Преступления могло не быть!

Где, когда, почему подросток начинает свой путь к антиобщественному поведению? Что возбуждает в нем отрицательные стремления и парализует здоровые влияния? Как случается, что он делает неверный выбор между добром и злом?

…Речь должна идти не о том, чтобы «занять», «завлечь», «отвлечь» подростка, а о том, чтобы создать у него высокие духовные запросы и стойкие нравственные критерии, не зависящие от случайной обстановки.

А. Стамкулов, заместитель прокурора города Алма-Аты. Судьба подростка

Размышления о судьбе нашего подрастающего поколения, может быть, лучше начать с того, что нынешнее время позволило и совсем юным гражданам быть энергичной социальной силой. Мысли и эмоции юношества достаточно ощутимы во всем, что можно назвать современностью. Тем значительнее проблема подростка. О ней много написано: есть животрепещущие газетные и журнальные очерки, есть многостраничные юридические исследования, но не лишним делом будет со всей силой напомнить о государственной важности правильного решения проблемы.

Определив подростка, как будущее, еще не принявшее в силу ряда существенных причин завершенных, зрелых форм, мы поймем, что непосредственно связаны с этим будущим тысячами нитей, что мы обязаны ему отдать, как своему профессиональному долгу, все наше внимание, добрый ум И настойчивую, терпеливую заботливость. Разумеется, осуществлять заботу о подрастающем поколении стало сложнее, чем раньше.

Современный подросток намного грамотнее, эрудированнее, сообразительнее, энергичнее своего предшественника. Нередки случаи, когда родители не в состоянии быть собеседниками своих детей, если дело касается школьных предметов или отроческих увлечений космонавтикой, молекулярной биологией, теоретической физикой. Часто наблюдается нетвердая осознанность ребенком социальной роли родителей — собственный трудовой пример затруднен. Об этом с тревогой пишут социологи. Эпоха настоятельно требует все возрастающей общественной активности взрослых, и вместе с тем само общество все последовательнее в своих произведениях искусства, в книгах, в журналах, в кинофильмах, в радио- и телепередачах непосредственно, минуя родителей, стремится воздействовать на души молодежи. Если раньше старшие в семье были неким фильтром информации, окончательной инстанцией, интеллектуальным и моральным барьером, опорой, теперь вулкан информации взламывает многовековую кору мнений, привычек, морали.

Забота о совершенствовании собственной личности смыкается с интересами советского государства, в частности, с правильным решением судьбы подростка. Очень верные слова сказаны Антоном Семеновичем Макаренко: «Воспитание детей — самая важная область нашей жизни… Наши дети — это будущие отцы и матери, они тоже будут воспитателями своих детей. Наши дети должны вырасти прекрасными гражданами, хорошими отцами и матерями. Но и это не все: наши дети — это наша старость… плохое воспитание — это наше будущее горе, это наши слезы, это наша вина перед другими людьми, перед всей страной».

Тревожные интонации в прозорливом высказывании замечательного педагога злободневны по сей день. Несмотря на то, что в нашей стране коренные социальные основы противодействуют преступности, несмотря на то, что нам не знаком лихорадочный, бессовестный антигуманизм капиталистического мира, где преступление рассматривается как нормальное явление, мы не должны примиряться с неудачной, антиобщественно сложившейся юной судьбой. Мы можем прочесть многие повести о биографиях, в которые порой непоправимо ворвалось преступление, если раскроем судебные дела, сухо и скрупулезно излагающие обстоятельства краж, грабежей, насилий, хулиганских поступков. Беспристрастный разбор любого судебного дела непоколебимо убеждает, что только Потому подросток становится преступником, что его некому вовремя остановить.

Иной раз возникновению преступной ситуации способствует неразумность родителей. Саша Климаков и Абдрашид Курбанов (обоим по пятнадцать лет) друзья. Обыкновенное мальчишеское товарищество, когда один часто бывает у другого дома. Сашины родители однажды напоили ребят. Пьяные подростки, бесцельно слоняясь по улицам, обокрали школьный буфет. Еще безобразнее поведение родителей Юры Сидорчука. Хронические алкоголики, они превратили свой дом в пристанище собутыльников, крали соседские вещи, научили красть и подростка. Ныне вся воровская семья осуждена. Пагубность таких примеров очевидна.

Часто взрослые не понимают особенностей подростковой психологии. Во многих фильмах, например, в «Переходном возрасте», показываются подростки, что-то изобретающие, чего-то энергично добивающиеся. Это, как видим, действующие ребята, их жизнь особенно интенсивна, под стать их энергии. Однако в обыкновенной жизни такой возможности быть постоянно и полностью занятым, загруженным часто не бывает. Следовательно, будоражат не только детективные или приключенческие кинокартины. Что делать подростку, когда он посмотрит фильм, зовущий отказаться от многого, чем он жил до сих пор, показывающий иную жизнь, прекрасную своей эмоциональной и деловой наполненностью? Ведь когда что-нибудь подобное смотрит взрослый человек, ему легче: тысячи нитей связывают его с ежедневной жизнью. А у подростка слишком много энергии и значительной ее части мы не умеем найти применение в каждодневном бытии. Этим и объясняются до нынешнего времени продолжающиеся побеги из родительского дома, из родного города. Только теперь ребята намереваются добраться до Красноярской ГЭС, до того места, где готовят космонавтов.

Да, на подростка во многом можно положиться, но преувеличивать его самостоятельность не стоит, потому что часто она подражательна. Потому и подпадает иногда подросток под влияние аморальной среды, и стремление казаться взрослым не идет дальше выкуренной сигареты и залихватски опрокинутой рюмки водки. Нравственная стойкость в подростке только формируется. Это формирование неразрывно с влиянием его семьи. На вопрос «Что такое неблагополучный подросток?» можно с уверенностью ответить: «Это неблагополучная семья».

Советское общество все больше склоняется к мысли, что за преступление несовершеннолетнего надо наказывать не только его самого. Должны нести ответственность и родители, которые оказались плохими воспитателями, равнодушными людьми. Требовательность общества справедлива: каждый гражданин нашей страны обязан заботиться о полноценности нового поколения. Жизнь может заставить подростка принять на себя бремя заботы о собственной судьбе, но без помощи, без сочувственной поддержки взрослого он гораздо чаще обречен на неверную, трагически бессмысленную и даже порой на преступную жизнь. Вот что пишет о семейном воспитании «Правда»: «Именно они (родители) дают ребенку первый жизненный опыт. В семье закладываются основы характера и морального облика, выявляются интересы и склонности будущих граждан. И чем больше семья сделает для воспитания детей, тем полнее и счастливее будет их жизнь, тем больше пользы принесут они обществу, став взрослыми»[9].

Просматривая судебные дела, можно заключить, что родители — в лучшем случае — сквозь пальцы смотрели на то, чем заняты их дети. И здесь же еще одна печальная закономерность — несовершеннолетний преступник, как правило, малограмотен: ему не удалось осилить более семи классов средней школы. Статистика правонарушений, совершенных подростками, сообщает нам не только любопытные факты, но и позволяет судить о том, как правильно строить воспитательную работу с ребятами. Вот коротко, о чем говорит статистика: почти все подростки совершили преступление впервые, лишь один из десяти ранее был предупрежден милицией в связи с мелким хулиганским поступком, пребыванием в неблаговидной компании. Наиболее опасный, наиболее неустойчивый возраст — от 16 до 18 лет: например, 60 % несовершеннолетних правонарушений Фрунзенского района Алма-Аты именно этого возраста. Дальше всего от преступного поведения — школьники, хуже обстоит дело со студентами вузов и техникумов и совсем плохо с теми, кто учится в училищах профтехобразования и спецшколах. А каждый пятый подросток, привлекавшийся к уголовной ответственности, нигде не работал и не учился именно в то время, когда бросал вызов закону.

Неблагополучное положение, которое сложилось в техникумах и профессионально-технических училищах, объясняется тем, что многие учащиеся оторваны от семьи и предоставлены в общежитии после занятий самим себе. Такая «самостоятельность» оставляет подростка безнадзорным.

Почти каждый третий из тех, чья жизнь стала предметом судебного разбирательства, работает. Это особенно горько. Казалось бы, они трудятся, самостоятельно получают деньги, в семье на них смотрят, как на крепко вставших на ноги. Но на самом деле, они во многом еще дети, не прочь побаловаться и пошалить, только их шалости теперь представляют угрозу для общества: семнадцатилетний Шаханов, рабочий Алма-Атинского хлопчатобумажного комбината, выточил на токарном станке две заготовки для малокалиберных пистолетов и финский нож. И никто на предприятии не помешал подростку…

Чтобы показать, как важно, чтобы подросток не был предоставлен самому себе, достаточно сопоставить два факта. Первый — только один из ста подростков нигде не работает и не учится. Но из пяти несовершеннолетних правонарушений, как раньше было сказано, один подросток и является тем самым, который не учится и не работает.

Чем более образован человек, тем менее он склонен вступать в осознанное или неосознанное противоборство с законом. Малограмотность неизбежно влечет ограниченность интересов. Показательно, что, например, в Советском районе Алма-Аты половина не избегших наказания подростков не закончила средней школы, хотя каждый второй из них уже вышел из школьного возраста. Стремление наделить подростка образованностью прямо связано с тем, что совершенствование духовного облика, его разносторонность все дальше отстраняют ребят от правонарушений, от мало-мальски антиобщественного поведения.

Не всегда «трудновоспитуемые» попадают в спецшколы или спецучилища. Уступая настойчивой инициативе учителей, да и по другим причинам они вместе с другими ребятами становятся учащимися профессионально-технических училищ. А там не преподаются общеобразовательные предметы, поскольку эти учебные заведения рассчитаны на восьмиклассников. И тем не менее, в 1968 году в училища поступило 400 подростков, не закончивших восьми классов средней школы. Овладев профессией, на производство они попадут с той же низкой грамотностью, с какой пришли. И возможности педагогов здесь более ограничены, чем в школе.

В практике работы педагогических коллективов профессионально-технических училищ города Алма-Аты есть много ярких примеров заботы о подростках. Однако среди несовершеннолетних правонарушителей немало детей и из этих учебных заведений.

Большинство подростков-правонарушителей не имеет восьмилетнего образования.

