Сибилла рассказывала, накладывая на тарелку Ника порцию цыпленка по-домашнему:
– Все изменилось в одночасье, просто разлетелось вдребезги. Закончились мои встречи с одним приятелем со студии, мои занятия в колледже и моя работа…
Быстро вскинув на него взгляд, она слегка улыбнулась и попробовала расхрабриться:
– Но я тут же нашла себе другого молодого человека. Он, правда, простой служащий в магазине, но благодаря ему я смогу платить за аренду и сохранить квартиру. Надеюсь, все будет хорошо. Как цыпленок? Я даже не поинтересовалась, любишь ли ты дичь или предпочитаешь что-либо другое?
– Мне нравится цыпленок, и вообще все замечательно, – ответил Ник.
Внимательно наблюдая за Сибиллой, он с сочувствием отметил ее нервозность. Одетая в сарафан, с гладко зачесанными и перехваченными ленточкой волосами, она выглядела совсем юной, беззащитной и неуверенной в себе, намного прелестнее, чем в первый раз.
– Действительно, здорово. Ты прекрасно готовишь.
– Мне нравится стряпать. Но когда этим занимаешься для себя одной, то чувствуешь себя еще более одинокой. Другое дело, если делаешь это для кого-то.
– Как и многое другое, – тихо согласился Ник, поднимая бокал: – За прекрасную хозяйку!
Зардевшись, она смущенно ответила:
– Всего один обед, и уже такие выводы…
– Плюс то изумительное печенье, коробку с которым ты рассыпала на прошлой неделе рядом с инженерным факультетом, – улыбнулся он. – Оно было обсыпано такой вкусной крошкой. Так что нам чертовски повезло.
– Повезло в чем? Что я рассыпала печенье? – удивилась она.
– В том, что благодаря этому мы встретились. В эту часть кампуса редко захаживают люди неинженерной специальности.
– Да, чертовски удачная встреча, – кивнула Сибилла, соглашаясь с ним.
– Особенно учитывая тот факт, что тебе пришлось на несколько недель раньше покинуть Стэнфорд, – снова наполняя бокалы вином, он, помедлив, спросил: – Ты меня искала?
Не решаясь ответить сразу, она загадочно улыбнулась:
– Надо же, какой ты догадливый! А я была уверена, что ты не заметишь моей хитрой уловки.
– К чему такие сложности? – удивился он. – Если у тебя было желание меня увидеть, почему не позвонить и не сказать мне об этом?
– Я не посмела этого сделать, – отрицательно покачивая головой, ответила она.
Не дождавшись дальнейших объяснений, он переспросил:
– Почему же?
– Потому что ты мог отказаться, объяснив свой отказ нежеланием видеться, или, чтобы обойтись поделикатнее, прикинуться слишком занятым, мог даже согласиться встретиться, только не из искренних соображений, а так, из-за сочувствия.
– А может быть, наоборот, я был бы очень заинтригован и польщен твоим звонком. Ты что, всегда придумываешь сценарии, которые так неправдоподобно звучат?
Снова покраснев, она ответила:
– Если у меня так получается, то это далеко не оттого, что я этого хочу.
– Извини, – ответил он. – Я не думал тебя обидеть. Надеюсь, что в скором времени увижу тебя достаточно уверенной в своих силах для того, чтобы…
Он не закончил начатую фразу, подумав о том, что будет не очень учтиво говорить с ней в таком духе сейчас.
– А я-то думал, – легко продолжил он, – что современные женщины лишены всяческих предрассудков. Или уж, на худой конец, они понимают, что и у мужчин бывают разные неприятности и им также хочется с кем-нибудь разделить свою печаль. И что если в жизни все устроено по-другому, то это надо изменить. Как бы там ни было, я за честное решение всех проблем.
– Я тоже за честные отношения. В следующий раз непременно сделаю тебе сюрприз, пригласив на очередной обед, – сияя от радости, быстро выпалила Сибилла.
– А может быть, я тебя опережу с приглашением, – ответил он, наблюдая, как она, взяв с кухни миску с салатом, поставила ее на стол.
Квартира Сибиллы была настолько крошечная, что до любого предмета можно было дотянуться рукой. Сидя за маленьким, круглым столом, рядом с простынью, скрывающей кровать и туалетный столик, Ник отметил про себя, что Сибилла не очень-то стремилась благоустроить свою меблированную мансарду: комната была чисто убрана, но имела весьма спартанский вид из-за голых стен, кое-где оклеенных афишами, незастланного коврами пола и жалюзи вместо штор на окнах. Посреди более чем скромно обставленной комнаты возвышался большой телевизор. Квартира Сибиллы сильно напоминала ему то холостяцкое жилище, которое стало временным пристанищем для него и двух его товарищей по квартире.
– Расскажи мне о своей семье, – попросил он.
– Пожалуйста, – откинувшись на спинку стула и подергивая плечами, ответила Сибилла. – История моя не будет длинной. Мой отец умер до того, как я появилась на свет. Он был летчиком-испытателем в ВВС США и разбился при аварии. Утром, в день своей гибели, он послал моей маме восемнадцать роз, потому что у нее был день рождения. Больше она его никогда не видела.
