Позывной «Курсант»

Глава 6 В которой «прелестей» становится все больше…

Ну, что сказать… Слов, конечно, много. Однако, все они нецензурные… Мысли о неведомом госте, как и ожидание встречи с ним, были вытеснены из моей головы крайне увлекательным мероприятием. Даже представить не мог, что поход в баню превратится в то, чем он стал по итогу. Просто какой-то аттракцион невиданного риска.

Хотя, нет… Не с этого надо начинать… В моем представлении у любого нормального человека при слове «баня» складывается определенная картинка. Парная, расслабон, караоке, пиво и девочки. Последний пункт, само собой, я вычеркнул из списка сразу, не идиот все же. И время не то, и место общественное. С караоке, ясное дело, тоже пока не задалось. Но уж на расслабон планы имелись, скрывать не буду. Предвкушал этот момент с нетерпением.

Кстати, в подобных заведениях мне прежде бывать никогда не приходилось. Как-то не возникало нужды. Хотя, отец частенько вспоминал нечто подобное из своего детства. Особенно, когда мы в мужской компании с его друзьями устраивали себе банные развлечения.

— Эх… и пиво не то, и ожидания не те… — вздыхал он обычно, после нескольких порций пенного, грустно рассматривая кожаные диваны и камчатских крабов на столе.

Просто баня у нас имелась своя, личная. На территории дома. И русская парная, и хамам, и финская. На любой вкус. Огромный бассейн, бильярдный стол, куда без него, джакузи. Естественно, все было на высшем уровне. Но отцу не хватало настроения. Настроения, блин! Нормально? Он так и говорил.

— Херня, а не баня… Вот раньше… Пойдешь в общественную, а там мужики батю уже ждут. И все… На несколько часов из жизни выпали. Он с друзьями неторопливые разговоры под пивко ведет, а я сижу, щегол неоперившийся, слушаю их…

— Так в чем дело, Виктор! — смеялся кто-то из его гостей. — Дуй вон, в Сандуны.

— Ой, идите на хрен! Сандуны… Не то это. Не то…

Лично я отцовскую ностальжи при всем желании разделить не мог, по причине абсолютного непонимания, что может быть классного, если в душевой твою голую задницу посторонние люди наблюдают. И дело даже не в скромности. Просто… Ну, что за на хер… Да и с точки зрения гигиены, как-то совсем не айс. Мало ли, где эти посторонние шкуру трут. Нет. Не по мне такая банная романтика. Другой вопрос — именно сейчас я тупо хотел помыться. Даже не искупаться, а отодрать с кожи все запахи убогости, которые в нее успели впитаться. Мне навязчиво казалось, что я отвратительно воняю каким-то дерьмом.

Поэтому, когда мы с чекистом, прихватив чистые вещи, мыло, простыни вместо полотенец, отправились в баню, морально настроился, сейчас все будет по-другому, не так, как я привык. В конце концов, ничего страшного. Просто это надо пережить. Главное — результат. Однако… Не угадал, насколько «по-другому».

Выглядело, естественно, все ожидаемо скромно. В бане, куда меня притащил Николай Николаевич, имелся огромный холл, разделённый стойкой билетёрши на мужской зал и женский. То есть там реально сидела тётя, которая выдавала билетики. Причем вид у тёти был совершенно зверский. Она оценивающе, суровым взглядом, осматривала с ног до головы каждого посетителя, словно знала, что с этим билетиком он попадет не в парную, а сразу в ад.

— Два… — Николай Николаевич шлепнул на стол, прямо перед женщиной, несколько монет.

Та молча уставилась на деньги, потом одним решительным жестом сгребла их в ладонь, взамен протянула чекисту две ободранные, маленькие бумажки, окинув его при этом выразительным взглядом, будто подозревала в каких-то непотребствах. Причём, судя по внешнему виду тёти, ей было глубоко и искренне плевать, кто перед ней стоит. Хоть сотрудник НКВД, хоть сам черт. Этакая повелительница горячей воды, которая решает судьбу грязных и немытых.

— Идём, Алексей, — Николай Николаевич, проигнорировав тётю с ее взглядами, поманил меня в сторону мужской половины. — Да рот прикрой. Не видал, наверное, приличных мест?

Выглядел он довольным и даже периодически тихо похохатывал себе под нос. Наверное, в его понимании здесь и правда все было на высшем уровне. Впрочем, уверен, настоящий Реутов именно так оценил бы общественную баню Мытищ. Вот только я — ни черта не Реутов…

Однако, решив не расстраивать чекиста по поводу его высказываний насчёт «приличности», молча кивнул. Мол, все нравится, восторг бьет через край. Хотя, на самом деле, в данный момент всячески настраивал себя на то, что необходимость искупаться гораздо важнее, чем окружающая нас общественная «радость».

