Приговоренный к призме

Глава 12

Он проснулся с пульсирующей головной болью. Спал он очень долго, операция, должно быть, уже кончилась. По солнцу он понял, что проспал всю ночь и утро. Был уже полдень. Его заботливые друзья не стали будить Эвана, дали ему выспаться как следует, а теперь, наверно, терпеливо ждут, когда он проснется, чтобы вместе продолжить путь. Эван встал, потянулся и увидел Эже. Или это не Эже?

Очень похож, но что-то изменилось. Раньше Эже был синим. Эван не помнил, чтобы раньше на нем были эти красные и зеленые пятна, которыми теперь усеян от друг. Местами красный цвет переходил в желтый, сияя где ярче, где слабее.

— Эже, что случилось с тобой?

— Я же говорил им, — голос его друга был немного печален, — что ты не будешь знать, как реагировать.

— На что реагировать? — Эван повернулся к лесу и отпрянул — лес кишел крошечными ползающими и пляшущими существами, которых еще вчера не было. Даже воздух, казалось, был наполнен этой невесть откуда взявшейся живностью.

Голова все еще болела. Эван приложил руку ко лбу. Солнцезащитных очков, подаренных ему Эже, не было. Тем не менее, Эван видел хорошо, несмотря на ярчайший свет Призмы, несмотря на слепящие блики флоры, как будто и не было всего этого ослепительного блеска. Наверно, сегодня пасмурный день, решил Эван. Запрокинул голову и посмотрел в небо, но облаков не было. Раньше, сделав так, он упал бы, обливаясь слезами из ослепленных глаз. Сейчас было все иначе. Эван заметил, что на него смотрят — воины, библиотека, врачи и только что отремонтированный собиратель. Все уставились на него, как на диво. Тишина, в которой они созерцали Эвана, была красноречивее слов.

Глядя на Эже, он медленно произнес:

— Что ты имел в виду, когда сказал, что я не буду знать, как реагировать? — но друг молчал, и тогда Эван обратился к врачам: — Что вы со мной сделали?.

Те тоже молчали.

Эван вышел из круга обступивших его товарищей и подошел к опушке леса. Здесь в тени росли небольшие кустики. Из-под их прозрачной коры торчали стекловидные стебли, на кончиках которых блестели причудливые цветы в форме плоских шестигранников. Эван сорвал один такой цветок и посмотрелся в него, как в зеркало.

Если не считать отсутствия очков, все было без изменений — на него смотрело озабоченное лицо Эвана Орджелла. И что-то все же было не так. Но что именно, трудно было понять. Нечто неуловимое и, тем не менее, существующее. Он смотрел на это нечто, и не замечал.

— Конечно же! Его коричневые глаза стали фиолетовыми! Это было бы невозможно, если бы не контактные линзы. Эван улыбнулся. Это врачи постарались. Они заменили не вполне удобные очки на маленькие и хорошо подогнанные контактные линзы. Подогнаны настолько хорошо, что Эван даже не чувствует их. Он осторожно протянул палец, чтобы потрогать линзы.

Едва коснувшись зрачка, он моргнул. Линз не было. Головная боль не унималась. Эвана начинали терзать сомнения.

— Что вы сделали со мной? — спросил он настойчивее. — Вы закапали мне что-то в глаза, чтобы я мог видеть без солнцезащитных очков? И это изменило цвет радужной оболочки моих глаз.

— Не совсем так, — сказал первый врач, подходя к Эвану. — Мы решили, что можем помочь тебе. Мы хотели избавить тебя от этот неуклюжего приспособления, которое ты вынужден был носить на глазах.

Эван сел, положил подбородок на колени, и воззрился на врача.

— Каким образом вы это сделали? Поскольку линз нет, наверно это капли. Сколько времени они будут действовать?

Эван посмотрел на лес, теперь он мог видеть дальше, чем раньше. Яркие вспышки поблескивали на деревьях, ранее казавшихся мертвыми. Новый мир открылся теперь его взору.

— Я вижу теперь, наверно, как и вы, в ультрафиолетовом и в инфракрасном диапазонах спектра в добавок к видимому, верно?

— Я не знаю, что ты называешь видимым спектром, — ответил первый врач. — Но наши исследования показали, что ты был частично слепым. Мы знали, как это исправить, и, кроме того, дать тебе возможность хорошо видеть при дневном свете без утери способности видеть в сумерках. Ты доволен?

— Это хорошо, конечно. Но отчего же у меня болит голова, может быть от капель?

— Капель? Что такое капли? — спросил второй врач.

Эван улыбнулся.

- Это то, что вы закапали мне в глаза.

Врачи переглянулись.

— Мы не применяли капель.

— Вы вставили мне линзы? Как их протирать?

— Я говорил вам, — сказал Эже врачам, — я же говорил…

— Твой организм сам будет чистить их, — сообщил Эвану второй врач. - Во всяком случае, так должно быть.

