Правила убийцы

4

Городской ипподром походил на автовокзал междугородных автобусов Грейхаунд, спроектированный поваром-кондитером. Толстому полицейскому, который был не силен в архитектуре, он нравился. Полицейский сидел на солнышке, на коленях у него лежал кусок пиццы-пепперони, в одной руке он держал банку диетической «пепси-колы», а в другой портативную рацию. Перед вторым заездом он принял вызов по рации.

— Прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас.

Даже несмотря на помехи, он безошибочно узнал голос, который был таким резким, что им можно было резать, как ножом.

Толстый полицейский посмотрел на худого.

— Господи, чертов шеф. Вызывает.

— Да-а, у него есть такая привычка, — отозвался тот.

Тощий полицейский доедал хот-дог, он закапал острым соусом свое пальто и теперь вытирал его маленькой салфеткой.

— Он требует Дэвенпорта, — сказал толстый.

— Должно быть, что-то произошло, — откликнулся тощий.

Они сидели на открытой трибуне. Лукас же находился внизу, под темным навесом, в двух секциях от них. Он лениво растянулся на деревянной скамейке прямо перед кассами тотализатора в десяти метрах от черной полосы беговой дорожки. На другом конце скамейки сидела симпатичная женщина в ковбойских сапогах, она пила кофе из пластикового стаканчика. Двое полицейских прошли по проходу к главной лестнице, спустились на два пролета и пробились сквозь небольшую толпу на нижних ступенях.

— Дэвенпорт! Лукас!

Лукас обернулся, увидел их и улыбнулся.

— Эй! Как дела? Как скачки?

— Шеф хочет поговорить с тобой. И, похоже, срочно.

Толстяк как-то не задумывался над этим до последней минуты. Это вырвалось внезапно, само собой.

— Они что, установили за мной слежку? — спросил Лукас, и зубы его блеснули.

— Ты знал об этом? — У толстяка глаза полезли на лоб.

— Да. Только не знаю почему.

Он выжидательно посмотрел на них.

Тощий полицейский пожал плечами.

— Мы тоже не знаем.

— Да пошел ты, Дик…

Лукас вскочил, кулаки его были крепко сжаты, тощий полицейский отступил на шаг.

— Богом клянусь, Лукас, мы правда не знаем, — заговорил толстяк. — Все сделали по-тихому.

Лукас обернулся и внимательно посмотрел на него.

— Он сказал срочно?

— Да. И похоже, что так оно и есть на самом деле.

Лукас повернулся к беговой дорожке. Он задумался. Его глаза расширились. Невидящим взглядом он смотрел через поле на стартовую позицию с шестью кабинками. Жокеи прижимали своих лошадей к самым воротам, а зрители стали передвигаться по трибуне поближе к финишу.

— Наверняка это тот самый убийца, — наконец сказал он.

— Да, — откликнулся толстяк. — Очень может быть.

— Так оно и есть. Черт побери, как мне этого не хочется. — Он призадумался ненадолго и вдруг улыбнулся. — Ну что, приятели, вы уже выбрали, на какую лошадь поставить в этом заезде?

Толстяк был несколько смущен.

— Я поставил два доллара на Скайбрайт Авенджер.

— Господи, Баки, — с раздражением заметил Лукас, — ты ставишь два доллара в надежде получить два доллара и сорок центов, если она выиграет. А она проиграет.

— Ну, я не…

— Если ты не знаешь, как играть… — Лукас тряхнул головой. — Знаешь что, иди и поставь десять долларов на Пемброк Дансер. На выигрыш.

Полицейские переглянулись.

— Ну да? — засомневался тощий. — Еще неизвестно…

— Послушай! Это ты уж сам решай, будешь на нее ставить или нет. А я посмотрю заезд.

Полицейские переглянулись, потом снова посмотрели на Лукаса, а затем бросились к ближайшим окошкам делать ставки. Тощий поставил десять долларов. Толстяк посмотрел в свой бумажник и заколебался, облизнул губы и вытащил три десятки, снова облизнул губы и протянул деньги в кассу.

— Тридцать долларов на Пемброк Дансер, — сказал он. — На выигрыш.

Лукас снова растянулся на скамейке и о чем-то начал беседовать с женщиной в ковбойских сапогах. Когда полицейские наблюдатели вернулись, он подвинулся в ее сторону, но обернулся к ним.

— Ну как, поставили?

— Поставили.

— Да не нервничай ты так, Баки. Это вполне законно.

— Да, конечно. Я не об этом.

— У вас есть лошадь?

Женщина в ковбойских сапогах наклонилась вперед и посмотрела Лукасу в лицо. У нее были глаза цвета фиалок.

— Так, просто догадка, — лениво заметил он.

— Сами догадались?

— Мы все здесь поставили по паре долларов на Пемброк Дансер.

На скамейке рядом с женщиной с фиалковыми глазами лежала программка, но вместо того, чтобы посмотреть в нее, она посмотрела в небо и беззвучно зашевелила губами, потом оглянулась и сказала:

— У нее великолепная подготовка на шести Фар-лонгах. Забег числится как быстрый, но, возможно, не совсем так.

— Гм, — отозвался Лукас.

Она бросила взгляд в сторону касс тотализатора и произнесла:

— Прошу прощения, мне нужно отойти.

