Преобладающая страсть. том 1

ГЛАВА 2

Валери Ашбрук и Сибилла Морган учились на третьем курсе колледжа, когда встретились с Николасом Филдингом. Валери познакомилась с ним, стоя в очереди в книжном магазине, расположенном на территории Стэнфорда. Учась на последнем курсе, Ник в свои 25 лет был старше всех ее друзей. Он был высокий, худой, носил жеваный пиджак и носки, совсем не гармонировавшие по цвету с его одеждой. Его светлокоричневые волосы были взлохмачены очередной попыткой кого-то из его друзей сделать ему нормальную прическу. Но волевые, отточенные черты его лица и низкий грудной голос делали его в глазах Валери более интересным по сравнению с другими парнями. Ее подкупали и его готовность встретиться с любыми жизненными катаклизмами, его наивная вера в то, что мир прекрасен и удивителен, его открытость всему неизвестному. В переполненном студентами магазине Валери и вошла в его жизнь. Купив себе книги, они побрели через территорию колледжа и затем, усевшись на траву под дымчатым калифорнийским небом, разговорились.

– Я не знаю, чем бы хотела заниматься, – ответила Валери раздраженно после третьей попытки Ника задать один и тот же вопрос. – Но, надеюсь, это не означает, что на мне можно поставить крест?

Он улыбнулся:

– Я просто не представляю, как это можно не знать того, кем хочешь стать и как этого добиться.

– Может быть, совсем скоро и у меня все изменится, – сказала она. – Вдруг в моем сознании произойдет грандиозный переворот, или я влюблюсь в кого-нибудь, или кто-то мне предложит что-нибудь такое, от чего я не смогу отказаться. Вот тогда я буду знать, чем мне заниматься. А сейчас зачем спешить, если вокруг столько интересного?

Ник снова улыбнулся, но глаза его становились задумчивыми, когда он смотрел на Валери. Она была так прекрасна, что ему не хотелось отводить от нее взгляд. Ее густые и растрепанные каштановые волосы выглядели так, как будто их никогда не касалась расческа. Ее миндалевидные глаза под стрелками темных бровей постоянно менялись от темно-коричневого до карего цвета, и Нику приходилось подолгу вглядываться в эти глаза, чтобы уловить их настоящий оттенок. Рот был чувственным, с теплыми, нежными губами, уголки которых были слегка опущены. «Прекрасные, но упрямые губы», – подумал он. Одетая в джинсы и белый свитер с высоким воротником, она была одного с ним роста и ступала легкой походкой танцовщицы, Печать благополучия и избранности лежала на всем: гордой осанке и легкой походке человека, уверенного в том, что движение транспорта прекратится при ее появлении и что окружающие будут восхищаться ею после тщетной попытки найти хоть какой-то изъян. Живая, подвижная, энергичная, она, казалось, обещала море наслаждения. И Нику нравилось сидеть с ней рядом под сияющим в небе солнцем, когда вокруг царила всеобщая безмятежность.

– А если возникнут проблемы, можно найти новое увлечение, – азартно продолжала начатый разговор Валери.

– Что новое? – растерянно спросил Ник.

– Ты так долго отрешенным взглядом изучал меня, что, наверное, пришел к однозначному выводу относительно того нового, что мне необходимо, – ядовито ответила она.

Он быстро опустил глаза, затем снова взглянул на нее.

– Извини. Я думал о том, как ты красива. Тебе не нужно делать никаких усилий. Но тебе, наверное, уже надоело слушать такого рода комплименты.

– Нет, почему же. Время от времени мне все равно приятно слышать это.

Она улыбнулась, и в тоне ее ответа послышалась легкая издевка. Поднявшись с травы, она сказала:

– Но есть одна вещь, которой мне сейчас не хватает. Я просто умираю от голода; между прочим, уже время завтрака. Недалеко отсюда есть прелестный итальянский ресторанчик. Может быть, мы сходим туда?

Он остановился в нерешительности.

– Я обычно не завтракаю. Но с удовольствием выпью чашку кофе.

– Все нормальные люди завтракают. Разве тебя не учили есть три раза в день? – удивилась Валери.

– Я питаюсь дома, – ответил он ровным голосом. – Но не откажусь от чашки кофе в компании с тобой.

– Ну хорошо, платить буду я, – небрежно кинула она. – В конце концов, это же мое приглашение.

Он отрицательно покачал головой:

– Нет, это я тебе не позволю.

– Почему же? – она окинула его смеющимся, вызывающим взглядом. – Потому что не принято? Или это невыносимо для твоего мужского самолюбия?

Поколебавшись немного, он со вздохом произнес:

– Да, ты верно поняла. Мне было бы неприятно сознавать, что за меня платит женщина. Я думаю, и моего отца вряд ли бы обрадовало сообщение о том, что женщины, с которыми встречается его сын, оплачивают счет в ресторане.

– А как на эту проблему смотрит твоя мать? – продолжала, заинтересовавшись, Валери.

– Может быть, она пожалела бы о том, что не наша ровесница и что не может упрощенно смотреть на такие вещи.