— Эван, ты не должен извлекать их, — предупредил Эже.

— Твои старые линзы были несовершенны, как я уже объяснял тебе, — начал втолковывать Эвану первый врач. — Поэтому мы заменили их.

— Я вижу, — кивнул Эван на очки, лежащие неподалеку.

— Нет, твои прежние линзы здесь — Первый врач достал из полости внутри себя пару небольших поблескивающих предметов. Овальные, если смотреть сбоку, круглые спереди.

Эвана затрясло. Он отвернулся, не в силах смотреть на такое. Несмотря на яркое солнце, его прошиб холодный пот. Правда, боль в голове уже почти утихла. Эван испугался за свои глаза.

— Это оказалось не так сложно, как нам казалось поначалу. — Не замечая переживаний Эвана, врачи как будто обсуждали ремонт несложной кухонной утвари. — Мы достаточно хорошо изучили органы мягкотелых существ.

Мы всего лишь заменили ваши несовершенные линзы на новые, лучшие, а также внесли некоторые усовершенствования в устройство обработки изображения, которое находится за линзами.

— Вы что-то сделали с палочками и клубочками? — бормотал Эван. - Что-то сделали, и теперь я вижу не только видимый спектр…

Осторожно ощупывая вокруг глаз, Эван думал: «А что, если бы у них не получилось? Я бы проснулся слепым!»

— Ты должен больше доверять нам, — подал голос библиотека. — Эти врачи из самых искусных.

— Твои глаза имеют довольно простую форму, и очень похожи на то, что мы уже когда-то изучали, — успокаивал его второй врач. — Модификация была не слишком существенной. И мы в любой момент можем вернуть на место твои прежние глаза, как только пожелаешь.

Не существенной… Господи, что еще они могут вытворять? Какие еще операции, Господи, ты им позволишь?

Первый врач поближе подошел к Эвану.

— Мы посвятили немало исследований этим проблемам. Если хочешь, мы можем…

Эван поспешно запротестовал:

— Нет, нет, что ты, вы и так сделали для меня более чем достаточно! А ты уверен, что вы сможете вернуть мне прежние глаза?

Врач снова достал старые глаза Эвана.

— Разумеется, поэтому я и сохранил их. — И жестом, достойным самого закоренелого сюрреалиста, опустил их обратно в небольшое отверстие в своем теле.

— Я все же надеюсь, что ты захочешь остаться с твоими новыми линзами, — вмешался второй врач. — Было бы жалко пустить по ветру такую замечательную работу.

— Я подумаю над этим, — заколебался Эван. — Но обещайте мне больше не делать ваших экзотических усовершенствований. Даже если эти усовершенствования необходимы с вашей точки зрения. Обещаете? — Врачи дали слово, но, как показалось Эвану, крайне неохотно.

— А если мы предупредим тебя заранее о наших благих намерениях, ты согласишься на операцию? — спросил второй врач.

— Ради Бога, — взмолился Эван, — никаких операций. Тем более, в то время, когда я буду спать!

Они пробирались сквозь лес, оставив реку далеко позади. Дело шло к вечеру. Эже, шедший впереди, вернулся назад к группе, поднялся на задние ноги и прислушался.

— Что случилось? — спросил библиотека.

— Я думаю, он хочет посоветоваться с нами, чтобы мы подтвердили или опровергли его опасения.

— Какие опасения?

— Что-то надвигается на нас. Очень грубые сигналы, исходящие от этого объекта, свидетельствуют о его низком интеллекте.

Вместе с остальными товарищами Эван начал прислушиваться и присматриваться к окружающей растительности. В этом месте леса чисто кремниевая растительность почти полностью подавила кремнийорганику. Пучки стекловидных стеблей всюду поднимались вверх, и лишь кое-где среди них пробивались толстые коричневые арки, на верхушках которых росли огромные переплетающиеся фоторецепторы.

Эван резко повернулся налево.

— Там, кажется я тоже слышу что-то. — И тут раздался громкий треск.

Врач, находившийся рядом, начал нервно оглядываться.

— Но я ничего не слышу.

До Эвана дошло, что друзья, по-видимому, не слышат звуки низких частот, поскольку настроены на радиочастоту, служащую им для связи между собой. Странное существо с шестью крыльями, по три на каждом боку изящного кремниевого тела, выпорхнуло из леса. Оно не нападало, да и вообще не обращало внимания на путешественников. Чудовище было ярко розовое с желтыми полосками.

За ним взлетело еще несколько столь же причудливых существ. А затем и весь кремниевый зоопарк пришел в движение: все побежали, покатились, полетели на восток. Эван не успевал разглядывать всевозможные разновидности убегающих диковинных тварей. Все они отчего-то убегали. Эже тоже понял это.