Они повенчались, когда матери шел семнадцатый год, в маленькой деревенской церквушке на окраине Вирджинии, когда она сбежала с ним из родного дома, ослушавшись своих родителей, мечтавших выдать ее замуж за другого человека. Будучи в разладе со своим семейством, моя мать даже не сообщила им о его смерти, а потом долго молчала, делая вид, что ее тоже нет в живых. Поэтому, когда я родилась, мы жили с мамой вдвоем, без всяких родственников. Из-за каких-то проблем мы не получали за погибшего отца ни копейки пособия.
Ник не переставал удивляться полету ее фантазии: Сибилла, конечно, сумела сочинить складную сказку, но поверить в нее мог только зеленый несмышленыш. Понимая, что она и сама где-то верит в достоверность этой небылицы, он в то же время знал, что это совсем не важно. Если ей так больно рассказывать правду о своей семье, то пусть лучше она даст волю своей фантазии. «Нам всем иногда, не хватает какой-нибудь доброй сказки, которая помогла бы расстаться с грустными воспоминаниями», – подумал Ник.
– И чем же занялась мать после твоего рождения? – спросил он осторожно.
– Она стала модельером. Живя в Балтиморе и не желая работать в офисе, так как меня не с кем было оставить дома, работала модельером сначала в Балтиморе, а затем на более богатом Восточном побережье. Один из ее клиентов помог мне получить ссуду, что дало мне возможность обучаться в Стэнфорде.
Ник вспомнил о Валери, которая рассказывала о том, что мать Сибиллы была простой швеей и что деньги на обучение Сибиллы дал взаймы отец Валери. Но Сибилла, так же как и Ник, не хотела упоминать имени Валери. «Так будет лучше, – подумал он, стараясь побороть щемящее чувство тоски, болью отдававшееся в его сердце каждый раз при воспоминании о ней. – Не трави себе душу, не думай больше о ней, тем более что для этого нет никаких причин».
– А почему ты выбрала именно Стэнфорд? Там ведь не очень сильная школа телемастерства.
– Но, работая на телестудии, я многое постигаю. Все обучают меня, даже понимая, что я могу составить им конкуренцию. Но иначе они не могут, так велико искушение повыпендриваться и показать, какие они опытные в своем деле мастера.
Ник улыбнулся, хотя и был слегка шокирован колкостью ее слов.
– Но почему же все-таки Стэнфорд? – повторил он свой вопрос.
– Какой-то особой причины для этого не было. Просто много слышала о Стэнфорде и репутация посолиднее.
Но он знал, что выбор Сибиллой Стэнфорда не случаен. От Валери он также узнал, что Сибилла выбрала Стэнфорд только потому, что в нем училась Валери.
– Почему же ты покинула колледж, даже не закончив курса?
Взглянув на свои руки, Сибилла произнесла:
– Я не покинула колледж, меня просто исключили.
– Тебя просто… что?
Опустив глаза, она начала объяснять:
– В одной из передач последних новостей на КНИКС-TV прозвучал подготовленный мною недостоверный материал об Университете. Я думала, что та история является правдивой, иначе я ни за что и никогда бы не выпустила ее в эфир. Но это была, похоже, чья-то неумная шутка, о которой я ничего не знала.
– Ты имеешь в виду вопрос о человекообразных обезьянах и строительстве инженерного факультета? – Ника потрясла пронзительная голубизна ее глаз, когда встретились их взгляды.
– Наверное, все смеются над этой историей, – предположила она.
– Никто не смеется, – уныло ответил Ник. – Там было не до смеха; эта передача могла сильно навредить Университету. А я и не знал, что это твоя работа.
Закусив нижнюю губу, она стала оправдываться:
– Да, конечно же, я виновата. Мне следовало проверить все факты. Такая история нуждалась в двойной или даже тройной перепроверке, и я знала об этом. Но мне ее рассказал человек, утверждавший, что сам являлся очевидцем событий. А нам как раз нужны были яркие, живые истории для телевизионных передач.
Она сидела, сильно сжав руки, и ждала хоть какой-нибудь реакции со стороны Ника. Но он продолжал молчать. Нависшую тишину нарушил дрогнувший голос Сибиллы, которая, всхлипнув, закончила:
– А после всего меня уволили со студии.
Ошеломленный услышанной новостью, Ник переспросил:
– Уволили?
Как бы он ни злился на повинившуюся в своей безответственности Сибиллу, он понимал, что никто не имел права исключать ее из колледжа и увольнять с работы. «Просто из молодой женщины сделали козла отпущения», – подумал он про себя.
– На каком же основании они исключили тебя? – допытывался он. – В университетах не принято расставаться со своими студентами; они применяют меры дисциплинарного воздействия, временно отстраняют от учебы, делают все возможное, чтобы избежать…
– Не надо, пожалуйста, не надо, я не могу ни говорить, ни думать об этом. Я не вынесу этого кошмара – так больно. Не могу, не могу, не могу! – рыдала Сибилла, и слезы ручьем катились по ее щекам.
– Извини, – сказал Ник. – Конечно же, мне не следовало заводить этот разговор; понятно, что он неприятен тебе.
