оглядываясь, так как мне все казалось, что он за мной откуда-то наблюдает, помчалась к бабе.

Мой истерический и сумбурный рассказ о происшествии со мной в Буржуевке, вызвал неожиданную реакцию бабы:

— Повадился волк в овчарню выбирать невесту себе, на зиму… — заключила она

— Что ты этим хочешь сказать? Что меня он снова начнет доставать?

Баба, как могла, меня успокаивала, угостить старалась меня, а мне ее угощения, поперек горла, но я все жевала и жевала, что она мне подсовывала и ничего не соображала. Наконец я, отвалилась от стола и поползла на кровать…

Когда я проснулась, то даже не поняла, почему у нас везде полыхает свет и ходит кто-то по дому, гремит, шаркает и бубнит.

— Бабуля!? — позвала испугано.

— Да, дочка, мы тебя разбудили, прости. Вот привела мамку твою с Виталием. И не волнуйся ты, мы тебя в беде одну не оставим!

— Доча! Ну, как ты? — метнулась ко мне мама.

Потом мне пришлось им все заново рассказывать. Они слушали меня, не перебивая и мать, все охала и вздыхала, а у Виталия такие злые становились глаза, что я уже было подумала…

— Так, дочка моя! Собираешься и возвращаешься к маме. Хватит тебе быть одной, пора нам о тебе позаботится. Правильно я говорю, Виталий Иванович? А раз правильно, то давай баба, ее собирай …

Вечером, дождавшись спасительной темноты, потому что не хотела, чтобы меня видели, так я пыталась скрыть свою буржуиновскую тайну, я вернулась к матери.

За ужином так и решили, что я пока поживу с ними, в школу меня будет провожать и охраняет Борька, а я сама остаюсь пока дома…

— И никаких танцев и улиц! — строго говорила мне мать. — Ничего, это даже хорошо, что ты будешь дома: займемся с тобой языком, а то ты, как я заметила, поплыла с оценками и расслабилась с бабой, а нам ведь, летом уже поступать! Ты же ведь думаешь, поступать на иняз?

Не знаю, как на иняз, а вот как мне дальше поступать я вовсе не знала. С одной стороны я возвратилась, а с другой.…Уж очень я сомневалась, что Виталий и Борька меня защитят. Вот, если бы с нами был папка! Почему-то так о нем думала что он за меня свою родную кровиночку пойдет не только против какого-то Кэша а и против всей — Буржуевки!

На вопрос матери о подачи в милицию заявления, Виталий четко отреагировал, сказал, что это пустая затея, и они сами с Борькой справятся, если им придется. А что придется и как, я так и не могла понять и все терялась в догадках, а как?

Не очень-то я верила Витальке, тем более, его Борьке!

Мне бы тогда уйти от всех, убежать, как это сделал отец, а я не решилась, побоялась тогда, думала, что я тихонько в доме у матери отсижусь, школу окончу, а там уже в институт. А не тут-то было!

Не ходите туда девочки, и не пытайтесь в белом платье отсидеться и не испачкаться, если по вашей жизненной колее, вся дорога негодяями в … перемазана! Потому как, уж если вокруг тебя навалено, словно коровьи лепешки, то ты сама обязательно когда-нибудь в это, повторно вляпаешься!

Вот вам и ключик к моей тайне.

Не усидела

— В…ж…з! — взвизгнули, колеса БМВ на повороте и следом я, вылетаю из машин!

Вылетаю и сразу же всем весом своего растерзанного тела, сначала падаю на колени, перекатываюсь, а потом уже, до остановки дыхания, припечатываюсь к асфальту …

— Хрясь! — что-то с силой во мне надламывается, но я, с дикими, перепуганными до смерти глазами, с сумасшедшими ударами заячьего сердца, вскакиваю и.…Как я удрала от него тогда, до сих пор не понимаю?

И в самом-то деле, люди говорят, что от страха человек способен на невероятные вещи. Видимо, и у меня тогда что-то такое же случилось, потому как, на следующий день, я на то же место пришла и все искала сережку, которую, как я считала, что именно в этом месте, при своем падении потеряла. Я тогда еще удивилась высоте забора, через который я тогда со страха перемахнула и тем себя обезопасила.…Подошла, руку подняла, а до верха забора так и не достала! Во, какие дела! Ну, а что до этого было? — спросите вы.

— Почему это ты в машине оказалась какой-то, да еще с ним? Как вообще такое возможно? Ты что, дура, и не понимала, что значит с пьяным парнем куда-то разъезжать на машине? Как ты вообще туда к ним попала и зачем ты к ним полезла?

Вот такие вопросы мне, на следующий день, после моего возвращения к ней домой, я выслушивала от своей матери! И, заметьте, с ее стороны ко мне, ни сочувствия, ни переживания.… Потому я так и посчитала, что я матери своей ни о чем больше рассказывать не буду! И что, это тоже неправильно? А тогда, по вашему, правильно, мне такое высказывать и у своей дочери, перепуганной насмерть, выспрашивать? И если бы только выспрашивать, а то и укорять, унижать, и чуть ли не оскорблять, за то, что ее, чуть было, в Буржуевке, не изнасиловали!

А в чем я тогда виновата была? В чем? В том, что я, как хорошая и добрая, правильно воспитанная девочка собиралась ему показать дорогу? В этом я виновата и за это меня мать должна унижать и ругать? Так это разве же, правильно?!

А кому мне еще можно было об этом позоре своем рассказать, как не матери?

И когда она меня, вместо того чтобы сопереживать, взяла и просто, как девочку маленькую, стала ругать и отчитывать, то я…. Вот потому и молчала потом уже и всегда…

А молчать уже, видимо, было больше нельзя!

Я ведь, как тогда думала, что вот я какая умная, от себя отвадила такого опасного парня…

Да не просто, а еще и его воспитала! За это он мне, помните, палец вверх показал, Телочкой назвал, что, мол, я классная!

Я так и считала тогда, что я, чуть ли не суперзвезда! Как говорится, я и от бабушки и от волка серого, как тот колобок… Ага, колобок! А сказки-то надо читать до конца! И вот меня вскоре, как того колобка!

Недели полторы я, конечно же, после того случая все боялась не только из дома, но и прислушивалась к каждому звуку проезжающей мимо машины.… Во, как я напугалась тогда! Напугалась, но все-таки выкрутилась! Я так и думала, что ни Кешу, и никому другому со мной не справиться, потому что я.…И опять я начинала себя вспоминать и нахваливать.…Вот я, какая умная!

А надо было уже тогда подумать, как следует и понять, что если ты раз выскочила из лап, то во второй раз — навряд ли?!

Потихонечку стала успокаиваться и даже уже стала спокойно спать.…И однажды…

Ну и откуда же мне было знать, что я, засела в голове у проигравшего сватку мне, того бизнес, подлого Кеша, как ржавый гвоздь, и вовсе не мена, а сволочи, на БэЭмВэ!

И пока я приходила в себя, он начал действовать!

И первое, с чего он начал, он стал обо мне все узнавать.… А где, можно в деревне все разузнать? Правильно — в магазине!

И вот уже, перед нашим магазином тормозит его БМВ, и он…

— Девочки, всем привет!

— Привет, привет, коли не шутите… — пробует с ним заговорить наша Нинка из магазина. А остальные, кто стоял в очереди, молчат, и только недоверчиво слушают.

— А что, у вас все такие в деревни девчонки красивые и женщины? — не унимается льстец.

— Все.… А у вас в городе, что же, нет красивых? — начинает умничать и заигрывать с ним Нинка.

— Ну, что вы! У вас, между прочим, все девочки — прелесть!

— Прямо так и все? Что, кто-то понравился или вы обо всех вообще? — он молчит, а Нинку уже разбирает.

— А вы отсюда или проездом?

— Да отсюда, — начинает с наигранной радостью, — вот дом заканчиваю и буду тут с вами жить рядом, а хозяйки в доме нет! И Федор Петрович, — а это наш председатель поссовета, — тоже советует жену себе выбирать из местных красавиц. А вы, случаем, не замужем? Что вы делаете после работы?

И визитку ей свою на прилавке оставляет…Мол, кто желает в хозяйки, то пусть звонит, а то и приезжает!

— Дом покажу, стол накрою.…А поначалу, прошу пожаловать мне в помощницы…Я человек городской, а курочек или коровку завел бы. Так вот мне такую хозяйку надо, чтобы из местных была и все по дому могла и птицу, и теленочка… — разливался соловьем проходимец. — Вот, кто пожелает, тот пускай найдет меня. Ждать буду!

— А приеду в следующий раз, дня через три, так вы мне уже подскажите, кто тут из красавиц и ростом и статью вышла и чтобы у нее… — и так нагло, руки согнул в локтях, и показал на себе, приложив их кистями к груди, как эти самые, у нее болтались бы….

И так всех заинтриговал, что, когда он уехал, то все бабы: шу-шу-шу…и нашу Нинку давай подначивать! Вскоре слух о женихе разлетелся по всей деревне…

Когда, мать за ужином рассказывала деревенские новости, я не придала этому никакого значения, подумаешь, мало ли, что бабы в деревне наговорят? И даже еще усмехнулась, когда она Виталику своему показала жест тот с руками у груди.… Надо же, подумала, взрослая женщина, а такая дурная! Ей что, нечего ему показать, и ей что ли, своей груди мало?

А Нинка уже начала проводить целую компанию в его пользу. Видимо, он успел ей что-то пообещать, а может и денег сунул? Так что, когда я в магазин зашла за покупками, то все только и обсуждали тему про новоявленного бизнесмена, который, якобы, собирался брать замуж девку в свою Буржуевку из нашей деревни. … У меня, конечно же, мелькнула такая подозрительная мысль, насчет него, но как-то быстро о ней и забыла…

А Нинка к его приезду уже фотографии приготовила и на фото за восьмой класс, ее дочка со мной училась, она свою доченьку уже и в рамочку…Мол, чего там искать, вот она! Чем, не невеста, для буржуиновского женишка?

А он, когда приехал, как глянул на фото класса, то тут же все и узнал: кто я, да, как фамилия.…Осталось, ему только еще два шажка в моем направлении предпринять и как он считал, что я уже точно, у него в руках! Он уже все разузнал, а я-то, ничего об этом не знала!

Ну, проехала машина, похожая на его, по улице и мимо дома, так что с того? И что, мне при каждой проезжающей мимо дома машине надо в подвал убегать и прятаться там! Ага, как бы, не так!

Мало того, я еще и на танцы собралась в клуб. Мать даже удивилась, так как я, особенно в последнее время, после того покушения на мое изнасилование, старалась никуда и, тем более, одна, вечером не ходить…

Другая бы мать не отпустила бы дочь от себя ни на шаг, а моя? Я как переехала, то сразу же заметила, что она сторониться стала меня. Видимо, я так подросла.… А может, не хотела под одной крышей, с ним любовью заниматься, пока я лежала у них за стеной? И она решила с ним, мужчиной своим, остаться наедине, пока я была на танцах? Я тогда так и не разобралась. А зря!

Разоделась, плащик матери одела, туфельки и.…И вот же? Ну, хоть бы какой нерв, или мускул дрогнул? Какой там? Наоборот, понеслась и чуть ли не бегом на свою погибель… Спасибо, что и на этот раз, счастливо, со мной обошлось! Но в этом я сама, приняла ярое участие! И когда я, натанцевавшись на радостях, вышла из туалета, а он у нас в клубе, во дворе, то…

— Телочка! — слышу в темноте его голос… — Иди ко мне, моя красивая …Я уже все, как ты говорила.…И денежки приготовил и сауну, так что, идем уже к машине, заждался я…

— Никуда я не пойду, а силой начнешь, я стану кричать …

— Что так? По моему, ты сама мне условия такие поставила, мол, я девочка фирмовая и стою я… Да и сколько у тебя и почем? — как только такое сказал, то у меня затеплилась слабая надежда.…Думаю, начну торговаться, а там, как в прошлый раз…

— Только вот, что еще, я товар должен увидеть, пощупать, так сказать, оценить качество, а иначе я никаких денег платить не собираюсь…

— А ты чем-то торгуешь? — спрашиваю, стараясь затянуть время, потому как слышу, что уже ансамбль наш, начинает вторую мелодию играть. А у нас так принято было, сразу два танца танцевать парами, а потом уже меняться в парах, потому я знала, что обязательно кто-то из девчонок выскочит и захочется им в туалет.…Ну, а насчет мальчишек, даже и не мечтала, вечно они куда-то не туда ходили, нет, чтобы, хоть один порядочный среди них оказался бы.…Хоть, на это была слабая надежда, но я так рассчитывала на удачное совпадение и случай…

Кстати, случай такой, с таким порядочным парнем, мне как-то рассказала одна моя подруга, от заезжего парня с Севера, с кем она проматывала его денежки.

Так вот, собрались на новый год несколько рабочих прииска, в одном балке, да перед этим геологов пригласили, потому что хоть и страшненькие, но в их партии работали две девушки. Так вот, те геологи, накануне выпили с ними «Сияние Севера», спирт питьевой, что по карточкам отпускался тогда и говорят, радушным хозяевам. Что, мол, для вас мы можем доброго сделать? Само собой, девочек наших берем и к вам придем на Новый год, так что…

— Что, что, надо в таком случаи? Ах, ваш сортир, не для девочек? Вид не опрятный и вам хотелось бы к их приезду новый обустроить. Так, в чем же тогда, дело? Взрывчатка у нас с собой, всегда ее возим, и мы сейчас для вашего нового зимнего дворца, ямку небольшую и аккуратную, зараз и в два счета.…Показывайте, где вы хотите, чтобы мы вам ямку подготовили?

А геологи они, что в Африке, что на Севере, шутники! И на радостях, а может, шутки ради, да такой им котлован подорвали… Что, потом им пришлось новый туалет на балках ставить, на весу, над глубокой ямой. А почему над ямой и почему взрывчаткой? Да потому, что вечная мерзлота и чтобы, хоть вершок земли, то только взрывчаткой, и делаю ямки всякие и для туалетов тоже, но аккуратные и небольшие. А тут удружили, хохмили геологи, а может, то от Северного сияния? О дело свое сделали!

В разгар веселья, а веселье удалось, потому что и девочки, и выпить что, да и закусить, все было под рукою. Так вот наш герой вырядился: белая рубашка, брюки, от костюма итальянского, туфельки. …И надо же ему было, свою интеллигентность проявить! И не как все, и за угол, а он решил, вопреки всем, как культурный человек, тем более, после таких заумных разговоров с девочками. И вот, выскочил, да и скатился к туалету, да в туфлях не удержался и сходу, да в дырку туалета, никем еще и как следует, не загаженную…

Провалился, но повис на локтях! Висит, ногами сучит, а до краев ямы достать не может! Геологи-то постарались накануне, потому туалетная кабинка висит над ямой, на балках, до края не достать никак! А на улице, минус пятьдесят! Думал, что так, бюстом торчащим, и останется, им на память в заледенелом виде, торсом из дырки, торчащим.… Сначала звал на помощь, а потом так замерз, да так, что и губы уже не разжать.…На его радость, еще одни интеллигент, но теперь уже, из геологов, это он так подумал, вышел и не за угол, а как все приличные люди. … А когда различил фигурку в просвете, то чуть в яму не рухнул… темно, но он понял, что, то уже, к нему и на голову, сейчас такое из нее шампанское польется….

Одним словом, на Новый год и обморозился, и чуть от страха, да от холода, штаны свои фирмовые, от итальянского костюма, чуть не испортил.… А вот, разговоров уже потом было! А ему не до смеха! Обморозил руки и бока, да чуть, не стал, для девочек из геологической партии, ледяным памятником… Памятником не стал, но та геологичка к нему не раз потом, и все носила ему передачи, да приносила свои извинения за горячие струйки шампанского…

А так как геологов у меня никаких не предвиделось, то и рассчитывать мне не на что было, потому я решила схитрить и как-то, хоть этим, выиграть время.

— Так, чем же ты торгуешь? — спрашиваю.

— А всем!

— Как это, всем?

— А ничего, ты, в бизнесе не понимаешь! Бизнес, это не товар, бизнес это занятие. Где выгода, с тем и работаешь! Вот я, например, такую партию водки задвинул, что теперь у меня и на тебя появились денежки. … Так, что…

— А как же, дети, жена? — пробую сбить его с настроения.

— А, ничего, я тебе говорю, ты не понимаешь в бизнесе! Что выгодно, тем и занимаешься!

— И что, я, по — твоему, твоя выгода? В чем? По — моему…

— Выгода, да еще какая!

— Интересно, какая же?

— Так, идем уже, Телочка, в машину, я там товар проверю и на деньги поменяю…Должен же я товар почувствовать и понять!

И как не упираюсь, как не тяну время, а он меня и все — таки, заталкивает в машину.…Перед этим я его и лягнула, и поцарапала, но разве, же я, с таким боровом справлюсь одна? Пробовала кричать, так он мне, как двинул под дыхало…

Мотор взревел, и пока я одной рукой с ним сражалась, а второй за живот держалась, он меня уже и облапил, и платье, юбку на мне…Хорошо, подумала тогда еще, что мамин плащ на вешалке в клубе оставила…

Машина рванула и он, одной рукой у руля, а второй, за товар.… Озверел прямо и стал сокрушать…Ничего другого, кроме как, выпрыгнуть на ходу, на повороте, я не смогла придумать! Ведь, если бы, еще одна минута, то я бы.… А так!

Вылетела из машины, побилась вся, но откуда и силы взялись, и как я сама, да через такой забор, да еще в туфлях…Фантастика!

Домой не пошла, а сразу же, снова к бабе. Так, как увидела меня и как запричитала! Хорошо, что это была суббота, так я еще день пролежала в постели.… А потом, все в брюках ходила, да свою сережку искала, и во все стороны оглядывалась, да от каждой машины, в сторону и чуть ли не под забор валилась…

Поняла я, что за беда на меня навалилась… Бабе, конечно же, все рассказала.… И, видимо, я так переживала, что у меня, в понедельник, температура поднялась, и я, расклеилась окончательно. Бабуля металась и даже не знала, как мне помочь? Понимала, что та болезнь у меня не телесная, а душевная. Видимо, что-то во мне такое сидело обреченное, что на меня уже дважды покушались. А, мать, как же?

Мать, на другой день не приходила, а только на следующий и под вечер заявилась. И то, потому, что ей плащ понадобился. И тут ей баба!

Что она ей только, насчет меня, не говорила? И так на нее кричала и так ее унижала, что та не выстояла, и убежала.…А через два дня, папка мой, пожаловал!

Слава богу! У меня, хоть какая-то надежда на защиту, в этой жизни появилась. Папка меня в обиду некому! Слышите, вы, насильники, из Буржуевки?

Какие из этого, я для себя сделала выводы?

Поняла, что я настолько стала привлекательной, что на меня уже, даже покушаются, причем, уже дважды! И каждый раз с одними и теми же намерениями. И что же им от меня было надо, кроме моего тела, что им еще хотелось?

Поняла, что от крутых мне пощады не будет! Не удалось сегодня, вчера, тогда они, под любым предлогом, так и будут наскакивать на меня как кобеля на сучку, пока не ….. окончательно.

Причем, я вижу, что мать, нее собирается с кем-то особенно, за меня воевать! Интересно, а почему так? От обиды, наверное, мне показалось, что она бы на моем месте, да с ними бы, да еще с радостью! Нет, точно! А почему так?

Что она, за этими, их попытками меня изнасилования усматривает? Неужели же, поощряет? А может, смирилась? Сама всю жизнь…

Постой! Что-то есть в этом моем наблюдении от того, чего я о ней не знала, о чем знали только она и баба! Недаром, как только ее находила баба, в очередном загуле, так мать, тут же, прилетала назад! Что о ней такого знала баба? Неужели же, что моя мать именно такая?

И никак не могла эти мысли прогнать! Моя мать и она же …. От таких рассуждений я даже вспотела.

Вспомнила, как она не стеснялась меня и нарочно кричала, занимаясь любовью. Ну и для чего, так все это демонстративно устраивала? Неужели же для того чтобы мне доказать, что с разрывом с моим папкой у нее еще лучше, чем с законным супругом? Это она хотела мне доказать? А может, что она все еще так хороша, что готова вскружить голову молодым мужчинам? Да и сколько же их у нее было? Интересно, а сколько же еще будет? Так, сначала отец, потом Колька, а сколько еще?

Да и что это у нее за особые отношения, о которых шепталась деревня, да в школе, осторожно оглядываясь, перешептывались учителя, а мои одноклассницы, как-то странно на меня поглядывали? Что у нее с этой директрисой школы? Неужели она решила…Нет! Такого она не может и зачем это ей? Неужели же ей, не хватает мужчин?

Господи, что я только о ней думаю?! Почему? Я, что же, ревную и почему я такое о ней придумываю? Почему не думаю, как ее дочь, как все другие, у которых мама, как мама и которые, не выгоняют своих дочерей из дома, чтобы в свое удовольствие со своими любовниками голыми возлежать, да орать на весь дом! И которые, не ругают и не унижают своих дочерей, на которых чужие кобели пытаются налезть, да изнасиловать? А сами, за своих дочерей готовы загрызть всех зубами, этих похотливых, которые мне уже успели отравить всю мою девичью жизнь! Да и сама она, своим бесстыдным и вызывающим поведением меня развратила, запутала в пониманиях, отравила сомнениями непорочную, молодую еще девочку.

Лежала и плакала, оттого, что поняла окончательно, что я только что, потеряла свою мать! Мать, которая не переживает за дочь, эта не мать, а точно ведь, ..…., самая настоящая!

Вот и отомстила?!

Я целыми днями только и придумывала планы отмщения. В своих фантазиях я была смелая и неумолимая мстительница, а вот когда доходило до дела, то я тушевалась и все откладывала.… Не могла простить принуждения, но и себя не могла заставить — кому-то сделать больно и гадость. К тому же, я никак не могла, хотя бы мысленно подобрать исполнителя задуманных мною планов мщения.