Весьма тревожные факты. Очевидно, общественность не должна допускать, чтобы хотя бы один подросток не работал и не учился. Надо добиться, чтобы закон о всеобуче выполнялся с неукоснительной строгостью. На практике люди, обязанные заботиться о судьбе подростков, не занимаются ни их трудоустройством, ни тем, чтобы они завершили школьное образование. За 4 месяца прошлого года с АЗТМ уволилась почти треть подростков. Кстати, на заводе долго никто особенно не интересовался подростками, даже мастера, непосредственно обучавшие ребят ремеслу. Нигде не было ребят подросткового возраста: ни в художественной самодеятельности, ни в спортивных секциях, ни в школе рабочей молодежи, где училось только пять из ста работающих подростков.

Недопустимо часто в стороне остаются комиссии по делам несовершеннолетних. По закону они обязаны рассматривать каждый случай ухода подростка из школы или с производства. На самом деле, иногда и из школы отчисляются без ведома и без возможности вмешательства комиссии, и производство подростки покидают бесконтрольно.

А помогать подросткам нужно с неослабевающей настойчивостью, ибо им не всегда даже на работу легко устроиться. Вот красноречивый документ — письмо бывшего воспитанника Алма-Атинского спецучилища Коли Хамзина. В училище он приобрел специальность мастера по обработке дерева и возвратился в родной Кустанай. Там начались его многодневные горькие похождения. Письмо, которое рассказывает об этом, адресовано директору спецучилища: «Прихожу на мебельную фабрику, мне говорят, что у нас фабрика не резиновая, мы, мол, тебя на голову не посадим. Потом пошел в горисполком, мне дали направление опять на фабрику, меня снова не приняли, я опять пошел в горисполком, мне дали направление на кирпичный. Я проработал там по сменам, то с 4-х часов, то с 12-ти ночи, и вот, я говорю, что мне надо учиться, а мне говорят, что у нас дневной смены нет, а я им говорю, что я у вас работать не могу. В общем, оттуда уволился. И пошел снова в горисполком и взял направление на хлебозавод. На хлебозаводе меня приняли, сейчас работаю и учиться пойду уже числа 24 декабря. Работаю не по специальности — плотником».

Это примечательное письмо может быть дополнено многими фактами не только из кустанайской действительности. Мало кого беспокоит, что когда не принимают на работу подростков, то нарушают закон.

«Комсомольская правда» отмечала, что трагическим перипетиям довольно часто способствует юридическая малограмотность родителей, общественности. Сами подростки весьма слабо осведомлены о своих правах и обязанностях, оговоренных в советском трудовом и ином законодательстве.

Осенью 1968 года шестнадцатилетний В. Первых выстрелом из самодельного оружия ранил незнакомого ему участника школьных соревнований по легкой атлетике в роще Баума. Отец у В. Первых — машинист локомотива, мать домохозяйка, но мальчик, по сути дела, был безнадзорным. Владимира Лошакова, когда ему было шестнадцать лет, народный суд только потому не лишил свободы, что он был еще несовершеннолетний, хотя его хулиганский поступок вполне заслужил сурового наказания. Но ни сам правонарушитель, ни его родители (мать — старший научный сотрудник Института металлургии и обогащения АН КазССР) не остереглись. Великовозрастный юнец не работал, бросил учиться. Через год он вновь был замешан в хулиганстве, при задержании избил милиционера. Разумеется, при определении меры наказания суд учел, что преступник был предупрежден, но предупреждение не возымело воздействия. Почти аналогично сложилась судьба Сергея Валяева, сверстника Лошакова, он не сумел осилить больше пяти классов общеобразовательной школы, далее в его жизни наступил период полного безделья, затем он — ученик слесаря на Алма-Атинском авторемонтном заводе, где совершил преступление, квалифицированное судом как «кража со взломом». Валяева осудили условно, передав коллективу на общественное воспитание. «Воспитуемый» очень скоро подал заявление об увольнении по собственному желанию, а на заводе молниеносно рассчитали его, никуда о том не сообщая: ни в комиссию по делам несовершеннолетних, ни в народный суд. Да и о чем было сообщать? Что коллектив с похвальным хладнокровием отмахнулся от нелегкой судьбы еще одного подростка? А Сережа тем временем подговорил двух товарищей: вместе угнали автомашину, сам Валяев пьяный сидел забудем, машина попала в аварию, и лишь случайно все обошлось без жертв.

Родители Валяева, работающие охранниками, жили отдельно от сына. Он был отдан на воспитание бабушке. Разумеется, Сергей виноват как виноваты и остальные подростки, но как измерить вину взрослых людей, имевших возможность пресечь возникновение самой преступной ситуации?

Может быть, стоит предусмотреть более действенные меры, чтобы руководители предприятий были кровно заинтересованы в судьбе каждого подростка? Может быть, есть смысл и премий лишать, если дела и интересы подрастающего поколения в непростительном пренебрежении? Понятно, что ни спецшкола, ни воспитательная колония не могут мгновенно «перековать» подростка. Подлинное его становление, окончательное избавление от прежней несерьезной психологии мыслимо только в крепком фабричном или заводском коллективе, где прочны традиции, где заботятся не только о выполнении плана, но и о моральной стороне жизни рабочих.

Всенародная озабоченность судьбой подростков заставляет искать все новые и новые формы работы с теми, кого можно назвать «трудновоспитуемыми». Так появился институт общественных воспитателей. Они оказывают помощь родителям, они помогают самим ребятам осознать спою значимость, свое место в жизни. Общественными воспитателями могут быть люди, с особенной силой воспринимающие ребячью беспризорность, ребячьи беды. Только и здесь надо доводить дело до конца. Не так, как поступили, например, в Ленинском районе Алма-Аты. Комиссия по делам несовершеннолетних определила, что к 79 подросткам надо прикрепить общественных воспитателей. К сожалению, дальше этого дело не пошло, хотя многие были рекомендованы в качестве общественных воспитателей. А в соседнем районе и не пытались определить, кто может помочь наладить правильное взаимоотношение с жизнью.

Какие хорошие и трогательные слова сказаны о подростках:

Эти серьезные, одухотворенные нежностью и уважением строки принадлежат Евгению Винокурову. Они служат толчком для многих размышлении, они помогают понять мятущуюся, многогранную душу ребенка, как помогают сделать это такие психологически точные рассказы, как «Оленьи рога» Юрия Казакова. Чем больше мы постигаем интересы и склонности подростка, тем яснее становится нам, что это огромный, разносторонний, богатый и бескомпромиссный мир.

Индивидуальность ребенка нуждается в поддержке, в помощи. Заботясь о ней, надо помнить и о нуждах советской страны. Только доверяя и помогая подростку, можно вырастить из него полноценного взрослого человека. Огромнейшими, неисчислимыми ресурсами обладает комсомол. Все больше становится школьных лагерей, где дети получают навыки организационной деятельности более интенсивно, чем раньше. Ранние профессиональные знания позволяют ввести систему инструкторов-подростков. Потому что, чем раньше почувствует себя подросток самостоятельным человеком, необходимой личностью, тем лучше.

Моральное воспитание неотделимо от системы эстетического гуманитарного воспитания. Об этом все чаще говорят и пишут ученые, учителя, публицисты, писатели, деятели искусства. Нужны литературные конкурсы, нужны соревнования юных историков не только в масштабах школы. Необходим дифференцированный подход, при котором поощрение помогало бы талантливым ребятам совершенствоваться в избранной области. Этому способствовало бы существование при Обществах охраны природы, охраны культурных и исторических памятников юношеских отделений.

Что касается самостоятельности, то назрела необходимость дать возможность подросткам зарабатывать деньги мелкой работой и не только разноской почты, но и продажей газет — этого не стыдятся делать в Москве и Ленинграде студенты — разноской молока, овощей, хлеба, чистого белья, выстиранного и выглаженного в механической прачечной. Заработанные младшими членами семьи деньги будут существенным подспорьем не только в материальном отношении. Пора создать фирму или объединение «Подросток», которых бы занимало все, что касается ребят этого возраста, начиная от трудоустройства на неполный рабочий день, в летние экспедиции, в студенческие строительные отряды и до профессиональной ориентации.

Насущной проблемой становится система психологического воспитания детей. Умных книг, знакомящих ребят с моральными вопросами, с возмужанием характера, книг откровенных, ориентирующихся на особое восприятие подростка, пока недостаточно. Это приводит к последствиям явно отрицательным. Вот что пишет Г.Миньковский в «Литературной газете»: «Школа отреагировала на бурный рост науки и техники новыми учебными программами. Но целостной программы воспитания, которая учитывала бы изменения общественного характера, происшедшие в жизни, и которая бы включала в числе других разделы нравственного, полового и правового воспитания, ученые-педагоги еще не разработали. И вот к чему это ведет. В одной из анкет криминолог А. И. Долгова попросила подростков назвать самое тяжелое правонарушение и самое легкое. Самым легким, по мнению большинства, оказалось… хулиганство».

Это высказывание не единственное…

В небольшой статье, предваряющей рассказы о нескольких оступившихся подростках, невозможно сколько-нибудь полно и разносторонне очертить все привходящие обстоятельства и многосторонние сложности проблем, связанных с воспитанием. Но и из немногого сказанного понятно, что воспитателю юношества должны быть присущи чуткость, доверие, требовательность, серьезность, чувство нового. А такими воспитателями должны ощущать себя все советские люди. Только тогда нас сменит поколение, которое сумеет, по словам Виктора Розова, «активно бороться за свои убеждения, за ценности и идеалы нашего общества». И наступит, наконец, день, когда последний раз прозвучат слова: «Слушается дело о подростке…»

Г. Уманов, доцент, вице-президент Республиканского педагогического общества Казахской ССР. Между добром и злом

«Большая часть преступлений и безнравственных поступков совершается по невежеству, по недостатку здравых понятий о вещах… Большая часть людей совершает проступки всякого рода потому, что ни о чем, собственно, не имеет определенного понятия, а так себе, колеблется между добром и злом».

Эти слова Н.А.Добролюбова невольно вспомнились мне при беседе с 14-летним Валерием В. Встретились мы с ним в детской комнате милиции. Сюда он был доставлен за организацию групповой драки между мальчишками двух дворов. В ходе разговоров я имел возможность убедиться в том, что мой юный собеседник абсолютно не представляет себе пагубных последствий своих поступков, не имеет никакого представления об ответственности за свои действия. В союзе с общей невоспитанностью, недисциплинированностью подростка и этот фактор сыграл немаловажную роль в совершении им правонарушения.