– Мне бы хотелось познакомиться с твоей матерью и оплатить ее ланч, – засмеялась Валери. – Ну да ладно. В следующий раз мы придумаем что-то новенькое, а сейчас я угощаю.

Ник положил свою руку на ладонь Валери и заглянул ей в глаза. «Карие, – решил он, – с золотисто-каштановыми и изменчивыми, как летнее небо, крапинками». Они долго смотрели друг на друга. Затем он встал.

– Я тоже голоден, – произнес он, и они вместе отправились в ресторан.

В следующий раз он устроил завтрак в своей квартире, расположенной на втором этаже частного дома за несколько кварталов от колледжа. Пока Ник был занят на кухне, Валери бродила по комнатам, заставленным мебелью. Полы были застланы ткаными половиками, а стены оклеены разными афишами.

– Прямо не верится, что у вас так чисто. Три молодых человека живут одни, а на полу даже носки не разбросаны. Это невероятно!

– Как видишь, это так. Они сделали даже утреннюю уборку.

– И как же тебе удалось их заставить?

Усмехнувшись, он ответил:

– Их собственная инициатива. Мои друзья так удивились, узнав, что у меня, наконец, появилась девушка, что захотели, чтобы у нас все было о'кей.

Стоя в дверном проеме, она наблюдала за тем, как он разогревал оливковое масло в сковороде, поджаривал на нем лук с чесноком, добавлял в них грибы и томаты со специями, а затем вливал всю эту массу в тесто. Движения его рук были профессиональны и неторопливы. Он делал именно то и только то, что было нужно. Маршрут его перемещений по кухне был обозначен остановками: холодильник – кухонный стол – плита. Валери заметила, как скрупулезно он относится к процессу приготовления пищи. Более аккуратных мужчин она в жизни не встречала. Наконец, все было готово.

Они уселись за столик, стоящий у выходящего во внутренний двор окна.

Ник, наполнив мягкие картонные стаканчики дешевым вином и чокаясь с Валери, произнес:

– Я очень рад видеть тебя здесь.

Она пила терпкое вино маленькими глотками. Вино было невкусным, и она незаметно поставила свой стакан на стол, надеясь, что ее жест останется незамеченным. «Если у него нет денег на более приличное вино, придется довольствоваться тем, что есть. Но в следующий раз я сама позабочусь о вине», – пронеслось у нее в голове.

– А почему так удивились твои друзья? – спросила она за едой. – Ни один молодой человек с такими кулинарными способностями не засидится долго в одиночестве. У тебя, наверное, было много девушек?

Он улыбнулся:

– Немного. Мне легче общаться с компьютерами, чем с людьми. И, кроме того, я не рекламирую свой кулинарный талант.

– Слава Богу! А то мне бы пришлось отстоять длинную очередь, чтобы заполучить тебя, а я никогда не стояла в очередях. Так это и есть то, что ты изучаешь? Компьютеры?

– Конструирование и программное обеспечение компьютеров, – ответил он.

– Компьютеры, – протяжно повторила она. – Я думаю, мы найдем другие, более интересные темы для наших бесед. Я видела эти компьютеры, но ничего в них не поняла.

– Когда-нибудь ты в этом разберешься.

– Не надейся. Я действительно совершенно не интересуюсь такого рода устройствами.

– Такого рода устройства призваны перевернуть всю нашу жизнь. Через десяток лет, а может и того раньше, компьютеры найдут себе широкое применение. Не будет ни одной жизненной сферы, в которой бы не была задействована эта машина.

– А секс? – быстро спросила она. – Этой области они коснутся?

Он улыбнулся:

– Не знаю. Но, возможно, это будет единственная сфера, где они не будут задействованы. А если ты разбираешься в работе и применении компьютера… – попытался продолжить Ник.

– Боже, ты такой серьезный, – ее даже передернуло. – Я летаю на самолетах, езжу на собственном автомобиле, живу в доме с кондиционером и не пытаюсь объяснить, как все эти штуки работают. Хорошо еще, что я знаю, как вырабатывается электричество, впрочем до сих пор не поняла сущность этого процесса. Но, когда я вижу экран компьютера с появляющимися и исчезающими в неизвестном направлении цифрами и значками, я понимаю только одно – что эту науку мне не одолеть. Для меня это, скорее, магия.

– Ужасно! – возразил Ник. – Можно ведь прогнозировать все действия компьютера, можно манипулировать и управлять им. И волшебные силы здесь ни при чем.

– Ну, конечно! Раз тебе все понятно, какое уж тут волшебство! Ну а что бы ты предпринял, если бы встретился с чем-нибудь действительно замечательным или волшебным? Не поверил бы своим глазам? – спросила Валери.

– Я понятия не имею о волшебстве. Что-то сродни мифологии. Я бы воздержался заключать на него пари.

– А на что бы ты заключил? На науку?

– Несомненно.

Валери вздохнула:

– Но это далеко не развлечение.

– Развлечения… – задумчиво повторил Ник. Глаза их встретились.