Затем, после долгой паузы, когда Сибилла немного успокоилась, она, глубоко вздохнув, сказала:
– Я гордилась той своей передачей хотя бы потому, что мне пришлось делать ее «с колес», и я прекрасно справилась с работой; все подтвердили это. Это значило для меня гораздо больше, чем кому-то кажется. Это было для меня счастьем, – она кинула быстрый взгляд на Ника. – Я хочу сказать, что получаю огромное удовлетворение от работы, если чувствую себя на своем месте. Я очень много хочу, меня просто распирает от всяческих желаний. Может быть, это звучит глупо, но я действительно не могу просто ждать того, что хочу, я должна действовать, чтобы заполучить желаемое, – ведь все движется таким медленным темпом! И вдруг лед тронулся. Получив работу на студии, я почувствовала, что тут-то и началась настоящая жизнь. Наконец я стала не просто зеленой студенткой, а необходимым для студии человеком. И вот у меня все отняли. Я допустила одну маленькую ошибку, и за это у меня выбили почву из-под ног. Именно в тот момент, когда я стала ощущать себя важной личностью, учась в Стэнфорде, готовясь стать телережиссером, меня оставили ни с чем. Разве они думают о том, что разбивают сердце человеку, увольняя его с работы и выбрасывая из колледжа? Они сидят такие самодовольные…
Лицо Сибиллы почти перекосилось от злости. Резко встав, она подошла к крану и, включив холодную воду, сказала сдавленным голосом:
– Прости, я позабыла приготовить кофе. Обычно я более расторопна.
Подойдя к Сибилле, он обнял ее, прижав к своей груди. Так как она едва доставала до его подбородка, он потерся щекой о ее черные волосы и тихо произнес:
– Ты действительно особенная, а поэтому я не верю, что какие-то невзгоды смогут поколебать тебя. Я уверен, ты достигнешь своей цели. Ты сделаешь вывод из полученного урока, но не отступишь.
Слегка отстранившись от Ника, она с удивлением взглянула на него и спросила:
– Почему ты это говоришь? Ты же меня совсем не знаешь!
– Пока не знаю, но уже догадываюсь, – улыбнулся он, заметив, как сразу изменилось выражение ее лица.
Она так жаждала ободряющего слова, улыбки, дружеского плеча, какой-нибудь похвалы и любви тоже. Свалившиеся на Сибиллу неприятности задели Ника за живое особенно сильно после нескольких месяцев, проведенных рядом с излишне самоуверенной, насмешливой Валери…
Испытывая в душе злость за допущенную слабость, он в который раз постарался отвлечься от образа своей бывшей возлюбленной. Ник имел достаточно крепкую силу воли и способность контролировать свои чувства, мог сосредоточиваться лишь на нужном ему предмете, – но он так и не смог выбросить Валери из своих мыслей, хотя ежедневно и еженощно убеждал себя в том, что они совсем не подходящая друг другу пара.
Обратившись к Сибилле и снова заулыбавшись, он предложил:
– Я узнаю тебя гораздо лучше, если мы по очереди несколько раз пригласим друг друга на обед, где сможем получше познакомиться.
Она подбежала к нему, постояла и вдруг дотронулась до его лица, решительно коснувшись своими губами его губ. На мгновение он был покороблен ее напористостью, но быстро позабыл об этом под ее поддающимися мягкими губами; ее язык, застенчиво сопротивляясь, уступил его призывам, и они слились в поцелуе. Со стороны казалось, что тело ее вытягивается и изгибается, стараясь дотянуться до него, крепко вцепившись в него как бы искавшими поддержки, а не страстных объятий, руками.
Видимо, Ник инстинктивно почувствовал это, потому что вдруг немного отстранил ее от себя. Она вопросительно взглянула на него.
– Я просто хочу тебя получше узнать, – мягко, будто извиняясь, сказал он, не без иронии отметив, что обычно эту фразу произносят женщины.
Сибилла была противоположностью Валери, к которой он привык за эти пять месяцев. Это мешало и поминутно останавливало. Не было столь привычного веселого кокетства, зато остро чувствовались пугающие его уязвимость характера, глубокая обида и отсутствие надежной опоры. Впрочем, он помнил, как зло она умеет смеяться, чувствуя себя в безопасности.
Ощущалась отчаянная нужда в чьей-либо помощи, что требовало переживаний, хлопот, ответственности, чувствовалась и родственная душа: она, так же как и он, была зациклена на работе, что сильно действовало на нервы Валери.
Он находил ее интересной, интеллигентной, привлекательной, она разделяла его отношение к жизни и нуждалась в его поддержке. «Словом, своеобразное сочетание человеческих качеств», – совсем в духе Валери подумал он и решил действовать не спеша.
Обняв, он снова притянул ее к себе, поцеловал и тут же поинтересовался:
– Мы будем сегодня пить кофе?
К началу июня Университетский городок опустел. Закончился учебный год, летняя сессия пока не началась, и все вокруг, казалось, погрузилось в спячку. Сибиллу тянуло сюда, и она не раз приходила к родным корпусам, слонялась из одного конца кампуса в другой, пока, наконец, «случайно» не забрела на инженерный факультет и так же «случайно» не натолкнулась на Ника, которого и пригласила к себе на обед.
Три недели прошло с момента, когда ее исключили из колледжа, и теперь, ступая на «священную» землю, которую ей отныне разрешалось посещать только в отсутствие основных ее обитателей, она чувствовала себя более одиноко, чем когда-либо.
– Плевать мне на них! – громко выругалась Сибилла. – Пошли все к чертовой бабушке!