— Может быть, нам тоже лучше побежать с ними? — начал паниковать Эван. — Бежать назад к реке.

— Бессмысленные порхания не являются для интеллектуала достаточным основанием для паники, — съязвил библиотека. — Мы не должны отступать, пока нет реальной фазы.

Не было необходимости добавлять, что ни Эван, ни врачи не были приспособлены к быстрому бегству. Эван пытался рассмотреть хоть что-нибудь сквозь густые заросли. Пожара, похоже, нет, не видно ни дыма, ни огня.

Вдруг слева от него упали два гигантских кремниевых дерева. Густая жидкость потекла из разломов. Глаза Эвана расширились.

— Это шерван! — закричал библиотека.

С тех пор, как появилась Призма, Эван встречал множество самых фантастических форм жизни, но сейчас его взору предстало доселе невиданное. Это были длинные и толстые щупальца, покрытые непрозрачными оболочками, их можно было назвать шеями с челюстями. Каждая такая шея имела на торце пасть с несколькими вращающимися рядами зубов. Эван насчитал двенадцать щелкающих хищных щупалец-шей с челюстями, объединенных одним телом в виде серой глыбы, не имеющей ни глаз, ни ушей, ни каких-либо других органов чувств. Чудовище передвигалось на конечностях, похожих на гусеничный механизм, и эти гусеницы вращались с бешеной скоростью, неся чудовище с невероятной быстротой.

Прежде, чем Эван и его спутники успели разбежаться по сторонам, один из воинов был схвачен мощной пастью чудовища. Она зажала его железной хваткой, а две другие пасти тут же с двух сторон начали грызть бойца, корчащегося и извивающегося. Боец был растерзан на куски, но все же успел прогрызть своими зубами одну из шей.

Эван спрятался за деревом, но не заметил, как еще одна длинная шея схватила его пастью. Зубы шервана прогрызли скафандр и вырвали кусок живота. Ошеломленный Эван увидел свои кишки.

Подскочивший боец начал быстро точить зубами шею чудовища, во все стороны полетели кремниевые стружки. Шея отпустила Эвана и набросилась на бойца. Превозмогая боль, Эван побежал прочь с зияющей дырой в животе. Шерван с демонической быстротой нагнал его и ударил в спину. Затрещали кости. Отпущенный чудовищем боец снова бросился на выручку, и на этот раз ему удалось перерезать адскую шею. После таких ран человек может жить лишь короткое время, пока еще жив мозг. Последнее, что помнил Эван — чувство падения в бездну. Теперь он лежал в полубессознательном состоянии, пытаясь понять, что произошло.

Шерван, кажется, ушел. Потеряв одно то ли щупальце, то ли шею, он, наверное, пошел искать более подходящую жертву. Первый врач обрабатывал многочисленные раны бойцов. Один боец был почти убит и большей частью съеден, другие отделались более легкими повреждениями. Эван, к сожалению, был сделан из мяса и крови. Его нашли в траве, лежащим недвижно там, где он упал от удара шервана. Врачи разрезали и сняли с него скафандр. Их познания в устройстве органических существ подсказывали им, что раны очень серьезны.

Во избежание проникновения инфекции второй врач покрыл раны Эвана тонкой прозрачной пленкой, обладающей антисептическими свойствами. Раны под пленкой заполнились кровью. Даже бойцы поняли — без серьезного хирургического вмешательства их непрочный товарищ из органического мира не протянет и до вечера.

Начались срочные консультации. Этот самобытный насос, качающий красную жидкость сквозь весь организм, был полностью испорчен, но пока еще судорожно и неритмично работал. То же можно было сказать о двух зеркально симметричных воздушных насосах. Расположенные ниже устройства, служащие для проведения некоторых химических реакций, были раздавлены. Эван потерял сознание с мыслью о том, что все кончено, ведь с такими ранами выжить невозможно.

А в это время его товарищи бесстрастно обсуждали предстоящий ремонт Эвана.

— Это будет любопытно, — поделился впечатлениями библиотека, — мы никогда раньше не ремонтировали органические существа, поврежденные до такой степени.

— Ему это может не понравиться, — оторвался Эже от процессора, поворачиваясь к врачам.

— У него нет выбора, — констатировал библиотека, — и у вас тоже. Если вы не почините его сейчас же, он умрет. Вы посмотрите на это месиво. Вы же знаете, сколь хрупки органические системы. Надо срочно принимать меры.

— Я догадываюсь, как он будет потрясен, когда придет в себя, — пробормотал разведчик.

— Давайте обсудим это после, когда он придет в сознание, — сказал первый врач. — Пока мы будем думать и гадать, как он к этому отнесется, он умрет, и уже никогда не сможет удивляться. — Врач повернулся к органическому телу. — Это займет некоторое время. Начнем с насоса для жидкости.