В конце минувшего года мы провели опрос педагогически запущенных учащихся, обучающихся как в общих, так и в специальных учебно-воспитательных учреждениях республики. Семьдесят процентов из общего числа опрошенных показали почти полную безграмотность в вопросах уголовного и гражданского права, незнание многих законов нашего государства. Любопытно, что среди этих подростков были и хорошо успевающие ученики.

Этот опрос проводился в нескольких городах республики.

В чем дело? Почему юный гражданин так слабо знает законы своей страны?

Впервые об отдельных положениях советского законодательства учащиеся узнают из курса обществоведения. До этого времени фактически нет систематического изучения правовых норм. В самом же курсе обществоведения число часов, отводимых на изучение правовых норм, крайне незначительно. Мне думается, что подобное положение пагубно сказывается на работе по предупреждению правонарушений учащимися и вообще на формировании гражданского облика молодого человека.

Как же может быть восполнен этот серьезный пробел в воспитательной работе?

Актовый зал алма-атинской средней школы № 55… Очень внимательно, с большим интересом слушают учащиеся следователя районной прокуратуры Н.Крылкова. Популярно, доходчиво рассказывает юрист об основах советского уголовного права, об ответственности несовершеннолетних. Приводятся конкретные случаи нарушения отдельными подростками наших правовых корм. Недостатка в вопросах к лектору не было. Директор школы Б.И.Дашевский рассказывает, что беседа заставила многих «трудных» подумать о своем поведении, трезво поразмыслить о возможных последствиях проступков.

Увы, эти беседы носят эпизодический характер, проводятся чаще всего по поводу какого-нибудь случая. Совершено кем-либо из учащихся данной школы правонарушение — пожалуйте на беседу. А может быть беседу стоило бы провести до свершившегося, предупредить беду?

Но не каждый юрист, не всякий сотрудник милиции или прокуратуры может вести подобные беседы, он ведь не педагог. В публичной библиотеке имени Пушкина и еще четырех библиотеках города мы попросили порекомендовать нам литературу методического характера, которая помогла бы в проведении подобной разъяснительной работы. Библиотекари недоуменно пожимали плечами.

В Алма-Ате немало опытных юристов-ученых, практиков. Кому как не им создать эти методические разработки? Не обязательно издавать их через издательства. На первых порах через местные отделения общества «Знание», педагогического общества Казахской ССР можно бы организовать их публикацию на ротапринтах.

Наконец, нужна стройная система в проведении этих мероприятий. Какими могут быть темы лекций, бесед? Что может быть изучено учащимися самостоятельно? Школьные работники ждут от ученых ответа.

Серьезные претензии есть у нас и к творческим работникам кино, радио, телевидения. На проходившем недавно Республиканском съезде педагогического общества делегаты с интересом просмотрели короткометражный фильм, посвященный сложной работе по перевоспитанию «трудных» детей. Фильм любительский. Наша же киностудия не смогла предложить педагогам ничего подобного. Крайне редки передачи Казахского телевидения по пропаганде правовых знаний среди школьников. Видимо, в этих целях могла бы быть использована учебная программа телевидения.

Назрела необходимость создания в городах и селах республики университетов правовых знаний для родителей и для учащихся.

Решение этих проблем не терпит отлагательства. Высокие интересы воспитания молодого советского гражданина настоятельно требуют планомерного и глубокого изучения им законов Советского государства.

В. Костина. Служба такая

Это продолжалось не день и не два.

Частенько молодая мать с двумя детьми на руках стучалась к соседям:

— Пустите переночевать, мой опять разбушевался…

Ее пускали, сочувствовали, жалостливо разглядывали синяки на теле, успокаивающе гладили перепуганных детишек.

Вот и все. Ни одна из женщин-матерей по-настоящему не возмутилась: «До каких же пор можно калечить жизнь детей». Ни один из взрослых ведь не цыкнул на пьяницу: «А ну прекрати буянить!»

Потому Нариман Шаймарданов и чувствовал себя «героем». Природа не обидела его здоровьем — косая сажень в плечах. Но теперь, сев на скамью подсудимых, Шаймарданов как-то сник. Куда девался зычный голос, орлиный взор! Он кается, лепечет оправдания. Еще бы! За подобные «подвиги» закон предусматривает лишение свободы до четырех лет. Шаймарданов умоляюще поглядывает в сторону соседей: «Помогите, мол, ошибся, с кем не бывает…»

Полгода назад, когда Радж Харистов стал участковым уполномоченным, первое впечатление о своем участке у него было не радужным. И большая заслуга в этом была все того же Наримана Шаймарданова. Утро ли, полдень ли все навеселе, гуляет…

Раджу это казалось диким. Слесарь-лекальщик, бывший солдат Радж привык ценить каждую минуту. Конечно, можно и отдохнуть и повеселиться. Но дело прежде всего. А тут — сплошные выходные. В конце концов, на какие деньги пьет Нариман?

Поговорил об этом с Шаймардановым раз, другой. Нариман только ухмыляется: «Чего пристаешь? Преступления-то я не совершил, ну и отстань».

Сколько раз еще Раджу Харисову придется столкнуться с этой скользкой, увертливой и опасной формулировочкой! Как будто милиция тем и занимается, что расследует преступления. Нет, главная ее задача — создать такую атмосферу, чтобы не было этих самых происшествий.

Ни одно правонарушение не начинается с ничего. Человек, озабоченный укреплением общественного порядка, всегда приметит, где берет оно свое начало и где его можно предупредить. Правда, с Шаймардановым дело зашло слишком далеко именно потому, что рядом с ним оказались равнодушные люди, не пожелавшие вовремя помочь участковому.

Жена Шаймарданова сама не обращалась за помощью в милицию. Может быть, боялась мужа, а может, просто стыдилась выносить сор из избы. Надеялась, что как-нибудь обойдется, что когда-нибудь образумится муж.

Ну, а как же реагировали на это люди, живущие рядом?

…Прохладный летний вечер. Настежь распахнуты окна добротного дома. Вся большая семья за чаем.

Стукнула калитка. По дорожке, ведущей к дому, прошел человек в милицейской форме.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте.

Быстрый, настороженный и в то же время повелительный взгляд, которым глава семейства окинул сидящих за столом: дескать, держите язык за зубами. Подальше от неприятностей.

От этого взгляда Раджу становится не по себе. Ведь он пришел в этот дом отнюдь не ради себя. У него тоже есть семья, и ему куда приятней было бы тоже посидеть за чаем или пойти в кино, чем ходить по чужим дворам улаживать чьи-то неприятности.

Глава семейства начинает издалека:

— Каждый живет как может. Чужая душа — потемки. Мне, может, кажется так, а другому наоборот…

— Неужели вам не жалко женщину? Детей? — горячится Радж. — Ведь беда, преступление может совершиться в любой день, в любой час!

Конечно, сейчас достаточно просто призвать Шаймарданова к порядку, повлиять общественным мнением. Да ведь как вмешиваться в дела чужой семьи?

— Мы хотим как лучше, а получиться может хуже, — уклончиво тянет глава семьи и многозначительно поглядывает на часы.

У Раджа в глубине души закипает злость. Этот человек по возрасту, по жизненному опыту годится ему в отцы. От таких он, молодой начинающий работник милиции, мог бы ждать помощи, совета, а получается совсем наоборот.

Радж говорит о силе общественного мнения, о гражданском долге. Но эти правильные слова сейчас почему-то звучат скучно, бесцветно; очевидно, виной тому равнодушный, отсутствующий взгляд собеседника. Слушает и не слышит. Терпеливо ждет, когда его, наконец, оставят в покое.

А ведь случись завтра у самого какая-либо беда — со всех ног бросится в милицию: помогите, защитите! И не просить будет — требовать.

С другой стороны, по соседству с Шаймардановыми, живет офицер в отставке. Но всякий раз, когда в доме Шаймарданова начинается крик и плач, пожилой, заслуженный человек, не раз смотревший в глаза смерти, подходит к своим окнам и плотно прикрывает их.

А Нариману Шаймарданову это очень нравится. Он и куражится.

— Эх ты! — презрительно кричит он, распахивая свои окна и изрыгая грубую площадную брань.

Именно это «красноречие», задевшее наконец-то самолюбие соседа, а не жалость к истязаемой женщине, не гражданское чувство ускорили ход событий Однажды окончательно выведенный из себя сосед записал на магнитофон очередное «выступление» Наримана и вызвал милицию.

И вот: «Встать, суд идет!»

Закон есть закон. Преступил его — отвечай. Заплаканная женщина, дети, оставшиеся без отца. Соседи, встречаясь с ними, виновато отводят глаза. А ведь всего этого могло и не быть.

Юность без романтики, как птица без крыльев. Но, к сожалению, когда она не может отыскать пути к настоящей поэзии жизни, то жадно хватается за любой суррогат. Что греха таить, наш кинопрокат выдает обильный ассортимент этой псевдоромантики в виде всевозможных заграничных боевиков.

Там, где рядом с подростками, жаждущими романтики, оказываются неравнодушные люди, там возникают «Клубы Робинзонов», «Огоньки», «Звездочки», дружины, отряды, увлекающие ребят настоящими молодежными делами: походами по родному краю, альпинизмом, археологическими раскопками, походами по местам боевой славы, спортом.

Судебные работники знают не один процесс над доморощенными фантомасами. Переоборудовав кухонные ножи в кинжалы, подростки сперва оглашают окрестные дворы и пустыри своими воплями и рыканьем, а потом кое-кто из них решает расширить масштабы своей «деятельности». Они принимаются потрошить телефоны-автоматы, допоздна шляются по пустынным улицам в поисках более острых ощущений.

То, с чем пришлось столкнуться Раджу Харисову на своем участке, очень мало напоминало «Клубы Робинзонов» и «Огоньки». Но, к счастью, тут не дошло до скамьи подсудимых. Еще можно было что-то предпринять, повернуть ход событий по-иному.

Этих подростков многие знали на Киевской улице, и совсем не потому, что они прославились какими-то делами. Нет. Эти ребята большую часть своего досуга проводили на улице. Говорили, что кто-то видел у них самодельные ножи. Но поскольку в ход они их не пускали, значит особого внимания со стороны общественных организаций не заслуживали.