Она уселась, скрестив ноги под кипарисом, который рос рядом с административным зданием. Ее сейчас никто не интересовал, даже горячий и умный, сексуальный и неравнодушный к ней Ник Филдинг, который, несмотря на проведенные вместе три вечера, так и не побывал в ее постели. Но она и не собиралась торопить события. Как бы это странно ни звучало, она хотела передать инициативу в его руки. Она верила, что он способен защитить ее. И знала, чувствовала, что именно ее слабость привлекла его к ней сильнее, чем ее тело, ум или даже кулинарные способности, хотя он не раз отмечал, что никто так хорошо не готовил для него.
Ей совсем не хотелось зарекомендовать себя хорошей кухаркой, так как готовку она считала плебейским занятием. Но ей так нравилось видеть за своим столом жующего мужчину! Удивляясь сама себе, она отметила, что может приготовить весь обед целиком, не отвлекаясь от одолевшей ее неотвязной мысли: найти какую-нибудь другую работу на телевидении. Она также размышляла над своими с Ником взаимоотношениями, над связью Валери с Ником и причиной их разрыва.
«А может, именно Валери бросила его? – подумала Сибилла. – Мне не нужны ее объедки. Хватит с меня и всех этих лет, когда мне приходилось с благодарной улыбкой принимать от ее матери надоевшие Валери платья». И хотя это были необычайно красивые платья и выглядела в них Сибилла очень элегантно благодаря умелым материнским рукам, перекраивавшим их с высокой и худенькой Валери на невысокую, склонную к полноте и всегда стремившуюся сбросить вес Сибиллу, она все равно считала эти чужие платья живым напоминанием своей унизительной зависимости от Валери.
«Если именно Валери бросила Ника, то он мне не нужен тоже», – решила она окончательно.
– Сибилла? – вдруг услышала она чей-то голос, и упавшая на колени тень заставила ее отвлечься от размышлений и посмотреть прищуренными от яркого солнца глазами на стоявшую рядом девушку.
– Привет, Леонора, – ответила она, скрестив руки, как будто бы старалась защитить себя.
Надеясь в глубине души на встречу с кем-либо из своих знакомых, она все-таки слегка побаивалась ее. Желая знать мнение окружающих о себе, она опасалась, что это мнение будет ей неприятно. Но сейчас ей придется выслушать все, потому что Леонора, работая на полставки секретарем в отделе кадров, была в курсе абсолютно всех сплетен.
– Я слышала, какая неприятность с тобой приключилась, – сказала Леонора, присаживаясь на траву рядом с Сибиллой.
Длинная и худая, с меланхоличным выражением лица, всегда готовая рассказать какую-нибудь дурную весть, Леонора была вечной студенткой, которой через три месяца предстояло получить свидетельство об окончании Университета.
– Хорошими новостями я тебя не обрадую. Столько гадостей вокруг этой истории!
– Обо мне тоже говорят? – напряженно спросила Сибилла.
– Не только о тебе. Там такая каша заварилась, – ответила Леонора.
– А я ничего не слышала, я теперь так далека от всего этого.
Слова Сибиллы оказали магическое воздействие на Леонору, которая не могла преодолеть искушение и не обрушить массу новостей на свежего человека.
Растянувшись под кипарисом, Леонора стала рассказывать.
– Начнем с того, что миссис Джексон забрала назад свои деньги, сказав, что разместит их там, где к ней будут относиться более серьезно. Было много истерик, килограммы транквилизаторов, чтобы их прекратить, клятвенных обещаний – пока ее, наконец, не успокоили. Ее уверили в том, что тебе никогда не позволят больше запятнать честь Университета, так же как и тому парню с КНИКС-TV, которого тоже выгнали.
– Да что ты! – обрадовалась Сибилла. – Справедливость все-таки восторжествовала.
– …Его уволили за то, что, являясь исполнительным директором, он обязан был нести полную ответственность за выпущенный в эфир материал. Итак, все виновные понесли наказание, и миссис Джексон, разжав свой горячий кулачок с деньгами, с радостью подарила их Университету, правда, после многотрудных стараний авторитетных лиц, со скрипом убедивших ее в благородстве такого поступка.
– Этим все и кончилось? – спросила Сибилла после небольшой паузы.
– Если бы! История до сих пор не утихла. Президент обвиняет в случившемся Лэрри Олдфилда; Лэрри сваливает вину на твоего бывшего босса, а тот – на красотку Валери Ашбрук, ну, знаешь, ту, которая время от времени появляется в коротеньких передачах. Дело в том, что Бурегард узнал от Лэрри, что именно Валери, проболтавшись за обедом о кое-каких деталях этой истории, выдала информацию, из-за которой твой босс вылетел с работы. Между прочим, ты действительно сочинила этот сюжет? Ты и представить себе не можешь, сколько версий я слышала по этому поводу…
Отключившись от монотонного жужжания голоса Леоноры, Сибилла сосредоточилась на последнем сообщении. «Валери, – гневно подумала она про себя. – Теперь понятно, кого имел в виду Олдфилд, сообщив мне в своем офисе об имевшемся у них свидетеле, которому доподлинно известно, что, зная истинное положение дел, я намеренно исказила факты, чтобы преподнести зрителю сенсацию. Именно благодаря этому человеку мое сообщение окрестили явной и легко доказуемой подделкой. И из-за него меня исключили. И этот человек – Валери».
Имя тяжелыми ударами отзывалось внутри, и в памяти вдруг всплыла картина сидящей за столом на террасе Студенческого союза чертовски милой и дружелюбной Валери, подстрекающей Сибиллу к откровенному разговору о том, как была написана эта история. «Глядя на ее искреннюю заинтересованность, я разволновалась и поделилась своими откровениями. А эта сука, очевидно, сочла мой рассказ смешной забавой, о которой можно посплетничать и привлечь внимание слушателей».