Второй врач не возражал. Тонкие кремниевые щупальца протянулись к красному органу, уже едва бьющемуся…

Сквозь тьму послышалось слабое жужжание. Эван открыл глаза.

Он лежал на спине, над ним склонились лица, вернее произведения скульптора-абстракциониста. Скульпторы удалились, кроме двух. Эван узнал Эже и первого врача. Постепенно Эван пришел в себя, вспомнил нестерпимую боль от безжалостных зубов шервана, вырванные из тела куски, брызги крови. Он вспомнил, как видел собственные кишки, вырванные чудовищем из своего распоротого живота. Он вспоминал все это так, как будто он лишь посторонний наблюдатель, а не жертва жуткого побоища.

Эван вспомнил о смертельных ранах, полученных от шервана. Почему до сих пор жив — после таких ран? У него было ощущение, как будто по нему несколько раз проехались большой и тяжелой машиной. Внутренности болели, но это и означало, что он жив. Остальное, кажется, в порядке, в том числе и коммуникационное устройство, вживленное ему врачами. Он был уверен в этом, так как четко расслышал, как Эже обратился к товарищам.

— Все работает нормально, — сказал им разведчик.

— Да, я пока работаю, — пробормотал Эван мысленно, — но почему я все еще жив, и могу разговаривать с вами?

Конечно, он понял, почему: врачи поработали. Каким-то чудесным образом они сумели собрать его из кучи мяса, в которую его превратил шерван. Эван боялся осмотреть себя из-за страха увидеть, каким он стал. Это глупый, бессмысленный страх, — пытался он уверить себя. Ведь что бы там не было, это лучше, чем быть мертвым.

Эван поднялся, посматривая своими модифицированными глазами, глаза видели превосходно. Поскольку он мог видеть инфракрасные лучи, то заметил, что в животе его находится источник тепла и энергии. От нижней части живота и до шеи тело было покрыто прозрачной пленкой, а под ней виднелось нечто незнакомое и непонятное. Эван не мог оторваться взглядом от своего нового облика.

— Ты несколько удивлен? — поинтересовался первый врач.

— Вряд ли. — Второй врач подошел ближе и прикоснулся тонким щупальцем к правой ноге Эвана. — Мы не смогли восстановить прежнее покрытие, оно было слишком изорвано. Мы не можем регенерировать органические материалы, входящие в состав покрытия, называемого тобой кожей. Наших знаний не хватает для этого. Но мы сделали лучшее из того, что могли.

Эвану было не до разъяснений. Он был поглощен изучением нового себя.

Первый врач начал оправдываться:

— У нас не было выбора. Иначе ты бы умер. Ты умирал, а мы трудились над тобой. Мы сделали все, что могли. Другого выбора у нас не было.

— Я предупреждал вас, что он расстроится, — сказал Эже.

— Расстроен? — Эван уловил в своем голосе сварливые нотки. — Я знаю, что я умирал. Черт возьми, я должен быть мертвым. Я знаю, что остался жив только благодаря вашему искусству. Но я никогда в жизни не видал ничего подобного. — Эван смотрел задумчиво. — Знаете, есть у нас такое выражение: душа нараспашку. — Он осторожно надавил на прозрачную пленку, она оказалась гибкой и прочной. За ней Эван мог видеть свои живые внутренности.

Человек со слабыми нервами на его месте упал бы в обморок или сошел с ума. Но не Эван Орджелл. Он не из таких. Мир не хотел отпускать его, не давал ему умереть.

Первый врач жестикулировал длинным усиком.

— Мы решили, что это самый важный орган, поэтому заменили его первым.

Эван взглянул внутрь грудной клетки, там пульсировали два серебристых шара. От левого шара отходили пульсирующие пластмассовые трубки.

— Два насоса, один для жидкости, другой для газа, — сказал первый врач.

— Вот так дела!

— Ты сам можешь видеть, где мы заменили органические материалы. Заменили эти трубки, и еще кое-что.

Эван смотрел на новые вены и артерии, гибкие шланги из стекловидного блестящего материала. Они были полупрозрачными.

— Насосы причинили нам меньше хлопот, чем некоторые менее важные для жизни органы, расположенные ниже. Вот эти, — показал второй врач.

Эван посмотрел в ту сторону, куда показывал второй врач. На земле, аккуратно сложенные, лежали его прежние внутренности. Зрелище не для слабонервных. Эван пытался смотреть отстраненно, не принимая это близко к сердцу.

Из прежнего хозяйства у Эвана остался желудок, кишки были заменены трубками. Сбоку и немного ниже желудка виднелось нечто, похожее на ломоть хлеба. Присмотревшись внимательнее, Эван подумал, что печень и селезенка остались нетронутыми.

Второй врач повернулся к Эвану, продолжая говорить о куче внутренностей на земле.

