Позывной «Курсант» #4

Глава 13 Я делаю один шаг к желанной цели

— Граждане, следующая станция конечная, берем чемоданы и готовимся к выходу. — Крикнул нам с Панасычем один из парней, сидевших в салоне.

— Очень смешно, Лёня. Прямо обхохочешься. Тебе надо в цирке выступать. — Шипко приоткрыл один глаз и покосился в сторону веселого парня, который всю дорогу фонтанировал вот такими шуточками.

На протяжении полета Леонид предлагал нам чай, пирожки, постельное белье и Ансамбль Красноармейской Песни, как особо почетным пассажирам. Хотя, ясное дело, ничего этого не было и в помине. Впрочем как и чувства юмора у Лёни, который туповатыми приколами задолбал всех, даже своих товарищей. Видимо кто-то когда-то сказал этому парню, что у него отлично выходит шутить. Поглумился человек. А Леонид взял и поверил.

Он, в конце концов, так всем надоел, что один из его спутников пообещал, если Лёня не заткнется, выкинуть его где-то на подлёте к Харькову. До того, как произойдёт посадка.

Всего с нами в пассажирской кабине находились четверо мужиков, включая юмориста Леонида. Хотя, если прикинуть по количеству сидений, вместимость здесь явно больше. Восемь человек.

Самолет, конечно, выглядел для меня максимально непривычно. Еще непривычнее было очутиться внутри. Это тебе не в технически развитом будущем на комфортабельных джетах летать.

Впереди находился моторный отсек с универсальной моторамой. Я так понял, под разные модели двигателей. Затем шла закрытая часть для экипажа. За ней — пассажирская кабина с восемью мягкими пассажирскими креслами. По четыре кресла по бортам, между ними проход. Позади салона — туалет. Чисто технически, вроде бы все то же самое, но по факту — ни хрена подобного. Летели мы так, что у меня было полное ощущение, будто я в старой, раздолбаной тачке прыгаю по ухабам дороги какого-то богом забытого села. Только дорога эта в небе и мы того и гляди с очередного «ухаба» шмякнемся вниз, превратившись в кучку бесполезного дерьма.

— Николай Панасыч, ну я же шучу. — Слегка расстроился Леонид после того, как Шипко в очередной раз его юмора не оценил.

— Спасибо, Лень, что пояснил. Я то думал так, ерунду мелешь от небольшого ума. — Невозмутимо ответил мой воспитатель и снова прикрыл глаза, делая вид, будто дремлет.

Он все то время, которое мы провели за пределами школы, начиная с момента, как нас оттуда отвезли на аэродром, был крайне молчалив и внешне словно изменился. Опять. Не Шипко, а какой-то гений перевоплощения.

Во-первых, нарядился Панасыч в обычную, гражданскую одежду. Это уже слегка выбивало из колеи. Я привык видеть его совсем в другом образе. Во-вторых, окончательно исчезла та дурацкая деревенская простота, которой он «блистал» с первых дней моего пребывания в школе. Сейчас Шипко скорее напоминал настоящего чекиста в хорошем смысле слова. Сдержанный, собранный, абсолютно спокойный. Будто мы с ним не просто летели в коммуну, где провёл один год дед, а прямо на серьёзное задание.

— Башкой не верти. Сиди спокойно. Скоро прибудем на место. — Тихо выдал Панасыч, не открывая глаз.

Как почувствовал, не знаю. Потому что именно в этот момент я повернул голову и рассматривал Леонида, пытаясь понять, как его с таким недалёким умом занесло в эту компанию.

Хотя, честно говоря, я старался сильно уж не пялиться по сторонам, чтоб не привлекать лишнее внимание наших случайных попутчиков. Это не те люди, с которыми хотелось бы заводить приятное знакомство.

У нас сложился этакий спецрейс. Рейс специального назначения.

Мужики, сидевшие в кабине, выглядели максимально серьёзными, суровыми. Не считая придурковатого Лёни с его неуместными шуточками. Ну это, наверное, просто та самая пресловутая закономерность, как в анекдоте. В любой компании есть идиот. Если вы считаете, что в вашей компании идиота нет, задумайтесь.