– Ты узнаешь, что это такое, – пообещала Валери. – Я тебе помогу.

Усмехнувшись, он заметил:

– Это мечта любого будущего инженера.

– А волшебство мне будет подмогой. Ты не возражаешь начать уже завтра? Я собираюсь покататься верхом на лошади на ранчо моего знакомого в Лос Вердесе. Не хочешь ли присоединиться? – предложила она.

– Я не очень хороший ездок на лошади. Я буду вечно плестись в хвосте, – ответил Ник.

– И, конечно же, ты не можешь с этим смириться. Ты привык быть в авангарде!

Он вопросительно поднял брови:

– Так же, как и ты.

– Тогда нам лучше всего скакать вместе, – заключила она.

Он улыбнулся и налил еще вина, которое Валери едва пригубила.

– Где ты научилась кататься на лошади?

– На нашей ферме. Моя мать мечтала завести лошадей для антуража. В ее понятии лошади являются неотъемлемой частью фермы, так же как, к примеру, мебель с обивкой из вощеного ситца или бархатные портьеры в загородном домике. Но она никогда не использовала лошадей по прямому назначению. Поэтому она получила желаемый антураж, а я – лошадей для езды.

Ник окинул ее серьезным взглядом:

– По тебе не скажешь, что ты из провинции,

– Я родилась в Нью-Йорке, – засмеялась она, – в доме с бархатными портьерами. А на ферме мы отдыхаем с семьей в выходные дни. Там так здорово! Ты когда-нибудь был на Восточном побережье?

– Нет.

Она изучающе посмотрела на него:

– А в какой-либо другой части Мэриленда?

– Нет. Ни на Восточном побережье, ни на Среднем Западе, ни на Юге. Но мне нравится Запад. И я всегда очень хотел по-настоящему изучить его. Поэтому я проводил каникулы, колеся по Западу вдоль и поперек на попутных машинах, подряжаясь на любые работы и одновременно знакомясь с его жителями.

Валери снова вспомнила его неторопливую и сдержанную манеру приготовления еды.

– И в Европе тоже не был? – удивлялась она.

– И в Европе тоже. Туда я поеду, как только начну зарабатывать приличные деньги. Расскажи мне о своей ферме. Она большая?

– Где-то около двенадцати сотен акров. Я не слежу за тем, сколько участков земли покупает или продает мой отец. Этим у нас занимается управляющий, который ведет хозяйство. Мы выращиваем зерно и соевые бобы. У нас есть огромная овощная плантация, которая, по моим наблюдениям, питает половину города Оксфорда. Вокруг фермы леса, есть бассейн. А еще моя мать устроила площадку для игры в крокет со своими друзьями. Дом стоит на возвышенности, окна выходят на бухту Шекспира. В регатах мы, правда, не участвуем, но зато наблюдаем за ними прямо с террасы дома. Это своего рода противоядие от Нью-Йорка, Парижа и Рима. По этой причине после поездок по Европе мы приезжаем на ферму, чтобы немного развеяться перед возвращением в Нью-Йорк. Приезжай как-нибудь к нам. Тебе обязательно понравится.

Ник слушал, насупившись.

– Что-нибудь не так? – поинтересовалась Валери.

– Все хорошо. Я просто переживаю культурный шок.

Последовала короткая пауза,

– Ну так уж и шок, – возразила она спокойно. – Ты просто удивлен тем, что я оказалась богаче, чем ты предполагал, и теперь тебе надо оценить меня заново.

Она поднялась, чтобы протереть стол.

– Не спеши с выводами, – посоветовала ока.

Он наблюдал за тем, как она стопкой складывала тарелки в раковину.

– Когда в последний раз ты мыла посуду? – поинтересовался он.

– Десять лет назад, – спокойно ответила она, – в лагере. Но я всегда охотно приобщаюсь к чуждой культуре.

Он разразился смехом. «Все идет замечательно, – промелькнуло у него в голове. – Нам предстоит многому поучиться друг у друга, и мы преодолеем различия наших взглядов. Все обойдется. Мы будем вместе». Он сам удивился тому, что одна мысль об этом повысила его настроение. Поднявшись, он стал готовить кофе.

Валери Ашбрук родилась в Нью-Йорке на улице Парк Авеню для шелков и соболей, частных школ, личной прислуги; поездок к друзьям на отдых в особняки Южной Америки, французские дворцы, испанские замки, итальянские виллы и ставшие в последнее время собственностью немногочисленные английские дворцы.

Она все начала делать рано: выигрывать теннисные турниры, лыжные состязания, обучаться грамоте с восьмилетнего возраста, кататься верхом на лошадях по запутанным тропам в десять лет, получать главные роли в школьных постановках, будучи ученицей начальных классов средней школы. Она превосходно танцевала и однажды переоборудовала конюшню Ашбруков под танцевальный зал. Если хотя бы неделя проходила без приглашения на вечеринку, она задавала собственные балы. Валери могла быть первой по математике, но лень мешала ей. Ей скучно было заниматься науками, так как приобретение хороших знаний требовало усидчивости. Валери коллекционировала предметы искусства, пробовала рисовать, но вскоре поняла, что не обладает достаточным талантом, чтобы серьезно заниматься живописью. Ей нравилось читать, но библиотеку она так и не собрала, потому что раздавала книги налево и направо всем друзьям. Она никогда не училась готовить, считая это пустой тратой времени и имея возможность всегда нанять для этой цели прислугу. Она терпеть не могла дешевых вин. И всегда была окружена молодыми людьми, желавшими завести с ней роман.