— Они были слишком сильно повреждены. Для их ремонта потребовалось бы много времени. И вообще, твое внутреннее устройство удивило нас своим несовершенством. Органы, например, занимали слишком много места. — Врач усиком указал на один из лежавших не земле органов, это была печень. - Вместо этого мы сделали другое устройство, оно лучше накапливает и распределяет энергонесущие вещества в организме. — Голос врача имел оттенок юмора. — Ты помог нам создать батарею для наших собственных тел.

— Это абсурдное устройство с газом и прочие устройства для снабжения организма энергией поражают, — добавил библиотека.

— Это простой прибор для выведения отходов метаболизма, — продолжал первый врач. — Меньше опасность загрязнить остальные части тела. Мы также установили одно выходное отверстие вместо двух, как было у тебя раньше. Нам показалось неразумным такое дублирование. Кроме того, устраненное нами отверстие могло влиять на тот метод, который у органических существ употребляется для размножения. Ты согласишься, я уверен, что новая конструкция более эффективна.

— Знаешь, — глубокомысленно сказал библиотека, — я никак не могу понять, зачем вам, органическим, нужно убивать и потреблять другие органические существа, ведь необходимые вам для жизни вещества можно добывать прямо из земли. Я думаю, твоя модифицированная метаболическая система сможет это сделать. Это будет эффективнее, ты сэкономишь время.

— Вряд ли я смогу есть грязь… — сказал Эван и подумал: «Хорошо, что они еще не вставили в тебя мигающие лампочки. Кто ты теперь, все еще человек, или уже нет? Может быть, Эже и другие считают, что ты стал похож на них?»

— Ты можешь встать? — спросил Эже.

Эван кивнул, уперся ладонями в землю и поднялся. Он думал, что задребезжит, но пустые места внутри его тела были заполнены прозрачным антисептическим гелем. Остальные органы, как оказалось, тоже были уже не на углеродной основе.

Он не чувствовал голода — пока он спал, врачи накормили его через трубки. Не только его желудок, но и новый орган для хранения и распределения энергии были заполнены глюкозой и прочими веществами, необходимыми для метаболизма.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Эже.

— На десять килограммов легче. — Эван немного размялся, боли не было.

Нагнулся и легко достал до земли пальцами. Он чувствовал себя превосходно, если не считать непривычного впечатления от прозрачного торса.

— Тебе повезло, что твои репродуктивные органы не пострадали от шервана, — подбодрил его второй врач. — Их, так же как и твой мозг, мы вряд ли смогли бы заменить на новые.

— Да уж, повезло. Мне хочется прыгать от счастья. — Эван представил себе, какой вид был бы у этих органов, если бы их коснулась фантазия его врачей.

— То, что вы сделали, потрясающе. Выбросили сердце, легкие и прочее, и сделали новые, лучше прежних.

— Их строение не очень простое, а мы раньше изучали лишь похожие органические системы, — заметил первый врач. — В конце концов, тело — лишь аппарат для перемещения мозга в нужное место. Разведчику удалось отговорить нас от дальнейших усовершенствований твоего тела.

Эван с благодарностью посмотрел на Эже.

— А какие усовершенствования вы хотели бы сделать?

— Во-первых, — начал второй врач, — мы хотели предусмотреть возможность замены твоей абсурдной системы окисления на такую, как у нас.

— Спасибо, — ответил Эван, — но самой вашей замечательной идеей было все-таки сделать мне прозрачную кожу, теперь каждый может с интересом разглядывать мои потроха.

— Мы можем заменить ее непрозрачной пленкой, и даже подобрать такой цвет, как у твоей оставшейся естественной кожи.

— Только не теперь, ради Бога, как-нибудь в другой раз.

— Все сделано из прочнейших материалов, — сказал первый врач. - Процессор следил за этим. Из прочных, но мягких, чтобы не травмировать оставшиеся естественные органы.

— Вы спасли мне жизнь. Я очень благодарен вам. Пусть даже и были бы некоторые неудобства.

— Ты должен позволить нам заменить тебе всю систему энергоснабжения, — настаивал второй врач.

Эже заступился за Эвана:

— Оставь его в покое, Эван и так уже настрадался, физически и морально. И все за одни сутки. Поставь себя на его место. Хотел бы я посмотреть на тебя, как ты проснешься одним прекрасным утром и вдруг обнаружишь, что вместо глаз у тебя мягкие органические шары, плавающие в углублениях, называемых глазницами.

— Какой кошмар!

Разведчик повернулся к своему отремонтированному другу.

— Ты пришел изучить нашу жизнь, но при этом, похоже, изучил ее ближе, чем тебе хотелось бы.

— Верно говоришь. Никак не ожидал столь близкого знакомства, — хохотнул Эван. Он понемногу привыкал к новому состоянию. — По возвращении я буду в центре внимания. Не хочет ли кто-нибудь из вас составить мне компанию?