Оделись товарищи по гражданке. И в принципе, их даже можно было бы принять за обычных людей, не связанных с органами безопасности. Но я прямо шкурой чувствовал, чекисты. У меня, теперь на них красная лампочка в голове срабатывает.

И еще один нюанс, с которого я тихо ухохатывался себе под нос. Все четверо вырядились едва ли не в одинаковые пальто, костюмы и шляпы. Это вообще, конечно, смотрелось очень чудно́. Ну, если вы хотите скрыть род своих занятий, просто выберите разные шмотки. Чего вы все, как однояйцевые близнецы?

Естественно, свое ценное мнение я оставил при себе. Правда, за то, что сидел и хихикал, получил сначала строгий взгляд от Шипко, а потом — пару тычков в бок.

В общем, несмотря на то, что наши спутники очень хотели казаться простыми, а самолет считался пассажирским, эти товарищи были из той же организации, что и мой сопровождающий. Прямо сто процентов.

К тому же они неплохо знали Панасыча. И кстати, хотя Шипко находится в звании сержанта, что в принципе, как я уже понял, по меркам НКВД не сказать, чтоб очень круто, а наши спутники явно повыше будут, все четверо с ним разговаривали как-то трепетно-уважительно. Слишком даже. И это снова вызвало у меня подозрения насчёт Панасыча.

Не то, чтоб я против, пусть они хоть в десна бьются, хоть морду друг другу начищают. Какая мне разница? Однако заметочку для себя сделал. Непрост Николай Панасыч. Ой, как не прост.

И, да. К Харькову мы летели. Это было неожиданно, странно и ссыкатно. Я поначалу, когда увидел самолёт, чуть не развернулся и не пошел обратно. Потому что смотрелся он на мой взгляд очень ненадёжно. Какая-то крылатая коробчонка. Я с трудом представлял, что в ней реально можно долететь от Москвы до Харькова. Мне он больше напомнил планер, только покрепче и габаритами солиднее.

— Что такое, Реутов? — Усмехнулся Панасыч, глядя на мое ошарашеное лицо.

Эта реакция показалась ему результатом восхищения. Хотя, естественно, на моей физиономии отразилась совсем другая эмоция. Что-то типа, твою мать… Оно летает?

— Не приходилось по небу-то? Ну, ничего. Сейчас прочувствуешь на своей шкуре. — Панасыч ободряюще похлопал меня по плечу, попутно подталкивая к самолету.

Очень хотелось ответить воспитателю, что я, в отличие от него, подобного развлечения вдоволь насмотрелся, но, естественно, не ответил. Просто сделал соответствующее ситуации лицо, подтверждая мысли Шипко. Мол, ага, страшновато. Хотя вот насчёт «страшновато» я прямо не лукавил.

— Так… Доберемся до Харькова, сядем на аэродроме авиационного завода. Оттуда уже в твою коммуну. Ну ты, конечно…дал. — Шипко посмотрел на меня с каким-то странным выражением во взгляде и покачал головой.

Видимо, его до сих пор сильно удивлял сам факт того, что моя затея удалась. Правда, сказать честно, я и сам этому сильно удивлялся.

До последнего думал, ничего не выгорит. Причем сложности начались еще на первом этапе, когда я после подъёма и занятий с Молодечным кинулся разыскивать Шипко. Было это ровно два дня назад. После того, как мне приснился сон про дневник деда. Вернее про его тайник в коммуне, где этот дневник мог находиться по сих пор.

Надежда, конечно, весьма слабенькая, но все же какая-никакая надежда. Прошло порядка десяти лет. Все уже там могло сто раз поменяться. Или, к примеру, кто-нибудь мог случайно найти эту коробку с тетрадью внутри. Или… Да что угодно, ё-мое! И все-таки я решил рискнуть. Причем, рискнуть во всех смыслах. Если Бекетов узнает, что Алеша Реутов начал действовать за его спиной, боюсь ему это сильно не понравится. А Игорь Иванович имеет тенденцию дейтствать жестко, если ему что-то не нравится.

Правда, именно в этой ситуации у меня имелся охренительный покровитель в лице Берии.

Скажем честно, вариант тоже такое себе. Знаю я этих властителей и руководителей. Сегодня на коня тебя усаживают, а завтра сами же под этого коня пинками затолкают. Но в данном случае мне сильно играл на руку факт скорого отъезда из страны. По крайней мере, я искренне верил в то, что оказавшись в Берлине, смогу отодрать эту цепь событий, тянущуюся за мной из прошлого.

