Преступный мир и его защитники

ДРАМА В БУЛОЧНОЙ

А. М. Головкин был простой рабочий, каких много в Петербурге, но тем не менее любил прифрантиться, щеголял белыми бумажными воротничками и считал себя неотразимым победителем женских сердец.

Зимой 1901 года он одно время был без дела, а затем ему удалось поступить пекарем в булочную Скробина.

За кассой в этой булочной обыкновенно сидела миловидная девушка, хозяйская дочь, и на нее-то вновь поступивший пекарь обратил свое благосклонное внимание. Однако — увы! — несмотря на все ухаживания Головкина, девушка оставалась равнодушной к нему. Мало того, новый пекарь почему-то не понравился и самому хозяину, и тот вскоре уволил его.

Такой неожиданный оборот дела не входил в расчеты Головкина, и потеря места, по-видимому, сильно взволновала его.

Потерпев неудачу, он стал задумываться и затаил что-то на сердце.

2 февраля в полдень Головкин зашел в булочную к своим прежним сослуживцам-пекарям и вместе с ними ушел в ближайший трактир. Просидев там некоторое время, он около 6 часов вечера возвратился обратно в пекарню.

В булочной находились около кассы дочь хозяина Анисья Скробина, ее мать и приказчик Масолов. Сюда же вскоре пришел за хлебом и домовый дворник, крестьянин Левин.

Оставив вместо себя за кассой мать, Анисья Скробина хотела уйти домой и вышла в соседнюю комнату, чтобы надеть зимнюю кофту. Следом за ней туда же прошел и Головкин.

Не успела молодая девушка одеться, как вдруг Головкин выхватил из кармана револьвер и пустил в нее в упор три пули. Одна из них слегка задела ее грудь, а две другие попали в спину и подмышку.

Внезапно раздавшиеся выстрелы произвели переполох в булочной. Старик Скробин и дворник прибежали на помощь к девушке и увидели в руке Головкина дымившийся еще револьвер. Дворник не растерялся и немедленно отнял у преступника револьвер и хранившиеся в кармане 37 боевых патронов.

Затем Головкин был препровожден в полицейский участок, где на допросе признался, что он имел намерение убить и себя, и хозяйскую дочь. По его словам, он был влюблен в последнюю, и она отвечала ему первоначально взаимностью. Но спустя некоторое время девушка, видимо, охладела к нему и стала обращать особенное внимание на приказчика Масолова.

Получив отказ от места, Головкин уехал в Выборг искать себе занятий, но чувство ревности не давало ему покоя. И вот, чтобы отомстить изменнице, он решил застрелить ее, а затем покончить и с собой. С этой целью Головкин приобрел в Выборге револьвер и пачку патронов и вернулся в Петербург.

Пострадавшая девушка была отправлена в Обуховскую больницу. Раны, к счастью, оказались легкими, и она вскоре выздоровела.

На допросе Анисья Скробина утверждала, что рассказ Головкина — наглая ложь. Он ей нисколько не нравился и не пользовался никаким вниманием с ее стороны, несмотря на его назойливые ухаживания. Так же равнодушно она относилась и к воображаемому Головкиным сопернику, приказчику Масолову.

Несмотря на такое категорическое утверждение Скробиной, некоторые рабочие все-таки высказались, что она иногда целовалась с Масоловым и вообще любила «канителиться» со служащими своего отца.

На следствии Головкин добавил, что он сам видел, как Анисья Скробина садилась на колени к Масолову и целовалась с ним.

Раньше же она благоволила к нему, Головкину, и дарила его своими поцелуями. Поэтому он не раз провожал ее из булочной на квартиру и твердо был уверен в ее любви, пока не убедился в противном.

Привлеченный к уголовной ответственности за покушение на убийство, А. М. Головкин осенью прошлого года занял скамью подсудимых в санкт-петербургском окружном суде.

Обвиняемому всего 19 лет. Безусый, франтоватый парень, коротко остриженный, он невольно обращал на себя внимание своей растерянностью. Говорил он медленно и бессвязно.

— Хотел убить ее, — с тупым видом объяснил он на суде и рассказал, что он знаком был со Скробиной всего три недели, но, несмотря на это, все-таки успел завоевать ее расположение. Когда об этом узнал старик Скробин, он немедленно же рассчитал его.

После, когда Головкин узнал про поцелуи хозяйской дочери с приказчиком Масоловым, он начал упрекать Анисью в коварстве.

— Что ж я поделаю? Он сам пристает ко мне, — возразила будто бы на это Скробина.