Эван подумал о том, как он вернется с впечатлениями о врачах, оперировавших смертельно раненого человека, как врачи заменили безнадежно разрушенные органические органы на кремниевые.

— Вначале мы должны добраться до маяка, — напомнил Эже. — Может быть, твое мировоззрение изменилось вместе с телом?

— Нет. Я остался человеком, как и был. Изменилось только мое восприятие мира, — сообщил он доверительно Эже. — Одно лишь восприятие.

Ничего, что у него теперь искусственное сердце и легкие. Всего лишь разные методы хирургии. Команда органических хирургов не смогла бы спасти его обычными человеческими методами.

Нижняя часть его скафандра сохранилась и была отремонтирована бойцами. Эван надел остатки скафандра, сожалея об утрате. Может быть, они смогут восстановить скафандр полностью.

— Мы близки к цели. — Эже заволновался, что для него было нехарактерно. Волнение Эже хорошо было видно. Эван знал, что Эже, когда волнуется, начинает слегка флюоресцировать. — Я слышу сигнал маяка.

— Я тоже, — сказал библиотека, — хотя мой слух не такой острый, как у разведчика.

Эван, как видно, был тут не единственным, думающим о предстоящей встрече. Если, конечно, они там кого-нибудь встретят.

Они поднялись на вершину крутого холма, пробираясь сквозь низкую растительность, как будто сделанную из топазов. С вершины холма они увидели внизу небольшую долину. Мартины Офемерт нигде не было видно. Было нечто совсем другое.

— Вот где находится твой маяк, — тихо сказал Эже. — Твоего товарища тут нет. Боюсь, он разделил участь других органических существ.

— Я никогда не видел такого за всю свою жизнь, признался библиотека, хранящий все знания, накопленные членами Ассоциативы. — Я думаю, нам лучше уйти отсюда.

Эван жадно всматривался в долину. Там не было привычной кремниевой и кремнийорганической флоры. И даже места для нее не было. Вся долина была заполнена одним-единственным организмом, находящимся в непрерывном движении. Даже новые глаза Эвана не смогли заметить какой-либо закономерности в этом суетящемся хаосе невиданной буйной жизни, от которой рябило в глазах. Там и здесь высовывались антенны из выпуклостей, многочисленные конечности всех видов цеплялись за любой открывшийся клочок земли или освободившейся растительности. Щупальца и лапы, усики и клешни…

Розовые полусферы висели колоссальными гроздьями, украшенные тонкими голубыми и зелеными полосками. Из этих кровавых букетов торчали ромбовидные растения с черными вкраплениями, они пульсировали, как гигантские легкие. Многочисленные конечности двигались без всякого порядка и ритма.

— Хаос, — пробормотал один из врачей. — Как могла возникнуть такая чудовищная форма жизни, какой несчастный случай привел к этому безумию?

— Где же маяк? — подумал Эван, с ужасом догадываясь об этом, глядя на катастрофически агрессивную жизнь, невесть откуда взявшуюся в долине.

Эже показал на волнующееся море.

— Он погребен здесь.

— Твои опасения оказались не лишены оснований. Мартина мертва, — сказал первый врач. — Она уничтожена вместе с десятками других, непохожими на эту новую жизнь.

— Именно так. Смотрите, вон их останки, — Библиотека показал на поверхность вздыбливающейся массы, поднявшейся метров на тридцать над уничтоженной долиной.

— Да, — согласился врач, — там видны конечности котаров и эвиолов, они, как видно, все еще продолжают бороться.

— Оно поглощает свои жертвы, — прокомментировал библиотека. — Оно оставило их в живых и использует их. Это, наверное, и есть ответ на твой вопрос. Правильнее сказать, перед нами не одно существо. Здесь их сотни, объединенные некой страшной силой. Но в этом не видно никакого смысла, нет порядка, один лишь хаос.

— Ты хочешь сказать, что поглощенные хаосом существа остаются живыми? — Эван пытался уловить ход мыслей Библиотеки.

— Возможно, они остались в живых, но погибли как личности. Они не столько поглощены, сколько включены в общую массу, они кооптированы, если так можно выразиться.

— Но как могло возникнуть такое, кто управляет этим, если, конечно, оно управляемо?

— Не знаю. Может быть, это возникло как результат эволюции другого общества, ответ надо искать в истории этого хаоса… — Библиотека взглянул на Эвана. — Мы, повторяю, должны уйти отсюда. Твоей подруги уже нет, вернее, она жива, но находится где-то в этой хаотической массе. Смотри, под ее тяжестью проседает земля.

— Возможно, мы видим не всю массу, — предположил Эже. — Часть массы может быть под землей.

Увы, не успели они вдуматься в смысл этих слов, как восемь гигантских кремниевых щупалец высунулись вдруг из-под земли рядом с ними. На концах щупалец были оранжевые мощные захватывающие приспособления, напоминающие пальцы.