Когда Валери училась в средней школе, ее мать настояла на том, чтобы девочка не только ходила на вечеринки, но и работала в благотворительных обществах Нью-Йорка и Мэриленда. Поэтому Валери, так же как и другие, такие же, как она, тратила по нескольку часов еженедельно на участие в балах, аукционах и других благотворительных мероприятиях, организованных публичной библиотекой Нью-Йорка для получения средств на исследования проблем лечения раковых заболеваний. Все эти мероприятия объединялись под общим названием «Благие дела». Когда Валери училась на выпускном курсе, ее пригласили выступить с двухминутным сообщением в вечерней телевизионной передаче и рассказать о программе возрождения нового морского музея. Молодая, привлекательная, не по годам разумная девушка понравилась и стала популярна.

Позже, будучи студенткой Стэнфордского колледжа, она получала приглашения от знакомых их семьи выступить по телевидению. Режиссер вечерней или дневной информационной программы давал ей две минуты эфира на рекламу каких-либо добрых дел, общественных благотворительных фондов Сан-Франциско и Пало Алто.

– Я не так уж много этим занимаюсь, – заметила Валери, обращаясь к Нику, когда они приехали на телевидение в Пало Алто через неделю после завтрака в его квартире.

Катание на лошадях не состоялось: в последний момент Ника попросили поработать на машиностроительном отделении, где он был задействован неполный рабочий день, заменяя кого-то.

– Мне бы хотелось сделать гораздо больше, потому что телевидение – это просто фантастика. Но времени не хватает, сам знаешь, сколько его уходит на занятия в колледже, поэтому я не могу посвятить себя полностью работе на телевидении.

– Время бы ты нашла, если бы тебя чаще приглашали, – иронично заметил Ник.

Она рассмеялась в ответ:

– Ты прав. Мне очень нравится сниматься, но я не умею обивать пороги, умоляя режиссеров почаще приглашать меня на съемки. Я не профессионал и не собираюсь заниматься этим всю жизнь.

– А почему бы и нет? – спросил Ник.

Она взглянула на него.

– Не знаю. Я никогда не задумывалась, какую выбрать специальность, да еще на всю жизнь. Я тебе уже говорила об этом. Никто мне не сказал, что я идеальная модель для телеэкрана. Но, так или иначе, я не сильно огорчусь, услышав критику, и не очень обрадуюсь, услышав похвалы в свой адрес. Я лишь делаю услугу друзьям и знакомым моих родителей, а дальше – будь что будет. Для меня это развлечение, от которого никому нет вреда.

Они вошли в студию, и она усадила его на складной стульчик, одиноко стоящий где-то на отшибе в огромной пустой комнате.

– Можешь здесь посидеть и понаблюдать. Будут снимать небольшой эпизод, это не займет много времени.

Он увидел, как Валери поприветствовала оператора, а затем стоявшая рядом в наушниках молодая женщина поднесла ей газетную вырезку. Валери шагнула к застланной обтрепанным ковром сцене и села в кресло, специально развернутое под углом, чтобы можно было спрятать в волокнистом ковровом ворсе длинную рекламную вырезку. На стоящем рядом столе находилась ваза с увядшими цветами.

– Неужели не нашлось свежих цветов? – спросила Валери. Она протянула шнур крошечного черного микрофона под свитером и прикрепила его к воротнику. – Эти цветы надо выбросить.

– Мы отыщем что-нибудь взамен, – сказала женщина в наушниках и через минуту заменила цветы на нелепую бесформенную бронзовую скульптуру.

– Это что, слитые в экстазе собаки? – озадаченно спросила Валери. – Или две борющихся за кормушку лошади? Или лошадь с собакой по ошибке спарились друг с другом?

Оператор рассмеялся.

– Это работа студента. Он притащил ее сегодня утром, чтобы ты показала ее с экрана, когда будешь рассказывать о благотворительной выставке в Центре искусств. Мне нравится эта работа. Что-то в ней есть.

– В ней есть много бронзы, – презрительно ответила Валери. – Но это лучше, чем увядшие цветы. Если все готовы, то я могу начать.

Включились прожекторы, заливая съемочную площадку струящимся потоком света, превращающим всю палитру красок в мертвенное одноцветие. Нику стало понятно, почему Валери наносила макияж, особенно на глаза и щеки, красила губы ярко-красной помадой и одевала под свитер платье ярко-кораллового цвета: под этим убийственным светом естественным казалось все вычурное. Пока оператор наводил на нее камеру, Валери дважды прочла сценарий. Один раз она это сделала для тренировки, а другой – для инженера в аппаратной звукозаписи, проверявшего уровень голоса в микрофоне. Затем женщина с наушниками подала знак, и запись началась.

