Преисподняя XXI века

1

Археологические раскопки.

Теотиуакан, Мексика. Наши дни

— Мы изгоним вас с нашей земли, мы будем пить вашу кровь!

Каден Монтес смотрела на людей, изображавших ягуаров-оборотней, полулюдей-полузверей из преданий Древней Мексики. Они наносили друг другу удары деревянными мечами, оставляя на коже кровавые полосы и царапины во исполнение соглашения с богами — кровь за дождь. Головы их венчали уборы в виде оскаленных морд ягуаров, пальцы рук и ног заканчивались когтями, кожа на всех открытых участках тела была разрисована серыми и черными пятнами, придавая людям леденящее сходство с жуткими обитателями ночных джунглей.

«Но кровь-то настоящая», — подумала Монтес.

Глядя на представление со ступеней разрушенного храма Кецалькоатля, Пернатого Змея, она находила его жестокость отвратительной, а сопутствовавшие показу насмешки внушали беспокойство. Представление было устроено для туристов среди руин Теотиуакана, главной туристической достопримечательности Мексики, и никто из толпы праздных зевак, собравшихся полюбоваться экзотическим зрелищем, понятия не имел, что слова распева, исполнявшегося на науатле, языке древних ацтеков, в действительности представляли собой угрозы.

Будучи одновременно и астробиологом, изучавшим внеземную жизнь, и археологом, Монтес специализировалась на Древней Мексике, знала науатль, и ее вовсе не радовало, что участники представления выкрикивали на этом языке смертельные угрозы в адрес зрителей.

Эти выкрики усиливали неприятное чувство, не покидавшее ее все утро после странного телефонного звонка ее ассистента Хулио.

Изучая в рамках ее исследовательской программы мрачные легенды древнего города, он, похоже, чрезмерно и даже болезненно проникся этим материалом. Ну а то, что исследовались именно древние сказания о кровожадных ягуарах-оборотнях, которых и изображали танцоры, лишь усиливало ее озабоченность относительно Хулио.

— Мы будем пить вашу кровь! — выкрикивали они нараспев в адрес norteamericano, североамериканцев, прямо в снимавшую их крупным планом видеокамеру.

— Что именно они изображают? — поинтересовалась Лаура Гиллок.

Гиллок прибыла на место раскопок по заданию «Нэшнл джеографик», для освещения работы Каден. Монтес впервые сотрудничала с представителем такого издания, и ей, естественно, хотелось произвести хорошее впечатление.

— Это так называемый танец кровавого завета. Считалось, что в обмен на кровь, пролившуюся из порезов, полученных во время такого действа, боги ниспошлют дождь, необходимый, чтобы получить урожай маиса. Выкрики некоторых из этих мужчин — это подражание звукам, издаваемым богом грома.

— А зачем богам кровь?

— Для богов Древней Мексики человеческая кровь была необходима как пища. В буквальном смысле — солнечному богу она придавала сил для свершения его обычного дневного пути, богу дождя для того, чтобы пролить на землю воду, богу войны — чтобы приносить победу в битвах. Поэтому боги заключили с человечеством соглашение, кровавый завет. Суть его в следующем: питайте нас вдосталь кровью, а мы за это даруем вам дождь и тепло, необходимые для хорошего урожая, или силу и отвагу, необходимые, чтобы побеждать в битвах.

— Ага, значит, эти люди изображают молящихся. Но черные и пепельные пятна делают их похожими на леопардов.

— Точнее, на ягуаров. Они представляют ягуаров-оборотней.

— Ягуары-оборотни? Про волков-оборотней я слышала — это нечто подобное?

— Вообще-то, если выражаться точнее, они даже ближе к вампирам, потому что тоже пьют кровь своих жертв. Легенды о существах, способных менять обличье, превращаясь в зверей, распространены по всему миру. В Европе это волки-оборотни, в Африке — люди-леопарды, ну а здесь — ягуары. В преданиях Латинской Америки эти звери вообще занимают особое место. Самые крупные и опасные из здешних хищников семейства кошачьих. Свирепые, смертельно опасные, грациозные, словно кошки, но весом в триста, а то и четыреста фунтов[1], так что такую «кису» вряд ли захочется погладить. Туземцы всегда боялись и почитали их. Само слово «ягуар» на одном из наречий означает «убивающий одним прыжком».

— А не было ли здесь, в Мексике, какого-нибудь культового ордена убийц, вроде тугов[2] в Индии?

— Тайное общество ягуара возникло после испанского завоевания с целью изгнания захватчиков. Последователи этого культа наряжались ягуарами, по ночам выслеживали испанцев и нападали на них. Естественно, это способствовало распространению легенд о ягуарах-оборотнях, ужасных созданиях, получивших название науаль.

Правда, люди испанского короля со временем покончили с культом, отправив большую часть его приверженцев на виселицу, но легенда о науалях жила. В джунглях Мексики, где влияние современной культуры и сейчас едва ощутимо, она не умирала никогда.

Каден знала, что миллионы людей по-прежнему обитают в джунглях и ведут традиционный образ жизни, не ассимилируясь с основной массой населения, хотя со времен конкисты миновало уже почти пять столетий. Периодически эти отвергавшие современную культуру Мексики люди вступали в открытую вооруженную борьбу с правительством, но Монтес хотелось верить, что звучащие сейчас угрозы — все же не более чем грубые и неуместные шутки, понятные лишь самим «шутникам».

Во времена Христа Теотиуакан был величайшим городом в Западном полушарии, способным соперничать по размерам с Древним Римом, столицей могущественной державы. Сейчас он представлял собой крупнейший в Мексике туристический объект, расположенный в тридцати милях к северу от столицы страны, города Мехико, и славившийся прежде всего двумя величественными пирамидами — Солнца и Луны. Первая из них была лишь ненамного меньше великой пирамиды Хеопса в Египте.

— А как, ты говоришь, правильно произносить название города? — уточнила Гиллок.

— Тай-о-ти-уа-кан, хотя сейчас чаще говорят «Тео-ти…». Само это слово на языке ацтеков означает «Город богов». Но подлинное название города никому не известно, как не известно и то, что за народ его построил. И почему величайший город, воздвигнутый на американском континенте до Колумба, был заброшен. Все последующие цивилизации Мезоамерики[3]— ацтеки, майя, тольтеки и прочие — в строительстве своих храмов и пирамид подражали здешним образцам, но так и не создали ничего столь же грандиозного. И никто не пытался заново заселить заброшенный город.

— Почему?

— Они боялись. Даже ацтеки, самый воинственный народ Древней Мексики, опасались призрачного города. Они ощущали темную магию, исходившую от пирамид и храмов, обрамлявших широкую магистраль, прозванную Дорогой Мертвых. Возможно, воспринимали нечто недоступное нам в наши дни. Так или иначе, все сменявшие друг друга культуры перенимали страшный кровавый завет и приносили богам человеческие жертвы. И верили, что пошло все это именно отсюда. Главный бог — и легендарный основатель города — считался особенно кровожадным.

— Звучит жутко, но для моей публикации в журнале отлично подходит. А что, мрачная тайна этого города тоже является предметом твоего исследования?

Вообще-то Каден признавала наличие в своих исследованиях и такого аспекта, однако журналистка прибыла сюда, чтобы взять у нее интервью вовсе не по поводу древних культов, связанных с кровопролитием и убийством. Кроме того, ей лично все это удовольствия не доставляло, в связи с чем изучение мрачных преданий она поручила Хулио.

— Не то чтобы напрямую, но меня снова привлек в Тео интерес именно к той легендарной фигуре, которая, согласно преданию, положила начало кровавому завету. Ты имеешь представление об астробиологии?

— Ну, самое общее, конечно, но перед тем, как отправиться сюда, я кое-что почитала. Это поиски жизни на других планетах и все такое. НАСА использует астробиологов для изучения вопроса о возможной жизни на Марсе. Есть программа поиска внеземных цивилизаций — ребята с помощью огромных спутниковых антенн пытаются уловить сигналы, посылаемые инопланетянами. Джоди Фостер в «Контакте»[4] как раз играла астробиолога, верно?

Каден рассмеялась:

— Ну что ж, видимо, таково распространенное представление о нашей дисциплине. Принято считать, что астробиологи изучают внеземную жизнь, но если точнее, мы исследуем жизнь во всей Вселенной, включая Землю. То есть начинаем с жизни на нашей планете и распространяем свой интерес повсюду, до дальних пределов космоса.

— Я читала, что вы ищете воду на других планетах…

— Да, это один из важных моментов. Вода представляет собой эликсир жизни, волшебную субстанцию, которая, насколько нам известно, является необходимым условием существования. Наука считает, что жизнь зародилась в океанах. Когда наши очень давние предки выбрались на сушу, они принесли воду с собой, под кожей, в своих организмах. Уверена, ты знаешь, что люди примерно на две трети состоят из воды, которая, добавлю, занимает примерно такую же долю поверхности планеты. Вот и получается, что когда мы пытаемся отыскать жизнь в различных уголках доступного изучению космоса, мы в первую очередь ищем признаки воды. В настоящее время первыми кандидатами на ее наличие являются кометы и пара спутников Сатурна. Возможно, она имеется на Марсе, но не на его поверхности.

