Правила перехода (СИ)

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. Аэр как он есть

Я очень волновалась. Лезар говорил, что всё будет просто и опасного ровным счётом ничего нет, но я всё равно не могла успокоиться. Не потому что боялась — меня волновали совсем иные вопросы.

— Лезар, а я точно буду помнить, что случилось во сне? А вдруг я всё забуду?

— Точно будешь. Это ведь необычный сон, — он говорил это уже не в первый раз, но терпение у парня было прекрасное.

— А если меня разбудят? Я больше никогда не смогу попасть в Аэр?

— Если разбудят, ты просто уйдёшь. Ты ведь в любом случае проснёшься. Да, будешь всё помнить, я же говорил. Никто не узнает, вихри будут видеть в тебе такого же, как они сами. Я не знаю, каким ты увидишь наш мир — поверь, мне самому интересно. Вот и посмотрим.

— Ух, вот мы повеселимся! — Полиан чуть ли не подскакивал от радости. Он раньше был искренне уверен, что человека нельзя затянуть в Аэр. — Здорово, что ты узнал этот способ, Лезар!

У старшего друга в глазах был азарт, как будто он собирался провести эксперимент. Он был спокоен, как и обычно, но я заметила, что ему всё происходящее чрезвычайно интересно, как и нам с Полианом.

— Держи, — парень протянул мне на ладони маленький тускло-серый шарик. Я аккуратно его взяла. — Когда ляжешь спать, держи его в кулаке. Можешь положить под подушку, но лучше не выпускай из руки. Это якорь. Я там, в Аэре, почувствую, когда ты заснёшь, и вытяну специальную дорожку, с помощью такого же якоря, только активного.

— Ну а потом что?

— А потом ты всё увидишь сама. Ангелина, не нервничай. Людей редко водят к нам, но такие случаи были. Ложись и постарайся скорее заснуть.

— Конечно, — я энергично кивнула, хотя понимала, что в таких условиях заснуть будет крайне тяжело. Ведь что самое плохое? Знать, что тебе надо заснуть, чтобы что-то произошло. Чтобы скорее наступило утро завтрашнего праздника, например. Или чтобы мой сон перенёс меня в Аэр.

Я прибежала домой и, едва успев раздеться, тотчас понеслась к аптечке. Там могло быть снотворное, мама принимала его не так давно. Я отыскала его, посмотрела на срок годности: порядок. Теперь смотрим дозу — сколько нужно, чтобы быстро и крепко заснуть.

Родителей я попросила меня не тревожить, потому что устала и ложусь спать. Наскоро умылась, почистила зубы, чуть не забыв прополоскать после этого рот, и устроилась в постели, предварительно выпив самую большую из дозволенного дозу снотворного.

«А что, если искусственный сон не считается?» — вдруг подумалось мне. И сейчас уже ничего не сделаешь, потому что вывести лекарство из организма быстро не получится, а после этого я тем более не засну. А вдруг Лезар не сумеет пробиться ко мне? Я крепче сжала в кулаке серый шарик. Якорь. «Лезар, ты меня слышишь? Я уже почти сплю! И шарик держу, как ты и говорил! Полиан, ты там рядом? Я уже готова! Вот уже… ещё чуть-чуть!..»

Наверное, я всё-таки не смогла заснуть быстро. Проворочалась где-то полчаса, по моим прикидкам, и только потом начала проваливаться в периоды темноты, когда сбивается мысль и ты каждый раз пытаешься вспомнить, о чём думал вот только что.

Потом мне показалось, что меня кто-то хочет разбудить, и я чуть не разразилась негодованием. Только всё удалось — и на тебе! Обязательно кому-то…

Стоп! Да ведь это Лезар! Он будит? Но как он попал ко мне домой? Нет, решительно не понимаю…

— …давай руку!.. — в который раз повторил он. — Ангелина, давай руку!

Я протянула руку, хотя совсем не понимала, куда. На всякий случай — вперёд. И тотчас же за неё кто-то схватился.

Оказалось, было не темно. Это просто стена между нами была чёрная, и я из-за неё ничего не видела. А Лезар меня выдернул на другую сторону, и я встала уже на землю… наверное, другого мира.

— Это значит… получилось? — почти шёпотом спросила я, восхищённо глядя то на окружающие деревья, то на Лезара, который по-прежнему сжимал мою руку, то на стоящего неподалёку Полиана.

Они действительно не походили на себя. Не то чтобы очень сильно, черты лица были знакомы, только не так совершенны. И волосы. У Лезара не было хвоста, но волосы были чуть длиннее, из-за чего причёска казалась легкомысленней, чем на Земле. И ненавязчивая щетина — в моём мире у него не было и намёка на бороду. А Полиан… он ведь вовсе не брюнет! У него каштановые, чуть вьющиеся пышные волосы, которые торчат в разные стороны. Вот почему Эльгасс тогда сказал «рыжий»! Светлый каштан, наверное, на свету становится ещё ярче.

— Ребята… а вы…

Но сейчас им было, вероятно, не до вопросов.

— Ты сделал это!!! — завопил Полиан и бросился на старшего товарища. Тот сделал то же самое, и они принялись дурачиться, бить друг друга по плечам, пихаться и хохотать. — Да-а-а!!! Мы вытащили предмет с Земли! Мы вытащили!!!

Я оглядывалась по сторонам, как-то не додумавшись обидеться на то, что я предмет. Судя по освещению, был тусклый вечер. Мы стояли где-то среди деревьев, может быть, в саду, хотя было не похоже, что за деревьями ухаживают. Во всяком случае, трава была высокой, тонкой, похожей на прутики.

Глянув на траву, я как раз заметила, что обута. В те сапоги, что были на мне сегодня днём. И в штаны. И вообще одета так же, как и сегодня. Наверное, так и должно быть — образ для похода в гости создался сам. Было глупо думать, что я окажусь тут босая и в ночной рубашке.

— Ну что, освоилась? — Полиан схватил меня за плечи и потащил куда-то. Он был таким счастливым, каким я его ещё никогда не видела. И нос круглее, чем тот, что я рисовала, и брови не такие — светлее, изгиб иной.

— Ты совсем не похож! — сказала я. Конечно, я лукавила — я бы узнала Полиана всё равно, даже если бы он таким пришёл ко мне на Земле. Эта неуловимая внутренняя черта, которая не позволит перепутать человека ни с кем другим, у него сохранилась. Но мне хотелось услышать, что он скажет.

— Конечно! Я, как говорит Эльгасс, рыжий! — он засмеялся. — Ты лучше на Лезарчика глянь! Смотри, зарос, как ваш диковинный ёж! А какие глаза!

Лезар шагал с другой стороны от меня и улыбался. Я повернула голову к нему и тотчас отметила несоответствие. Когда он меня только вытащил, почему-то не обратила на это внимания. Его глаза были тёмными, как у японцев, почти чёрными. Не серо-синие, как на Земле.

Может быть, всё дело в сумерках? Здесь, судя по всему, недавно село солнце. Никаких лучей или намёка на них не было, но пока что не стемнело окончательно. Я могла видеть деревья вдалеке, смогла бы различить буквы в книге — но не более. Сумрак, какой в городе всегда перед тем, как включат фонари.

Грозы не было. На небе вообще ничего не было. Мне показалось, что над всем Аэром висит нечто вроде серого непроглядного тумана, занавесившего солнце, и поэтому опустились сумерки. Туман настолько плотный, что даже непонятно, где должен быть закат.

— Вот об этом я и говорила, — кивнула я. — Когда я вас рисовала, я видела искусственные оболочки, а чувствовала настоящие. В итоге не могла нарисовать ни те, ни другие, — я улыбнулась. — Почему у вас серое небо? И темно…

— Оно у нас всегда такое, — охотно пустился в объяснения разговорчивый Полиан. — В смысле, день не сменяется ночью и наоборот. Вот почему мы после первого выхода какое-то время остерегаемся солнца — оно непонятное. И слепит. До сих пор побаиваюсь его. А темно?.. Ммм… не знаю, я хорошо вижу… может, это особенность восприятия? Ты спрашивай, спрашивай, если что, мы тебе всё расскажем!

— Деревья… как они называются?

— Ммм… эти? Я в деревьях не разбираюсь, так что… вроде листья круглые…

— Ага, похоже, как у ольхи.

— Да неважно, что это! А расскажи, что чувствуешь? Холодно тебе или жарко, как дышится?