С горя отвергнутый пекарь стал пить. Возвратившись из Выборга в Петербург, он выпил в трактире коньяку, а затем направился в Спасский переулок, где была булочная Скробина, чтобы покончить с коварной девушкой.

— Говорила ли вам Анисья Скробина, что любит вас? — спросил у Головкина председательствующий.

— Нет, не говорила.

— Почему же вы считали себя вправе стрелять в девушку, которая ничего вам не говорила о своей любви?

— Не знаю, — ответил подсудимый и растерянно посмотрел на присяжных заседателей.

— Вы ее любили?

— Любил.

— Неужели вам доставило бы удовольствие видеть ее мертвой?

— Я хотел и ее, и себя застрелить, чтобы она не принадлежала другому.

Из свидетельских показаний обнаруживается также, что, задумав преступление, Головкин попросил у своих товарищей-пекарей папиросу.

— Это в последний раз покурить мне на воле, — говорил он при этом загадочно.

В качестве свидетельницы фигурировала и пострадавшая Скробина — молодая девушка, 18-ти лет, с красивым лицом.

— Он мне не нравился и к тому же был совершенно неподходящей партией для меня, — откровенно заявила она.

Основываясь на судебном следствии, товарищ прокурора Воронов поддерживал против Головкина обвинение в предумышленном покушении. Судя по хладнокровным йриготовлениям подсудимого к преступлению, он должен был действовать вполне расчетливо и предусмотрительно. Между тем решительно никакого повода к сведению кровавых счетов с молодой девушкой он не мог иметь. Да если бы даже и признать мотивом преступления — ревность, то откуда она могла появиться? Ни молодая девушка, ни ее ухаживатели не имели никакого близкого отношения к Головкину и не давали ему права для жестокой расплаты за отвергнутую любовь. Анисья Скробина, как хозяйская дочь, едва ведала о существовании ревнивого пекаря и совсем не подозревала, что она может дать своему рабочему какой-либо повод к мести. А между тем физически и нравственно ничтожный Головкин мстит ей и приговаривает ее к смертной казни через расстрел. Как возмездие за это, суд должен применить к нему высшую меру наказания, и присяжные заседатели не должны поощрять диких, кровавых расправ, учиняемых разными Головкиными якобы во имя любви.

Наоборот, защищавший подсудимого помощник присяжного поверенного М. С. Маргулиес указал на резкий контраст между формулой, в которую облечен законом поступок Головкина, и житейской обстановкой этого уголовного дела. Кто такой Головкин? — 19-летний, тупоумный субъект, недоразвившийся физически, но зато всецело отдавшийся во власть захватившего его чувства. В связи с этим становится несколько странным, когда его называют «убийцей», а его деяние — покушением на убийство. Ведь сама «жертва» его, Анисья Скробина, в настоящее время жива, здорова и полна надежд на счастливое будущее.

Какой путь избрать для решения участи подсудимого — должны догадаться сами присяжные заседатели: тот ли, на который властно указывает закон, или другой — путь жизни?

По мнению защитника, Головкин не понимал ясно всех своих действий, точно так же, как не понимал и того, что легкие, поверхностные отношения между ним и молодой девушкой не представляют никаких существенных данных для его дальнейших претензий. Вся ошибка его заключается в том, что, ничего еще не испытав раньше, он в каждом ласковом слове любимой девушки, в ее мимолетной улыбке обманчиво видел уже надежду и право на чувство. В результате под влиянием любви и ревности он дошел до исступления.

Если же отвергать любовь, как мотив преступления, то надо будет признать, что он не более, не менее как психически больной человек. Другого какого-либо мотива для его действий нельзя подыскать. Именно только любовью, первой любовью молодого юноши, и можно объяснить зарождение у него дикой мысли покончить смертью с любимой девушкой.

Присяжные заседатели должны судить его не как преступника, а исключительно как блудного сына.

На эту речь товарищ прокурора сделал возражение в том смысле, что предложение помиловать Головкина является со стороны защиты как бы призывом к беззаконию.

— Господа присяжные заседатели! — с своей стороны заметил защитник. — Меня обвиняют в беззаконии. С высоко, поднятой головой встретил я это обвинение. С той скамьи, которую я имею честь занимать, десятки лет мои товарищи по оружию призывают вас к этому беззаконию и десятки лет с вашей скамьи, господа присяжные, в ответ на этот призыв, раздается: «Нет, не виновен».

После непродолжительного совещания присяжные заседатели вынесли А. М. Головкину оправдательный вердикт.