Сначала я думала, что все сделаю сама, но потом усомнилась, что я с таким боровом справлюсь. Потом я подумала, что смогу уговорить кого-то из окружающих меня мужчин. Стала перебирать и с сожалением обнаружила, что они вовсе не таковы.

Во — первых, мой папка не подходил потому, что с ними работал, снабжал их стройки, да и кто из них станет потом, с ним иметь дело, если он станет жечь или взрывать им дома? Так я мечтала тогда! Да и как только об этом узнают, то он тут же свою работу у них потеряет. Потому папка не подходит!

А может быть, им станет Виталька? А что, очень даже может быть! Вспомнила, какие у него были злые глаза, когда я им с матерью о происшествии со мной рассказывала. А что, очень даже подходит! Только вот станет ли он за меня стеной, как мой папка? Нет, подумала, он мне кажется каким-то ненадежным. Он, то с женой, то с мамкой, а то еще с кем-то? Нет, не подходит!

Тогда остается Борька? О, тот сможет, но только при одном непременном условии, как я поняла, а это, по сути, то же изнасилование меня, но уже Борькой! К тому же, я вскоре узнала, что Борька уже зачастил — в Буржуевку! Наслышана была о том, что он туда ходит к какой-то женщине. Интересно, что у него там, неужели роман с взрослой женщиной?

К тому же, Борька только пару дней провожал меня в школу, а потом я снова стала ходить сама.

Примерно, дней через десять, после моего выпадения из БМВ у меня начинается продолжения…

Как-то, подходит ко мне на переменке Борька и сует в руку небольшую и легкую коробочку, аккуратно обернутую в подарочную цветную бумагу.

— Это тебе велели передать!

— Что это, от кого?

— Бери, бери, кому говорят!

Ну, я, не думая и взяла. А может, какая-то ошибка? Потому и не решаясь ее сразу же открыть, сижу на уроке, а самой так и хочется, так и колется… Интересно, а что там? Потрогала, а она легенькая и внутри что-то слегка перемещается. Не утерпела и под столом, на подоле юбки раскрыла обертку, крышечку отвела.… Ой, мамочки!

На подол выпадает бумажка, свернутая в трубочку, перегнутую пополам, а на ней колечко надето, да такое миленькое! Не удержалась и тут же его надела на безымянный пальчик! И как хорошо оно смотрится! Наверное, подумала, это от папки. Развернула трубочку и читаю…

«Телочка! Я прямо запал на тебя! Прими от меня подарочек и больше не ….. (матюг, мол, не выпендривайся). Я занят, но скоро увидимся. Твой Кэш».

Я чуть не вскочила посреди урока и еле до перерыва дотерпела. Подлетела к Борьке и сую ему, возвращаю коробочку.

— Отдай ему! И больше уже ничего не бери, скажи, что мне от него ничего не надо! Нет, постой! Просто, молча, возьми и отдай. Ты понял?

— Да понял я, понял, ну, что ты кричишь?

Потом целый день нахожусь в смятении. Это надо же? Мне коробочку, да еще с матюгом! Хоть бы извинился, а то, выискался барин и уже мне, как своей.…Да, своей… Что-то я никак не могу найти для себя определения? Так кто же я тогда? Да и в самом-то деле, кто? И почему это он мне, сует подарочек?

Надо честно признаться, что мне еще никто и никогда, и до сих пор, не дарил такие красивые подарки, тем более, я их никогда не получала от мужчин!

Интересно, а почему это он так, неужели, он что-то такое во мне увидел, что решил, что у него со мной будут еще отношения, раз мне дарит такие подарки! И насколько я знаю, только красивым женщинам незнакомые мужчины дарят подарки! Я что же, получается, красивая? И он во мне это увидел? Увидел и рассмотрел во мне женщину?

Признаюсь, что к тем происшествиям у меня выработались двойственное отношения.

С одной стороны, безусловно, это насилие и надругательство надо мной, раз через силу, через мое не желание, да и как же тогда можно было назвать, что он со мной в своем доме проделывал? А с другой?

И должна сразу сказать, что я долгое время находилась под ощущениями своего бессильного унижения. И это меня больше всего обижало.

Первые ночи я по несколько раз просыпалась от неприятных сновидений. То он так пристает, то вот так, то лезет туда, то сюда, а я, во сне, была какая-то заторможенная и никак не могла дать ему отпор, потому просыпалась и злилась на себя. На себя и, конечно же, на него… У, противная рожа! И так несколько ночей подряд. При этом я никаких подробностей не вспоминаю, просто кипит во мне обида и все тут! А потом, постепенно и уже по — иному воспринимается все…

Вот так же, проснулась посреди ночи, но уже от того, что мне так приятно было во сне от его приставаний ко мне! Впервые я таким увидала его во сне: неуемным и приставучим, который во мне, о чем привиделось мне, что-то растягивал, раскрывал и откровенно мои интимные места, рассматривал…

И тогда я неожиданно, для самой себя: а ведь, он первый разглядел и почувствовал во мне женщину! А иначе, зачем бы тогда он полез на меня!

И от этой догадки я встрепенулась и разволновалась, да так, что вспоминая подробности его действий, так и не спала уже до самого утра.

Утром мама все старалась меня расспросить о моем настроении, видимо, почувствовала, что во мне происходят какие-то изменения…

И действительно, я весь следующий день только об этом открытии и думала.

Вспомнила, как он неожиданно и такое во мне открыл своими грубыми действиями, что я поначалу, даже себе не признавалась, что все это мне так понравилось! Да, нравилось!

Нравилось, как он изминал мою грудь, как ее сминал, наверх задирал и тут же крепко сжимал, растягивая мягкие, мои нежные ткани. От того у меня сбивалось дыхание, мутилось сознание.… И если бы, не мое, но правильное, тогда, мое воспитание?…

Нет, он определенно что-то такое запретное открыл во мне и я это, еще тогда, лежа под ним, так хорошо почувствовала!

Ощутила, как следом, за его грубыми и сильными руками, вместе с последующей сжимающей или тянущей болью, в меня въедается такая волнительная боль и тяжесть! И как, от той боли у меня все сильнее, как будто бы бетонная тяжесть вливается и, застревая, твердеет между моими ногами. И как с непривычки, волнуясь, я все это отмечаю, что в меня с этой болью от него проникает …

Ведь, я до этого, сама и слегка своей грудью игралась, трогала, гладила и даже тянула соски! И это мне так нравилось! А тут, и грубо и чужими руками, да так, что у меня, временами, просто отключалось сознание! О, если бы не мое воспитание?!…

А что он проделывал с моими сосками? Я до сих пор, без дрожи не вспоминаю. И боль, и какая-то тянущая, все из меня высасывающая, горячая тяжесть.…А потом, он так ловко своими руками ее приподнял и крепко обжал, сразу же двумя руками, образуя из непомерно растянутых тканей, краснеющий и немеющий купол с маковкой посередине! От того грудь затяжелела и онемела, а мой сосок, эта маковка, так растянулась, что я вдруг ощутила, как у меня между ног становится влажно и мокро, когда он стал его лизать и слегка покусывать. Да так все у него получалось страстно и властно!

Ох! Даже сейчас, до сих пор, не могу успокоиться. Это надо же, как я тогда сдержаться сама, смогла удержать его, да еще и уговорила, и от себя отвела!

И не все, как бы с умом было у меня, а еще, связано было с тем, что я, лежа под ним, одновременно, боялась и наслаждалась его действиями.… Да, вот это воспоминания! А ведь, есть что вспомнить и это так хочется повторить! С такими мыслями, я опять, получаю от него очередной подарок. И как я не сопротивлялась, а Борька, все же, мне без разрешения его засунул в портфель! Начался урок, я полезла за тетрадью.…И надо сказать, что это мне, как испытание! Борюсь с искушением.… Но, видно, во мне, с его руками, уже проникали запретные желания.…Но на этот раз не решилась в классе, отпросилась выйти на минуточку…

В туалете, в зеркало на себя глянула и увидела, какая я заведенная! Лицо красное, глаза горят! Эх, не могу больше ждать!

Трясущимися пальцами, не осторожно разрывая обертку и торопясь, открываю коробочку.… Из нее выскальзывают сережки! Да такие красивые, прелесть! И я, вот же какая я стала свинья, руку к ушку, головкой верчу и страшно волнуясь, смотрю на свое отражение, с приставленными к ушкам, сережками. А там я вижу, как все это мне так подходит и подвеска тонкой работы и красивые, аккуратные камушки, прямо под цвет моих глаз. Это надо же! Записка, разворачиваю и читаю:

«Телочка! Баба с ювелирки сказала, что с такими, как у тебя глазами, надо именно эти камешки. Прими от меня сережки, одевай и носи. Я уже скоро освобожусь, а пока что, занят. Бизнес попер и теперь у нас бабок!!! Твой Кэш».

Какие еще бабки? Ах, да! И что это он, насчет того, что эти бабки теперь у НАС. У него? А причем же здесь я? Нет! Надо немедленно все отдавать! Хотя и жалко.…Да, а ведь он угадал, с этими камушками! Нет, я не смогу вот так сразу, потому, еще раз посмотрю, как они на меня? А?

Любуясь собой, кручу головой перед зеркалом и тут я все поняла. А ведь он, не только груди во мне увидел, а еще и мои глаза! Увидел и их запомнил! Вот это да!

И оттого я, впервые, вспомнила его лицо с благодарностью: немного простое, но мужское, грубыми чертами, но мужественное, а еще — этот, его лысый череп вспомнила! Это надо же? Ему еще нет и тридцати, наверное, а он уже лысый, как бабья коленка! Но зато он самостоятельный и денег зарабатывает много, раз машина его БМВ, да и дом строит.…И почему-то у меня такая подленькая рождается мысль. …А что, если я и он, и мы поженимся?

Да ты что! Дура! А ну-ка, немедленно все назад и ему отдать!

После урока я Борьке.

— Забери! Я сказала, чтобы ты мне больше уже ничего от него не передавал! А ты! Мало того, что приносишь, так еще и запихиваешь втихаря! На, забери и верни! А ему так и скажи, что я, от каких-то там, крутых на БМВ, ничего не беру. Ни брала, не беру и не никогда не буду!

— Ну, что ты стоишь? Бери и отнеси! Все! И больше уже ничего! Иди, давай, уже в свою Буржуевку…Ты бы, лучше, меня со своей девушкой познакомил. А то все шепчут, а я не верю, думаю, что ты нормальную себе девушку выбрал. Покажешь ее?

— Вот еще! Да, ладно тебе! Хорошо, я ему отдаю, а вот, что сказать…

— А знаешь, ты ему ничего не говори. Отдай и все! Он мне со своими подарками и даром не нужен!

Сказала так и, повернувшись, пошла, прекрасно понимая, что Борька сейчас стоит и смотрит мне вслед, разглядывает сзади так, как раздевает меня…

Потом конфуз!

Шла к магазину и увидела Борьку, который, со своей девушкой, наверное, стоял и беззаботно болтал. Я на нее все свое внимание.

Ну, и какая же она старуха, ведь, ей лет двадцать пять, наверное? А она ничего и одета модно и хорошо! И я, стараясь ее хорошенечко рассмотреть, замедляя шаг, так и иду ненароком прямо на них. Она стояла ко мне в пол оборота, и я неожиданно увидала у нее на ногах чулки. У нее они так открыто, просто неприлично высоко, обнажая верхушки, из-под коротенькой юбки неприлично торчали кружевные борта укороченных чулок. Причем, чем ближе я подхожу, тем все меньше понимаю, как это у нее так? Она что же, поверх колготок еще и короткие натянула чулки, раз они так обозначились у нее на ноге? И теперь уже, замедляя шаг, собираясь ей подсказать, насчет таких задранных у нее чулок.… Но тут поняла, что это у нее такие модные колготки с отображением чулок. Невольно замедляя шаг, стала их разглядывать, да так, что совсем остановилась с ней рядом. Она курит, а потом, поворачивает ко мне лицо и. …Все что угодно! Все, но только, не это!!!

И я, переводя взгляд, на счастливое лицо Борьки, кричу, от охватившего меня возмущения и гнева …

— Да как ты можешь? Это же хамство, самое настоящее!

Она оборачивается, подносит руку с сигаретой к лицу, и я вижу! Да, да, да! Я все отчетливо вижу! А она на меня, не поняв, и не разобрав, от чего я кричу.

— Ну, ты, деревенщина! Закрой рот, чего ты орешь, как порося недорезанная? Проваливай, давай! Пошла прочь!

Я такого не ожидала и тут же круто, развернувшись, отошла, нет, побежала за угол магазина, при этом услышала мне в спину ее комментарии, насчет того, что я: сиськи свои выставила и пру ими, как на буфет, толстож… деревенщина!

Заскочила за угол и от осознания, что меня так унизили, и он и она, я не удержалась и разревелась, приседая у самой стены, не в силах пережить того, что только что со мной произошло. Пережить не смогла, как подобает настоящим женщинам: гордо и не теряя своего достоинства, все перенести, стоя рядом с ними на своих ногах.

Так что же я не смогла пережить, спросите вы? Что такое у нее увидала?

Сначала я, на ней увидела свои сережки, что блеснули на солнце, такими прекрасными и специально подобранными под мои глаза, камушками, а потом и кольцо, что заметила у нее на руке, сразу же, как только она повернула свое лицо с сигаретой, между своими пальцами…

Примчалась домой вся зареванная и хорошо, что дома некого не было, потому, как я, просидела целый вечер одна смертельно расстроенная предательством его, нашего Борьки! И все время у меня звучало в ушах: ну это же хамство! Хамство, необыкновенное!

Но на этом конфуз не исчерпывается и вскоре, со мной происходит самая настоящая трагическая развязка!

На второй день, возле дома и прямо передо мной, лихо тормозит его БМВ!

— Телочка, привет! — вижу его улыбающееся и открытое лицо. — Ты чего так испугалась? Меня? Так я же…, сама знаешь, как я тебя.… А ну-ка, руку мне дай, хотя бы ее пожать. Так! А почему ты без моего кольца? А сережки, почему? Что, что? Ты что, снова решила меня развести?!!!

Я стою перед ним и, холодея от ужаса своего положения, что-то пытаюсь ему объяснить, пытаясь сказать, но все сумбурно получается, в свое оправдание. И все это из меня тихо, себе под нос, говорю ему, мол:

— Я же, возвратила все твои подарки…

— Знаешь, Телочка, что-то я ничего не пойму? То ты берешь от меня подарки, то ты, как ты утверждаешь, ты их мне возвращаешь.…Ну и где же тогда они?

Я стою перед ним, как последняя двоечница на выпускном экзамене. Стою, голову неповинную склонила и теперь уже не могу говорить, и молчу! А про себя думаю: ну и что я ему скажу? А поверит ли?

К тому же, как я сразу же поняла, как страшно меня подставил Борька!!! Ведь, если мне Кэш дарил подарки, и они не возвращались, то это означало.… Да и что же это тогда означает?

— А ну, садись! Садись в машину и давай уже мне, с самого начала рассказывай! Итак, я передал тебе колечко и ты…

И я ему с такой благодарностью, сажусь, оборачиваюсь, сбивчиво и захлебываясь, перескакивая с одного на другое, начинаю лепетать, оправдываясь! Нет, правда! А когда он меня выслушал, то какое-то время сидел и молча, смотрел прямо перед собой. И о чем же ты думал, мой Кэш? Он что, все еще мне не верил?

Потом, он, наконец-то, ко мне оборачивается:

— Так, и как же я, после всего, что ты рассказала мне, могу, такой доверчивой бабе оставить все свои бабки? Ты хоть понимаешь, дуреха, как ты меня лажанула жестоко?

Мы сидим и молчим, а потом он угрожающе снова начинает:

Так… — тянет, — меня еще никто так на бабки не подставлял! А если меня подставляют на бабки, то я никому спуску не даю!

Сказал зло и так посмотрел на меня, что я снова увидела его таким, с неприятным и жестким лицом! Все, поняла, теперь мне конец!

Мотор взревел, и я привычно дернулась к выходу…

— Куда ты? Сиди! Куда надо, туда и поеду! Я все решаю сам! Запомни, у кого бабки, тот и решает! Понятно?

Потом машина свернула с шоссе, и я, с замиранием, узнаю дорогу к озеру, мы едим на Круглик. Неужели же, он решил меня.… Ой, мама!!!

Машина несколько раз с силой подпрыгнула на буграх и рытвинах, а потом замерла. Все! Нетрудно теперь догадаться, чем для меня вся эта катавасия закончится, подумала я.

Теперь, он выключает мотор, поворачиваясь и ухмыляясь, говорит…

— Раз ты такая глупая баба и до тебя не доходит через голову, то теперь дойдет через. …А ну, вылезай!

— Не надо, Кэш! Ну, я прошу тебя!!! — но мне его уже не остановить…

Он затащил меня за машину, и я пока что, ничего не понимаю, потому как он с силой заставляет меня встать перед ним на колени! Он что же решил, что я на коленях должна перед ним стоять и просить у него прощение? Так я тогда легкомысленно подумала…

Удерживая меня за волосы, начинает свободной рукой расстегивать свои брюки…Я, все так же ничего не понимаю, и уже собираюсь его просить, меня ремнем не наказывать, как он:

— Так ты говоришь, что ты еще целая баба? И что мне, взять и ц…. твою порвать? Что ты так на меня смотришь? Раз бабки мои погубила, то теперь отдавай мне натурой…

Я в ужасе!!! А он, ухмыляется и опять:

— Говорят, что ты владеешь французским языком? — спрашивает, задирает кверху мое лицо, оттягивая голову за волосы.

— Вот и докажи мне, чем это отличается французский язык, от языка простых русских баб!

Я с ужасом вижу, как он начинает по ногам стягивать и стряхивать вниз брюки и следом трусы!!! А…а….а!!! Тихо скулю, наконец-то понимая, что он от меня хочет получить за свои проклятые бабки!

— А теперь давай, становись на колени ко мне поближе. … Да не сс… ты! Я сказал тебе, что не буду тебя …., так ты мне за это сама отслужи, отсос…. И давай уже, пошепчи мне на французском своем языке, а я послушаю, что ты видишь во мне и что чувствуешь? Ну, же?

Я слушаю? Ну, что ты молчишь? А то я передумаю и матку твою на изнанку, как возьму и на……выверну! Давай, не молчи, говори сука, квакай мне на французском своем языке! Ну и?!!!

— Je vois qu'il est grand… Il est si semblable à son monsieur, avec la même, comme chez lui, chauve, la grosse tête… — шепчу ему, как молитву…

«Я вижу, какой он большой… Он так похож, на своего месье, с такой же, как у него, лысой, большой головой…»

— Так, так, монсеньер, гранд… Хорошо! Что еще?

— Mais lui, comme un chiffon dépasse et se bloque…Et ne va pas du tout… — теперь, с некоторой надеждой и радостью…

«Но он, как тряпка болтается и висит… И вовсе не собирается…»

— Так хватит! А теперь давай, сука! Ты меня уже так завела своим кваканьем.… Как, как? На колени, я тебе говорю! И хватит мне слезки пускать! А ну, живо, давай! Ну, б…., я кому говорю? Ничего с тобой не случиться, попробуешь и понравиться…

— Ну? Я долго еще буду ждать? А ну, живо! Встала на колени ближе, голову, голову ко мне, ближе, еще, еще! Ну же, бери! А то я, сейчас сам, как возьмусь за тебя! Ну и бабы, ничего не умеют!

— Ну вот, так, хорошо, еще, давай еще…, я кому говорю? Ах ты, французская б…..! Давай, давай!!!

Ну, что вам, сказать?

Никогда я еще и ни с кем, не отмаливала грехи, стоя перед ними на коленях за грехи не свои и вовсе не мною содеянные…

Спасибо, конечно, что только вот так и что не пустил меня в отработку, как они это всегда проделывают с другими, повинными и безвинными женщинами!

И, как это, у них, у крутых говорят? Он меня опустил? Так?

Нет, женщин не опускают, их, именно так и имеют, когда они сами соглашаются им так, долги свои возвращать…

Потому, мои милые, вы уже никогда и ни с кем, и тем более, не берите вы ничего, даже не пытайтесь свое любопытство удовлетворить с такими крутыми мужчинами. А впрочем, решайте сами, как в своих жизненных обстоятельствах вам надо оплачивать, допущенные вами женские слабости…

А пока что я, отмолила, на коленях отстояла и отмолила сполна! Вот, после того моления, я во сто раз и сразу же поумнела!

А что я при этом пережила, что прочувствовала, то, простите, уже не ваше дело! Какое вам дело, до моего тела и моих переживаний изнасилованной прямо в голову, невинной и наивной девушки? Не обижайтесь, просто я настолько зла!!!

С Кешем я уже больше никогда не встречалась и не желала, не только общаться, но даже его видеть и о нем что-то слышать! А с Борькой решила.… Но пока что я, насчет него промолчу, пока что и как, я потом расскажу…

Время стремительно уходило и следом, ослаблялась моя к нему, ненависть…

К тому же и мать моя вскоре получила отставку от своего… ах, да не буду я повторять, как про него говорили в деревне, а потом уже, позабыли. Все — таки мать была на особом счету: как — никак, а все же учительница их детей. Не стали они ей припоминать, побоялись за успеваемость деток своих.

Отец, видимо, мать любил, простил, не простил, но как говорила мне наша бабушка:

— Муж и жена — одна сатана.

Интересно, что она имела в виду — про него? Про нее, мне все было понятно, а вот что же она думала про него?

А у них между собой и не мир, и не война. Правда, пару раз они вместе ходили к бабушке в баню, которую та им подготовила загодя, понимая, что как-то их надо снова между собой сводить их и в одну постель укладывать. А вот было у них там или не было, этого я не знала? Одно поняла, что если они вместе остались в бане, то наверняка, чем-то там занимались, как муж и жена.…Но отношения у них, так и не заладились.