— Вода есть кровь Матери Земли, — ухмыльнулась Гиллок. — Это я прочитала, когда готовила материал про сторонников теории Геи, считающих, будто наша планета представляет собой живой организм. Но кстати, раз уж речь зашла о воде — ты слышала о происшествии в Мексиканском заливе?

— Это с мертвой рыбой? Слышала, что вроде бы несколько недель назад там вдруг начала всплывать мертвая рыба, но особо в это не вдавалась. И чем все закончилось, не отслеживала.

— То-то и оно, что не закончилось, только хуже становится. Редакция хочет, чтобы я на обратном пути заглянула туда и разобралась в этой проблеме. Официальные источники говорят об утечке метана. Насколько я понимаю, это природный газ, который мы используем в наших плитах. Видимо, на дне залива его полно.

— Да, на многих участках океанского дна колоссальные залежи метана. Некоторые ученые считают, что именно донные выбросы метана стоят за таинственными исчезновениями кораблей в Бермудском треугольнике. Метан еще называют болотным газом, потому что он убивает в воде жизнь, делая водоемы мертвыми.

— Но если ты занимаешься водой, что привело тебя в Тео? Тут ее как раз не больно-то много.

— Мое исследование касается возможности того, что жизнь на Землю была занесена откуда-то еще. В науке это принято называть теорией панспермии. Суть ее заключается в том, что семена жизни рассеяны по Вселенной и переносятся от одного небесного тела к другому, а когда попадают на планету с благоприятными условиями, вроде Земли, то жизнь получает возможность развития, вплоть до высших форм.

— Но как эти семена жизни попали сюда… оттуда?

— Ну, лучшим кандидатом на звание разносчика жизни представляется комета, переносящая микробов. Существуют даже свидетельства того, что наши океаны возникли в результате произошедшего миллиарды лет назад столкновения Земли с гигантской кометой, несшей в себе воду, в которой, в свою очередь, были споры микроорганизмов. Так или иначе, за прошедшие геологические эпохи наша планета могла сталкиваться с ледяными кометами миллионы раз. И каждый кусок льда мог содержать в себе зародыши жизни.

— Кометы — это здоровенные ледяные глыбы, верно? Их еще называют «грязными снежками»…

— Комета Галлея представляет собой ледяную глыбу в форме картофелины около пяти миль в поперечнике и десяти миль длиной[5]. Многие другие кометы тоже огромны. Ну а более мелкие обломки льда бомбардируют Землю постоянно, просто в подавляющем большинстве случаев этот лед испаряется еще в атмосфере.

— Но как микробы могут выживать в космосе?

— У нас на Земле микробы живут в жерлах вулканов, под коркой льда толщиной в несколько миль, на дне океанов, где угодно. При такой выживаемости полет на комете не столь уж великая проблема.

— Ладно. Но если ты ищешь кометы, то почему здесь, в Тео?

Это был важный элемент интервью. Гиллок могла разыгрывать простушку, но Каден знала, почему она попросила о беседе. Причиной тому были дебаты, которые Каден развернула в научной печати. Вкупе с совершенно ненужной и ненаучной шумихой, то и дело поднимавшейся в другого рода изданиях вокруг историй с рождением двухголовых младенцев деревенскими девчонками, которые якобы были изнасилованы инопланетянами.

Она набрала воздуха в легкие и пустилась в объяснения:

— Большинство ученых, придерживающихся теории панспермии, ищут микроорганизмы, совершившие полет на комете или метеоре. Но я — о чем тебе, не сомневаюсь, известно — придерживаюсь другой позиции. Мои исследования сосредоточены на поисках свидетельств пребывания на Земле более крупных форм жизни…

— Инопланетян!

— Я предпочитаю называть их «визитерами». Слово «инопланетянин» слишком уж отдает сенсационностью и уместно разве что в фантастических фильмах и статьях в желтой прессе.

Каден выдержала паузу и взглянула журналистке в глаза.

— Лаура, я понимаю, как могут восприниматься некоторые аспекты моей теории, но я ведь не псих и шумиху провоцировать не хочу. Моя статья о «визитерах» была опубликована в научном журнале, который никто, кроме астробиологов, не читает. А теперь я рискую оказаться осмеянной научным сообществом, как осмеивали в 70-е годы «Колесницы богов»[6] и тому подобные книжки.

— Насколько я помню, в этих книжках утверждалось, будто нас в древности посещали инопланетные астронавты, о чем свидетельствуют рисунки, обнаруженные на стенах и вазах.

Каден кивнула:

— А также элементы ландшафта, напоминающие гигантские посадочные площадки, и изумительные примеры перемещения на большие дистанции объектов, имеющих огромный вес, — все то, что, учитывая уровень технических возможностей древних людей, кажется немыслимым. Однако со стороны научного сообщества эти утверждения вызвали лишь презрение и шквал насмешек, что вынуждает меня проявлять осторожность.

— Из чего ты исходишь?

— Из того, что если в прошлом какая-либо гипотеза осмеивалась, ученые зачастую отказываются от изучения феноменов, способных ее подтвердить, не желая подвергнуться таким же насмешкам. Пусть даже большая часть таких теорий и вправду не имеет должного подтверждения, это еще не значит, что мы не должны исследовать все возможные свидетельства посещения нашей планеты в древности внеземными гостями. Однако нет ничего удивительного в том, что ученые по большей части не горят желанием совершить карьерное харакири.

— Но ты-то фактически пошла на карьерное самоубийство?

Каден обдумала вопрос и лишь потом ответила:

— Я ищу истину. У меня нет желания портить себе карьеру, но в то же время я не хочу прятать голову в песок только из боязни занять непопулярную позицию. Научный мир далеко не столь непредвзят и дружелюбен, как кажется со стороны. Имя ученым, которых травили именно за то, что они отстаивали теории, впоследствии признанные единственно правильными, легион.

— Кажется, я слышала о чем-то подобном. Вроде бы в науке долго господствовало ошибочное представление об анатомии человека?

— Верно. Полторы тысячи лет медики, изучая анатомию, основывались на представлениях древних римлян, полученных в результате препарирования обезьян, свиней и собак, а вовсе не человеческих тел. Исследователей, которые позволяли себе сомневаться в точности этих данных, преследовали, одного даже сожгли на костре. С подобным отношением сталкиваюсь и я, когда выступаю в защиту ученых, предпочитающих подвергнуть предположение о посещении Земли в древности представителями иных цивилизаций углубленному анализу, а не отмести с ходу.

Ученые, без проблем теоретизирующие по поводу того, что жизнь могла прибыть к нам на ледышке, преодолев триллионы миль, или посвящающие жизнь прослушиванию статического электричества в надежде уловить сигналы из космоса, дрожат при одном упоминании о возможности посещения Земли «визитерами».

— А ты, значит, не хочешь ограничивать себя рамками общепринятого?

— Я считаю, что разум должен быть открыт для любых доводов и обладать смелостью, чтобы задавать любые вопросы. За свою научную карьеру я твердо усвоила одно: наука имеет ответы далеко не на все вопросы. Нельзя найти бога в пробирке.

Лаура подняла брови.

— Может быть, Бог был инопланетным астронавтом.

— Конечно. Он и был инопланетным астронавтом.

— Что ты говоришь?

— Он ведь не принадлежит к этому миру, верно? Он сотворил его. Он живет на небесах, то есть, иными словами, где-то в космосе. Кем же, учитывая все это, быть Богу, если не «визитером» издалека?

Лаура рассмеялась и покачала головой.

— Господи, да я своего редактора в гроб сведу, если тисну статью о том, что Бог инопланетянин. Нежели в этом и заключается твоя теория?

— Ничего подобного. Я просто играю роль «адвоката дьявола». Сейчас я исследую гипотезу о том, что великая цивилизация Теотиуакана, необъяснимо возникшая и исчезнувшая столь же неожиданно и таинственно, была создана обладателем высочайшего разума. Каковой, вероятнее всего, был «визитером» извне.

— А при чем тут «высочайший разум»? Что делает Тео столь уникальным?

— Высокий уровень цивилизации, внезапно возникшей в регионе мира, находившемся вдалеке от магистральных путей прогресса. — Широким жестом Каден указала на огромные пирамиды и развалины храмов. — Это был великий город. На всем континенте на протяжении тысячелетий не появлялось ничего подобного. Здесь был центр великой державы и создавались шедевры архитектуры мирового класса.

— Египтяне тоже строили пирамиды, греки создавали…

— Конечно. Великие цивилизации древности создавали невероятные памятники. Но греки, египтяне, римляне, вавилоняне, китайцы, индусы жили достаточно близко, чтобы учиться друг у друга и заимствовать достижения.

Каждая последующая цивилизация усваивала достижения предыдущей и дополняла их своими, двигаясь дальше.

Здесь же, в Тео, произошел неожиданный всплеск прогресса, приведший к возникновению империи, превосходившей по территории всю Западную Европу. Что еще удивительнее, если учесть, что этот регион в основном полагался на одну земледельческую культуру — маис, а вьючных и тягловых животных не знал вовсе.

— Ни лошадей, ни мулов?