Теперь, когда Валери читала сценарий, Ник переводил взгляд с нее на экраны стоящих справа телевизоров, зачарованный действием света и камеры. На экране Валери выглядела более солидно, заметнее стала небольшая разница в окраске век, тени от подсветки снизу делали ее плечи более округлыми. Все это показалось Нику занятным, и он полез в карман жакета за блокнотом, в котором неразборчивым почерком сделал некоторые пометки, хранившиеся теперь с дюжиной других интересных, записанных раньше. Однажды он прочтет все эти записи и получит удовольствие от интригующих, пикантных подробностей собранной им информации.

Свет прожекторов погас. Валери отстегнула микрофон и потянула запрятанный под свитером шнур. Подойдя к Нику, она спросила:

– Ну, что ты об этом думаешь?

– Я думаю о том, что это все не настоящее, бутафорское, – сказал Ник, переводя взгляд на камеру. – Ты сидела там и разговаривала с объективом, который, подобно черной дыре, поглощал в себя все окружающее, но на экране ты выглядела так, как будто беседовала со мной, и я был твоим лучшим другом. Как у тебя это получается, черт возьми?

– Не знаю. Некоторые люди на экране выглядят лучше, другие хуже. Наверное, я отношусь к первым.

– А может быть, ты представила перед собой какую-то физиономию или реальный, спрятавшийся в объективе персонаж? Каким же еще образом можно добиться такой искренности?

Она засмеялась в ответ.

– Можно прикинуться искренней, Ник. Это называется любовью к камере, и ничего в этом сложного нет; по крайней мере, для меня. Если ты уверенно говоришь о том, что от тебя хотят услышать люди, ты можешь заставить их поверить почти во все… О, а вот и Сибилла! Вы не знакомы?

– Нет, – он протянул свою руку вошедшей девушке в знак приветствия.

– Сибилла Морган, Николас Филдинг, – сказала Валери, знакомя их. – Сибилла работает на телевидении неполный рабочий день.

– Прекрасное место для работы, – произнес Ник, чувствуя сильное рукопожатие Сибиллы.

– По крайней мере, очень удобное для меня, пока я учусь в колледже.

Она поразила Ника взглядом светло-голубых глаз, какие он никогда не видел; казалось, что этот взгляд проникает в его душу и фотографирует там на память.

– Надеюсь, ты нашла то место, где можно сделать себе карьеру, – сказал он.

– Поживем – увидим, – она повернулась к Валери. – Я проверила пленку, все замечательно.

– Отлично, можем пойти пообедать, – сказала Валери, взяв Ника за руку. – А с тобой, Сибилла, мы увидимся в следующем месяце, когда ты будешь работать над сюжетом об антикварных автомобилях.

– Через два месяца, – поправила Сибилла. – Я дам тебе знать, – закончила она, посмотрев на Ника. – Приходите еще, когда захотите.

– Было бы и впрямь неплохо заглянуть сюда еще раз, – ответил Ник, наблюдая за оператором, покатившим камеру к другой сцене с рабочим кривым столом, установленным перед висящей над ним большой, во всю стену, картой мира и маленькой картой Пало Алто, испещренной стрелками обозначения погоды. – Телевидение для меня – темный лес. И мне очень хотелось бы получше узнать его.

– Позвони мне, и я вам устрою экскурсию по телецентру, – предложила Сибилла, а затем, повернувшись к Валери, закончила: – Если ты не возражаешь – ведь тебе уже, наверное, наскучило все это?

– Мне никогда не надоедает съемочная площадка, – легко парировала скрытый намек Валери. – По крайней мере, не до такой степени. И мне бы хотелось понаблюдать за твоей работой, Сибилла, у тебя так здорово все получается.

– Я буду вас ждать, – обратилась Сибилла к Нику, который заметил, что она, пропуская мимо ушей слова Валери, уже во второй раз обращается к нему. – Если надумаете прийти, сообщите мне заранее.

Она зашагала прочь, и Ник с восхищением наблюдал за ее твердой походкой. Она шла так, как будто решила компенсировать отсутствующую в ее облике напористость. У нее была поразительная внешность, особенно врезалось в память лицо с упрямыми губами и пухлыми щеками. Копну черных волос поддерживала эластичная лента. «Примерно одного возраста с Валери», – подумал он. Нику запомнились именно ее глаза: светло-голубые, удивительно контрастирующие с оливковым цветом ее кожи. Посаженные близко друг к другу под тяжелыми веками, они имели выражение простодушия и одновременно настороженности – сочетание, благодаря которому было невозможно догадаться, о чем она думает.

– Ты давно с ней знакома? – спросил он у Валери, когда они уже сидели в машине, направляющейся в сторону колледжа.