И хоть они вместе спали и я, по привычке, по ночам все прислушивалась, но кроме чего-то там… ничего более я от них больше не слышала. А может, теперь они, думала, так все осторожно и тихо, а может, после того, когда я уже засыпала? Очень, вы знаете, эта тема меня волновала. Еще бы? У них тихо, а как же тогда у меня? А я уже и забыла, когда я сама.… Так, а впрочем, я тоже сама частенько ходила к бабе в баню…

Время снова полетело. Закончился учебный год. Виталькины дочери уехали поступать в какой-то профтех, в городе. Перед их отъездом Виталька зашел к нам и о чем-то очень просил мою мать. Я боялась, что он снова начнет к ней ходить, и они снова начнут. …Не удержалась и даже подслушала их разговор. Но потом успокоилась, услышала, что он речь повел о своих приемных дочерях. Потом я узнала, что обе его дочери стали учиться на поваров, об этом рассказал сам Виталька. А еще он благодарил мою мать, но не за себя, а за то, что она им обеим по четверке поставила в табеле за иностранный язык. А, ведь, это были единственные четверки в их табеле! Именно это, так Виталька считал, и позволило его дочерям поступить. Ведь никто не мог с ними сравниться, еще бы, две толстые жабы и на французском языке говорят — когда им этого надо.… Вскоре у Витальки умерла жена.

Мне было его жалко. Все-таки, он наш сосед и не просто сосед, а еще и мужик симпатичный, молодой…Молодой, но снова — вдовец. Вот какая судьба — оставаться все время вдовым!

Мы с папкой пошли к ним, и там я уже в последний раз увидела их, этих жирных его дочерей. Милку, я еле узнала, так она располнела на казенных харчах! А та, выбрав момент, меня в сторону отозвала, стала расспрашивать меня, мол, как дела, кто у меня, как его зовут, сколько лет? Я уклонялась, тогда она стала мне намекать на свою близость с ней…

Еще чего? Хватит мне того, что у меня с ними было! Я ей так и сказала. На что она, как всегда, стала мне угрожать, шантажировать: говорила, что если я не соглашусь с ней встретиться, то она всем расскажет, как я с ними и ручками одно место.…Не стала спорить, улучшила момент и сама подошла к Виталию…

— Виталий! — я его уже так запросто называла, потому что я к тому времени так подросла, что во мне все признавали молодую женщину.…И еще, я его так называла, как и мать моя, потому что о них все знала. Так вот, подошла к нему и говорю:

— Вы простите, что я к вам в такой момент обращаюсь, но вы не могли бы заткнуть своих дочерей! Они мне предлагают интим и еще угрожают.… А знаете почему?

— Знаю. Хоть они мне не дочери, но я тебе, честное слово даю, что проучу этих жирдяек!

Что он сказал им — не знаю, но только после поминок от них даже следа не осталось… Спасибо за это Виталию!

Какое-то время я все хотела его поблагодарить, но все никак не решалась приблизиться к их забору и об этом сказать ему… Видимо, во мне тогда уже, как и у моей матери, что-то такое к нему зашевелилось с симпатией.…

А тут еще Борька — его сын, не стал давать мне прохода. Его Кэш, конечно же, вычислил. И он ему все вернул, а вот, что ему Кэш за это сотворил? Я так думаю, что он не только меня в голову изнасиловал, а его.… Ну, неприятно мне все про то, что с ними связано! Неприятно и все! Потому я уже больше не буду о нем и его выходкам. Время-то шло…

Борька снова стал вертеться дома и пробовать меня доставать. Видимо, ему всего того было мало! Так он решил со мной, подавленной и униженной развлекаться, как с той, что от него сразу же отказалась, после того, как Кэш его…

Наконец, после очередной выходки Борьки я к его отцу.

— Виталий, я к тебе снова — с просьбой!

— Я слушаю тебя, Светочка! В чем дело? Кто теперь виноват?

Я ему о проделках Борьки, что он подглядывает за мной в окно. По вечерам лезет куда-то и пытается высмотреть, как я раздеваюсь. А в школе, чуть что, так он всегда рядом и норовит ущипнуть, зажать, грудь полапать.

— Вы, как хотите, но пожалуйста, дядя Виталий, примите к нему меры! И объясните ему, что если ему уж так не терпится, то пусть гуляет с другими, в округе найдутся такие бабы, сами знаете, а меня пусть оставит в покое. В конце-то концов, на мне не сошелся свет клином, таких как он — миллион, а мне надо другого…

— Интересно, какого? — сказал, и так на меня посмотрел…

Я потом, почему-то, все время от этого взгляда испытывала какое-то необъяснимое волнение. Интересно, подумала, я что же, влюбляюсь и готова пойти по стопам своей матери?

Нет! Что бы о нас не говорили, но мне в этом Виталии, что-то решительно нравилось,… Может, такое же, как и моей матери? — так я тогда рассуждала, волнуясь от своего открытия.

При этом я что-то такое неясное и волнительное в себе ощущала и меня к нему, словно подмывало,…Отчего я, все никак не успокаивалась и все о нем так рассуждала…

Ему хоть и лет-то.… Да и сколько же ему лет?

И вот я стала рассуждать, потом что-то хорошее в нем искать… Постепенно, я поняла, что меня к нему потянуло и что я в него влюбляюсь! Влюбляюсь, как в свое время моя мать! Нет, вы представляете? А тут еще, как назло, до этого я с ним не встречалась, а тут как нарочно…

— Здравствуй, Виталик!

— Здравствуй красавица! Далеко идешь? — мол, давай тебя подвезу.

Он хоть и молод, а уже работал зав гаражом. Я теряюсь, чувствую, что краснею…

— А ты, с каждым днем все хорошеешь.… Вот смотрю я на тебя…

— А не надо, тебе Виталик, на меня смотреть, вы лучше за Борькой своим присмотрите. Опять начал приставать и подглядывать!

— Что еще?

— Да вы знаете.… У него комплекс какой-то — насчет женской груди. Не дает мне прохода, руки свои распускает…

— И что это означает?

— А то, что он после урока физры забрался к нам в раздевалку и пока мы в душе мылись, он мой лифчик украл! Вот что! Вы скажите ему, пусть вернет. Это, между прочим, уже второй лифчик он у меня берет…

— Как это второй? А когда же-первый?

— А вы у него спросите? Мне хоть собаку заводи, стали во дворе пропадать мои вещи. Как ни постираю, так обязательно чего-то недостает. Вот и лифчика тоже…

— Вот же паршивец! А может мне его тебе купить? Какой у тебя размер… — я на него как глянула!

— Ой, прости, прости меня, ради бога!

— Да нет, ничего. Но я уже не маленькая девочка, да и привыкла уже к вниманию со стороны мужчин к своей груди.… Так и смотрят, готовы раздеть, им что, наши сиськи думать мешают? — Он смеется…

— Ну, точно! В самую точку попала! Я, например, рядом с тобой как-то чувствую себя необычно…

— Как это необычно? Вы что же,…— говорю,… — смотрите на меня, а только их во мне и видите? Так, что ли?

Я его смутила, а ведь, он мужчина, и со знанием дела отвечает.

— Не знаю, надо ли тебе говорить об этом, но ты очень красивой девушкой стала, особенно — от того…

— Не надо продолжать! Спасибо, конечно, вам — за комплимент, но мои сиськи вам не походят!

Сказала и, развернувшись, впервые в своей жизни я такое сказала мужчине, гордо пошла, да еще, почему-то, стала вызывающе покачивать своими бедрами. А ведь я знала, что он мне смотрит вслед! Знала! Смотрит?

Так смотрит, или нет? И такое меня разобрало любопытство, что я не сдержалась и оглянулась…

Виталька стоял и смотрел на меня, а в его глазах я такое прочитала…

И я не сдержалась, почему-то ему рассмеялась, насмешливо и озорно, а потом, высунула и показала язык, да и припустила бегом от него.…Думала, что я так убегу от него. Куда там!

Ночью передо мной его глаза, тоже и в школе: сижу на уроках, а сама только и фантазирую, как я буду с ним. И так, несколько дней подряд.…Сама ловлю себя на том, что мне, почему-то, хочется перед ним оказаться и так неприлично себя показать.… И обязательно, ведь, почему-то хочется именно так, как он хочет меня увидеть — обязательно с обнаженной грудью. А потом, как подумаю о нем…

Это что же, у нас семейное? Сначала мать с ним путалась, затем начну я … Мы, что же, с ней вместе так и будем его вспоминать? Прочь гоню эту мысль от себя, но она снова приходит…

А ночью, к тому же, он мне приснился снова и мать тут же. Мы с ним занимаемся любовью, а мать присела рядом и поучает меня, как надо его обнимать, да, как ноги надо свои поднимать…

Проснулась вся в холодном поту! Нет! Этому никогда не бывать!

Но бывать или не бывать, этого не нам, ведь, решать!

Бывать или не бывать?

А может, мне хватит об этом и не продолжать, как эта дочь пошла по стопам своей непутевой матери? Ведь, обязательно, кто-то из вас скажет, что-то не хорошее в мой адрес. Но знаете, такова судьба у всех писателей, кто пишет о чувствах других. Просто одни умеют, а другие — как я, мы больше нажимаем на описания, на поведения героинь своих рассказов. В этом меня упрекают, но что, же поделать? Так мне продолжать или как?

Знаете, повторюсь еще раз. Уж если я вижу своих героев — за дымкой расплывчатой страниц, то, пожалуй, продолжу. Теперь вот что, происходило с ней, дочкой Светочкой молодой…

Теперь она сама нам расскажет, итак…

Я сама, как тот же Борька. Теперь и часа не могу пробыть одна дома, мне непременно его надо увидеть! И так, по сто раз на день…

То, мне, обязательно надо выскочить на двор и что-то там делать у него на виду, то подойти к самому забору… Стыдно сказать, но я так специально стала приседать и наклоняться вблизи от его окон, опасно показывая ему свои ноги, чтобы его приманить, чтобы он, ну хотя бы одним глазком обратил на меня внимание…

Подойду, займу позу напротив окон соседского дома, нагнусь или присяду, некрасиво раздвигая ноги в стороны до ощущения дикого волнения, а сама уже из — под тяжка, все стараюсь его усмотреть.… Увидеть его реакцию на меня и теперь уже — моего Виталия!

Виталик, он же просто засел в моей голове и никак не выходит! Я даже стала вести себя как-то не так! Несмотря на то, что Борька за мной продолжал подглядывать, я наоборот, стала расхаживать в своей комнате без всего вообще! Нет, вы представляете, до чего я дошла?

Совсем стыд потеряла! А все потому, что я так хотела ему показать себя.…Я ведь уже подросла, скоро семнадцать, соками вся налилась и так округлилась в нужных местах…

Ну, что же вы хотите от такой красивой девчонки! Ведь я же тогда словно персик была, чуть нажми на меня и я сразу же соком брызну! Ну, не могла я с собой справиться никак! Не могла!

А тут еще, меня, словно кто-то в спину к нему подталкивал. Я же ведь, знала, что он сначала мою мать обхаживал, и не только, он и за ней просто так ухаживал…

И даже мысли какие-то появились на этот счет.… Неужели же он, на меня, которая, словно она, но теперь уже так молода и красива, да он не позарится? Уж, если он за ней, вовсе не молодой, то тем более, он теперь, просто должен был — за ее новой копией.… И не только ухаживать, но еще и. … Ой, ой, ой!

Потому, я так считала, что я не только не хуже своей матери, но еще и моложе ее, и красивей.… И уж если он за такой, какой была она, то тогда он за мной уже — обязательно!

А вот, что я хотела этим доказать и кому. Ему? Да, ему! Не Борьке же его? Того я вообще престала совсем замечать. Только его, только своего Виталия и ждала…

Мне так хотелось тогда, чтобы он увидел меня именно обнаженной и такой, какой я стала.…И не раз уже я мысленно обращалась к нему с упреками…

Ну, что же ты, милый, не видишь, какая я перед тобой красивая, какое у меня тело, да еще в придачу к нему, у меня такая красивая и тяжелая грудь! И она у меня не просто так, а вся для тебя, только ты посмотри на меня!

Я решила, что ими, своими красивыми, полными, словно молочное вымя, я его выманю, соблазню и обязательно приманю…

Мне уже не хватало того, что я сама ощущала в себе таких изменений… Я ведь, искренне считала тогда, что я необыкновенно красива и хороша! Тем более, я так любила себя, свое тело, за такую грудь! Мне так хотелось именно это ему показать.… Пусть увидит меня всю и с такой выступающей, округлой, упругой, волнующей грудью…

Теперь я все чаще стала вертеться у зеркала. Сяду и час, наверное, кряду, смотрю и смотрю на себя.…

Потом сниму с себя одежду, обнажусь до пояса, встану и разглядываю свое тело — в отражении зеркала…Я себе нравилась! И потом, я так себе представляю, что я, как будто бы вся для него раздеваюсь!

Я так мне хотелось увидеть его восторг от вида моего тела, от линий моих выступающих бедер, замечательного треугольника, что порос волосиками, между моих стройных и вовсе не худых, а довольно крепких, красивых и таких неотразимых ног…

Само собой, я стала играться с собой перед зеркалом.

Сяду, разденусь, а потом резко, раз и крутнусь! Грудь свою ощущаю, как она сначала отставая, а затем, догоняя с поворота тело, словно срываясь, и чуть ли не обрываясь, как она накатывается, как перекатывается сама, все не успокаиваясь.… А я, не давая ей покоя, снова, раз и крутнусь в другую сторону! А один раз так заигралась и вдруг слышу, как что-то, как грохнет под окном! Это Борька свалился!

Но каково, же было мое удивление, когда я на следующий день вижу своего Виталия у самого забора с перебинтованной рукой!

— Что такое случилось, Виталик? — говорю ему, а сама никак не могу скрыть волнительную улыбку. — Это кто же вас так, неужели же кто-то свалился у меня под окном? А я — то подумала, что это твой Борька! А? Виталька? Ну что ты молчишь? — он смутился, но только на миг.

— От тебя не только руку, но и шею можно свернуть! А может, хватит уже играть? Давай, начнем встречаться?

— Дурак — ты, Виталька и мозги у тебя набекрень! — сказала и повернулась, хотела уже уйти, как тут же меня его рука крепко схватила и держит.

— Знаешь, я ведь не мальчик! Да, что тебе говорить? Сама ведь, все знаешь, какой я мужик.

Сказал, но руку мою не отпускает и крепко ее, повыше локтя, сжимает. У, думаю, какая у него мужская хватка! А он продолжает:

— Я за тобой уже несколько лет наблюдаю. Ты же все видела и наверняка, слышала…

А я? Я словно загипнотизирована его словами, его поведением.… Скажи он мне, пойдем за мной на край света — пошла бы, и не задумываясь! Да что там, на край света, на погибель! Пошла бы и еще побежала! Я только никак не могла представить себе, как я так смогу с ним, что сама так осмелею, от того что он рядом, что он схватил меня своими железными лапами и не отпускает! Меня схватил и около себя держит!

— Пусти, мне больно… — прошептала. Он держит.

— Придешь?

С ужасом поднимаю глаза и хотела же ведь, отказаться, сказать ему что-то насчет разности в возрасте, но вместо этого, я вдруг, как глянула в его глаза бездонные, так словно пронзенная молнией — оцепенела, замерла, а потом, охрипшим от волнения голосом и ему с хрипотцой…

— Когда?

— Сегодня после десяти…

Мое сердце замерло, а в ногах ощутила необычную слабость…

Потом я еще тише, просто шепотом — от страшного волнения.

— Куда? — Так тихо прохрипела, что он, наверняка, не услышал…

— В сарае, моем сарае.… Приходи, я буду ждать тебя. … Приходи обязательно, родная… — и выпустил руку. Я чуть не упала, от всего!

От его слов, от того, что сама напросилась и что, ничего ему не сказала, о чем хотела, и на что согласилась.…А еще — от этих его слов, что я для него, не просто, а я для него ведь еще и родная…

А он уже скрылся за домом. Ноги мои задрожали и подкосились.

— Что с тобой, доченька? Тебе плохо? Да на тебе нет лица? — это подскочила откуда-то мать.

Я хочу ей что-то сказать, да не могу — задыхаюсь.…А в голове, одна только мысль: она слышала, видела нас? Так да или нет? Да или нет?

И вдруг страшно, по-бабьи, ее приревновала к моему Виталию…

Я его никому не уступлю! Никому! Тем более — ей!

Я взлетаю

Долгое отсутствие отца в доме, на какое-то время, оставляло меня без мужского окружения, по которому я скучала. А присутствие тогда в нашем доме Виталия, при маме, наоборот, еще сильнее меня отстраняло от всего мужского.

Он тогда для меня был словно исчадие ада. Еще бы! Чужой мужик в доме за стенкой, живет, ест, пьет и еще с моей мамкой занимается любовью.… Разве же это для меня не опасно? Еще как! Я же тогда была еще девочкой и как только с ним в доме встречалась, так сразу же отворачивалась, или убегала. Я даже кушать стала отдельно, не могла с ними за одним столом и все больше стала проводить время у своей бабушки. Не хотела им мешать, да и слышать их голоса игривые тоже не хотела. К тому же мать всегда, когда была с ним, так кричала, просто орала.…И ведь, меня совсем не стеснялась!

Я терпела, молчала. А когда оставалась дома, то свою дверь запирала. Это я настояла, чтобы он мне в двери, в мою комнату, замок поставил. Думала, что я так от него уберегусь.

Дура, а как же — второй ключ?

Иногда, когда приходила в комнату, то замечала, что в моих вещах кто-то рылся. Я тогда думала, что это моя мамка копалась. Ан, нет! Рассказала об этом бабе, а та тут же запричитала:

— Вот беда, так беда! Ты вот, что…

Спустя несколько дней я к ней все свои личные вещи перенесла. Ну, там личный дневник, что вела, открытки, тетради с вырезками из журналов и все такое, что имеют в своих вещах девчонки. А я ведь, уже подрастала, у меня были с парнями свои дела.…А вот когда Виталик меня пригласил на свидание, то я растерялась.… Почему-то заревновала его именно к своей груди. Нет, вы представляете? Не к матери! Подумала, что это не я ему нужна, а только моя грудь!

Может, потому я ее, так не украсила, как себя тогда разукрасила.

Обычно я не пользовалась никогда ни помадой, ни тушью, и уж тем более — пудрой тональной или кремом каким-то заграничным. Может, от того, что это все было у мамки моей на вооружении. А мне надо было ей все в пику, вовсе не быть такой же.

О да! Та уже как накрасится, как намажется! Бабушка как увидит ее такой, так обязательно ей скажет, что она как обезьяна накрашенная. А я не хотела быть на нее похожей и не хотела не для кого становиться обезьяной. Тем более — для любимого мужчины. Но тут, почему-то, не удержалась и пока мать где-то по хозяйству, я у нее потихонечку потянула со стола парфюмерию…Она, к слову сказать, после возвращения папки не очень-то ей увлекалась. Папка любил ее и как видно — без макияжей.

Заперла дверь и уселась перед зеркалом…

— Так.… С чего бы начать? — себя спросила и посмотрела на свое отражение, и страшно заволновалась…

Это что же получается у меня? Я что же, к нему собираюсь на свидание?

И сразу же меня стала пробирать нервная дрожь во всем теле…

Ну и куда ты собираешься? Да, ты, ты? — спрашиваю себя, всматриваясь в свое отражение. Ты что же не понимаешь, что ему от тебя надо?

Знаю!

Тогда куда ты собираешься? Он же тебя…

Стала задыхаться и тут же почувствовала, как по телу пробежала какая-то необычайно тревожная волна, даже диафрагма живота поджалась…

Ты что же, боишься с ним начать?

— Да… — шепчу себе. И тут же стала лихорадочно все, что знала об этом вспоминать… Так, месячные были… Так, ой, а если я залечу? Сразу же, раз и залечу, что же тогда? Он что, женится на мне или нет?

Нет, вы представляете, какие у меня тогда в голове были мысли? И это у девочки, считайте еще, десятиклассницы…

Нет, я до него встречалась с ребятами и даже с одним парнем поцеловалась. Но на этот раз все было не так, а по серьезному, по — настоящему.

Я же влюбилась! И теперь, так выходило, что мне теперь надо было оставаться с ним наедине! Я с мужчиной, наедине!

Само приготовление к этой первой встрече с ним, так разволновало меня, что я растерялась, потом дико перепугалась и тут же решила — вообще никуда не идти!

— Ну и куда я собралась? — снова себе задаю этот тревожный и просто вытягивающий из меня все жилы вопрос? И уже в сотый раз…

Все убрала со стола и с лица, пошла прилегла.… Думала, посплю, а там как говориться, утро вечера мудреней! Какой там!

Мне еще хуже, почему-то сделалось.…Какой там сон? Теперь прямо все мысли только об этом…

Я что дура? Ты что, действительно хочешь этого именно с ним?

И сразу же после таких мыслей я так заволновалась, что меня снова стала трусить, появился, какой-то озноб и себя так стало жалко.

И только нелепая, как мне тогда показалось — такая жалкая, униженная мысль: а может, как-то можно — без этого обойтись? Нет, я не готова и потом, я же еще девочка совсем! А он мужчина, он мужик и он, и у него…

Почему-то стала думать, что мужчина это тот — у кого.… А, какой у него?

Стыд и срам-такое подумать о нем! Ведь, будь он хоть херувим бесполый, я бы все равно с ним! Интересно, а почему я так подумала о нем?

Почему-то я сразу решила, что он у него большой, ну очень большой. И такой, каким я его видела на фотографии в порнографии.…Видела, видела, не удержалась и все тогда внимательно рассмотрела и что у него, и что у нее.… Был такой случай. И я после того, две ночи подряд не спала, все перед глазами стояли те фотографии…

А теперь получается что? Да, что?

Неужели же он ко мне с таким,…. таким,… как его там называют.… И почему-то так ясно слышу, как его все девчонки называли… Я даже не удержалась, и тихонечко себе прошептала:

— Член…

Надо сказать, что с ним, прямо беда! Одно время, когда все мои подружки стали это слово употреблять, я его, как табу для себя, запретила. И не только произносить, но даже и думать себе запретила про такое.… И что интересно? Чем я больше старалась о нем позабыть, тем мне все чаще это приходило в голову.