— Ни осликов, ни бычьих упряжек, ничего. А ведь если подумать, использование лошади явилось одним из величайших технологических достижений в истории. Без нее Александр никогда не покорил бы все земли между Грецией и Гималаями, Рим не смог бы править Средиземноморьем, монголы Чингисхана не завоевали бы весь известный мир. Но лошади и другие тягловые животные попали в Новый Свет лишь благодаря испанцам.

Взгляни на Пирамиду Солнца. Высота у нее с двадцатиэтажный дом, и будь она полой, в ней поместился бы хьюстонский «Астродом»[7]. Она больше двух из трех величайших пирамид Египта. Город расстилался вокруг нее на много миль и правил державой, простиравшейся на две тысячи миль. Древнюю Мексику отделяло от Древнего Египта полмира, между ними не было никаких контактов, но при этом существует поразительное сходство. И здесь, и там почитали божество в виде пернатого змея; и здесь, и там возводили величайшие на Земле пирамиды, использовали иероглифическое письмо, изобрели бумагу, добились высокого уровня развития математики и астрономии, создали 365-дневный календарь.

Что лежит в основе этого ошеломляющего сходства? Мы не знаем. Но если Древний Египет изучается веками, наше знакомство с чудесами Древней Мексики остается поверхностным. Однако для любого ученого даже предположить, что за этим невероятным сходством может крыться нечто большее, нежели простое совпадение, означает навлечь на себя жесточайшие насмешки.

Гиллок кивнула:

— Понимаю. Расклад был никак не в пользу Тео, однако именно здесь возникла развитая цивилизация. И никто не знает, что с ней случилось. А каково твое мнение относительно причин, по которым город был заброшен и эта цивилизация, можно сказать, исчезла?

— Нечто чрезвычайно важное произошло в первом веке нашей эры, примерно во времена Иисуса Христа, незадолго до того, как Тео вырос в величайший город обеих Америк. Некий огненный объект пересек небосвод с востока на запад: астрономы Китая, Индии и Рима сочли его кометой, но единодушно отмечали, что он был ярче и появился ближе к Земле, чем любая из комет, виденных ранее. Но еще более озадачивают сообщения о том, что этот объект менял курс. Нет ничего удивительного в том, что многие древние наблюдатели решили, что это некий бог, объезжавший небо на своей огненной колеснице.

Наблюдения, результаты которых зафиксированы в Европе и Азии, совпадают со свидетельствами о появлении огненного бога здесь, в Древней Мексике. Но еще более усилило мой исследовательский интерес к этой теме предположение, что астронавт, принятый древними людьми за бога, был тем, кто, как мы знаем точно, действительно существовал.

— Кто же это?

— Он, — ответила Каден, указав на одну из выступавших из стены чудовищных голов. — Кецалькоатль. Пернатый Змей.

То было изваяние гротескного существа с головой гигантской змеи, акульими челюстями и хохолком, как у тропической птицы.

— Мы называем это «археозверь», — продолжила Каден, — изображение древнего сверхъестественного или псевдоестественного существа, обычно так или иначе связанное с местом проведения археологических раскопок. Такие изображения присущи культурам всего мира. Кецалькоатль отличается от большинства из них лишь более свирепым видом.

— Ты что, серьезно хочешь сказать, что это чудище, возникшее из бреда объевшегося мексиканских грибов наркомана, реально?

— Нет, я, конечно, понятия не имею, как он выглядел. Надеюсь, был посимпатичнее, чем этот каменный монстр, но факт остается фактом: Теотиуаканом действительно управлял царь по имени Кецалькоатль. Мы сейчас стоим напротив храма Кецалькоатля. Правда, трудно сказать, принадлежало ли это имя единственному правителю или его последовательно носила целая династия сменявших друг друга владык. Но, согласно легенде, это существо имело обличье пернатого змея.

— А как насчет огненной колесницы?

— О колесницах речи не шло, ведь здесь ничего не знали о лошадях, которые могли бы их нести. Вместо этого в Мексике Кецалькоатля идентифицировали с вечерней звездой, одной из ярчайших на небосводе. Подобно библейской Книге Бытия, легенда о нем представляет собой историю творения, в которой ему отводится роль творца людей. Спустившись с неба, он обнаружил безжизненный мир, все прежние обитатели которого были мертвы. Однако бог собрал кости мертвецов, окропил их собственной кровью, и они восстали к жизни. Получается, что он первым принес кровь в жертву, положив начало кровавому завету.

— Звучит прямо как «Ночь живых мертвецов»[8]. А какова твоя интерпретация этой легенды?

— Как правило, в любом древнем мифе содержится некая толика правды. Тео вырос после того, как другой находившийся не так далеко отсюда город, Куикуилько, был уничтожен огнем и серой. Это, конечно, могло быть результатом извержения вулкана.

— Или шумного прибытия твоего «визитера»?

— Вот именно. Нам известно, что много людей погибло и город был заброшен. Выжившие построили новый город, Тео.

Гиллок покачала головой:

— Стало быть, тип, разрушивший город при посадке космического корабля, заставляет людей строить новый?

— Мне, например, вовсе не кажется, что в историю о строительстве города гостем из космоса труднее поверить, чем в библейский рассказ о сверхъестественном существе, сотворившем мир из ничего за шесть дней, или в теорию Дарвина, утверждающую, будто невероятное чудо жизни возникло в результате случайного смешения химических веществ в первобытном океане.

— Извини, я не хотела тебя злить.

— Да я не злюсь. Мне просто немного досадно. Я ведь не утверждаю, будто все то, о чем шла речь, свято и незыблемо, как Евангелие. Моя мысль сводилась лишь к тому, что если легенду подтверждают какие-либо материальные свидетельства, она заслуживает научного исследования, и ученые не должны отмахиваться от фактов или прятать головы в песок, опасаясь насмешек. Давай разберемся по пунктам. Примерно две тысячи лет назад имело место некое событие. Независимыми наблюдателями было замечено перемещение по небу светящегося объекта, маневрировавшего так, как не может маневрировать комета. И примерно в то же самое время неожиданно возникает и стремительно возвышается город, обретающий господство над всей Мезоамерикой. Город, в котором властвует бог, сошедший с небес.

Некто или нечто приносит знания, позволяющие возводить огромные, принадлежащие к числу величайших в мире пирамиды людям, никогда не строившим ничего выше мазанок под соломенными крышами. И я не собираюсь отказываться от попыток выяснить, кто или что это было, лишь потому, что некоторым людям не по душе сама мысль о том, что нас когда-либо могли посещать пришельцы.

— А как насчет календаря майя и всей этой истории с 2012 годом? Твой звездно-огненный бог в нее вписывается?

Каден прочистила горло. Вообще-то ей и без того хватало проблем в отношениях с научным сообществом и вовсе не хотелось затевать еще один спор. Но и отталкивать от себя журналистку, которая, похоже, искренне заинтересовалась ее исследованиями, тоже не хотелось.

— Древние народы Центральной Америки, майя, ацтеки и прочие, имели общие мифы и богов, включая Кецалькоатля. Майя называли его Кукульканом. Считается, что именно он создал календарь, заканчивающийся зимним солнцестоянием, 21 декабря 2012 года. Для тех древних людей мир представлялся не только грозным и опасным, но и подверженным изменениям и сдвигам.

— В каком это смысле — изменениям и сдвигам?

— Мы привыкли считать, что мир, в котором мы родились и живем, есть единственный когда-либо существовавший. Но это вовсе не так. В действительности происходила смена геологических эр, каждая из которых сопровождалась катастрофами всемирного масштаба, приводившими к уничтожению многих господствовавших на планете форм жизни. Пример с динозаврами известен всем, но они были не единственными, кто исчез с лица Земли. Древние майя и ацтеки придерживались более реалистичного взгляда на историю. Они считали окружающий мир всего лишь последним в ряду миров, существовавших ранее. И погибших в результате чудовищных катаклизмов.

— А что это за катаклизмы?

— Да то, что мы называем падением гигантских астероидов, землетрясениями, ледниковыми периодами, засухами и пожарами, наводнениями — только они видели во всем этом не природные явления, а жестокую волю богов. Они верили, что если цивилизация сбивается с пути, разгневанные боги уничтожают ее.

— Цивилизация сбивается с пути? Ты не находишь, что это как нельзя более точная характеристика мира, окружающего нас? Все эти безумные вспышки насилия, случаи массовых убийств то в университетах, то в торговых центрах, необузданный религиозный терроризм, тотальное, убийственное загрязнение атмосферы, воды и почвы отходами промышленности и транспорта и при этом полная недееспособность тех, кто должен быть нашими лидерами, защищать нас от всего этого. Как по-твоему, в чем нуждается наш мир?

— В потопе, — ответила Каден.

— И еще неизвестно, сможет ли он очистить этот мир от накопившейся в нем скверны! — воскликнула Гиллок.

Каден улыбнулась и покачала головой.

— Должна признаться, что, невзирая на все издержки цивилизации, я продолжаю надеяться на лучшее будущее. Мне кажется, мы еще увидим перемены в не столь уж отдаленное время. Однако и древние не случайно обозначили 2012 год как апокалипсический. В их пророчестве есть некая толика правды, ибо Земля переживает повторяющиеся катаклизмы. Перемены грядут, но я надеюсь и уповаю на то, что они будут позитивными и сделают мир здоровее и безопаснее для всех нас, включая белых медведей, страдающих от того ужасающего воздействия, которому мы подвергаем окружающую среду.

