Между тем статский советник Голынцев уже приближался к Крутогорску. Ехал он довольно медленно, потому что на всякой станции собирал под рукою от станционных писарей и ямщиков сведения о генерале Голубовицком. Сведения оказывались, впрочем, весьма удовлетворительные.
— Известно, генерал-с! — отвечали писаря в одно слово, будто сговорившись. — На то они и начальники, чтоб взыскивать!
«Гм… стало быть, строг и распорядителен — это хорошо!» — подумал Голынцев.
— Шибко уж оченно ездят! — отвечали, в свою очередь, ямщики.
«Гм… стало быть, деятелен — это похвально!» — зарубил себе на нос Голынцев.
Наконец, декабря 20 числа 18**года в восемь часов пополудни возок Максима Федорыча въехал в Крутогорск. На заставе встретил его полицеймейстер.
— Ва… вашему пре-е-восходительству…
— Вы, должно быть, озябли? — прервал Максим Федорыч, видя, что полицеймейстер, вместо того чтоб рапортовать, только щелкает зубами, — вы можете простудиться, мой любезный!
Возок помчался на отводную квартиру, а полицеймейстер с своей стороны поспешил доложить генералу, что Максим Федорыч не человек, а ангел.
Максим Федорыч, приехав в квартиру, спросил самовар и позвал к себе хозяина, потому что и тут, несмотря на утомление, первою его мыслию было не спать лечь, а, напротив того, узнать что-нибудь под рукою. Вообще, он понимал свою обязанность весьма серьезно и знал, что осторожность в полицейском чиновнике есть мать всех добродетелей. Хозяин явился в круглом фраке и оказался весьма милым негоциантом, чему Голынцев очень приятно изумился и выразил при этом надежду, что и в прочих городах России со временем купцы последуют примеру этих aimables Kroutogoriens.
— Ну, скажите, что ваш добрый генерал? — начал испытывать Максим Федорыч стороною.
— Слава богу-с, ваше превосходительство!
«Ваше превосходительство» подействовало на Максима Федорыча успокоительно.
«Vfis ils sont tres bien eleves ici!» -подумал он и вслух прибавил:
— Да, да! он у вас такой деятельный!
— Попечение большое имеют, ваше превосходительство!
— Ну, и генеральша тоже, она ведь милая?
— Дарья Михайловна-с?.. смею доложить вашему превосходительству, что таких дам по нашему месту-с… наше место сами изволите знать какое, ваше превосходительство!
— Гм… это хорошо! Ну, и веселятся у вас, бывают собрания, театры, балы?
— Как же-с, ваше превосходительство! благородным манером тоже собираются-с… в карты поиграть-с, или в клубе-с… все больше Дарья Михайловна попечение имеют…
— Это хорошо! я так скажу, что это один из главных рычагов администрации, чтоб всем было весело! Если всем весело, значит, все довольны — это ясно, как дважды два! К сожалению, не все администраторы обращают на этот предмет должное внимание!
— Уж что же хорошего будет, ваше превосходительство, как все, насупившись, по углам сидеть будут.
— Ну да, ну да! очень рад! очень рад познакомиться с таким милым и образованным негоциантом.
Максим Федорыч заметил, однако, что уж довольно поздно, и потому решился отдохнуть. Но прежде чем отойти ко сну, — до такой степени серьезен был его взгляд на служебные обязанности, — он вынул свою записную книжку, в которой уже были начертаны слова: «строг, но справедлив», «деятелен, распорядителен», и собственноручно сделал в ней следующую отметку: «общежителен и заботится о соединении общества, в чем немало ему помогает любезная его супруга, о которой существуют в губернии самые лестные отзывы».