А однажды случилось ЧП. Уж сколько там бутылок распили ребята неизвестно, но шум они подняли изрядный. А когда отец одного из парней попытался было утихомирить их, они его связали.

Радж Хаpисов внимательно слушал пространный и сбивчивый рассказ незадачливого родителя. Что и говорить, история скверная. Но особенно Харисова обеспокоило, что на полу, где возились подвыпившие парни, были найдены четыре патрона.

Раз есть патроны — значит есть и ружья, для которых они предназначены. Ружье в руках подростка, считающего верхом геройства «высосать» бутылку вина и куражиться на всю округу — это уже шаг к преступлению.

Первый разговор Раджа с подростками ничего не дал. Мальчишки попросту перепугались: шутка ли, дело дошло до милиции! Размазывая слезы, врали несусветно, валили все друг на друга.

Радж был терпелив.

— Поймите же, никто не собирается вас наказывать, сажать в тюрьму. Да и не совершили вы ничего такого, за что судят. Но если дело пойдет так и дальше, то выпивки и бесцельное шатание по улицам могут кончиться очень плохо. Неужели же в ваши годы нельзя найти себе занятие поинтересней?

Сидят, потупившись, шмыгают носами.

Но, в конце концов, лед тронулся. И причиной тому, пожалуй, не те правильные слова, которые говорил участковый, а гораздо большее, стоящее за ними.

Два человека прочли одну и ту же книгу, вроде бы одинаково поняли ее содержание, сюжет, художественные достоинства. Но один говорит о ней так, что его скучно слушать. Это потому, что для него прочитанное осталось где-то в стороне, не задело его личной жизни. А вот другой скажет о той же самой книге всего два-три слова, и сразу понятно: это не просто прочитанные страницы, это кусок его собственной жизни.

Примерно то же самое происходит и с азбучными истинами. Возьмем самую простую из них — надо уметь интересно и с пользой проводить свободное время. Кому вы больше поверите, человеку, весь вечер лузгающему семечки у дома на скамейке, или тому, кто успел уже и последний журнал посмотреть, и высказать свое мнение о новом фильме, и получить значок спортсмена-разрядника?

В свое время ему не удалось закончить институт. А потом армия, надо родителям помогать. «Ничего, наверстаем», — сказал он себе. И как бы ни устал, ни измотался за день, а час-два на учебники всегда выкроит. Срезался раз на экзаменах в вуз, готовится к вторичным. Что ни говори, а это уже характер.

С ним интересно поговорить о литературе, спорте, потому что сразу видно: человек на все имеет свою собственную точку зрения.

ЧП на Киевской улице закончилось благополучно и не только в том смысле, что никто не пострадал, не был ранен, изувечен, что подростки дали честное слово никогда больше не иметь дело с такими игрушками. Важно другое: уличные «герои» поняли, что для того, чтобы стать настоящими людьми, надо иметь кроме крепких мускулов и умения глушить водку чувство ответственности за свои поступки.

И все же, несмотря на этот благородный исход, нельзя не упрекнуть взрослых, и прежде всего родителей. Неужели до вмешательства участкового они не видели и не знали, как и с кем проводят свой досуг их дети? А где же были старшие товарищи с ремонтно-механического завода, где подростки начинали свою трудовую деятельность? Неужели никто из них так и не видел, как мастерились на заводских станках эти самые ружья-самоделки? Почему же никто из взрослых не вмешался, не поговорил серьезно с парнями, не предостерег их? Почему участковый милиционер должен больше заботиться о будущем мальчишек, чем люди, связанные с ними родственными, дружескими отношениями?

Есть, конечно, у Раджа Харисова настоящие друзья, каждодневно помогающие ему в трудной и хлопотливой службе. Это прежде всего члены уличных комитетов. Радж часто советуется с ними. И с делами о прописке, и насчет чистоты на улице. И нужно, чтобы таких помощников было с каждым днем больше.

Трудна и беспокойна милицейская служба. Нет в ней нормированного рабочего времени, праздников и выходных. Самым удачным и радостным считается тот день, когда в книге рапортов появляется запись: «Никаких происшествий не случилось».

К. Биндер, прокурор следственного Управления Прокуратуры Казахской ССР. Становление

Мы часто говорим о мерах борьбы с преступностью среди подростков. И не только говорим — мы многое делаем.

В этом небольшом очерке мне хочется показать, насколько значительна в этом большом и благородном деле роль даже одного человека, если он внимателен к судьбе каждого юноши и каждой девушки, если он умеет найти ключ к их сердцу, если он лично, кровно заинтересован в их становлении.

Рабочий день в прокуратуре Октябрьского района Алма-Аты давно окончен, но следователь по делам несовершеннолетних Нина Александровна Жарких еще не собирается уходить. Она еще и еще раз берет письмо, полученное сегодня, перечитывает отдельные строки, рассматривает обратный адрес — номер войсковой части. Ей трудно представить себе Сережу в форме. Зато она хорошо помнит тот день несколько лет назад.

В кабинет робко вошел худощавый высокий юноша, протянул повестку. Не хотелось верить, что этот голубоглазый парень, в котором многое еще оставалось от подростка, совершил преступление. Его робость, застенчивость это как-то не соответствовало обычному представлению о преступниках.

Нина Александровна предложила ему сесть и тихо спросила:

— Понимаешь ли ты, что натворил?

Последовала долгая пауза. Парень неловко ерзал на стуле, не глядя ей в глаза, а затем, сбиваясь, начал рассказывать.

С Мармоновым они жили в одном доме. После школы часто встречались на улице. Сергей знал, что у Мармонова всегда бывают деньги, папиросы. Дружки к нему приходят — веселые и развязные ребята, которые иногда уединяются с Мармоновым и о чем-то подолгу шепчутся.

Сережка был на два года моложе своего нового приятеля, и ему льстило, что Мармонов, такой сильный и властный — все ребята во дворе его побаиваются, — относится к нему доверительно, как к своему. За последнее время Мармонов все чаще и чаще стал заходить к Сергею, брал у него старенький велосипед покататься.

В тот, обернувшийся несчастьем день, Сергей возвращался из школы в приподнятом настроении. Отец обещал после работы повести его с младшей сестренкой в парк покататься на колесе Правда, Нинка ужасно боялась этого колеса, да и у Сережи дух захватывало, но как это все же здорово — подняться высоко-высоко над землей!

На лестнице он встретил Мармонова.

— Пошли на стадион, — предложил дружок. — Там сегодня мировая встреча, есть на что посмотреть.

Соблазн был велик. Футбол Сергей мог променять на что угодно. Он был ярым болельщиком, и не только болельщиком: сам стукал мяч и возглавлял дворовую команду.

Уговорить мать не стоило больших трудов. Нинка обиделась, но это не беда. Пройдет…

Уже позднее, когда матч был в самом разгаре, Мармонов неожиданно зашептал Сережке в ухо, что у входа на стадион стоят велосипеды, никем не охраняемые. «А давай возьмем по одному?..» Сергей испугался. Стать вором… А Мармонов, посмеиваясь, сказал: «А что такое вор? Это парень, который никого и ничего не боится». И еще добавил, что угнать пару велосипедов никто об этом никогда не узнает. Сергей согласился, хотя и отчаянно трусил, когда они шли к выходу, когда направлялись к велосипедам…

Нина Александровна подробно изучила материалы дела. Характеристика из школы была положительной, в беседах преподаватели и товарищи по классу отзывались о нем хорошо. Ранее Сергей ни в чем предосудительном замечен не был. К тому же, раскаяние его казалось искренним. Знакомство с семьей убедило Нину Александровну, что там есть все условия для воспитания, для того, чтобы преодолеть дурное влияние, под которое незаметно для себя подпал Сергей.

Все это вместе взятое и дало основание следователю закончить дело и доверить родителям судьбу их сына.

А Мармонов? К этому времени он успел совершить более тяжкое преступление и уже отбывал наказание.

Дело Сергея Б. было прошито, пронумеровано и положено в архив. Но для Нины Александровны оно архивным не стало — она следила за учебой Сергея, помогла ему устроиться на работу, бывала дома у своего подопечного, и, наконец, вместе с его родителями проводила парня в армию.

Кажется, все это было совсем недавно.

И вот — письмо. Сергей пишет, что на днях заканчивается его служба, он уже мыслями дома, и первая встреча, конечно, будет у него с ней, с Ниной Александровной.

Время от времени Нина Александровна возвращается к давно законченным делам, просматривает записи, возвращается к судьбам подростков, с которыми ей пришлось столкнуться.

Свежо в памяти дело Валерия К., совершавшего кражи в сообществе с матерым преступником Евдокимовым, осужденным народным судом к длительному сроку лишения свободы.

Валерий был еще совсем маленьким, когда умер его отец. Мать на работе надо кормить семью, а сын целыми днями без надзора. Рос Валерий грубым и своенравным, а подпав под влияние Евдокимова, бросил учебу, на работу не устроился. Стал воровать.

Задержанный на месте преступления на следователя глядел волчонком. Нелегко было Нине Александровне сло-мить его упорство, оторвать от пагубного влияния Евдокимова.

Не сразу стала приносить плоды упорная работа следователя. Но конце концов, Валерий почувствовал: следователь заботится о нем. А ведь именно от следователя, по внушенным ему представлениям, надо было ждать неприятностей и только неприятностей. И что-то изменилось в душе у парня. Валерий удивлялся настойчивости Нины Александровны, устраивавшей его на работу, ограждавшей от косых взглядов, следившей за тем, как он приживался в новом коллективе.

Прошли годы. Валерий отслужил в армии, и долго стояли на столе Нины Александровны цветы, подаренные ей юношей в первый же день его возвращения в родной город.

Сейчас Валерий работает в Алма-Ате, у него семья. На работе он уважаемый человек. И никогда он не забывает о Нине Александровне Жарких, пришедшей на помощь в самую трудную минуту его жизни.

Нина Александровна всегда помнит одну простую истину: что подростки только начинают жить, в их поступках много неосознанного, наносного, они легко поддаются влияниям. Нужно только вовремя протянуть им руку. Но делать это нужно, щадя их самолюбие. Только такой подход может вызвать у них доверие.