Вы осуждаете? Не знаю, как у вас, но я никак не могла успокоиться и понять, куда это все в нас помещается?

И хоть знаю, для чего во мне все эти какие-то железы бертолетовы и маточные трубы и другие органы, но все равно не могу осознать своим разумом, как это сначала в нас попадает и умещается, а потом растет, в живом человеке, во мне, раздувает словно шар, отчего наш живот… Вот! Ну, а потом — все из нас и все через нас, через эти самые органы… Ничего себе, роды? Все такое выходит огромное и большое.…Ведь и ребенок — он же, хоть и куколка, но все равно ведь, какой он большой! Куда его туда и как это — рожать, как это все из себя и его, и детское место какое-то? И куда его девают потом? Ничего не понятно и необъяснимо все…

Я у своей бывшей одноклассницы была на именинах ее девочки, она только что родила и взяла ее ребенка на руки. Хорошенькая такая малютка, но ведь и не маленькая.… И уже тогда я, у этой девочки спросила, то она мне в сердцах:

— Ой, и не говори, и даже не напоминай! Роды они и есть роды! А просто это ужас какой-то! И если бы не желание ее родить и дать ей жизнь, то я бы с собой покончила, чем все те мучения переживать. Только тогда, когда благополучно родила, то поняла по настоящему — что значит быть бабой и женщиной!

А я не поняла. Не родила ведь!

Но, по ее рассказу усвоила, что рожать мне, все-таки, придется и надо.…И в этом вся прелесть и радость жизни женщины — в своем ребеночке.

Но ведь все такое нелегкое и не простое — через себя пропускать и рожать!

А еще радуются, дураки какие-то, что родился ребеночек с таким большим весом. Не радоваться надо, а плакать и ее жалеть! А они не понимают и радуются…

Вот так я получаю еще один урок…Урок по физиологии. А, как и что конкретно делать, как защитить себя, толком не знаю.… Так, в общих чертах! Он в меня, я его куда-то туда принимаю, и так далее.…Спросить некого, только у бабы.

Я как-то пришла к ней и мощусь. Она мне, что мол, надо?

— Ничего…

— Нет, я же не дура и вижу, что тебя что-то от меня надо… Что?

Я молчу как партизан, более того — я зарделась, страшно смутилась…и она, моя любимая, сама догадалась …

— Ну, вот что, я все поняла. Тебе надо и просто необходимо об этом поговорить. Так? Так! Ну, тогда, задавай свои вопросы, и мы вместе с тобой все обсудим и разберемся…

Неделю, я ее, буквально, терроризировала своими вопросами! Потом она мне призналась, что так много ей еще не приходилось об этом говорить ни с кем. За что ей — спасибо! Немного, но кое — что — прояснялось…

И вот сегодня у меня предстоял предметный урок. Я и он! Как все будет и что, я никак не могла продумать?

Взять, хотя бы то, что я ему скажу сначала, что буду говорить потом? А может, взять и признаться сразу, сказать ему — что люблю? А я, разве же, я его люблю?

Нет! Все, что угодно.… Любить — это когда двое. Я даже и мысли такой не допускала, что он меня тоже любит.… А тут выходит, что я может, и питаю к нему чувства, а вот ему от меня надо.… И опять у меня все по-новой! Так ничего и не придумала!

Все, сама не заметила, как стало темнеть. Быстро поужинала, поковыряла что-то в тарелке, сказала, что лягу пораньше, что мне так надо…

Зашла в свою комнату.…Все! Теперь уже скоро! А я все никак не могу отойти от волнения.… То на часы, то на свое отражение…

Так, а что я надену? Так, вот это в горошек, хорошее новое платье.… А как быть с бельем? Надевать или? Все равно ведь, снимать, — так я сразу же почему-то решила. Да и вот еще что.… А подмыться? Ну, все не так у меня и не вовремя в этот день пошло.…

Но вот и мое время пришло!

Встала нерешительно. А в голове черте что! Но все пересиливает мое желание.… Теперь уже включились мои инстинкты.

Осторожно приоткрываю окно, выглянула — никого.… Вылезла осторожно в окно, сползла и тут же на цыпочках, с тапочками в руке, и на одном дыхании — к нему, к забору нашему, что накануне раздвинула… Хорошо, что темно…

Что-то делаю, лезу, карабкаюсь, а у самой все в голове мысль…

Ну и, что он со мной сейчас сделает?…Погубит или?…

Меня так колотит, что я никак не могу перевести дыхание. А сердце, то просто сошло с ума! Как не приложу свою руку к груди, так только и чувствую, как оно колотится, словно у воробья…Ноги не слушаются, тело как деревянное, плохо сгибается — еле пролезла в заборе… От волнения просто задыхаюсь! И кажется мне, что я так громко дышу, что меня за версту слышно, как я… — Ух, ух, ух!!!

Теперь мне надо к сараю. Так, осторожно, я помню, тут коряга, переступаю…

— Ух, ух, ух — так тяжело дышу, что никак не могу успокоить дыхание, и я вся дрожу…

Подошла, встала и не могу ничего… Ничего и никак! Мне бы надо было зайти сразу в сарай, чтобы себя не выдать, а я не могу себя заставить.… Отчего-то стало так страшно и так противно заныло в животе.… И я, вот же я корова, от страха, что ли, взяла и — присела.…И вовремя.…За углом дома увидела Борьку, который вышел и…

Он так же, как и я, на травку и земельку…Я замерла и сжалась вся. До него верных шагов пятнадцать! А я еще в таком сарафане в горошек и красном. Неужели увидит, услышит меня? Зажала рот и чуть не потеряла сознание!

Нет, не увидел, иначе бы он не сделал того, что проделала только что я. Борька ушел в дом.

— Уф! — С облегчением выдохнула.

Я знала расположений комнат и знала, что Борьку отец отселил на другую сторону дома, подальше от моих окон. Теперь мне надо как-то успокоиться и попасть в сарай…

Делаю шаг и замираю. Не могу идти, меня ноги не держат, дрожат от страха и напряжения! С трудом нашла вход и потянула дверцу, такую знакомою с детства. Ни скрипа, ни звука!

Ага, это он догадался и смазал петли, так я подумала. Ну и, что же дальше? Зашла и стою в темноте. Только теперь уже полностью парализованная от страха, от того, что может сейчас со мной произойти …

— Это ты? — неожиданно слышу его громкий шепот сверху, оттуда, где сеновал.

— Я… — жалобно блею.

— Лезь по лестнице…

— Нет! Я туда не полезу… — говорю увереннее, потому что, как представила себе, что там сейчас произойдет, так решила тут же назад и бежать!

Бежать! Бежать немедленно! Развернулась, но за что-то зацепилась платьем!

— Ух! — что-то с шумом проскользнуло на пол и все равно ведь, так громко!

Хорошо, что пол земляной — успела подумать. Но тут же, услышала шум, открывающейся двери их дома.

— Ну, где ты? Лезь уже, давай руку… — это он шепчет,… — давай быстрее, а то Борька услышал и может зайти…

Что? Мамочки! Ну и куда же теперь?

— Ну же? Скорее! — он спасительно шепчет.

И, о, ужас! Я уже слышу шаги, полоску света фонарика между досок сарая…

Как я взлетела по лестнице — я не помню! Только почувствовала, как его рука сразу же мою руку нашла в темноте и сильно наверх потянула!

Я даже не перебирала ногами, так и взлетела, утонула в сене, а он на меня — сверху! Придавил своим сильным, горячим телом и тихо прошептал у самого уха:

— Тихо, молчи!

От страха и всего что произошло, я закрыла глаза так, что услышала писк в своих ушах: Пи,… — и больше уже ничего, наверное, я потеряла сознание…

Я вернулась назад и с его помощью перелезла в окно своей комнаты — только под самое утро…

— И все? Читатель разочарован.… Хоть бы вспомните какие-то подробности…

А подробностей — нет! Я же сказала, что она потеряла сознание.

— Ну, тогда объясните, причем тут французский язык?

О, французский язык! Да, ее французский язык после ее объяснения с Кэшем, он им так пригодился обоим!

— Ну и что же она, или он, он так ей ничего и не сделал?

Нет, конечно же! Я же вам говорила, что Виталька, он же ведь был настоящим мужчиной…

— И что из того?

А то, что настоящие мужчины никогда не сделают женщине того, о чем она сама его не попросит. Вот и все!

— Все?

Все! И больше пока — ничего! Об остальном узнаете, если прочитаете дальше…

— Постойте, постой! А как же то, с чего начинался рассказ? Причем тут тогда Борька? Там что-то между ними случилось и произошло? Ну, хотя бы об этом можно — подробно?

Ну, хорошо, об этом я расскажу подробно. Итак…

Появление художницы

Через опущенное боковое стекло водителя Борька, нагибаясь и просовывая небрежно голову, как-то нагло улыбаясь, рядом со мной на переднее сиденье, забросил небольшой пакетик, который сразу же раскрылся. Я невольно на него глянула и тут же, словно ошпаренная, выскочила из машины… Я онемела от того, что увидела, как из прозрачного пакетика выпали… Так это же — презервативы!

— Ты чего? — нагло ухмыляясь, спрашивает Борька, как ни в чем не бывало… — садись и сейчас мы с тобой поедим на Круглик….

— Никуда я с тобой не поеду!

А Круглик — это небольшое озеро, которое образуется каждый раз, при разливе нашей реки, все заросшее по берегам ивами, это любимое место для таких типов, как наш Борька. У озера такая нехорошая слава, потому что там с девчонками что-то постоянно происходит.

— Ну, а как же чемодан? Я его по дороге обязательно выброшу.

А чемодан, это тот, у которого ручка оборвалась, когда его мамка вытаскивала из багажника машины. Потому ей пришлось купить небольшую спортивную сумку и туда переложить свои вещи, но все они не поместились, и часть из них оставила в этом чемодане. Так ей посоветовала ее новая подруга напарница, а с некоторых пор и директриса нашей школы. Она так и сказала ей:

— Ну, зачем тебе на конференции еще и эти платья? Все равно, ведь — только в одном будешь ходить. Где ты там будешь переодеваться? А трусов зачем, целую охапку, а лифчиков столько зачем?

И мать, как послушная собачонка — все, что та ей говорит, все она выкладывала. Засовывала назад в этот чемодан. Потом они вместе вышли и уже на перроне, перед самым отходом поезда и прощаясь, мать мне:

— Ну, все, доченька! Если что — обращайся за помощью к соседям. Чемодан привези домой и пока не отдавай его бабушке, я приеду и починю. И тогда уже обязательно верну, да и не вздумай его выбросить! Бабушка на него молится…

А потом уже, у самого моего уха:

— Держись от Борьки подальше! Сама знаешь, какая это порода…

Потому, когда Борька мне насчет чемодана, тогда я ему:

— Я тебе выброшу!

— Ну, тогда садись и поехали, ну что ты вскочила? — переходит с другой стороны машины ко мне, и пытается ухватить меня за руку, чтобы усадить обратно в машину.

— Отцепись, никуда я с тобой одна не поеду! — Отбиваюсь свободной рукой от него.

— Ну не поедешь, так я сам без тебя уеду. Подумаешь, тоже мне цаца! Между прочим, тебе придется, как минимум — двадцать километров одной по дороге топать… Рейсовый автобус уже укатил! Так что садись и поехали, я имею такое право!

— Это, какое еще такое право?

— Какое, какое, а вот такое — право соседа на вашу породу!

-Что? Что ты сказал?

— А то и сказал, что я тоже имею право… Отец от вас получает свое, а чем я хуже его? И потом, какая тебе разница: что он, что я? Одна и та же порода…

Я вспыхнула и так на него посмотрела, что он тут же стал противно оправдываться.

— А что я такого особенного сказал? Ничего нового! Да об этом все знают в деревне, что ты и отец…

— Ну и дурак же ты, Борька! Повторяешь деревенские сплетни, как последняя баба!

— Вот и я так же думаю: а не дурак ли, я? А вот кто из нас первый, а кто второй, это вопрос? Это тебе самой решать, а мне — это тебе еще надо доказать!

Я развернулась и со слезами на глазах устремилась к вокзалу, а он мне вслед и в спину:

— Ну, хорошо! Сама не поедешь, тогда ищи попутчиков. Так и быть, пятнадцать минут подожду…

Вот же гад, этот Борька! Ведь знает прекрасно, что никакого попутчика у меня не будет в такое время.…Это он специально так все подстроил, догадываюсь, чтобы потом говорить, что я сама согласилась с ним ехать одна в машине, а потом, будто бы я сама склонила его… Бр!!! Как подумала, о предстоящих его приставаниях, так я прямо стрелой выскочила на опустевший перрон. Выскочила и замерла, на перроне ведь, никого…

Потом увидела на лавочке, под кустом сирени, какую-то странную пассажирку. Подошла…

Она мне сразу же показалась такой необычайно красивой…Миндалевидные, умные глаза, с густыми ресницами, которыми она похлопывала. Лицо благородное, нос прямой, небольшой, губы припухлые слегка. Одета по столичному, о таких у нас всегда говорили, что такие не стильно одевается, а форсили.… А что это за слово такое — форсила, я и не знаю. Так вот эта особа — с умными и проницательными большими глазами, в мужской рубашке, с закатанными рукавами, в джинсах — бриджах и в полукедах на босу ногу, сидела и на меня вопросительно смотрела. Я набрала полную грудь воздуха и с невероятно-приятным придыханием ее спросила:

— А вам, девушка, куда надо ехать, не в деревню… такую-то?

Она, удивительно красивым и нежным голосом спросила:

— Не знаю? Что это за деревня такая? Там хоть есть природа красивая?

— Есть, конечно же! — это я с радостью! Так как поняла сразу же, что такая незнакомая и красивая девушка, будто бы школьница — по возрасту, эта со мной обязательно поедет. Потому что я нахожусь в таком положении, что я и мертвого уговорю вместе со мной сейчас поехать домой, лишь бы не с Борькой, лишь бы мне не одной. Она соглашается, начинает поднимать какие-то непонятные для меня предметы: какую-то короткую и толстую трубу с крышами на концах, какой-то деревянный и плоский ящик, а затем еще пытается взять сумку через плечо и навесить ее, да еще и какую-то, как ружье, штуку в чехле. Интересно и кто же она?

— Это что? — перехватывая у нее эту тяжелую штуку. — Это ружье? Ты кто? Геолог?

— Нет, что ты? Я студентка из университета… — и называет мне тот самый, в который я собираюсь поступать.

— Вот здорово! Я как раз туда собираюсь сейчас поступать на французский язык.

— На французский? А почему не на английский?

И тут я ей начинаю объяснять и тащить ее уже за собой к машине. Мне ведь надо ее обязательно забрать с собой в дорогу!

У Борьки, как только он нас увидел вдвоем, так у него округлились глаза!

— Ну, что, не ожидал? Вот, познакомься, это моя новая подруга, студентка, она приехала, и будет жить у меня …

— Да, приятно познакомиться, Калия! Можно Кола, Кока-кола и вообще — как вам будет угодно. Меня, как только не называют.… А вообще-то я Калледия. Понимаю, что у меня имя такое… Потому и вы зовите как-то, но только не Колли. Хорошо? Я скоро оканчиваю университет, факультет живописи и хочу у вас немного поработать, написать для дипломной работы пейзажи, натюрморт и натуру…

— Натуру? Это что же и голых баб тоже!

— Борька! — говорю и бью его по рукам, которыми он, вот же он все — таки гад, так как все равно, норовит облапить, обнять, пока загружаем ее вещи в машину.

— Не обижайтесь, но он у нас — просто дурак!

— Ну, а баб в натуре, ты рисуешь? — продолжает хамить, как ни в чем не бывало…

— Ну, во — первых, не рисуешь, а пишешь, художники пишут. А во — вторых, натура, это вовсе не голые и уж тем более — не бабы, а красивые женщины. Вот их я пишу, если они очень красивые?

И неожиданно повернувшись — посмотрела на меня.

Это что же, она так подумала про меня? Отчего я неожиданно зарделась.… Ну, вот еще? Да, что это она?

Эх, но, как, же она его, так красиво отбрила! Молодец, художница! А потом до меня доходит смысл ее слов.…

Это что же получается, что она меня собирается голой изображать, так, что ли? И я пуще прежнего засмущалась.…Одно оправдало, что может я, вовсе не такая уж и красивая? И тут же сама себе: а я — то ведь красивая… и я это знаю, тем более что у меня такая грудь и мне такое про нее говорит мой Виталик.… А вот, знает ли это она и видит ли это во мне? Но меня отвлекла предстоящая дорога.

Мы скоро поехали домой, теперь уже, слава богу, втроем, а не я одна с Борькой.

Она, видя мое смущение и настороженные глаза, кладет свою мягкую руку сверху на мою. Я пошевелила рукой, как бы освобождаясь, а потом…

После того, как она так красиво отбрила его, она спокойно себе продолжает говорить, только я не пойму, кому она это адресует:

— А у вас все девушки такие красивые? — и смотрит, пытается перехватить мой, ускользающий и смущенный взгляд…

— Эта? — спрашивает нагло Борька, оглядываясь назад, вроде бы на меня, а сам, стараясь рассмотреть ее ноги, отрываясь на мгновенье от руля…

— Да, эта баба, что надо! Вот бы мне поиметь ее потрет? Нет, лучше бы — ее картину в натуре!

— Борька, хватит крутить дурной головой, лучше смотри на дорогу! Вот отец приедет, я ему все расскажу, и вот он тебя поимеет…

— Это мы еще посмотрим, кто кого поимеет …

— Так! Ты закроешь свой рот, наконец, Емеля, мели языком — неделя…

За всю дорогу я не произнесла больше ни слова, только украдкой на нее…

Потом так и ехала, ощущая на своей руке ее, такую покровительственную и спокойную нежную, теплую руку. К слову сказать, она меня старше была почти на пять лет. Да и этим жестом она, как бы мне говорила: я старше, и потому успокойся, ты самая красивая, я это знаю…

А тут она так восторженно и словно впервые природу увидела!

— Эх, как красиво! Как же у вас тут хорошо, как много воздуха и простора!

Борька даже не стал с нее брать оплату за проезд, так ему хотелось получить от нее мою «натуру». Он об этом нам всю дорогу уши прожужжал… Мол, напиши и напиши ее и еще, подари ему.… Успокоился он только после того, как она ему пообещала.

При этих словах я тут же вытащила свою руку из-под ее руки, как бы показывая, что я на такое не соглашаюсь! Но она снова, нашла мою руку и сверху на нее свою уложила и как бы этим меня, успокаивая…Мол, успокойся, я тебя в обиду не дам.…

А вот напишет она или не напишет с меня натуру, я так тогда и не поняла…

Как только подъехали к дому, и машина остановилась, так Борька опять стал свои похабные шуточки отпускать насчет моего обнажения на картинах…

— Так, хватит молоть чепуху, — говорю ему, выходя из машины, — ты лучше помоги перенести вещи в дом, а то развалился, как барин и только несешь какую-то похабщину? Тебе не стыдно?

— Мне? А с чего это мне должно быть стыдно? Я, например, тайком ничего такого не делаю, что хочу, о том и говорю и, между прочим, тайком, и тем более с соседями, как это некоторые, ничего такого постыдного не делаю…

— Борька! Хватит уже, понял! Достал! Еще раз услышу такое, все расскажу твоему отцу! Вот он тогда тебе выпишет картину на одном твоем обнаженном месте…

— А что это ты так разволновалась, как только я о соседях заговорил? Да не волнуйся ты так, скоро твой Виталька приедет.… И вот он тебе уже и такую картину нарисуете…

— Он что, тоже пишет, темперой или маслом? — переспрашивает, ничего не понимая пока что, художница.

— Ага! — нагло ухмыляется Борька, — он каждый раз ей и все картины так и рисует их с маслом…

— Борька! Ты меня уже достал! Да заткнешься ты, наконец?

— Я так ничего и не поняла… — снова встревает она, — так он пишет? И чем же он работает?

Наступившая неожиданно тишина меня просто изумляет!

Как это так, Борька и на такой вопрос не отвечает? Глянула и увидела, как моя новая знакомая и Борька.…Да они уже спелись!

Она нагнулась над раскрытым багажником автомобиля, и тянет мой чемодан, пытается его вытащить, или же, мне так только кажется, а Борька над ней и рядом… Я невольно проследила за его взглядом. Ну как же я сразу же не догадалась?

Он к ней заглядывает за пазуху, несколько пуговичек на ее рубашке расстегнулись и полы ее слегка разошлись, вот туда, к ней, Борька, и заглядывает, и видит там у нее… Интересно, а что он там у нее рассматривает? Делаю шаг к ним и теперь уже вижу сама, что так нахально рассматривает Борька: ее грудь обнажена и под рубахой свободно, красиво раскачивается…

Причем, я вижу сама, какая у нее белая, нежная кожа, в маленьких родинках и ее сосок, нежный и вдавленный. Но самое удивительное то, что она это ему явно позволяет!

— Ну, что, Богатырь, все увидел, понравилось? — это она ему и все еще не распрямляясь.

Борька выпрямился и глупо на меня уставился, бестолково хлопая, своими густыми ресницами…

— Ну, что ты молчишь, Богатырь? Я же к тебе обращаюсь… — говорит она, наконец-то распрямляясь и оборачиваясь к нему, рукой прикрывая, на этот раз, расстегнутую рубашку.

Ах, какая примечательная сцена! Еще бы! Борька бестолково стоит перед ней, напряженно краснея, всей мощью своего довольно грузного тела и глупо, беспомощно моргает …

Впервые я таким его вижу: смущенного и растерянного! Но только секунды, а потом он снова становится прежним Борькой.

— Да ну вас, бабы! — сказал и в сердцах, круто повернувшись, шагнул к машине.