Крепко сжав в руках камень, Сибилла безотчетно царапала пальцами его шероховатую поверхность, неустанно повторяя про себя:
– Сука, сука, сука!
«Валери! Валери на экране, раскованная, улыбающаяся, ошеломляюще красивая, такая, какой Сибилле никогда не стать. Валери, с видом хозяйки расхаживающая по кампусу; Валери, гуляющая под ручку с Ником. Валери в постели у Ника.
Правда, не сейчас, а в прошлом.
Теперь он будет спать со мной. Я его заставлю забыть Валери. Он будет думать только обо мне. Возможно, она сама бросила его, но это неважно, так как однажды ей захочется его вернуть. Но ее мечте не суждено будет сбыться, потому что он отвергнет ее и не захочет видеть никогда».
Но это еще не все. Ей хотелось заставить Валери заплатить за все содеянное. Когда-то она любовалась ею, завидовала, старалась быть похожей на нее. Потому, став студенткой того же, что и Валери, вуза, Сибилла почувствовала себя ровней. Но теперь этому настал конец. Она перестала восхищаться Валери и больше не стремится стать на нее похожей. Валери – отнюдь не предмет для восторгов. Глупая и безрассудная, она не думает ни о ком, кроме собственной персоны и удовольствий. Званые вечера, сплетни, выбалтывание чужих сокровенных тайн и полное безразличие к тому, что это может стать для кого-то бедой. Она ведет себя так, как будто за ней следуют толпы слуг, подчищающих ее мусор.
– Но на этот раз ты так просто не отделаешься, – тихо проговорила Сибилла, совершенно забыв о присутствии Леоноры. Все еще сжимая в ладони камень, она подняла руку и с силой запустила его. «Этот номер у нее не пройдет, потому что я никогда не забуду о случившемся, я ее уничтожу. Я найду способ, как нанести ей удар, и, потеряв все, она узнает, каково быть бедным и отвергнутым. Неважно, сколько времени у меня уйдет на это, все равно, рано или поздно я добьюсь своего».
Неожиданно вскочив, она обратилась к Леоноре:
– Спасибо за интересный рассказ. Но, к сожалению, мне надо идти, так много дел. Как-нибудь увидимся…
Шагая торопливой, широкой поступью, почти бегом, она думала о том, как много ей предстоит сделать. Надо найти другую работу, нужные связи, читать и учиться, наблюдать за людьми и использовать для своей выгоды их слабости. Только так можно занять видное положение в обществе.
И – отомстить Валери.
Первое, что надо сделать, – это позвонить Нику.
Положив руку на плечо Ника, Лиль Вилсон говорил:
– Я думал, что, получив диплом, ты останешься в Университете. С твоим честолюбием ты легко сможешь занять мое место, и тогда я уйду в отставку и буду отдыхать, как настоящий джентльмен.
Усмехнувшись, Ник заметил:
– Если это произойдет, то ненадолго. Вы же знаете, Лиль, чего мне надо. Я никогда не добьюсь своей цели, работая в Университете.
– Все мы чего-то ищем, – вздохнув, меланхолично ответил Лиль. – А тылы твои надежно защищены? Только не говори мне, что нет ни одной милой девушки, которая бы возражала выйти за тебя замуж и обзавестись семьей. Повторяю, никто бы из них не смог сопротивляться, если бы ты был понастойчивей. Сколько молодых людей, закончив Университет, получили интересную работу, имея при этом семью!
– Никто не хочет видеть меня в роли мужа, – улыбнувшись, ответил Ник, – а будущее, окутанное тайной, вдохновляет меня больше.
Окинув прощальным взглядом классный кабинет, он тихо произнес:
– Мне здесь очень нравилось, – и сам удивился внезапно охватившему его паническому чувству. Он покидает знакомое место, где его признавали и уважали и где он уже что-то из себя представлял. Вместо всего этого он уходил в неизвестность, где никто не ведал о его возможностях и никто не давал никаких гарантий, да и денег тоже.
Но паника быстро прошла, уступив место здравому, смыслу. Ник осознавал, что теперь будет работать над воплощением в жизнь своей заветной мечты. Он ступает на путь, о котором грезил его отец, путь, который поможет ему занять достойное место в жизни, достичь власти, влияния и богатства.
Он уедет из Стэнфорда подальше от мучивших его воспоминаний и один пойдет своей дорогой, ни с кем не связывая больше своих планов. Однажды предприняв такую попытку, он обжегся и не собирался повторять ее снова. Впереди у него было слишком много дел, для которых, возможно, потребуется масса времени, и он знал, что для того, чтобы добиться хорошего и быстрого результата, лучше действовать в одиночку.
Едва он пришел домой, зазвонил телефон. Ник автоматически взял трубку и услышал осипший, но ласковый голос Сибиллы, который звучал совсем не так, как педелю назад, когда они виделись в последний раз.
– Привет. Я уже забыла, чья очередь звать на обед, но, надеюсь, ты не откажешься заглянуть ко мне вечерком.
– С удовольствием, – сказал он.
Ник назначил время и продолжал улыбаться после того, как повесил трубку. Он приятно удивился ее легкой манере приглашения, хотя и понимал, что Сибилле это давалось непросто. В ней были несимпатичные черты: ее настырность, отсутствие чувства юмора, – но были и другие, достойные удивления качества.