— …Мы изгоним вас с нашей земли, мы будем пить вашу кровь, — продолжали распевать участники представления. — Мы ягуары, владыки ночи, слуги Пернатого Змея.

Из темных облаков над дальними горами донесся раскат грома.

— Должно быть, боги принимают эту кровь, — заметила Гиллок.

Один из участников представления возник рядом с Каден, и ее взгляд встретился с его горящими ненавистью глазами.

2

По пути к Пирамиде Солнца Гиллок заметила, что Каден все время озирается по сторонам.

— Кого-то ищешь?

— Хулио, моего ассистента, студента-археолога. Он должен был встретиться с нами и провести по городу. Этот малый знает о Теотиуакане очень много, порой мне кажется, что даже слишком много.

— Что ты имеешь в виду?

Каден покачала головой:

— Ну, не знаю… — Она умолкла.

— У тебя обеспокоенный вид. Если поделишься, обещаю, в статье ты этого не увидишь.

— Спасибо. Хулио мне нравится, и я действительно беспокоюсь о нем. Он слишком увлечен древними культурами Центральной Америки, а в них много такого, что по нашим нынешним представлениям по меньшей мере странно.

— Например?

— Примеров хватило бы на книгу, а то и на серию книг. В случае с Хулио я бы отметила его обостренный интерес к одному возбуждающему, хм, как бы это лучше назвать… снадобью.

— Что-то вроде того вызывающего галлюцинации зелья, какое вываривают из грибов пейот?[9]

— Что-то в этом роде, но дело обстоит несколько сложнее. Сам по себе Хулио не наркоман, речь идет скорее об историческом исследовании. Дело в том, что доколумбовы цивилизации добились немалых успехов в изготовлении лекарственных препаратов — главным образом, разумеется, растительных. Известно, что ацтеки использовали в медицинских целях около тысячи различных растений. У них имелись специализированные лекарские школы, где готовили специалистов в таких областях врачевания, как хирургия или фармакология. Ну и, конечно, как все прочие культуры, они использовали стимуляторы и галлюциногенные препараты, такие, например, как пресловутый пейот. Имелось у них и легендарное снадобье, именовавшееся теопатли. Не больно-то аппетитное: оно готовилось из скорпионов, пауков, ядовитых змей и наркотических семян ипомеи, которые они называли ололиуикуи. Этому зелью приписывали магические свойства: считалось, что оно может придать человеку невидимость или способность менять обличье.

— Менять обличье?

— Прежде всего перевоплощаться в животных. Например, в ягуаров науаль, которых изображали те артисты.

— Но ты же не хочешь сказать, что твой Хулио пытается составить какое-нибудь из таких снадобий, чтобы превратиться в мексиканского доктора Джекила и мистера Хайда?

— Господи, надеюсь, что нет! Но когда я спросила, чего он, по его мнению, добился, он и правда сказал, что получил вещество, способное вызывать мертвецов и позволяющее стать оборотнем.

— Очаровательно. Звучит так, словно парнишка и вправду переел этих мексиканских грибов, из-за которых все видится не таким, как на самом деле.

— Возможно, ты права.

Каден не упомянула о том, что Хулио говорил и другие странные вещи. В ходе их последнего, вчерашнего телефонного разговора он сбивался на почти бессвязное бормотание и нес такую ахинею, что ей об этом даже вспоминать не хотелось. А сейчас она жалела о том, что попросила своего ассистента встретиться с ними.

— Священные ритуалы совершались в храмах, возведенных на вершинах пирамид, — сменила тему Каден. — Предназначенных в жертву людей отводили наверх по ступеням, а уж там жрецы практиковали с ними свою, особую разновидность кардиохирургии.

— Вырывали сердца?

— Да. Жертву укладывали на выпуклый каменный алтарь, выгибая дугой, так что голова и ноги оказывались внизу, а грудь наверху. Жрец вскрывал грудную клетку острым как бритва обсидиановым ножом, запускал туда руку и вырывал еще бьющееся сердце.

— Замечательный обычай, что и говорить. Неудивительно, что у туземных народов Мексики такая жестокая история.

— Она жестокая, спору нет, но варварства в этом не больше, чем в обычае римлян тысячами выгонять мужчин, женщин и детей на арены, чтобы их рвали на куски дикие звери, или в том, как сжигали людей на кострах инквизиторы, или в массовом гильотинировании в революционной Франции с выставлением напоказ «говорящих голов», или уничтожении шести миллионов евреев в годы Второй…

Гиллок воздела руки к небу:

— Сдаюсь, сдаюсь — ты победила. История человечества — это сплошная хроника бесчеловечности.

— В доколумбовом мире эти жертвоприношения считались необходимым условием выживания. По тогдашним представлениям, между богами велась непрерывная война за власть, порождавшая хаос, и задача поддержания порядка была возложена именно на людей, способных умиротворять богов кровью.

— А что, теория похожа на то, что пропагандируют укротители хищников: кормите львов и тигров до отвала, и они вас не съедят… О, а это не твой Хулио?

Каден посмотрела в указанном направлении, но мужчина повернулся к ней спиной и зашагал прочь.

— Нет, это не он.

Другое дело, что Каден уже замечала этого человека раньше. Чертами лица он походил на японца, но его одежда, сандалии и соломенная шляпа были как у местных жителей. Конечно, японские туристы часто посещали Тео, не говоря уж о существовании некоторого количества мексиканцев японского происхождения, но она слышала, как он покупал у торговца «Кока-колу», и отметила японский акцент, не вязавшийся с мексиканским платьем. Монтес приметила, что он краешком глаза наблюдал за ней, а сейчас поняла, что видит этого человека уже третий день подряд.

— Твой знакомый? — поинтересовалась Гиллок.

— Нет, просто он уже попадался мне на глаза и запомнился. Любопытный тип: по одежде, особенно когда шляпа надвинута на глаза, его запросто примешь за мексиканца, но на самом деле он японец.

Каден огляделась по сторонам:

— Смотри, что-то многовато сегодня солдат и полицейских.

— Может, террористическая угроза?

— Ну, вряд ли, — сказала Каден, взяв Гиллок за руку. — Ладно, идем дальше, к Пирамиде Солнца. Хулио придет оттуда. Его мать живет в селении неподалеку.

На самом деле Каден беспокоилась о Хулио больше, чем показывала, и не только из-за его неожиданно пробудившегося интереса к древним дурманящим зельям. Было кое-что, чем ей вовсе не хотелось делиться с журналисткой. Она сама сориентировала его на изучение культа Ягуара, и неделю назад ее ассистент заявил, что «внедрился», будто речь шла о шпионской миссии. После чего как воды в рот набрал: на встречах исследовательской группы предпочитал отмалчиваться. Нет, тут же поправила она себя, — не то чтобы совсем уж отмалчивался, просто сделался скрытным и отвечал на вопросы уклончиво. Рассказал, правда, что встретил среди последователей культа удивительную девушку. Каден не сразу поняла, что именно после этого знакомства он перестал внятно сообщать о том, что же происходит на ритуальных встречах.

— Ты беспокоишься о своем товарище, — сказала Гиллок. — Это заметно.

— Да, я переживаю за него. И разрываюсь между необходимостью заниматься собственными делами и желанием помочь другу, который на самом деле ни о какой помощи не просит. Хулио стал помогать мне в рамках работы над своей магистерской диссертацией и, можно сказать, прямо на моих глазах стал все глубже и глубже погружаться в оккультные предания Теотиуакана. Да, трудно не признать, его тайны затягивают. А еще этому месту присуща своего рода темная магия: ощущения, которые она порождает, я не испытывала ни в каком другом районе Мексики — кажется, будто в городе и вправду по сию пору обитают древние кровожадные боги. Подобно Дельфам в античной Греции, он был центром эзотерических обрядов, распространившихся по всей Центральной Америке. И почти все эти загадки и тайны так или иначе связаны с образом Пернатого Змея.

— Я так понимаю, ты гораздо больше узнала о Пернатом Змее в связи с землетрясением, — сказала Гиллок.

— Да, землетрясение открыло новые возможности. Вообще-то здешние тоннели были обнаружены исследователями раньше, но чтобы провести необходимые для их полноценного исследования раскопки, не хватало денег. Предполагалось, что тоннели уходят в глубь горы. В сказаниях о Пернатом Змее нередко упоминается то ли подземный дворец, то ли гробница в горе, но без каких-либо указаний на местонахождение. Ученый, посланный исследовать Тео в XVI веке испанским королем Филиппом Вторым, писал о тоннеле, ведущем в подземный дворец к северу от города.

— Ты вправду считаешь, что тоннель ведет к чему-то, укрытому в горе?

— Готова об заклад побиться, что так оно и есть.

Каден указала на высившуюся к северу от города гору.

— Дорога Мертвых указывает прямиком на Сьерра Гордо, пик, считавшийся священным еще в древние времена. К сожалению, в бюджете страны на археологию выделяется слишком мало средств. Пройдет немало времени, прежде чем мы точно установим, достигает ли тоннель горы и что находится там, внизу.