Я прислушалась к себе и с удивлением поняла, что не чувствую температуры. Вдохнула — и не уловила запаха. Действительно, как во сне. И этот туман, который скрывает самые дальние объекты.

— Ничего не чувствую, — немного удивлённо ответила я. — Лезар, это зависит от того, какой у меня Переход? Ну, может, ты чего-то не сделал?

— Думаю, нет, — он сделал задумчивое лицо. — Похоже, ты здесь — как мы у тебя. Ты не чувствуешь боли, вкуса и запаха. Это плохо, с одной стороны, но с другой — тебе никто не сможет навредить. Хотя и так не смог бы, ведь ты всего лишь проекция.

— Тогда всё в порядке, — решила я. — Во всяком случае, я вижу. И я попала в ваш мир наконец!

Здесь было почти так, как у нас. Зелёная трава, коричневые стволы, какие-то беленькие цветочки. Редкий лес из лиственных деревьев. Правда, растения казались более тонкими, сухими, но при этом были живыми и разноцветными. Разве что из-за рассеянного, тусклого света все цвета казались блёклыми.

— Это ведь правда деревья? — спросила я. — И вы их так же видите, как я?

— Это сложный вопрос, — вздохнул Полиан. — Я вижу то, что я вижу, и ты тоже. Ты говоришь «дерево», а я слышу то, что привык слышать. Я говорю название вслух — а ты слышишь то, что привычно для тебя. Та же ситуация. Хотя мы можем видеть разное и произносить совершенно разные слова — но слышим одно и то же. Так, во всяком случае, утверждают наши учёные-переходоведы.

— Но если мы видим разное, на самом-то деле оно ведь всё равно одно? Не может же меняться постоянно?

— Правильно. Но оно может кем-то из нас не воспиниматься, поэтому создаётся картинка того, к чему мы привыкли. Например, на самом деле мы можем совершать абсолютно разные движения: ты — двигаться вверх, а я — вниз.

— Но я ведь не могу не видеть, как ты движешься вниз!

— Ты будешь видеть, как я ползу наверх. То есть делаю то же, что и ты, — пояснил Полиан. — Это очень качественная иллюзия.

— Но зачем она? — я помотала головой, понимая, что теряюсь.

— Я не знаю, — он легко пожал плечами. — Наверное, своеобразная затычка между нашими мирами, чтобы сохранить хоть какое-то равновесие. Должно быть, Аэр и Земля так различны, что мы просто не смогли бы друг друга понимать.

— И ты, может быть, действительно из воздуха? — я широко раскрыла глаза.

— А ты, может быть, из плоти и крови, — улыбнулся он. — Или вообще из разных материй, но каким-то чудом можем общаться. Пусть об этом думают мудрецы, я лично бросил после первой же заумной беседы в компании Лезара и Мецнара, — он покосился на друга.

— Можно проще объяснить, — подхватил Лезар. — Вот ваши автомобили. Представь, что ты хочешь сделать их одушевлёнными. Итак: фары — это глаза, колёса — это ноги, двигатель — сердце… — парень сделал многозначительную паузу.

— Ну, а дверцы? Или люк? — я повернулась к нему.

— Вот. Есть вещи, аналогов которым нет. И они, возможно, заменяются какими-то другими понятиями. Наиболее схожими. Может быть, у нас с Полианом вообще нет головы как таковой, и ничего подобного. Но должны же мы как-то тобой восприниматься! Да и я тебя вижу так же, как всех прочих вихрей. Так что лучше в мелочах не рыться и считать нас схожими существами.

— Ну не знаю… разве случится что-то страшное, если я увижу вас существами без головы?

— А вдруг случится? — Лезар прищурился. — На самом деле всё это только предположения…

— А может такое быть, что мы действительно очень схожи? Может быть, у нас и различий-то нет, а всё про иллюзию — это выдумка?

— Думаю, может. Кстати, мы пришли.

Я увидела просвет между двумя деревьями, лежащее бревно — и огромную фигуру, которая на этом бревне сидела.

— Это… — начала я, и Полиан стал рьяно кивать, хотя он даже не знал, что я скажу. А я узнала ещё одного ветра. Только здесь, в родном мире, он был ещё больше — просто огромный, напоминающий кусок горы. Всё его изящество и кажущаяся лёгкость куда-то исчезли — их место заняли невиданного размаха массивные плечи, широкая шея, мощный торс. Разве что волосы остались прежними — длинные, светлые и прямые, рассыпанные по плечам.

Да, погорячилась я, когда применила слово «богатырь» к его земной оболочке.

Когда Эльгасс развернулся и улыбнулся, узнавая нашу делегацию, я отметила, что у него на руке сидит кто-то маленький и, наверное, лёгкий как пёрышко. Парень просто согнул руку в локте, и на этом сгибе умостилась стройная, издалека похожая на ребёнка девушка. Катриша. То же приятное лицо, большие выразительные глаза. Волосы в два раза длиннее и светлее, чем те, что я видела на Земле, — тут она светло-русая. Глаза не зелёные, а карие. А по размеру она, вроде, стала ещё меньше. Одета в длинное лёгкое платье с какими-то крупными цветами, похожими на розы, которое длиною до самых пят. Мне захотелось, чтобы Эльгасс поставил девушку на землю и я смогла проверить, насколько мы похожи по росту.

— Привет! — тотчас же завопил Полиан и бросился к друзьям. Рядом с огромным Эльгассом он казался хрупким, гораздо ниже и тоньше. Он подпрыгнул, хлопнул вихря по ладони, потом по плечу, потом пожал маленькую ручку Катриши. Точно так, как она мне когда-то показывала: сплести и тотчас расплести пальцы. Девушка радостно улыбалась, как и все мы. — У нас получилось! Эгееей, ребят, у нас получилось!!! Ну ладно, у Лезара, я тут ни при чём… но я это видел! Он руку вытянул, сунул в черноту — и вынул её! Достал просто, как будто из мешка!!!

Бревна на самом деле было два, и вскоре мы устроились на них друг напротив друга: Эльгасс с Катришей и Полиан на одном бревне и мы с Лезаром напротив. Я не знала, о чём с ними говорить, что спросить, потому что узнать хотелось всё. Там, на Земле, мы легко и непринуждённо беседовали при встречах, а тут… это же совсем другого рода собрание. Более доверительное. Они раскрыли мне свою тайну. Значит, теперь можно спрашивать, можно любопытствовать и постоянно вертеть головой.

— Ну, а Лин? — это Полиан ткнул меня пальцем в плечо. — Эй, Лин! Ты правда не чувствуешь запаха?

Я попыталась втянуть воздух ещё раз, но ничего не почувствовала. Помотала головой. Как ни странно, но, похоже, и дышать здесь мне было не обязательно.

— Может, вкус будет? Ребята, у вас есть чего-нибудь съестного? — спросил Полиан. Ни у кого не нашлось. Тогда парень подскочил, сбегал к ближайшему дереву и притащил лист. — На тогда, пожуй листик. Горьким должен быть.

Я послушно принялась жевать лист. Я чувствовала его во рту, но он был безвкусный, как бумага. Пришлось опять помотать головой. Полиан стал выглядеть разочарованным, зато Эльгасс с каким-то странным видом полез за спину и медленно извлёк нож.

Я смотрела с интересом, ожидая новых экспериментов.

— Ну нееет, — протянул Лезар.

— С другой стороны… — пожал плечами Полиан.

— Может, не надо? — спросила Картиша.

Эльгасс молча протянул мне ножик и сделал вопросительное движение бровями.

— Вы хотите, чтобы я проверила, будет ли мне больно? — поняла я, принимая нож. Он был обычный, складной, как и у нас на Земле.

— Нет, не хотим, — Лезар взял у меня нож и защёлкнул его обратно. Эльгасс демонстративно заныл и стал смотреть на меня полными мольбой глазами. Это было странно — ноющая почти басом гора. Полиан отвернулся, но, кажется, улыбался. Я протянула руку к ножу.

— Лезар…

— Плохая идея.

— Лезар, я легонько. Это же не смертельно. Да ты и сам говорил…

— И зря говорил.

— Ну Леза-а-ар… — это заныл уже Полиан. Он видел, что я не против легонько поцарапать себя, и принял мою сторону. — Ну что ты как мамочка, в конце концов!