Женщина ушла. Толстый полицейский, продолжая облизывать губы, наблюдал за тотализатором. Ставки на Пемброк Дансера составляли двадцать к одному. Три другие лошади — Стриппере Колор, Скайбрайт Авенджер и Тунайт Дилайт — успешно участвовали в скачках последние три недели. Пемброк Дансер привезли из Арканзаса две недели назад. В первом забеге она пришла шестой.

— Что слышно про эту лошадь? — спросил толстяк.

— Так, небольшая услуга от приятеля… — Лукас махнул рукой через плечо в сторону ложи для прессы. — Одному из гандикаперов позвонили из Лас-Вегаса. Парень ходил на конюшню полчаса назад и поставил десять тысяч на то, что Пемброк Дансер победит. Кому-то что-то известно.

— Господи. Так почему же он так плохо бежал в своем последнем заезде?

— Она.

— Что?

— Она. Дансер кобыла. И я не знаю, почему она проиграла. Все может быть. Может быть, жокей оказался плохой.

Табло тотализатора дрогнуло, и ставки на Пемброк Дансер подскочили до двадцати двух к одному.

— Сколько ты поставил, Лукас? — спросил толстый полицейский.

— Я прокрутил Дансер с девятью другими лошадьми. Каждый раз по сотне. Так что всего на девятьсот.

— Господи.

Толстяк опять облизал губы. У него в бумажнике была еще двадцатка, и он подумал о ней. На другой стороне поля первых лошадей уже заводили в ворота, и он решил не рисковать. Тридцать долларов уже было слишком. Если он их проиграет, то ему придется целую неделю обходиться без обеда.

— Что у вас интересного? — начал расспрашивать Лукас. — Что там за история с Билли Кейсом и новичком?

Толстяк рассмеялся.

— Чертов Кейс.

— Все эта адвокатша, — проговорил тощий. — Однажды она выглянула из окна своего кабинета, который расположен в старом доме, перестроенном под офисы. Это окно выходит на заднюю часть здания, занятого конторами, которое находится на другой улице. Более того, из него как раз виден проход между этими двумя домами. С одной стороны этот проход отгорожен от улицы забором с калиткой. Поэтому с улицы ничего не видно. Зато из окна офиса все как на ладони, понимаешь? Таким образом, выглянула она как-то в окошко, а там полицейский в полной форме, и его обслуживает девчонка. Адвокатша продолжает наблюдать. Парень получил свое, застегнул штаны, и они вместе вышли через калитку на улицу. Адвокатша сперва не стала поднимать шум, она подумала, что, может быть, они влюблены. Но на следующий день мужчин уже было двое, оба — полицейские и та же черномазая девчонка. Она обслужила двоих. Тут уж адвокатша вскипела. Она взяла у своего мужа фотоаппарат. На следующий день они снова тут как тут, на этот раз с ними была белая девушка. Адвокатша сделала несколько снимков и принесла пленку нашему шефу.

Первую лошадь уже поставили в стартовую кабинку и заперли там. Женщина с фиалковыми глазами вернулась и села на краю скамьи. А тощий полицейский продолжал рассказывать:

— Шеф тут же отправил пленку на экспертизу. Фотографии оказались настоящими. То, чем там занимались наши ребята, было отлично видно. Такие снимки можно продавать по десять долларов за штуку. Наш шеф и прокурор решили, что следует получить больше улик, и послали нас в офис к адвокатше с видеокамерой. Ну, те парни, конечно, пришли снова. На этот раз с ними были и черная девчонка, и белая.

— И что же теперь будет? — спросил Лукас.

Толстяк пожал плечами.

— Их выставили.

— Сколько лет они прослужили?

— Кейс отслужил шесть лет, но мне его не жаль. За ним водились делишки. Мы подозреваем, что он и еще один охранник таскали стереосистемы и проигрыватели со склада «Сирс» несколько месяцев назад. Но мне жаль новичка. Кейс объяснил ему, что так и надо вести себя на улице. Попользоваться девчонками в закоулке — это нормально.

Лукас покачал головой.

— Прямо на улице, средь бела дня, — подтвердил толстяк.

Последнюю лошадь завели в кабинку, и буквально через секунду стартовые ворота с грохотом открылись, и диктор объявил:

— Все идут ровно. Вот Пемброк Дансер обходит всех по внешнему кругу, его догоняет…

Дансер оторвалась от основной группы. Опережая всех на два корпуса, она вошла в поворот, в конце прямого участка она уже на четыре корпуса впереди и вот финиширует, обогнав пришедшую второй лошадь на восемь корпусов.

— Вот это да! — с почтением проговорил толстяк. — Я выиграл шестьсот долларов.

Лукас поднялся.

— Я ухожу, — сказал он. Взглянув на табло ставок, он что-то быстро прикинул в уме и, оставшись удовлетворенным своими подсчетами, повернулся к полицейским. — Едем со мной?

— Нет, нет, не стоит, — стал отказываться толстяк. — Спасибо, Лукас.

— Больше не играйте, — заметил Дэвенпорт. — Все остальные заезды ерунда. Там трудно угадать победителя. И вот еще что, Баки.

— Да?

Толстяк оторвал взгляд от выигрышного билета.