— А багажник закрыть? — снова она ему, приятно и насмешливо, — что, так и будешь, ездить с открытым…

— С открытым от удивления ртом, вот! — наконец-то, я добавляю, издеваясь и надсмехаясь над ним.

Он так хлопнул крышкой багажника, что чуть было ее не оторвал. При этом он на нее так глянул, что я ей тут же:

— Берегись, он тебе такое не простит.

— Да, нет! Ничего ты не понимаешь.… И простит и еще с цветами приедет, вот увидишь!

Пока входим в дом я ей:

— Ты что думаешь, что Борька к тебе на свидание придет?

— Э, подруга, ты видно, совсем в мужчинах не разбираешься…Мужчине всегда надо давать шанс нас завоевать, вот когда он за тебя начнет побороться, да переживать или страдать, вот тогда ты для него самая желанная! Я думаю, что он сейчас, этот твой Борька, уже где-то цветы обдирает на чужой клумбе…

— А ты, правда, так считаешь и думаешь с ним на свидание, и чтобы он к тебе, да еще с цветами? Да не будет такого никогда! Он еще никому цветы не дарил, а тем более, незнакомой даме!

Но каково же, было мое удивление? Мало того, что с цветами, так еще и в чистой, выглаженной белой рубашке, сам Борька пожаловал…

Чудеса, да и только! И я ей, пока он топчется перед окнами нашего дома, а она нюхает от него цветы, да ставит их на воду.

— И, что, ты и впрямь решила пойти с ним? Да он же тебя всю… и облапит, да еще чего доброго… Он, ты знаешь, он такой сильный! Да он тебя одним только пальцем…

— А что, пусть хотя бы попробует! А то, что ж он такой сильный, как ты говоришь и один, это нехорошо.…И потом, я люблю сильных и крепких мужчин!

А он ничего, точно ведь, как бычок! Да и мне, для разнообразия, когда-то же надо попробовать, и хорошо даже, что с таким деревенским бычком…

Они вышли, а я все еще, не веря своим глазам, стояла у двери и смотрела им вслед.… И тут я поняла, что у них-то как раз все и получится.… К тому же, я видела, какой тут же с ней рядом сделался Борька: и руку ей подал, чего отродясь я от него не видывала, а потом сам, свою руку ей подсунул.…А она взяла и приняла его предложение.…И они так красиво вдвоем вышли на улицу, вместе и под ручку! И тут же я услышала, как она весело засмеялась чему-то!

Это он, что ли, ее рассмешил? — не поверила даже.… Вот и понимай, женщин, кто из нас прав, а кто оказалась наивной дурочкой?

Ничего не понятно

Нет, чего — то я, точно, не понимаю? Как можно, такой как она — городской и с каким-то там, Борькой, деревенским бычком? И не с кем-то еще, а именно с ним! Нет! Я или ничего не понимаю, либо я беспросветная дура! Ладно, подождем, когда она от него придет и начнет мне о его приставаниях рассказывать…

Злые языки говорили в деревне, что Борька, незаконно рожденный сын дочери председателя. А вот кто отец его был — все гадали. Потому как отец Борьки, сразу же после армии получил работу завгаром и жилье в деревне, в соседнем с нами доме, то все поняли, что у Борьки, наконец-то, объявился отец. И хотя он всем говорил, что он женился в армии, а потом — неожиданно овдовел, но люди ему не верили. Как это так, парень только пришел из армии и уже завгар? Наверняка, председатель постарался для дочери и своего внука первенца…

Но перед этим, с самого приезда и как только мы входим в дом, я ее знакомлю с нашей крестьянской избой.

Дом наш большой и места нам всем хватит. Раньше, когда-то, этот дом был для учителей и на одной его половине жил мой отец, только, что закончивший пединститут как учитель истории и труда, а на второй половине жила взрослая дочь директора колхоза. Она преподавала рисование и музыку, потому в гостиной так и осталось пианино. Потом она все бросила и уехала, а мой отец женился и им с мамкой вдвоем, как семье учителей, передали уже весь дом.

Занесли вещи в угловую комнату, показала ей дом и.…А туалет-то на улице! Неудобно, ей богу. Да еще и душ летний рядом с курятником…

Вышли во двор, а она как заглянула в туалет, так сразу же мне:

— Ты постой, не уходи, страшно мне, а то вдруг, как я присяду над этой дырой, так меня кто-то как схватит за. … Подожди, дверь не закрывай, я мигом…

И на моих глазах стала беззастенчиво, полу приседая писать, как лыжница…

Потом мы что-то перекусили, на скорую руку и я ей говорю, пойди с дороги, помойся в душе.

— Только с тобой!

Я к себе в комнату, она к себе. Спрашиваю, кричу ей.

— Ты готова, идем?

— Идем! Только вот, возьму шампунь и гель для душа…

— Зачем тебе гель какой-то, тем более — в душе? Есть мыло, ну, а шампунь.… Нет, в деревне так никто не моется, ни тем, ни другим не пользуется…

— А чем?

— Голову — настоянной крапивой, а тело, ну знаешь, некоторые красивые бабы даже молоком…

— И ты молоком? — я замялась, а потом — кивнула, она, глядя радостно на меня:

— Как интересно? Ты, наверное, потому такая вкусная?

Вкусная, не вкусная, а я снова с ней вдвоем. В душе тесно, говорю ей, что мол, заходи ты, я подожду, но она нет, говорит, я не могу, страшно, а вдруг кто-то и тут меня за ж… схватит?

— Да некого тут нет!

Сказала, показывая пример, скинула халат, сняла лифчик, нагнулась, взялась за трусы и шагнула вперед. Вошла и тут же под воду встала.

— Постой так! Я сейчас! — сказала и убежала.

— Куда ты? А как же — душ?

Я уже мылила голову, когда увидала ее. Она стояла у входа и меня рисовала.… Вот тебе раз!

— Постой, ты чего? Так нельзя, я голая…

— Ты красивая!

— И потом, вовсе я не красивая! Вот моя мамка и бабушка…

— Доберемся и до них! Не вертись…

— Да как же я так?

— Не отворачивайся,…стой так и руки вверх подними…

— Нет, я не могу так! Знаешь, это ведь не фотография.… И потом, вода ведь бежит…

— Ничего не случиться с твоей водой, стой! Стой, как стоишь! Ну, я прошу тебе, не вертись, я сейчас!

Я не выдержала и трех минут, повернулась к ней спиной…

— Ты чего? — это она уже лезет ко мне под душ, обнимая меня сзади своими горячими руками….

— Стой не вертись? А теперь я буду мыть тебя, хорошо?

Не знаю, что и делать? Ну, ладно, стою… Она мылом стала намыливать сначала спину, потом ее руки поползли ниже моей спины…

— Туда не надо, я сама, спасибо….

— Нет, я, а ты постой пока! Так ты говоришь, что моешься молоком? Ну и как же после него, хорошо? Как ощущения? — спрашивает меня, как будто бы речь идет вовсе не о молоке, а о том, что я сейчас чувствую от прикосновения ко мне ее рук. А сама все равно, так и норовит между моих мягких булочек скользить своими намыленными скользкими пальцами. И мне приходится, не пуская ее, крепко сжимать свои аппетитные булочки, отчего я напрягаюсь и удивительно волнуюсь. А так как она и не думает, а продолжает, то я, ухватила ее руку и сама ее наверх, повыше на спину.

— Да ничего, ощущения… — говорю, волнуясь от таких откровенных ее прикосновений.

Но только отвела ее руки оттуда, как она и теперь уже из-за спины…Раз! И свои руки ко мне, но теперь уже они на моей груди! Ой, мама!

— Ты зачем мне на груди? Я сама…

— Нет, что ты? Я! Ведь твоя грудь это такая сказочная красота!

Говорит, стоя сзади и намыливает мне спереди мои груди, из-за спины.

Не могу я это спокойно терпеть, меня такое разбирает, что просто жуть! Пробую отвернуться, выскользнуть из ее рук, но… Стыдно признаться, но ее руки, они так приятно скользят, пытаясь ухватить, сдавить и при этом, с каждой ее попыткой у меня внутри, что-то волнительно поджимается! И это меня так сказочно возбуждает?! Что я так и стою, не могу, а вернее, уже сама не хочу отказать ей, нет, наверное, и все — таки, это я так себе, не могу отказать в удовольствии… А тут она неожиданно ухватила сосок и на секунду удержала, сжала его между пальцами… — я замерла. Она, наверное, почувствовала и тут же отпустила и сняла с меня свои сумасшедшие пальцы…

Секунды я ищу спасения от сумасшедшего сердцебиения, скрываясь под струями теплого душа.…Все, наконец-то я отливаюсь…. А что же будет еще дальше?

И что интересно, я так и стою к ней спиной, боясь пошевелиться, ее отпугнуть.…От ее слов я даже вздрагиваю:

— Теперь ты меня.… Ну, что же ты?

— А разве, так можно? — спрашиваю неуверенно, стоя и не оборачиваясь.

— Как так?

— Ну, вот так! Ты и я…

— А что, тебе неприятно? Ведь я же, художница и тебя как натурщицу щупаю, смотрю на тебя…

— Так! Больше никаких натурщиц! — сказала и почему — то подумала, что это такое, не очень хорошее слово и определение для меня, оно больше подходит под определение женщин легкого поведения.… Откуда же я знала тогда, что она под этим определением меня понимала? Да и потом, ну какая же я натурщица? Но она продолжает, словно меня не слышит.

— Ну почему же? Мне надо почувствовать твою натуру, и я же ее ценю…

— Вот потому и не надо! Все, я выхожу…

— А как же мне спинку?

— Сама! Понятно, ведь ты же художница, вот и нарисуй себе и сама!

Сказала и мимо ее, к выходу. И чуть ли не голая, выскакиваю из душа, во двор. А если Борька? — в голове мелькнуло противно. А, ладно, пусть себе смотрит! Он же ей, все равно, заказал мою обнаженную картину.… Ну и, что же она тут нарисовала?

— Не трогай! Ишь, какая ты хитрая? — это она уже, выглядывая из-под воды. Увидела, а я думала, что не заметит, как я стараюсь разглядеть, как она меня тут разрисовала…

— Пока я не закончила — ты не смей! Поняла?

Ничего не поняла? Причем здесь, это ее, как она закончила? Неужели она меня, все же голой нарисовала? От такой мысли я сразу же вспыхиваю.

Взяла полотенце и обтираюсь, согнувшись пополам, а сама потихонечку к ее рисованию приближаюсь, обтирая ноги, переступая к ней спиной.

— А вот и я! Эх, а хорошо-то как! И как приятно!

— Пусти! Ты чего? — это опять она, навалилась, не давая выпрямиться, и обхватила меня. Ее руки, но теперь уже неприятные, мокрые и холодные, снова пытаются ухватить мои отвисающие груди…

— Так я же…

— Еще скажи мне, что я натурщица, так я с голой ж… тебя, мигом выставлю на улицу! Поняла? И перестань меня лапать! Я, ни какая — нибудь тебе там,… натурщица!

— Дай мне полотенце!

Даю и вижу, как она с мокрой головой стоит передо мной, вся голая, а сама глазами на мой передок смотрит и улыбается!

— Туда не надо смотреть, поняла! Ты, как Борька! Ему бы все потрогать, да увидеть! Что это? — спрашиваю, невольно и вижу, что у нее там… — А зачем там, кольцо?

— Так модно!

— Ну, там же не видно! Кому там оно?

— Ну, ты же, увидела?

— Ну и что? Нам можно…

— Ну вот, ты и ответила на свой вопрос.…А ты что, такая лохматая всегда?

— Нет, вот сейчас заплету косу…

— Ха. ха. ха! Какую еще косу, я про эти волосы… — и показывает мне пальцем, туда…

— Ты видишь, как у меня? Только дорожка вертикальная, а вот у других, у тех совсем…

— Вот именно! Вы там, в своем городе, совсем охринели! Ходите, как самые настоящие, … — замялась, не зная, как сказать и не обидеть, — … и сверкаете своей голой, … — …и снова замялась, не зная, как не сказать ей матюгом, потом нашлась и добавила,… — как натурщицы! Да еще и кольца цепляете, черт зная где, как папуаски какие-то.… А ну-ка, прикройся ты, художница…

Сказала, и пошла гордо, накинув халат, да еще и желая ее унизить, запела негромко, да такое, чтобы она слышала эту песенку из репертуара Борьки:

— Художник, художник молодой, нарисуй мне девушку с голую…

Потом она, правда, не лезла, и мы отдыхали, но каждая и теперь уже — в своей комнате.

А вечером она собралась и ушла на свидание….

Ну, и об этом я вам уже рассказывала. А что потом?

Проснулась, когда она уже рядом со мной на постель улеглась. А почему это рядом?

И надо же, видимо я ее так ждала, что тут же нашла для нее оправдание. Да, потому, себе говорю, что она, все-таки городская девочка и пустого, чужого ей дома испугалась. Потому и полезла ко мне на постель… Я ей:

— Который сейчас — час? И когда ты пришла? — спрашиваю ее спросонья.

— Спи! Спи, потом все расскажу.… Только ты насчет Борюсика — была не права!

— Ага! Скажи мне еще, что тебе было с ним хорошо…

— И не то слово! Прекрасно все и просто здорово! А как он целуется, ты даже себе не представляешь…

— А вот и нет, — бурчу недовольная ее восхищениями скрытых талантами Борьки. — Я — то, как раз и представляю… — я с двенадцати лет, представь себе, только и делала, что от его поцелуев, да от его рук… — И ведь, хотела добавить, что уворачивалась от его рук, грязных и наглых, но потом передумала…

— Да, а руки у него… — неожиданно мечтательно и с какой-то теплотой в голосе, — … нет, ты права, — говорит задумчиво, словно меня не понимает, о чем это я, — … руки у него, действительно замечательные: крепкие, сильные и он меня…

Не смогла я больше такое слушать, не смогла! Не только ей не поверила, но ее восклицания меня просто раздражали и ей в сердцах:

— Да спи, ты, давай уже, потом все расскажешь, утром…Руки его, как я поняла, уже побывали везде и даже….

Нет, я такого себе не позволяла и, тем более, не позволю никогда себе — с ней…

Но она уже, не слышала, как я поняла и слегка посапывала, а я рядом лежала и все никак не могла умоститься, успокоиться и заснуть, это от того, как я поняла, что я от нее столько нового о Борьке узнавала. …Начну вам рассказывать дальше, но и отступления разные тоже буду делать, иначе вам будет сложно понять мое поведение. Итак, я лежала и рассуждала…

Что нового?

Это надо же? И что она в нем нашла? Борька мне, после его выходки с моими подарками, стал самым настоящим заклятым врагом!

Потому, как я до сих пор не забыла, как он меня так некрасиво подставил. Да что там некрасиво? По — скотски все проделал и, хотя потом извинялся и говорил, что он и не собирался с моими подарками оставаться, а подруге своей их только на время дал поносить.…Но кто же этому поверит, тем более, после того как я через эту его выходку так пострадала! Меня так из-за него унизили, что я только и мечтала, чтобы у него ничего бы с ней вовсе не получилось! Но тут ее такая реакция на его ухаживание… Что я даже и не знаю?

Лежу, рассуждаю. Как вообще, можно такого предательства в нем не видеть и как с таким можно ходить на свидания и, тем более — с таким, как он, еще и любовью заниматься? Не понимаю? А то, что они именно ею и занимались, я, почему-то, просто была уверенно …

Да он же сразу же, ему только того и надо! А что, не так, разве же? Ведь он только для того и ходил в Буржуевку, к той женщине, чтобы с ней этими делами заниматься! А еще для чего? Ведь, не за любовью же он туда шлялся? А до этого что?

Я уже сколько раз отбивалась от его приставаний. А ей, это что же, понравилось? Ну, тогда я окончательно ничего не понимаю?

Одно дело, это когда с мужчинами, такими, как мой Виталий, а совсем ведь другое — с таким приставучим и наглым — как Борька.

Так рассуждаю, это что же тогда получается, что у моего Ватальки Борька, он же его сын! Родной сын! Выходит я, в его сыне ничего не видела раньше? А, ведь если он такой же, как и мой Виталька, то и Борька может быть таким же ласковым и нежным, да еще таким прекрасным в любви? Но такого же, быть не может!

А, ведь, если это на самом деле так, рассуждаю, то, зачем же ей врать мне, тогда выходит, что я ничего в мужчинах не понимаю окончательно? Так, что ли?

Это открытие меня просто обескуражило.… А я — то, уже считала себя опытной женщиной!

А все от того, что после всего, что со мной проделал Кэш, я невольно всему, что мне надо и не надо, волей и неволей, а я таки выучилась, как мне надо теперь с мужчинами!

Ведь я тогда, с Кэшем на Круглике, старалась ничего не видеть и не чувствовать, даже закрыла глаза, чтобы больше не видеть этого органа Кэша уже никогда.… И хоть он в меня проникал, забивая голову, но я знала, что это чужое и оно в меня влезало через силу, через мое не могу. Помню, я тогда чуть не вырвала!

Не вырвала, но ощущения, от его проникновения, запомнила. Хотя потом я, даже какое-то время смотреть не могла, на любые предметы овального вида.

Но молодость и время, они лечат многих, тем более, такую, как я! И вскоре у меня опять появились желания. Вы скажите, а как же, такое возможно? А вот так! Ведь я тогда, после изнасилования дней десять все никак в себя не могла прийти и даже, чтобы мать меня не нервировала, я ушла жить к бабушке. Она пыталась меня разговорить и расспросить, но я…Я уже тогда не хотела и не могла откровенничать с ней. Отшутилась, как могла. Но она, вот что значит мать! Дочка, да дочка, да что я тобой, да что происходит?

А ничего!

Не стану же я ей рассказывать, а то она, чего доброго, начнет выяснять с Виталием, почему это он сына таким воспитал, что через его выходки дочку ее.… Эх, да что говорить!

Я тогда посчитала, что я предам Виталика, если все выяснится. И еще, как я поняла, Борька тоже не собирался распространяться, насчет того, что и он пострадал.

Вот уж кого …., как я поняла! И не потому, что узнала, а от того, что с ним сразу же перестала встречаться та самая женщина из Буржуевки. Видимо, слух до нее дошел, а может Кэш, так специально ей намекнул? Она же была из того же теста вылеплена, что и Кэш, сразу же сообразила и Борьку от себя отпихнула. Нормальная бы, за него заступилась и пожалела, а эта? Ну, так и хочется ее по деревянному обозвать!

А желание, как ни странно, из меня вылезло сразу же после бани. Как-то, мы уже помылись, и баба вышла, по дому что-то приготовить, а я одна осталась. Сижу распаренная и так мне хорошо стало, что я забылась и как прежде.…Опомнилась уже оттого, что меня, как ледяной водой, накрыли воспоминания и почему-то, запах…Запах его, не мытого и такого мне не приятного вдвойне. Это потом я узнала, что если не соблюдать гигиену, то у мужчин он именно так и пахнет. Меня этот запах, потом неделю преследовал.…И вдруг, снова! Ума не приложу, почему так? А следом, я стала вспоминать и что удивительно, так это стало меня теперь возбуждать! Может, оттого что месячные были на носу, а может, оттого, что.…Ну, не знаю, не понимала, почему?

И все, как и говорил тогда Кэш. Я стала искать эти ощущения.…И, как маленькая девочка, стала сосать свой палец…

Ужас, да и только! Видимо, я от него заразилась этим вирусом, что сначала мне в голову вбивался насильно, а затем уже я сама захотела повторений таких ощущений.…Из бани выскочила, словно ошпаренная! В смятении, в негодовании на себя, на свои желания, на воспоминания и ощущения…

А ночью, дождавшись, когда бабуля захрапела, не справилась и себя просто истерла и неистово, и с каким-то ожесточением.…А во рту.…Словно, я вот только и держу его.… Потому так и кончила, что даже бабу свою разбудила!

И когда я впервые с Виталием, то я тут же.… Ну, что вы хотите? Теперь-то все было с любовью и с таким неуемным желанием! И надо признаться, хоть и знаю, что об этом женщины предпочитают молчать, и таких, как я, раскрывающих наши тайны, осуждают, но я тоже, вошла с ними во вкус! О, как же это приятно, своего любимого именно так ублажать! И я ублажала! И слава, тебе богу, что у меня все то, что было с насилием связано, быстро сменилось на ощущения — обладания мужчиной! Да, да! Именно так!

Я его заласкала и зализала, как собачка своего щенка. Я бы и дальше так поступала, но вскоре, мне этого, показалось мало. Мало и все тут! Хочу всего, как настоящая женщина!

У меня это было, словно прелюдия с мужчиной и я хотела следом, как всякая и нормальная женщина, продолжения банкета. Я и булочку свою приготовила и ждала от него начиночку.…Ой, как же мне этого хотелось и я, с таким предложением к Виталию: возьми меня, возьми!

Но! Один раз он уклонился, другой…

Я еще настойчивее все! И уже даже не даю ему на сторону. Все в себя! Дико, абсурдно, но я так добиваться стала от него реализации своего плана. Плана проникновения в меня мужчины! Думала, что я его так распалю, и он даже не успеет опомниться, как я раз и запрыгну на эту волшебную палочку! А там что будет! И мне почему-то тогда все равно было. Главное, чтобы это произошло у меня с ним!

Но! Снова ничего, одни отговорки: нет, рано тебе еще, потом, подрасти…

И тут я не выдержала!

Я его целовала всегда именно в это мое желание, набрасывалась на него, как с голодного края.… И что вы хотите сказать, что мне так было нельзя? Но он же, не подпускал меня по-иному никак и говорил, что со мной, как со взрослой женщиной ему нельзя! Да, он же этим отказом так измучил меня!

Туда, значит нельзя, а вот и вот так, и еще, черте как, так можно, но только все мимо, мимо моего желания?