В мужском зале обнаружились отсек с душевой, комната парикмахера и, собственно, банный зал с парилкой. Еще имелась раздевалка. Тоже максимально простая. Крючки для вещей, лавочки — все.

— Надо тебя подстричь, кстати… — неожиданно заявил чекист, задумчиво глядя на мою практически лысую голову. В детском доме, так понимаю, столь незатейливым способом пытались обезопаситься от паразитов. Что он стричь собрался, не знаю.

— Эй, Иваныч, пацана мне подстрижешь? — крикнул вдруг Николай Николаевич куда-то в сторону.

В этот момент мимо проходил крепкий мужик, метра два росту. С плечами, на каждое из которых можно посадить по одному взрослому человеку. Просто огромных размеров товарищ. К счастью, одетый. Потому что большинство мужиков, снующих вокруг нас, были уже почти голышом. Именно этого великана и окликнул мой спутник.

— Не надо… Без стрижки очень хорошо, — испуганно ответил я. Если этот Иваныч — парикмахер, то боюсь представить, что и как он «куафёрит». В его ручищах даже ножницы для стрижки овец покажутся маникюрными.

— Как скажешь, Николай Николаевич, — здоровяк широко улыбнулся чекисту и приветливо кивнул.

Я немного даже удивился, если честно. Так запросто? То есть Иваныча не смущает, что он, на секундочку, с сотрудником НКВД говорит? В отличие от тёти, которая царственной рукой выдаёт билетики, здоровяк вроде казался более адекватным. Взгляд поумнее, лицо поприятнее. Хотя, может, не знает подробностей биографии… На лбу у моего спутника место работы не написано. Да и не думаю, что он тут раньше ходил, корочкой размахивал.

— Давненько тебя не видели… Приходите, я на месте, — добавил здоровяк, прежде, чем исчезнуть из поля зрения.

— Так… Накинь вот это… — велел Николай Николаевич, протягивая простынь. — В прачечную вещи закинем. Там сегодня Тамара должна быть. Она все быстро организует.

Прачечная оказалась тут же, на месте. Я выдохнул с облегчением. Когда чекист говорил, что вещи постираем в бане, представлял это так, будто придётся самим, своими руками фигачить и штаны, и рубаху, и куртку. Ну, тоже сомнительная радость. Прямо Золушок какой-то. Оказалось, при банях имеются прачечные, где можно сдать в стирку вещи. Судя по всему, их здесь не только стирают, но еще и прожаривают, избавляясь от всякой гадости.

Кстати, насчет прачечной… Это была первая ситуация, когда я увидел Николая Николаевича немного в ином свете.

— Тома… Душа моя… — протянул он мягким басом, когда нам навстречу выплыла высокая, дородная женщина, весьма специфического вида.

Я с удивлением посмотрел на чекиста. С удивлением, потому что не понял, с хрена это он начал басить, да еще столь выразительно. Тома игриво засмеялась, причём, тоже басом, и все встало на свои места. Это у них, оказывается, типа, флирт… А вообще, конечно, вкус чекиста, относительно противоположного пола, вызывал вопросы. Просто, Тамара… Она… как бы это помягче сказать… оказалась весьма колоритной особой. Самым впечатляющим в этой женщине была задница. Неожиданно, но факт. Я даже немного завис, рассматривая данную часть тела работницы прачечной. Она сильно напоминала дирижабль. Не Тамара, конечно. Ее задница.

А вот хозяйка столь выдающихся во всех смыслах достоинств выглядела самым настоящим гренадером. У нее даже усики имелись над верхней губой.

— Вы ли это, товарищ Клячин? — Тамара расплылась в улыбке.

Улыбка ее вызывала подозрение, что женщина-дирижабль собирается Николая Николаевича проглотить. Всего. Целиком. Мне кажется, еще чуть-чуть, и я увидел бы ее коренные зубы.

— Конечно, Томочка… Ждала? — он ухватил ее за локоток и потянул к себе.

Гренадерша тихо захихикала, стреляя глазками из-под кустистых бровей. И, да, я знаю значение слова «кустистые». У Тамары они именно такими и были.

— Твою ж мать… — пробормотал я себе под нос и отвернулся.

Единственный плюс — теперь знаю фамилию чекиста. Понятия не имею, что мне может дать эта информация, но вдруг пригодится.

А вот романтично-эротическая сцена в исполнении парочки, которая миловалась рядом, вызывала у огромное желание или выматериться, или просто свалить куда-нибудь.