Доверившись ей, он твердо решил поделиться своими соображениями относительно планов на будущее. Никому, кроме родителей, Ник не рассказывал о предприятии, которое он вместе со своим другом по комнате решил открыть на следующий месяц в Сент-Луисе. Теперь же, сидя вечером за чашкой кофе в обществе Сибиллы, так нуждавшейся в его поддержке, он разоткровенничался.
– Сент-Луис! – воскликнула Сибилла, удивившись так, как будто бы этот город находился по меньшей мере на другой планете, а не на расстоянии лишь нескольких миль. – Но зачем ты уезжаешь туда? Ты же можешь осуществить свои планы здесь!
– Мы могли остаться здесь, но живущая в тех местах тетушка Тэда на целый год предоставляет в наше распоряжение свой дом. Поэтому сэкономленные на ренте деньги мы сможем вкладывать в интересы нашей компании. Кроме всего прочего, Сент-Луис – город с большим числом приезжих, до которого на машине рукой подать.
Отрицательно покачав головой, она сказала:
– Дело не в расстоянии, а в смене обстановки. Выглянув в окно, ты увидишь иные места, будешь встречаться с другими людьми, будешь думать о новых возможностях и развлечениях. Ты больше не вспомнишь о Пало Алто и обо мне тоже.
Он понимал, что во многом Сибилла права, и он забудет про Пало Алто. Впервые попав сюда, он сильно ощущал оторванность от родного дома, города и даже семьи, которые перестали быть частью его жизни, и он знал, что отныне их пути расходятся.
Окинув взглядом маленькую квартиру Сибиллы, Ник отметил ее неказистость, но вместе с тем какую-то привычную, знакомую атмосферу. Обняв девушку, он сказал:
– Мы найдем друг друга, если действительно захотим.
– А мы захотим? – спросила она все тем же сипловатым, но теперь уже немного грустным голосом. – Тебе известно, куда и как ты едешь. Я не сомневаюсь, ты успешно справишься с задачей. А что касается меня, то я тоже постараюсь выбраться отсюда, – говорила она дрожащими от волнения губами, одновременно пожимая его руку. – Разве это твоя вина, что я попала в такую неприятную историю? Но ты с таким вниманием отнесся ко мне. Я знаю, какая работа тебе предстоит и как тебе хочется за нее поскорее взяться. И тебе будет мешать цепляющаяся за тебя, как утопающий за соломинку, сбившаяся с пути женщина.
Она низко опустила голову. Кожа ее гладкой шеи вздрагивала, как будто в ожидании удара. Сердце Ника сжалось, и ласкающими движениями пальцев он погладил ее теплую кожу под свободным воротником блузки, спускаясь ниже к плечу.
Вздрогнув, Сибилла томно вздохнула.
– Мне бы хотелось… – невнятно пролепетала она.
– Чего? – спросил Ник, повернув ее за плечи.
– …стать сильнее и лучше. Мы могли бы быть вместе… и помогать друг другу… Мне тоже хочется стать тебе нужной…
В ответ он поцеловал ее в жаркие губы, а руки его медленно сползали вниз, лаская ее кожу под блузкой.
– Нет! – воскликнула Сибилла, отпрянув назад, так что стоявший рядом стул упал. – Не смей! Я не позволю тебе!
Взволнованно меряя шагами комнату, она говорила:
– У тебя есть цель и все, что нужно для ее достижения. Я не хочу тебе мешать, ты сам меня возненавидишь за то, что я к тебе прицепилась.
– Почему я должен тебя возненавидеть? – спросил Ник, подойдя к ней вплотную. Обняв ее за плечи, он стал подталкивать ее к кровати. – Ты сильная, красивая женщина, ты не цепляешься за мужчин, и если ты вдруг почувствуешь себя неуверенно, я обязательно приду на помощь.
Она взглянула на него широко открытыми глазами:
– Если ты действительно говоришь правду, то…
– Придет время, и ты перестанешь сомневаться в себе, – снова нагнувшись для поцелуя, объяснил он.
– Может быть… только с твоей помощью… – пробормотала Сибилла, внимательно вглядываясь в его лицо, а затем улыбнулась такой восторженной улыбкой, какой Ник никогда у нее раньше не видел. – Мне так хорошо… – Сибилла томно вздохнула и, не спуская с него взгляда, стала расстегивать блузку.
Быстро сняв с себя одежду, они легли в постель. Он чувствовал ее маленькое, плотное тело с заостренными, как у школьницы, грудями, с оливковой, нежной, слегка влажной кожей. Она лежала молча, с закрытыми глазами, даже не улыбаясь, с напряженно-задумчивым выражением лица, будто стараясь на чем-то сосредоточиться. И Ник подумал про себя: «Кому-то придется научить ее смеяться и шутить…» И, склонившись над ней, скомандовал:
– Посмотри на меня!
С удивлением она открыла глаза, но тут же их закрыла, потому что ей не хотелось смотреть на него, а еще ей не понравился его командирский тон. Достаточно уже и того, что он лежит у нее в постели.
Почувствовав на себе его тело, она обняла его, а затем, изогнувшись, обвила ногами его ноги.
