Глава 14 Я анализирую и прихожу к некоторым выводам

Аэродром, на котором сел наш чудо-самолет, действительно не выглядел как гражданский. Тот факт, что он относится к местному авиационному заводу, был очевиден сразу. Кроме того, вдали я заметил большой ангар, наверное, как раз для лётных машин.

Пока приземлялись, честно говоря, вспомнил все молитвы, которые когда-либо знал. Представить раньше не мог, что у меня может появиться аэрофобия. Теперь она есть.

Ну и конечно, сам аэродром… Полоса, так будет точнее. С обеих сторон — снег, впереди только «взлетка».

Видимо, в этом месте проходят испытания новых самолётов или что-то типа того. Впрочем, судя по тому, что я сейчас тоже нахожусь здесь, наверное, его еще используют для таких вот особых рейсов.

Возле взлётной полосы нас уже ждали. Вернее, ждал. Один человек. Водитель, который мерял шагами территорию неподалеку от привычного глазу «воронка».

Они прямо как под копирку здесь, эти «воронки». Впрочем, чего привередничать? Автопром в 1938 году не сильно радует широтой ассортимента, но это вполне закономерно. Да и машина сейчас реально роскошь для обывателей. А чекисты… Хрен его знает. Может, им нравится, как выглядит «воронок».

Попутчики, которые летели вместе со мной и Шипко, попрощались с нами и исчезли в другом, прямо противоположном направлении. Их тоже встречал автомобиль, но это был небольшой грузовичок с открытым бортом. Судя по всему, мы с Панасычем гораздо более важные люди, если для наших нужд выделили легковушку. Да еще с личным шофёром.

Выглядел водитель, кстати, достаточно молодым. Лет двадцать пять, может тридцать, и то с натяжкой. Заметив Шипко, который широким, размашистым шагом приближался к машине, парень замер, вытянулся по струнке, а потом вдруг по-доброму, открыто улыбнулся чекисту, как хорошему знакомому.

— Николай Панасыч, сто лет не видел вас. — Начал было он и даже подался вперед, собираясь пойти навстречу.

Но в этот момент заметил меня, топающего следом за Шипко, моментально посерьезнел и сразу исправился:

— Простите, товарищ сержант государственной безопасности…

— Да ладно тебе, Павлуша. Это — свои. Воспитанник мой. Можно сказать, сын родной. — Выдал Панасыч абсолютно серьёзным тоном, хотя я прямо всеми фибрами души почувствовал сарказм в его словах.

При этом Панасыч не остановился, не сбавил темп. Проскочил мимо водителя, лишь кивнув ему в знак приветствия, и сразу направился к тачке.

Я удивлённо посмотрел Шипко в спину. Какие интересные новости. Везет мне — слов нет. Только слёзы счастья лить остается. В Москве без пяти минут дядя остался. Тут — человек сразу в отцы метит. И главное, все, как на подбор, исключительно чекисты.

— А-а-а-а-а… Ну отлично тогда. Рад знакомству. — Водитель протянул мне руку, приветствуя. — Павел.

— Алексей. — Буркнул я, но ладонь парню пожал. Он точно ни в чем не виноват. Зачем на него срываться?

Кожанка у Павла была расстегнута и я вполне мог оценить форму, знаки отличия на которой имелись в виде одной «шпалы». Значит, получается, передо мной лейтенант государственной безопасности. Шипко — сержант. Я хмуро посмотрел на Панасыча, который уже практически залез в машину.

В общем-то, вывод один. Или Шипко такой же сержант, как я — Майя Плесецкая, даже не Коля Цискаридзе. Но это странно. Имя поменять — ок. Звание занижать — херня какая-то.

Либо Панасыч за пределами школы занимается делами, где сержант он или майор — играет не самую решающую роль. Потому что все, кого мы встречаем, ведут себя с Шипко, будто он где-то чуть ниже Бекетова стоит в этой их нквдешной иерархии.

А Павел, который сейчас пялится на дорогу и крутит баранку, вообще, между прочим, относится к моему воспитателю с откровенным уважением, граничащим с восхищением.

