Приключения интеллигента, едва не сделавшие его фашистом.

Слякотная гадость на асфальте вот-вот превратится в снег пополам с грязью. Апполинарий Колышев, преподаватель педагогического института, торопится на работу. Несмотря на то, что он стал выходить из дому аж на целых десять минут раньше, на остановке маршрутки все равно колышется толпа. Из таких же «умных». Апполинарий становится в очередь. Снег пополам с дождем на время прекращается, стоящая впереди девушка тут же сбрасывает капюшон курточки. Привлеченный необычайно ярким пятном на общем унылом фоне, Апполинарий взглянул и моментально разочарованно отворачивается – редеющие кудряшки выдают настоящий возраст «девушки».

Апполинарий Колышев унаследовал от папы с мамой высокий рост, широкие плечи и сутулую спину. Последнее по большей части от того, что слишком много проводил времени за письменным столом. Прилежный ученик в школе и институте, он никогда не занимался глупостями вроде футбола или заморского рукопашного боя. Его целью было получать самые лучшие оценки преподавателей и Апполинарий этого достигал необыкновенной усидчивостью и старанием. К выпускному курсу студент Колышев заработал самые лестные отзывы преподавателей, а от сокурсников получил кличку «долбежник». Туловище скособочилось, фигура в профиль напоминала вопросительный знак. Густая шевелюра поредела, появился солнечный остров лысины в обрамлении волос. Руки вытянулись в «грабли», круглое лицо украсила бородка клинышком а ля Феликс Эдмундович. От продолжительного чтения и работы за компьютером зрение село, пришлось носить очки. Для «понта» Апполинарий приобрел пенсне и теперь, когда приходилось выступать на семинарах, всегда водружал «велосипед» на шнобель.

Папа бросил семью несколько лет назад. Мама работала преподавательницей древних языков на факультете филологии. Надо ли говорить, что и сынок стал учиться в том же институте, а после окончания остался в аспирантуре на кафедре. Сейчас мама на пенсии, Апполинарий «препод». Разумеется, тех самых древних языков. Ему двадцать семь, он уже раз был женат на сокурснице – хорошо, что дело закончилось без детей! – и пять лет успешно косил от армии. Удалось. Военных Апполинарий не любил, считал тупыми, грубыми и ленивыми мужиками, живущими за счет солдат и на подачки от налогоплательщиков, то бишь государства. Заняться преподаванием древних языков посоветовала мама. Это довольно редкая профессия и не потому, что трудная, а потому, что скучная. Ну какого нормального парня или девушку заинтересует мертвый язык, на котором никто не говорит? Его и выучить-то почти невозможно. Другое дело, язык живой. Скажем, французский. На нем говорят десятки миллионов людей, это огромный пласт культуры и потому он интересен. А главное – есть языковая среда. Если вы будете жить во Франции, то научитесь говорить буквально за считанные месяцы.

Овладеть латынью можно только бесконечной зубрежкой суффиксов, префиксов и окончаний … а потом повеситься.

Переваливаясь на дорожных вмятинах, словно перекормленная такса, подползает автобус. С лязгом распахиваются передние двери, будто пасть железного чудовища и понурые люди суетливо торопятся в теплое, воняющее машинным маслом и резиной, нутро. Рассевшиеся по лавкам, как куры по насестам, пассажиры достают мятые рубли, руки тянутся в салон, ассигнации уплывают кондуктору, здоровенному детине с электрошокером на поясе и резиновой дубинке. С тех пор, как в стране увеличилась преступность, полицейское снаряжение стали носить даже бабушки консьержки.

До кризиса в страну потоком прибывали эмигранты из ближнего зарубежья и дальней деревенщины в поисках работы и материального благополучия. Под предлогом нехватки рабочей силы их даже приглашали. Власть, местная и центральная, способствовала этому. Автоматизация производства, о которой так много говорили, говорят и будут говорить с самых высоких – и не очень – трибун, дело очень дорогостоящее и хлопотное. Куда проще нанять сотню или тысячу гастарбайтеров. Они вручную сделают то, что выполняет один робот. Технический прогресс дело, конечно, святое, но торопиться не надо. Поспешишь – людей насмешишь и вообще … Глупость и жадность так называемых «бизнесменов» и продажных чиновников от Москвы до самых до окраин привели к тому, что в стране скопились миллионы иноверцев, открыто ненавидевших Россию и все русское. Пока была работа, помалкивали – гавкать себе дороже. Но когда грянул кризис и от гастарбайтеров стали избавляться, дерьмо пошло по трубам. Банды озверевших от голода и нищеты бывших строителей и дорожных рабочих грабили и убивали среди бела дня. Удивительно, но милиции отдан приказ применять оружие на поражение только в исключительных случаях. Власть, видимо, надеется на скорое окончание кризиса и тогда «новые рабы» понадобятся вновь. На окраинах по ночам происходят настоящие уличные бои – бандиты делят сферы влияния. Раненых и убитых подбирают десятками. Тем не менее, странный приказ отменять никто не собирается. Возможно, объясняется тем, что милицейское начальство просто хочет дождаться, когда бандиты перебьют друг друга. Так уже было в начале девяностых.

Кондуктор собрал деньги, продавленное кресло сплющивается под весом объемистого зада. Автобус постоял еще несколько минут, двери замедленно схлопнулись, будто створки гигантской раковины, навсегда отделяя пассажиров от холодной улицы. С неторопливостью бронетранспортера маршрутка трогается, по салону веет механическим теплом обогревателя. Апполинарий опускает унылый нос в воротник, прикрывает глаза. Сегодня семинар с группой студентов другого факультета. Для них латынь предмет второстепенный, но обязательный, поэтому есть шанс выбрать симпатичную студентку для «творческой» сдачи сессии. После развода с женой по этим «делам» у Апполинария напряг, девочки по вызову стоят дорого, да и мама все время дома. Институт – самое то! Только вот полированные столы ну совсем не приспособлены для таких «занятий». Стук, грюк, опять же звукоизоляция из рук вон плохая. Одним словом, трудностей хоть отбавляй, но не по-мужски сдаваться по пустякам. Только вперед и да здравствуют двоечницы! Убаюканный сладкими видениями о захватывающих приключениях ниже пояса в близком будущем, Апполинарий задремал. Пропустить свою остановку он не боялся – ровно за минуту до открывания дверей включалась внутренняя сигнальная система его организма, глаза распахивались и начинался процесс продирания сквозь плотную толпу пассажиров к выходу.

Колышев проходит мимо кабинета древних языков – закрыт на косметический (!) ремонт. Семинар состоится в кабинете химии. В деканате так составили расписание пар, чтобы можно было проводить семинары по предметам в разное время. Пока не собрались оболтусы студенты, Апполинарий включает комп, входит в Сеть. Надо с утра почитать прессу, узнать, что творится в мире. А мир переживает последствия Великого Кризиса. Несмотря на предпринимаемые правительством усилия, количество незаконных мигрантов растет. В так называемых постсоветских странах положение еще хуже. Местные властные элиты с самого начала «независимости» были озабочены тем, чтобы как можно больше наворовать, а когда запахнет жареным, смыться за океан. Когда экономики начали рушиться, эмиграция высокопоставленного ворья из этих стран стала массовой. Государства борются с экономическими и политическими трудностями, как могут. Слабые, зависимые от внешнего финансирования страны переживают кризис особенно тяжело, исчезают с политической карты мира. Их территории делятся между более сильными соседями. Никто не знает, что будет дальше. Хотя, если взглянуть назад, в совсем недавнюю историю, бывало и похуже. Например, после войны разгул преступности был таков, что на политбюро КПСС всерьез решался вопрос о вооружении членов правящей коммунистической партии. Грабежи и убийства по ночам были обычным делом. А что творилось во время Октябрьской революции и после? Ничего, выкарабкались. Победим и сейчас. Слава Богу, правительство решилось-таки на свободную продажу оружия. Хреновенького, так называемого гражданского, но и на том спасибо! Теперь даже бабульки ходят в булочную с «пушкой» в кармане и шмаляют в любую подозрительную личность, благо возраст таков, что терять уже нечего. Либеральные демократы предлагают внести изменения в Конституцию; по примеру США закрепить право на свободное ношение оружия. Давно бы так!

В дверь поскреблись, потом створки распахиваются, галдящая толпа студентов вваливается в аудиторию. Апполинарий хмурится, выпячивает нижнюю губу. Вкупе с пенсне это придает строгий вид любителю двоечниц, молодежь почтительно стихает. Наметанным глазом Колышев сразу вычислил проблемную студентку. Минимальная длина юбки ясно показала Апполинарию – двоечница настроена на твердую четверку. Возможно, даже с плюсом! Колышев довольно потирает ладони – похоже, день удался! Незаметно проходит тридцать минут. Урок идет своим чередом, студенты отвечают на вопросы, благородная латынь звучит в аудитории на разные голоса. Апполинарий делает вид, что внимательно слушает, а сам косится на аппетитные коленки двоечницы и посматривает на лабораторный стол. Мебель не внушает доверия. Конструкция какая-то непрочная и еще банки с колбами на полке стоят. В стеклотаре жидкость подозрительного цвета и консистенции, пробки сидят плотно, даже закручены и это особенно беспокоит. Мало ли что там за бурда, не дай Бог прольется, поразъедает мебель, полы, ремонтируй потом за свой счет! Мда-а, придется на подоконнике. Апполинарий меряет глазом высоту, ширину – ничего, подойдет, только придется поддерживать за попку … прорвёмся!

