8

Утром в хуторе узнали, что Харлампий с войны пришел. И народ стал собираться к нему в дом: новости узнать, про ближних порасспросить. За взрослыми увязывались и ребятишки. Они уже прослышали о диковинном звере медведе, что привез сотник. Медведи у нас на Дону не водятся, и никто из ребятишек зверя этого не видывал.

Каждого малыша, что возникал в проеме Двери и опасливо жался к косяку, Харлампий проводил в горницу и одаривал твердокаменным бубликом, связку которых прихватил на станции. И хотя бублики и вообще всякие сласти были по тем временам большой редкостью, ребятишки, как только видели медвежонка, про них мгновенно забывали.

Харлампиевы дочки спешно шили ему платье, наперебой поили молоком и учили служить. Медвежонок ворчал, отмахивался, а когда его тормошили, бежал прятаться под печку.

Гости выманивали его оттуда кусками хлеба с медом. И веселились, глядя, как он тянет за медом черную блестящую пуговицу носа.

Дед Тимоня вспоминал, что когда его полк стоял в Москве, то он видел у одного замоскворецкого купца медведей вместо цепных собак, и что медведи эти стерегли двор в тысячу раз лучше собак.

Гости засиделись допоздна. Последних Харлампий провожал уже с лампой в руках. Дед Тимоня все не мог досказать, как он с отцом Харлампия рубал турок на Шипке, а одноногий гармонист Васька (тот, что считал себя счастливейшим человеком, потому что на войне ему оторвало ногу, а не руку, и он мог продолжать играть на гармошке) во всю ширину развернул меха расписной гармоники и закричал в темноту теплой ночи:

— Начинаются дни золотые…

И тут из горницы раздался страшный грохот. Когда Харлампий вскочил в комнату, медвежонок был уже под печкой, а хозяйка подбирала по всему полу черепки и складывала их рядом с поломанным самоваром. С печи испуганно таращились девчонки.

— Чтоб ты прокис, окаянный! — приговаривала женщина. — Скатерть, кдол такой, стянул! Всю посуду вдребезги, у самовара носик отломал.

— Начинаются дни золотые! — радостно подсказал Васька-гармонист. — Взяли зверя в дом, он вам теперя пропишет…

— Да будет вам! — сказал смущенный Харлампий. — Махонький он, не понимает.

— Не понимает? — сказала жена. — Небось, где мед стоял, — понял! Это он за медом на стол полез — вот скатерть и стянул! Вот я тебе! — погрозила она веником под печку.

— Ре-ре-ре… — ответил медвежонок.

— Ничо! — сказал Харлампий. — Где посуда бьется, там весело живется! Я ему завтра конуру сколочу — нехай во дворе живет, к сторожевой службе приучается!

Загрузка...