По большому счету, какая мне разница, кем Панасыч является на самом деле? Один черт я его скоро забуду, потому что мы вряд ли встретимся после того, как наша группа уйдет за кордон. Но при этом, не могу жить спокойно, если чего-то не понимаю. А насчёт Шипко я не понимаю не просто чего-то, я не понимаю всего. Прямо зудит у меня что-то внутри. Покоя не дает.

— Ну ты чего застыл, Реутов? — Панасыч уже уселся на заднее сиденье и смотрел теперь на меня с ожиданием. — Ноги отнялись или как? Машины ты прежде вроде бы видел. Не говори только, что тебя удивил вид самоходной телеги, которая без лошади едет. Ты ж не совсем у нас кретин. И ездил уже на подобных с товарищем Клячиным. Чего бестолковимся? Время, Реутов! Нам обратно через несколько часов вылетать.

— Да блин… — Буркнул я себе под нос очень тихо, чтоб никто не услышал.

Это высказывание относилось не к шуточкам чекиста, а конкретно к ближайшей перспективе снова познать все прелести отечественного самолетостроение данного времени. Увлекательный аттракцион.

Для людей, другого не видевших, которым сравнить не с чем, летать сейчас, наверное, круто. Но по мне, ну его к черту. Я бы лучше наземным транспортом вернулся. Согласен даже на очередной товарняк, типа того, который мы с Клячиным использовали, когда ехали из детского дома в Москву.

Однако драконить Шипко я не стал и быстренько рванул к тачке, собираясь загрузиться в нее с другой стороны.

Кстати, сам товарищ сержант, в отличие от встретившего нас лейтенанта госбезопасности, был одет по гражданке. Это слегка выбивало из колеи. Не привык я к такому его виду. Но зато у меня возникало ощущение, будто рядом не воспитатель из секретной школы НКВД, а вполне обычный человек. Даже, наверное, человек, производивший приятное впечатление. А может, дело было не в одежде. Может, он просто вел себя иначе. Затрудняюсь сказать.

Наконец, когда все пассажиры устроились на заднем сидении, Павел прыгнул за руль и мы тронулись с места.

Шипко молча смотрел на мелькавшие за стеклом зимние улицы. Вид у него был сосредоточенный, будто что-то прикидывает в голове.

Я, в свою очередь, тоже пялился в окно и думал. Честно говоря, устал уже ломать голову, ей-богу. На самом деле, устал. Скоро мозг закипит. Но чем ближе момент отъезда в Берлин, тем сильнее меня озадачивают некоторые вещи.

Найду или не найду коробку в коммуне — большой вопрос. Лучше бы, конечно, найти. Это несколько облегчит мою будущую закордонную службу. В том плане, что благодаря дневнику настоящего Реутова, я, возможно, быстрее разыщу чертов архив, который спрятал прадед. Очень рассчитываю на тот самый рисунок, а вернее на зашифрованный в рисунке код. Почему-то я уверен, Витцке в своих значках спрятал именно код. Не зря же он упоминал Судоплатова и говорил Алеше, что тому надо обязательно показать рисунок старому другу отца.

Но тут у меня возникают другие сомнения.

Хорошо. Вот нашёл я то, что припрятал Витцке. Дальше чего ждать? Конкретно мне. Если передам его Бекетову, ну или Берии, что более вероятно, зачем меня оставлять в Берлине? Зачем вообще меня оставлять живым?

И я, и Подкидыш с Бернесом на роли резидентов очень мало подходим. Толку от нас не особо. Сильно большой потерей исчезновение скромной группы из трёх человек не станет.

Может, конечно, нам какую-то нереально правдивую легенду придумают и дадут особое задание, не знаю. Но по большому счету, мы — семнадцатилетние пацаны. Что с нами делать?

Я из некоторых занятий, которые проходили у нас в последнее время кое-какую полезную информацию почерпнул. Нет, ее как бы много было, полезной информации, но некоторые вещи я слушал особо внимательно. Особенно про работу внешней разведки. В эту тему нас тоже посвещали.