Библиотека и врачи моментально оказались опутанными оранжевыми нитями, трех бойцов толстые и прочные нити окутали столь плотно, что те не могли пошевелиться и воспользоваться своими зубами. Эван попытался бежать, но тоже был схвачен. Их опускали в долину. Они были как муравьи в руках гиганта, и этим гигантом была заполнена вся долина.

— Кооптированы! — закричал библиотека, пытаясь вырваться из цепких объятий щупалец.

Они увидели, как на склоне холма открылось отверстие в ожидании их прибытия. В отверстии не было видно зубов, это было больше похоже на дверь. Ус длиной около метра перехватил их из оранжевых щупалец и втянул всех их внутрь.

Дверь закрылась за ними, крыша начала опускаться. Быть раздавленными — не самый приятный способ уйти из жизни.

Получится тонкий лист спрессованного мяса. Но потолок остановился в центре от пола. Глаз величиной с кулак, желтый с черным, бегал как пчела в ведре, рассматривая Эвана и его друзей. Стены и потолок были прочными. Снизу поползла желтая масса, ее уровень медленно повышался, затопляя пленников. Эван прикинул, что к вечеру они будут затоплены полностью.

Эван уже представлял себе, как скверная масса вливается в его ноздри, заполняет легкие, и он задыхается. Но вскоре ему пришлось прервать свои фантазии — из вязкой массы высунулся длинный ус и пополз вверх по его груди. Эван начал стряхивать его, но тут что-то стукнуло его по голове.

Когда Эван пришел в сознание, была уже ночь. Он сидел весь в желтом сиропе, прислонившись к стене. Свет от многочисленных лун Призмы серебрил небо. Эван почувствовал ус, змеившийся по его плечу к левому уху, ус нащупывал ушное отверстие.

Справа можно было различить силуэты, наверно останки его товарищей.

Эван не хотел, чтобы наступил завтрашний день. Библиотека и Эже — все под слоем полупрозрачной желтой массы. Может быть, еще живые, ведь им не нужен кислород. О постигшей их участи можно было только догадываться.

Есть ли смысл кричать, звать на помощь? Эван криво усмехнулся. Он проделал трудный путь в поисках Мартины Офемерт, и вот теперь они, он и она, будут слиты вместе с сотнями других жителей Призмы в одну безумную массу.

Он прошел десятки световых лет, чтобы погибнуть, став частью большого супа. Как глупо!

— Неправда, — сказал неизвестный голос почти в голове Эвана.

Очевидно, ус был средством связи, а не забытым независимым существом.

— Всякое новое приобретение служит всеобщему благу.

Это был новый голос, не библиотека и не Эже. Сильный, вибрирующий голос, на грани истерики. Голос самоуверенного сумасшедшего.

— Ты уже поглощал таких как я. — Это было больше утверждением, а не вопросом.

Ответ привел Эвана в замешательство:

— Я видел мягкую вещь, похожую на тебя, но не смог уговорить ее соединиться со мной.

— Неправда. У тебя есть прибор, принадлежащий тому существу, о котором ты сейчас сказал, этот прибор излучает свет и звук.

— Прибор, о котором ты говоришь, любопытен и очарователен, и он действительно есть у меня. Но владелец этого прибора не поддался на мои уговоры и остался сам по себе.

Другой бы на месте Эвана засмеялся или заплакал бы. Эван же сохранил самообладание, несмотря на нахлынувшие чувства. Он еще был в состоянии насладиться пикантной иронией своего положения. Замечательно! Смех! Правду говорил философ: жизнь — самый большой шутник. Эван шел, полз и карабкался по враждебной территории, надеясь выступить в роли благородного спасителя, а в самом конце пути сам оказался нуждающимся в спасении. И спасти его, возможно, могла та, которую он собирался спасти.

Но эта мысль была еще преждевременной и маловероятной. Каким способом чудовище смогло завладеть маяком Мартины Офемерт? Эван мог попробовать догадаться как-нибудь на досуге, но неизвестно было главное — жива ли она? Если она съедена прожорливыми обитателями Призмы, тогда не удивительно, что ее маяк оказался здесь.

— Чем ты расстроен? — поинтересовался голос. — Я надеюсь, что ты не пострадал?

Эван при всей трагичности положения готов был рассмеяться.

— Ты считаешь, мы нисколько не пострадали? Ты напал на нас, унес в эту тюрьму, залил нас этой желтой гадостью, которая, как я предполагаю, является частью тебя, и после этого ты заявляешь, что ничего особенного не произошло?

— Я думаю, с вами все в порядке. Вы участвуете в великом эксперименте.

— Что за эксперимент?

— Эксперимент — это я. Я — интегратор. Я — это вы, а вы — это я. Все станут мной, и я стану всеми.