В любом случае, после сна пол дневник я покумекал и решил, в этот раз Бекетов, наверное, обойдётся. Действовать буду напрямую.

Как только Молодечный отпустил нас и велел переодеваться для того, чтоб идти на завтрак и занятия, я быстрее всех стянул спортивку, нацепил брюки, рубашку, накинул куртку и отправился в Большой дом.

— Давай, удачи! — Крикнул мне в спину Бернес.

— Ага. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. — Добавил Подкидыш.

Я махнул пацанам рукой, намекая, что все будет отлично и волноваться не стоит.

Но вот за воспитателем пришлось, кстати, побегать по этажам и комнатам. Панасыч, будто назло, почти полчаса играл со мной в прятки. Не специально, конечно. Просто так совпадало. Стоило мне прийти туда, где его только что видели, выяснялось, будто воспитатель буквально минуту назад отправился в другое место.

В итоге, разыскал я его только после завтрака, на который он, между прочим, не явился. Хотя, так-то, всегда приходил, чтоб проверить своих подопечных.

В столовой мы по-прежнему сидели старым составом нашей детдомовской группы. После того разговора, который у меня вышел с Старшим, Корчагиным и Степаном, их обида как-то незаметно испарилась. Они сами тепнрь каждый день подсаживались к нам.

— Панасыча никто не видел? — Спросил я пацанов, пока мы коллективно уминали кашу.

— Не. — Склизкий мотнул головой. — Не видели. Но слышали. Он вроде на кого-то ругался на улице. Ты во двор выйди. Может, где-нибудь на територии.

Собственно говоря, Корчагин оказался прав. Шипко отирался за Большим домом и судя по мрачной физиономии, настроение у него было поганое.

— Чего тебе надо? — Панасыч демонстративно свёл брови, сморщив лоб.

Это был очень наглядный намёк, не охренел ли ты пацан? Я тебе что, мальчик на побегушках?

— Мне надо поговорить с Владимиром Харитоновичем. С товарищем Шармазанашвили. — Я же наоборот, вел себя уверенно, четко. Чтоб у воспитателя точно появилось понимание, дело и правда серьезное.

— Очень интересно… — Шипко снял с руки перчатку и полез в карман за папиросами.

Вытащил спички, подкурил. При этом пялился в основном только на меня. Даже спичкой чиркнул «вслепую».

— Это правда очень важно. Но побеседовать мне нужно именно с товарищем Шармазанашвили. Не с кем-то другим. Более того, лучше, чтоб наша беседа с Владимиром Харитоновичем осталась секретом.

Намек в моих словах был вообще ни разу не прозрачный. По сути я открытым текстом говорил Панасычу: Бекетову доносить о моей просьбе нельзя. А в том, что воспитатель — человек товарища старшего майора государственной безопасности, я вообще ни капельки не сомневался. И возможно, тот факт, что прошу я именно Шипко сообщить директору о моем желании встретиться, выглядел бы дурью, если бы не одно «но».

Я хорошо запомнил интонации Панасыча в том разговоре с Молодечным, который случайно подслушал в спортивном зале. То, как воспитатель говорил о Бекетове… Могу точно и уверенно сказать, Шипко Игоря Ивановича сильно не любит. Почему? Не знаю. Но это сто процентов неприязнь личного характера.

В голосе чекиста, когда он обсуждал с Молодечным возможные проблемы начальства, звучало презрение. А для Панасыча подобная эмоция гораздо круче чем ненависть или злость. Он Бекетова не уважает. Он считает его гнидой. Соответственно, сотрудничество у них вынужденное. Причем, вынужденное для Шипко. И если выбирать, через кого напроситься к директору, а варианта всего два, Мододечный и Панасыч, все-таки второй мне как-то уже больше понятен.

С Кривоносым я вообще до сих пор не знаю, как обстоят дела. В том смысле, что он — закрытая книга. Никаких эмоций, никакой слабости. Даже когда орет на нас во время пробежки или занятий, делает это без огонька. Не то, что например, Шипко.

— Чтоб ваша беседа осталась секретом? — Переспросил Панасыч.