— Не забудь сообщить куда надо об этих шестистах долларах.

— Ну конечно, — сказал тот обиженно. Лукас ухмыльнулся и ушел, а толстяк пробормотал: — Да, спешу и падаю.

Он снова опустил было глаза на свой билет, но тут заметил, что женщина с фиалковыми глазами быстро догоняет Лукаса. Она настигла его прямо около входа. Толстяк увидел, как, когда они вместе входили в здание, Лукас улыбнулся ей.

— Смотри-ка, — сказал он своему напарнику, но тот изучал ставки на табло и тихо шевелил губами. Толстяк уставился на него. — Что там?

Тощий сделал предостерегающий знак рукой, чтобы его коллега подождал с вопросом, и все продолжал шевелить губами. Потом губы замерли, он обернулся, взглянул в ту сторону, куда пошел Лукас.

— Что? — снова спросил толстяк, тоже уставившись на табло.

Лукас и женщина с фиалковыми глазами уже ушли.

— Я мало что понимаю в скачках, — заметил тощий, — но если я правильно разобрался в ставках, то Дэвенпорт отхватил двадцать две тысячи пятьдесят долларов.

Кабинет начальника полиции находился на первом этаже городской мэрии. Две стены почти полностью занимали окна, выходившие на улицу, а две другие были увешаны цветными и черно-белыми фотографиями в рамочках — они относились к периоду с сороковых годов до настоящего времени. Даниэль с семьей. С шестью последними губернаторами Миннесоты. С пятью сенаторами от штата. С длинной чередой людей, о которых никто не знал и которые походили один на другого. Такие обычно занимают места на обедах у больших политиков. Прямо за спиной начальника висел герб департамента полиции Миннеаполиса и мемориальная доска с фамилиями полицейских, погибших при исполнении служебных обязанностей.

Лукас развалился в кожаном кресле, которое стояло прямо напротив стола начальника полиции. Он был удивлен, хотя и старался этого не показывать. Последнее время его ничто не удивляло, разве что женщины.

— Возмущен?

Глядя на Лукаса, Квентин Даниэль даже нагнулся к покрытому стеклом столу. Даниэль выглядел как типичный начальник полиции, поэтому некоторые его политические противники, которые ныне уже не занимались политикой, делали ошибочные выводы, думая, что он получил свой пост только благодаря своим внешним данным. Это было не так.

— Да. Возмущен. В большей степени даже удивлен.

Лукас не особенно-то любил Даниэля, но считал его одним из самых толковых людей в полиции. Он удивился бы (снова удивился), если бы узнал, что шеф думает то же самое о нем.

Даниэль слегка повернулся к окну.

— Ты сам понимаешь почему, — проговорил он.

— Вы думали, что это совершил я?

— Кое-кто в отделе убийств считал, что тобой стоит поинтересоваться, — заметил Даниэль.

— Пожалуйста, начните с самого начала, — попросил Лукас.

Даниэль согласно кивнул, отодвинул свое кресло от стола, встал и подошел к фотографиям на стене. Он так внимательно разглядывал лицо Губерта Хамфри, будто старался обнаружить новые недостатки.

— Две недели назад наш убийца напал на женщину в Сент-Поле. Она художница, ее зовут Карла Руиц, — начал рассказывать шеф, продолжая рассматривать фотографию Хамфри. — Ей удалось от него отбиться. Когда сержант из местного отделения прибыл на место, то увидел, что она читает записку. В ней было одно из правил, которые убийца оставляет на месте преступления.

— Я ничего не слышал об этой Руиц.

Шеф повернулся и, держа руки в карманах, медленно прошел к своему креслу.

— Да. Этот сержант оказался смышленым парнем, он вспомнил о записках, фигурировавших в первых двух убийствах. Он позвонил в Сент-Пол начальнику отдела по расследованию убийств, и тот приказал не распространяться об этом. О данном деле знают только начальник полиции Сент-Пола, тамошний начальник отдела по расследованию убийств, двое полицейских, которые приехали по вызову, еще кто-то в нашем отделе по расследованию убийств и я. И конечно, сама художница. А теперь и ты. И всем не сдержанным на язык было сказано, что если произойдет утечка информации, то им не поздоровится.

— Так какое отношение имеет все это ко мне? — спросил Лукас.

— Пока никакого. Слушай дальше. Этот преступник во время борьбы с художницей обронил свой пистолет. Мы тут же попытались снять с него отпечатки пальцев, чтобы проверить, кому он принадлежал, но ничего не обнаружили. Мы проверили все, в том числе и патроны. Нам повезло больше, когда мы устанавливали владельца. На это потребовалось всего десять минут. Прямо с фабрики он поступил в магазин оружия на Хеннепин-авеню, там его купил человек по имени Дэвид Л. Лосс…

— Тот Дэвид Л. Лосс, который проходил у нас по делу?

— Ты помнишь то дело?

— Он застрелил своего сына и утверждал, что это был несчастный случай. Думал, что это вор залез в дом. Так?

— Тот самый. Его обвинили по статье «Убийство по неосторожности», хотя было абсолютно ясно, что это преднамеренное убийство. Он получил шесть лет, будет сидеть четыре. Но он еще может подать апелляцию, поэтому вещественное доказательство должно находиться в камере хранения. Наши проверили. Пистолета на месте не оказалось. И, может быть, его уже давно там нет. А обнаружилось это только тогда, когда убийца потерял его.