Лезар странно посмотрел на него, и Полиан замолчал. И правда, чего он так себя ведёт? Оберегает, как маленького ребёнка. Мне, между прочим, уже скоро девятнадцать лет!

— Я сама хочу проверить, — заявила я и выдернула из рук парня нож. Он покривился, но всё-таки не стал возражать и принялся вместе со всеми наблюдать за процессом.

Я подставила лезвию тыльную сторону запястья, где на руке были едва заметные волоски. Мне казалось, что там будет менее всего боли. Ладонь резать — будет долго заживать, а руку с другой стороны — там кожа нежная, можно поранить слишком сильно.

Результат был интересным. Надавливаю — чувствую. Надавливаю сильнее — уровень осязания остаётся тем же. Даже когда я увидела, что кожа расходится, не ощутила ничего, кроме какого-то предмета, прикасающегося к руке. И не было крови.

Я отдёрнула нож и быстро сунула его в руки Лезара.

— Не больно. Совсем. Просто… неприятно смотреть, как руку режу, — я пожала плечами и спрятала рану, накрыла её ладонью, потому что все слишком внимательно на неё смотрели.

— Совсем как у нас, получается, — сделал вывод Эльгасс. — Я тоже на Земле не чувствую боли и запаха. И вкуса.

— Но я не могу приходить по желанию, — вздохнула я. — А хотелось бы.

— Может быть, вы тоже когда-нибудь научитесь, — попыталась утешить меня Катриша. Но никто не поддержал её идею, а Полиан тихо заметил: «Надеюсь, этого не случится».

— Но почему? — удивилась я. — Вы же меня провели? Почему вы не хотите, чтобы я могла сама к вам приходить?

— Не обижайся, Ангелина, — Лезар повернулся ко мне, и опять я поразилась, каким серьёзным он иногда кажется на фоне своих друзей. — Мы приведём тебя ещё раз, если появится возожность, и будем рады, если ты научишься сама совершать Переход. Но… всех остальных сюда мы не ждём.

— Чем я лучше других? — очень тихо спросила я, опустив голову.

— Я думаю, не тебе одной можно разрешить, есть ещё хорошие люди. Но если сюда повалят все, Аэр уничтожится. Он очень мал. Пожалуйста, не думай больше об этом.

Мне показалось, что он не договорил конец фразы — «Ты обещала». А может, он и не хотел этого говорить, но я всё равно додумала. «Я ведь самой себе обещала — точнее, им, но не вслух, — что не буду раскапывать тайны и задавать лишних вопросов. Можно спрашивать только о том, что нейтрально. Например, как называются деревья, сколько здесь времён года и прочее».

Времён года здесь, кстати, не оказалось. Аэрцы, или, если точнее — ветры, ориентировались по тому времени, которое было наиболее широко распространено на Земле. Сейчас погода здесь стояла такая же, как, наверное, у нас в начале августа — Катриша в платье с короткими рукавчиками, ребята в рубашках. Полиан и Лезар вообще были одеты почти так же, как и на Земле — разве что с незначительными отличиями вроде иначе выкроенного кармана или другой длины рукава.

— Лезар, а насколько тяжело приводить меня сюда? — спросила я, когда, судя по времени, скоро я должна была проснуться. — Как часто я смогу заходить к вам в гости?

— Не так уж и сложно, — улыбнулся он. — Сам Переход, я имею в виду. Вот зерно… его не каждый умеет делать. Повезло со знакомым. Нужно будет обратиться к нему ещё раз. Не смотри так! Я не могу ничего обещать, всё зависит от него, ты же понимаешь.

Я охотно кивнула, потому что мне хватило обещания, что он будет меня звать. Неважно, как часто. Я ведь не знаю, насколько он лукавит, говоря, что это легко.

Картиша с Эльгассом ушли раньше, и мы остались втроём. Я долго смотрела уходящим вслед и видела одну широкую спину и торчащие над ней две головы — большую посередине и маленькую чуть левее. Девушку вихрь так и не поставил на землю.

— Ребята… — спросила я, когда они ушли достаточно далеко. Мы уже не могли их видеть. — А Эльгасс так всегда Картишу носит?

— Всегда, — подтвердил Лезар.

— Она ведь не может ходить, — пояснил Полиан, глядя куда-то в траву.

— Но… почему? — перепугалась я. — Что с ней случилось? Ведь у нас она…

— Нет, — он успокоил меня. — Не на Земле. Она не ходит с восьми лет.

И тут я с мучительной ясностью стала осознавать, насколько же дороги для Катриши эти походы в мой мир. Ведь там она может ходить. И бегать. И у неё такая красивая, лёгкая походка — гораздо лучше, чем у меня, коренной жительницы!

— Это… авария, да?

— Лесной пожар, — хмуро пояснил Лезар.

Я опустила глаза. У нас на Земле она бы просто исчезла, перенеслась домой. А что она могла сделать, когда пожар приключился здесь?

— Ей повезло, что у неё есть Эльгасс.

— Это точно, — вздохнул Лезар. А потом как-то поплыл, голова стала превращаться в баклажан и закручиваться, закручиваться…

Я поняла, что просыпаюсь.

Это было сложно. Встать, выключить будильник и осознать, что я на Земле. Вышла из этого загадочного мира, который можно изучать веками. И сейчас надо собираться в университет, умываться, одеваться, идти по скучным улицам… да ещё и дождь за окном…

Я опустила лицо в ладони и постаралась прогнать уныние. Кажется, понимаю теперь смысл речи Полиана. Он говорил, что как бы ни был не изучен собственный мир, чужой всё равно притягивает сильнее. Наверное, для меня теперь тоже так.

Но как же люди? Те люди, которых я с таким упоением рисовала раньше? Они ведь не стали хуже, они по-прежнему такие же живые и интересные! А мои родители, друзья? Нельзя говорить, что всё это мне больше не нужно! Что за глупости!

У меня есть тайна. Тайна ветров. И никому нельзя о ней рассказывать, даже маме, даже старшей сестре. И Свете. И Алине, подруге с самого детского сада. Ни-ко-му.

Где-то далеко, за океаном, за много тысяч километров от города Ангелины, один человек тоже совершал Переход. Звали его Расти, и ему только вчера исполнилось шестнадцать лет. Тот самый возраст, который был положен для первого перехода в Аэр.

Расти был из детского приюта, который курировал старый вихрь-Агент. Некоторых детишек, которые тут жили, с самого начала готовили для работы с ветрами. Конечно, каждому, как и положено, давалось начальное образование, подыскивались жильё и работа для прикрытия. Но подставные воспитатели из Аэра формировали вторую сторону личности детишек, и те становились хорошим подспорьем вихрей в этом мире. Директор и ещё несколько человек из персонала были осведомлены обо всём, но большинство о ветрах ничего не слышало.

Отвечал за Расти молодой вихрь лет тридцати. Ребята из группы называли его Старик. Так уж повелось, по старой дружбе. В таких отношениях позволялось некое панибратство, потому что всего-то, что нужно было делать воспитателям, — это рассказывать об Аэре, а в один прекрасный день вытянуть детишек прямо туда и показать им основы жизни. Пусть видят сами, а не только слышат и читают в книжках.

Расти подготовился, как будто к секретной военной операции. Отбросил лишние мысли, настроился на суровое чёткое восприятие. Лёг спать в штанах и гольфе, предварительно перекусив. Он знал, что всё это не обязательно — ему не раз говорили, — но на всякий случай ничего не помешает.

Заснул парень, зажав в руке зерно, а очнулся уже стоя на каком-то материале, напоминающем асфальт, только слишком гладком, и держа за руку Старика.

— Добро пожаловать, — сказал вихрь формальную фразу и дал пареньку несколько минут осмотреться и освоиться. Сам сунул руки в карманы серой куртки, поправил белую бандану и принялся раскидывать в стороны мелкие камешки своим массивным сапогом, пока подопечный, раскрыв рот, пялился в небо.

— На самом деле серое, — сказал наконец он. — Не понять, утро у вас или день. Как вы тут живёте?

— Прибереги иронию, — Старик мотнул головой, показывая, что мальчик должен идти за ним. Расти послушно подчинился. — Если не забыл, мы ещё и не спим. Итак, мы с тобой сейчас находимся в Синем секторе. Напомни, пожалуйста, что здесь такого находится?

«Фигня вопрос».

— Школа Перехода, которая готовит из обычных вихрей Агентов вроде тебя.