А вот мне на лицо, на грудь, то можно? И это еще хорошо.…А то, другой раз, как приду от него и все никак не могу волосы на своей голове расчесать…

Правда, я его уговорила однажды и то потому, что он был, выпивши слегка. Начали как всегда, а потом я его так напрягла, что он не заметил даже, как я встала, развернулась к нему задом и, расставив ноги, пропустила его к себе сзади, между своими ногами. И при этом так крепко его между своими ногами зажала. … А потом он, как задвигал им!

Господи, мы так с ним никогда! Сначала я, а затем, тут же — он, и впереди меня, извергая все из себя.…А ведь нам — то и осталось всего чуть, чуть ведь! Ведь, что ему стоило, чуть приподнять и самым кончиком попасть им в меня…

Я ведь его так просила! Я его умоляла! Но он?

Тогда я ему ультиматум объявила! Либо мы живем, как все нормальные люди, и он по — человечески любит меня, либо я…

Не стала ему ничего делать! Пришла, поцелуи в губы и все, как всегда, но я ему не решилась, так сразу и потому говорю, что у меня начались такие дела…

— Постой, так у тебя же в прошлый месяц были.…Да, нет же, я хорошо это помню! Ты тогда на меня так налетела жадно, а что же сейчас? Что не так? Снова о том же? Нет, я сказал тебе уже раз и еще повторюсь и не раз!

— Ну, раз так, тогда и я тебе объявляю байкот!

— Как это?

— А вот, так! Сам теперь уже… Ты же еще не разучился управляться рукой?

— Погоди, Светик, ты что? Ну как же ты не понимаешь…

— А вот и нет! Это ты не понимаешь? Ты что же думаешь, я как машинка для тебя, чтобы ты мог, вместо рук меня использовать? Так что ли, я только для того тебе и нужна?

— Да нет, же, ну что ты, ей богу! Так же нельзя!

— А кончать на меня это можно? А как же я? Ты хоть бы раз об этом подумал, что происходит со мной? Или ты так и считаешь меня, словно своим сосунком? И потом, я так и знала, что ничему хорошему от тебя не научусь… Правильно, мне бабушка говорила, что я должна со своими сверстниками, а не с мужиком…

— А ты, что же, ей все рассказала о нас?

— А ты что же думал, что о нас не знают в деревне?

— Конечно, это не город, я понимаю…

— Эх, милый мой, Виталик, ничего ты не понимаешь…

— Ну, я же, люблю тебя!

— Не-а! Нет, не любишь! Если бы ты любил, то не сдерживал бы себя и меня! И я давно бы уже была.… А кто я сейчас, ответь мне, пожалуйста? Кто я тебе и без своего языка? Что, и сказать то тебе нечего мне? Вот так, сам выбирай! Или ты остаешься без моего языка или все я получаю сполна и сразу, за все твои мучения меня!

— Ну, Светка! Что ты придумала? Что ты, ломаешься?

— Я? Да это ты, как девка! Это ты ломаешься, каждый раз! Нет, нельзя, а вдруг мама узнает? Противно мне это все слышать, мой милый.… Нет, не подумай чего-то плохого, просто я больше так не могу.…Все! Ухожу я… И не надо меня удерживать и соблазнять, а то я о тебе такого наговорю всем.…Все! Даю тебе три дня! Сам решай! Как решишь, так и я…

Пока, мой любимый, пока…

Прямо скажу, ситуация была критической. Хотя? А вот какой она может стать вскоре, вот о том расскажу. Итак, первое отступление в моих рассуждениях.

Критическая ситуация

И сразу же, после моего ультиматума ему я, как всегда, поздно возвращаюсь к себе. И как только я перелезаю через окно в свою комнату, так резко и сразу же, вспыхивает свет и я с темноты и того времени, что я все время была с Виталиком в темном сарае, я никак не могу разобрать все вокруг…

— Ну и где же ты пропадала?

Мама — догадалась я, и пока все еще глаза привыкают к свету, я уже прихожу в себя:

— Ну, я гуляла…

— Ты хоть знаешь, который сейчас — час? Два! Два часа ночи! И с кем же ты гуляла и где?

А, ну, дыхни? Я сказала, дыхни! Ну, я кому, говорю?

Делать нечего и я ей дыхнула…

— Что-то я не пойму, а ну, еще раз, дыхни на меня!

Дыхнула, а она раздумывает и тянет время, пытается сообразить, что она унюхала от меня?

Господи, как же хорошо, что я поругалась с ним, ей богу! Ведь, если бы я сегодня, и как с ним всегда, да и взяла бы, да еще бы…, то, она бы меня…

— Ты, вот что, дочка, скажи мне, почему у тебя изо рта так пахнет непонятно…

— Как?

— Ну, я не знаю.…А, с кем, ты сегодня, была? Не, одна?

— Нет, не одна…

— С кем, целовалась?

— Мама? Ну, мы же с тобой, договорились? Я не лезу в твои любовные дела, а ты…

— Нет! Не такой был уговор. Мы две кошки и гуляем, немножко…Я гуляю, но, то мои дела. А ты ему ничего не говорила?

И смотрит, с тревогой, на меня. Ну и что мне тебе сказать? Пока я, молча, соображаю, а она снова…

— Ладно, я готова простить тебе сегодняшнюю…. прогулку, только и ты мне, пообещай, что и ты, ничего не скажешь отцу о том, что знаешь.…Договорились?

Я киваю ей, утвердительно головой, мол, да. А знала я то, что она.…Эх, а ведь мне не хотелось о том с кем — то говорить. И не потому, что я не хотела ее подводить, а скорее от того, что впервые я узнаю об этом. И все это для меня необычно и новое, непонятное.…Так что я решила, пока я сама не разберусь и не определюсь, то и ее не буду осуждать, тем более, с кем-то об этом говорить. И самое главное!

Мне тогда любо было все, что не касалось ее и моего Виталия. Пусть она хоть с чертом самим связалась бы, только бы не снова с моим Виталием. Я ее тогда дико ревновала! Ведь она же с ним может и все ему дает, а я? Что я могла тогда, кроме своих поцелуев? Потому, зная, что она с ним может, я чутко отслеживала все ее любовные похождения. Главное, чтобы она снова не встречалась с ним и круг ее обхождения, на него не распространялся бы. Потому я так легкомысленно и самодовольно восприняла ее новое увлечение. Лишь бы она не была с ним! Потому ее слова о том, что я тоже должна промолчать, я встретила легко и с радостью.

Но об этом потом, сейчас я рада радешенька была, что она от меня отстает.

Слава богу, что она…

— Ложись спать, гуляка! Завтра рано вставать.…Но, что-то твой запах такой изо рта, он что-то мне напоминает…

Я замерла! Неужели, она вспомнит и тогда я погибла! Потому я ее, перебивая:

— А, можно, я, завтра, тебя провожу на поезд?

Она расплывается в счастливой улыбке. Такого сближения, у нас с ней, уже давно не было. Еще бы, я думаю, если бы ты только бы догадалась и вспомнила, откуда у меня может быть такой знакомый тебе запах? И знаете, если честно, то она бы сразу же догадалась, если бы она тогда встречалась с мужчинами, а тут. Может этого она о ней думала, и потому у нее не было таких ассоциаций и ощущений. И в самом-то деле, ну не будет от женщины этим пахнуть никогда, если она с такой же, как и она сама встречалась!

Стоп! Что-то я разболталась, а ведь еще не хотела о том говорить. Ну, теперь уже, что там, теперь уже слушайте, что было дальше, что у нее тогда было на уме, и почему она так ничего и не вспомнила. Она так обрадовалась моему предложению, что тут же мне:

— Ну, конечно! Хорошо! Заодно, я тебя с директрисой нашей школы поближе познакомлю! Ты знаешь, как я и она…

— Мама, давай уже спать! Завтра, ты все мне расскажешь!

А она, явно не желая, так заканчивать разговор со мной и чтобы показать свою власть надо мною:

— Только ты, пожалуйста, в следующий раз, почисть зубы.…А то я…

— Спокойной ночи, мамочка! До завтра, пока!

— Да, и не до завтра, а сегодня, и еще, поцелуй свою мамочку…

— Обойдешься!

— Светка! Вот я тебе! Почему ты так грубо со мной, я же, все-таки, твоя мама?

И не дождавшись от меня больше никаких признаков подчинения дочери, теперь уже, показывая надо мной свою власть, продолжила, после довольно продолжительной паузы:

— Все, ложись, немедленно и свет погаси. И все же, откуда у тебя…

— Ну, ладно тебе уже, иди, спи сама. Поняла? Сама, пока! Завтра, разбуди меня…

Она вышла, а я, только сейчас и смогла успокоиться.… Вот, же, она? Да и я, хороша! Надо будет каждый раз, после всего, что у нас, обязательно чистить зубы!

А почему я избежала разоблачения в этот раз? Да потому, что ему вовремя отказала, пока что! Вот, что значит, вовремя объявить ультиматум!

И вот я лежу, вспоминаю, а все никак не могу отделаться от ощущения обмана. Ну, с Борькой я наверняка обманулась, это точно, раз она так за него заступается, а вот что насчет Витальки? Неуловимо, одной женщине это известно, как мы так тонко угадываем, что мужчина нам изменяет. И вроде бы нет причин для беспокойства, но мелочи…Мелочи, которые замечает только женщина и из которых у нее вся жизнь устроена! Именно на мелочах, они, как шпионы, так и засыпаются. А вернее, мы их начинаем, поначалу подозревать в мелочах, потом они врать нам, а потом…

Вот так и у меня произошло на этот раз. Виталик стал надолго уезжать, как он говорил мне, в командировки, а потом его, то одна, то другая наша баба видела. То он в соседней деревне, то кто-то его на вокзале заприметил и везде с ним рядом Она! Она, будь она не ладная! Я уже все глаза проглядела, так мне не терпелось с ней встретиться и ее.… Нет, не убить, а хотя бы узнать, почему он с ней, а не со мной? Сравнить ее, найти в ней недостатки и.… А что и? Ведь, по правде сказать, я все понимала прекрасно, почему у него завелась новая баба. Ну, что тут сказать, плакать надо! И я плакала! Ревела по ночам, а наутро меня расспрашивали, почему я такая, с такими глазами? И хоть все о моей связи с Виталием подозревали и об этом шептали и даже маме! Но я, почему-то, так и считала, что Виталий мой, мой! Он так и будет навеки…Ага! Мечтала баба, о принце, да на сеновале Петьке-сторожу отдалась!

А о мелочах я и говорить не буду, то мне за него стыдно и потом, как я не люблю, когда мне начинают врать, оправдываясь! По мне лучше, пусть уже промолчит! На то он и мужчина, а то, как баба начинает сочинять и оправдываться, словно мальчишка шкодливый.

И вот, мать уехала, Виталька в свою командировку.…Ой, да не могу я больше вот так, не могу!

Опять стала ворочаться, и видимо, этим ее разбудила.

— Ты не спишь? — спросила голосом, с хрипотцой.

— Нет.

— А почему? Что-то случилось? — я молчу…

— Может, поговорим, и тебе легче станет?

— Нет.

— Ну, что ты заладила, нет и нет? А раз ты молчишь, то дела у тебя…

— Какое тебе дело до моих дел? Лежи, спи! Я сейчас.

Сказала и, подобрав повыше ночную рубаху, вышла из комнаты, не зажигая свет. В туалет не пошла, так и присела за домом, рядом с соседским забором. Меня, почему-то, все время тянуло теперь к его окнам.

И тут, несмотря на относительную темноту, а мои глаза, уже довольно хорошо, привыкли, я увидела за окном, в доме Витальки, силуэт женщины. Женщины! Его женщины!

Она меня не могла видеть, так как меня закрывал забор между домами, а вот я ее, довольно, неплохо, различала из-за своего укрытия. От неожиданности и какого-то бешеного желания я, даже вторично.… В тишине все не получилось, на этот раз, и я непривычно громко…

— Что, это? — слышу ее встревоженный шепот.

Оказывается, окно у него уже было открыто, она высунулась, а когда, я даже не слышала.

Потом, в проеме окна, появляется Виталька. Я бы его и за километр узнала, а тут, можно сказать, в каких-то метрах перед моими глазами.

— Чего ты испугалась, глупенькая?

— Шуршит что-то?

-Что, что? — слышу его насмешливый шепот.

— А у вас, тут, змей нет? — снова она ему с вопросом.

— Есть. Вот, сейчас, к тебе заползет одна такая.…И, как тебя!

— Пусти, пусти, Витаська! Может, уже, хватит?

Они исчезают оба в темноте проема, а я, до умопомрачения прислушиваюсь и даже перестаю, какое-то время дышать.…Только слушаю, но мне кажется, что меня с головой выдают тяжелые и частые удары моего растревоженного, не на шутку, сердца. Бум-бум-бум!!!

Колотиться сердце и в ушах появляется такой мне знакомый и неприятный свист: — пи…и…

Потом, я улавливаю, ее страстный шепот, как крик для меня!

— Еще, еще.… Ну же?!

Все! Я вскакиваю и…

— Ну, что случилось, что? — пробует меня успокоить она. А я, не пришла, я ворвалась в комнату и сходу на постель, и рыдать! Правда, не в голос, а сдерживая себя! Но, все равно, от этого она просыпается и уже надо мной, склоняясь, пробует успокоить, спросить. А я все не могу головы поднять, как уткнулась в подушку, так и лежу на животе и всю свою обиду изливаю в подушку.

Сколько так проходит времени, я не знаю? Наконец-то я, начинаю ощущать, как ее рука меня поглаживает по плечам, волосам, потом, она нежно, самыми кончиками своих теплых пальчиков, начинает приятно щекотать шею у затылка, по складочкам и бороздкам шеи, волосам на затылке…

Теперь я, уже, не плачу, а просто лежу в пустоте. В пустоте и одиночестве.…И от этого мне так становится грустно, страшно и даже, где-то, жалко себя…

— Ну, успокоилась, милая моя красавица? А теперь, давай, потихонечку все мне рассказывай, что там у тебя произошло, что стряслось? Ну, же, давай, я тебя слушаю? Не бойся, я чужих секретов никому не передаю. Я, если уже выбираю себе подругу любимую, то я, ее, уже никогда не предаю…Тем более, если я ее, как свою родную сестру, как самую близкую… люблю.

— Правда? — впервые, спрашиваю ее недоверчиво.

— Да, правда!

— А ты, правда, так думаешь?

И тут она, неожиданно, а не я, она начинает мне тихо, обжигая щеку горячими выдохами говорить.…И такое, что я, невольно, начинаю ее выслушивать, затаив дыхание…Она начинает рассказывать, а сама уже рядом лежит, дышит и шепчет мне, обжигая не выдохами, нет, а тем, что я от нее начинаю слышать и что стала понимать…

Спасительное откровенье

— Я тебя сразу же, на вокзале, увидела. Ты такая, как чертик, взъерошенная вся и ужасно красивая, выскочила и прямо ко мне. Я тогда еще подумала, вот бы мне с такой красивой девушкой познакомиться?

— Что, прямо с такой? — недоверчиво переспрашиваю.

— Да, прямо с такой, милой, как чертиком! Глазки серые горят, личико встревоженное, а губки, так и хочется их…

— Так, а что дальше? Это, потому ты, сразу же согласилась?

— Конечно! Я только мечтала, а тут ты сама, ко мне и с такими хитрющими глазками…

— Что, правда? Сама же сказала, что с глазами, горящими…

— Нет, это только первое впечатление, а потом, твои глазки…

— Так, все ясно! Ну, а что потом? Тебе Борька сразу же понравился?

— С чего ты взяла?

— Ну, как же, ты ему глазки, а потом и свои сис…показала.

— Ах, ты об этом?

— Скажи, а зачем ты ему так? Взяла их и показала? Что, решила его подманить?

— Ха…ха…ха! Ты думала, что я его для себя? Что я с ним решила заняться любовью?

— Ну, да! А зачем же ты, тогда, с ним ушла на свидание?

— А вот об этом, в двух словах, не расскажешь.

— А ты не стесняйся и расскажи, уж больно хочется знать, почему это ты, городская, образованная девушка и с нашим деревенским пацаном, да еще с таким, как наш Борька? Я, можно сказать, полночи не спала и все никак не могла этого понять? С удовольствием послушаю. Итак, ты решила с ним, он с цветами и вы вместе вышли. Только, не говори мне, что ты не хотела, я все видела, как ты на его шутки реагировала. Он тебе что-то смешное рассказывал? Ну, не молчи, рассказывай! Все равно, я, уже, не смогу заснуть…

— Это почему?

— Ну, как ты думаешь?

— А что тут думать? Давно надо было вам расставаться, а то, ты, все ждала от него и ждала, а сегодня, как я поняла, ты дождалась уже и он, наверняка, уже с другой. Так? Скажи, что я не права?

— Да, права.… Но откуда, же ты все это знаешь? Такое впечатление, что ты все время за мной подслушивала и подсматривала.

— Нет, такого не было, успокойся. Просто я с Борькой была, и все о тебе у него разузнала.

— Интересно, и что он тебе обо мне наговорил? Небось, какую-то гадость?

— Нет, я же тебе говорила, что ты насчет Борюсика была не права! Он, оказался, нормальным, только немножечко…

— Наглым и болтуном, как я поняла!

— Ну, можно сказать и так. И он, между прочим, мне многое о себе и тебе рассказал.

— Что, и о Буржуевке?

— И, о вашей Буржуевке, тоже, и как его, а до этого, и тебя…

— Так, ну хватит! Ну и болтун же этот Борька! Только, ты не думай, что он тебе просто так все это рассказывал, наверняка, для того, чтобы потом он бы воспользовался своим откровением.

Ты знаешь, он ничего просто так не делает! Скажи, а он тебе все сделал, на что ты рассчитывала?

— Так, милая, это что, допрос?

Спросила и от меня отодвинулась. Я поняла, что я слегка переборщила.

— Ты обиделась?

— Знаешь, я хочу спать. Спокойной ночи.

И от меня отвернулась спиной окончательно. Какое-то время мы обе молчали, наконец, я, с благодарностью и признательностью, за поддержку и за то, что меня отвлекла, да и за то, что у нее нашлись столь теплые слова в мой адрес, я к ней притиснулась и руку свою положила сверху на ее бедра. Она никак не прореагировала.

Обиделась, наверное, так подумала. Интересно, а почему это она за мной стала шпионить, все обо мне разузнавать? Неужели же она.…Так, стоп!

Ну, как такое может быть! У меня даже и мысли такой не было? Просто друзья и все такое, как у всех нормальных девчонок между собой бывает. Натерпелись и об этом поговорили, да еще из любопытства, разузнали подробности о подруге. Что тут такого? Обычное дело.

Вот так подумала о ней и сама не заметила, как пригрелась, как приятно ощутила тепло ее, тела, как она доверительно позволила мне его обнять и прочувствовать, потому я.…И только одна мысль мелькнула у меня: ну и пусть! Пусть, он уже будет с другой, а я? А я же, пока, побуду с ней, со своей новой подругой, которую так интересно зовут.… Так, никак не могу вспомнить, кажется, Колли, нет Кала? Как цветок, так, что ли?

Так и не разобравшись, пригревшись, прижавшись, так и уснула. Уснула, с ней рядом, доверительно обнимая свою новую подругу, которая обо мне, удивительным образом, все разузнала.

Художница

За раскатами грома приближающейся летней грозы я не услышала, о чем она тихо спросила.

Хотела переспросить, но потом, помня о ее просьбе, как можно дольше не двигаться и позировать, не изменяя положения своего тела, я просто, в знак согласия, кивнула головой. Кивнула и поняла, по ее такому напряженному сначала, а после моего кивка — такого радостного и сияющего лица, которое высунулось из-за мольберта, что я, что-то такое и для нее важное, только что определила сама. А что? Откуда, у нее такая радость и с чего это, она? Что, она, такое спросила, что я не расслышала…

Ну, радость, так радость.… Пусть, хоть немного порадуется, за меня, подруга…

А что, она уже, действительно, стала моей подругой? Сама стала пристально вглядываться каждый раз, как только она отрывалась и выглядывала…

Она это уловила, кивнула, весело головкой и что-то, за мольбертом, замурлыкала…

Нет, она ничего, очень даже приветливая и какая-то сразу одновременно: доверчивая и боязливая, настырная и скромная… Скромная…

Она-то скромная, а вот — я?!

Уселась и сижу перед ней — в чем мать родила… Правда, я долго с ней перепиралась, по этому поводу, обговаривала, как я перед ней предстану, в какой позе и чтобы она не рисовала моего лица.… Но все это, вскоре, забылось, и я предстала перед ее очами такая, как она настаивала…

Я сидела лицом к ней, в пол оборота, закинув ногу на ногу, одной рукой я опиралась сбоку, а другую.… По ее настоянию, я должна была забросить ее за голову, прогнуть спину, выставив, как она мне говорила, эффектную картинку, под названием: красивая деревенская девушка с обнаженной грудью.… Да, как она, там, мне сказала, ах, вот так — анонсировала!

Ну, что же и на том спасибо! Спасибо, что хоть только с грудью, а то, еще, чего доброго.…Да, вспомнила и тут же почувствовала, как начинаю краснеть.… Это не осталось для нее незамеченным, вот, что значит художница?

— Ты что-то вспомнила, дорогая? — этим вопросом, она, меня смутила окончательно.

— Колбочка, я устала, можно передохнуть?

Нагнулась над подоконником и выглянула в сад, прикрываясь рукой. Она привалилась ко мне сзади, приятно прижалась мягким и нежным частями своего тела, обхватила руками, заставляя напрячь тело и я, отмечая тот факт — что мне это очень приятно.

— Что ты, там такое увидела? — спросила, обдавая меня запахами масляных красок, какого-то еще острого химического запаха… — Это от рук, — пояснила — …растворитель… — тут же — опережая мою мысль.

Этим она, меня, просто поражала! Стоило мне о чем-то подумать при ней, как она удивительным образом и тут же угадывала, о чем это я думала?

Одно меня радовало, что она, так и не узнает причину моего к ней внезапного потепления.… Ведь, я, же, настырная! Какие там, университеты? Мне не до этого, мне, теперь, после всего, что у меня было с Виталькой, надо было, чтобы теперь это все произошло бы, со мной, как с настоящей женщиной. Я решила ей стать немедленно, после его предательства, отказа от меня и выбора иной женщины.