— Черт знает что.

Из камеры хранения и раньше вещи пропадали. От пяти граммов кокаина оставалось четыре. В подшивке из двадцати журналов оставалось только пятнадцать. Но, насколько Лукас был в курсе, пистолет пропадал впервые.

— Пару раз ты ходил в камеру хранения. Когда мы занимались делом Рейерсона и когда мы распутывали дело о банде взломщиков из Чикаго. Мы соединили все данные, которые получили с мест убийств и от свидетельницы. Время, место совершения преступлений, описание художницы. Из списка лиц, имевших доступ в камеру хранения, были исключены все женщины. Мы также исключили из этого списка всех полицейских, которые имели свидетельские подтверждения того, что они несли службу во время совершения преступлений. Убийства и нападения совершались во всех трех сменах… В общем, мы дошли до тебя. Ты как раз подходишь. Никто никогда не знает, где ты есть. Ты любишь выдумывать всякие игры, а этот парень явно играет в какую-то игру. И пистолет взят из камеры хранения. Я никогда не верил, что это был ты, но… сам видишь, как все сложилось.

— Да, я вижу, — кисло согласился Лукас. — Большое вам спасибо.

— А ты что бы сделал на моем месте? — попытался защититься Даниэль.

— Ладно.

— Теперь мы уверены, что ты чистый, — сказал шеф. От откинулся в кресле, вытянулся и закинул ногу на ногу. — Преступник совершил еще одно убийство. Четыре — шесть часов назад. Мы подсчитали, и получилось, что примерно в это время ты сидел на поляне и ел яблоко.

Лукас кивнул.

— Где это произошло?

— Около озера Нокомис. На западном берегу, на холмах.

— Вы можете пока держать все в тайне?

— Нет. — Даниэль отрицательно покачал головой. — Это уже третье. Если мы и на этот раз промолчим, то завтра к полудню новости хлынут, как из лопнувшей проржавевшей трубы. Лучше будет, если мы сами расскажем обо всем. Я уже назначил пресс-конференцию сегодня на девять часов вечера. У телевизионщиков будет время, чтобы вставить эту информацию в десятичасовой выпуск новостей. Я хочу, чтобы ты тоже там был. Я расскажу об убийствах, попрошу помощи, ну и все такое. Поручаю тебе это дело, будешь заниматься только им.

— Я не хочу, — ответил Лукас. — Убийства нагоняют на меня скуку. Надо целый день ходить и расспрашивать людей, которые ничего не знают. У других это получается лучше, чем у меня. А у меня и так много работы по наркотикам. Я уже нащупал несколько человек…

— Да, да, да, это просто замечательно, но пресса распнет нас, если мы не поймаем этого придурка, — Даниэль перебил Лукаса на полуслове. — Ты помнишь, как несколько лет назад на автостоянке убили двух женщин? Это сделали два разных человека с промежутком в две-три недели. Ты скажешь: чистое совпадение. А помнишь, как пресса ну просто сходила с ума? Ты помнишь, как по телевидению показывали семинары по самообороне? А как они каждый вечер передавали репортажи о ходе расследования? Ты все это помнишь?

— Да. Это был кошмар.

— Ну вот, а теперь будет еще хуже. Одного из тех парней мы схватили в тот же день, а второго через пару дней после того, как он совершил преступление. И все равно была целая история. Этот же тип убил троих. Изнасиловал, а потом зарезал. И он все еще на свободе.

Лукас кивнул и потер подбородок кончиками пальцев.

— Вы правы. Они нас просто растерзают, — согласился он.

— Без сомнения. Такое в Твин-Сити не часто случается. Поэтому к черту наркотики. Я хочу, чтобы ты занялся этим. Ты будешь работать самостоятельно, а отдел по расследованию убийств будет работать параллельно с тобой. Прессе это понравится. Они тебя считают чуть ли не гением.

— А как отдел отнесется к тому, что я буду работать над тем же самым делом?

— Ну, конечно, кое-кто поворчит по этому поводу, так они всегда ворчат, но ничего, как-нибудь переживут. Что касается меня, то мне безразлично, что они подумают. Им ничего не грозит. А вот мне есть что терять. Через год я буду выставлять свою кандидатуру на следующий срок, и мне не нужно, чтобы на мне висело это дело, — объяснил Даниэль.

— Я получу допуск ко всей информации?

— Я говорил с Лестером. Он будет с тобой сотрудничать. На самом деле будет.

Лукас кивнул. Фрэнк Лестер был заместителем начальника отдела расследований, а раньше он возглавлял объединенный отдел по ограблениям и убийствам.

— Я хочу побеседовать с художницей.

Даниэль кивнул.

— Женщина бедна, как церковная крыса. Нам пришлось поставить ей телефон через два дня после того, как на нее было совершено нападение. Так, на всякий случай, вдруг он опять к ней придет. Вот номер ее телефона и адрес.

Он протянул Лукасу листок.

Тот сунул бумажку в карман брюк.

— Все уехали на место преступления?

— Да.

— Я тоже поеду туда.

