Председатель

Глава 10

Осень 1917

– Товарищи! Без Донбасса нам кранты! Не будет угля – встанут заводы и паровозы! Не будет железа и транспорта – нечем торговать с деревней! Наши братья-крестьяне без железных орудий труда накормить страну не смогут! Голод, разруха, нищета – вот что такое потеря Донбасса!

Бас Жекулина, окрепший над реями рея, накрывал всю Зацепскую площадь, где рядами стояли бойцы автоотряда, команда бронепоезда «Красная Москва», батальон симоновцев и провожающие. Терентий, в своей тельняшке и кожаной куртке, рубил воздух кулаком и вколачивал фразы в холодный воздух.

– Наша задача – в кратчайшие сроки разгромить казачью контрреволюцию! Разогнать генеральское отребье! Восстановить работу Донбасса!

Вот да. Даже если эти уродцы будут просто терроризировать шахтерские поселки и рудники, добыча сильно просядет. А других энергоносителей у меня для вас нет. Торф? Ну, такое… все заводы никак не вытянет. Нефть? Каспийская – лишь малая доля пока, до поволжской как до Пекина раком, про сибирскую и говорить не о чем. Уголь? Польский под немцем. Кузбасс пока не раскачан, там всего дюжина рудников, хотя перспективы огромные и железная дорога есть. В Архангельской губернии Инта открыта еще в 1912 году, но попробуй оттуда вывези… На Донбасс вся надежда, кроме него некому.

Кстати, надо расспросить Вернадского поподробнее, вдруг и Воркута уже известна? А там, насколько я помню, очень хороший уголь. Я, конечно, геолог ненастоящий, но в школе учился, да и шахтерские забастовки девяностых помню, кое-что в голове засело. Алтай, Хибины, якутские и архангельские алмазы, алюминий Красноярска, никель Норильска… Но до этого когда еще руки дойдут, а сейчас Донбасс: без угля получим мы ту самую «разруху» в полный рост.

Перед отправкой на юг Медведник представил ВЦИКу и Совнармину общий план действий – опорные пункты, мобильные отряды, бронепоезда… Егор модифицировал тактику своего старого знакомца Китченера в Трансваале, с которой столкнулся лично. Бронепоезда Егору срочно клепали в Москве, Екатеринославе и Калуге, причем к московскому добавили нашу «пожарную команду» – автоотряд Жекулина. И два жилых состава, два товарняка с запасами патронов, снарядов, продовольствия, топлива, шпал и бог знает, чего еще. Любопытное соединение получилось, эшелонная война 2.0. Заодно напихали Терентию в котомку два десятка радиостанций «Норд», дали обученных радиотелеграфистов и даже два аэроплана «Дукс» с летчиками и обслугой.

– Товарищи! Я предлагаю назвать нашу бригаду – Московской Пролетарской! Кто за?

Площадь взревела, вверх полетели шапки и папахи. Даже увивавшийся возле ног Терентия приблудный кот взмявкнул и принялся драть когтями штанину матроса.

Город расстарался, экипировал своих бойцов как следует: снабдил теплыми вещами, обувью и всем, вплоть до табачка. Разнобой, конечно, но пока так. А когда вернутся – оденем в «скамовскую» форму, как раз пошить успеют. Будет еще один образец для подражания, помимо «идеального колхоза» и показательного рабочего района. Удачная практика оказалась, многие приезжавшие не только цокали языком, но и начинали внедрять у себя. И Моссовет сейчас подбирал площадку для ВСХВ – если Нижний не успеет раньше, быть выставке у нас…

– Слово председателю ВЦИК товарищу Скамову-Большеву!

Я поежился под холодным ветерком и шагнул к парапету трибуны. Симоновцы, красногвардейцы – самая мотивированная наша сила. До ужаса жалко посылать их в бой, где неизбежны потери, но в цейтноте нет другого выбора. База-то у нас расширилась, однако понимающих пока критически мало, а для разгрома калединцев нужны стойкие и уверенные бойцы. К власти Советов прилепиться сейчас многие желают, но рассчитывать на них пока рано. Есть небольшой костяк непрерывно работавших в Союзе Труда, кооперативах, профсоюзах, остальные – вернувшиеся в движение «спящие», да и просто новички. А они, даже если и горят энтузиазмом, запросто могут его растерять после первого боя. Тут и в мирные дела команду сложно набрать: а чо, власть взяли, социализм образуется сам по себе, инициативой масс – чего дергаться-то?