— Николай Николаевич, я в сторонке подожду…

Чекист меня даже не услышал. Он что-то втирал Тамаре на ушко, а та, прижимаясь к нему своей весьма объёмной грудью, посмеивалась над каждым словом кавалера.

Через пять минут, Клячин, наконец, отцепился от гренадерши, оставив ей для стирки свернутые вещи.

— Все. Теперь можно и делом заняться, — сообщил он довольным, но, слава богу, нормальным голосом.

Я был готов на все, лишь бы смыться подальше от гренадерши, которая буквально пожирала чекиста глазами. Она меня немного пугала своей «красотой» и пылкостью.

Ну, а потом началось само банное мероприятие… Искренне по началу даже пытался понять, чего же именно не хватало отцу в нормальной, современной бане. Не понял… Полы здесь были покрыты плиткой, которая оказалась ужасно скользкой. Каждый шаг — реальная возможность стать хорошим танцором. Чуть не уследишь — сядешь на шпагат. В душевой висели шесть рожков и ни один из них не имел даже перегородок. Никакой возможности уединения, как я и думал.

Парная была просторной, но народу туда набивалось столько, что я чувствовал себя максимально некомфортно. Хотя куда уж больше… То есть, люди не только сидели, но и стояли. Как в общественном транспорте. Не хватало только поручней. А расслабиться, когда ты сидишь, уставившись в пол, достаточно сложно. Просто выбор оказался невелик. Либо рассматривать свои ноги, либо упереться взглядом в постороннего человека. И я сейчас вовсе не о приличном.

Все остальное тоже не радовало. Вокруг сновали голые мужики, которые в этом либо не видели ничего предосудительного, либо абсолютно своей наготы не стеснялись. К процессу купания прилагались металлические тазы, которые парильщики любовно называли «шайками». За этими тазами, кстати, периодически выстраивалась очередь.

Иногда появлялся злой банщик с вениками в руках. Что именно его разозлило не знаю, но догадываюсь. Кто угодно на такой работе осатанеет. А главное, во всех помещениях стоял аромат, который не могу описать… Запах дерева, парилки, веников и мыла… Он не был неприятным. Просто… что-то непередаваемо особое.

Воду в шайки набирали, кстати, из кранов. Трубы были старые, ржавые, а краны хоть и медные, но почему-то очень хлипкие. Впрочем, хлипким здесь было очень до хрена чего. Особенно — психика любого адекватного человека, например — моя.

— Епт… А-а-а! Млять! — раздалось вдруг откуда-то со стороны.

— А-а-а! Твою мать! Млять! — гаркнул сразу же второй голос.

— Ох ты мать моя! — это уже был кто-то третий и он в отличие от первых двух не орал, а как-то жалобно пищал.

Все присутствующие с интересом уставились туда, где развернулась драма. Или трагикомедия. Не знаю, какое больше подходит определение. Оказалось, один из посетителей, мужик средних лет с объёмным, солидным животом, набирал себе воды. Налил холодной, стал добавлять горячую. Крутанул винт, а кран соскочил к чертям собачьим. Струя горячей воды ударила ему прямо в «директорское» пузо. Мужик взвыл, отскочил, поскользнулся на мыле, и, падая, въехал стоявшему рядом гражданину головой в живот. Тот гражданин тоже упал и припечатался лбом о скамью. А напротив крана как раз мылся тихий старичок. И вот этому старичку струя кипятка угодила аккурат в заднее место.

На шум и крик прибежал злой банщик с неизменными вениками в руках. Понял, что от веников точно толку не будет и вызвал сантехника. Или как тут называется столь важная должность. Банщик величал его просто по имени.

— Сейчас придет Федя… — пообещал он многозначительно и исчез.

Через пару минут явился мрачный тип с молотком и заглушкой. Видать, ему уже было не впервой этим делом заниматься. Прицелился — бац! И заглушка на месте.

— Ну вы чего, товарищи?! — Федя с осуждением покачал головой, а потом помахал молотком прямо перед лицом того дедушки, который получил порцию горячей водички в интересное место. Хорошо, кстати, что сзади получил, а не спереди… — Аккуратнее надобно. Чай не по улице ходите. Культурнее, граждане, культурнее…

— Дык скользко, мил человек, — начал оправдываться дед. Но Федя уже не слушал. Он с гордо поднятой головой удалился в сторону выхода.

А вот я для себя мысленно в который отметил, здесь все надо делать очень осторожно. Не хватало убиться в помывочной. Это уж совсем будет глупо. Очнулся в 1938 году, чтоб разбить там себе башку в общественной бане. Анекдот просто какой-то. Схватил освободившуюся шайку, а потом занялся делом. Наяривал руки, ноги и все остальное мылом, которое торжественно вручил Николай Николаевич. Тёр с таким остервенением, будто хотел снять грязь вместе с кожей.