Он встал и направился к двери, потом остановился и обернулся.

— Вы действительно не думали, что я убийца?

Даниэль отрицательно покачал головой.

— Я видел тебя вместе с женщинами, и я уверен, что ты не мог бы с ними так обойтись. Но должен был знать наверняка.

Лукас повернулся, чтобы идти, но Даниэль остановил его.

— И вот еще что, Дэвенпорт.

— Да?

— Приходи на пресс-конференцию, хорошо? Оденься просто: тенниска и брюки цвета хаки. А у тебя джинсы есть? Джинсы даже еще лучше. Такие, знаешь, старые, протертые джинсы.

— Я переоденусь, когда поеду назад. Джинсы у меня есть.

— Смотри сам. Ты ведь знаешь, как тележурналисты относятся к полицейским, которые работают на улице. Как тебя теперь рекомендовать?

— Отдел спецразведки.

Шеф щелкнул пальцами, кивнул и записал сокращенно «ОСР» на листке бумаги.

— Увидимся в девять, — сказал он.

Джинни Льюис лежала на узкой кровати, ее руки были привязаны к изголовью. Лицо исказилось гримасой невыразимого страдания, изо рта торчал кляп, глаза так сильно закатились, что между полуприкрытыми веками виднелись только белки. Ее тело прогнулось, соски маленьких грудей побелели в предсмертной агонии и торчали в разные стороны. В последней попытке защитить себя она как-то смогла немного сжать ноги, хотя ее лодыжки были крепко привязаны к углам кровати. Нож все еще торчал чуть ниже грудинной кости, его рукоятка почти лежала на плоском животе. Лезвие вонзили под таким острым углом, чтобы оно достало до сердца, не встречая при этом сопротивления мышц и костей.

— Он вогнал нож по самую рукоятку и провернул лезвие, — сказал помощник медэксперта.

— Удар нанесен профессионально? — спросил Лукас. — Вы думаете, он врач?

— Я бы не стал делать такие далеко идущие выводы. Мне не хочется ввести вас в заблуждение. Но этот человек хорошо знает, что делает. Он определенно знает, где находится сердце. Мы хотим, чтобы нож оставался на месте, пока не отвезем убитую к себе и не сделаем несколько фотографий и рентгеновских снимков, но, судя по рукоятке, этот нож очень подходит для такой работы. Острый кончик, хорошо отточенное негнущееся лезвие, достаточно узкое. Он войдет точно.

Лукас шагнул к кровати и осмотрел рукоятку. Она была сделана из гладкого неполированного дерева. На ней стояло клеймо «Фабрика ножевых изделий. Графство Корк».

— Графство Корк.

— Ну и что. Там на кухне целый ящик таких ножей.

— Так он взял его здесь?

— Думаю, да. Я проводил осмотр места, когда он убил первую женщину. Он зарезал ее ножом с пластиковой ручкой, который совсем не был похож на этот нож.

— Где записка?

— В мешочке на комоде. Мы ее отправим в лабораторию, может быть, на ней есть отпечатки.

Лукас подошел к комоду и взглянул на записку. Обычная писчая бумага. Даже если у подозреваемого в доме найдут шесть пачек такой бумаги, это ничего не доказывает. Слова были вырезаны из газеты и приклеены к листку бумаги скочем.

— Он живет, руководствуясь этими правилами, — сказал медэксперт. — Не стал даже вытаскивать нож, не говоря уже о том, чтобы куда-то его унести.

— Записка, кажется, совсем чистая.

— Ну, не совсем. Подожди секундочку.

Эксперт стянул пластиковые перчатки, в которых работал, и надел более тонкие, хирургические, затем открыл мешочек и наполовину вытащил записку.

— Видишь это малюсенькое полукружье на нижней стороне клейкой ленты?

— Да. Отпечаток?

— Думаю, что да, но если приглядеться, то можно заметить, что на нем нет характерного рисунка. Я думаю… — медэксперт повертел пальцами перед Лукасом, — что на убийце были хирургические перчатки.

— Это снова говорит о том, что он врач.

— Может быть. Или санитар, или просто кто-то из технического персонала. Кроме того, их можно купить в магазине. Кем бы он ни был, я думаю, что он надевает перчатки даже тогда, когда сидит дома и составляет эти записки. И теперь нам еще кое-что о нем известно — этот ублюдок весьма хитер.

— Ладно. Хорошо. Спасибо, Билл.

Медэксперт снова вложил записку в пакет.

— Можно ее забирать? — спросил он, кивнув головой на тело женщины.

— Если люди из отдела закончили, то пожалуйста.

Полицейский из отдела по фамилии Свонсон сидел за столом на кухне, ел «Биг Мак», жареную картошку и запивал все это солодовым напитком. Лукас подошел к двери спальни и крикнул ему с порога:

— Я закончил. Они могут ее забирать?

— Забирайте, — прочавкал Свонсон.

Медик следил за тем, как упаковывают тело, Свонсон тоже лениво наблюдал за процедурой. На труп натянули мешок, стараясь при этом не задеть нож, и переложили на тележку.

«Похоже на мешок с песком», — подумал Лукас.

— Под ней ничего не было? — спросил Свонсон.

— Ничегошеньки, — ответил врач.

