ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В одном только отношении совесть мучила меня очень здорово. Я не знаю, где моя хозяйка прожила всю предыдущую жизнь, но вот в том что некоторых вещей она просто не понимает, в этом я уверен.

И вот, день на второй–третий после нашей поездки за шмотками, я решил поговорить с ней всерьез. Сразу же после того, как она «отдала» мне очередные пять поцелуев из обещанных.

— Ты знаешь, Варюша, все эти местные поэты — такая босота.

— Вик, ты что, ревнуешь?

— Да нет, но, Варь… Есть, конечно, Галка, есть ее подружка Шурка, чьи стихи тоже, кстати, я первым верстал, есть, наконец, Юрьич, единственный в этом городе настоящий поэт…

— Какие вещи узнаешь… — ухмыльнулась Варька.

— Варюша, милая сестрена, ты подумай — маленький город, печатных площадей мало, а каждый считающий себя пупом земли дегенерат хочет непременно опубликовать свои вирши…

— Братик, ты не справедлив! Все–таки, поэзия…

— Варька, я знаю поэта, который десятки раз обращался в нашу городскую думу, чтобы ему присвоили звание почетного гражданина города только на том основании, что он такой великий поэт.

— Ты шутишь, что ли?

— Варь, даже в таком маленьком городе, как наш, ты не найдешь ни одного человека, знающего его стихи наизусть. А единственный местный поэт, который более–менее известен стране — это Юрьич. Несколько его песен до сих пор являются шлягерами…

— В этом–то городе и…

Я назвал ей песни и исполнителей. Варька задумалась.

— Это, конечно, не мой вкус… — призналась она.

— Но, пара песенок мне нравится, — сообщил я. — По этому, раз уж они имеют такую известность, я и считаю его единственным состоявшимся поэтом. А остальные… Варь, им всем хочется быть кем–то, а на самом деле они никто…

— Вик…

— Паразиты на теле общества, умеющие скрывать свой паразитизм под сенью затасканно красивых слов и не менее затасканных рифм!

— Братик, успокойся!

— Сестрен, вспомни все, чему я тебя учил. Кто из населяющих этот город существ является самым завистливым, злопамятным и подлым по отношению к себе подобным?

— Твои бывшие коллеги — журналисты.

— Умница. Так вот запомни, что местные поэты, художники и литераторы могут составить более гремучую субстанцию, если их собрать в одном месте в одно и то же время.

Варька задумалась.

— Слушай, Вик, а ты случайно никогда не писал стихи?

— Клянусь своим револьвером. Лет с двадцати пяти я завязал со всяческим стихоблудием. Если хочешь меня позлить, начни декламировать мои тогдашние вирши вслух. Ничто не вызывает у меня большего отвращения.

— Когда–нибудь попробую, — она ухмыльнулась. — Раз уж мы сами не поэты, нам на этой вечеринке бояться нечего.

— Журналистов там тоже будет навалом, — на всякий случай напомнил я.

— Ладно–ладно. Хочешь еще «Бакарди»?

— Спрашиваешь! — от лишнего бокала вечером никогда не откажусь. — Я просто должен был ввести тебя в курс, сестрен. Не думай, пожалуйста, что я такой старый мизантроп…

— Дурачок, — она налила «Бакарди» мне и себе, кинула лед. — Мы всего на всего сходим туда, на людей посмотреть, себя показать…

— Пару девочек подснимем.

— Вик! Бесстыжий ты… — нахмурилась Варька.

— А какого черта?

— Я по Зое скучаю, — призналась она.

Зоя — последняя Варькина подруга находилась сейчас на Кипре. Это Варька решила, что Зое следует отвезти туда свою дочь Ленку. Дело в том, что Ленкин отец — капитан Багров из местного ОВД оказался убийцей. Так получилось, что я его застрелил. Может быть, подобный сюжетный поворот вызвал бы огромный энтузиазм у автора масштаба Вильяма Шекспира. Но я не Шекспир, поэтому, постарайтесь больше никогда не напоминать мне об этом событии.

— Варь…

— Извини, за то, что не вовремя вспомнила — мягко улыбнулась моя хозяйка. — Ладно, сойдемся на том, что ты, пожалуй, прав: пара молодых симпатичных девушек, это именно то, что нам требуется.

Загрузка...