Двери распахиваются, в аудиторию врываются трое неизвестных в черных трикотажных шапочках, в вырезах сверкают бешеные глаза. На каждом затертый солдатский бронежилет, в руках пистолеты. Два ствола смотрят в класс, третий тупо уставился в лицо Колышеву. Один из бандитов – видимо, главарь – кивает. Раздается грохот падающего стула, встает очкастый, щуплый парнишка и его палец тычет на ту самую двоечницу! Двое бандитов бросаются к ней, хватают за руки и тащат к выходу. Растерявшаяся было девушка быстро приходит в себя, кричит, отбивается, но справиться с двумя мужчинами не может. Наводчик очкарик подталкивает в спину, глазенки пугливо шарят по аудитории – как бы не дали по голове. Куда там! Все заморожены страхом, лица белые, глаза пуговицами – слизь расплесканная, а не люди!

Колышев перепуган так, что даже не может закрыть рот. Остекленевший взгляд прикован к черному кружочку ствола, из которого вот-вот вырвется аккуратненький такой цилиндрик пули и тогда мозги интеллигента и мыслителя в третьем … нет, даже четвертом поколении Апполинария Колышева расплещутся по голубой краске на стене аудитории. Умирать так рано и нелепо, не попробовав всего в этой жизни – а ведь именно ради этого стоит жить, не правда ли? – Апполинарий не хочет. Не в силах вымолвить слово, он только судорожно машет руками. Грабли препода латыни суматошно мелькают в воздухе, ясно давая понять студентам, что сопротивляться нельзя, бессмысленно и опасно для жизни, надобно опустить глаза до полу, принять позу покорности, расслабиться и постараться получить удовольствие … тьфу, мать его! … или как там пишут психологи в пособиях для заложников?

Вообще-то правильно, глаза надо прятать. Чтобы не выдать истинных намерений – выбрать момент и вцепиться в глотку зубами! Напиться свежей крови, забрать оружие и перебить всех остальных, пока менты не примчались. Они ведь не дадут убивать гадов, потому что подчиняются законам.

… бандит, что держит на мушке Колышева, напрягся было – перед ним взрослый мужик! - но быстро понял, что препод делает в штаны, грабли дергаются от страха. Отвлекается, взгляд останавливается на сопротивляющейся девушке. У Колышева трясутся ноги в коленях. Чтобы не упасть, делает маленький шажок. Руки сотрясает крупная дрожь, растопыренные пальцы задевают полку, пузатая колба на самом верху подпрыгивает и валится прямо на бандита. Хрупкое стекло бьется о плечевую пряжку бронежилета, раздается короткий хруст и мутная густая жидкость потоком заливает человека в маске. Слышится шипение, серый пар клубами поднимается к потолку, острая вонь распространяется по аудитории. Облитый неизвестной дрянью бандит дико кричит. Апполинарий в шоке. Он видит, как стремительно плавится и исчезает ткань, металл дымится, появляются дыры, кожа краснеет, как ошпаренная, вспухают страшные язвы! Колышев с ужасом понимает, что это концентрированная кислота, серная или азотная, черт ее знает! Преступник сию минуту убьет его, он уже поворачивается! Апполинарий почти теряет сознание от страха, разум отказывается повиноваться. В борьбу за жизнь вступают рефлексы. Правая рука выбрасывается вперед, пальцы, словно клещи, сжимают ладонь бандита вместе с пистолетом и поворачивают. Гремит выстрел. Голова в маске взрывается кровью и чем-то еще серым и бесцветным. Белое лицо схваченной девушки покрывают мелкие красные точки. Тело убитого только начинает движение вниз, как опять оглушительно гремят выстрелы. Апполинарий охвачен ужасом, рука конвульсивно дергается, пули пробивают шеи и челюсти двоих бандитов, что держат девушку. Оба падают замертво. В аудитории воцаряется абсолютная тишина. Слышен тихий треск, рука обожженного кислотой бандита отделяется от тела и остается у Апполинария. Изуродованный труп валится на пол. В клубах вонючего пара плохо видно, глаза слезятся, аудитория расплывается, оторванная рука и пистолет тянет книзу. Спасенная девушка тихо ойкает, глаза закатываются, она медленно опускается на пол без чувств.

Одеревеневший от всего произошедшего Апполинарий поднимает взгляд. Видит белое, как простыня, лицо очкастого студента, отличники и отпрыска приличных родителей. Мальчик, наверно, хотел заработать на карманные расходы - решил помочь знакомым бандитам или просто недорослям, таким же, как сам, провернуть «дело». Одним махом забить бабла на крутую житуху в ближайшие два-три года. Это ведь так соблазнительно, и рыбку съесть, и на ху... сесть! Оно конечно, кто не рискует, тот не пьет шампанское, только большинство любителей шипучего напитка коротает время на лесосеке в местах, очень отдаленных от мира нормальных людей, за колючей проволокой, под надзором автоматчиков и сторожевых собак. Причем, это если повезет. А то ведь менты и пристрелить могут, чтоб не доводить дело до нудного следствия и суда. Они тоже люди, менты и у них есть понятие о справедливости. Не осознавая до конца, что делает, Апполинарий жмет на курок. Мальчишечье лицо раскалывается на кусочки, словно разбитое зеркало, перебитые на переносице очки почему-то взлетают к потолку, на затылке расцветает грибовидный взрыв крови. В стене, напротив, откалывается громадный кусок штукатурки и с грохотом валится на пол.

В себя Апполинарий пришел только дома, куда его доставила машина скорой помощи. Заботливая врачиха вколола лошадиную дозу заморского «тормозилова», а потом всю дорогу ласково успокаивала низким, грудным голосом. Колышев слушал вполуха, тряс головой и закатывал глаза. Перед мысленным взором снова и снова возникала страшная картина, в ушах отдавался гром выстрелов, грудь сотрясали рыдания. Женщина в голубом халате опять что-то говорила, но Апполинарий плохо воспринимал внешние звуки. Если кто нибудь мог бы посмотреть со стороны, то внимательный человек заметил, что в глазах врача глубоко-глубоко прячется презрение к перепуганному до заикания здоровому мужику. Только вот показывать свои истинные чувства врачу не полагается, клятва Гиппократа не позволяет. Апполинарий не помнил, как оказался в старинном кресле, закутанный по горло теплым пледом. Рядышком, на тумбочке стакан остывающего чая с лимоном, градусник и почему-то клизма. Странно, но именно это резиновое приспособление для интимных дел привело его в чувство. Тупо глядя на розовую грушу с белой пипкой на конце, Апполинарий начал медленно возвращаться в реальный мир. Сведенные судорогой мышцы расслабляются, волной накатывает равнодушие. В тишине раздается тиканье больших напольных часов, в ушах противно пищит.

« Причем здесь клизма? И чай с лимоном? Черт побери»! – подумал Колышев и крикнул в соседнюю комнату:

- Мама, почему на моем столике клизма?

- Тебе было очень плохо, сынок. Врач посоветовала клизмой влить в рот валерьянки, - немедленно отозвался старческий голос.

- Большое спасибо, мама!

Апполинарий откидывается на спинку кресла. «Надеюсь, клизмой не пользовались по назначению до того, как сунули в мою пасть»! – мысленно произнес Апполинарий. Из складок пледа высовывается резко исхудавшая рука. Подрагивающие пальцы коснулись любимой книги, нежно погладили. Это «Жизнеописания знаменитых людей» Аврелия Виктора, римского историка. Взгляд поднимается, останавливается на картине в позолоченной раме. Изображен берег бушующего моря, на горизонте клубятся грозовые тучи. Белая полоса прибоя. По колени в воде стоит конь, ветер разметал рыжую гриву, на губах стынет пена. Море остановило бешеный галоп коня, но зверь никак не успокоится, мысленно летит навстречу штормовым волнам. Всадник в позолоченном шлеме всматривается вдаль, плюмаж из белых перьев клонит порывами ветра, красный плащ стелется над землей. Кованный металлический панцирь тускло блестит золотой и серебряной насечкой, треугольный конный щит закрывает лошадиный бок. Римский меч, длинный, с округлым навершием на рукояти, плотно сидит в ножнах. Художник тщательно выписал детали, видны даже черты лица. Воин смотрит в бушующий горизонт будто с сожалением – море остановило бег боевого коня. Жаль, что вода расступается под копытами. А так хочется узнать, что там, за горизонтом!