Все дело в этом, я так, почему-то, считала. Я должна была теперь открыто жить с мужчинами и без каких-то глупых, ненужных недоразумений, оставленных в моем теле от маленькой девочки. Ведь, я уже, познала мужское достоинство и радость от того, что научилось им делать! Именно я, являлась причиной их извержений! Ну, и какая же, я, была, тогда, девочка? Так, одно название и то, что во мне, все еще, сдерживало их проникновение. Я хотела с ними секса, как у всякой и порядочной, нормальной бабы!

Потому, я решила начать жить и даже свою честь потерять! Но, вот вопрос, с кем? Виталик отпадает, к тому же, он, не делал этого со мной даже тогда, когда я его об этом просила, а теперь и подавно! Теперь он с другой! А, во всем виновата, как считала, я сама!

Ведь, если бы я настояла и он бы в меня?! И вот, теперь, это для меня, как ненавистная преграда, от которой я, решила, немедленно избавиться! А как же иначе? Ведь, именно из — за нее, у меня, так все с Виталькой разладилось…

Надо сказать, что я, тогда, совсем себе не представляла, как и что надо для этого делать, если я это буду проделывать не с моим Виталькой. С ним мне все было понятно! А вот, как с другими? Нет, с какими-то чужими мужчинами я не смогу, да и не хочу! Может, она мне, чем-то поможет? Так рассуждала.

А может, она поможет мне это сделать? Ведь, как-то, живут между собой женщины? И я, слышала, что они, принципиально, обходятся без мужчин и даже сами все проделывают за них.

Потому, я и решилась жить с ней! Во, как! А вы, говорите, что бабы, слабы? Эх вы, мужики? Сами вы, слабаки и бабы!

И потому, я начала с ней.… Воспользовалась ее расположением к себе и к ней подлезла…и вот теперь, только и думаю, с чего бы мне с ней начинать и как ее, на такую операцию в себе, настроить.… Смотрю на нее, и она все больше мне начинает нравиться…Интересно, как это у нее, со мной произойдет? Подумала и тут же испугалась, так, как она, удивительным образом, считывала все мои мысли. Интересно, как это у нее получается мои мысли угадывать? Спросила ее еще вчера, уже лежа на кровати. Она, этим, так удивила меня.

А еще она, удивила меня тем, что не возила с собой и не надевала, принципиально, никакого белья, она мне так и сказала в первый же вечер:

— Посуди сама. Все люди, чуть ли не до двадцатого века ходили без белья и спали в своих кроватях — нагишом! Никакого белья!

Я ей возражала и говорила про длинные ночные рубахи — шартрез. Я об этом читала и еще говорила ей про картину такую, где горожане Кале вышли из города в одних рубахах — шартрез…

— Но, то зимой, а вот летом, как сейчас…

Сказала и тут же передо мной обнажилась, поражая меня своей наготой, улеглась, не накрываясь… Я постояла и невольно взглянула на ее обнаженное тело …

Она лежала на боку, подогнув и сдвинув вместе колени, и я просила бога: только бы она и хотя бы не откинулась на спину, пока я не лягу, да не разводила бы свои ноги в стороны.

С одной стороны я к ней тянулась, потому как, решилась на такое, а, с другой стороны, я… Я, просто, всего этого, боялась! Очень боялась! И потом, это так непонятно, и так запретно!

Сама быстро разделась, но рубаху я и все — таки, на себя натянула, свет выключила и отчего-то, волнуясь, присела перед нашей кроватью. Да, неудобно, но я вам скажу, что в комнате я поставила ведро, ну сами понимаете — для чего оно. Не бегать же нам ночью на улицу?

Потом улеглась рядом и близко, даже рукой не надо было тянуться.…И как только я легла, то она повернулась на спину. Надо ли вам говорить, что со мной такое впервые в жизни происходило? Ведь мне ее, надо будет, за кокой-то день-два завоевать, но как?

Ее теплые пальца невольно столкнулись с моими. Потом они, словно муравьиные усики, ощупали, погладили мои пальцы сверху кисти, улеглись на моей руке и замерли. Я умилялась этими ощущениями. Ее пальцы такие мягкие, небольшие, с коротко остриженными ногтями, всегда ухоженные и с мягкими подушечками, так подействовали на меня, что я, в ответ, на ее соприкосновения, что-то волнительное ощутила. А потом…

Потом меня охватило какое-то неясное волнение. Спать, не то что не хотелось, нет, вообще, не могло быть и речи о сне. Я еще подумала, как это так, рядом со мной незнакомый, чужой человек, девушка, да еще и голая.…А что я знаю о ней? Ничего, ведь!

— Ты не спишь? — неожиданно спросила она. В ее вопросе я не уловила того волнения, которое сама ощущала.

— Нет…

— А ты красивая… — на этот раз я почувствовала тепло в ее голосе и подумала, что она может быть сейчас, даже улыбается. Пальцы ее ожили, и стали медленно, нежно поглаживать мои…

— Нет, что ты? Да разве же я красивая? Вот, мамка, моя…

— Я представляю себе, какая у тебя красивая мама. Ты, наверное, вся в нее пошла… Ее пальцы подлезли и стали нежно, по очереди приподнимать и опускать мои, как бы ими играясь.

Я ощутила неясное и тревожное, пока что не осознанное мной легкое возбуждение…

— В нее и бабушку. У нас порода такая… — замерла, так как не знала, продолжать мне или не прилично говорить об особенностях нашей женской породы…

— Все такие же, как ты? — спросила, а ее пальцы мне сигналили, мне передавали что-то, чего я никак не могла понять…

— Да, все такие: я, мать, бабушка. Мы все, наша порода, ну мы… — сбилась, так как не хотела ей говорить об этом, нашем родовом достоинстве женщин, а она сама…

— А я люблю женскую грудь.… Нет, правда! И всегда мечтала, чтобы у меня была такая же грудь, как у тебя…Я даже одно время такую же рисовала…

Я замерла. Неужели, подумала, она захочет меня такой нарисовать? От того что она такое сейчас может сказать, я сжалась… Видимо, она почувствовала это по моим скрюченным пальцам…

— Мы с девчонками, на первом курсе, даже друг дружку рисовали обнаженными, представляешь?

— Что, голыми? — спросила как-то напористо, выдавая свое волнение с головой.

— И вовсе не голыми, а обнаженными, это две такие разные вещи…

— А по мне, это одно и то же, — сказала и попыталась вытащить и освободить свои пальцы. Будто бы давая ей понять, что по отношении к себе я такого ей не позволю.… Но она сжала их и не отпустила… Секунды, я пыталась вытащить их, но она их крепко сдерживала. Не буду же я вытягивать их, в конце-то концов, и выдергивать их с силой?!

А, ладно, пусть держит, может это и к лучшему, по крайней мере, руки у нее будут заняты и она ко мне не полезет. — Так, отчего-то подумала, успокаиваясь…

— А как ты сама относишься к своему телу? — спросила, слегка освобождая надавливания.

— Как это?

— Ну, ты свое тело любишь? Любуешься им?

— Некогда мне им любоваться… — ответила довольно грубо и тут же с силой выдернула руку. А потом, стараясь ее не обидеть и примирительно…

— Вообще-то, в бане, мне бабушка говорила… — сказала и, пошарив около ее тела, нашла ее пальцы и сама осторожно начала их трогать…

— Вот и я так думала! — ее кисть внезапно вывернулась и теперь мои пальцы оказались у нее в ладони. Ее большой палец стал поглаживать их и слегка щекотать…Ей помогали все пальцы кисти, они стали настойчиво трогать, ощупывать мои пальцы…

— Ты что думаешь? Что я сама… — внезапно ее кисть вывернулась кверху, раскрылась и мои пальцы тут же утонули между ее пальцев, которые она стиснула и потянула, сжимая мои…

Почему-то, от этого жеста, у меня сразу же сбилось дыхание и я, не смогла закончить и озвучить свою мысль, так, как по нашим, соединенным вместе рукам поползла какая-то горячая, волнительная и тревожная тяжесть сближения.

Ее тело, которое все это время соприкасалось с моим и до сих пор не мешало, сразу же мягко уперлось бедрами, привалилось мягкой и теплой ногой, которых я, до этого, словно не ощущала. Потом, она, повернулась на бок, навалилась плечом и вдруг, ее тело, сразу же стало таким горячим! Я ощущала необычайно горячее тело, какую-то волнующую напряженности в наших руках и ее готовность.… На что, она, готова? — тут же встрепенулась, — неужели она сама, опережая меня?

Потом все, как во сне: окончательный поворот ее тела на бок, руки ушли, они оказались зажатыми под нашими телами, ее нога тяжело запрокинулась, налегла на мои ноги, придавили их своей тяжестью, а ее рука с теплой и нежной ладонью внезапно…Ой, мама! Мама! — ее ладонь накрыла рубашку над грудью и медленно потянулась, сдавливая, сминая ее…

— Не надо… прошу…

— Надо, молчи, я нежно…Боже! Какая же ты вкусная…Ты до сих пор пахнешь парным молочком… М..м..м… — следом ее поцелуи моей груди через рубашку…

Моя голова кругом, но вместе с тем, я все еще пытаюсь, вопреки тому, на что будто бы решилась, я начинаю ей противостоять, пытаюсь уклониться, сберечься от всего этого. При этом, я так волнуюсь, что на время забываю все вокруг! Мне бы освободиться, мне бы отвертеться от ее тела и рук!

Отвернула голову и тут же ее тело навалилось, придавливая меня всей своей массой, а на коже, у самой моей шеи, я сразу же ощутила ее горячее дыхание! Я его ощущала! Я вся в ужасе ожидания, я испугалась неимоверно…

Это впервые, такая мысль промелькнула и тут же ее губы!

Затем, касание моей шеи ее губами — словно срывающий и обжигающий удар, следом — ощутила мокрый и горячий поцелуй в шею — словно поцелуй вампира…Запретно! Страшно! Но, боже мой, как, же это, оказалось, приятно!

Но тело меня предает в самую роковую секунду и вместо того чтобы защитить и ее оттолкнуть от себя, я, неожиданно, сама, свободной рукой ухватила ее за плечо, а оно горячо, приятно ощущаются ее мышцы, обнажение кожи… Ее кожи! Ее!

И я, не выполняя свои же решительные желания защититься, теперь, сама, осмелела и прижала ее тело к себе за плечо.…А моя рука, окончательно предавая, смещается по ее спине, телу…Ее телу.…Вот, я, ощущаю ее шею, вот ее волосы, теплый и жесткий затылок…Пальцы самопроизвольно раскрылись и тут же зарылись в ее волосы, ощущая их приятную шелковистость.…В это мгновенье, словно выстрел и как будто бы, мне голос извне!!!

Ты что? Что ты делаешь, опомнись! Как можно, так, с ней?

Тут же мои пальцы стиснули ее волосы и потянули ее голову назад и губы предательски стали шептать…

— Пусти! Слышишь? Ты, что? Нам такое нельзя!!!

— Что? Не бойся, я — любя, я все нежно …

— Нет!!! Я сказала — нет! Отпусти! Ну, же?

— Ты делаешь мне больно, девочка, моя… — теперь уже она мне.

— Нет! Никакая я тебе не девочка!

— А кто же ты тогда? Женщина? Ты что, уже встречалась с мужчинами? — спрашивала, ухватив мою руку и сдерживая, освобождаясь от моего захвата своих волос…

В другой бы ситуации, я бы ей не сказала, но только, не сейчас. Сейчас, мне надо было от нее как-то оттолкнуться, оторваться и оттянуть, отрезвить ее, а заодно и себя, и я ей, в сердцах, выпалила первое, что пришло мне в голову:

— Да, я встречалась с несколькими мужчинами! Понятно? — и, наконец-то, освободила ее голову и ее губы от себя…

— Ты? — спросила насмешливо, как мне показалось…

Но, она села, и, наверное, ехидно поглядывая и отводя в сторону, удерживая мою руку в своей руке, как бы давая этим жестом понять, что она не верит мне.

— Да, я! У меня были мужчины! — сказала, как можно твердо и как мне показалось, что с вызовом…

— Интересно, и кто же они? Ну, насколько я знаю, только, пока, одного твоего, это ваш сосед, как я слышала.

Я похолодела и замерла в ужасе! Неужели она.… Да, нет же! Не могла она! Нет же! Ну, откуда она могла знать? Этими подозрениями она меня просто как обожгла и я, быстрее и, перебивая ее, почти выкрикнула:

— Нет! Как ты могла такое подумать!

— А что? Ты знаешь, — и неожиданно мне, и совсем но не то, что я ожидала… — в этом Борьке что-то такое есть. Он как бычок! Из него так и прет, все мужское…

— Ты о чем это? — это я с радостью, от того, что она не догадалась и что обозналась.… И я ей тут же, как одолжение…

— Что прет? Да нет, же! Борька, он же, он… — говорила, усаживаясь счастливо рядом с ней, стряхивая ее тело со своего… — Борька, он понимаешь, он, одним словом, он — дурачок! Вот!

— А я бы, такого, не сказала… Он мне как-то сразу понравился. И потом, он такой настойчивый и он…

— Да наглый, он! И все время лезет! За сиськи хватается больно.… У него только одно на уме…

— Правда?

— А ты, что же, не поняла еще? Хочешь убедиться в этом еще?

— По крайней мере, я бы, на твоем месте…

— Вот и становись на мое место! Нет, правда! А что, вы с Борькой оба напористые…

— Ты, правда, так обо мне думаешь?

Наступила пауза. Я не знала, что ей ответить на ее вопрос, который, словно повис в воздухе…

Потом ее фраза прозвучала как-то необычайно громко и категорично:

— А ты ни разу, как я поняла, еще не встречалась с девушками.…И судя по всему, ни разу с ними не целовалась? Скажи, а у тебя были подруги любимые?

— Любимые?

— Ну, да!

— Как это? Просто подруги были и даже сейчас есть. А вот, прямо таких, любимых, я таких не знаю? Это что, как мальчики?

— Ну да! И ты знаешь, одно дело целоваться с мальчиками, а другое, с девичьими губами.…У девочек такие сказочные и мягкие нежные губы…

— Хватит! Хватит, я сказала! И вот что, ты, я вижу, со мной тоже решила, как с теми девками продажными и хочешь меня, да еще и в губы…

— И не только, но и в твои другие губки тоже, они знаешь, какие бывают у девочек мягкими и сочными…Ты даже себе этого, не представляешь!

Ну и что вам сказать? Ужас, да и только!

Одно, дело, об этом мечтать, а другое, наяву и с настоящей женщиной начинать заниматься любовью. Ну, не смогла я! Не смогла, сдрейфила, струсила, испугалась, что меня, как засосет, что и о чем-то мужском совсем позабуду!

А я, уже, не могла, помнила и знала, каково их естество. Тем более, что я уже с ними такое проделывать, что они у меня, тут же свой дух испускали! Не могла я, больше, без этих ощущений, не могла!

Я вскочила и, оправляя на себе ночную рубаху, тут же к выключателю. Вспыхнул яркий свет, выхватив скомканную постель, ее голую и сидящую. Я ее глаза запомнила, сощуренные и какие-то растерянные, которыми она старалась меня рассмотреть.

— Ну вот, что, давай так, ты иди в свою комнату, а я здесь останусь или наоборот! А с тобой, я, вместе спать не буду! Не буду, ты поняла!

— Почему? Что я тебе такого плохого сделала?

— Нет, ничего пока что, но можешь…

— А ты чувствуешь?

— Так, хватит болтать, ночь уже и спать надо, потом, завтра мне о своих чувствах будешь говорить, иди, давай уже, ты, озабоченная поцелуями от женщин…

Она все медленно и как-то, словно, стесняясь, теперь уже, словно я ее припутала за постыдным занятием. Мне даже ее жалко стало, но пусть уж, она, лучше, подальше будет от меня…

— А если мне там страшно и там, в окно, кто-то?

— Иди, давай! Позовешь, если что…

Она, прижимая и прикрывая голое тело простыней, вышла молча, и я, смотрела вслед ей, ее голой попке, которая белым пятном маячила, пока она шла по коридору, а потом, пропала. Я закрыла на ключ дверь в свою комнату.

Уф! Ну и дела! Говорила себе, поправляя постель.… И вот, да, что же она хотела от меня, неужели, она первая и сама.… И оттого я тревожно забеспокоилась.… Потом свет выключила, выдавила из себя несколько капелек и улеглась.… Но спать, почему-то, не хотелось.

Перед глазами и в ушах все еще вопросы и звучал ее голос.… И эти ее вопросы какие-то тревожные и как показалось, с насмешками.

Конечно, подумала. Им там, в городе, нечем заняться вот они с жиру, и бесятся, друг на дружку кидаются.…А у нас в поселке.… Да, что там говорить, у нас такого отродясь не было и быть не может! С такими мыслями и уснула…

Под раннее утро проснулась от неясных шорохов за дверью.…На улице серело, наверное, уже пять, подумалось, и прислушалась. За дверью кто-то явно всхлипывал!

Вскочила, открыла дверь, а она на корточках сидит, сжалась в комочек и голову прижала к коленям…

— Ты чего это не спишь, что случилось? — она так и сидит, всхлипывая. — Ну, что стряслось, что, на этот раз? — тронула ее за плечо, а оно холодное….

— Ну, ладно, не хочешь мне говорить…

Она вытянула руку и ухватилась за мою.

— Только ты меня не прогоняй, хорошо? Ты знаешь, мне страшно и потом, я не могла решиться до туалета, прости… — и заплакала горько, добавляя к той лужице, что рассмотрела под ней, еще больше влаги.

— О, господи! — осерчаю на нее, сказала, но тут же, ей помогла подняться и завела ее в свою комнату. А тело у нее холодное и костлявое, почему-то, теперь, именно так подумала.

А она сразу же, как вошла, так… Она громко все и с шумом, при этом, все мне шептала обиженно и жалко:

— Прости, прости, если сможешь, я думала, я не знала, мне надо было с вечера все сделать….

— Ну, все, что ли? — ей грубо, — давай, ложись уже и накройся как следует, а то простудишься, чего доброго.… Все это сообщаю ей, накрывая, и вижу, как она радуется тому, что я за ней ухаживаю.

— А ты?

— А что, я? Я уже встала, пойду заниматься делами, да и надо, за некоторыми городскими дамами, поухаживать, которые, прямо под углами…

Глянула, а она уже, как мне показалось, спит на боку, свернувшись таким беззащитным калачиком, закутанным в простыню и одеяло, которое вытащила из-под головы у подушки.

Ну и пусть, эх ты! А еще мне предлагала сексом заняться, да еще меня стыдила, а сама даже самостоятельно сходить в туалет не решилась.

Ничего ты без меня сделать не сможешь.… Надо бы тебя, конечно, было бы саму заставить убрать за собой, да ладно, пусть спит уже.…Тоже мне художница зас…., картину мне тут под дверью, взяла и нарисовала…

От того и зарделась, вспоминая это первое свое знакомство с ее телом.

А потом, ничего, помирились даже. Но, это я, уже, сама ей, как-то, сама так решила…Видимо, это ночное происшествие нас сблизило, и потом, мне уже не было, с ней так страшно, а наоборот, с ней начинать интересно …

А что? Разве же, не те же любовные приключения, только, еще откровеннее, потому, что среди своих, эти женские приключения, это что-то?

На мое согласие, ей позировать, я увидела ее явный и неподдельный интерес и надежду на продолжение…

Вот, потому, я сейчас, нагибаясь над подоконником …

— Тебе было хорошо? — Спросила тихо, у самого ушка, обдавая теплом своего дыхания.…Но все равно, громко, ведь, у самого уха все… С шипением воздуха на букве «ш», с чуть слышным придыханием…

— Хорошо… — я ей так же, с таким же звуком «ш», поворачивая к ней лицо. Итак, близко, что…

— От тебя пахнет смородиной…

— Это я съела несколько ягод, а от тебя.…— и она, снова и опережая меня:

— Красками, маслом подсолнечным и моей лю…

— Не надо… — это я ей тихо, и не желая ее обижать, добавила, волнуясь… — пока, не надо, прошу тебя… — это опять прошипела рядом с ушком ее буква «ш»…

— Хорошо, милая. Идем и приляжем.

— Нет, я хочу постоять у окна и еще подышать…

— Будет гроза — снова опережая мои мысли… — вон, как воробьи в пыли купаются? А ты? В чем, ты, купаешься? — спросила и я почувствовала, как напряглись ее живот, руки, что меня обхватили со всех сторон.

Я знаю, что она хочет услышать, знаю? Она ждет именно этих слов от меня, о любви к ней, но я, почему-то, не говорю ей, молчу…

— Ты думаешь? — спросила. Господи, это какой-то кошмар, подумала? Она все мои мысли так просто и так легко считывает, словно с книжного листа!

— Тебе в цирке надо работать, а не картинки рисовать — с глупых, да еще и сисястых, бестолковых холодных баб! Так? — это я ей так специально, недовольная ее прочтением себя.

— В цирке, говоришь? Я согласна, только, если и ты там тоже будешь, рядом. А, кем бы ты хотела быть в цирке? Укротительницей львов? — снова она, угадывая и опережая мои мысли.

Но я уже взъелась. Нет, не на нее, а на себя! Неужели, же, я, такая простая, что она так легко читает все мои мысли? Потому, я, ей, отвечаю на французском языке…

— Нет, конферансье! Это слово французское: conférencier — докладчик, кто выступает, объявляя артистов. Между прочим, остроумный и не глупый человек и никогда не женщина, всегда только мужчина, вот!

— Ну и как бы ты меня объявила? Что-то о том, что выступает знаменитая чародейка, предсказательница, угадывающая чужие мысли…

— Нет! Не так! Я бы сказала, что выступает говорящая лошадка, а по-французски это так прозвучит, вот послушай:

— Sympatique le cheval, qui est capable de parler et dessiner, что означает: «симпатичная лошадка, которая умеет говорить и рисовать»…

— И все? И это все твое остроумие?