Так что работать, пинать, тащить за собой. И посылать на смерть лучших.

– Ребята, я знаю вас двадцать лет. Я учил вас и ваших детей. Мы вместе строили заводы и машины, дома и клубы. Я знаю, на что вы способны. Просто вломите этой сволочи по-рабочему!

Я сорвал с головы мохнатую шапку, подаренную мне сибирскими кооператорами, и потряс ей в воздухе.

– Урра-а-а! – отозвалась площадь.

– Бригада! Нале-во! На погрузку ша-агом… марш!

Грянул оркестр, мимо трибуны пошли взвода и роты. Во главе второй шел Митя.

Бронепоезд и эшелоны бригады гнали на юг «зеленой улицей» – Викжель расчищал колею идущим на защиту угля, задерживая или переводя на другие пути прочие составы. За недолгую дорогу Митя сошелся со своим ровесником Мишей Левандовским, начальником бронедивизиона из Питера, и совсем молоденьким командиром орудия Костей Калиновским.

– А чего ты вдруг на бронепоезд пошел? Ты же чистый артиллерист? – спросил его Митя в одну из тихих минут.

– Нравится мне это дело, – улыбнулся пухлыми детскими губами Костик и погладил стальную стенку вагона. – Да и отчество способствует – Брониславович я, так что броня это мое.

В штабном вагоне бывший полковник, а ныне комбриг Шорин и его штаб работали с картами, получали и посылали телеграфные сообщения. А еще Шорин натаскивал, насколько было возможно, «молодую гвардию» – Митю, Костю и Мишу.

Замысел Чернецова был вполне понятен: взять Дебальцево или Алчевское, окружить Луганск, занять патронный завод, после чего Донская армия сможет резко расширить свои действия. Оттого Медведник и стягивал к станциям все наличные силы и требовал ускорить движение бронепоездов.

В Дебальцево рабочие механического завода и вагонных мастерских спешно строили две бронелетучки. Со всей округи к городу отступали шахтерские отряды, принося нерадостные вести: убито десять человек, захвачена шахта, расстреляно сорок, уничтожен Совет, повешено пятеро… Приходили под защиту Советов и небольшие группы казаков, все больше из артелей – с ними начали сводить счеты резко взявшие верх богатеи, давние конкуренты. Шли иногородние и бежавшие из Ростова и Таганрога рабочие. Прибывшие с Медведником офицеры экстренно обучали желающих встать в строй.

Всю эту кипучую работу и застал комсостав Пролетарской бригады.

– Привет, – Егор поздоровался с Шориным, обнял Жекулина и Митю. – Не успел я вас в обход направить, придется отсюда обратно ехать.

– Как обратно?

– На Попасную и оттуда на Родаково. У Алчевской левый фланг рыхлый – нутром чую, Чернецов туда бить будет. Там рабочий полк формируется, но ядро пока слабовато.

– А здесь кто же?

– Остальная бригада, да еще бронепоезд из Екатеринослава гонят. Ваша задача – удержать Алчевское, пока мы подойдем для удара во фланг. Так что дуйте на всех парах, тут верст сто десять-сто двадцать, через четыре часа доложите с места. Связь телеграфом.

– А если перебьют? – оторвался от записей Шорин. – У нас радиостанции есть, можем поделиться.

– Отлично, парочку дадите?

– Да хоть три.

Эшелон, выгрузив броневик и пяток пулеметных авто, ушел со станции в тыл, а бронепоезд остался на путях восточнее Алчевской. Митя и Костя на автомобиле двинулись на окраину, где занимали оборону местные красногвардейцы. Появление подмоги вызвало радостную волну вдоль цепей, особенно командир отряда оценил пулемет.

– Так, я на колокольню, – Костя закончил протирать бинокль, – буду тебе данные по целям скидывать. А ты уж по радио на бронепоезд.

Митя с телеграфистом развернули свое хозяйство, включили, проверили работу, отстучали пробное сообщение и едва получили ответ от Левандовского, как совсем рядом в небе вспух первый разрыв.