Апполинарий часто смотрел на картину, представляя, что это – Корнелий Сципион Африканский, победитель Ганибалла. Он покорил племена, обитавшие на территории современной Испании и провел военную реформу, одним из результатов которой и явились длинные обоюдоострые мечи. Ими можно было колоть и рубить, что значительно усилило римскую армию. Такой меч и нарисован на картине. Золотой шлем и белый плюмаж – отличительные знаки военачальника. Это он, Сципион Африканский, остановил коня на берегу Атлантического океана и с сожалением смотрит вдаль. Что там, за морем, какие земли? Кто обитает на них, что за люди? Или не люди вовсе, а неведомые существа, с которыми надо сразиться и победить! Только Юпитер ведает, кто живет в невообразимой дали, на другом конце мира. Но Нептун, бог морей, не даст переплыть океан. Жаль! Письменный стол Апполинария заставлен бронзовыми фигурками римских солдат. Строгие лица смотрят незрячими глазами равнодушно и холодно. Но сейчас, после всего пережитого за сегодняшний день, Апполинарию показалось, что лица бронзовых воинов изменились. Они искривлены презрительными ухмылками, уголки губ опущены, глаза пренебрежительно сощурены! « Что за чушь? – мысленно машет рукой Колышев. – Так не бывает, бред какой-то! Насмотрелся фильмов-сказок, теперь и мерещится. Да еще эта дура докторша вколола какую-то дрянь … крыша едет, блин»! Апполинарий раскрывает книгу. Сципион Публий Корнелий Африканский Старший – таково полное имя этого замечательного человека, чья короткая – всего пятьдесят два года! – жизнь полна тайн, подвигов и благородных поступков. Мистика окружала Сципиона с момента рождения. Предание гласит, что в постели его матери однажды был обнаружен змей. Через девять месяцев она родила мальчика. Змей в постели означал – отец ребенка сам Юпитер! Современники считали Сципиона сыном верховного бога. Что, впрочем, не мешало юноше иметь вполне земного папу, а его маме мужа. В двадцать четыре года он становится полководцем, по современной терминологии генералом, командует экспедиционным корпусом римлян в Испании. Он громит вражеские войска одно за другим, искусной дипломатией располагает племена туземцев к союзу с Римом. Такое не удавалось сделать никому ни до, ни после.

… Рим, 217 год до рождества Христова. Сенат в очередной раз утвердил закон, согласно которому плебс уравнен в правах с гражданами. Потомки рабов с окраин империи не замедлили воспользоваться привилегией. Вместо того, чтобы изучать ремесла и науки, чернь решила развлекаться. Примитивно мыслящее быдло, плохо владеющее языком римлян, считало, что возможность посещать зрелища и веселиться есть главная обязанность граждан и патрициев. Общественные термы наполнились людьми. Мужчины и женщины упивались дешевым неразбавленным вином. Охмелев, вели себя как скоты – совокуплялись на виду у всех, извергали съеденное и выпитое, кричали и пели дурными голосами похабные куплеты. Оргии сопровождались воплями и дикими криками. Городская стража ничего не могла поделать – рабам и варварам предоставлена свобода в рамках существующей демократии. Риму необходимы новые граждане, так как не хватает рабочих рук и некем комплектовать легионы. Стража вмешивалась только тогда, когда пьяные толпы начинали громить лавки и магазины. Солдатам строго запретили использовать оружие, только деревянные дубинки. Бить разрешалось по мягким частям тела. За удар по голове могли даже казнить!

Кучка плебеев приблизилась к храму Юпитера. Молодые люди смотрят мутными глазами на фронтон храма, провожают похотливыми взглядами женщин и девушек, что пришли на утреннюю молитву. Рабам, только что получившим свободу, не нравится, что люди вокруг чисто одеты, от них приятно пахнет, они разговаривают правильно, не используют уличную брань и жаргон. Чернь желает, чтобы в Риме было больше увеселительных заведений, кабаков и игорных домов, а цирки, в которых гладиаторы убивают друг друга на потеху публике, работали с утра до вечера. Угощенья должны быть на каждом углу и продаваться за гроши. Как можно больше развлечений!

Panem et circenses – хлеба и зрелищ, жрать и ржать! Кому нужны университеты и храмы?

Пьяный плебей хватает грязными пальцами за шелковую накидку на плечах прихожанки. Легкая с треском разрывается, испуганная девушка оступается, пожилая женщина поддерживает ее, чтобы не упала. Глупая сцена вызывает безудержное веселье у быдла. Неумытые рабы буквально заходятся от смеха, похлопывают по плечу автора остроумной шутки и весело комментируют происшедшее. Разумеется, сразу нашлись те, кто захотел повторить успех товарища. Развеселившиеся рабы принялись срывать накидки со всех проходящих мимо женщин. Когда кто-то из мужчин заступился за жену, свора пьяных рабов избила его до полусмерти. Попытка стражи остановить бесчинство ни к чему ни привела – разгулявшиеся рабы похватали палки и камни и стражникам пришлось отступить. Их слишком мало, им нельзя применять оружие … и вообще, ну его к черту все с этой демократией и тал … тьфу! … толерантностью!

Срывать одежду с женщин и бить вдесятером одного быстро надоело. Возвращаться в кабак и затевать свару тоже не очень хочется – там сидят такие же уроды, самим морды набьют. Интересно, а чо в храме? Затянутое тучами небо на минуту освобождается от свинцовых облаков. Слепящий круг солнца проливает потоки света на город. Площадь перед храмом освещается ярким солнечным светом. Низколобые плебеи подслеповато щурятся, закрывают лицо ладонями. Им плохо в круге света, потому что сразу видна грязь и неопрятность, на небритых лицах разводы сажи, остатки пищи в волосах. Полтора десятка чернорабочих врываются под своды храма Юпитера. В благоговейной тишине раздается шлепанье сандалий, сопение и гогот. К запаху душистых трав примешивается чесночная вонь, кислый дух немытых тел и застарелого пота. С грохотом летят на пол опрокинутые лавки, статуи богов и мифологических героев. Молящиеся в панике покидают храм, плебеи набрасываются на пожилых людей и женщин, для забавы срывают с них одежды. Служителям храма строго запрещено вмешиваться в мирские дела, они тихо удаляются в боковые двери. Лязгают железные запоры. Апполинарий стоит на коленях возле алтаря. Громадная статуя Юпитера освещается пылающим внизу жертвенным огнем. В неровном пламени лик верховного бога кажется очень строгим и даже сердитым. Семнадцатилетний юноша всматривался в лицо бога - ему казалось, что это он разгневал своего отца, но чем?

- Я почитаю родителей, прилежно учусь и готовлю тело и дух к будущим походам и сражениям, - шепчет он, - я сплю по шесть часов в сутки, остальное время посвящаю занятиям и молитвам. Но твое сердце разгневано, я чувствую. Что делаю не так, скажи? Дай знак!

Грохот распахнувшихся дверей и топот за спиной заставляют обернуться. Апполинарий видит, как в святилище врывается толпа. По блуждающим глазам и осоловелым лицам юноша узнает варваров с окраин империи, которым новый сенат дал права граждан. Плебс, освобожденный от законных ограничений, решил оторваться по-полной. Для него храм новое развлечение. Коренастый, коротко стриженый плебей в грязной греческой хламиде схватил небольшую статую богини Венеры и высоко поднял над головой.

- Вам нравятся такие маленькие титьки? – глумливо вопрошает он.

Травяной дурман кружит голову, мир плывет перед глазами, тело изгибается в судорожных попытках удержаться на ногах.

- Нет … ха-ха … нам нужны, как у коровы! Отправь ее к подземным богам! – вопят пьяные голоса.

Статуя летит на пол. Белый мрамор раскалывается на мелкие куски, отваливается золотое литье с головы, изображающее прическу из сплетенных волос, лицо пересекает безобразная трещина. Осколок мрамора сбивает масляный светильник. Несколько капель попадают на глаза Венеры и кажется, будто богиня плачет. Юноша медленно поворачивается к изваянию Юпитера. Лик верховного бога мрачен. Жертвенный огонь вспыхивает ярче и в сполохах пламени Апполинарию чудится, будто верхняя губа бога приподнимается, сверкает мраморно-белый клык.

- Я понял, отец, - шепчет Апполинарий.

Глаза загораются недобрым огнем. В храм не ходят с оружием, да оно и не нужно Апполинарию. Урожденный аристократ, патриций, он с малолетства владеет наукой боя. Офицерский корпус Рима комплектуется исключительно из патрициев, они лучшие воины. А как по-другому, ведь на тебя смотрят солдаты. Если ты слаб и неумел, закаленные в бесчисленных боях воины начнут презирать тебя, перестанут повиноваться. И суд трибунов оправдает их, а тебя, слабака и неуча, поставят в первый ряд строя фаланги, место для новичков и осужденных за воинские преступления. Юноша отшвыривает ненужный плащ с пурпурной каймой – отличительный знак аристократа. Толпа пьяных плебеев уже рядом. Свернутый в ком плащ случайно падает на одного из рабов. Дурман в голове не дает удержаться на ногах, плебей валится на мраморный пол, словно куль с отрубями. Товарищи радостно хохочут и показывают пальцами – это смешно!