Они посмотрели на простыни, потом медэксперт кивнул своим помощникам, и те покатили тележку из комнаты.

— Здесь еще пройдут пылесосом и снимут с мебели отпечатки пальцев, — проговорил Свонсон.

Его слова означали: «Ни до чего не дотрагивайтесь».

Лукас улыбнулся.

— Простыни тоже заберут на анализ.

— Я не вижу никаких пятен.

— Они чистые. Вряд ли обнаружатся какие-нибудь волосы. Я все тщательно просмотрел, но у нее нет сломанных ногтей, и под ними не видно ничего, похожего на кожу или кровь.

— Черт побери.

— Да.

— Я еще хочу здесь немного покопаться. Что-нибудь есть?

— Картошка.

— Картошка?

— Картофелина в носке. Она здесь, в гостиной.

Лукас прошел следом за ним в гостиную, и Свонсон ногой показал на что-то под стулом у пианино. Это был обычный чем-то набитый синтетический носок.

— Мы думаем, что он ударил ее этим по голове, — объяснил Свонсон. — Его обнаружил полицейский, который приехал сюда первым, он посмотрел, что там внутри, и оставил для экспертов.

— Почему вы думаете, что он ударил ее картофелиной? — спросил Лукас.

— А для чего еще нужна картофелина в носке, — отозвался Свонсон. — По крайней мере, раньше этим пользовались именно с этой целью.

— Ну да?

— Вы еще тогда не служили, — объяснил Свонсон. — Раньше, бывало, парни ходили в Лоринг-парк потрясти гомиков или на Вашингтон-авеню обчистить пьяных. Так вот они брали с собой картофелину. В этом нет ничего противозаконного. Но стоит положить ее в носок, и у тебя отличная дубинка. К тому же, она мягкая, и если с ней обращаться осторожно, то череп остается целым. И тогда на тебе не висит мертвец, и тебя не разыскивает вся полиция.

— Так как же этот бешеный узнал об этом? Он что, голубой?

Свонсон пожал плечами.

— Может быть. А может быть, он полицейский. О таком использовании картофелины знают все старые патрульные полицейские.

— Этот вариант не совсем подходит, — сказал Лукас. — Я никогда не слышал, чтобы несколько убийств подряд совершил старик. И если человек начинает убивать, то он начинает это делать в молодости. Подростком, лет в двадцать, может быть, в тридцать.

Свонсон внимательно оглядел его.

— Ты будешь заниматься этим делом? — спросил он.

— Именно, — откликнулся Лукас. — Тебе это не нравится?

— Да нет. Ты единственный из всех, кого я встречал, кто хоть что-то расследовал. Мне кажется, что на этот раз нам понадобятся твои способности.

— А что думают другие в вашем отделе?

— Новенькие говорят, что ты бесцеремонно влез в чужое дело. Большинство «стариков» понимают, что скоро нас захлестнет. И они хотят с этим покончить. Так что у тебя сложностей не будет.

— Рад это слышать, — сказал Лукас.

Свонсон кивнул и ушел.

Льюис нашел в спальне другого агента по продаже недвижимости. У них была назначена встреча днем, и, когда она не пришла, агент забеспокоился и начал ее разыскивать. Когда приехавший Лукас пробирался сквозь группу хмурых соседей, которые собрались около дома и на газонах на другой стороне улицы, Свонсон расспрашивал этого человека о Льюис.

— Просто она старалась продать дом, — подвел он итог.

— Кто владельцы?

— Это пожилая пара. Соседи говорили, что они в Фениксе. Они купили там дом и теперь продают этот.

— Кто-нибудь уже поехал домой к Льюис?

— Да, Нэнс и Шоу. Там ничего. Соседи говорят о ней как о милой женщине. Увлекалась садоводством, у нее был большой сад позади дома. Ее муж умер от инфаркта пять или шесть лет назад. Она пошла работать, у нее неплохо получалось. Вот и все, что говорят соседи.

— У нее есть мужчина?

— Кто-то есть. Одна соседка, похоже, его знает, но ее сейчас нет дома, и никому не известно, где она. Другому соседу кажется, что он профессор — или что-то в этом роде — в университете. Мы сейчас проверяем. И делаем то же, что и всегда: опрашиваем соседей, может быть, они видели, как кто-то приезжал или отъезжал.

— В гараже смотрели?

— Да. Машины нет.

— Ну и что вы думаете?

Свонсон пожал плечами.

— Я думаю так: он ей позвонил и сказал, что хочет посмотреть дом, договорился встретиться где-нибудь. Его разговор не вызывает у нее никаких подозрений. Они приезжают сюда вместе, заходят внутрь. Здесь он с ней расправляется, уезжает на ее машине, потом бросает ее и уходит пешком. Мы ищем машину.

— Кто-нибудь проверял ее календарь в офисе?

— Да. Мы звонили, но ее босс говорит, что у нее на столе ничего нет. Он сказал, что она носила с собой записную книжку. Мы ее нашли. Там было написано: «двенадцать сорок пять», и все. Мы посчитали, что это время, когда они встретились.

— Где ее сумочка?

— У входной двери.