А еще, гораздо внимательнее, я слушал то, что говорил Берия во время нашей с ним встречи. Он ведь конкретики никакой не использовал в своих рассуждениях. Только Бекетова перед мои уходом вмпомнил. А до этого момента — исключительно растекался мыслью по дереву, рисуя перспективы внешней разведки. Хотя, казалось бы, на кой чёрт мне эта информация?

— Закордонная разведка в современных условиях должна изменить главные направления своей работы. Ее основной задачей должна стать не борьба с эмиграцией, а подготовка резидентур к войне в Европе и на Дальнем Востоке. Думаю, Алексей, об активности наших врагов тебе прекрасно известно. И вот как раз при такой ситуации гораздо большую роль будут играть наши агенты влияния, то есть люди из деловых правительственных кругов Запада и Японии, которые имеют выход на руководство этих стран и могут быть использованы для достижения необходимых целей во внешней политике.

Вот что говорил нарком. Если не дословно, то очень близко. Сейчас так уж подробно, слово в слово, я не вспомню. Главное — суть.

И каким боком в подобном ракурсе картины лепится наша группа, позвольте спросить?

Я мысленно усмехнулся, а потом представил себе Подкидыша с Бернесом. Ну какой там выход на агентов влияния и уж тем более на правительства стран? Бред вообще.

То есть, велика вероятность, что скорее всего нас и правда хотят использовать разово. Совместить, так сказать, приятное с полезным. Дадут какое-нибудь задание, в процессе выполнения которого группа «случайно» погибнет. Почему нет-то? Я бы лично на месте чекистов так и сделал.

Только предварительно, само собой, заберут архив, который спрятал Витцке. Соответственно, если мои предположения верны, лучше, наверное, не торопиться. Искать, да. Но когда найду, посмотреть по ситуации, как лучше поступить.

— Товарищ сержант государственной безопасности, — Я оторвался от созерцания городских улиц за окном и повернулся к Шипко. — А можно вопрос?

— Смотря какой. — Ответил Панасыч.

Я покосился в сторону Павла, который сосредоточенно вел машину и вроде бы на нас не обращал внимания. Государственные тайны, конечно, никто обсуждать не собирается, но хрен его знает, насколько можно свободно высказываться.

— Говори. — Кивнул Панасыч. Мой взгляд он, похоже, понял правильно.

— Скажите, вы же, наверное, знаете, как сейчас обстоят дела с разведкой. Имею в виду, именно наше направление. То есть… Общий вид, так сказать.

— Хм… — Шипко прищурился, изучая меня пристальным взглядом.

Такое возникло ощущение, будто Панасыч сомневался, что сделать: ответить или снова «включить» того самого простачка сержанта, который ходит по школе и периодически выдает свои «в рот те ноги». Однако спустя буквально несколько секунд, он все же заговорил:

— До недавнего времени существовало два подразделения, занимающихся разведкой за рубежом. Первый — это Иностранный отдел. Задача отдела — собирать для Центра разведданные, добытые как по легальным, через сотрудников, имеющих дипломатическое прикрытие или работающих в торговых представительствах за рубежом, так и по нелегальным каналам. Особо важными являются сведения о деятельности правительств и частных корпораций, тайно финансирующих подрывную деятельность русских эмигрантов и белогвардейских офицеров в странах Европы, в Китае, направленную против Советского Союза. Иностранный отдел разбит на отделения по географическому принципу, а также включает подразделения, занимающиеся сбором научно-технических и экономических разведданных. Эти отделения обобщают материалы, поступающие от резидентур за границей — как легальных, так и нелегальных. Приоритет нелегальных каналов вполне естествен, поскольку за рубежом не так уж много советских дипломатических и торговых миссий. Вот почему нелегальные каналы для получения интересующих разведданных столь важны. В то же время существует и другая разведывательная служба — Особая группа при народном комиссаре внутренних дел, непосредственно находящаяся в его подчинении и глубоко законспирированная. В ее задачу входит создание резервной сети нелегалов для проведения диверсионных операций в тылах противника в Западной Европе, на Ближнем Востоке, Китае и США в случае войны. Учитывая характер работы, Особая группа не имеет своих сотрудников в дипломатических и торговых миссиях за рубежом. Ее аппарат состоит из небольшого количества количества оперативных работников, отвечающих за координирование деятельности закордонной агентуры. Все остальные сотрудники работают за рубежом в качестве нелегалов. Вполне очевидно, что руководство может по своему выбору использовать силы и средства Иностранного отдела и Особой группы для проведения особо важных операций, в том числе диверсий и ликвидации противников Советского Союза за рубежом. Особую группу иногда называют «Группа Яши», потому что более десяти с лишним лет она возглавлялась Яковом Серебрянским. Именно его люди организовали в 1930 году похищение главы белогвардейского РОВСа в Париже — генерала Кутепова. К сожалению, неделю назад Серебрянский оказался под арестом. Но конкретно ваша троица отправится по месту назначения как часть Особого отдела. Ты ведь это хотел узнать?