В стае, звериной или людской, есть вожак. В стаде плебеев им был тот самый коротко стриженый парень в греческой хламиде. Он уставился мутным взором на чистенького аристократа, что посмел сбить с ног «трудящегося» на законном отдыхе. Как правило, любой драке предшествует высказывания типа: кто ты тут такой? давно в рыло не получал? нюх потерял? и т.д. С одной стороны, это дает время оценить возможности противника, попугать – ну как струсит, отступит, ведь страх виден в глазах – и приготовиться самому. С другой, если противник явно сильнее и шансов ноль, можно отступить, не теряя лица в глазах окружающих. Под просторной тогой угадываются крепкие мускулы и широкие плечи, но что такое изнеженный юный патриций против плотного, жилистого плебея, чьи мышцы накачаны тяжелой работой? Не говоря ни слова, простолюдин в хламиде бросается вперед. Апполинарий едва успевает увернуться от удара в лицо, но левой рукой плебей цепляется за тогу и это не дает ему упасть. Апполинарий перехватывает за кисть, выворачивает и рвет на себя. Противник оказывается в полусогнутом положении. Жилы в плече трещат от напряжения, боль парализует мозг, простолюдин громко, не сдерживаясь, мычит. Апполинарий перепрыгивает через противника, пальцы сжимают предплечье. Бросок и неуклюжий плебей летит прямо на алтарь с жертвенным огнём. Все происходит стремительно, остальные ничего не успевают понять. И так тупые, после травяного дурмана отупели еще больше. Увидели только, что вожак шлепнулся на костер, теперь дико орет, дрыгая ногами и руками. Прямо как жук, когда его бросаешь на раскаленную сковородку. Смешно до уссачки! Кто-то глупо гыгыкнул, показал пальцем. Патриций шагает навстречу замершей толпе, громко и внятно произносит:

- Вон отсюда, грязные скоты. Ваше место в хлеву, с баранами, которых пасете!

В это мгновение за спиной раздается дикий рев. Апполинарий отпрыгивает. Тотчас на то место, где он только что стоял, сваливается страшно обожженный человек с мечом в руке. Остатки хламиды догорают на плечах и груди, на закопченной голове тлеют остатки волос. Кожа покраснела, вздулась волдырями и покрыта страшными язвами. Вожак простолюдинов прятал под хламидой оружие – у трусливой черни нет понятия чести – и теперь, обезумевший от боли, вознамерился убить врага. Простой солдатский клинок врезается в мрамор пола, сверкают искры, в плите появляется ямка. Апполинарий хватает плащ, бросает в противника. Комок дорогой ткани на мгновение ослепляет. Плебей отшвыривает плащ, меч вздымается вверх, но сокрушительный удар в челюсть повергает плебея на землю. Железные пальцы сжимают ладонь с рукоятью меча, не давая плебею упасть. Теряя сознание, он видит, как аристократ одни ударом выламывает меч из ладони вместе с пальцами, слышит хруст собственных костей. Блестящий клинок стремительно опускается, плечо чавкает и брызжет кровью. Отрубленная рука удаляются, затылок тупо бьется об пол. Вновь сверкает меч, шею пронзает острая боль. Стремительный удар рассекает шею, обгорелая голова с вытаращенными глазами катится под ноги толпе плебеев. Быстрым ударом Апполинарий вонзает меч в щель между напольными плитами. Удивленным и испуганным плебеям кажется со страху, что клинок врезается прямо в камень. Апполинарий швыряет отрубленную руку в жертвенный огонь, обезглавленное тело отправляется следом. Пламя радостно вспыхивает, валит черный дым, громко шипит и трескается сгорающая плоть. Тяжелый запах жженного человеческого мяса медленно наполняет храм. Бледные, как мертвецы, простолюдины пятятся к выходу, дрожащие в коленях ноги слушаются с трудом. Вытаращенные глаза не отрываются от обнаженного по пояс патриция и страшного лица. Выпуклые мышцы покрывают грудь, словно бронза, на влажной коже играют отсветы пламени, а за спиной вздымается ввысь гигантская статуя Юпитера – верховного бога Рима!

Следующим утром Апполинарий приходит в институт. Пожилой вахтер, ветеран афганской и чеченской войны, встает при его появлении. Проходя по коридору, обратил внимание, что студенты, обычно шумные, смолкают и расступаются, как будто Апполинарий только что вернулся из дальнего космоса и собирается сделать доклад на тему: есть ли жизнь за пределами Солнечной системы. Становится как-то не по себе. Колышев ускоряет шаги. В свою аудиторию почти вбегает. К счастью, пресловутый косметический ремонт почти закончили, так что идти в кабинет химии проводить занятия не надо. Аудитория пахнет свежей краской, новенький линолеум сияет чистотой, вертикальные жалюзи на окнах медленно колышутся от горячего воздуха батарей отопления. Лингафонное оборудование еще не установили, так что аудитория непривычно пуста и похожа на обычный школьный класс. Апполинарий садится, вечно согнутая спина выпрямляется, плечи выравниваются. Необходимо прийти в себя. Для этого надо глубоко вдохнуть воздух, а потом медленно выдохнуть. И так раз двадцать, пока не успокоитесь. Или не надоест. Но едва только Апполинарий набрал воздуха полную грудь, как динамик над дверью щелкнул и хриплый голос заведующего кафедрой пригласил Колышева к себе. Апполинарий поперхнулся. Под сводами «храма знаний» явственно прозвучало несколько нецензурных существительных и прилагательных.

Едва Колышев переступает порог «предбанника», из-за стола секретарши встает подтянутый мужчина в синем костюме. Светлая рубашка тщательно выглажена, воротничок застегнут, черный, в полоску галстук затянут, словно удавка. Узел идеально ровный и симметричный. Завязывать галстуки Апполинарий так и не научился, потому предпочитал обходиться вовсе без них. Он и сегодня пришел на работу в застиранном джемпере - края болтаются, в шейном вырезе виден край футболки.

- Капитан Пятницкий, Валерий Павлович, убойный отдел, - представился умелец завязывать галстуки и протянул руку. – Вы позволите задать вам несколько вопросов?

Апполинарий пожимает руку, кивает. Ему понравилось, что мент спрашивает разрешения на беседу, а не гонит, как бывает обычно – отвечайте на мои вопросы, это в интересах следствия! И ещё предупреждает об ответственности за дачу ложных показаний. Апполинарий сам никогда не навязывал своего мнения другим и потому не любил напористых людей. Наверно, сотрудников милиции специально обучают брать инициативу в свои руки в беседе с другими людьми. Секретарша воспитанно удаляется. Апполинарий по старой привычке оборачивается, бараний взор приклеивается к двигающимся ягодицам. Спохватывается, взгляд переползает на настенные часы.

- Слушаю вас.

- Господин Колышев, я внимательно просмотрел видеозапись событий. В ваших действиях нет превышения необходимого предела самообороны, но всё же работали вы на грани, на грани … Странно, в военкомате нам сообщили, что вы вообще не служили в армии. Откуда у вас такие навыки? – спросил капитан, с недоумением оглядывая опущенные плечи и сутулый холм на спине.

- Вы о чем? – недоумевающее «блеет» Апполинарий.

- О ваших действиях по защите жизни учащихся и освобождению девушки. Это хорошо просматривается на видеозаписи, - терпеливо повторяет капитан.

- Видеозаписи? А откуда у вас видеозапись? – поразился Апполинарий.

- Ну, в каждой аудитории есть камера. Руководство следит за ходом учебного процесса, за порядком в аудиториях и вообще … Мне так объяснили.

- Вот как? А я не знал, - удивился Апполинарий.

Он действительно не знал. То есть стеклянные полусферы на потолке видел, но считал это противопожарной сигнализацией, а никак не объективами видеокамер.

- Так в каких засекреченных войсках вы служили, господин Колышев? – повторяет вопрос капитан.

- Я … видите ли, совсем не служил в армии. Слабое здоровье, больная мама… Мне дали отсрочку!

- А где обучались рукопашному бою?

- Не знаю. Может, в спортивной секции, когда учился в школе? – недоуменно пожимает плечами Апполинарий.

На капитанских скулах забегали желваки, лицо твердеет. Стараясь оставаться спокойным, Пятницкий задает уточняющие вопросы:

- Что за секция? Кто тренер, где расположена?

- Не помню. Я и ходил-то туда всего два раза, потом надоело. Господин капитан … э-э … Валерий Павлович, о каком рукопашном бое вы говорите? Я никогда не держал в руках оружия, ни разу не дрался, меня от вида крови мутит! – вскричал Апполинарий.

- Так, все понятно, - вздыхает капитан. – Курите, выпиваете?

- Нет, даже пива не пью.

Странные вопросы капитана милиции из убойного отдела разволновали Апполинария. Подрагивающая рука опускается в карман, пальцы нащупывают футляр для очков. Не глядя, Апполинарий раскрывает коробочку, достает очки. Но оказалось, что это пенсне. Шнурок никак не хочет цепляться за ухо, как ни старается Апполинарий. Пенсне сползает набок. Вид настолько глупый, что капитан с трудом удерживается от смеха.