Теперь, снова проходя по дому, Лукас заметил сумочку. Из нее выглядывал уголок кошелька, он вытащил его и заглянул внутрь. Деньги. Сорок долларов и мелочь. Кредитные карточки. Визитные карточки. Дэвенпорт достал из сумочки пачку фотографий, вставленных в пластиковые прозрачные оболочки, просмотрел их. Ни одна из них не выглядела новой. Оглядывая все вокруг, он увидел, что Свонсон стоит у двери спальни и разговаривает с кем-то. Лукас вынул одну фотографию. На ней Льюис стояла на поляне с другой женщиной. Они вместе держали что-то вроде дощечки. Лукас закрыл кошелек и положил его обратно в сумочку, а фотографию сунул себе в карман.

Когда он уходил с места преступления, на улице стало холодно. Лукас достал из машины нейлоновую ветровку и оделся, потом сел за руль и подождал немного, наблюдая за окружающими. Никто не выделялся. Он и не думал, что заметит что-нибудь интересное.

По дороге в полицейское управление он заехал в Сент-Пол к себе домой. Переоделся в джинсы и сменил ветровку на матерчатую спортивную куртку. Немного подумав, достал из потайного ящичка стола маленький автоматический пистолет двадцать пятого калибра и кобуру, которая крепится у лодыжки, укрепил все это на правой ноге и прикрыл брючиной.

Когда Дэвенпорт приехал в полицейское управление, вокруг мэрии было полным-полно машин с телевизионной аппаратурой. Он поставил свою машину в гараже напротив, в который уже раз подивился кричащей уродливости здания мэрии. Лукас вошел через заднюю дверь и направился прямо к себе.

Когда его убрали из отдела по ограблениям, администрации пришлось подыскивать ему место. По званию ему был положен кабинет или комната. Он сам себе нашел помещение: кладовку с железной дверью на первом этаже. Уборщики привели комнату в порядок и написали на двери номер. Больше ничто не указывало на то, кто занимал этот кабинет.

Лукасу это нравилось. Он открыл ключом дверь, вошел и начал набирать номер телефона Карлы Руиц.

— Карла слушает. — У нее был приятный хрипловатый голос.

— Меня зовут Лукас Дэвенпорт. Я лейтенант департамента полиции Миннеаполиса, — проговорил он. — Мне нужно с вами побеседовать. Чем раньше, тем лучше.

— Господи, я сейчас не могу…

— Произошло еще одно убийство.

— О нет! Кого?..

— Женщину, агента по продаже недвижимости. Обо всех подробностях сообщат в десятичасовых новостях.

— У меня нет телевизора.

— Хорошо, может быть, встретимся завтра? Что, если я заеду к вам около часа.

— Отлично. Господи, бедная я женщина.

— Да. До завтра.

— Как я вас узнаю?

— У меня будет роза в зубах и золотой значок, — шутливо сказал Лукас.

Комната была забита оборудованием, кабелями, ругающимися техниками и скучающими полицейскими. Операторы обсуждали освещение, пишущая братия расположилась на складных стульях и сплетничала или чертила что-то в своих блокнотах, тележурналисты шныряли вокруг в поисках мельчайших подробностей или слухов, которые бы дали им преимущества перед другими коллегами. Вокруг подиума укрепили дюжину микрофонов, напротив полукругом установили телекамеры на треногах. Один из уборщиков торопливо чинил древко американского флага. Другой пытался втиснуть еще несколько складных стульев между возвышением и камерами. Лукас постоял минутку в дверях, увидел сзади свободный стул и двинулся туда. Кто-то схватил его за рукав куртки.

Он оглянулся и увидел Энни Макгаун. Восьмой канал. Темные волосы, голубые глаза, вздернутый носик. Большой подвижный рот. Ножки мирового класса. Чудесная дикция. Мозги, как у устрицы.

Лукас улыбнулся.

— Лукас, что здесь происходит? — прошептала она, почти прижавшись к нему и не отпуская его руку.

— Шеф явится через пять минут.

— Через четыре минуты у нас очередной выпуск новостей. Я была бы тебе очень благодарна, если бы ты объяснил мне, что происходит, пока есть время. Я могла бы вставить эту информацию в выпуск.

Она застенчиво улыбнулась и кивнула головой туда, куда за дверь вели кабели. Пресс-конференция должна была транслироваться прямо в ее передвижную студию.

Дэвенпорт огляделся. На них никто не обращал никакого внимания. Он кивнул головой в сторону двери, и они выскользнули в коридор.

— Если ты упомянешь мое имя, у меня будут неприятности, — прошептал он. — Давай это будет наше с тобой личное двустороннее соглашение: ты мне — я тебе.

— Договорились, — сказала она и покраснела.

— Мы имеем дело с убийцей-маньяком. Сегодня он убил свою третью жертву. Он их насилует, а потом режет. Первое убийство было совершено около шести недель тому назад, следующее месяц назад. Все это произошло в Миннеаполисе. Мы сперва не делали из этого шума, надеялись его поймать, но сейчас решили, что пора рассказать обо всем публично.

— Боже мой!

Она бросилась по коридору к выходу, туда, куда тянулись кабели.

— Что ты рассказал этой стерве?

Дженнифер Кери материализовалась из толпы. Оказывается, она наблюдала за ними. Высокая блондинка с пухлой нижней губой и зелеными глазами. У нее была ученая степень в области экономики после окончания Стэнфорда и степень магистра журналистики Колумбийского университета. Она работала на студии TV-3.