Трудно было предположить, что Володя Т. может совершить преступление. Отец — уважаемый работник. Мать посвятила свою жизнь дому, воспитанию детей. Старший брат хорошо зарекомендовал себя на производстве. И сам Володя учился легко, считался хорошим товарищем.

Но пришла беда. Когда мальчику исполнилось четырнадцать лет, умер отец. Мать пошла на работу и теперь не Могла уделять много внимания сыну.

Володя замкнулся, стал чуждаться товарищей, перестал заниматься, начал пропускать занятия, а вскоре и вовсе не захотел учиться. Казалось бы, именно в эти дни следовало найти способы поддержать его. Но этого не случилось.

Сначала он совершил несколько мелких краж из озорства. А затем…

Собрался он с товарищами на рыбалку, а денег ни у кого не оказалось. Володя решил раздобыть их.

Перед самым перерывом он зашел в промтоварный магазин и спрятался за книжным киоском. Продавцы спокойно закрыли входную дверь на крючок и вышли в подсобку. Володя прихватил в кассе деньги, открыл дверь и сбежал.

Но вскоре его задержали, он во всем честно признался и возвратил похищенное.

Нелегко было Нине Александровне решать вопрос о дальнейшей судьбе Володи. Хватит ли сил у матери, у брата, у школы для его дальнейшего воспитания? Не проще ли поместить мальчика в исправительную колонию?

И все же подростка не привлекли к уголовной ответственности.

Нина Александровна не выпускала его из поля зрения, внимательно следила за его жизнью. И Володя оправдал ее доверие. Следователю больше не пришлось вмешиваться.

Работа следователя, имеющего дело с несовершеннолетними правонарушителями, не ограничивается рабочим кабинетом. Как-то Нина Александровна обратила внимание на то, что несколько краж было совершено при участии учеников школы № 83.

Пришлось созвать там большое родительское собрание, выступать на заседании педагогического совета. К удивлению Нины Александровны, многие педагоги и родители в качестве единственной меры предлагали строго карать каждого провинившегося. «Чтобы не повадно было», — говорили одни. «В назидание другим», — поддерживали их сторонники этого мнения.

— Нет и нет, — возражала она, — строгость — далеко не лучший метод в борьбе с детской преступностью, поверьте моему опыту.

И приводила высказывание заслуженного педагога, профессора В. Сухомлинского: «… ни школа без семьи, ни семья без школы не смогут справиться с тончайшими и сложнейшими задачами становления человека».

Детей иногда сравнивают с воском, из которого легко лепить. Это так. И хорошо, когда воск попадет к опытному мастеру, вкладывающему в свой труд всю силу таланта и вдохновения.

А. Ершов. «Детские» игры

По-детски подстриженная головка едва возвышается над спинкой скамьи подсудимых. Она испуганно озирается по сторонам в поисках сочувствия и защиты. Но суд действует по велению закона: совершил преступление — отвечай.

— Подсудимый Андрианов, признаете себя виновным?

Подсудимый, всхлипывая и шмыгая носом, неожиданно по-детски говорит:

— Я больше не буду…

Переполненный зал на мгновение замирает, затем слышатся возгласы сочувствия и сожаления:

— А родители куда смотрели?

— Эх, дети, дети…

— За ними уследишь, как же…

В таких случаях можно и впрямь подумать, не слишком ли сурово наказывают несмышленыша? Не лучше ли обойтись с ним как-то иначе?

Споткнувшихся ребят не удалось уберечь от суда. Основная причина здесь — неправильное, уродливое домашнее воспитание.

Это был суд над шестью подростками. Троим едва исполнилось по пятнадцать. Одного мы уже знаем — Андрианов. Рядом с ним — неуклюжий Шамаров, третий — Леонид Ким, заводила и организатор всех краж. Ему безропотно подчинялись восемнадцатилетний Перевозчиков и семнадцатилетние Чарулин и Цаплин.

Трудно сказать, сами ли додумались или им кто подсказал, но воровали они в больших домах, где и жили. Их все прекрасно знали, ежедневно встречали на улице, в подъездах, где они весело, совсем по-детски играли. Попробуй догадайся, что все это ловко разыгранное притворство, скрывающее намерение обокрасть квартиру, оставленную только на «попечение» замка.

Кражи совершались простым, но отработанным способом. Пока Ким с помощью отмычек открывал дверь, остальные участники зорко следили за лестницей и улицей. Стоило кому-либо появиться, как наблюдатели условным сигналом предупреждали об опасности и воришки начинали мгновенно и беспечно играть. А такими их всегда и видели.

Три дня нарсуд Советского района города Алма-Аты под председательством Г.И.Толоконниковой разбирал это необычное дело. Интерес к процессу объяснялся тем, что затрагивал наболевший вопрос о детской преступности, о причинах, ее порождающих.

Интересно, что почти все родители обвиняемых начинали свои объяснения суду с нападок на школу, якобы не сумевшую воспитать их детей.

— А что сделали для воспитания своих детей вы? — спрашивает судья. Ведь большую часть времени ваши дети были дома?

Тут-то и выясняется печальное обстоятельство: делом воспитания детей в семье занимались прискорбно мало. Родителей не интересовало, где, как и с кем проводит время их сын, откуда появляются у него новые вещи. Например, в семье Шамаровых, видите ли, не обратили внимания на то, что у пятнадцатилетнего мальчишки появился женский воротник из чернобурки, других родителей не насторожило, что у сыновей то и дело появляются мужские и женские костюмы, магнитофоны, электрические бритвы, золотые дамские часы, серьги и другие украшения, наборы из дорогих ложек в футлярах… Как же можно этого не заметить, если хотя бы изредка интересоваться жизнью своего сына?

Под тяжестью неопровержимых улик родители обвиняемых вынуждены признать, что «недоглядели» за своими детьми. Понадеялись, мол, на школу, не учли, что она без семьи не может правильно воспитать подростка.

В характеристике, данной Л.Киму директором школы № 10 Завьяловой, указано, что учащийся Л.Ким «после бесед исправился, стал лучше учиться, получал положительные отметки. Стал поддаваться педагогическому воздействию…» Характеристики из школы № 69 и с места работы обвиняемых говорят, что в какой-то мере каждый из них поддавался «воспитательному воздействию». А семья? Семья бездействовала. На судебном процессе было выявлено, что посеянные в школе добрые семена, образно говоря, нуждались в тщательном домашнем уходе. Только тогда можно было бы ждать сначала всходов, а затем и крепких ростков. Этого не произошло, и подростки встали на преступный путь. Главная вина, как видим, лежит на родителях.

Все начиналось просто: родители на работе, дети предоставлены самим себе. Одно серьезное занятие — школа, а потом хоть на голове ходи, никто слова не скажет. Вот и получилось, что духовный мир ребенка был ограничен лишь улицей, где отмычка стала своеобразным символом романтики.

Как же уберечь ребят от тлетворного влияния улицы? Ответ на этот наболевший вопрос и дал в какой-то степени проходивший судебный процесс над шестью подростками. Он прост и известен давно: подростки в свободное время не должны оставаться без внимания.

Жизнь на каждом шагу напоминает об этой азбучной истине, и малейшее отступление от нее приводит к весьма печальным, а то и трагическим последствиям.

Невольно задаешь себе вопрос: «Неужели так трудно отвлечь ребят от плохого влияния улицы?» Нет. Эта проблема достижима. Например, появись на пути безнадзорных ребят такой талантливый руководитель, каким была Лариса Владимировна Алексеева, можно смело сказать, что они нe увлеклись бы кражами. Куда интереснее состоять в «Клубе робинзонов», ходить по историческим местам, в горы, участвовать в экскурсиях. Лариса Владимировна организовала для детей даже поездки на Алтай, активно использует спортивный инвентарь и оборудование спортплощадок. Увлеченные романтикой походов, ребята и не помышляли бы о чердаках и подвалах.

Мальчишкам 14–15 лет требуется особое внимание. Порой трудно перечислить все мальчишеские геройства, которые накапливаются только потому, что никто вовремя не остановит хулиганов. А они изо дня в день наглеют, становятся «изобретательнее» и в конечном итоге попадают на скамью подсудимых.

Закончился процесс. Он вызвал много раздумий, сожалений и горестных размышлений. И в то же время он неизбежно привел нас к выводу, что только совместными усилиями людей и общественных организаций можно уберечь подростков от тлетворного влияния чуждого нам образа жизни, от беспечного и безответственного времяпрепровождения.

Б. Самсонов. Сыновья

Мать умерла рано, а о судьбе отца Валентин ничего не знает до сих пор. Да, видно, и не стремится: то, что сохранила о нем память, вызывает чувство досады и раздражения.

Лишь иногда приходит назойливая и тревожная мысль о братишке Леше. Где он, что с ним, как живет?

Все чаще и чаще Валентин теперь, когда встал взрослее и опытнее, вглядывался в свою жизнь, строго анализировал каждый шаг, каждый поступок. Все резче и больнее осуждал самого себя за легкомыслие и дурное поведение, приведшее его на скамью подсудимых, а потом в трудовую колонию.

Семья жила в нужде, мать болела, зарабатывала мало, а нужно было воспитывать двух сыновей. Правда, в доме иногда появлялись картофель, дрова… Откуда это, мать не спрашивала, но догадывалась, так как сама не всегда имела возможность купить самое необходимое. И уже совсем расхворавшись, сказала:

— Не делай этого, сынок. Добрые люди не оставят вас в беде.

Ее не стало, и дети на какое-то время были предоставлены самим себе. Уют и тепло словно выдуло холодным ветром. Так же холодны и неуютны воспоминания о прошлом.

— Учителя школы, где я учился, — рассказывает Валентин, — помогали мне чем могли, доставали учебники, справляли одежду. Меня взяли к себе наши соседи Каминские, я с ними сейчас переписываюсь. Потом направили в Чашникский детский дом — это в Белоруссии. Здесь я окончил восемь классов, сдружился с воспитанником Петровым, считал его тогда смелым парнем, и он действительно умел очень ловко извлекать из чужих карманов то, что там лежало.

Этому «ремеслу» он стал учить и меня. Воспитательница Мария Филимоновна Атрашкевич предупреждала, чтобы я покончил со всем этим, но я не слушался. Совершили мы с Петровым кражу, попались. Нас судили, мне дали условно…

Потом Валентина направили в строительное училище в Магнитогорск, но он сбежал, опять приехал в детдом. Вновь его послали учиться, на сей раз в училище механизации сельского хозяйства в Каркаралинск. Специальность, которую хотел приобрести, ему нравилась. Но здесь он познакомился с сомнительными «дружками», совершил преступление. Ему дали два года и направили в колонию.