— Прекрасно, — Старик понимал, что вопрос несложный, поэтому не выразил особого восхищения. — Дальше по мелочи. Какой сектор самый близкий к Синему и по территории, и по духу?

— Белый, — «ясное дело». — Там находится научный отдел исследовательского центра «Земной», где вы изучаете нас. Опыты ставите, ну, беседы всякие, опросы… там же, по милости кого-то из всевышних, находится Школа Перехода, и в ней две специальности — Спасатели и Информаторы. Про них рассказывать?

— Давай. Только помни про иронию, мне сейчас не это нужно.

— Старик, да ты же понимаешь, что я и так всё это знаю наизусть! — взмолился Расти. — Спроси чего посложнее!

Они двигались по странной гладкой дороге прямо, справа и слева не было ничего примечательного, кроме камней и редких кустов, отчего Расти казалось, что он в Аризоне, хотя там он никогда не был — только видел на снимках. Дома виднелись лишь вдалеке, в той стороне, куда они шли. Маленькие, приземистые, на порядочном расстоянии друг от друга.

— Не расскажешь — я не смогу сообщить, что ты прошёл испытание, — равнодушно пожал плечами Старик.

— Не вихрь ты, а… ветрило какое-то, — буркнул парень. — Ладно. Спасатели — вихри, которые обучаются для работы на Земле. Они не имеют контактов с людьми и выходят только для того, чтобы ликвидировать человеческий беспредел. Тушат пожары, очищают загрязнения возле фабрик… ну и т. д. Они все умеют создавать и выносить зёрна и используют их в своей работе. Далее: Информаторы. Они чисто наблюдают. В контакты стараются не вступать, а если и приходится, не влияют на события Земли. А потом приносят в Аэр новости и всем рассказывают. Верно?

Старик кивнул.

— Ну, про кого ещё?

— Про запредельщиков.

— Да ладно! — Расти опять заныл. — Рано ещё про них! Дай сначала в вашем Аэре освоюсь, а потом уж…

— Расти!

— Ну хорошо, — парень насупился, сунул руки в карманы широких штанов и начал издалека. — Есть такая штука, как Завеса. Ну, это как граница вашего круглого мира. За неё, мол, лучше не заходить. Выглядит она так же, как ваше туманное небо, только стена. За ней, вероятно, что-то есть, и даже можно жить, потому что некоторые вихри там и живут. И есть такой специальный центр — Центр Завесы, — который занимается изучением заграничья. Он находится в Зелёном секторе, который сам процентов на тридцать расположен за Завесой. Учёные живут там, как ни странно. И за эту особенность их называют запредельщиками.

— Хорошо. — Старик опять кивнул. — А какая у них там Школа?

— У них… — Расти задумался, потом фыркнул. — Да нет у них никакой Школы! Ну, какие-то запредельщицкие институты имеются, конечно, но это чисто местное. А Школы только в Белом, Синем и Бордовом есть!

— Итак, ты сам подвёл меня к последнему вопросу, — улыбнулся вихрь.

— В Бордовом Школа Охотников! Они прыгают в наш мир, чтобы воровать оттуда энергию! — быстро ответил довольный паренёк.

— А теперь скажи как надо.

— Чёёёрт… Охотники из Школы обучаются частичному переходу в верхние слои земной атмосферы и извлекают оттуда энергетические элементы, необходимые для создания электричества, — явно процитировал он. — Только я не вижу разницы.

— А разницы и нет. Только к экзамену выучи эту формулировку, — домики были уже совсем близко, стали видны заборы, окошки. Дорога шла между ними, где-то разветвлялась, потом — ещё где-то, и вливалась в общую сетку. Пустынная местность вовсе не означала, что здесь конец или начало города. Даже в центре секторов часто бывали такие вот провалы, ещё не застроенные или отведённые под посевы.

На подходе к первому дому в серой пыли возились детишки. Человек пять, все — возрастом около десяти лет. Один из них, когда парни проходили мимо, поднял сияющее лицо на незнакомцев, и Расти увидел, что у него нет зрачков.

— Ветерки… — шёпотом проговорил он.

— Что ты знаешь о ветерках?

— Это особые маленькие ветры, — постоянно оглядываясь на детей, принялся рассказывать человек. — Они рождаются не от женщин, как обычно, а из воздуха, в самых разных местах Аэра. Выглядят всегда примерно лет на десять, с самого начала. Всю жизнь играют друг с другом, не задумываются о проблемах, едят мало. И живут недолго, около десяти лет. И дома у них нет… — он задумался на какое-то время, выворачивая шею и пытаясь представить, как такие маленькие мальчики и девочки могут жить без дома и без родителей. Но говорить Старику ещё раз «Как вы так живёте?!» было лишним. — Вот. Их можно отличить от обычных детей по глазам — в них нет зрачков. А всё потому, что они как бы живут в разных мирах. То есть их как бы одновременно двое. Здесь, в Аэре — мальчишка, а у нас, на Земле — в то же время живой поток воздуха. Чаще всего тёплый. Эти ребята, — Расти кивнул назад, хотя дети уже скрылись из виду, — могут видеть одновременно и друг друга, и то, что творится у нас в мире. Так что ветер, в каком-то смысле, живой.

— А ты сомневался! — хохотнул Старик. — Итак. Вон за тем домом — поворот, и через минут двадцать мы окажемся на полянке в лесу. Хотя деревья там не густые, но там удобней. Я покажу тебе кое-какие приёмы работы с квантами, чтобы ты не говорил потом, будто не видел своими глазами.

Весь район они прошли почти молча. Расти разглядывал людей, которые иногда попадались за невысокими заборчиками. «То есть вихрей, вихрей!» — долбил себе он и старался привыкнуть, что эти существа, один в один как человек, — на самом деле ветры. Когда они бегут, внизу происходит движение воздуха. Когда борются, начинаются бури. А когда сходятся в бою два урагана, могут происходить такие бедствия, как ураган Катрина в Бразилии или Айрин в его родных Соединённых Штатах.

— Слушай, а почему вы не умеете использовать вашу магию на Земле? — не выдержал наконец Расти. — Почему только здесь?

— Этого никто не знает. Единственное, что мы можем пронести — это зёрна, полуфабрикаты, в которые уже заложен какой-то запрограммированный блок. Его достаточно только разбудить.

— Это обидно, когда на тебя бегут парни с битами, а ты не можешь даже послать им молнию на голову!

— Обидно. А что делать? — усмехнулся Старик. — И так хватает, что мы не чувствуем боли. Хотя кто-то считает, что это как раз недостаток…

— Ничего себе! Да я бы за это знаешь на что согласился?..

Лес представлял собой торчащие то тут, то там из почти ровной земли деревья с серыми стволами и коричневыми листьями. Травы было немного, вся словно высушенная, она чуть шуршала под ногами.

— Итак, смотри. Показываю. Объясняю, — вихрь отошёл от Расти чуть подальше и развернулся к нему лицом. — Что я сейчас буду делать? Вокруг меня находятся кванты, они разбросаны в воздухе повсеместно, как на Земле — молекулы азота. Я чувствую, где они, и знаю, как преобразовать их в блоки. Твой желудок знает, как мясо преобразовать в энергию?

— Старик, да что ты со мной, как с маленьким!..

— Я нащупываю их… — вихрь приподнял одну руку, растопырил пальцы. Расти с любопытством смотрел на ладонь наставника. — Собираю их в кулак… — пальцы стали сжиматься, но не до конца, словно он и правда что-то держал в руке. — И придумываю, что бы такого из них слепить…

— «Гранату»! — воскликнул Расти. Он давно мечтал посмотреть на, как он говорил, «боевое заклятие».

— Забудь об этом. Ты уже не мальчишка, — напомнил вихрь. — Всякие крутые огненные шары, как в книжках, я тебе не покажу. Что ещё ты знаешь?

— Да всё! — «заклинания», или, как их называли вихри, рисунки, блоки, Расти запоминал на лету. — «Труба», «Диск сияния», «Пузыри», «Ножницы», «Верёвка», «Спелые гвозди», «Псих»…

— О! — Старик остановился на выбранном. — Вот «Психа»-то я тебе и покажу.

Что-то в его голосе или во взгляде не понравилось Расти. Он вспомнил хорошенько, что такое этот «Псих» и как созданный рисунок себя ведёт, но было уже поздно менять решение.