— Ничего.

Лучше всего придерживаться твердой линии.

— Черт возьми! У нас новости начинаются через… — Она посмотрела на свои часы. — …через две с половиной минуты. Если она меня обойдет, я не знаю, что сделаю, но я ловка и хитра, и ты очень, очень пожалеешь.

Лукас снова огляделся.

— Ладно, — сказал он. — Просто за мной был должок. Но, если ты проговоришься ей, что я тебе тоже все рассказал, ты от меня не услышишь больше ни слова.

— Идет, — сказала она. — Так что там?

Позже, вечером того же дня, Дженнифер Кери лежала на животе на кровати Лукаса и смотрела, как он раздевается и снимает спрятанную под брючиной кобуру с пистолетом.

— Ты им когда-нибудь пользуешься или он у тебя только для того, чтобы производить впечатление на женщин? — спросила она.

— Для этого он очень неудобен, — буркнул Дэвенпорт. Он иногда нервничал в присутствии Дженнифер. Ему казалось, что она читает его мысли. — Но иногда такой пистолет может пригодиться. Например, когда нужно купить у торговца дозу, не стоит носить обычный пистолет в обычном месте. Тебя сразу раскусят как полицейского или примут за психопата и ничего не продадут, с тобой не будут иметь дел. Но, если у тебя есть оружие в потайном месте и оно тебе вдруг понадобится, его можно достать быстрее, чем они поймут, что ты делаешь.

— Разве такое бывает в Миннеаполисе?

— Случается. Всякий раз, когда получаешь столько денег… — Он снял носки и теперь стоял в одних трусах.

— В душ пойдешь?

— Да.

Она перевернулась, встала с постели и пошла вместе с ним в ванную. У нее на животе и бедрах отпечатались складки от простыней.

— Знаешь, ты мог бы пригласить Макгаун к себе домой, — сказала она, пока он включал и регулировал воду.

— Да, она, пожалуй, не отказалась бы, — согласился Лукас.

— Так почему же ты ее не пригласил? Только не говори мне, что тебе наскучили новые знакомые.

— Она дура.

Лукас полил Дженнифер на спину теплой водой, а потом брызнул жидким мылом из пластикового флакона и начал тереть ей спину и ягодицы.

— Раньше тебя это не останавливало, — заметила она.

Он продолжал тереть.

— Ты знаешь некоторых женщин, с которыми я встречался. Хоть одна из них была дурой?

Дженнифер немного подумала.

— Может быть, я не всех знаю, — наконец сказала она.

— Ты знаешь достаточно, чтобы понять, с какими женщинами я общаюсь, — проговорил он. — Я не встречаюсь с дурами.

— Тогда говори со мной, как с умным человеком, Лукас. Этот убийца пытал тех женщин, прежде чем убить их? Даниэль достаточно уклончиво говорил об этом. Как ты думаешь, он их знает? Как он их выбирает?

Лукас повернул ее лицом к себе и прижал палец к губам.

— Дженнифер, не дави на меня, хорошо? Если ты застанешь меня врасплох и я что-нибудь сболтну, а ты это используешь, у меня могут быть крупные неприятности.

Она внимательно посмотрела на него. Вода хлестала ему в грудь, его голубые глаза потемнели и глядели настороженно.

— Я не стала бы ничего использовать без твоего разрешения, — проговорила она. — Но ты никогда не проговариваешься. Если только ты не хочешь, чтобы это выглядело так, как будто ты проговорился. Ты хитрющий сукин сын, Дэвенпорт. Я знаю тебя уже целых три года и все еще не могу точно определить, врешь ты или говоришь правду. И я не встречала людей, которые бы так часто притворялись, как это делаешь ты. Может быть, ты и сам не всегда знаешь, притворяешься ты или нет.

— Тебе бы только выпытывать. — Он с сожалением покачал головой. Потом выключил воду и открыл дверцу душа. — Дай мне то большое полотенце, я вытру тебе ноги.

Через полчаса.

— Иногда мне почти больно, — хрипло проговорила Дженнифер.

— В этом вся соль, — отозвался Лукас, — не переступить черту.

— Ты приближаешься к самой грани, — заметила она. — Должно быть, ты много раз переступал эту черту, прежде чем нащупал ее.

Еще через два часа.

Лукас внезапно раскрыл глаза. Было темно. На него кто-то смотрел. Это ощущение не покидало его. Пистолет, который он обычно носит на щиколотке, теперь лежал в столе… Дженнифер дотронулась до него, и тогда он понял откуда взялось это чувство.

— Что? — прошептал он.

— Ты не спишь?

— Теперь уже не сплю.

— Можно задать тебе вопрос? — Она немного помедлила. — Я тебе нравлюсь больше, чем другие, или мы все для тебя только развлечение?

— О господи! — простонал он.

— Ответь.

— Ты же знаешь, что это правда. Ты мне нравишься больше, чем другие. И я могу это доказать.

— Как?

— А твоя зубная щетка? В ванной только твоя и моя зубные щетки в стаканчике.

Они помолчали немного, потом Дженнифер уютно устроилась у него на плече.

— Ладно, — сказала она. — Спи.