Но как всегда бывает, в самый неподходящий момент меня приперло «по-маленькому». Я покрутил головой, соображая, как поступить. Учитывая наглядность процесса омовения, здесь лучше не исполнять ничего такого. Как-то стрёмно. Все же люди мы культурные.

— Николай Николаевич… — я подошёл к чекисту, который в этот момент обливался водой.

Он такие странные звуки издавал, честно говоря. Фыркал, похрюкивал и периодически выкрикивал:

— Ах, ты ж ё… Ух, ты…

— Мне надо в сортир, — я постарался говорит тихо, чтоб нас не слышали соседи.

— Чего?! Поссать? Или посерьезнее? — заржал в голос чекист. Его, как обычно, вообще ни черта не смущало.

Стоявший рядом мужик, который тоже плескался из тазика, поддержал смех Клячина. Хотя он, между прочим, не имел к нам совершенно никакого отношения. В общем, у всех здесь с чувством такта серьёзные проблемы, похоже.

— Просто скажите, где сортир, — терпеливо повторил я, покосившись на соседа Николая Николаевича.

— Выйдешь, и направо сразу. — Чекист махнут рукой в неопределённом направлении.

— Понятно…

Я схватил простынь, обмотался ей и рванул в сторону, где теоретически должен быть туалет. Так торопился, что едва не забыл про обувь. В последний момент сообразил, надо натянуть ботинки. Не босиком же рассекать по коридорам бани.

Но оказалось, либо Николай Николаевич страдает топографическим критенизмом, что мало вероятно, конечно. Либо у нас с ним принципиально разное «право». Потому что сортира там не было, но зато обнаружился следующий поворот. И только после того, как я еще пару раз свернул, перед моим носом обозначилась дверь. Толкнул ее, отчетливо понимая, если сейчас же не попаду в нужное место, просто сдохну.

— Да твою ж… — Я уставился на открывшуюся передо мной картину.

Двор, небольшое здание, похожее на хозяйственную хрень, забор, какой-то сарай и ни малейшего намека на сортир. Однако, возвращаться, а затем снова искать — точно не вариант. Ещё чуть-чуть и может получиться неудобно. Блин! Не просто неудобно! Я обоссусь, как какой-то малолетний дурачок. Быстро огляделся по сторонам. Убедившись, что людей в округе не наблюдается, засеменил к ближайшему углу. Пофиг! Грязнее этот двор от моего маленького хулиганства точно не станет!

Главное сейчас не бежать вприпрыжку, а то не донесу. Еще, будто назло, ботинки жёстко тёрли мокрые распаренные ноги. Сланцы, наверное, в это время отсутствуют, как признак буржуазного пережитка. А может, просто технологии не доросли до нужного уровня. В любом случае, по бане пришлось рассекать босиком. Оказавшись возле сарая, который находился почти напротив двери, я уже не оглядывался. В конце концов, это — «чёрный» выход, судя по всему. Вряд ли за несколько минут сюда принесёт до хрена людей.

Задрал простынь и приступил к делу, которое сейчас было для меня важнее всего. А потом, закатив глаза, с облегчением выдохнул. Казалось бы, такая мелочь, но как хорошо и прекрасно может быть человеку! Я уставился на стену сарая, попутно помечая ее, как дворовый пес свою территорию, и думал в этот момент, что для счастья, на самом-то деле, нужно не так уж и много. Помыться, нужду справить… Ещё бы поесть чего-нибудь существенного, и совсем хорошо станет. Вот поди ж ты, какая ирония судьбы. Бабки, шмотки, тачки… Но именно в этот момент я впервые в жизни вдруг почувствовал себя счастливым. Кому скажи, со смеху помрут. Острый приступ вселенского счастья просто от того, что поливаю стену какого-то сраного сарая на заднем дворе общественной бани.

Мысли о счастии автоматом перескочили на жратву. Именно ее мне не хватает для полной картины. В голове сложилось причудливая цепочка ассоциаций. От мяса «по-французски» до увиденной в доме Клячина русской печи и тарелки густого наваристого борща.

Эх… И пивка бы сейчас. Хорошего, густого, с горчинкой… Мечты о пиве вызвали урчание в животе и наплыв слюны во рту. Я улыбнулся своим мыслям, а затем смачно сплюнул на стенку, заканчивая бесконечный процесс облегчения. Он, прямо скажем, затянулся.

— Не, братва, вы гляньте! — неожиданно прозвучал за спиной незнакомый голос. — Этот баклан ещё и харкается!