В руке вихря стал разгораться тёмно-синий свет. Это было очень красиво, особенно для неискушённого зрителя из человеческого мира. Расти смотрел, пока в ладони Старика был маленький светящийся шарик. А потом, когда он начал менять форму, наращивать бугры и метаться из стороны в сторону, парень понял, что «Псих» уже почти созрел.

— Эй! Ты, это… я его уже посмотрел! — он предостерегающе вытянул ладони. — Давай, убирай!

Старик не ответил. Он смотрел на бешеный сгусток синего пламени, который порывался лететь по неизвестной траектории, издавал какие-то неясные звуки и постоянно менял форму, то и дело высовывая то из одного, то из другого бока угол. Казалось, что внутри шара вращаются бешеные треугольники.

— Беги! — крикнул вихрь и швырнул «Психа» в человека. Это было так неожиданно для Расти, что побежал он не сразу. А когда понял, что на него несётся, чуть подвывая и вращая внутри страшными треугольниками, — развернулся и помчался к домам, надеясь, что рисунок кто-нибудь уничтожит.

Но он не успел. «Псих» набросился на парня со спины и начал вгрызаться в его плечо. Потом в позвоночник. Расти вопил и старался ещё кое-как ползти, но уже почти ничего не видел.

Он проснулся где-то далеко, в параллельном мире, на своей кровати. Перепуганный и злой.

А в Аэре ещё какое-то время слышались весёлые крики детей: «Смотрите, это «Псих!» Ловите его, сделаем для него домик!»

Я рисовала Аэр постоянно. Всё, что запомнила, каждое дерево, каждый поворот тропинки, низкое серое небо и незнакомые мне цветы. Я не очень хорошо изображала пейзажи и натюрморты, но с тех пор, как впервые побывала в мире моих друзей-вихрей, наверное, пробудила это умение. Портреты я на время отложила.

— Полиан? — я обратилась к нему, не отрываясь от работы. Друг сидел на диване, откинув голову на спинку, и, казалось, дремал.

— М?

— А я смогу ещё раз побывать в Аэре?

Дело в том, что больше попасть в мир моих друзей мне так и не удалось. Лезар помалкивал и постоянно повторял, что дело в зерне — той серой штучке, что он давал мне перед сном. Что сделать такое может лишь один известный ему человек, а они не такие близкие друзья, чтобы просить об этом постоянно. Я всё понимала и не возмущалась, но посетить Аэр от этого хотела не меньше. Поэтому, возможно, слишком часто поднимала этот вопрос.

— Сможешь, Лин, — лениво протянул Полиан. — Я же говорил тебе, что всё это эксперимент. Я вообще не знаю принципа, всё делает Лезар под чутким руководством одного дядьки, мастера зёрен. А он… вероятно, не хочет, чтобы Лезар водил кого-то часто. Хотя сам говорил, что человека в Аэре нельзя отличить от местного. Может, он просто боится, из-за того что Лезар не очень опытен в этих делах, может быть, как-то не довершает процесс. Ну и…

— А ты меня как чувствуешь? Как свою? — я оторвалась от рисунка и посмотрела на него.

— Я… да, — он понял, на что я намекаю. — Лин, мне двадцать лет! Что я могу почувствовать? А если нам повстречается какой-нибудь ураган трёхсотлетний?

— Скажи ещё, что вихри могут жить сотнями лет! — я опять склонилась над альбомом.

— Я не сказал «вихри». Я сказал: ураган, — поправил Полиан, но так ничего и не объяснил.

— Хочешь сказать, есть ветры, которые доживают до трёхсот лет? — я усмехнулась.

— Доживают, и живут дальше, до четырёхсот. Вчера про одного такого передача была по Большой Волне, — Полиан подвигал плечами, будто разминая. — Ураганы они такие…

— А что они делают для этого? — я всерьёз заинтересовалась, хотя была мысль, что Полиан просто подшучивает надо мной.

— А это ты у них как-нибудь спроси, — друг хитро посмотрел на меня. — Потому что я не знаю, что делает их долгожителями.

Какое-то время мы молчали. Я увлечённо изображала камень, Полиан наслаждался негромкой музыкой. Или, может, подслушивал разговор людей за соседним столиком. Он сегодня был достаточно вялый.

— Полиан? — таким тоном его имя я произносила, наверное, уже двадцатый раз.

— М?

— Да так, ничего. Хотела проверить, не заснул ли ты.

— Ты же знаешь, что мы никогда не спим.

— Знаю, — я вздохнула. — И вот о чём я порой думаю. Ваш мир по отношению к моему как будто сократили. Как бы объяснить… у вас нет смены дня и ночи. Нет времён года. Вы не нуждаетесь в сне. У вас все говорят на одном языке, который вроде бы и не язык, а какие-то импульсы, мне, человеку, не понять…

— Неверно толкуешь, — парень оторвался от спинки и сел ровно. — Нас не лишили важного. Мы уже на следующей ступени развития. Отбрасываем лишнее, сохраняем важное, развиваем лучшее.

— Тебе стоило бы идти в рекламщики, — со смешком заметила я. — Но в любом случае: я бы не хотела отказываться от сна.

— Но ты теряешь много времени, за которое могла бы сделать что-нибудь полезное.

— И вы не устаёте, совсем без сна?

— Нет, — он гордо улыбнулся. Потом, как будто очередное доказательство в детском споре, добавил. — Зато мы умеем управлять квантами, а у вас такого и в помине нет!

— Почему же. Есть истории о людях, которые обладали магией.

Конечно, это были только истории, даже скорее мифы, но ведь нужно было что-нибудь ответить Полиану.

— Думаешь, это о людях? — хитро прищурился он. Я вздохнула.

— Но тут вы не можете колдовать.

— Ну и что? Да половина вашей истории нами строилась!

— Опять Полиан бросается громкими заявлениями? — напротив меня за наш столик сел Лезар. — Простите, что опоздал, хотел довершить одно дельце. Мне за него обещали квартиру арендовать.

— Квартиру? — я изумлённо улыбнулась. — Здесь, на Земле?

— Да, — он радостно кивнул. — Честный обмен. Я выполняю заказ и получаю ключи от свободной квартиры в западном районе!

— И сколько же человек тебе приказали убрать? — пошутил Полиан. Я покосилась на него — опять ехидничает. Но Лезар отреагировал спокойно.

— Партию кое-чего очень красивого, — улыбнулся он. Посмотрел на меня и пояснил. — Я ювелир. Вот сейчас заканчиваю очередную коллекцию, по заказу…

— …старшего друга, — не унимался Полиан.

— Ну да, его, — вихрь покосился на товарища, теперь уже недовольней. — Именно того, с кем я в детстве играл в одной песочнице, а потом он стал большой шишкой, а я так и остался неудачником, и у которого я теперь постоянно всё клянчу. Все это знают, Полиан, можешь не напоминать.

— Он сегодня угрюмый, — сказала я.

— Что не так? — насторожился Лезар.

— У меня всё хорошо, но я недоволен. И вообще, хочу коктейль.

Полиан встал из-за стола и пошёл заказывать себе коктейль. Я недоуменно проводила его взглядом.

— Вихревая темпераментность?

— У него бывает, — махнул рукой Лезар. — Ну-ка, покажи, что сегодня нарисовала?

Лезар всегда интересовался моими рисунками, внимательно рассматривал и утверждал, что они ему очень нравятся. Он обещал, что когда-нибудь обязательно сводит меня в галерею у них в Аэре, в Серебряном секторе, чтобы я посмотрела, как рисуют ветры. Зря, конечно, сказал… теперь я напоминала ему об этом каждый раз, как мы виделись.

Разговор о квартире был вовсе не пустым, так что уже через несколько дней Лезар с учтивым поклоном пригласил меня, так сказать, на новоселье. «Так сказать» — потому что жить там постоянно он всё равно не будет и это скорее не квартира получится, а штаб. И ключи будут на всякий случай также у Полиана и Эльгасса.

Мы собрались вечером, в субботу, и я знала, что могу не спешить домой, потому что завтра никуда не нужно идти. Мы расположились на двух диванах, которые стояли в комнате друг напротив друга, предварительно разложив их, так что получилась настоящая поляна.