– Ориентир один – колокольня! – крикнул сверху Калиновский. – Пусть подтвердят, что видят.

Телеграфист кивнул и отбил вызов.

Митя поморщился – с противным свистом пролетели и разорвались над околицей две шрапнельные гранаты.

– Спокойно, товарищи, спокойно! – пошел вдоль окопчиков командир отряда. – Казаки пристреливаются.

– Да какое тут спокойно… – пробурчал здоровенный рабочий-металлист. – Давеча с рудника прибежали: казачье опять две дюжины расстреляло, а восьмерых шашками порубали. И баб тоже, того…

– Чего того?

– Того! Сам, чтоль, не понимаешь?

– Вот, нам их пропускать никак нельзя! Так что ждем спокойно, товарищи.

Заговорили винтовки – казачьи цепи двинулись к поселку. Вдалеке опять басовито рявкнули пушки, и разрывы на этот раз легли гораздо ближе.

– Эй, заснул? – крикнул Митя наверх.

– Хочу батареи засечь поточнее. Пусть обозначатся как следует!

Перестрелка усиливалась. Вскоре цепи противника подобрались на расстояние последнего броска и с гиком и посвистом рванули вперед.

И тут за спиной рабочих медные трубы грянули «Интернационал».

Полузамерзшие, остервенелые металлисты, не дожидаясь подкреплений, выскочили из мелких ячеек и со страшным ревом бросились в штыки. Удар был столь внезапен и силен, что цепь «партизан» не выдержала и побежала.

– Назад! Назад! – надрывался командир отряда.

Но рабочие рвались вперед.

Гнали казаков, пока встречь не хлестнули пулеметные струи.

Теперь уже побежали защитники Алчевского. Казачьи орудия ударили снова, над рабочими разорвались снаряды… Молодого парня шрапнель посекла всего в дюжине шагов до окопа, вырвав из тела куски мяса. Горячие брызги долетели и до тех, кто успел спрыгнуть в траншею.

– Мать вашу, почему команду не слушаете? – орал командир. – Глядь, сколько народу положили!

Снежно-грязное месиво было усеяно десятками тел.

Снова и снова рвались шрапнели, выкашивая то там, то здесь бойцов из линии. С каждым погибшим командир мрачнел: еще минут двадцать – и его просто сметут. Митя на всякий случай проверил пистолет, загнал патрон в ствол карабина и снял с авто пулемет.

Грохнуло за первыми домами, взвизгнула медь…

– Оркестр накрыло! – пронеслось вдоль цепи.

– Срочно радио на бепо, координаты батарей! – раздалось сверху.

Следующие пять минут Митя был занят передачей и даже не вздрогнул, когда в стену над ним впились две пули. И пропустил момент, когда к поредевшим металлистам подошло первое подкрепление – отряд шахтеров с ближайшего рудника.

Вторая атака началась через полчаса. Орудия успели дать по окраине несколько залпов и замолчали – бронепоезд взял в вилку и накрыл батарею, о чем радостно сообщил Костя. Но радость была недолгой – казачья сотня ворвалась в город там, где ее не ждали, со стороны Юрьевского завода. Цепи чернецовцев снова потеснили рабочих с шахтерами, и все смешалось в рукопашной схватке.

На глазах у Мити ворвавшийся в проулок конник вздел и бросил вниз злую сталь шашки. Взлетели и опали в последний раз руки зарубленного. А в проулок, с дробным грохотом копыт, ломились еще и еще, вращая такой же сталью над головами… И свист, разбойничий свист пронзал ужасом мозги, словно раскаленная спица…

Пулемет ожил в руках – прямо так, не целясь, подмел Митя проулочек. Высадил весь короб, и не стало казаков – падали и кричали лошади, вылетали из седел люди, на них набегали рабочие со штыками…

Мало-помалу защитников поселка оттеснили к зданию коммерческого училища. Костя остался на колокольне…

– Музыку! Музыку давай! – пронесся крик.

– Нету музыки, перебили оркестр…

– Сеня! Гармошку!

Молодой парень-шахтер растерянно оглядел товарищей:

– Я ж это… Трынацинала не знаю… не умею его…

– Давай, что умеешь! Помирать, так с музыкой!

Парень растянул меха и начал с кварты, лица шахтеров стали тверже…

– Гудки тревожно загудели… – начал молодой сильный голос.