– Большую часть своей жизни. Она из Балтимора. Во время нашего отдыха на ферме ее мать работает у нас портнихой, приезжая из Балтимора раз в неделю, и с раннего утра до позднего вечера делает примерки, потому что именно здесь живут богатые клиенты. А Сибиллу она таскала с собой с самого рождения…

– Обед уже давно готов и ждет нас. Если ты, конечно, не возражаешь. А каким образом она попала в колледж? – полюбопытствовал Ник.

– Она сказала моей матери, что не хочет поступать никуда, кроме Стэнфорда, потому что раз я выбрала это учебное заведение, оно должно быть самым лучшим. Как тебе это нравится? Перед тобой образец, с которого «делают жизнь». Как бы там ни было, она так рвалась сюда, что мои родители ссудили ей денег на четырехлетнее обучение. Мне кажется, она мало зарабатывает на съемочной площадке.

– А где ее отец?

– Наверное, умер. – Валери свернула к обочине. – Мне надо остановиться тут на минутку и купить немного вина.

– У меня есть вино.

– Я знаю, но и мне надо что-то купить, и, кроме того, мне показалось, что в винах ты плохо разбираешься. Такого вина, как у тебя, я не пила еще ни разу.

– Тогда купи белое, – засмеялся он. – Мы будем есть телятину.

Валери купила четыре бутылки «Шабли». Выходя из магазина, Ник не проронил ни слова. Но затем удивленно обратился к Валери:

– Мы разве осилим четыре бутылки вина?

– Оставим немного на следующий раз.

Улыбаясь, он поставил вино в машину.

– Ты можешь готовить салат?

– Мне никогда не приходилось этим заниматься. А что?

– Мне бы хотелось подключить тебя к процессу готовки.

– Я думаю, ты не для этого меня пригласил. Но я буду стараться, – согласилась Валери.

– Уже хорошо, – порадовался Ник.

На кухне он наполнил два стакана и поставил бутылку с оставшимся вином в холодильник, вытащив оттуда все продукты для салата. Стоящая рядом Валери начала рвать зелень на кусочки.

– Тебя мать учила готовить? – полюбопытствовала она.

– Нет, отец, – помешивая проросший рис, он, быстро взглянув на нее, поймал ее удивленный взгляд. – Моя мать работает секретаршей в агентстве по недвижимости. Готовкой она занималась только после работы. Поэтому к этому делу приобщился отец. По выходным дням готовит только он.

– Значит, твой отец готовит после работы?

– Вернее сказать, во время работы. В гараже у него имеется мастерская, и в течение целого дня он то дома, то там, – поставив кастрюлю с водой на плиту, Ник включил газ. – Он изобретатель.

– Изобретатель! А над чем он работает? Если я, конечно, способна это понять!

– Скорее всего, нет. Он запатентовал несколько приборов для автомобильной промышленности и новый метод превращения краски в эмульсию, – глаза Ника и Валери встретились. – Ни о чем подобном ты, похоже, не слышала?

– Нет, не слышала, – бодро ответила Валери. – Но твой рассказ меня очень впечатлил.

– Мой отец – удивительный человек, – невидящим взглядом Ник уставился на кастрюлю, ожидая, когда закипит вода. – Он никогда не унывает, не отчаивается, несмотря на многочисленные неудачи, и продолжает добиваться поставленной цели. Отец любит делиться успехами, а о неудачах помалкивает. Очень умный, с неисчерпаемым чувством оптимизма и юмора, реалист. Меня всегда удивляло, как это ему удается сочетать в себе сразу столько качеств, – закончил свой рассказ Ник.

– Ты его очень любишь, – печально заметила Валери.

Ник обернулся, услышав грустные нотки в ее голосе, но Валери смотрела вниз, на красный перец, медленно нарезая его кубиками. Он хотел было ее остановить, сказать, что кусочки и так слишком мелкие, но сдержал себя, с минуту наблюдая за ней, удивляясь чувству беззащитности, прозвучавшему в ее голосе. «Безмерно богатая, – подумал он, – привлекательная, энергичная и умная, с массой разбросанных по всему миру друзей и, наверное, с таким же количеством ухажеров, которые бы кинулись к ее ногам по первому зову, потому что мало кто устоит против ее чар, со вкусом к светской жизни, запросы которой она может с легкостью удовлетворить, имея солидные деньги. Но… откуда в ее голосе эти грустные нотки?…»

Подняв на него глаза, она спросила:

– Не правда ли?

– Да, – ответил он, осознавая, что пауза слишком затянулась, – я очень его люблю. Он всю жизнь был моей путеводной звездой. Даже когда я бесился от его частых неудач или стеснялся его поведения, я и тогда не мог себе представить другого кумира, чьим советам я мог безоговорочно следовать.

Валери наблюдала за ним, опустив руки.

– А ты его стеснялся?