– Ты мой, – сказала она низким, на выдохе голосом, прозвучавшим тихим одиноким аккордом на фоне громового оркестра его возбужденного дыхания. Больше слов им не понадобилось, они слились воедино. И все было замечательно, много лучше, чем с Бурегардом, потому что Ник нравился ей, и, что ни говори, он относился к ней гораздо лучше других мужчин. «Я сейчас умру от блаженства», – подумала она, отдаваясь ему.
Долгое время Сибилла пыталась получить удовольствие от близости с мужчинами, надеялась на то, что когда-нибудь и она сможет дойти до такого наслаждения, о котором столько много читала в книгах. Но, независимо от принимаемых ею поз и всяческих ухищрений и фокусов, на которые ей приходилось пускаться в постели с мужчиной, она не получала того, что хотела. Она молила Бога, чтобы Ник оказался тем страстным мужчиной, который откроет ей долгожданный рай чувств. Она делала, что могла, но неотвязные мысли мешали ей, и, хотя ей было лучше, чем прежде, она все же не получила полного удовлетворения. Ей оставалось только искусно закончить ритуал, проделав все до последнего вздрагивания и блаженного вздоха, так что никто не смог бы догадаться о том, что она хотела бы большего.
Когда они успокоились, а Ник все продолжал держать ее в своих объятиях, Сибилла, повернувшись к нему лицом, начала целовать его плечи. Но неожиданно слезы ручьем хлынули из ее глаз, падая капельками на его тело.
– Что такое, Сибилла? Опять что-нибудь произошло? – спросил он немного раздраженным голосом, приподнявшись и внимательно всматриваясь в ее лицо.
– Ничего не произошло. Прости, все замечательно, и ты был просто великолепен. Мне так хорошо с тобой, я люблю тебя! – едва сдерживая дыхание, она постаралась отвернуться, но крепкие объятия Ника не позволили ей это сделать, и она смотрела на него затуманенным от слез взором.
– Продолжай, – коротко сказал он.
– Я тебя люблю, – повторила она почти шепотом. – Но вместе мы быть не можем, встретились поздновато. Почему мы не встретились год назад, когда твоя компания только складывалась?… Но этого не произошло тогда. Ты сделал правильный выбор, отправляясь в Сент-Луис, там ты можешь хорошо позаботиться о себе. Меня ты уже не вспомнишь. Я уверена, что у меня все обойдется, потому что я знаю, чего хочу, и, скорее всего, я последую по твоим стопам. Здесь я не останусь, хотелось бы перебраться в Лос-Анджелес или Нью-Йорк, – смахнув с лица последнюю невысохшую слезинку, она продолжала: – Мне было так тоскливо, безысходно, что я позвала тебя в гости сегодня вечером, потому что знала, как замечательно быть с тобою рядом. Но я бы никогда не посмела удержать тебя от поездки, потому что сейчас я тебе буду только мешать.
Ник пристально глядел на нее. Еще несколько минут назад он был приятно поражен и благодарен ей за внезапно открывшуюся в ней необычайную страсть. Ему это было тем более приятно, что в глубине души он надеялся, что по отношению к ней ему не чужды и другие, кроме жалости и удивления, чувства. А сейчас целый поток переживаний овладел им. Его сильно трогали ее одиночество, отсутствие самоуверенности; он восхищался ее храбростью и решительностью и, кроме того, догадывался, что внутри ее теплится огонь, который он непременно раздует. Он сделает ее уверенной в себе, научит любить и смеяться…
Крепко сжимая ее в своих объятиях, он вдруг сказал:
– Ты поедешь со мной.
Затаив дыхание, подозрительно прищурившись, она, будто не веря своим ушам, медленно покачала головой.
– Зачем ты меня обманываешь? Мужчины всегда говорят в постели не то, что думают.
– Ради Бога, перестань, – раздражаясь, ответил он. – Не знаю, что тебе обещали другие мужчины в постели, но если ты думаешь, что я безвольный мужик, который, расслабившись, не отдает себе отчета в своих обещаниях, то ты заблуждаешься. Я хозяин своему слову.
Не моргая, она смотрела на него.
– Если ты говоришь серьезно, я просто не…
Повернувшись к Сибилле, он вновь ласковым тоном пустился в объяснения.
– Сибилла, я хочу, чтобы ты поехала со мной. Я не могу тебя оставить тут одну. Ты же сама говорила, что мы будем вместе помогать друг другу.
Глубоко вздохнув, она закрыла глаза, а затем медленно выдохнула. Она чувствовала, что силы покидали ее, когда, расслабленная, она лежала в объятиях Ника, положив свою руку на его грудь и касаясь губами его лица. Еще раз вздохнув, она рывком прижалась к нему, прошептав при этом:
– Да.
Ник постарался отмахнуться от внезапной неприязни к ее резкости и к чему-то тому, что послышалось в ее голосе, и, поцеловав ее в лоб, он произнес:
– Я люблю тебя, Сибилла.
Неделей позже в загсе города Пало Алто состоялась церемония бракосочетания Николаса Филдинга с Сибиллой Морган.
Перебравшись в Сент-Луис, они поселились в небольшом домике на южной окраине города. Дом принадлежал тетушке Тэда Мак-Илвана. Молодые люди приспособили под свою фирму комнату для семейных, в которую также въехал Тэд. Он занял верхнюю часть этажа с двумя спальными комнатами и душем. А Сибилла с Ником поселились в большей по площади спальне с собственной ванной. Гостиная, столовая и кухня были общими.