— Нет и еще: — elle veut de l'amour de la fille avec des gros seins.

— А это еще что, означает? Ля мур, я поняла, а вот, что еще? Какой-то грос сиенс? Гросс сиенс, прямо как по-немецки, это что?

— Seins, gros seins! — отклонившись от окна вглубь комнаты, и потрясла перед ней слегка запревшей грудью… — Понятно?

— О, грос, ля мур, сиенс! О, какой грос и какой сиенс у меня перед глазами! О, ля мур, шарше ля фам! — тут же застрекотала, путая интонации и слова, плохо их произнося…

— Нет, не так надо, а вот, как надо, слушай музыку французского языка:

— Favoris, vous cherchez des femmes!

— Фавор, так фавор…а, я поняла! Фавор — это любовница, и дальше я поняла: шаршез ле фемме, ищи женщин! Так? Любовница, ищи женщин? Не пойму, ничего? Зачем тебе еще кого-то искать?

— А я и не Favoris!

— А, кто ты, тогда? Нет, ты моя фаворитка!

— А вот и нет! Не угадала! Это ты: une femme qui aime les femmes!

— Ты, правда, только во мне это и увидела — свое лесфемес?

— Oui! Vrai! Tu es la plus vraie lesbienne! Voici qui êtes-vous?

— Только лесбинес и все? А, что, все остальное обозначает? Вуи — это да, а вот враи — это что, враки? Я не лесбинес? Или это что-то другое? Скажи, ну я прошу тебя? И потом, хватит уже на французском, переходи на …

— Est ce que tu as, tu ne connais pas, que le français est la langue de l'amour!

— Да знаю, знаю… Французский язык, это язык для любви! Так?

— Да, пусть будет так: La langue de l'amour, faire l'amour! — Поняла?

— Ну и хорошо! Файрэ ля мур! — сказала, счастливо улыбаясь и радуясь тому, что, как ей показалось, она все поняла правильно.

Но самом-то деле, — я сказала о другом и имела в виду, что французский язык — язык для любви — La langue de l'amour, а не для того, чтобы им делать любовь — faire l'amour. Но она именно так это поняла. Вскоре, ошибка в наших словах нашла свое подтверждение.

Подтверждение или ошибка?

Она так и понимала, что надо именно делать любовь, а я?

Я не была готова еще к таким отношениям в действительности, а только, все, у меня сводилось, как я поняла, к фантазиям, как я и она, и мы вместе с ней, тем более, я все время еще продолжала думать о Виталике. Какое тут еще может быть место с ее — faire l'amour, деланием любви?

Остаток дня и до самого вечера, она все бесстыдно липла и приставала, намекая мне на свой ужасный — ля мур! Потом пошел дождь, началась гроза, с вспышками молний, раскатами оглушительного грома… Свет замигал, а потом внезапно потух. Комната погрузилась в полумрак, и мы с ней, изрядно напуганные раскатами грома и вспышками молний, прилегли.

Спать не хотелось, к тому же, ливень, он просто заглушал наши негромкие голоса.…

— Я не знаю, захочешь ли ты меня слушать, что я тебе, только одной, расскажу…

— Это что-то не хорошее? Я не люблю про боль и унижения.…Если ты об этом, то лучше не начинай, хорошо?

— Знаешь, я думаю и даже не решаюсь тебе всего говорить…

— Почему? Ты что же, мне до сих пор не доверяешь?

— Нет! Что ты, моя коровка сисястая!

— А раз так, то рассказывай, давай, но и про меня не забывай! Дай свою ручку, я ее к себе положу… — сказала и прижала ее к груди…

Потом, минут пять, мы, снова возимся и под раскаты далекие грома и вспышки молний — целуемся, словно заведенные этими молниями…Она так западает и так это все умело проделывает, что я, тут же, ей отдаюсь, понимая, что у нее несколько больший в таких отношениях жизненный опыт, по опыления язычком своих подруг…

Наконец-то я, вся, от нее обцелованная, отклоняюсь, пока что, не готовая к восприятию всего, что она хочет, что я сама с ней задумала. Ладно, выжду еще, чуть — чуть!

Почему-то, все никак не могу на такое решиться и ее руки, все еще, сдерживаю в своих руках, не допуская их к себе туда…

Она дергает, пытается вырвать пальцы, но я же, деревенская девочка, крепкая я! Эх, ты, дурашка городская? Погоди, дай мне привыкнуть к тебе, наслушаться и может, окрепнуть в своем решении.… Не дергайся, больше, ты, даже, себе не представляешь, какое я готовлю, тебе угощение?

Потому, ей снова, с просьбой, спокойно все мне рассказать…

— Ты, знаешь, я ведь, когда начала учится в университете, совсем оказалась без денег. Заняла несколько рублей и уже, просто сдыхала от голода…

— Бедненькая моя, дай я тебя поцелую…М…м…м!

— Так вот, деньги у меня украли, обчистили все у меня в общаге и я просто бедствовала.

— А маме, раз же не могла об этом сказать?

— О маме потом расскажу, так я в это самое время уже не жила дома, как уже полгода. А получила комнату в общежитии.

— Вон, как?

— Да, вот так! И когда я, уже совсем и всякую надежду потеряла, то случайно узнала от одной старшекурсницы, что, тайком набирают рисовальщиков…

— Кого, кого?

— Ну, это того, кто умело рисует, копирует…Я же, тогда, уже выделялась своим талантами…

— А ты и сейчас, так талантливо целуешься, между прочим!

— Правда? Я рада, что тебе нравится! Хоть и хочется еще послушать в свой адрес твои комплименты, но я продолжу…

Итак, дело за малым…Я решила, во что бы то ни стало, а туда пробиваться. Сначала мне отказали, мол, рано, потом отказали, что я не работала с натурщицами.… Тогда я им рисунки наших девчонок, которых я рисовала обнаженным, показала. Рисунки забрали и сказали, чтобы я ждала, а они подумают.…А потом начинается со мной такая история…

— Тебя что унижали, избивали, насиловали? Кто такие, все это заказывали, что же они от тебя хотели?

— А вот, теперь уже, внимательно меня слушай…

— Это страшно?

— Сейчас нет, а тогда, пожалуй, я всего не понимала. Да и как было понять, поначалу, что от меня хотят? Как договорилась, меня подхватила машина с тонированными стеклами и сразу же мне завязали глаза.…Испугалась, а рядом женский спокойный голос.

— Не беспокойся, тебе ничего плохого не сделают. Сиди спокойно, так надо, сейчас приедем, и все узнаешь…

Полчаса куда-то мчались, потом машина заезжает в какое-то подземелье…

— Мне страшно.…Представляю, как ты перепугалась тогда?

— Конечно, я испугалась, ужасно.… Но, ничего плохого мне не делают, вывели из машины, глаза не развязывают и повели… Сначала, правда на лифте подняли куда-то невысоко, как я догадалась, а потом завели в комнату и эта женщина, чей я слышала голос, мне объяснила…

— Значит, это ты, прекрасно девчонок рисуешь?

— Ну, я, наверное? А вам что же понравилось? Я могу еще нарисовать, если отпустите…

— И не только отпустим, но и заплатим! Так сколько там стоит вызов у них?

Слышу, как она с кем-то не соглашается и даже, наверное, спорит, потом уже мне, окончательно, называет такую сумму, что я…

— Да я вам, за такие деньги и себя обнаженной нарисую!

— Вот и хорошо, иди, раздевайся и как только я скажу, снимай повязку. Понятно? Значит так, ты увидишь часы, и как только пройдет два часа, ты сама, оставляя все, чем работала на месте, встаешь, одеваешься, повязку на глаза и ждешь меня. Понятно?

— Понятно, чего тут не понятного?

— Ну, тогда приступай… — сказала и внезапно исчезла. Причем, абсолютно бесшумно…

— Открываю глаза и замерла! Странная, какая-то, небольшая комната, вся за драпирована в черную ткань у одной стены, зеркало до потолка, рядом вешалка и темный, просто зловещий тишиной проем, вместо двери. Причем, ничего за ним не видно, тьма, все поглотила чернильная чернота. Но в комнате очень светло, тепло и тишина.…Вижу на диванчике, что стоит около самого зеркала, несколько грифелей, листы прекрасного ватмана чертежного, причем такого качества, что я такого уже и не видела, ластик для карандаша, планшет….

— Раздевайся, устраивайся и приступай. У тебя всего два часа! — откуда-то ее голос.

— А если я не успею, то, что тогда?

— А в ответ, тишина… — это уже я подключаюсь сама. Ну и чем же, это загадочная история закончилась? Ты, как я вижу жива? Ну и ты с себя все сняла и на диванчик, что бы себя срисовать им.…Ну и как тебе было себя срисовывать? Как ты им себя преподнесла? В какой позе?

— А в разных! Сначала я скромно, потом, в следующие разы все откровенней, все старалась у них больше выкачать денег. Ведь они мне предлагали сначала одни деньги, потом все больше и за мою инициативу заплатили, когда я им ее, свою изобразила…

— Что, прямо так, или заставили, сволочи?

— Никто не заставлял, а я так решила сама. Уж больно заманчивые гонорары мне посулили и я, как проклятая.… Схватила себя в оборот и давай обрисовывать всю себя.…А потом привезли, как всегда, и, кажется, на пятый раз, говорят:

— Все хорошо! Молодец, а теперь…

— Можешь не продолжать! Обязательно ими какой-то извращенец командовал, нет, точно! И ему обязательно надо было, чтобы ты себя отлюбила перед его зеркалом! Так?

— А вот и не угадала? Нет, ты, в какой-то степени, оказалась права. Только я потом уже не себя рисовала…

— А кого? Неужели, их петушки?

— Ой, не могу! Смешно, но снова неправильно! Нет, я только женщин и девушек…

— Как это, откуда были они?

— Да так же их, как и прежде меня привозили, с завязанными глазами, просили обнажаться и я уже только их рисовала.…Потом.…Потом меня так усаживали напротив их, что я всю ее, словно в увеличительном стекле видела…

— Что и звезду их? Интересно, а как они ее тебе, так соглашались показывать? Их что били, заставляли?

— Нет, сами. Сами они все проделывали.… А так как их пачками подвозили, откуда-то, то я скоро очень устала и уже не могла больше на них и их, эти их дырки смотреть! Во, как достали! Однажды не удержалась и в такой гротескной форме, как взяла и ее им, как нарисовала!

— Как это, в какой форме?

— А ты, будто, не знаешь, родная, что более всего ценится в женщинах?

— Дырка, норка!

— А лучше всего, если она вся в складочках, в перевязочках, ломтиками, холмиками вся и чем, этого больше, чем губок и их складочек больше, тем красивей! А еще…

— Хватит, достаточно…Ты, наверное, столько их перевидала, что тому гинекологу и не снилось? Слушай, родная, а ты мне того, не сочиняешь? Я пока что не понимаю, зачем ты мне эту сказочку рассказываешь, но сразу же, тебе скажу! — сказала и замолчала, выдержала довольно продолжительную паузу. Это я так специально. Потому как, если она врет, то сразу же попытается оправдаться, а тут она молчала. Я так и не поняла, для чего она мне все это насочиняла?

— Ты, наверное, им какую-то размазню подсунула? — говорю уже, подыгрывая, ее фантазиям.

— Нет, снова нет! Все что я рисовала, было отменного, просто великолепного исполнения!

Даже не знаю, откуда они таких женщин выискивали? Как сядет, как ноги раздвинет, и знает же, как надо! Как свою кисею разведет и потянет ее в разные стороны, так я и сейчас, готова, снова хвататься за карандаш!

— Ты, знаешь? Я устала, что-то и потом, мне как-то все неприятно, когда именно ты, мне об этом и с таким наслаждением все рассказываешь! Ты, что? Мужик? Или ты такая, как их там, таких баб, кто вместо мужиков их е….! — как взяла, да, как ляпнула, матюгом!

Потом долго лежим и молчим…

— Ты специально, такое придумала? Но вот, что? Давай с тобой договоримся сразу же, что врать и скрывать свои мысли за сказочками не будем. Ты хочешь мою… — замялась, не зная, как ей ее назвать даже, — ну, если ты так хочешь, то просто скажи! Тебе ее хочется увидеть? Зачем, ты мне такое, говоришь в своих сказочках? Хочешь унизить, обидеть? И не перебивай, даже! Конечно, я не такая, как те, твои бабы, с вывернутыми… шкурками! Я, к твоему сведенью, совсем не знаю, как ее надо тебе показывать. Ну не знаю, не приходилось еще! И тебе со мной будет не интересно, потому что я, все еще пока.… Пока и все еще…

Она сопит, как мне показалось, недовольная.

— Так, что ты решила? — продолжаю настаивать.

— Я согласна! — наконец-то я слышу от нее.

— Ну, вот и хорошо! Только ты дай мне немного времени, чтобы я к тебе привыкла, хорошо? А за сказочку спасибо! Я все поняла и намек твой и то, что ты этого хочешь! Знай, ты обязательно и в скором времени будешь этого не только хотеть, но и видеть. Я, страсть как люблю, когда в моем теле кто-то занимается его изучением с любовью! С любовью, ведь? Так?

И, дождавшись от нее, утвердительного кивка головы я счастливо замерла с ней рядом, тем более, что теперь ее рука так и оставалась лежать все время на моей груди, приятно согревая меня и обнадеживая на продолжение…

Началось действие

Но говорила она, я молчала, слушала, не понимая, не услышав всего и все равно, я думала о своем, о нем и моем.… Сама не заметила, как я, под звуки ее голоса, отдаляющейся грозы и шум ливня, заснула…

Мне снился прекрасный и сказочно-правдоподобный сон о том, как со мной игрался Виталий. Ах, что он со мной вытворял! И хоть это всего лишь был сон, но такой правдоподобный! Вот сейчас вы узнаете подробности…

Поначалу, он терпеливо приучал меня любви к мужскому телу. Я же ведь никогда и о боже, не могла такого увидеть в мужчине, а тут.…И хорошо, что я все поначалу только лишь ощущала…

Представьте себе, темнота, два тела рядом: он и его естество и я перед ним, трогаю, изучаю его тело на ощупь.…Но сначала я только прижалась. Я его ощутила сразу и неожиданно! Оно в меня, в живот мне упиралось. Я замерла! Нет, не могла даже пошевелиться…

Тогда он взял мою руку…

Я училась у него, как надо женщине поступать с ним и я многому научилась… Но без подробностей и без стыда скажу, что я впервые прочувствовала и поняла мужчину…Мужчину такого, каким его видит или хочет видеть женщина.…Ведь женщина в нем видит — образ!

Сильного, независимого и способного за нее постоять, а то и на руках, но если надо, то и жизнь свою подвергнуть опасности за любимую женщину…

А мужчина видит все ее прелести, что ему надо в ней, что ему в ней нравится: нежность молодости, фигурку, грудь, ноги, попку, выступающую и бедра, которыми она в сладострастии.…Так, но об этом рано, ведь я о мужчинах…

Понятно, что он увидел во мне, я же этим к нему так прижималась, а вот что я в нем? Что сначала? А ничего!!! Ощутила только то, что в меня упиралось…

Как это ничего, так ты же к нему и туда на сеновал и он на тебя своим телом.… Вот именно! Он и своим телом.…А я? Что я, что ощутила и чего, все-таки, так хотела? Того, чего ждала, не происходило, так ведь и за все время не произошло! Я как была и таковою осталась все время — девочкой еще, но уже посвященный в мужское тело.…Об этом Кэш позаботился еще.

Но постепенно, изнутри я перерождалась, я уже становилась как бы опытной женщиной для него.… А все потому, что этот мужчина не брал меня, а сам мне — себя отдавал.

И вот, когда я им хорошенько наученная и как-то раз, так сама завелась, что я ощутила это его необузданное желание, я прошептала ему:— возьми меня, муж… — Нет, не взял…

Теперь я уже сама стала потихонечку смелеть и себя предлагать…Дальше — больше. Он уже целовал у меня и не только мою грудь, но и уже, осторожно и нежно поцеловал и туда, сквозь трусики… Я не знаю, что со мной происходило потом.…Домой я возвращалась от него с мокрыми насквозь — трусами.…И однажды я его попросила, чтобы он там, сверху по трусикам поводил бы им.… Не получалось, ткань мешала, тянулась и собиралась складками.…Тогда я сняла с себя всякие преграды! Я вообще потеряла с ним всякий стыд и контроль над собой! Он меня все время сдерживал, не я, а он! Я, повторюсь, я на все была готова, лишь бы ему угодить…

На этот раз я его завела сама.… Потом откинулась на спину, подтянула и согнула в коленях свои дрожащие от вожделения ноги, развела их в стороны…

Вот об этих минутах, мгновениях, которых я увидела во сне, я и рассказываю…

Мне снилось, как он приложил туда сверху, свое упругое тело его, оно улеглось между моих открытых, словно мягких холмиков из половинок того, что раньше смыкалось и таким не казалось.… Потом, осторожно он сам, наклоняясь… Его, придавливая и им, скользя, начал именно так, не заходя, а все время, скользя сверху — любить им меня…

— Мама… — теперь уже я сама, в комнате, а не там — во сне и в сарае, тихо шептала …

А он, меня во сне, все гладил, все прижимал его и нежно прикасаясь, будоражил меня, и я…

Я зашептала, и видимо так горячо, что разбудила ее,…Ее, что рядом со мной, на постели лежала…

Первые мгновенья я не понимала, где сон, где реальность.…И только я ощущала, что у меня и по ней, по моим мягким и нежным любовным развалам нежно, словно легкая птичка, словно нежное что-то на цыпочках и чуть прикасаясь, шефствовало.

То шел — эрос и мой эротический сон.…А может, то уже вовсе не сон?

Сколько так продолжалось — не знаю? Мне показалось, что всю ночь, и все время так нежно и осторожно, кто-то во мне. А мне казалось, что он, вел им, и мне так было легко, и так хорошо, что я даже не догадалась, что так нежно с ним, между раскинутых ног, никогда не бывает у настоящих женщин наяву, а не во сне…

Наутро, проснулась, ее нет. Ничего, потянулась, повернулась и.… Подо мной не высохшее и довольно большое пятно… Я, что же во сне, с ним миловалась, а сама наяву, так открывалась ему, что я…и рассмеялась, собою очень довольная!

Обижаться или?

Наступило утро…

После завтрака мы с ней отправились на природу, ей надо было выбрать натуру: реку, заросли и берег с обрывом.…Пришли, расположились. Я разлеглась, с удовольствием потянулась и как дурная корова — заснула. И снова ко мне — тот же прекрасный сон.…Потом раз и проснулась…

Она рядом сидит и смеется, а сама меня кисточкой мягонькой гладит между моих ног, там, где немного отошел купальник в разводе ног.

— Ну и какая картина тебе приснилась на это раз?

— Ты что? Разве же можно туда девочке, да еще кисточкой совать? А если бы я испугалась?

— Но ночью же, ты не испугалась?

— Что?

Я так расстроилась, от того что узнала от нее, что, не обращая на нее внимания, ушла и сразу же полезла в воду. Вода немного меня освежила, и я привела себя в порядок. Пришла, а она, как ни в чем не бывало, стоит, выставив свое пузо и рисует… Нет, что-то такое мажет.…Вижу, что без всякого интереса…

— Ну и что у тебя получилось — …стараюсь ей той же монетой отплатить. — Калякаешь? Смотрю, а у тебя не очень-то сегодня, особенно — после такой ночи…

— Какой?

— Любви обильной, вот какой!

— Ну, у кого-то, может, именно и такой, а вот у меня — никакой, только…

— А меньше надо на себя ручки накладывать и играться со своей мохнаткой?

— А вот и не угадала и проиграла!

— Ничего не проиграла, я сама видела, как ты ночью себя рукой… — выпаливаю ей в отместку.

— Интересно, расскажи мне, что же ты видела? Ну и.… Давай, как в детстве: холодно горячо? Итак, слушаю тебя, думаю, ты мне опять проиграешь, наверняка, все сочиняешь…

— Ну да, а кто вчера, ночью себя… — теплее…

— Да еще и ногами, ручку свою сжимала — еще теплее…

— А потом свою мохнатку нашла и… — совсем холодно, совсем….

— Да нет же, я чувствовала волосики, я точно… — совсем холодно, просто айсберги поплыли…

— Знаешь, что? — это я ей так в сердцах…

— Нет, это ты не знаешь? Вот смотри, где ты тут видишь свою мохнатку?

Присела и, отогнув для меня бесстыдно, краешек трусиков, показала мне голую пипу и как будто бы всю переплетенную в складках, ее слипшихся крупных губок.

— Проиграла! А раз проиграла, то тебе нести домой все мои причиндалы.… Не обижайся, но я фантазиям предпочитаю реальности.… Итак, я тебя слушаю?

— Тогда что же это было? Я же точно ощущала твои торчащие волоски…

— Все, идем в воду! Идем, не дуйся.… Ну же, покажи мне, как ты умеешь от меня убегать?

Отплыли на середину реки. Я так старалась от нее оторваться, уплыть, но она удивительно легко меня догоняла…

— Ну, что ты? Что? Успокойся!

— Почему ты все время меня критикуешь? Мне даже кажется, что ты специально со мной так и как будто — бы ты со мной играешься? Тебе доставляет удовольствие меня подначивать? Думаешь, что ты старше, и ты все знаешь? Вот у тебя, например, есть мужчина? А был?

Она все время мотает головой отрицательно.

— Тогда, какое же ты имеешь право, так со мной…

— А у тебя уже что же, есть мужчина? И ты живешь с ним?

— Да и давно уже, и он знаешь какой…

— Не знала и знать не хочу! Я ими вообще — то, не увлекаюсь, так, от случая к случаю, и для поправки здоровья, профилактики ради, вместо себя, для разнообразия — все я делаю своими руками сама…

Ну, а теперь послушайте, как она начинала сначала все это проделывать.