– Да, бывало и такое. А у тебя с родителями разве не бывало таких проблем? – поинтересовался Ник. – Мои мать с отцом приходили на родительские собрания или что-то в этом роде, и все родители, включая мою матушку, внимательно слушали рассказы учителей о нашем классе. В это время мой отец ходил вокруг каждого, кто не прочь был послушать его истории об изобретениях: о тех, которые не получили признания, и тех, которые, по его мнению, должны перевернуть современную жизнь. Он надеялся, что его идеи принесут ему целое состояние, хотя его основной целью были не деньги, а облегчение жизни всего человечества. Мне каждый раз хотелось, чтобы он замолчал, но, не в силах сказать ему об этом, я уходил в какой-нибудь уголок, где стоял, не зная, куда деть себя.

– Но почему он продолжал работать, невзирая на многочисленные неудачи? – полюбопытствовала Валери.

– Потому что он занимался изобретениями, являющимися смыслом его жизни, – помолчав, ответил Ник медленно. – И потому что он не теряет надежды и верит в удачу. А ты бы отчаялась, если бы потерпела неудачу в чем-нибудь?

– Это зависит от того, как долго и упорно я трудилась над чем-то. Сразу бы я не отказалась, но потом, спустя некоторое время, я бы серьезно все переосмыслила и, скорее всего, отступила бы. А твой отец счастлив?

– Да, – ответил он без колебания. – Он все еще мечтает изобрести нечто такое, что перевернет мир. Правда, теперь он решил возложить эту миссию на меня, а сам тем временем трудится над собственными изобретениями.

– Все так продумано, – сказала Валери, – как эстафетная гонка.

– Мы оба занимаемся любимым делом, – коротко выпалил Ник.

Она быстро взглянула на него, затем снова занялась приготовлением салата и через несколько минут протянула деревянную чашку, ожидая от Ника оценки сделанного.

– Аккуратная работа, – сказал он, оценивая взглядом порубленное одинаково мелко красный и желтый перец и сердцевины пальмовых деревьев.

– Да ну, перестань. На самом деле я такая неряха. За мной постоянно кто-то должен бегать с тряпкой. Но мне хотелось, чтобы тебе не пришлось краснеть за меня, – она взглянула на чашку с салатом. – Должна тебе сказать, что выглядит он очень странно, совсем не так, как те салаты, которые я ела раньше. Может, я слишком увлеклась процессом резки? Но я надеялась, что этим заслужу хотя бы пару лишних очков, – смущенно засмеялась Валери.

– Мне никогда не будет стыдно за твое присутствие рядом со мной, – прошептал Ник.

Валери протянул к нему свои руки, и их губы слились в поцелуе.

– Я не веду счет очкам. А ты? – задал свой вопрос Ник.

Она отрицательно покачала головой. Целуясь с Ником, она позабыла про салат, про его уверенный голос, серьезный вид, приводивший ее в смятение всякий раз, когда они были вдвоем. Он целовал ее губы, и она чувствовала легкий аромат только что выпитого вина. И вдруг душа ее властно потянулась к нему: к его силе, так выделявшей его уже при их первом знакомстве, к открытости его характера и всему, что так разительно отличало его от других мужчин.

Отступив назад, Ник взглянул на нее. Но Валери не выпустила его из своих объятий.

– Ты боишься, что наш обед подгорит? – спросила она.

Растерянная улыбка искривила его губы.

– Обед может подождать.

– Тогда пусть ждет.

Он снова потянулся к ней и, обняв, стал искать губами ее рот. Она сняла свитер, когда пришла, и шелковое платье било электрическими разрядами по ладоням и кончикам пальцев. Он почувствовал ее всю: легкую дрожь, пробежавшую по коже, когда он расстегивал платье, запах, звуки и движения тела. Целуясь, они оказались у софы, но Валери остановилась при виде ее узких, в скандинавском стиле очертаний.

– Может, пройдем в спальную комнату? – прошептала она.

– Она ненамного лучше.

– Там есть кровать. А это уже хорошо, – ответила Валери.

Он легко подхватил ее на руки и прошагал со своей ношей по небольшому коридору.

– Подожди, – Валери снова остановила его. – А твои друзья?

– Их здесь не будет. Билл уехал за город, а Тэд в гостях у своей девушки.

При ослепляющем свете подвешенной в углу ультрасовременной лампы комната казалась переполненной вещами, хотя в ней находились лишь кровать, не шире, чем софа в гостиной, высокий старомодный комод с зеркалом и старинный письменный стол-бюро с убирающейся крышкой и вращающимся стулом. Почти весь пол был застлан прекрасным ковром; кругом лежали книги: на полу, на мебели, на подоконниках.

Ник, смахнув кипу книг с постели и отвернув лампу к стене, чтобы смягчить ее свет, привлек к себе Валери.

– Если ты закроешь глаза, можешь представить себе Рицу.

– Не хочу никакой Рицы. Это тебе надо туда поехать.

– Не сейчас, – шепнул он ей между поцелуями, снимая с нее платье.

Он раздел ее легко и спокойно, и Валери обрадовалась тому, что опыт в интимных делах у него все-таки есть. «Значит, он не так наивен, как хочет казаться», – мелькнула мимолетная мысль, но у Валери не было времени рассуждать об этом. Он тоже стянул с себя одежду. Они стояли рядом, касаясь друг друга телами, и эта близость создавала впечатление, что биение его сердца было ее собственным. Взгляды их встретились, и они легли вместе на кровать. Он произносил ее имя медленно, с чувством, как будто выдыхая его или пробуя на вкус.