- Хорошо играете, господин Колышев. Вам бы в самодеятельность, в народный театр. Успех обеспечен.

- Что вы такое говорите? Я терпеть не могу скоморохов! – возмутился Апполинарий.

- Ладно. Вижу, вы взволнованы, разговор не получится. Отложим его до следующего раза. Кстати, будьте осторожны. У тех парней, что вы уложили, остались родственники, знакомые, возможно сообщники, - предупредил капитан. Чуть помявшись, добавляет: - К тому же, они с Кавказа.

Апполинарий хотел было спросить, а причем здесь он, как вдруг до него, что называется, дошло! Ведь он случайно, по глупости и трусости убил четырех бандитов. Об этом знает весь институт. Его действительно могут убить. Необходимо срочно потребовать охрану!

- Ну, до свидания, на днях позвоню, договоримся о встрече, - говорит капитан, вставая. – Надо уточнить кое-какие мелочи и тогда закроем дело. Всего хорошего.

Апполинарий автоматически пожимает руку, взгляд застывает на подтянутой фигуре офицера. Когда дверь за капитаном закрылась, вспомнил, что не попросил охраны. «Что же теперь будет? – подумал он. – Ведь меня могут убить в любой момент. В институте, на улице, где угодно! На рынок нельзя ходить, там сплошь «джигиты» … Проклятый мент должен был сам предложить мне круглосуточную охрану»! – вскинулся Апполинарий. Уже хотел кинуться вдогонку капитану, но быстро опомнился.

- А с какой, собственно, стати полиция станет меня охранять? Я что, важный свидетель или потерпевший? – пробормотал он, выходя из кабинета. – Надо думать самому.

День прошел скомкано. Апполинарий невнимательно слушал ответы студентов, всем ставил хорошие оценки и думал, как бы побыстрее уйти домой. Но нервозность не помешала ему заметить такую вот странную вещь – женская половина ВУЗа, преподаватели и студентки посматривали на него иначе, не так, как всегда. Заинтересованность во взгляде, так что ли. И раньше смотрели, но только студентки двоечницы перед сессией. Прикидывали, как бы «дать» холостому преподу на зачет.

Сейчас глядели иначе, с нескрываемым удивлением.

За окном стемнело. Апполинарий быстренько дописал журнал, выключил свет в аудитории, тщательно запер двери. Вышел на улицу. Холодный воздух кинулся в лицо, попытался забраться за воротник, цапнул за руки. Апполинарий поднимает капюшон, прячет ладони в карманы. Быстро идет по институтской аллее к остановке маршрутки. Шумит ветер, деревья шуршат ветвями. Кажется, что вот-вот из кустов выскочит наемный убийца, в руке сверкнет нож. Нет, топор. Лезвие зазубренное, в ржавых пятнах крови. Видел такой в ужастике недавно. Чушь, конечно. Какой дурак станет сидеть зимой в кустах, которые насквозь просматриваются, с топором в руке? Все равно неприятно и Апполинарий ускоряет шаги. На остановке толпятся люди, маршрутки подлетают одна за другой. На противоположной стороне улицы горит реклама. Апполинарий равнодушно скользнул взглядом и отвернулся. Потом посмотрел опять. В разноцветной мешанине мелькнуло какое-то нужное слово. Какое? Ага, вот – оружие! Где-то там, на той стороне улицы есть магазин, где продают «стволы» - так называют пистолеты крутые парни в кино.

Бронированная дверь открывается легко. Раздается звон колокольчика, предупреждая продавца о новом покупателе. Апполинарий входит, аккуратно притворяет дверь. За прилавком стоит молодой парень в желтой кевларовой курточке со стоячим воротником. Бронестекла, отделяющего продавца от покупателя, нет, но если Апполинарий сделает подозрительное движение, парень в желтой куртке выхватит пистолет и выстрелит раньше, чем Колышев моргнет. Поэтому он заранее вынул руки из карманов, растянул губы в приветливой улыбке. Очки ласково блеснули отраженным светом ламп.

- Здравствуйте, - произносит Апполинарий с порога.

- Добрый вечер, - отвечает продавец. – Желаете что нибудь приобрести?

- Да. Такое вот … - неопределенно разводит руки в стороны Апполинарий.

- Чтоб не целясь и наповал? – уточняет продавец.

- Именно!

- Ну что ж … вот, рекомендую, - заговорщицким тоном произносит парень в кевларовой куртке. В руке появляется двуствольный обрез. – Укороченный вариант охотничьего ружья. Патрон заряжен крупной картечью, разлет в радиусе двух метров на расстоянии двадцати шагов. Целиться не надо, попадание гарантировано.

- Отлично. Почем?

Парень называет цену.

- Да, беру. Документы нужны?

- Паспортные данные.

Апполинарий протягивает карточку. Продавец вводит информацию в компьютер, запускается автоматическая проверка. Проходит несколько секунд, продавец с сожалением говорит:

- Увы, господин Колышев. У вас нет допуска к огнестрельному оружию. Даже гладкоствольному.

- Почему?

- Вы не прошли соответствующего обучения и даже не служили в армии, - отвечает продавец и так смотрит на Апполинария, словно перед ним неполноценный урод, у которого слюни изо рта капают, ширинка расстегнута, из нее торчит подол рубашки. Апполинарий краснеет.

- Так я вообще ничего не могу купить у вас? – расстроено спрашивает он.

- Только травматическое оружие пониженной мощности, - кривится продавец. – Могу предложить пневматику … кошек отпугивать … или вот, «Оса», - небрежно тычет он пальцем в стеклянный прилавок.

- Что за оса? – удивляется Апполинарий.

- Четырехствольный механизм для отстрела патронов в бумажных гильзах. Пули пластиковые, со стальным сердечником. Стрелять не ближе десяти шагов, иначе можно выбить глаз, проломить череп или отстрелить яйца, - объясняет продавец.

- Спасибо за предупреждение. Но вы предлагали вначале обрез, который бьет наповал и уж наверняка отстрелит яйца дальше, чем за десять шагов. И при этом никакого инструктажа. А тут какая-то оса с бумажными патронами и такие меры предосторожности. Почему?

- Права на ношение оружия лишены только люди с отклонениями в психике и преступники - чуть помедлив, отвечает продавец. – На бандита вы не похожи … Если у вас неуравновешенный характер, то один случайный выстрел – и вы психушке на полгода. Оно вам надо?

Апполинарий молча сует кредитную карточку в щель кассового аппарата. Так же молча забирает странный четырехствольный пистолет, сует в карман. Уже на улице грустно подумал: « Ну вот, меня принимают за умалишенного. Зашибись»! Ветер ласково подергал за козлиную бородку, припорошил очки снегом. Потная лысина на макушке неприятно зачесалась – шерстяная шапочка новая, колется.

Когда погода отвратительна и ты торопишься домой, в дороге обязательно что нибудь случится. Срабатывает тот странный и неведомый закон подлости, о котором известно всем, но никто не может его обойти. Даже экстрасенсы и магистры белой и черной магии. В любом законе можно найти лазейку. Люди, профессионально занимающиеся поиском лазеек в законодательстве, то есть адвокаты, знают это наверняка. Но и они подчиняются требованиям закона подлости.

Маршрутный автобус ломается. До дома с полкилометра, примерно полторы остановки. Не так, чтоб очень уж далеко, да и четвертак за проезд не жалко – почти приехал! – но тащиться все равно противно. Апполинарий был не из тех, кому «ветер в харю, а он шпарит», а из тех, кто сообщает водителю такси не только улицу и номер дома, но подъезд и номер квартиры. Как Семён Семёныч. Но делать нечего, надо идти по заметенному снегу тротуару до следующего перекрестка, потом повернуть, перейти на другую сторону улицы и через полсотни метров покажется родной подъезд. Апполинарий опасливо оглядывается, но пассажиры сломанной маршрутки совсем не обращают на него внимания. Злобно переговариваясь, усталые после работы люди бредут вдоль дороги. Стараются держаться кучкой, в темное время суток на улице небезопасно. Апполинарий идет последним. Поминутно оглядывается, но вокруг никого нет, только автомобили на большой скорости проносятся мимо. До перекрестка осталось совсем немного. Апполинарий успокаивается, идёт среди пассажиров, не оглядываясь. Руки в карманах, пальцы правой сжимают рифленую рукоятку странного пистолета с четырьмя стволами. Глаза опущены к земле, нос уткнут в воротник. Задумавшись о невеселой жизни, Апполинарий незаметно сворачивает, приближается к кромке тротуара и вдруг оступается. Чтобы не упасть, он суматошно машет руками, смешно подпрыгивает и оказывается на проезжей части. Недалеко, до обочины всего шаг. Но сразу визжат тормоза, темное и большое тело проносится мимо. Раздается гулкий удар передних колес о бордюр, оглушительный хлопок оповещает весь район, что правая покрышка лопнула. Передок заметно проседает. Задняя боковая дверь открывается, из прокуренного салона вываливается круглолицый, упитанный детина. Выходит водитель, бросается к колесам. Раздается матерная ругань. Салон освещен, видно, что внутри еще двое. Круглолицый пацан явно накачан анаболиками по-самое никуда, даже физиономия вздута шишками. Руки держит, как императорский пингвин крылья – в раскорячку. Типа мышца прёт дуром!