– Приношу извинения за то, что мы так начинаем свою совместную жизнь, – сказал Ник. – Я обещаю тебе, что скоро мы обзаведемся собственным домом.
Трогая руками отбитые края обеденного столика, Сибилла подумала, что вряд ли Валери задержалась бы здесь надолго со своим молодым мужем или захотела бы поселиться в свой медовый месяц в доме, где они живут не одни. Валери, даже без мужа, не станет тесниться в одной спальне с единственным душем.
Да и Ник не позволил бы ей этого, придумав какой-нибудь выход из положения, если бы его женою была не Сибилла, а Валери. Но Валери не стала его женой, она больше для него не существует. Теперь Сибилла выступает в роли миссис Николас Филдинг, которой Ник что-то обещает.
– Мне очень нравится здесь, – сказала она, попав в его раскрытые объятия. Чувствуя крепость его рук, она приблизила свои губы к его губам, втайне торжествуя свою победу над Валери: она была уверена, что Ник окончательно забыл о Валери и любит только ее.
«Он позабудет ее гораздо раньше, чем это сделаю я».
Прижавшись к нему губами, она шептала:
– Пока мы вместе, нам не нужен большой дом.
– Но он тебе уже пообещал все, что ты ни пожелаешь, – заметил Тэд. – Ты потом ему все это напомни.
– Я знаю, – ответила Сибилла.
Под шум передвигаемой Тэдом мебели наверху они отправились в свою спальню и заперлись на скрежещущий замок.
Позже, лежа в объятиях своего мужа, Сибилла, поразмыслив, нашла некоторое преимущество в том, что они втроем делили дом. Работая со своим компаньоном на месте, Ник, занятый делом, подолгу будет засиживаться, предъявляя меньше требований к своей жене. Он не станет ее сильно донимать, но она не будет чувствовать себя одиноко в этом доме, ей не придется больше думать над тем, кем и чем заполнить свое время. Она тоже начнет трудиться. Уверенная в том, что ей удастся устроиться работать на телевизионную станцию в Сент-Луисе, она думала, что все может сложиться для нее замечательным образом, и не будет большой беды ни в том, что они поженились, ни в том, что делят дом на троих.
Небольшой заселенный ими дом занимал узкий участок, обсаженный порыжевшей травой. Около проезда на дорогу росло согнутое, истощенное пальмовое дерево. Огромное гостиничное окно выходило на такое же окно соседнего дома. Стены изнутри были выкрашены в странный горчичный цвет, жуткие отблески которого усугублялись при свете раскаленного добела стоявшего у фасада здания уличного фонаря. Сибилла и Ник купили себе белые простыни, повесив их вместо занавесок. Но они лишь слегка смягчали резкий свет и настолько не подходили к обстановке, что иногда, подняв глаза, можно было испугаться и подумать, что к ним в гости пришло привидение в колышащихся белых одеждах.
Трое молодых людей расставили немногочисленные предметы мебели, убрали подальше не соответствующие обстановке тарелки и кухонные принадлежности, установили на полках привезенные из Пало Алто вместе с мебелью ящики с книгами. В течение всей первой недели, готовя обеды на огромном кухонном пространстве, они то и дело спотыкались о треснувший линолеум, наталкивались друг на друга, пока, наконец, не приспособились и не привыкли к обстановке. Каждый вечер после обеда Ник с Тэдом возвращались к работе, а еще позже расходились по своим комнатам.
– Ты себя хорошо чувствуешь в этом доме? – спросил Ник, лежа в постели с Сибиллой.
– Отлично, – ответила она. – Я счастлива.
И он поверил в правдивость ее слов, потому что Сибилла ни разу еще не пожаловалась на какие-либо неудобства с самого первого дня вселения и больше никогда не говорила о себе как об обузе. Даже стены горчичного цвета стали для них предметом общей шутки. И все-таки от взгляда Ника не ускользнуло плохо скрываемое беспокойство Сибиллы.
Однажды, через две недели после вселения в дом, они отправились в свою спальню и, выключив свет, улеглись. Сибилла, напряженно вздыхая, без конца вертелась в кровати, пока наконец потихоньку и незаметно не выскользнула из нее.
– Тебе что-то надо? – спросил Ник.
– Нет, ничего не надо. Мне просто не спится. Думаю пойти почитать немного свои тетради с записями с телевидения. Я обычно занималась этим ночью. Ты спи, а я пойду в гостиную.
Приподнявшись на локте, он наблюдал за выражением ее лица, освещаемого светом уличного фонаря.
– Ты занимаешься поисками работы?
– Точно. Но это нормальное явление. Я найду себе работу, – сказала она, взяв с комода одну из своих тетрадок. – Я сама себя хочу успокоить, что все равно найду себе что-нибудь подходящее. Спокойной ночи, Ник.
Снова, лежа в постели, он попытался понять, чего в ней больше: беззащитности или силы. Он не сомневался в том, что она, однажды дав себе клятву, забудет обо всех переживаниях, найдет себе работу и добьется успеха. Теперь у него не оставалось ни капли сомнения в том, что она достигнет своей цели.
На следующее утро Ник и Тэд поднялись очень рано, так как им надо было ехать за покупкой оборудования для своей мастерской. Но Сибилла встала еще раньше, и в этот же день ее приняли на работу на одну из крупнейших телевизионных студий Сент-Луиса.
«Наконец-то! С этой минуты начинается моя настоящая жизнь!» – подумала она про себя.