Праздник цвета берлинской лазури

31

— Добрый вечер, дамы и господа!

Дама-пуфик, вцепившись в микрофон, заполнила своим хриплым голосом всю виллу.

— «И здесь мы вышли вновь узреть светила»[3]. Так открыл бы этот чудесный вечер великий Данте, — весело вторил ей пуфик-мужчина.

— Ночь нам нравится, потому что, подобно воспоминаниям, она стирает праздные мелочи. Это слова великого Борхеса.

Пуфики, ведущие «Праздника в честь дня рождения дофина», обозначенного в сетке вещания Первого канала четвертого сентября в 20.45, пробовали различные варианты начала шоу. Их слова, усиленные электрическим током, проносились между статуями над фонтанами, среди деревьев, добирались до золотых рыбок под водой, карабкались по стенам виллы, отскакивали от больших глиняных ваз, просачивались под землю, к червям и кротам, и терялись в темном лесу вокруг имения. Кабаны попрятались, цикады притихли, сорока-воровка улетела за далекие холмы и схоронилась на ореховом кусте рядом с церковной колокольней. Пуфиков постоянно прерывал Марко Болди. Громогласным голосом он давал советы, сыпал идеями, предлагал бесконечные перестановки.

Альфонсо нашел спасение в оранжерее, куда звуки доходили несколько приглушенными. Манлио сбежал в город по неотложным делам. Тициана в оцепенении прислушивалась к биению сердца сына, оглашавшему ее спальню. Беатриче закрылась у себя в келье и молилась. Умберта укрылась в чаще леса, на заброшенной стекольной фабрике, где металлическое эхо громкоговорителей отдавалось не так гулко. В детстве она называла это место «домиком в Канаде». Втроем, с братом и сестрой, они любили играть в темном, полуразрушенном, поросшем мхом здании, напоминавшем шоколадный замок из старой сказки. Сюда она как-то раз приходила и с Замиром.

Умберта сняла кеды и, как в детстве, погрузила ступни в мягкий мох, ощущая холодную пьянящую дрожь. Это удовольствие она больше не могла разделить с Замиром. Сначала накатила тоска, а затем беспощадным потоком нахлынули слезы. Сдерживаться не было сил, Умберта разрыдалась, лицо ее превратилось в страшную воющую маску.

Она не стала вытирать глаза и позволила потекам туши раскрасить ей щеки черными шрамами судьбы.

Этим вечером девушка не нашла в себе сил полюбоваться закатом, и он потух без самой своей преданной зрительницы.

В полумраке красный «порше» Руджери пересек кипарисовую аллею и исчез. По его следам уже шла полиция. О как хотел бы архитектор отыграть все назад, выбраться из ловушки ненависти и ревности, вернуть Замира к жизни. Он чувствовал себя глубоко униженным собственной глупостью.

По дороге ему встретился Альфонсо, который с мотыгой за плечами ехал на велосипеде. Завтра, на заре, ему предстояло скосить все сено и подрезать два платана. Он был доволен, что все пошло своим чередом, и с нетерпением ждал пятое сентября, когда все чужаки уберутся с виллы.