– Ты потрясающе красива, – губы его, медленно скользя вниз по шее, осыпали поцелуями ее грудь, отчего соски ее напряглись.

И с каждым прикосновением и движением тел они как будто открывали себя друг для друга. И каждое новое откровение заставляло его заглядывать ей в глаза.

Валери, в свою очередь, всматривалась в его лицо, но ей мешала неуместная ирония по поводу того, как им приходится маневрировать на этой монашеской кровати.

– Чтобы любить тебя, надо быть скалолазом, – пошутила Валери, чуть не свалившись на пол с края кровати. – Не знаешь, где в следующий раз зависнешь.

На мгновение он лишился присутствия духа. Руки его застыли, и он взглянул на нее прищуренными глазами. Из них двоих именно он чувствовал себя неуверенно. Ни одна из женщин, которых он знал раньше, не смеялась и не шутила, находясь с ним в постели, и он, следуя их примеру, всегда был таким же серьезным и тихим. Для них озорство и веселье в страстных объятиях мужчины выглядели как табу. И он, привыкший к этому, разделял установившееся мнение.

А теперь ему был странен этот смех Валери. Может, ей все наскучило? Или она хочет придать какой-то шарм их отношениям в постели? А может, она просто никогда ничего не воспринимает серьезно? «Черт возьми, она должна меня принимать всерьез», – подумал он.

В этот момент Валери склонилась над ним.

– Ни о чем сейчас не думай. Может, немного позже, но не сейчас. А сейчас мы будем заниматься любовью, – и она, подарив ему долгий, неторопливый поцелуй, лениво дотрагиваясь своим языком до его губ, прошептала: – Только любовью…

Язык Валери, описывая небольшие круги, двигался, ее дыхание обдавало горячим воздухом полость его рта. Она ощущала тепло его тела губами, руками и грудью, когда слегка касалась его. Ей нравилось ощущать его близость. Он был более мужественным, чем ей казалось, и кожа была юношески гладкой. «Атлетическое телосложение», – подумала она, досадуя, что не в силах остановить постоянно работающие мозги.

Она тихо засмеялась, и ее смех отозвался шелестом теплого весеннего ветра.

– Что случилось? – спросил он.

Она подняла на него глаза:

– Мне так хорошо.

Он засмеялся от удивления и радости. Конечно же, он ей не наскучил. Если признаться, он и не сомневался в этом. Но, черт подери, он так жаждал сосредоточить ее внимание на себе и на их физической близости! Он резко поднял Валери и затем снова положил ее на кровать. Крепкими руками он держал ее в своих объятиях, лаская губами все тело. Валери отвечала ему тем же, вздрагивая от наслаждения, которое испытывала от каждого прикосновения его губ. Они становились все настойчивее, объятия крепче и властнее, они просили и требовали – и Валери подчинялась им, отдавалась, став на мгновение плотью без мысли, которая жаждала другой плоти, слияния с нею, наслаждения – и которая получила это в его объятиях. В тишине были слышны лишь их прерывистое дыхание и невнятные звуки тех слов, которые они шептали друг другу.

Когда Ник овладел ею, им показалось, будто они давно знали, как это должно произойти у них. Валери встретилась с ним взглядом и, ловя своими губами его губы, засмеялась глубоким и бесшумным смехом. И Ник понимал, что все в порядке, все замечательно, и что это единение сделало их неотделимыми друг от друга, а смех Валери стал составляющей этого единения, этой радости, которую они испытывали вместе и не могли удержать в себе.

Когда, наконец, они успокоились, Ник поцеловал ее улыбающиеся губы и закрытые глаза и потом, уткнувшись в ее ладони, снова поцеловал ее.

– Я знала, нам не нужна никакая Рица, – сказала она шепотом.

Через минуту он сидел рядом с ней, оглядывая комнату и стройную фигуру Валери, лежавшей на смятой постели с развеянными по лицу тонкими волосами и напоминавшей цветок из слоновой кости. Он сидел торжествующий, полностью удовлетворенный, потому что нашел именно то, что искал… А сколько еще их ждет впереди!

– На Рицу мы тоже как-нибудь съездим, – сказал он, – просто так, для сравнения.

Он наклонился, чтобы снова поцеловать ее грудь.

– Я отправляюсь на кухню, готовить нам обед, – и, расплывшись в улыбке, добавил: – Это будет не обед, а настоящий пир.

Вытащив из ящика комода короткую пижамную куртку, он протянул ее Валери:

– Новая объемная мода. Ты будешь очень эффектно выглядеть в этом, так же, впрочем, как эффектно ты выглядишь в любой одежде. Когда поедим, обсудим планы на завтра, – натянув рубашку, он остановился в проходе. – И так будет каждое утро, начиная с сегодняшнего, – добавил он и еще раз широко улыбнулся.