Смотрел он при этом мне прямо в глаза. Пристально. У нас с ним будто шел ещё один диалог. Молчаливый.

— Да. — Ответил я, не отводя взгляд.

— Ну… Хорошо. Идём. — Воспитатель шагнул к дереву, воткнул бычок в самый большой сугроб, а затем решительно направился к Большому дому.

— Эм… То есть прямо вот так все просто? — Я слегка завис, глядя ему в след. Буквально на пару секунд. Реально не ожидал, что процесс пойдёт настолько быстро. Но потом перестал тупить и рванул догонять Панасыча.

Не прошло пяти минут, как мы уже оба стояли в кабинете директора школы.

— Я вроде бы не звал слушателя Реутова. — Задумчиво произнёс Шармазанашвили, хмуро изучая мои ботинки, с которых по полу растекалась некрасивая лужа растаявшего снега.

— Товарищ капитан государственной безопасности, слушатель Реутов утверждает, что ему срочно необходимо поговорить с вами. — Отчеканил Панасыч, потом кивнул, развернулся и строевым шагом вышел из комнаты.

Видимо, мои слова про секретность Шипко понял буквально.

— Ну… Хорошо. Говори, Реутов. — Владимир Харитонович посмотрел сначала на закрывшуюся за воспитателем дверь, потом опять на лужу.

Выслушал он меня молча. Спокойно. Даже, наверное, внимательно. Затем, когда я закончил, так же спокойно спросил:

— Реутов, ты пьян? Вроде бы такой вариант исключается, но я не знаю, что еще можно подумать после подобных заявлений. Позволь уточню. Ты хочешь, чтоб я передал товарищу народному комиссару, будто тебе срочно необходимо посетить коммуну, в которой ты жил после того, как тебя нашли на улице. Правильно?

Я кивнул, подтверждая верность слов директора школы.

— Так… И что должно меня сподвигнуть на это?

— Понимаю, вам, наверное, это кажется странным, но честное слово, Лаврентий Павлович… то есть товарищ Берия будет рад этой новости. Вы ему только уточните, что вопрос касается прошлого. Он обязательно поймёт.

Не знаю, что конкретно в тот момент подумал Шармазанашвили. Наверное, что я — сумасшедший. По крайней мере, думаю, для него все именно так и выглядело. Но тем не менее, спустя буквально день, во время занятий меня разыскал Шипко.

У нас как раз закончился немецкий язык и мы должны были отправиться на обед.

— Реутов, завтра мы с тобой отправимся в дорогу. Утром чтоб был готов.

Все. Больше никаких пояснений не последовало.

Честно говоря, я даже был рад, что со мной поедет Панасыч. Нет, меня бы, конечно, устроило одиночное путешествие, но кто же отпустит без сопровождающих? Тем более курсанта секретной школы, тем более, такого как я.

Однако, если выбирать кандидатуру спутника, уж лучше пусть это будет Шипко.

Кстати, в отличие от меня, воспитателя предстоящая перспектива совместной поездки немного напрягала.

Прежде чем вы вышли за территорию школы, он ухватил меня за плечо, сжал его крепко, а потом сказал:

— Имей в виду, если ты что-нибудь по дороге сотворишь, я тебя задушу своими же руками.

Я кивнул молча и осторожно вывернулся из его руки.

У шлагбаума нас уже ждала «полуторка», которая должна была ехать в город за продуктами. Но к чему я точно не был готов, так это к самолёту. Думал, скорее всего в качестве транспорта будет поезд. В силу того, какой на дворе год, я даже и не вспомнил, что самолётостроение так-то уже идёт полным ходом. А товарищ Берия, который получил мое сообщение, видимо решил процесс ускорить. Думаю, именно от него исходило распоряжение насчёт перелета.

— Все. — Шипко вдруг резко открыл глаза и выпрямился, хотя только что сидел в абсолютно свободной, расслабленной позе. — Скоро сядем.

Я с удивлением покосился на него. Как он вообще все это чувствует?

И еще один вопрос вертелся на языке. Достаточно любопытный. Он, этот вопрос, в принципе и раньше у меня был, а сейчас стал ещё более насущным.

Кто такой Шипко Николай Панасыч? Потому что в его рабоче-крестьянское прошлое я перестал верить окончательно.