Пассажиры маршрутного автобуса, что до сих пор шли плотной кучкой, растворяются в морозном воздухе. Или возносятся. Хорошо слышны удаляющиеся хлопки не то крыльев, не то подошв. Апполинарий остается один. Могучая рука, словно стрела башенного крана, медленно приближается к лицу, жесткие пальцы сдавливают воротник курточки с такой силой, что в глазах начинают прыгать маленькие шаровые молнии. Дыхание останавливается, кровь уходит с лица, а душа ныряет в пятки. Ноги отрываются от грешной земли и Апполинарий плывет по воздуху до ближайшего столба. Затылок впечатывается в холодный чугун, столб гудит, словно большой церковный колокол на праздник. Голос медного быка ревет в ухо:

- Ты чё, блин, охренел? Ты чё под колеса бросаешься? Ты дурак?

Апполинарий не может ни мотнуть головой, ни крикнуть, только глазами блымает и то как-то криво. Видимо, желает дать утвердительный ответ на последний вопрос. Отчаянный трус, Колышев хочет закричать, чтобы его не били, он не виноват, так вышло. Ну, простите меня пожалуйста – и рухнуть на колени прямо в грязь, и ползать, с ужасом ожидая удара по затылку, после которого ткнешься носом в заплеванный асфальт, зажмуришь глаза и примешь позу эмбриона, потому что сейчас тебя начнут пинать. По телу пробегает судорога, от недостатка кислорода темнее в глазах. Апполинарий сучит ножками быстро-быстро, как мультяшный кролик, вот-вот лужу напрудит. Пальцы конвульсивно сжимаются и в районе животе раздается оглушительный хлопок. Мордастый культурист сникает, словно из него выпускают воздух. Апполинарий инстинктивно отталкивается, раскрытый рот жадно заглатывает холодный воздух. Парень валится на тротуар, как сноп. Апполинарий краем глаза замечает это в последний момент. Удивленно смотрит на грозного противника, что еще мгновение назад едва не задушил его. Выше пояса, в районе диафрагмы чернеет дыра, из нее толчками выплескивается темная кровь. Лежащий на земле дергается в конвульсии, щербатый рот беззвучно открывается, пальцы скребут по снегу. Апполинарий опускает глаза ниже и видит, что его куртка разорвана. Края дыры обуглены, в середке тупо торчит четыре коротких ствола … Колышев не успевает ни подумать, ни сказать, раздается яростный вопль от машины:

- Он Пашку замочил!

И тотчас из освещенного салона выметывается черная тень, в вытянутой руке блестит отполированная сталь. Что-то срабатывает в мозгу Апполинария, указательный палец давит на спусковой крючок. Оглушительно грохочет в районе поясницы, черная тень распластывается у ног трупом. Не осознавая, что делает, Апполинарий бьет ногой по голове. Меховая кепка падает, лицо поворачивается вверх. Из распахнутого в последнем крике рта медленно течет густая жижа, видны осколки белых зубов, стекленеющие глаза вытаращены, в них навсегда застывает выражение дикого изумления. Краем глаза Апполинарий замечает движение возле машины. Поднимает взгляд, извиняющимся голосом мямлит:

- Я …

По руке будто пробегает судорога. Грохочет выстрел, один, за ним второй. Водителя, что метнулся было в кабину, отбрасывает на проезжую часть. Летящий на огромной скорости автомобиль сбивает, подхватывает заостренной мордой и уносит вдаль. Видно, как изуродованное тело суматошно машет конечностями, перекатывается по крыше и кувыркается дальше по асфальту. Машина скрывается из виду, труп водителя кувыркается по проезжей части, словно газетный ком. Его задевают краем колеса, тяжелый внедорожник подпрыгивает дважды, давя колесами, другие машины тоже переезжают, будто это куль с мусором. Никто не останавливается! Вторая пуля проламывает боковое стекло. С другой стороны из салона вываливается мужчина в черном пальто и шляпе. Порывом ветра от проезжающей машины головной убор срывает, катит по асфальту. Мужчина не шевелится. Апполинарий подходит ближе. Пальцы разжимаются, травматический пистолет падает на снег. Следом летят перчатки. Ветер подхватывает, словно осенние листья, швыряет на дорогу и перчатки исчезают под колесами автомобилей. Апполинарий поворачивается, быстро идет к перекрестку и, не обращая внимания на красный свет, ловко перебегает на другую сторону. Идет наискось, темными дворам. Возле мусорного бака срывает куртку, бросает в контейнер. Через десять минут он уже дома.

Поздний вечер. Апполинарий дремлет в кресле. Плед сполз на пол, в бок дует холодом от окна. «Вот поленился осенью заклеить как следует, теперь мучайся, лодырь! – подумал Колышев. – Надо будет сходить в магазин, купить липкой ленты. А то ведь так и простудиться недолго». Ветер швыряет снежинки в окно, будто мохнатая лапа щупает стекло, ищет щелочку, чтобы забраться внутрь. На душе грустно и неуютно. Странно, но об убийстве четырех человек Апполинарий не вспоминал. Только подумал один раз с сожалением, что не успел даже как следует рассмотреть эту «Осу». Вообще-то здорово лупит, как пушка! И стоит недорого. Надо будет еще одну купить и патронов набрать побольше.

Будильник пропикал в 6.45, как всегда. Колышев с неохотой поднялся, автоматически глянул в зеркало. Заспанное лицо, редкие волосенки дыбом, лысина, как свежеиспеченная ватрушка - противно! В ванной рука сама потянулась к бритве. Мгновение поколебавшись, Апполинарий решительно проводит станком по скулам. Через несколько секунд на лице не остается ни козлиной бородки, ни усов. Гладкую кожу непривычно холодит и пощипывает. Зачесывает волосы наперед и вбок. Так делают все плешивые. Они думают, что если вот так глупо уложить оставшиеся волосы, то никто не догадается о лысине. Какой-то странный изъян в психике. Никто и никогда не считал, что лысина недостаток. Косметический – да, но это важно для женщины. Какая разница, сколько волос у тебя на голове, ведь это не прибавляет ума и, что самое удивительное, не портит твою внешность. Хотя все лысые уверены в обратном. Уж сколько проведено опросов, исследований общественного мнения – несть числа! И все они показывают – женщины не считают лысину недостатком. Так нет, мужчины упорно прячут лишенные волос участки головы под оставшиеся вихры, мучаются с париками, напяливают глупые платки. Но ведь дома ты этого не делаешь! Твои домашние видят тебя каждый день и ничего, никто не подскакивает с диким хохотом, не показывает пальцем. Ведь не за волосы любят. По дороге в институт Апполинарий забегает в парикмахерскую. Коротко приказывает:

- Наголо!

Рабочий день как-то не задался с самого начала. Когда шел по коридору, услышал удивленный шепот за спиной:

- Ты посмотри, Колун имидж сменил!

Апполинарий по привычке съежился было – не любил, когда хамоватые студенты рассматривали его, тем более обсуждали – но потом выпрямился и как ни в чем ни бывало зашагал дальше. Ну да, сменил. И в чем проблема? Кстати, почему колун? Это что, кликуха такая у него, потомственного интеллигента? На перерыве спустился этажом ниже в мужской туалет. Обычно там курят втихаря, потому что руководство института запретило курить в помещениях. В этот раз дыма было побольше, и душок появился другой. Так пахнет «травка». Апполинарий сам никогда не пробовал этой гадости, но запах знал. Курить траву в институте – это что-то новое. Ректор строго следил за порядком и если кого-то из студентов ловили на «травке», безжалостно выгонял, не глядя на успехи в учебе. Преподавателей обязали докладывать обо всех случаях употребления наркоты, за укрывательство тоже выгоняли. Едва Апполинарий входит в туалетную комнату, как все становится ясно. Курят заочники. У них как раз началась сессия и взрослые дяди, возжелавшие получить дипломы, собрались на две недели потусоваться. В стремлении получить образование нет ничего плохого, человек хочет расти, это правильно. Но … все же знают, чего на самом деле стоит заочное обучение: денег максимум, знаний минимум. Контрольные работы списывают или покупают, отвечают на экзаменах кое-как, но сдают успешно. Потому что деньги платят, а преподавателям и руководству ВУЗа тоже кушать хочется.

Три брюнета типа – я недавно спустился с гор, лица покрыты южным загаром. Молча тянут вонючий дым. На вошедшего преподавателя не обращают никакого внимания, будто и нет никого. Апполинария задело. Все-таки институт не дворницкая, а какой никакой храм науки.

- Здесь нельзя курить, - вежливо говорит он.

Смуглый товарищ глянул искоса, как на пустое место и отвернулся. По телу бежит холодок, сердце стучит сильней, руки противно вздрагивают.

- Вы хорошо слышите? – немного повышает голос Апполинарий.

На этот раз его заметили.