Лаура Гиллок обвела взглядом древние руины и огромные пирамиды.

— Я прямо как ацтек, это место меня пугает. Знаешь, у меня есть особое, шестое чувство: если с местом что-то не так, оно начинает подавать мне сигнал тревоги. Город-призрак, вот что это такое. Мне кое-что известно о твоем ученом испанце, я читала о нем, когда готовила другую статью. Он также писал, что в Куикуилько, неподалеку от Теотиуакана, нашел кости людей и животных в пятнадцать футов[10] ростом. Что звучит особенно интересно, если вспомнить, что, по преданиям ацтеков, строительством Теотиуакана занимались гиганты.

Каден рассмеялась:

— Ну, если мы обнаружим кости людей в пятнадцать футов ростом, обещаю тебе эксклюзивное право на рассказ об этой находке.

— Нечего смеяться: загадочная или пугающая репутация не возникает просто так, ни с того ни с сего.

— А ты читала про НЛО?

— Здесь, в Мексике? Да, знаю, что какие-то непонятные объекты наблюдались над Мехико и были замечены пилотами ВВС Мексики. И вроде как после этой встречи летчики моментально уверовали в правдивость рассказов об НЛО.

— Так вот, как минимум одну такую тарелочку засекли здесь, в Тео. Еще в двадцатых годах американский археолог докладывал, что его группа наблюдала неопознанный объект, изучавший руины Теотиуакана.

Гиллок погрозила Каден пальцем.

— Когда вокруг какого-нибудь места начинают прямо-таки скапливаться всякого рода странности, стоит задуматься, в чем тут дело. Взять хотя бы ацтеков: судя по всему, то были крутые ребята. Тем более интересно, что такого они знали про Теотиуакан, если чертовски его боялись?

— Смотри, там что-то происходит, — прервала ее рассуждения Каден, указав кивком в сторону Пирамиды Солнца, у подножия которой собралась толпа.

Это сооружение имело двести футов высоты, и по одной из его сторон к вершине вела крутая лестница. Пирамида именовалась ступенчатой, потому что состояла из пяти стоящих друг на друге платформ, в сорок-пятьдесят футов высотой, каждая верхняя меньше нижней, так что по краю любой можно было пройтись.

Приблизившись к пирамиде, они услышали, что туристы переговариваются насчет какого-то шоу. Как оказалось, представление на одной из ступеней, на высоте примерно в сотню футов, устроили двое, взрослый мужчина, одетый ацтекским жрецом, и мальчишка лет десяти-одиннадцати. Они боролись возле выпуклого каменного алтаря, в древние времена служившего для жертвоприношений.

— Правильно я поняла? — спросила Гиллок. — Это актеры, которые разыгрывают представления для туристов?

— Господи!

— В чем дело?

— Там, с мальчишкой — Хулио!

Борьба шла у самого края платформы, где, чтобы лучше было видно туристам, установили алтарь. Хулио ударил мальчишку камнем и сбил его с ног.

— Вау, да это совсем как взаправду! — воскликнул американский турист, стоявший рядом с Каден.

И ей тоже казалось, что это не представление.

Подняв оглушенного паренька, Хулио уложил его на выпуклый жертвенный камень, и Каден пробрало ужасом. Гиллок схватила ее за руку и что-то сказала, но Монтес не слышала. Она вырвала руку и принялась проталкиваться сквозь толпу к пирамиде. Происходило нечто непонятное! Хулио, стоявший над алтарем, подался назад и обеими руками воздел над головой большой клинок.

«Обсидиановый кинжал, — промелькнуло в голове Каден. — Древний церемониальный нож для жертвоприношений!»

Она охнула, когда студент с размаху вонзил клинок мальчишке в грудь. Тот вскрикнул, его тело и ноги конвульсивно дергались, в то время как Хулио двигал кинжал в ране, расширяя отверстие. Затем он запустил туда руку и вырвал кровавый ком.

Кое-кто в толпе зааплодировал, остальные завороженно молчали. Каден стало плохо — она знала, что было в его руке. Бьющееся сердце.

Хулио шагнул к самому краю платформы, взглянул вниз и, видимо, заметив ее в толпе, окликнул:

— Каден! Каден!

Молодой человек потрясал своим кровавым трофеем.

— Видишь? Я тебе говорил! Он возвращается!

Пару секунд он балансировал на краю платформы, а потом, все еще сжимая в руке сердце, бросился вперед, как если бы мог летать. И упал вниз головой с высоты пятидесяти футов на следующую каменную ступень: Каден не столько увидела падение, сколько услышала удар тела о камень. И не сразу поняла, что заполнивший уши крик ужаса — ее собственный.

«Он возвращается»!

Это о Пернатом Змее.

Именно об этом Хулио говорил ей по телефону.

3

Мать Хулио жила в восьми милях от археологического Теотиуакана, и именно к ее дому подогнала свой «Фольксваген Жук» Каден через три дня после того, как видела убитую горем женщину на похоронах сына. Зная из разговоров с Хулио, что денег у его матушки в обрез, Каден сумела организовать его похороны за счет заказчика исследований.

Бедный Хулио! Официальный вердикт гласил, что причиной всего случившегося явилось употребление психоделиков, и Каден чувствовала себя виноватой, хотя молодой человек говорил, что интерес к галлюциногенной фармакопее Древней Мексики появился у него еще до начала их совместной работы. Она не могла отделаться от мысли, что не предложи она ему заняться исследованием культа Ягуара, молодой человек был бы жив. Каден задавалась вопросом, в какой мере ее собственная одержимость древней историей, доходившая до того, что она ставила под угрозу свое научное реноме и карьеру, могла подтолкнуть юношу к роковому краю ступени.

Ее интерес к истории Мексики был естественным, поскольку она являлась американской в первом поколении, а корни у нее были мексиканские. Незадолго до ее рождения родители Каден под покровом ночи нелегально перебрались через пограничную реку Рио-Браво в Техас. В ту пору политкорректность еще не получила широкого распространения, и таких, как они, называли «мокрыми спинами», но, с другой стороны, нелегальная иммиграция тогда еще не приобрела эпидемического размаха и не считалась проблемой общенационального уровня. В то время прокрасться ночью через границу считалось мужественным поступком, совершаемым людьми, потерявшими веру в возможность обеспечить детям достойное будущее на родной земле.

Они брались за поденную сельскую работу, которой не желали заниматься американцы, и благодаря их труду уборка фруктов и овощей обходилась фермерам, а стало быть, и покупателям дешевле. Поскольку Америка страна большая, приток мигрантов в ту пору никого особо не пугал, тем паче что Юго-Запад и Запад могли принять куда больше народу.

Ее отец и мать горбатились на полях за символическую плату, едва сводя концы с концами. Мать Каден не бросила работу даже на последнем сроке беременности и родила дочь в поле, среди латука.

Каден росла в Техасе, в маленьком городке в тридцати милях от Остина. Когда она училась в третьем классе, ее родители приобрели на окраине домишко на одну спальню, чуть ли не короб из клееной фанеры с плоской крышей. Ее отец занялся ремонтом машин у себя на заднем дворе, а к тому времени, когда Каден стала старшеклассницей, у него уже имелась крупная авторемонтная мастерская в деловом квартале.

Хотя сами ее родители образования не получили, они всячески поощряли дочь к учению, и в выпускном классе именно Каден доверили произнести прощальную речь. Высокие баллы позволили ей поступить в колледж в Остине, а когда она была на втором курсе, на нее обрушилась трагедия: родители погибли в аварии, вызванной лобовым столкновением с пьяным водителем.

В годы учебы в колледже она серьезно заинтересовалась историей и культурой Мексики. Ее восхищали древние цивилизации, существовавшие на американском континенте и уничтоженные жаждавшими сокровищ европейцами, открывшими для себя Новый Свет, хотя обучение в колледже было ориентировано в большей степени на европейскую историю, поскольку большинство учащихся было потомками выходцев из Европы. Эта образовательная система почти игнорировала тот факт, что до прибытия европейцев на американском континенте процветали великие цивилизации, оставившие после себя богатейшее наследие, добившись выдающихся успехов в области архитектуры, математики, астрономии, медицины и летоисчисления.

Но интерес Каден к Мезоамерике объяснялся не только ее мексиканским происхождением. В ее натуре присутствовала детективная жилка, а древняя Центральная Америка, огромный регион, простиравшийся от Мексики до Панамы, предлагал пытливому уму дразнящую загадку: кем были люди, построившие величайший, самый изумительный город доколумбовой Америки… и что с ними случилось?

Но одно дело просто заинтересоваться Тео, а другое — добиться того, чтобы его изучение стало темой научной работы. Для молодой женщины археология, почтенная и уважаемая научная дисциплина, отнюдь не способствовала быстрому карьерному росту.

Однако хорошая археологическая подготовка открыла Монтес путь к занятиям астробиологией, которую также называют экзобиологией или космической биологией. Эта увлекательная область была открыта для каждого, кто чувствовал в себе готовность принять вызов. Поиски внеземной жизни включают в себя самые разные виды научной деятельности, так что археологические познания помогли Каден принять участие в разнообразных проектах, включая и программы НАСА.