— Я многое понял и передумал, — приглушенным голосом продолжал Валентин. — И стыдно стало перед самим собой, перед людьми. Учительница говорила: «Берегите честь класса», я же своей чести не сберег, хотя чувствовал в этом слове большую силу. И вот оно настигло меня в колонии, где мне порой одиноко и тоскливо. Вот есть у меня родной братишка, младший, Ленькой звать, а что с ним, где он, жив ли — ничего не знаю…

Перед воспитателем И.Н.Закирьенком открывался новый мир человека. Он хорошо его знал и потому над дальнейшей судьбой мальчишки крепко задумался. О брате своем Валентин до этого ни слова не говорил. Так вот в чем причина его одиночества и грусти…

Опытный педагог, Иван Николаевич давно заметил добрые перемены: Валентин старательно, аккуратно работал, прилежно учился. Это первейшая аттестация, так сказать, на исправление самого себя, духовное, нравственное выздоровление. Но, в отличие от своих сверстников, бесшабашно веселых или пытающихся казаться такими, — этим ведь тоже иногда бравируют — Валентин в минуты, предназначенные для отдыха, бывает задумчив. И вид у него такой, словно он мучительно пытается что-то вспомнить. Так человек стремится восстановить в памяти внезапно ускользнувшую очень важную мысль, но не может.

Разные думы беспокоят воспитателя. Сможешь ли ты, Валентин, подняться над собственной слабостью, понять, что виноват не окружающий мир, а сам? Ведь сам придумал работу без усталости, людские отношения — без обязанностей, жил заботой одного дня и только — о самом себе. Даже о брате забыл… Сумеешь ли ты прошлое перечеркнуть крест-накрест или… Беспутная жизнь засасывает иных, как трясина на болоте. Попав в нее, нужно иметь силу и волю выбраться, не застрять, не утонуть совсем. Иные это делают самостоятельно, другим протягивают руку помощи в коллективе, куда они пришли из колонии. А в первую очередь, конечно, родители. Но ведь у парнишки никого нет — ни матери, ни отца…

Обо всем этом мне рассказывал воспитатель колонии Иван Николаевич в ожидании человека, который стал для Валентина отцом. И не только для Валентина, но и для его брата Лешки, которого помогли разыскать отзывчивые и добрые люди.

В комнату, где мы беседовали, быстрой походкой вошел невысокого роста, уже в годах человек. И видно было, как ласково, с каким почтением смотрели оба брата на вошедшего. Дмитрий Тимофеевич Варков, как и его супруга Антонина Алексеевна, принадлежит к числу тех счастливых людей, которые располагают к себе и вызывают симпатии окружающих. Я не спускал глаз с ребят, усыновленных Варковым, они приковали все мое любопытство, а для Дмитрия Тимофеевича и Антонины Алексеевны это был обычный вечер в компании сыновей, которые вот уже три года называют их папой и мамой…

Никто не знает, о чем говорили на семейном совете Дмитрий Тимофеевич и Антонина Алексеевна, когда тщательно обдумывали вопрос об усыновлении Валентина. Кроме того, что парень — круглый сирота, они ничего о нем тогда не знали. Пусть это будет их семейной тайной, в которой нельзя не усмотреть и глубокий педагогический смысл, и простой человеческий такт.

В ту памятную ночь и Валентин не сомкнул глаз. Признаться, душа истосковалась по нежной материнской ласке, домашнему теплу и уюту. Воспитатель предупредил — завтра свидание с Барковыми. Какое первое слово им сказать, когда с ними встретишься? От волнения на лбу выступили капельки пота. Знают ли они, добрые люди, о его бесшабашной жизни?..

В комнате свиданий, куда он шел вместе с воспитателем, его уже ждали Дмитрий Тимофеевич и Антонина Алексеевна. Он остановился неподалеку от них, видимо, соображая, какие слова сказать, и вдруг эти слова пришли в голову сами собой, и он их молвил совершенно твердо, скрывая волнение, охватившее его:

— Разрешите вас назвать мамой и папой?

Антонина Алексеевна прикрыла глаза платком, незаметно смахнул слезу и Дмитрий Тимофеевич.

— Хорошего парня берете у нас, — сказал на прощанье И.Н.Закирьенок, провожая их домой.

— Коль у вас он такой, будет и для нас хорошим. Членом семьи. Сыном.

— И с тех пор это наш сын, — завершила рассказ о том памятном дне Антонина Алексеевна.

Когда умолкала она, волнующий диалог подхватывал Дмитрий Тимофеевич:

— Ведь самое главное — в какую среду попадет. А то и за прежнее возьмется. В неполных восемнадцать нелегко управлять собой, можно и оступиться. Человек не машина. Если руль в надежных руках, то автомобиль будет идти прямо и не свернет с дороги в кювет. Молодому человеку трудно самому выбирать верное направление в жизни. Я так говорю, потому как сам шофер, тридцать один год водителем работаю без аварий. Вижу, Антонина Алексеевна скажет сейчас, что я расхвастался. Ничего подобного. Ведь почему я потянул к нам, в пятую автобазу, Валентина? Соображение простое: вместе будем. Смогу помочь. Да и профессия мила моему сердцу. И ребята у нас честные.

Он встал, прошелся по комнате своего просторного и уютного дома, посмотрел в окно на залитый весенним солнцем сад и, присев за стол, продолжал:

— Машина любит хозяина: разгильдяю, лодырю при ней делать нечего. Теперь шофер это особенно хорошо понял. Он сам и ремонт проверит качественно ли выполнен? Ведь от этого зависят и пробеги, и простои, и коэффициент, и план. Сейчас каждый задумался: ведь сделай он несколько невыходов, как лишается премиальных. Быть хорошим хозяином машины, в этом я убежден, значит быть всегда честным человеком. Вот и посоветовал Валентину идти в автобазу. Потом его послали на курсы шоферов, успешно закончил их до призыва в армию. Отслужил, вернулся, и теперь мы с ним вместе работаем.

Пример отца поучителен, он возглавляет бригаду коммунистического труда. В коллективе порядок — позавидуешь, никаких ЧП. Валентин стремится не отстать от отца, работает ровно. Его приняли в комсомол, дали первые общественные поручения. И в этом пример отца — активного коммуниста.

А Лешка… Впрочем, это теперь дело прошлое… Когда однажды Валентин с отцом вернулись с работы, сын сказал:

— Знаешь, папа, давно хотел поделиться с тобой, да не решался. А теперь не могу, совесть мучает Ведь у меня есть братишка Ленька. Оставил я его еще четырехлетним в детдоме, в Белоруссии, не писал ему. А тут сам полетел под откос. Но чем становился старше, все больше мучился. Ведь я одиннадцать лет его не видел, бросил на произвол судьбы. Вдруг бродягой стал? Не хотелось бы, чтобы таким был, как я когда-то…

Валентин низко опустил голову. Дмитрий Тимофеевич подошел к нему, взял за плечи, весело посмотрел в лицо.

— Чудак-человек. Был бы жив братишка, а мы его на краю света найдем. Слов нет, плохо, что ни разу не написал — ведь брат родной. Но не горюй. Найдем Леньку.

Так начались поиски брата.

Нашли Леньку, встретили. Он нерешительно прильнул лицом к матери и отцу. Его тоже усыновили. Когда встретился с братом, был в оцепенении: ты ли это, Валька? Братья крепко обнялись…

Разыскивая Варковых на одной из улиц Алма-Аты, я спросил отдыхающего на скамейке белобородого старика:

— Скажите, аксакал, вы не знаете, где живет Дмитрий Тимофеевич Варков?

— Как не знать, четвертый дом налево.

Старик помолчал, внимательно оглядел меня и весело добавил:

— Конечно, знаю — хороший человек…

Н. Янина. Перед торжественным днем

Прогретая жгучим солнцем степь медленно отдавала свое тепло надвигающимся сумеркам. Пахло полынью и другим разнотравьем, и здесь на холме, где Виталий Павлович удобно устроился на охапке иссохшего сена, можно было долго просидеть с беспечностью человека, отработавшего трудный рабочий день и после этого имеющего право распоряжаться собой как угодно, если бы время от времени глухая тоскливая боль не появлялась где-то внутри и не разрасталась бы, напоминая о том, что произошло.

В Кинижском пруду барахтались мальчишки, как всегда перед сном, словно ничего не произошло; и ему отсюда был виден всплеск воды, стриженые головы, слышен смех и безудержный говор.

Андрей, командир второго взвода, ходил по берегу, у самой кромки воды, мял в руках пилотку и ей же грозил тому, кто переплывал запретную черту.

«Вот они командиры-воспитатели! — без раздражения и без одобрения подумал о нем Виталий Павлович, — самому бы ему сейчас в воду не для надзора, а так за компанию…»

Они были молоды, все шесть командиров взводов, сержанты из войсковой части, вели с мальчишками военную подготовку: изучали автомат, пулемет, карабин и мало разбирались в педагогике и психологии, хотя в этом военно-спортивном лагере собрались «трудные».

Виталию Павловичу вспомнился тот день, когда с ним разговаривали в районо, а затем в райкоме партии и везде упирали на это слово «трудные», а вместе с тем не хотелось верить, что все это так, потому что и сам он в детстве был беспокойным парнишкой и мать не раз в слезах выговаривала ему, и все-таки где-то потом выровнялся, закончил вечернюю школу, пединститут, стал работать в школе.

Эти «трудные» были чуть ли не в каждом классе — одни не успевали, другие грубили, третьи никого не признавали. В каждом их поступке была мальчишеская бравада, какой-то стихийный протест.

В десятом классе мальчишек словно кто-то подменял, взрослели на глазах, вырабатывалось достоинство, с такими уже говорилось легче, и учителя отходили от того периода нервотрепки, которая была два-три года назад…

Виталий Павлович поднялся с холма и пошел к лагерю. Палатки стояли в два ряда, и между ними протянулись нити разноцветных флажков. Все шло хорошо — лагерь готовился к открытию, было приглашено много гостей, мальчишки должны были стать юнармейцами. И вдруг ЧП — кража.