Не новая философия, размышлял Эван. Если заглянуть в историю, такое было присуще многим тиранам и диктаторам. Но вряд ли когда-нибудь это воплощалось на биологическом уровне. Моя смерть будет поистине уникальной, он будет убит колоссальной маниакальной меланомой.

— Войдут все. Особенно я ценю интеллигентность. Ты и твои товарищи — интеллигентны. Они пришли из Ассоциативы, но я — самая большая Ассоциатива из всех, что были, из всех, что будут. Я — единственная истинная Ассоциатива.

— Ты — не Ассоциатива, потому что ты хаотичен и не организован. -

Эван узнал голос библиотеки, звучавший теперь горько и обвинительно, но очень слабо.

— Организация будет потом. Я интегратор, и моя цель — объединить все формы жизни в один огромный механизм, это будет Ассоциатива во всем мире, и ничего, кроме нее.

Библиотека, обессиленный и беспомощный, не соглашался:

— Твой рост так же хаотичен, как и твои намерения, ты не Ассоциатива, а анархия, ты не интегрирован.

— Для создания организации надо только интегрировать достаточное разнообразие форм жизни. Это пока не сделано.

— Ты не понимаешь себя. Ты можешь расти количественно, но не качественно. Высокая организация не возникнет сама собой.

— Ты — лишь фрагмент, — с презрением ответил Интегратор — Что ты можешь знать? У меня есть несколько библиотек, и каждая отдает мне свои знания.

— У тебя есть их знания, таланты, но ты не можешь использовать их как следует, потому что ты лишил их индивидуальности. Они уже не могут спорить, обсуждать и сравнивать. Они могут только накапливать данные. Ты уничтожил в них самое ценное.

— В истинной Ассоциативе нет места индивидуализму. Ты оценишь это, уверяю тебя. Ты обретешь свое истинное достоинство библиотеки, как части великого ценного.

— Без индивидуальности не может быть новаторства, а значит, развития. Ты будешь расти, но не будешь созревать. Ты сможешь повторять, но не сможешь творить. Ты не способен оригинально мыслить.

— Ты не прав, не являюсь ли я сам самой оригинальной идеей? Ты, наверное, нигде и никогда не видел такого?

— Только в ночных кошмарах, — пробормотал Эван.

— Ты — сумасшедший, — добавил библиотека, — и не понимаешь этого. - Индивидуальности не могут быть интегрированы силой.

— Нет, ты не прав! Это можно и нужно сделать. Я сделал это.

Поверхность Интегратора вокруг Эвана сверкала ярким зеленым светом, выплескивая свои чувства, этот свет был воплощенным криком.

— Ты прав, — тихо сказал Эван. — Это можно сделать. — Он почувствовал удивление товарищей. — Это возможно, и доказательством являюсь я. Посмотри: я, воины, библиотека, врачи и разведчик, собиратель и сканер, все в одном. Ты не можешь объединить два Интегратора.

— Именно так, — подтвердил Эже, уловив мысль Эвана. — Отпусти нас.

— Нет, меня не так просто обмануть. Во мне много чисто органических форм жизни. Некоторые полезны, другие бесполезны, но я ни от кого не отказываюсь. Когда-нибудь любой может оказаться полезным.

— Ты пойми простую вещь, — снова вмешался Эван. — Я не питаюсь светом, мне нужен кислород. Как только эта желтая масса покроет меня, я умру.

— Это не важно. Я буду использовать твои останки, как я это делаю со многими подобными тебе мягкими телами. — Для иллюстрации сказанного десятки конечностей вылезли из поверхности и закружились в хороводе вокруг Эвана. Когда-то они принадлежали их первоначальным владельцам. Эвана чуть не вывернуло наизнанку.

— Когда ты полностью интегрируешься, тоже вступишь в этот кооператив, — любезно ободрил его Интегратор.

Интегратор хочет показать себя во всем блеске, подумал Эван, подобно тому, как дешевое дерево оклеивают тонкими листами дерева ценной породы, когда изготовляют мебель. Эвану предстояло влиться в поток сотен и тысяч несчастных. Его мозги будут помещены в одно место, глаза в другое, уши в третье, куда сочтет нужным Интегратор. Интегратор поглотит все разумное на планете, если его не остановит непредвиденная катастрофа. И когда поглощено будет все, чем тогда займется Интегратор? Интересный вопрос.

Эван передавал свои размышления по радиосвязи друзьям, но те не отвечали. Может быть, у них уже изъято коммуникационное оборудование. Или они слышали, но не могли ответить. Как только солнечный свет упадет на их рецепторы, они оживут. В отличие от Эвана. Эван задохнется, как только его голова погрузится в сиропообразную жидкость. К утру его судьба будет решена. И даже, если выберется отсюда, все равно погибнет от голода и жажды.

Страх и напряжение, беспокойство и тревога истощали его силы, он погружался в сон. Если ему повезет, он задохнется прежде, чем проснется.