- Ты что, умыться пришел? Так иди, не занято, - кивает один на кабинку с унитазом.

Фраза произнесена с оскорбительным пренебрежением, как бы нехотя, сквозь зубы. Черные зрачки «студента» презрительно скользнули вверх-вниз. Остальные презрительно ухмыляются. Апполинарий не умел драться и не любил драк. Как-то волнительно это, потом руки и ноги дрожат, дыхание срывается. Кажется, будто ты совершил страшное преступление, ведь все мы люди, человеки разумные, насилие противно природе, русские люди такие гуманисты, такие жалостливые. Разве можно ударить брата, особенно если он приехал из бедной южной страны. У них там солнце круглый год, по три урожая снимают, а они все равно бедные! Вот в России две трети пахотных земель находятся в зоне рискованного земледелия и ничего, все растет. Зимы холодные, поэтому капитальное строительство очень дорого, отопительные системы стоят недешево, да и за тепло надо платить будь здоров. Ничего, заводы строим, дома, прокладываем дороги. На юге производство можно организовать чуть ли не под открытым небом. Ну, сарайчик какой-нибудь из пластика собрать, установить компьютеры, станки с программным управлением и все. Будет завод работать. Так нет, не желают! Куда проще воткнут палку в землю, полить водой, а потом собрать урожай мандаринов или персиков и привезти в холодную Россию. Они ж там вкалывают, значит деньги есть. И продать втридорога. Стоит такой «бедный», морда шире плеч, пузо глобусом, да еще и глядит на тебя, как на быдло. Наши мужчины редко стоят за прилавком. Торговля – дело женское. Мужчина должен работать. Защищать Родину, трудиться, пахать землю, а не торговать привезенными из Голландии цветами или урюком! Как мухи слетаются из «свободных республик» и окрестных гор любители воровать и торговать. Проходу от них нет. Но попробуйте прийти на завод и отыскать их там. Ни одного не найдете! Зачем им работать, они не хотят. Работать будете вы, русские, а мы будем грабить ваши квартиры, предлагать вашим детям наркотики и смеяться над вами, лохами!

Есть народы, двигающие вперед науку, технологии, народы созидатели. А есть паразиты, живущие за счет других. Природа дала этим людям все – плодородные земли, солнце, пресную воду. И что? А ничего. Они считают, что этого мало. Надо, чтобы за них еще и трудился кто-то. Те, у кого абрикосы не растут – пустыня вокруг, зато есть нефть, торгуют ей. Но опять же, заводы и трубопроводы строили не они, а специалисты из Европы. Ладно, построили, наторговали миллиарды. И что? Вложили их в образование, в науку, в собственную экономику? Ведь нефть-то кончится. Ничуть. Скупают дома, драгоценности, строят искусственные острова для развлечения туристов. Даже учиться своих отпрысков отправляют в Европу, потому что собственной системы образования нет. Ее ведь создавать надо, трудиться. Бедность любого человека, и народа в целом, начинается с того, что он ленится учиться. Ведь это так трудно, учиться. А работать и учиться всю жизнь еще труднее. Но другого пути на вершину нет и не будет.

Две тысячи лет евреи скитались по земле. Две тысячи лет арабы пасли верблюдов. Евреям это надоело. Приехали в Палестину, вырезали две или три арабских деревни – остальные разбежались со страху - и сказали – здесь будет государство Израиль. И построили за полвека страну, равной которой на Ближнем Востоке нет. Передовая наука, технологии, промышленность – и все это, повторяю, меньше, чем за пятьдесят лет! Конечно, еврейская мафия помогла, международные агенты сионизма. Ну и вообще - жиды хитрые! Но кто мешает быть хитрым арабам? Кто не давал международному братству мусульман построить Палестинское государство? И тогда никакие происки сионистов не помогли бы евреям захватить землю в Израиле. Теперь все кричат об агрессии против бедных, безоружных палестинцев. Сами виноваты!!!

Удивительное дело – Западная Европа долгие десятилетия финансировала арабскую автономию в Палестине, а личное состояние Ясира Арафата, отъявленного негодяя, террориста и бессменного фюрера палестинцев, составляло несколько миллиардов долларов. Не арабский мир, лопающийся от нефтедолларов, не братья мусульмане, которые искусственные острова строят в море, а европейцы! Природа не терпит застоя, мир живет в движении и кто сказал, что законы эволюции не действуют в мире людей? Слабые неизбежно погибнут. Природа уничтожает неудачные виды животных. Народы, желающие существовать, а не жить, тоже будут уничтожены. И не надо выдумывать дурацкие теории гуманизма и братства народов. Эти «братья» уже сейчас за глотку берут, если по рукам не надавать, завтра нас живыми в землю закопают.

… Апполинарий бьет левой рукой. Неумело, неправильно. Выбивает кисть, острая боль пронзает руку до плеча. Тем не менее, низкорослый курильщик слетает с «копыт», затылок смачно ляпается об кафельный пол. Двое других удивленно смотрят на сбитого с ног товарища. До одурманенных мозгов туго доходит, что их, оказывается, не все боятся. Апполинарий отчаянно трусит. И от страха лупит кулаком так, что смуглые «товарищи» один за другим влетают головами в батарею отопления. Гулкий звон бежит по стальным трубам, оповещая все этажи о случившемся. Еще не веря, что все так просто получилось, Апполинарий по одному сует негодяев мордами в унитазы и спускает воду. Как в кино. Кисть болит нестерпимо, кулак распухает прямо на глазах. Апполинарий сует руку под холодную воду, становится немного легче. Распахивается дверь, входят студенты. Замечают с порога три задницы, что торчат из унитазов. Парни переглядываются. У них округляются глаза, изумленные взгляды замирают на Колышеве. Потом подходят к писсуарам, делают свои дела и так же молча уходят. Через час весь институт гудел. Никто не осуждал, только удивлялись. Как это интеллигент сумел справиться сразу с тремя душманами? Впрочем, чему удивляться, это же тот самый Колышев, что походя застрелил четверых бандитов. Крутой чел!

Подходя к дому, увидел машину скорой помощи и милиции. Прямо возле своего подъезда. Под ложечкой неприятно засосало. Поспешил. Вокруг машин толпа зевак. Когда Апполинарий подошел, кто-то сказал:

- Вот он!

Десятки пар глаз уставились на Колышева. Стало неприятно, нехорошо, словно вышел на лестничную площадку в одних трусах, а там соседи собрались. Апполинарий нахмурился, попытался проскользнуть мимо, но тут жесткие пальцы сжимают локоть, знакомый голос тихо произносит:

- Апполинарий, нам надо поговорить.

Колышев оглядывается и с удивлением узнает знакомого капитана:

- Вы? Ваша фамилия Пятницкий? Если ошибся, простите, у меня плохая память на фамилии, имена …

- Это не страшно. Он самый и зовут меня Валерий Павлович. Отойдем-ка, господин Колышев.

- Не понимаю вас. Почему надо разговаривать на улице? – возмущается Апполинарий, но послушно идет за капитаном к детской площадке.

Пятницкий останавливается у засыпанной снегом песочницы, внимательно смотрит на Апполинария.

- Очень хорошо, что мы с вами встретились именно сейчас, Апполинарий … кстати, как вас по батюшке? – спрашивает капитан.

- Как и вас. Можно подумать, вы этого не знали, - буркнул Колышев.

- Конечно, знал, - вздохнул капитан. – Просто тяну время. Когда случается такое … Будьте мужчиной, Колышев. Вашу маму убили.

Апполинарий никак не среагировал. Он даже не смотрел на Пятницкого. « Какого черта тут «скорая»? И полиция приехала? Вроде в нашем подъезде буйных алкашей нет … маму убили … Что»?

- Что? Вы сказали, что? – словно сомнамбула переспрашивает Колышев.

- Когда вас не было дома, в квартиру проникли грабители. Примерно два с половиной часа назад. Ваша мама попыталась оказать сопротивление. Шум услышали соседи этажом ниже, сообщили в полицию. Наряд прибыл через несколько минут, вошел в квартиру – дверь нараспашку. Мама была мертва. Ее ударили ножом в сердце …

Капитан продолжает говорить, но голос начинает странным образом пропадать. Вдруг наступает тишина, словно внезапно оказался на огромной глубине. Все тело как одеревенело. Апполинарий боится пошевелиться, ему кажется, что одно только неосторожное движение и весь рассыплется. Едва разжимая губы, тихо спрашивает:

- Какие грабители, у нас дома нет драгоценностей. Живем от получки до получки. Разве таких грабят?

- Не беспокойтесь, пропажу обнаружат … черт, что я несу! Апполинарий, вам надо подняться в квартиру. Постарайтесь собраться, надо ответить на несколько вопросов. Это очень важно.

Апполинарий молча поворачивается, будто оловянный солдатик, быстрыми шагами идет к подъезду. Толпа соседей и просто любопытных расступается. В подъезде были еще какие-то люди, он никого не замечает. Сержант поднимает руку, хочет остановить, но Пятницкий делает знак и Апполинарий беспрепятственно входит в квартиру. Неприятно режет глаз большое количество посторонних людей, которые бесцеремонно ходят по комнатам, все осматривают, чем-то мажут мебель и приклеивают полоски прозрачной пленки. Раздражают частые вспышки фотоаппаратов.