– …народ валит густой толпой, – постепенно вступил хор.

Местные песню знали, а вот Митя слышал в первый раз и механически, заканчивая набивать магазин, отметил – «Размер две четверти, минор». Сюда, за угол училища он притащил только «мадсен». Автомобиль с рацией пришлось бросить у церкви, мотор заупрямился и не завелся.

– А молодого коно-го-она… – все громче выводили шахтеры.

С западной окраины ударили пулеметы, послышалось «Ура!»

– Наши! – крикнул наспех перевязанный командир. – А ну, навстречу, в штыки! За убитых товарищей, за баб наших!

В сумерках снова вскипела рукопашная. В тесноте свалке рвались гранаты, тонко верещал пробитый штыком гимназист-доброволец, с хеканьем рубились прикладами и ножами рабочие.

Вонь сгоревшего пороха и развороченных внутренностей, ровные строчки пулемета и беспорядочная пальба, предсмертные хрипы и визг гармошки – ничего страшнее этой атаки под «Коногона» Митя в своей жизни не видел. Он вдруг отчетливо понял, что сейчас этим людям не страшна смерть, и что чернецовских они будут рвать руками.

Поняли это и казаки – дрогнули и побежали. Тем более, что от завода непрерывно накатывались цепи Пролетарской бригады, а в тыл, сверкая вспышками башенных пулеметов, выходили броневики Левандовского.

Через час, уже в полной темноте, на площадь перед училищем согнали сотню пленных – совсем молодых юнкеров и гимназистов, среди фуражек которых изредка виднелись папахи с алым верхом.

В штабе Медведника, развернутого в том же коммерческом училище, было людно, весело и накурено.

– А я смотрю – наших нет, закрыл люк и сидел, смотрел как в синема! – рассказывал, размахивая руками Калиновский.

– Сховался! – ржал парень с навсегда въевшейся в кожу угольной пылью.

– Хрена там! Я с карабина двоих снял!

– Точно! – поддержали из угла. – Як шмальнул, то казаки и побиглы!

– Бу-га-га-га!

В коридоре возникла суматоха, внутрь ввалился Левандовский, утирая пот с квадратного лица.

– Доставили, товарищ комбриг! – обратился он к Шорину.

– Сколько?

– Сорок восемь человек.

– К стенке их, – мрачно раздалось из угла, откуда шутили над Костей.

И, судя по мгновенно посуровевшим глазам местных, это было единодушное пожелание.

– Нет, товарищи, – остановил всех Медведник. – ВЦИК прямо приказывает нам проводить дознание и судить тех, кого обвиняют в убийствах мирных жителей.

– Ну да, они нас не жалеют, а мы с ними валандаться будем!

– Будем, товарищи, будем. Потому что мы за новый, светлый и честный мир. И все должны делать по правде и по порядку. А то так одного стрелим, другого, а потом, глядишь, решим, что вот ты, – командир красногвардейцев ткнул в ржавшего парня пальцем, – вагонетку забурил нарочно, и тебя надо тоже того, разъяснить.

– Да я!.. – захлебнулся возмущением шахтер.

– Пропустите, товарищи! – в паузу вклинился звонкий женский голос.

Сквозь штабных и клубы табачного дыма к столу Шорина прошла стройная девушка в кожанке и заломленной набок черной папахе.

– Рапорт о бое. Кто примет?

– Давайте, – протянул руку комбриг.

– Митя… – прошептал Егор.

– А? Что?

– Подбери челюсть, заметно.

Митя закрыл рот и придержал Медведника за рукав:

– Она кто?

– Ольга Здалевская, из Екатеринослава, командир бронепоезда.

После первого шока мужчины в комнате немедленно закрутили штатную карусель вокруг девушки – пододвинули стул, предложили чаю, папирос, карамель…

– А хороша, а?

Митя только вздохнул – он пропал с первого взгляда. Гибкая фигура, высокие скулы, слегка миндалевидный разрез зеленых глаз… Она села, сняла папаху, и по плечам красным золотом полыхнули волосы. В голове Мити стучали только две мысли – что ее любой ценой нужно забрать с собой в Москву, даже если для этого придется просить отца. И что прямо сейчас он сорвется и наделает глупостей, если Миша не отойдет от нее шагов на пятьдесят.