Пришла Катриша. Я помню, как мы встретились с ней впервые после того, как я увидела её в Аэре и узнала, что она не может ходить. Здесь, на Земле, она была не такой хрупкой, и даже чуть выше меня, уверенная, с ровной осанкой. В какой-то мере — красивее, чем в мире ветров. Но я знала правду. И, может быть, поэтому обняла её слишком крепко, безмолвно выражая сожаление, что какой-то лесной пожар посмел лишить её ног. Конечно, я никогда не говорила на эту тему ни с ней, ни с остальными. Просто я знала.

Пришёл, конечно, и Эльгасс. Они с Катришей почти никогда не расставались — во всяком случае, здесь. Хотя уж на Земле-то им нечего было бояться даже поодиночке. Но парень привык всегда быть рядом со своей маленькой подругой и не бросал её по возможности никогда. Как только он вошёл, его взор тотчас обратился на гитару, которая висела на гвоздике на стене. То ли её забыл забрать прежний хозяин, то ли притащил кто-то из ребят. Эльгасс снял её и принялся наигрывать какой-то медленный мотив.

— Ты умеешь играть? — удивилась я.

— У нас точно такие же инструменты, — ответил он, пощипывая струны. — В детстве я любил это. Сейчас реже играю, но кое-что помню.

— Здорово! — я обрадовалась. Никто в моём окружении не умел играть на гитаре, даже ребята из перехода никогда не приносили инструмент, хотя я слышала, что кто-то играть умеет. И мне всегда очень хотелось побывать в компании, где будут песни под гитару. — Давайте споём что-нибудь!

Почему-то эти слова вихрям не понравились. Или, скорее, озадачили их. Катриша оторвалась от просмотра книги, Полиан сделал вид, что проснулся, Лезар с Эльгассом переглянулись.

— Давай я буду играть, а ты пой, — предложил вихрь.

— Я? — я неловко улыбнулась. — Да я не очень-то песен знаю… и тем более я точно не знаю слов для того, что ты будешь играть. Давайте, может, вы спойте что-нибудь своё? Я с удовольствием послушаю!

Опять это странное молчание.

— Видишь ли, Ангелина, — осторожно начал Лезар. Как всегда, всё объяснял он. — Мы не можем петь среди людей.

— Почему? — опять какой-то подвох.

— Посуди сама. У вас в обиходе есть такое выражение, как «песнь ветра». Ты же знаешь, ведь так? Оно в фильмах используется, в книгах. «Слушай ветер, и узнаешь…» Это понятие возникло не просто так. Намёк на то, что ветер говорит особым голосом, который не каждому дано понять, но в нём можно услышать истину.

— Вы не хотите, чтобы я услышала истину? — мне показалось, что раскрывается какая-то очередная завеса тайны. Поэтому я старалась не задавать прямых вопросов, предпочитая, чтобы друзья рассказали то, что хотят сами.

— Нет, не в этом дело. Просто… я даже не представляю, как на тебя подействует песнь ветра, — признался Лезар. — Это будет не голос…

— Вообще неизвестно, что будет, — подтвердил Полиан. — Я слышал, некоторые с ума сходят.

— А если кто-то из вас начнёт насвистывать в порыве радости? — ужаснулась я. — Все окружающие с ума сойдут?!

— Мы не поём, когда выходим, — сказал Эльгасс. — Да и вообще… у нас петь — это не просто тянуть гласные, это… несколько другой ритуал.

— Впрочем, можем попробовать, — Лезар смотрел на меня уже знакомым мне взглядом — взглядом экспериментатора. Точно так же он смотрел тогда, когда собрался впервые провести меня в Аэр. — Только не закрывай глаза, и если вдруг что не понравится или покажется странным, говори.

На какое-то мгновение я испугалась, что действительно может случиться что-то опасное. Но потом решилась. Это же ветер! Я с детства верила, что он никогда не причинит мне вреда!

— Давайте! — я решительно тряхнула волосами. — Только не забудь спеть про истину!

— Боюсь, будет неважно, о чём я пою. Ты всё равно не поймёшь, — немного печально покачал головой Лезар, а потом…

Сначала мне показалось, что он запел. Вроде даже намёк на голос был, на какие-то слова, хотя я совершенно не помню, шевелил ли он губами. Но почти сразу же изображение стало расплываться, и я застыла, вытаращив глаза и пытаясь сфокусироваться.

В голове был миллион голосов. Миллиард. Всех возможных — от детских до скрипучих старушечьих. Все они пели, причём что-то одно, но ни одного слова было не разобрать. Что-то медленное и печальное — и в то же самое время весёлое и задорное. Эта песня была обо всём сразу, и поэтому её нельзя было понять.

При этом на заднем плане был негромко слышен духовой инструмент — я подумала, что это бамбуковая дудочка. Сухой, глубокий, обволакивающий звук. Я уверилась в этом, когда увидела перед глазами высокие стебли. Они загадочно шелестят и едва слышно гудят от дуновения ветра, и получается, что всё поле гудит. Они раскачиваются, мерно и неспешно. Где-то вдалеке — я вижу сквозь стебли — человек стоит спиной, старый, седой… он разворачивается, смотрит на меня, а глаза у него — как светло-фиолетовые кристаллы…

— …постоянно играете с людьми, даже не думая о последствиях! — рассерженный голос Катриши.

— Да ерунда всё это, никто не сходит с ума по-настоящему! — это Полиан. — Просто картины всякие видят… может, Лин расскажет, что видела. Лин! Эй, Лин!

— Ангелина!

Меня трясли за плечо. Я разлепила глаза и поняла, что лежу спиной на мягком диване, а надо мной склоняются четыре головы.

— Я что, малодушно упала в обморок? — я приподнялась на локтях.

— Нет, просто закрыла глаза и медленно осела в полудрёму, — Лезар взял меня за плечо и помог ровно сесть. — Ну что, не болит голова?

Я прислушалась к себе.

— Нет. И с ума я вроде не сошла. Песнь… — я повернулась к старшему другу. — Это ведь ты пел, да? — кивок. — Я слышала очень много голосов, твой не смогла бы выделить при всём желании. И видела… бамбук раскачивается…

Сейчас казалось, что я видела больше. Миллионы образов. Слишком много, чтобы о них рассказать, да и были это такие мелкие детали, что я не видела смысла перечислять их.

Больше петь при мне никто не захотел. Да и я не жаждала снова это услышать. Это очень странное чувство, похожее на сумбурный сон. Интересное, но слишком насыщенное, чтобы брать сразу много. От него устаёшь. Я стала мало говорить, реже смеялась, хотя мне не было скучно и я вовсе не хотела уйти домой. Может быть, песня настроила меня на лирический лад. Состояние было такое, будто я недавно проснулась и сейчас пытаюсь собраться с мыслями, а в глазах мелькают детали из сна.

Когда стемнело, Эльгасс и Катриша ушли, растворившись в воздухе перед нашими глазами. Сообщили, что отправились гулять, может, потом зайдут. Мы продолжили беседу уже втроём, развалившись на диванах, как ленивые червяки. Наверное, моё пассивное настроение передалось и Полиану с Лезаром.

— А знаете что? — я решила, что самое время для философских разговоров и откровений. — Когда я вас ещё не знала, у меня была навязчивая идея: ветер живой, — я лежала головой на подлокотнике и смотрела в потолок. — Правда, я тогда не знала, что он не один, что есть множество вихрей, которые ходят среди нас… но я всегда разговаривала с ним, рассказывала что-то. Порой жаловалась на жизнь… думала, что он слышит меня и отвечает, и оберегает от невзгод…

Ребята молчали. Конечно, они не спали — ведь вихри никогда не спят.

— Ещё я верила, что ветер на самом деле — живой поток воздуха. Ну, то есть когда я чувствую дуновение, он рядом и гладит меня по щеке. Глупость, правда? — я усмехнулась. — Но я была уверена, что могу отличить какой-то особый ветер от всех остальных, и знала, что именно этот — живой. Верила… потом познакомилась с вами и поняла. Это просто кто-то ходил в Аэре по своим делам…

— Не обязательно просто, — возразил Лезар.

— В смысле?

— Бывает такой особый ветер, направленный именно на тебя, и он может быть даже не связан с движеним вихря. То есть вихрь может просто сидеть в нашем мире, или лежать…

— Ты же говорил, вы не умеете смотреть из своего мира, — я чуть повернула голову к другу. Он сидел, опёршись спиной о спинку дивана.

— Мы не можем смотреть из Аэра, это так. Но если долго думаем о каком-то конкретном человеке, уверен — он может это почувствовать. Например, дуновение…

— Лезар, — сказал Полиан.