Исследование Тео как нельзя более соответствовало ее интересам и целям. Она считала, что в этих руинах сокрыт ответ на величайшую загадку археологии, а возможно, и на тот животрепещущий вопрос, существует ли внеземная жизнь — и не была ли жизнь занесена на Землю извне.

Гипотеза Монтес была дерзкой, и сейчас ей требовалось найти ответ прежде, чем коллеги подвергнут ее символическому сожжению на костре за научную ересь.

Ведя машину по улице, где стоял дом матери Хулио, она думала о молодом человеке, совершившем столь ужасающее деяние. Случившееся не шло у нее из головы часами, не давало покоя, мешало работе и сну, так что отвлечься и успокоиться ей удавалось лишь изредка и ненадолго. В полицейском отчете говорилось, что он убил ребенка, а потом спрыгнул с пирамиды на глазах у толпы туристов, вообразив, будто умеет летать, под воздействием сильных галлюциногенов. Претензий к отчету у нее вроде бы не было, но она никак не могла забыть заявления Лауры Гиллок относительно «ощущений», которые вызывало это место.

Как ученый Каден не была склонна уделять особое внимание всякого рода метафизике, так или иначе сопряженной с изучаемыми ею объектами. Места археологических раскопок не были ни добрыми, ни злыми, безжизненный камень не имел души.

А вот ее мать верила, что место вбирает в себя сущность населяющих его людей, что, например, комната, где произошло убийство, отравлена эмоциями и убийцы, и жертвы. Это, конечно, суеверие, не имевшее к науке ни малейшего отношения. Однако за последние проведенные в Тео недели неприятное чувство, которое вызывал этот город, непрерывно усиливалось, причем появилось оно еще до того, как начались все эти странности с Хулио. Проходя Дорогой Мертвых, мимо развалин, храмов и пирамид, где были вырваны тысячи, а может быть, и сотни тысяч сердец, Каден осознавала, что этот город пробуждает в ней чувство, которое до сих пор никак не связывалось в ее сознании с местом археологических раскопок. Все возрастающий трепет, в котором теперь угадывался страх.

А ведь она проходила этой дорогой много раз, годами, и никогда не испытывала никаких эмоций, кроме энтузиазма. Правда, в сознании Каден это неприятное ощущение связывалось с появлением здесь непривычно большого числа военных и полиции — как говорили, в связи с террористической угрозой. А тут еще японец, который не сводил с нее глаз и таскался за ней, не пытаясь заговорить и ни разу не улыбнувшись: его странное поведение усугубляло дурные предчувствия.

Присутствие вооруженных людей и угроза насилия изменили эмоциональный фон города, создавая впечатление, будто здесь пробудилась некая дремавшая тысячелетия сущность. Каден гадала, не пробуждается ли сейчас древнее зло Теотиуакана, подобно спорам бактерий, оживающих подходящих условий. И не могло ли так случиться, что именно оно в большей степени, чем наркотики, с которыми экспериментировал Хулио, привело к жутким сдвигам в его сознании.

«Прекрати!» — велела себе Каден. Она не могла позволить себе думать о мистическом зле, ведь ее разум должен руководствоваться научным знанием, а не предрассудками.

Домик матери Хулио представлял собой оштукатуренную постройку из кирпича-сырца с плоской крышей и цветами на окнах. Не вымощенная, обрамленная такими же одноэтажными хибарками улица была полна мешавшей проезду детворы: кто на велосипеде, кто на скейтборде, кто крутит обруч.

На кладбище она не подошла к матери Хулио, Ане Родригес, знакомы они не были. Хулио рассказывал Каден, что его мать работала в прачечной и закончила только начальную школу. Когда Хулио было пять лет, его отец отправился на север и обзавелся новой семьей в Лос-Анджелесе, но регулярно высылал отпрыску деньги, пока тот учился в средней школе.

Телефона у женщины не было, и вчера Каден послала к ней узнать, может ли Ана поговорить с ней. Та согласилась встретиться сегодня.

Мать Хулио вышла на стук, тихо приветствовала гостью и пригласила в дом. Как только Каден села, миссис Родригес поставила на край стола перед ней плошку с фруктами. Глаза у нее были красные и опухшие.

Едва Каден принялась выражать сочувствие в связи со случившимся, мать Хулио прервала ее:

— Это они, они убили его.

— Кто?

— Злые оборотни, которых называют науаль.

— Хулио действительно изучал обряды и церемонии группы, именовавшей себя последователями культа Ягуара. Вы хотите сказать, кто-то из них выдавал себя за науаля?

Несчастная мать неистово затрясла головой:

— Не выдавал, нет. Мой Хулио говорил, что они настоящие. Говорил, они пьют какое-то зелье и превращаются в этих зверей, в ягуаров.

Каден просто не знала, что на это сказать. Ей вовсе не хотелось объяснять матери, что ее сын слишком увлекся расширяющими сознание наркотиками, что привело к искажению мировосприятия. Одному Богу известно, какие дьявольские образы «видел» он, когда, размышляя о древних ночных тварях, вдыхал зелье, возносившее его сознание в неведомые выси. А его малограмотная мать наверняка была столь суеверна, что верила в старые сказки о ягуарах-оборотнях.

— Вижу, ты не веришь, — произнесла Ана, — но мне это говорил Хулио.

— Он боялся их?

— Да, пока она не одурачила его.

— Она?

— Эта девица, Марика. Одна из них. Хулио познакомился с ней, когда стал ходить на их сборища. — Глаза Аны наполнились слезами. — Он говорил мне, что любит ее, а она его обманула. Это она пичкала его наркотиками.

— Но Хулио всегда, хм… проявлял интерес к наркотикам.

Ана погрозила Каден пальцем:

— Он много знал о наркотиках, потому что они были частью того, чем он занимался в университете, но сам их не принимал. До тех пор, пока ему не встретилась эта девица. Она сказала, что он прославится, когда расскажет тебе про старую роспись.

— Что за старая роспись?

— Та, которую они нашли после землетрясения. Из тех, которые рисовали на стенах давным-давно.

— А что там изображено?

— Пернатый Змей, Кецалькоатль.

— Не припоминаю, чтобы в последнее время…

Ана покачала головой.

— Никто о ней не знает, только они. Они нашли ее там, в горе. — Женщина указала на север.

— Сьерро Гордо?

— Да, в пещере.

— Правильно ли я вас поняла: эта Марика утверждала, будто они нашли старинное изображение Пернатого Змея?

— Да, они нашли его, те, кто поклоняется зверю.

Матерь Божья! Найденное изображение Пернатого Змея могло произвести сенсацию в археологических кругах. И не только потому, что это редкая и важная находка, — она могла открыть путь к гробнице божественного правителя, которая, согласно преданию, находилась где-то в недрах горы. Могли ли и вправду последователи странного культа, почитавшие древнего правителя, обнаружить в горах нечто столь сенсационное?

— Как мне найти Марику? — спросила Каден.

— Эта девица — воплощение зла. Держись от нее подальше.

Каден знала, что в мире есть и хорошие люди, и плохие, но ее дисциплинированное научное мышление противилось самой идее реальности существования абстрактного зла. Добро и зло базируются на объективных критериях, а не на какой-то невразумительной метафизике. Правда, здравый смысл подсказывал, что от девушки по имени Марика и ее эксцентричных друзей, возрождавших древний кровавый культ, и вправду лучше держаться подальше.

Но и научное мышление, и здравый смысл отступали на второй план, когда речь шла о возможности совершить потрясающее археологическое открытие. А уж если ей и вправду удастся найти место погребения Пернатого Змея, кто знает, сколько удивительных артефактов будет обнаружено внутри и какие поразительные знания о тайнах Теотиуакана это принесет?.. Говард Картер, найдя гробницу фараона Тутанхамона и обогатив мир ее чудесными артефактами, навсегда вошел в историю. А чем она хуже?

Естественно, как только Каден покинула Ану Родригес с телефонным номером Марики, ей вспомнился один странный аспект истории проникновения Говарда Картера в древнее захоронение. Одиннадцать человек, причастных к раскопкам гробницы Тутанхамона, умерли «неестественной смертью». На протяжении ближайших пяти лет. «Проклятие фараонов» породило уйму легенд и принесло кучу денег продюсерам Голливуда.

Размышляя о предостережении относительно «зла», она опустила окно «Фольксвагена» и, ни к кому не обращаясь, заявила:

— Зло есть понятие метафизическое. Я боюсь злых людей. Но не боюсь абстрактного зла.

И пусть это будет моей мантрой.

4

Марика, смуглая, худощавая и хмурая девушка с большими глазами, не произвела на Каден впечатления находящейся под влиянием изменяющих сознание субстанций, хотя когда Монтес принялась расспрашивать ее об опытах Хулио с наркотиками, девушка особой словоохотливости не проявила. Зато стоило Каден заявить, что ее интересует информация о найденном изображении Пернатого Змея, и воспользоваться универсальным способом мотивации, предложив деньги, девица оживилась. Монтес пообещала, что если изображение и вправду окажется древним изображением бога, Марика получит тысячу долларов. Mucho dinero[11], но она хотела быть уверенной в полной лояльности девушки.