Егор несколько раз перевел взгляд с Мити на девушку и обратно, оценил сложность ситуации и принял решение, за которое Скамов-младший был ему благодарен, что называется, по гроб жизни.

– Дмитрий Михайлович! – командирский голос Медведника вывел его из оцепенения., - Проводите товарища Здалевскую к радиотелеграфистам, отберите две станции с расчетами и согласуйте таблицы связи.

– Есть! – кинул руку к фуражке Митя и нырнул в этот зеленый омут. – Прошу за мной.

За спиной Костя с дурашливой ухмылкой развел руками перед разочарованным Левандовским.

Зима 1918

За полгода американцы перекинули в Европу четыре десятка дивизий, что позволило командованию Антанты перейти к войне на истощение. Все лето и осень одно за одним шли наступления, тараном долбившие оборону немцев.

На Пьяве итальянцы при помощи американцев и французов отбросили австрийцев, Салоникский и Месопотамский фронты теснили болгар и турок. Еще в октябре лорд Алленби вошел в Иерусалим, во главе одного из полков Еврейского легиона шел Трумпельдор. Их встречали лидеры подполья, список фамилий которых выглядел, как выдержка из курса истории ВКП(б).

Младшим членам Четверного союза приходилось несладко, и они держались только благодаря немцам – офицерам в штабах и полевым войскам в окопах. А Второго рейха на все фронты уже не хватало, хотя он тоже старался не отставать и успел учудить парочку операций, крепко встряхнувших Западный фронт. Казалось, адские потери никого не смущают – лишь бы побольше крови пустить. И эта тупая стратегия в конце концов принесла результат – Германия выдохлась.

Выдохлась она еще и потому, что меньше преуспела на Восточном фронте, не смогла оккупировать Украину и вывезти из нее десятки тысяч вагонов с продовольствием.

Первыми сдались болгары – немцы перебросили войска на запад, оставив болгарскую армию наедине с противниками. Для начала греко-французы выбили братушек с позиций на реке Скра, а потом началось общее наступление Салоникской группировки. Невзирая на потери, войска Антанты давили, давили и, наконец, додавили – фронт лопнул. Начался стремительный отвод болгарских войск, а местами попросту паническое бегство. Прошла волна солдатских бунтов, пара дивизий даже снялась и двинулась на Софию – а остановить их оказалось нечем. Так что Рождество Болгария встретила в состоянии мира. Точнее, капитуляции – вовсю шла сдача оружия, греки и французы занимали ключевые города.

Затем пришел черед турок, отрезанных от Австрии и Германии. Пал Дамаск, Кавказская армия заняла Мосул и вышла на Тигр, но главное – к Эдирне подходили войска, только что выбившие из войны Болгарию. Турки сдались на условиях разоружения армии и оккупации Константинополя. Союзнички и тут попытались элегантно выпихнуть из процесса Россию, пообещав туркам, что в столицу войдут только англичане и французы. Пришлось экстренно грузить десант на все доступные корабли Черноморского флота и высаживать на Босфоре. Сопровождая это требованием создать в зоне проливов международный контингент из всех европейских стран Антанты. Греки, итальянцы и всякие прочие сербы радостно поддержали наш демарш, и с января в зоне Проливов союзники начали формировать военную администрацию. Французы и эллины уже присутствовали, мы тоже, англичане перебросили бригаду чуть позже, за ними появились и остальные.

Глядя на такое, парламент Венгрии расторг унию с Австрией, и лоскутная империя рассыпалась, как дженга, из которой вытащили последний брусок. В конце января возникли и немедля объявили о независимости Чехословакия и Югославия. В начале февраля Пилсудский в Кракове провозгласил свободную Польшу, а Петрушевич во Львове – Западно-Украинскую Республику.

Доминошки падали, падали – и зацепили Германию: по всей стране двинулся вал голодных и солдатских бунтов, приведших к отречению кайзера и установлению республики, немедленно запросившей перемирия.

Мы выдержали.

Теперь нам предстояло демобилизовать армию и утихомирить неизбежные волнения в стране, вызванные двумя подряд встрясками – установлением власти Советов и окончанием войны.

А также выгрызть у союзников условия, без которых нам новое общество не построить.