— Ты хочешь сказать… — я села. Внимательно посмотрела на Лезара, потом на Полиана, который выглядел настороженным. — Кто-то в Аэре думал обо мне, и я это чувствовала?

— Если ты отличала особый ветер от других, может быть, это и был не простой ветер.

— Но… не видел? Не наблюдал?

— Нет. Мы этого не умеем.

— И это был не кто-то, — на этот раз уже Полиан удостоился настороженного взгляда друга. Такое чувство, что они коснулись запрещённой темы, и теперь каждый должен следить за товарищем — не скажет ли тот лишнего слова. Однако по очереди именно эти лишние слова и произносили.

Лезар посмотрел на меня. Так, как будто я должна была уже обо всём догадаться.

— К… кто-то из вас? — очень тихо и осторожно спросила я. И, честное слово, даже не знаю, хотела ли я услышать положительный ответ.

Лезар вздохнул. Полиан нахмурился, скрестил руки на груди. Оба они понимали, что я уже слишком много услышала. Теперь либо замять тему, либо не застревать на мелочах.

— Всё равно пришлось бы рассказать, — заметил Лезар. Полиан фыркнул. Я молчала, и казалось, будто сижу на иголках. — Один юный ветерок как-то раз заскочил в ваш город и наткнулся на тебя. Ну, как наткнулся — увидел вдалеке. Если не ошибаюсь, тебе тогда лет тринадцать было. Он пришёл потом ещё раз, и ещё, и каждый раз старался подойти поближе, но так, чтобы ты его не видела. А потом прибежал ко мне и заявил, что полюбил по-настоящему и никогда не изменит своего решения.

«Полиан? Если он говорит, что прибежал к нему, то это Полиан?» Я метнулась взглядом к младшему другу. Тот был угрюм, смотрел в диван.

— Он не говорил, кто эта прекрасная незнакомка. Каждый день бегал в этот город, только чтобы тебя увидеть. Даже ни разу не заговорил. Был уверен, что союз невозможен, и страдал в лучших традициях жанра. А в Аэре постоянно мечтал о тебе, и не было ему ни минуты покоя.

Всё это говорилось как-то угрюмо, и я не понимала, к чему он ведёт.

— Я думаю, что именно эти импульсы, которые он тебе отправлял, ты и ловила как ветер, — Лезар повернулся и посмотрел на меня, и от неожиданности я вздрогнула.

— Да… то есть, ты знаешь, кто это… — я не могла подобрать слов. Почему-то очень волновалась.

— Конечно, я знаю, — опять грустный вздох. — Это мой друг. Мой лучший друг, — «Полиан! Он, кто же ещё!» — Ветер, полюбивший человека.

А ведь я тоже его любила! Во всяком случае, по-своему. Особенно когда он приходил по вечерам и я чувствовала тот особенный запах… выходит, я почти во всём была права! И в то самое время он точно так же думал обо мне!

— Извини, что всё это рассказал.

— За что? Наоборот, это прекрасно! Ведь я… — короткий взгляд в сторону Полиана. — Но почему же он так и не пришёл? Он больше не хочет меня видеть?

— Нет, Ангелина, — Лезар покачал головой. — Он умер.

Через ступор, в который я впала, проскочила только изумлённая мысль: «Не Полиан?..»

— Дурак, — буркнул Полиан. Явно он имел в виду не Лезара, а того вихря.

— Эй! — одёрнул его Лезар. Но тот лишь отмахнулся и заявил, что всего лишь выражает своё мнение. Может быть, они не слишком дружили?

«Не Полиан… ну конечно, когда мне было тринадцать лет, Полиану ещё не было семнадцати, а ведь он говорил, что перешёл впервые именно в этом возрасте. Да и если бы это был он, я бы почувствовала с самого начала».

— К… как? — я не знала, как мне реагировать на эти слова. Я никогда не знала этого ветра, но он всегда был рядом, и я чувствовала его. И так радовалась всегда этому неповторимому дуновению… как, наверное, почти никогда в жизни. Я верила, что это ветер моего счастья. Может, он и был…

— Бросил вызов одному урагану, — было видно, как больно Лезару это вспоминать. Для него-то вихрь был лучшим другом. — Надеялся победить… изощрённая форма самоубийства… он постоянно мучился, что не сможет быть с тобой, и вот…

Он говорит о том, что тесно связано со мной, но кажется, что это вообще какая-то глупая сказка. Я его не знала, не знала! Даже не видела ни разу, даже не верила, что это необычный ветер! Почему же так тяжело? Потому что не надо обманывать себя: знала, и лучше всех. Знала не его внешность, не характер, не привычки — душу. Самое главное что в человеке, что в ветре. И без него будет так же плохо, как если бы погиб кто-то из близких. Как это — неужели он больше никогда не придёт, не ворвётся в комнату летом, когда я открою окно, не успокоит, не сделает вечер волшебным, не…

— Когда это случилось? — я сглотнула.

— Первого сентября. Когда у вас дети идут в школу, — включился в разговор Полиан со своей горькой иронией.

И в моей голове всё резко встало на свои места. Вечер, когда над окнами ходила гроза. Я тогда ещё проснулась, встревоженная, и весь следующий день чувствовала себя странно. Будто что-то отобрали. А потом вечером мой ветер не пришёл. И на следующий вечер. И больше никогда…

— Ангелина, давай мы проводим тебя домой? — предложил Лезар, догадавшись, что довольно разговоров на эту тему. Я согласилась, и ребята отправились со мной по тёмным улицам, не говоря ни слова и не мешая мне раздумывать.

Да, зря они это рассказали. Ничего не изменилось — вроде бы, но это знание тяготило, как будто мне рассказали о том, что друг, который не пишет уже три года и на которого я злилась за это, не занят важными делами, а давно уже погиб.

Да, именно об этом они мне и сказали.

Возле подъезда я собралась с духом и повернулась к Лезару, чтобы задать ему последний вопрос.

— Скажи мне… как звали твоего друга?

Зачем мне это? Не знаю. Может, чтобы хоть раз назвать его по имени.

— Китан. Его звали Китан, — Лезар смотрел виновато, но всё равно твёрдо. Он правильно говорил — всё равно потом пришлось бы рассказать. Мы слишком близко сошлись, чтобы это долго оставалось секретом.

Я молча кивнула, кинула прощальный взгляд на Полиана, который всё ещё был похож на большого нахохлившегося ворона, и стала подниматься по ступеням подъезда. Больше никто не сказал ни слова, и имя неизвестного друга, которого я никогда не видела, повисло в воздухе.

И поселилось у меня в голове. Я не хотела этого делать, даже не ожидала от себя такого, но когда ложилась спать, плакала так, как будто потеряла самое дорогое существо на свете. Может быть, если бы я знала обо всём раньше, вышла бы к нему сама! Позвала бы по имени, и он пришёл, не стал набрасываться на урагана! А я всё, всё упустила…

Даже если бы у меня было зерно для перехода в Аэр, я бы не стала его брать. Мне хотелось ночью просто спать, без снов.

Со стороны сектора к замку приближался вихрь. Очень серьёзно настроенный, хмурый, решительный. Он крепко стоял обеими ногами на скоростной доске, повернувшись боком, чуть расставив руки в стороны и согнув колени. Доска летела быстро, но когда показались чёрные башни и шпили, снизила скорость. Парень спустился с высокого холма, совсем остановил доску и спрыгнул с неё. Транспорт завис над землёй на высоте сантиметров тридцати, слегка покачиваясь.

Чёрная равнина. Почти целый километр безжизненного камня, отравляющего растения и не дающего разбить тут сад или хотя бы устроить поле. Жить здесь нельзя. И тем не менее тут находится замок. Полностью чёрный, как будто для устрашения, хотя сюда и так мало кто приходит. Готический, как будто тянущийся вверх, немного даже воздушный. Спиной он примыкает к почти отвесному каменному склону, который тянется вширь и где-то там, за этим плотным, вдалеке сгущающимся в туман воздухом сходит на нет.

Замок большой, высокий, верхушки башен из-за тумана едва видны. Однако сверху должна прекрасно просматриваться эта огромная площадка, на которой нет ничего, кроме рассыпанных кое-где валунов размером с вихря.