— Я могу показать вам его, если вы придете на нашу встречу, но забрать его вам не удастся. Не дадут.

— Кто? Члены сообщества Ягуара?

— Да. Группа, возникшая после того, как один человек набрел на пролом, образовавшийся в склоне горы после землетрясения, — ответила Марика. — Прямо как Хуан Диего.

«Не совсем», — подумала Каден. Хуан Диего был крещеным индейцем, который спустя десять лет после завоевания испанцами империи ацтеков заявил, что ему явилась Дева Мария. Он сообщил своему священнику, что Пресвятая Дева приказала построить церковь на том месте, где ему случилось ее лицезреть. Весть о том, что один из них удостоился созерцания чудесного лика Богоматери, со скоростью лесного пожара распространилась среди туземцев, чьи языческие боги не так давно были повержены христианами. Это событие ускорило христианизацию покоренных туземцев.

Странное на первый взгляд упоминание Марикой Хуана Диего и Девы Марии из Гваделупы наводило на мысль, что девушка ожидает, что нынешнее открытие, напротив, будет способствовать стремительному возрождению в Мексике культа Кецалькоатля.

А вот насчет того, как все-таки выглядит найденное изображение, Марика говорила туманно:

— Оно на стене, в пещере. Там темно, разглядеть что-то толком трудно, но видно, что это бог над горами.

Каден уже не была уверена в том, видела ли девушка находку сама или просто повторяет чужой рассказ, но неизвестное изображение Кецалькоатля имело для исследовательницы слишком большое значение, чтобы вдаваться в детали.

— Он возвращается во исполнение пророчества, — заявила девушка.

— Какого пророчества?

Марика помахала рукой:

— Ну это, знаете, наверное — наш мир катится к концу, и на смену ему придет новый.

Теперь Каден поняла, что имела в виду Марика. Пернатый Змей, подобно четырем всадникам Апокалипсиса, по поверьям майя и ацтеков являлся одним из четверки богов — разрушителей миров. Древнее предание гласило, что однажды он вернется, чтобы разрушить этот мир, как разрушал вместе с другими богами предыдущие.

— Он вернулся, когда содрогнулась земля.

Господи! Они всерьез решили, что землетрясение, разрушив захоронение, освободило древнего бога, тем паче что оно подоспело к 2012 году, когда, согласно календарю майя, заканчивается очередная эпоха. Ничего удивительного, что экзальтированные особы вроде Марики с восторгом принимали все это на веру.

Девушка воззрилась на Монтес.

— Вы одна из них. Вы не верите мне. Но ничего, сами все увидите.

Она подалась вперед и заглянула Каден в глаза:

— Вы увидите.

Последователи культа собирались на встречу вечером, на склоне горы, у входа в пещеру. Каден приехала на заднем сиденье скутера Марики, вся в черном, с головой, замотанной толстым черным платком. Из оборудования она прихватила с собой только фонарик и умещавшуюся в кармане камеру. Оставив скутер у подножия, где заканчивалась грунтовая дорога, они под жутковатое завывание вдруг налетевшего ветра принялись взбираться по склону.

Местные жители называли такой ветер «плачущей женщиной», потому что он напоминал им стоны старухи. Каден, интересовавшаяся фольклором, разумеется, знала и стоявшую за этим названием историю. В прежние времена, дабы освободить селение от бремени всяческих прегрешений, вся вина жителей возлагалась на одну специально выбранную старуху, которую затем насмерть забивали камнями в наказание за «ее грехи».

Каден понимала, что за отвратительной традицией крылся экономический прагматизм: старые люди, в отличие от молодых и здоровых, больше не приносили селению пользы. По существу, они становились бременем для общины, располагавшей скудными пищевыми ресурсами.

Конечно, это не слишком приятный обычай, но история вообще далеко не благостна.

Сначала Монтес услышала голоса, а потом, когда они, обогнув гребень, вышли на открытый уступ, увидела людей, собравшихся у костра. Со всех сторон площадка была закрыта от обзора скалами и утесами, так что снизу, из долины, огня никто видеть не мог. Как только они ступили на площадку, Марика опустила на лицо маску ягуара. По быстрым подсчетам Каден, у костра собралось от сорока до пятидесяти человек, и в облике каждого имелась хоть какая-то деталь, наводившая на мысль о ягуаре, начиная от простеньких каучуковых масок и кончая маскарадными костюмами вроде тех, в которых выступали участники театрализованного представления в Тео.

Прекрасно! Оказалось, здесь только она одна обходилась без каких-либо ягуаровых аксессуаров, так что затеряться в толпе у нее не было ни малейших шансов.

Каден сразу заметила позади костра «пещеру», точнее, трещину или разлом в скальной стене, за которым и впрямь могла находиться пещера. При высоте футов в пять эта щель была такой узкой, что туда едва мог протиснуться человек. Разбросанные по площадке обломки указывали, что щель открылась в результате землетрясения, а когда Каден, чтобы толком присмотреться, подошла ближе, то по обе стороны от лаза увидела молчаливых стражей в униформе, сработанной искуснее, чем костюмы танцоров. Блики костра играли на их темных масках, и женщина поежилась, потому что, взглянув в прорези одной из них, встретилась с безумным взглядом человека, изображавшего ягуара-оборотня. Впервые после принятия решения отправиться в горы и непременно увидеть древнюю гробницу она испытала настоящий страх. Маска Марики, как и большинства других участников встречи, походила на карнавальные, для Хэллоуина, но эти две просто потрясли ее, показавшись удивительно умелым воплощением зла. Это слово снова пришло ей на ум, и на сей раз она не пыталась выбросить его из головы как противоречащее научному подходу.

«Науали существуют на самом деле», — говорил Хулио матери. «Он возвращается!» — кричал он Каден и в трубку телефона, и со ступени пирамиды.

В этих масках причудливо соединялись человеческие и звериные черты, причем настолько умело и реалистично, что это впечатляющее мастерство вызывало удивление. И наводило страх.

Между костром и щелью находился большой валун, в котором Каден, присмотревшись, узнала жертвенный алтарь, подобный тому, на котором Хулио вырвал сердце невинного ребенка.

Суета на площадке вдруг прекратилась, люди замерли на месте и умолкли. Каден обернулась и увидела, что на нее уставились пять ягуаровых морд. А девушки с ней рядом больше не было.

Что-то пошло не так. Пугающе не так. «Во что я вляпалась?»

Каден рванулась к ведущей вниз по склону тропе, но успела преодолеть лишь дюжину футов: два человека, одетые как участники представления кровавого завета, схватили ее за руки.

— Пустите! — закричала она, отчаянно пытаясь вырваться.

Руки ее отпустили, но зато еще больше народу обступило Каден со всех сторон, полностью перекрыв путь к бегству. Потом они расступились, и двое науалей, карауливших лаз, выступили вперед.

— Нет!

Страж поднес к губам тростниковую трубочку и дунул ей в лицо каким-то порошком. Каден невольно вдохнула. Она знала историю Древней Мексики и сразу поняла, что ее обдули каким-то наркотиком, предназначенным для того, чтобы подавить ее разум и волю. Из тех, с помощью которых жрецы в старину лишали предназначенных в жертву людей способности к сопротивлению.

Крепко схватив за руки, стражи потянули ее вперед. Каден инстинктивно чувствовала, что должна сопротивляться, иначе ее ждет нечто невообразимо ужасное, однако даже не пыталась вырваться. Разум ее восставал против происходящего, но руки и ноги вдруг сделались ватными.

Проведя мимо жертвенного камня, науали втолкнули ее прямо в щель. Внутри царила непроглядная тьма, и Монтес поняла, что оказалась в пещере, лишь когда ее обдало холодным воздухом, а по сторонам перестали ощущаться стенки лаза.

Потом стало светлеть, причем впечатление было такое, словно свет разгорается не в каверне, а наоборот, через нее куда-то вытягивается тьма. Но главное, ее разум витал по пещере, отделившись от тела.

«Я покинула тело, — подумала Каден. — Со мной это действительно происходит!»

Первым, что потрясло ее после того, как она очутилась по ту сторону узкого лаза, были размеры открывшегося пространства. Купол пещеры терялся высоко над головой, а стены, казалось, отстояли на огромное расстояние.

Затем ее витающее в этом царстве теней сознание ощутило еще большее его расширение: пространство казалось беспредельным. Каден чудилось, будто она больше не ограничена тремя обычными измерениями, ибо покинула привычный мир и, пройдя сквозь щель, вышла куда-то в космос.

Она подумала: не такое ли расширение сознания испытывал Хулио, принимая свои снадобья? Но что же повстречалось ему в этом психоделическом путешествии, если оно привело его к такому ужасному концу?

Тем временем ее вселенная снова начала обретать пределы, принимая очертания пещеры.

«Я в гробнице Пернатого Змея».

Изнутри гробница выглядела как гладкое, полое яйцо. А по мере того как в ней светлело, из мрака начали проступать яркие цвета.

«Какие ослепительные цвета. Как будто я нахожусь внутри пасхального яйца Фаберже, вывернутого наизнанку».

Стены покрывали выполненные с невероятным мастерством изображения зверей и богов, превосходящие все, что было найдено при раскопках храмов и пирамид Теотиуакана, равно как и при множестве других археологических изысканий по всей стране.