Начальник штаба, майор в отставке Поликарпов и замполит Смирнов что-то горячо обсуждали. Смирнов доложил Виталию Павловичу, что виновные не найдены, а Чайков, которого подозревали, не причастен к этому делу.

Чайков ушел из лагеря в тот день, когда случилось это ЧП. Смирнов поехал в город и встретился с его матерью. Елена Ивановна растерянно смотрела на замполита.

— Ну я понимаю, что он безобразничает, но чтобы красть. Не могу себе представить… — она с видом вконец измученного человека опустилась на стул и страдальчески сморщилась. — Ведь я педагог, через мои руки их за двадцать лет сколько прошло, не сосчитать. Все люди, как люди, а вот собственного сына проглядела. А впрочем, что значит «проглядела»? Спрашиваем с родителей, с учителей, а между тем меньше всего с самих ребят. Готовим к аттестату зрелости и забываем о зрелости нравственной…

Володьку Чайкова Смирнов неожиданно встретил в магазине радиотоваров, он стоял у прилавка, разглядывал какие-то лампы и, увидев замполита, не бросился бежать, как предположил Смирнов. Он даже как-то заулыбался, словно обрадовался этой встрече, смирнехонько подставил плечо под протянутую руку замполита и прирос к месту.

— Значит приемником решил обзавестись? А деньги?

Володька развел руки и вывернул карманы.

— Мог бы таким способом не доказывать, — примирительно сказал Смирнов, — человеку надо на слово верить. Так ведь?

Они вышли из магазина как давнишние друзья.

— Ты вот что скажи, кто все-таки на эти одеяла позарился и почему ты убежал из лагеря? Ведь понимаешь, подумали…

— Я не из-за себя. Я с Алешкой хочу быть в лагере.

Они шли по тихой улочке мимо домов, прикрытых разросшимися деревьями. Шагали нога в ногу — высокий, сутуловатый, в поношенной гимнастерке Смирнов и крепыш Володька, одетый в новые шорты и тенниску, выданные ему в лагере. Володька нажал коленом на калитку, и она, скрипнув, раскрылась. Смирнов пошел за ним. В покосившемся сарае, в свете лучей, пробивающихся сквозь щели, какой-то мальчишка возился с проволочками, ржавым железом и чуть ли не жестяным корытом. «И ведь поди воображает черт знает что», — усмехнулся про себя Смирнов, разглядывая нелепое сооружение. И грубовато спросил:

— Значит, здесь квартируешь? Самостоятельной жизни захотел? А родители, небось, всю милицию на ноги поставили…

Мальчишки переглянулись, в их глазах появились солидарные насмешливые огоньки, а лица с недоверием насторожились.

— Отцовского бы ремня тебе не мешало…

Смирнов услышал откровенный хохот, и было в этом смехе что-то циничное, отчего у замполита испортилось настроение, и вспомнились ему вдруг слова Володькиной матери: «А о нравственной зрелости забываем…»

Они сидели втроем на перевернутом оцинкованном корыте, Алешка доверчиво рассказывал о себе, а Смирнов ясно представлял, как все это было.

Ее все называли мать-одиночка. Она, видимо, так привыкла к этому, что сама к месту и не к месту говорила: что поделаешь — я мать-одиночка! Говорила до тех пор, пока однажды у автобуса не произошел скандал. Был воскресный день, и они собрались к какой-то троюродной слепой и глухой тетке. Лешке тогда было шесть лет. Автобусы шли переполненными. Мать подхватила его на руки и полезла с передней площадки, ее оттеснил какой-то пьяный.

— Куда прешь? — закричала она. — Не видишь с ребенком, мать-одиночка.

Пьяный дико вытаращил глаза, плюнул сквозь зубы: «Мать-одиночка!» — и нехорошо выругался.

Что с матерью тогда сделалось. Она прижала Лешку к себе крепко-накрепко и истошно закричала:

— Хулиган! Обормот!

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы кто-то не протолкнул пьяного в дверь и автобус не тронулся.

Ни к какой тетке они не поехали, вернулись домой, мать оставила Лешку поиграть на дворе, а сама пошла в комнату, утирая слезы.

Потом однажды к ним пришла высокая худая женщина в очках.

— Ну здравствуй, мальчик! Сколько тебе лет?

Она была очень ласкова, эта женщина, вся в черном. Она потрепала Лешкин вихор и похлопала по спине.

— Значит, в школу собираешься? Ну вот я пришла тебя записать.

Мать стояла рядом, глаза ее весело блестели. Она тоже Лешку погладила по голове.

— Вырос, сынок, вырос! Теперь вот учиться будешь…

Они улыбались, вертели Лешку из стороны в сторону, хвалили рост и здоровье. Женщина стала удобно усаживаться за столом.

— Дайте-ка мне свидетельство о рождении ребенка…

Мать порылась в шкатулке и дрожавшей рукой протянула бумагу.

— Шел бы ты, Леш, погулять… — сказала она, виновато улыбаясь.

— Ничего, он не мешает, пусть посидит… — женщина взяла у матери метрику и стала читать, — значит, вы мать-одиночка…

— О, господи! — мать пошатнулась, она уже знала, что с этим понятием Лешка связывает то некрасивое ругательство, которое услышал на автобусной остановке.

— Ну вот, Лешенька, — засуетилась мать, когда они остались одни, — в школу идешь, ты уже вырос, все понимаешь… Почему ты у меня никогда не спросишь, где твой папа?

— У меня нет папы… — нахохлился Лешка.

— Но ты же знаешь, что у всех мальчиков и девочек есть папы, ты должен уже поинтересоваться, почему у тебя нет…

— Ты мать-одиночка, — ответил Лешка.

Она судорожно сжалась, потом выдвинула из-под кровати старенький чемоданчишко, быстро перерыла его.

— Вот, Лешенька, теперь ты все должен знать… — из розового лоскута она бережно вынула фотокарточку. Мать как-то особенно засветилась, протягивая ему тронутый желтизной снимок. Под окнами большого здания, на скамейке сидело несколько мужчин. Были они не в брюках, а в длинных, до полу, халатах.

— Это больница, где я работала санитаркой, а вот твой отец. Он не видел тебя, ты родился потом…

Она обняла Лешку и заплакала навзрыд.

— Ты не думай, Леша, он живет, живет в тебе, он же не ушел с земли совсем, он оставил тебя… И ты часть его, часть его жизни…

Вечером, когда они легли спать, мать долго говорила мало понятное для него:

— Люди, люди! Осудить они могут, посмеяться они могут, оскорбить… А понять любовь к обреченному на смерть? — она стиснула руки на груди. — Знала я, знала, что он умрет, без врачей знала, а не могла не любить. Нужна ему была моя любовь. Страшно без нее было умирать… И ты мог не быть… Сама захотела и ему сказала: не бойся за меня, все вынесу, а знай — на земле останется человек от тебя, не умрешь ты совсем…

Лешка уже засыпал, а она все говорила:

— Живуч человек! И любви хочет! Вот уж какой был больной. Я его боль в своей голове чувствовала. Стою возле него, а в душе стон. И смотрит такими глазами… Убегу куда-нибудь, наревусь…

Мать-то вообще была веселая и беззаботная, но временами впадала в какую-то грусть.

— Эх, Лешка! — говорила она в такие дни. — Есть у меня только ты, а больше никого…

Однажды среди ночи он услышал шорох и тихие голоса. Лешка открыл глаза. На кровати рядом с матерью сидел мужчина.

— Сама ты ничего, да вот приданое у тебя — пацан!

— Ма-ма! — закричал Лешка.

На кровати зашевелились, мужчина оправил пиджак, поднялся и, прихрамывая, ушел. Мать подскочила к нему.

— Ну чего ты, чего ты? Большой ведь, все понимаешь, а кричишь. Ну, что я тебе? Зачем? — она потрясла Лешку за плечи. — Зачем звал?

— Мама, — захныкал Лешка, — чужой…

— Эх, Лешка, связал ты меня на всю жизнь, теперь никуда не денешься…

Смирнов поднялся на ноги и, пригибаясь, вышел из сарая. В военно-спортивный лагерь они вернулись втроем.

— Вполне закономерное явление, — заметил Виталий Павлович замполиту, что после этого мальчишка стал убегать из дому…

Уже совсем в темноте подъехала машина, и Виталий Павлович, скрывая свое мрачное состояние, встречал шефов-артистов, которые приехали, чтобы дать на открытии лагеря концерт.

А утром, когда мальчишки, окружив артистов, наперебой задавали разные вопросы, Виталий Павлович отозвал в сторону энергичного мужчину с гуслями в руках и поделился сомнениями — стоит ли, после того, что произошло, давать концерт, ведь должна была быть какая-то мера наказания. Мужчина улыбнулся, представился Данилой Даниловичем и попросил начальника лагеря выстроить этот второй взвод и разрешить ему выступить перед ними.

Мальчишки стояли завороженные боясь шевельнуться. Руки артиста творили с гуслями чудеса, он играл долго, с каким-то упоением для себя, не останавливаясь, переходя от одной мелодии к другой. А когда кончил играть, устало опустил руки вниз, встал со стула, близко подошел к строю мальчишек и доверительно спросил, понравилась ли им его игра.

— Ну вот, — сказал потом он, отойдя немного назад, — я стал артистом, а мог бы им и не быть. Когда мне было столько же лет, сколько вам сейчас, я случайно совершил кражу. Если бы я не раскаялся в своем поступке, если бы не признался, мне бы не пришлось сейчас играть перед вами… Я не верю, чтобы вы не задумывались о своей судьбе. Вам только не хватает смелости, чтобы признаться. Я думаю, что тот, кто это сделал, не будет малодушным и выйдет из строя вперед.

Вначале была тишина. Звонкая тишина летнего лагеря. Потом робко по одному из строя вышли трое ребят и также несмело шагнули к артисту…

Удивленный и взволнованный не меньше ребят, Виталий Павлович весь вечер по-отцовски растроганно шептал: «Ах, пацаны, ах, пацаны…» Он-то знал, что ничего плохого и грязного не должно быть в этот священный день — ведь его пацаны проводят сегодня почетную линейку, где должны дать клятву, прежде чем стать юнармейцами. Так что дело тут не только в гусляре.