Шипко пялился прямо мне в глаза. Я делал тоже самое. Оба мы после его речи, выданной залпом, молчали.

Просто лично меня поразили две вещи. Первое — как четко и конкретно он дал всю информацию. Второе — только что Панасыч намекнул мне, перспективы совсем не радужные. Он ведь не просто так упомянул этого Серебрянского, который именно сейчас оказался под арестом. Я ни о чем подобном не спрашивал, если что. Меня интересовала общая информация по структуре разведки на сегодняшний день, чтоб понять место своей группы в этой структуре. Но Панасыч открытым текстом дал понять, мы точно не для сбора информации едем в Берлин.

А еще, именно в этот момент, по его взгляду я понял, что он — все понял. Вот такая вот тавтология вырисовывается. Панасыч знает, выходит, что я догадываюсь о своей не самой благополучной перспективе в ближайшем будущем. И в принципе, судя по всему, чекиста моя сообразительность не напрягает. Наоборот. Он так смотрит сейчас, будто сам давно хотел, чтоб я, наконец, включил башку и додумался до правды.

А потом, в следующую секунду, меня вообще, как обухом по голове долбануло.

На протяжении долгого, очень долгого времени Шипко ходил вокруг да около. Буквально, имею ввиду. Кружил рядом. Очень часто я ловил на себе его задумчивый взгляд. Необычно задумчивый. Такой, будто Панасычу что-то очень сильно хотелось мне сказать. Так может, дело в том и есть? Может, ему реально известно больше, чем я раньше думал?

О Витцке знает Бекетов — это вполне понятно. Берия — тут спасибо Игорю Ивановичу. Хотя, я так понимаю, у товарища старшего майора госбезопасности просто не было выбора. Он таким образом выторговал себе дальнейшее существование.

Дальше — Клячин. Тот, как я думаю, сам допёр. Следил за своим начальником, собирал информацию, сопоставлял факты. Цель — свалить Бекетова. Почему? Не знаю. Да и не особо это важно.

В любом случае, Клячин сам сообразил, что Реутов — вовсе не Реутов. Но почему я думаю, будто больше никто ничего не знает? Шипко — явно не простой рядовой сержант. Хоть убейте меня, но хрень это на постном масле. Да, он очень старается выглядет безобидно, однако ни черта подобного.

Панасыч оказался воспитателем в секретной школе и доверили ему именно нашу группу. А потом, после того, как отделили меня, Подкидыша и Бернеса, снова Шипко остался при нас. Совпадения? Да чего-то я совсем в этом не уверен.

— Вы знаете, кто я такой. — Вырвалось у меня против воли. И это был не вопрос. Это была констатация факта.

Вернее даже не так. Я ведь не псих, чтоб не контролировать свои слова и поступки. Просто именно сейчас я вдруг понял, об этом Панасыч и хотел поговорить. Именно об этом. Вот почему он постоянно смотрел на меня, будто ему нужно что-то сказать. Просто не уверен товарищ сержант госбезопасности, что я его не солью Бекетову.

— А ты не знаешь, кто такой Клячин. — Ответил Шипко. И его слова тоже вопросом не были.

Загрузка...