Парень ждёт. Вчера он бросил «Вызов» этому высокому урагану в фиолетовом камзоле, который стоял к нему спиной и с кем-то беседовал. Квантовый удар даже не пошатнул его, заставил лишь удивлённо обернуться. Но потом фиолетовые глаза как будто загорелись — он принял вызов, не сказал ни слова, как было положено, лишь кивнул — и вышел из помещения.

Мало кто это видел — только присутствующие. Но с тех пор они смотрели на вихря, как будто прощаясь. Шансов выжить всегда немного. Отговаривать — нет, это его дело и только его. Но встречные старались не смотреть в его сторону.

Огромное поле. Чёрный замок-скала вдалеке. И маленькая фигурка замерла у склона холма, глядя вдаль.

Тот, кто должен был выйти, почувствовал паренька давно. Ещё когда тот ступил на земли, обозначенные на карте чёрным. Отвлёкся от письма, приподнял голову и улыбнулся одним уголком рта. Каких-то полчаса — и вихрь будет перед замком. Очень смелый, очень уверенный в себе.

Ветер отложил бумагу и ручку, поднялся. Белые волосы стекали по спине, облачённой в фиолетовый камзол, худощавая фигура казалась хрупкой. Но жители Аэра, как никто другой, прекрасно знают: внешность не значит практически ничего по сравнению с тем, что таится внутри.

Минутное дело — для него. И дело всей жизни — для того, кто ждёт снаружи.

Вихрь замечает движение вдалеке. Прищуривает голубые глаза — точно, это он. Тёмная фиолетовая точка приближается к склону чётким уверенным шагом хозяина территории. Он идёт по мёртвой земле, ступая едва слышно, руки свободно двигаются в такт шагам, взгляд направлен ровно на противника. Улыбку нельзя различить на расстоянии, да она и не очень-то яркая — так, для себя.

Остановился. И ждёт ответного хода.

Прибывший вихрь смотрит на него издалека, с трудом различает черты, но видит, каким азартом горят запомнившиеся ещё со вчерашнего вечера лиловые глаза.

Нельзя произносить слова, лучше вообще не медлить, иначе битва окончится ничем.

Отвести ногу чуть назад. Слегка согнуться. Потом поднять правую руку и раскрыть ладонь с разведёнными пальцами навстречу противнику.

Ветер вдалеке ничего не предпринимает. Он просто стоит и ждёт.

По раскрытой ладони вихря начинают скользить бледные огоньки, по кругу, постепенно становясь ярче и гуще. Это стягиваются в рисунок кванты. Через несколько секунд они превращаются в ярко-оранжевый «Диск сияния» — так называют этот блок. И парень, не медля, размахивается и швыряет диск в беловолосого.

Красивый и лёгкий взмах рукой — и от диска не остаётся даже искр.

Нет, это не пугает и не удивляет вихря. У него уже готов второй диск, который отправляется следом за первым. Даже не глядя, что предпримет противник, вихрь создаёт такие же диски на обеих ладонях, кидает их одновременно, потом ещё раз, и ещё. И наконец достаёт то, что он создал давно, как раз для самой важной битвы. Он искал кванты, трансформировал их в блоки, связывал, заключал в зёрна. Собирал много-много. И вот в противника летит «Пружина пламени» — нечто, похожее на неимоверно длинный рог единорога, закрученное в спираль и ярко-оранжевого цвета. Пружина касается ветра тонким концом и… отскакивает назад, почти снеся атакующего с ног. Если бы не колоссальный запас квантов в защитной оболочке, он бы не устоял.

И вот тут вступает в дело беловолосый ветер. Обе руки вверх, ладони на уровне плеч, резко разжать кулаки — и вокруг борющихся вырастает стена белого, почти недвижимого пламени. От него веет всеразрушающей силой, хочется спрятаться и закрыть глаза как можно плотнее. Вихрь не знает названия этому рисунку, не представляет даже, как можно его создать, — но всё равно поднимается, с той же решительностью глядя на противника. Нет, он не сдастся. Не для этого он пришёл сюда.

Беловолосый поднимает руку вертикально вверх — а потом опускает её, обрушивая на паренька невидимый сгусток пространства, как будто ком высокого давления. Тот падает на спину, но успевает выставить руки над головой и выбросить зерно с «Рвущими иглами» — прекрасный защитный рисунок, который развеивает невидимый ком и не позволяет вихрю погибнуть прямо на месте. Этот блок сделал его дядя, мастер по материализации квантов.

Он поднимается опять. Голубые глаза, отражая белое пламя, сверкают, ладони горят — он готовит следующий блок, «Живой хлыст». При помощи него можно попытаться разрушить кольцо, что создал длинноволосый ветер. Ведь именно оно оттягивает кванты на себя, не позволяет строить что-то новое и заставляет пользоваться лишь имеющимся. Этого мало, катастрофически мало.

Взмах… и парня захлёстывает что-то, охватывает в области талии, впивается в тело острыми шипами. Хлыст опадает, но всё ещё связан с хозяином, всё ещё готов сражаться. И тот поднимает внезапно ослабшую руку, стягивает последние кванты в неё, чтобы сделать хотя бы один мощный удар… резко выбрасывает её вперёд — и хлыст отбивает брошенный в него следующий блок.

Отбивает слабо. Страшно подумать, что это был за блок — от него волнами пошло даже белое кольцо-стена. Парень падает на одно колено, свободной рукой опирается о землю. Вражеский рисунок обвивает тело всё плотнее, рвёт на части квантовую защиту, которая всегда выручала его. Но это было раньше. Вихрь поднимет голову — беловолосый ветер всё так же стоит напротив, опустив руки вниз. Пронзительные фиолетовые глаза, размытое пятно камзола такого же цвета… этот цвет становится почти ненавистным… не видно всего, свет от кольца и раскалённой земли заливает глаза пламенем. Больно. Невыносимо больно, но так же невыносимо валяться перед противником в таком положении.

Он не может больше стягивать кванты. Нечего стягивать. Даже не может создавать блоки из своего резерва — он почти убит. Тогда парень крепко упирается руками в раскалённую землю, берёт её в ладони, сжимает два кома. Это больно, они колются и пытаются сжечь пальцы дотла. Но он всё равно держит, сжимает сильнее, потом складывает вместе и жмёт ещё, и ещё… кажется, сверху на него падает ещё один страшный, убийственный блок, придавливает, вжимает в землю, не позволяя пошевелить руками. В области груди ждёт своего часа блок, слепленный из белого света земли. Из подожжённых квантов. Если бы кто-нибудь сказал раньше, что сделать такое может молодой вихрь, никто бы не поверил. Но он смог. Только руками теперь уже не пошевелить.

Усилие… может быть, последнее… вихрь с трудом поднимает голову и смотрит на противника. Созданный блок жжётся, стремится развалиться опять на кванты, и сил держать его уже нет. Сквозь тело протекают горячие струи, в глазах — бледно-оранжевый свет. Но нет — не так просто, не так позорно… ещё одно, пока руки целы и могут двигаться, пока ещё не полностью разрушена защита… можно хотя бы встать… Руки сжимаются в кулаки, придают сил. Он по-прежнему ничего не видит, но может встать на ноги, пригибается вперёд, чтобы раскалённое течение причиняло меньше вреда. Делает шаг. Рисунок-плеть впивается в ногу острыми иглами, врезается почти до кости, не даёт ступить.

Ветер в фиолетовом камзоле уже давно стоит за пределами кольца. Он не видит ничего, что происходит внутри. Этот смертоносный рисунок сомкнулся вокруг паренька и должен превратить его в пыль. Когда тот перестанет сопротивляться.

Вихрь борется. Он напрягает все мышцы тела, все свои возможности, чтобы вырваться из сошедшего с ума клочка земли. Нащупал кванты, но стянуть их уже не смог.

Парень больше не чувствует ног. Он падает — и руки, которые упираются в землю, начинают медленно плавиться в ней.

Квантов нет. Сил нет. Жизни нет.

Победитель слегка приподнимает руку — и белое пламя опадает, раскалённая земля опять превращается в обычную, чёрную безжизненную поверхность. Да, безжизненную — никаких следов вихря здесь нет. Лишь скоростная доска сиротливо лежит возле склона.

Ветер пускает в доску маленькую искорку. Мизерного размера, но очень яркую и взрывающуюся от прикосновения. А потом разворачивается и уходит. Только слышит, как с хлопком развеивается простейший квантовый рисунок, и одновременно с этим исчезает доска.

Чёрная пустыня перед замком продолжает хранить молчание.