Краски ошеломляли яркостью и богатством оттенков оранжевого, зеленого и синего, с тончайшими вкраплениями серебра, золота и бирюзы. Хотя туристы и археологи ныне видят только потускневшие, давно выцветшие росписи, первоначально и египтяне, и жители древней Мезоамерики создавали их с помощью ярких, сияющих красок, которыми покрывали свои строения как изнутри, так и снаружи. И лишь здесь, в толще горы, долгое время, как подозревала Каден, пребывавшие чуть ли не в вакууме, первоначальные цвета сохранили свою первоначальную свежесть, как и в ту, давнюю эпоху.

Роспись на потолке изображала огненный всполох, проносящийся по небу, пламенеющий луч, ударяющий в гору, и камнепад обломков, обрушившийся на город. И тут же, по соседству, представал образ другого, великолепного города.

Смысл увиденного был ей ясен без пояснений. Прибытие некой неведомой сущности. Гибель Куикуилько. Рождение Теотиуакана.

Росписи на потолке и стенах ожили. Это больше не были неодушевленные пиктограммы. Перед взором Каден разыгрывались жестокие войны, бойцы поражали друг друга острыми как бритва обсидиановыми клинками, нескончаемые вереницы предназначенных в жертву пленников тянулись по ступеням Пирамиды Солнца, а жрецы, вспоров им грудную клетку, вырывали еще бьющиеся сердца и, подняв над головами, показывали эти куски трепещущей, кровавой плоти собравшейся у подножия толпе.

Потом эти образы начали меркнуть, и у нее вдруг возникло ощущение постороннего присутствия.

«Я не одна!» Каден пробрало леденящим холодом страха. Здесь кто-то был, и это были не впихнувшие ее в пещеру науали, а некая могучая, грандиозная сущность, словно заполнившая собой всю пещеру — и всю ее внутреннюю вселенную.

Женщина почувствовала, что плывет в жидкой пыли, густевшей с каждой секундой. На какой-то миг из сумрака перед ней проступил образ — не человека, не зверя, но некой сущности, текучей, как туман, не поддающейся восприятию и осмыслению, и уж тем более описанию.

«Я бодрствую, — сказала себе Каден. — Бодрствую, несмотря на грезы. Пребываю пусть в сумрачном, но в сознании».

Разум ее более не парил в эмпиреях, сознание вернулось в тело, и она стояла на ногах, хоть колени у нее подгибались. А под ногами Каден ничего не чувствовала: она словно воспарила опять, но теперь уже телесно, и, повалившись назад, навзничь, вновь ощутила в туманных тенях, сквозь которые проплывала, некое присутствие.

Ужас и отвращение накатили на нее, когда до нее неожиданно дошло, что с нее снимают сначала обувь, брюки, потом блузку, нижнее белье… Она парила в невесомости, нагая и беспомощная. А потом Каден ощутила на лице прикосновение — кого-то, а быть может, чего-то. Как будто некто или нечто исследовало на ощупь ее лицо и волосы. Затем последовало прикосновение к груди.

«Господи Иисусе!» Каден почувствовала, как ей раздвигают ноги.

Она закричала. Но там не было никого, кто мог бы ее услышать.

5

Вытянутая обратно через узкий проход, Каден, с трудом переставляя ноги, упорно пыталась заставить себя осознать происходящее, но пока поняла лишь то, что больше не находится в пещере и странные существа, затолкнувшие ее внутрь, теперь вытащили наружу.

Женщину подвели к жертвенному алтарю, и перед ее внутренним взором промелькнул образ Хулио, вонзающего нож в грудь мальчика. Фигура в ритуальном облачении выступила ей навстречу и подняла духовую трубку, но на сей раз она успела отвернуться, вывернулась из хватки державших ее людей и бросилась бежать, хотя была почти сразу же схвачена очередным науалем. Когти, которыми заканчивались его пальцы, впились ей в запястье, и она закричала, отчаянно пытаясь вырваться.

Внезапно уступ осветил яркий луч прожектора с борта зависшего над площадкой вертолета.

— Федеральная полиция, никому не двигаться! — приказал по-испански усиленный репродуктором голос.

Все бросились врассыпную. Когда толпу охватила паника, Каден, резко дернувшись, высвободилась из хватки державшего ее науаля, но не устояла на ногах, упала, а поднявшись, натолкнулась на стоявшую перед ней темную фигуру.

— Ты должна умереть.

— Хулио?

С вертолета открыли огонь. Жреца, сраженного очередью, отбросило назад, он упал, несколько раз дернулся и затих.

С борта сбросили канаты, по ним на землю соскользнули полицейские в униформе. Каден бросилась навстречу первому, кто достиг земли.

— Слава Богу, вы…

Полицейский выпустил ей в лицо струю аэрозоля из баллончика. Она потеряла равновесие, и тот подхватил ее.

6

Больница. Это первое, что осознала Каден, придя в себя. Она поняла, что находится в маленькой больнице неподалеку от Тео, мимо которой проезжала несколько раз. Она была жива и, кажется, цела, но пристегнута к больничной койке, и то, что ее это не устраивало, никого не волновало.

Полностью придя в себя, Каден рассказала осматривавшим ее врачу и медбрату, кто она и как оказалась на площадке, но никто из них не проронил в связи с этим ни слова. Притом что немыми они не были и друг с другом разговаривали, они вели себя так, словно вообще ее не слышали.

Она знала, что это ей не мерещится: они прекрасно ее слышат. Но игнорируют.

Потом она заметила, что здешний персонал носит под белыми халатами военную униформу. А когда дверь в палату открылась, Каден увидела, что в коридоре еще больше военных.

Допустим, этот госпиталь передан в распоряжение военных, но она-то здесь при чем? Почему ее здесь держат? И при этом отказываются с ней общаться?

И еще одна загадка — она слышала, как кто-то говорил в коридоре по-английски, с американским акцентом. Спустя мгновение появился фельдшер и сделал ей укол. Каден закрыла глаза, но окно ее сознания все же осталось приоткрытым: полностью она не отключилась. Во всяком случае, голоса возле постели слышала и узнала среди них голос того американца, который недавно разговаривал в коридоре. Склонившись над ней, он беседовал с человеком, говорившим по-английски с мексиканским акцентом.

— Она прошла полную проверку в связи с произошедшим в гробнице, — сказал мексиканец.

— Нашим людям нужен полный отчет, с результатами анализа крови, снимками — все.

— Само собой.

— Чертовски плохо, — сказал американец. — Такая молодая. И многообещающая в своей сфере.

— Ваши люди действительно хотят свести ее к нулю?

— Это необходимо.

Господи, да они, никак, решили ее убить? Каден хотелось закричать, потребовать, чтобы ее отпустили и прекратили все это немыслимое безумие, но губы ее не шевелились.

Она пребывала хоть и в затуманенном, но в сознании, когда вошедший медбрат приложил к ее лицу кислородную маску. Но едва он взялся за вентиль, как получил удар по голове и рухнул на пол. Над Каден склонился мужчина, сунул что-то ей под нос, и у нее словно что-то взорвалось в голове, мигом прояснив сознание.

Предупреждая все вопросы, он прикрыл ей рот рукой и шепнул:

— Тсс! Мы заберем вас отсюда.

Каден с удивлением узнала в нем того японца средних лет, которого приметила в Тео. Он помог ей подняться с больничной койки и облачиться в длинный дождевик.

— Вылезем в окно. Тут невысоко. Это первый этаж.

Снаружи хлестал дождь, грохотал гром. Женщина, встретившая Каден за окном, помогла ей забраться в поджидавший фургон. Японец тоже влез туда, и машина покатила по темной улице.

Еще не придя в себя до конца, Каден оглядела людей в фургоне. Помимо японца, помогшего ей бежать, и женщины, поджидавшей под окном (в ней Каден по произношению опознала американку), там был еще водитель, судя по всему — мексиканского происхождения.

— Кто вы? — спросила исследовательница.

Ответа не последовало.

— Пожалуйста, скажите хоть что-нибудь.

— Мы друзья, — промолвила женщина. — Они собирались вас убить.

— Но почему?

— Вы слишком много видели.

— Это Пернатый Змей, — сказал японец. — Катастрофа в Мексиканском заливе. Начало положено.

— Начало чего?

Женщина подалась вперед, глаза ее неестественно расширились.

— Конца света.

Голова у Каден пошла кругом. О чем вообще толкует эта дама? Конец света? Армагеддон? Она уже израсходовала весь имевшийся у нее адреналин, ей хотелось не только закрыть глаза, но и отключить свое сознание.

— Это безумие, — пролепетала она и повторила свой вопрос: — Кто вы?

— Мы лягушки, — произнес японец.

— Что вы имеете в виду?

— То, что, как и вы, мы были препарированы.

— Прошу прощения, но вам лучше принять вот это и уснуть. — Женщина протянула ей бутылочку с водой и пилюлю.

— Но я не собираюсь…

— Пожалуйста. Мы можем заставить вас, но не хотим.

— Это просто успокоительное, — пояснил японец.

Она оттолкнула руку женщины и лишилась чувств — ей хватило и той химии, что уже была в ее организме.