А. Штульберг, старший следователь МВД Казахской ССР. Разбитая гитара

У него и раньше были клички. Называли Ратуш-паша, Лера, Орлик. Эти клички ему не нравились — считал, что не звучат. И тогда он сам придумал короткую и выразительную — Шеф. В компании лоботрясов, которой он верховодил, кличка быстро прижилась. Все чаще можно было слышать: «Шеф сказал, Шеф запрещает, о Шефе не болтать».

Его боялись. И не зря: в кармане Шефа всегда был наготове складной охотничий нож «лиса» с коричневыми колодочками, который он, не задумываясь, пускал в ход.

Его разоблачили. Следователи со скрупулезной тщательностью изучили все, что касалось преступной группы. Были собраны сотни документов: протоколы допросов обвиняемых и свидетелей, очных ставок, справки и характеристики, описания вещественных доказательств и фотографии. Огромную работу проделали сотрудники прокуратуры и милиции, чтобы полностью изобличить преступников. В этом убеждаешься, листая аккуратно подшитые страницы. И виновные понесли заслуженную, суровую кару.

Но уголовное дело о преступлениях Шефа и его компании представляет интерес и в другом отношении. Речь идет об осмысливании тех причин и условий, из которых рождается преступление. В Деле, как в зеркале, отражено обличье преступников, их образ жизни и интересы, повадки, уловки и ухищрения. Обнажена и почва, на которой все еще произрастают подобные сорняки.

Началось все морозной февральской ночью. Звонок в одном из отделений милиции Алма-Аты: на улице обнаружен труп молодого человека. Возможно, произошло убийство.

Дежурный инспектор немедленно принял все необходимые меры. Он сообщил о происшествии в Управление, вызвал работника уголовного розыска, а сам с дежурным следователем выехал по указанному адресу. Пока они осматривали место происшествия, подоспел оперуполномоченный угрозыска с группой дружинников.

Недавно выпавший снег плотно притоптан, далеко в сторону отброшена чья-то шапка, на снегу и на асфальте пятна крови. Все говорит о драке. Нашлись и люди, которые слышали издали шум, пьяные крики, ругань.

На основании первых впечатлений появилась версия, что убийство совершено пьяными хулиганами. Возможно, что они живут где-нибудь поблизости.

Добрую службу сослужили дружинники — местные ребята. Они хорошо знают этот район, так как много дней выполняют здесь свой общественный долг по охране правопорядка. Вот почему и появилась мысль о Надежде Синельниковой[10], девушке, которую уже не раз предупреждали о недостойном поведении. На ее квартире часто собиралась разухабистая компания, устраивались кутежи. Дом, в котором живет Синельникова, совсем недалеко от места преступления. Дружинники решили выяснить, не появлялись ли у Синельниковой в эту ночь подозрительные люди.

Поздний час, но в квартире Синельниковых не спят. Родители — они оба работают в ресторане — недавно вернулись домой, но дочь с подругой пришли еще позже — около двух часов ночи.

Надежда Синельникова и ее подруга Лида Алимова встретили дружинников настороженно. Сразу было видно, что и одна, и другая изрядно выпили. Надежда старается держаться независимо, даже дерзко.

— Да, — говорит она. — Была у меня вечеринка. А что, разве нельзя, запрещено?

Синельникову и Алимову пригласили в отделение милиции. Выяснять подробности ночной Вечеринки принялась следователь Зайцева.

Размазывая по щекам краску с подведенных ресниц. Синельникова твердила, что ничего не знает, никакой драки не было. Она говорит, что в гостях у них были «мальчики». Выпили самую малость, но ничего зазорного не случилось.

Следователь, однако, видела, что Синельникова говорит не все. Она хочет что-то сказать, в чем-то признаться, но не может на это решиться. Скорее всего — боится.

Почти так же вела себя и Алимова. От внимания следователя не укрылось и ее волнение, бегающие глаза, мелькающие в них искорки страха.

Долго продолжалась эта беседа, затянулась почти до утра.

Кто именно эти «мальчики», когда они собрались, в каком часу разошлись? По крупицам следователь уточняла подробности того, как девушки и их компаньоны провели весь прошедший день. В рассказах подруг было много противоречивого. Стараясь скрыть истину, они вконец запутались, а когда поняли, что зашли в тупик, сознались.

— Да, — теперь уже без бравады созналась Синельникова. — Драка была. И как раз на том месте, где потом нашли убитого. Кажется, у мальчиков были ножи…

— Кто был с вами? Назовите фамилии, адреса.

— Были Петров и Зимин… Потом пришел Михеев.

По адресам, кстати сказать, весьма приблизительным, выехали оперативники. Уже светало, когда Петров и Михеев были доставлены в отделение.

Петров недолго запирался. Признался, что во время драки с двумя неизвестными парнями наносил удары кухонным ножом. К этому времени обнаружили и второго пострадавшего. Раненый, он добрался до своего дома, откуда его и увезли в госпиталь. Оперативники с ним уже беседовали.

Михеева допрашивала следователь Зайцева. Рассказы

Петрова и Михеева совпадали до мельчайших деталей, как и показания девушек.

Синельникова и Алимова спали в тот день до полудня: делать было нечего, и они никуда не спешили. Разбудили их закадычные дружки — Петров и Зимин. Решили покутить и развлечься. Было лишь одно препятствие — отсутствие денег. Стали изобретать способ, как их добыть.

Выручила Алимова. У нее есть золотое колечко — подарок бабушки. Можно его отнести в скупку, на выпивку хватит. Так и порешили.

За кольцо в скупочном магазине заплатили восемнадцать рублей. Получив деньги, все отправились бродить по магазинам. Первым делом в универмаге приобрели три кухонных ножа — этакие своеобразные кинжалы.

— Для хозяйства, — неуверенно уточнила Синельникова.

Потом купили спиртное, немного снеди и отправились на квартиру Синельниковой. Благо там есть все условия: родители почти никогда не бывают дома, делай, что душе угодно.

Вечером, когда все четверо были пьяны, появился Михеев. Немного, самую малость, выпил.

Домой расходились около одиннадцати. В подъезде из-за пустяка поссорились с двумя незнакомыми парнями и подрались. С ножом, по общему утверждению, был Петров. Зимин ему помогал. А Михеев не дрался. Наоборот, он уговаривал драчунов, разнимал их.

Все выглядело убедительно, правдиво. Казалось бы, что преступление полностью раскрыто, истина установлена. Утром оперативники с понятыми изъяли важное вещественное Доказательство — кухонный нож, которым наносил удары Петров. Он сам уверенно и безошибочно показал сугроб, куда зашвырнул его, убегая после драки.

Рано утром вместе с работниками прокуратуры еще раз было осмотрено место происшествия: ночью можно было что-то пропустить или не заметить.

Под окнами квартиры Синельниковых нашли доказательства того, что вчера там пили: порожние бутылки из-под вина и водки. Нашли и еще один предмет, сыгравший немалую роль в дальнейшем расследовании: разбитую гитару со сломанным грифом.

На ее корпусе под спутанными струнами было написано размашистым почерком: Шестурян, Басик, Зам, Лидок и Шеф. «Клички», — решили сотрудники милиции.

Гитара принадлежит Синельниковой. Но почему она сломана, почему оказалась на улице, в снегу?

— Петров бренчал на ней, — сказала Синельникова. — А гитара не настроена. Он рассердился, ударил о подоконник и вышвырнул за окно.

Изувеченная, ни к чему не пригодная, теперь гитара сослужила свою последнюю службу. В деле появились новые имена, их установили после того, как «расшифровали» клички, нацарапанные на инструменте. Частыми участниками кутежей были Басов (Басик), Четвернов (Шестурян). Этот последний в данное время находился под следствием по поводу убийства, совершенного в пьяном виде во время драки за месяц до описываемых событий. Свою вину Четвернов полностью признал.

А кто такой Шеф?

Этот титул, оказывается, носит Валерий Михеев.

Следствие продолжалось. Действуя в тесном контакте, работники милиции и прокуратуры устанавливали новые факты, раскрывали зарегистрированные раньше и оставшиеся пока неразгаданными преступления.

Так, например, выяснилось, что Петров и Зимин, стреляя из обреза охотничьего ружья, ранили двух прохожих. Эти опасные хулиганы думали, что время скрыло их преступления и они останутся безнаказанными. Не вышло!

В процессе следствия удалось сорвать маску невиновности с одного из самых омерзительных участников группы — Михеева. Этот великовозрастный негодяй пользовался неограниченной властью в среде таких же тунеядцев и бездельников, как и сам. Вскрылись факты, которые могут показаться невероятными.

Убийство, которое, якобы, совершил Четвернов, было делом рук Михеева Шефа. В тот январский день, правда, они были с Четверновым вдвоем. У клуба профтехучилища подрались с прохожим. Шеф орудовал ножом.

Потом, скрываясь с места преступления, задыхаясь в беге, он говорил тогда Четвернову:

— Возьмешь на себя. Тебе много не дадут: восемнадцати еще нет. А мне могут закатить на всю катушку…

А затем, немного успокоившись, детально разъяснил Четвернову, как нужно признаться, как отвечать на допросах. И Четвернов послушно выполнял указания Шефа.

Это он, Михеев, после последней драки, где налево и направо наносил удары своей «лисой», учил своих собутыльников выгораживать его, утверждать, что в драке он не участвовал, был невинным «миротворцем». Но главная роль и в этом преступлении принадлежала ему. Оперативники нашли и приобщили к делу орудие преступления — охотничий нож, с которым Шеф никогда не расставался…

Кто же они, эти люди?

Валерий Михеев был курсантом Республиканского учебного комбината. Фактически только числился курсантом, а на занятия ходить не думал.

Девятиклассник Петров выделялся своим внешним видом: дикая шевелюра, на пальце перстень. Учиться не хотел, занятия пропускал неделями.

Зимин. Два года «учился» в девятом классе. Учителя не раз пытались установить контакт с его родителями, сотрудниками одного из алма-атинских научно-исследовательских институтов. Но вот как отец, начальник отдела института, встретил классного руководителя, когда тот пришел выяснить, почему парень не ходит в школу, и посоветоваться о будущем мальчика.

Зимин-старший с друзьями играл в карты. Нехотя выслушал педагога, не прервал игры, не вынул, изо рта папиросу. Буркнул: «Пусть школа больше заботится о своих питомцах.» Через три дня после этого разговора его сын совершил преступление…