- Где она? – спрашивает Колышев.

- Увезли на экспертизу, - отвечает Пятницкий. – Необходимо поговорить со следователем.

Дальнейшие события плохо отложились в памяти. Колышеву задавали вопросы, он монотонно отвечал. Потом подписывал какие-то бумаги, опять отвечал на вопросы. Иногда голоса людей начинали стихать, пропадать куда-то. Тогда появлялся белый халат, во рту появлялась пластмассовая трубочка, глотку заливала холодная вода с резким запахом и голоса становились громче. Затем Апполинарий долго ехал на другой конец города на опознание. Наконец, всё закончилось и он оказался в своей квартире. Дверь захлопнулась, сухо щелкнул замок. Колышев походил по квартире, смутно удивляясь беспорядку, потом лег на диван. В обуви и зимней куртке. Несколько часов лежал в полусне. Иногда перед глазами проплывали картинки далекого детства, когда мама была молодой и бабушка жива. Белый потолок комнаты приближался странным образом, затем удалялся и становился маленькой белой точкой в невообразимой вышине.

Что-то обрывается внутри, какая-то нить, соединяющая нас с прошлым, когда уходит мама. Она тот человек, который подарил нам жизнь, рискуя своей. Мы росли рядом с ней, взрослели, а она старела. И вот ее нет. Все, прошлое ушло навсегда. Впереди только будущее. И некому присесть рядышком и сказать – а помнишь? А ещё ты вдруг понимаешь, что жить осталось совсем немного, каких-то двадцать лет. Ну, может чуть больше. Мама не могла дать тебе здоровья больше, чем было у нее самой. Сонная одурь исчезает. Колышев встает. Он выходит из квартиры, тщательно запирает дверь, хотя в этом нет нужды – замок плохонький, воры легко открыли его простой отмычкой. А можно было выбить дверь – она деревянная. Спускается вниз. Улица встречает легким морозом и снежинками. Апполинарий идет прямо через двор. На другой стороне темнеют великанскими кирпичами вагончики строителей. Несмотря на клятвенные заверения градоначальника, застройка всего и вся продолжается. И когда уже нажрется взятками чиновничья свора? Он не заметил, как от забора отделились тени. Послышался скрип снега, а потом ослепляющий удар в лицо опрокидывает навзничь. Удары ногами обрушиваются, словно камнепад. Апполинарий не сопротивляется. Ему все равно, что происходит с ним, что происходит в этом мире. Меня бьют? Разве это боль? Когда он очнулся, в воздухе все также кружились снежинки, падали на лицо, но не таяли. Апполинарий смутно удивился, потом мысленно махнул рукой – ну и не надо, подумаешь! Опять заскрипел снег под ногами. « Добивать пришли»? – вяло подумал он. Скрип прекратился. Грубая рука хватает за воротник и черное небо над головой медленно плывет, потом вовсе пропадает. Наступает непроглядная тьма. Очнулся в каком-то подвале. Во всяком случае, окон Апполинарий не заметил. Он лежит на топчане, вокруг высятся непонятные металлические конструкции, пахнет потом и железом, как в кузнице. Лицо и руки измазаны липкой гадостью. Воняет как-то странно. Очиститься нет сил. Острая боль давит при каждом движении. После недолгого колебания Апполинарий оставляет попытки разобраться, где он и что с ним, глаза закрываются.

- Мужик, вставай, - раздается громкий голос и чей-то кулак тычется в плечо. Грудь и шея сразу отзывают болью. Апполинарий открывает глаза. Он по прежнему лежит на топчане, но теперь вокруг стоят неизвестные люди, молча рассматривают его.

- Ну и чего ты его притащил сюда? – спрашивает здоровенный детина крепкого молодого парня, что сидит в изголовье. Это он, наверно, двинул в плечо.

- Стрижка видишь какая? Думал, из наших, - отвечает он.

- Думал … - недовольно ворчит здоровяк. – Мало ли народу стрижется налысо. Это хиляк какой-то. В пальте!

Голос здоровяка явно выражает презрение.

- Может, бомж? – спросил кто-то.

- Нет, те воняют. А этот напился, подрался и уснул под забором, - предположил другой голос.

- Стойте, я его знаю! – вдруг раздался женский голосок. – Это наш препод по латыни.

- С такой харей латынь преподает? Ну и ВУЗик у тебя? – хмыкает здоровяк.

- Ну, он чего-то побрился и остригся. Раньше с бородой был. Побили здорово, лицо перекосило. У него кликуха Колун. А еще он замочил тех уродов, что меня утащить хотели, - сообщила девушка.

- Гонишь? – не поверил здоровяк.

- Ни фига, он. Я точно помню.

- Ладно. Ну тогда ты молоток, Тропа. Путного чела приволок. А чего морду солидолом намазал?

- Обморозился он. Жирным надо смазать, иначе мясо отслаиваться начнет, - пояснил тот, кого назвали Тропой. – Ничего другого под руками не было.

- Ну ты фуфел … От солидола ожоги будут! Дуй в аптеку за вазелином. Вот, возьми стольник!

Проходит полчаса. Апполинарий сидит в продавленном кресле, язык обжигает горячий чай. Металлическая кружка греет пальцы, нитка чайного пакетика глупо мотыляется сбоку и напиток мутная дрянь, но к Апполинарию отнеслись, как к человеку, а не выбросили на улицу и он помалкивает. В помещении горит свет. Колышеву достаточно было одного взгляда, чтобы понять, куда попал. Это обычная подвальная качалка для молодежи из небогатых семей. Фитнес клубы и тренажерные залы по две тонны баксов в год не для них. Крашеные желтой краской стены, фотографии из журналов с накачанными до безобразия молодцами и красными от тонального крема грудастыми девицами, несколько треснутых зеркал, задрипанный письменный стол и длинная лавка для переодевания – все удобства. Оборудование самодельное, знакомый дядя Вася из ворованного уголка сварил. Гантели выточены на станке из железных болванок. Сбоку кривые цифры белой краской – вес в килограммах. Только гриф и «блины» настоящие, стандартные. Апполинарий откладывает в сторону пустую кружку. На лице выступает пот, кожу щиплет. Только сейчас вспомнил слова парня, что подобрал его. Вроде про обморожение. Осторожно дотронулся до лица. Пальцы ощутили толстый слой липкой жижи и странно мягкую кожу. Такое чувство, что потяни сильнее и она отделится от мяса. Колышеву становится не по себе. Дурацкая привычка все представлять с готовностью оказывает медвежью услугу – перед глазами возникают образы, виденные в фильмах ужасов. Мертвецы, разлагающаяся плоть, белые черви в открытых ранах … тьфу ты!

- Молодой человек, - неуверенно произносит Апполинарий.

Сидящий за столом парень с прошлогодним номером журнала «Железный мир» оборачивается:

- Чё?

- Что у меня с лицом?

- Да ничё. Абакновенное еб…о после пинков, - равнодушно пожимает плечами парень.

Апполинарий смущенно кивнул – извини мол, за глупый вопрос, больше не повторится. Осторожно встает. В зеркале, на противоположной стороне, возникает отражение. Апполинарий всмотрелся и едва не вскрикивает – лица нет! Ну, не в буквальном смысле, с этим все в порядке. Э-э … то, что должно быть на лицевой части головы, исчезло. На тонкой интеллигентской шее криво сидит очищенная репа. Вместо губ безобразный черный наплыв. Нос искривлен, посредине красуется безобразный нарост, ноздри окаймлены засохшей кровью, как застарелые пулевые отверстия. На месте глаз – Апполинарий вздрогнул – синие оладьи громадных фиолетовых фингалов. Наголо остриженный череп покрыт шишками, зелеными и желтыми пятнами и синяками. Уши почему-то увеличены раза в три, опухли и налиты нездоровой тяжестью. При каждом повороте головы они заметно качаются, будто плохо приклеены. Но самое ужасное – кожа на лице и голове действительно висит клочьями. Не везде, конечно, но впечатление такое, что Колышев выпил страшное снадобье и теперь заживо гниет. Апполинарий плюхнулся на лавку так, что гул пошел по всему подвалу.

- Чё, поплохело? – осведомился парень. – Эт х…ня, пройдет. Тебе здорово повезло, чувак.

- Да? И в чём же? – изумился Апполинарий.

- Жив остался, - усмехнулся парень. – Тебя могли забить насмерть. Это быстро … ну, минут пять. Если постараться и обувь хорошая.

Откуда такие познания у шестнадцатилетнего подростка Апполинарий спрашивать не решился. Только внимательно посмотрел на ноги парня. Ботинки с высокими берцами, на шнуровке и толстой пластиковой подошве начищены до блеска. Спереди стальные подковки, края чуть-чуть выступают.

- Это ты меня притащил сюда?

- Ага. А чё, не надо было? – улыбнулся парень.

Апполинарий помолчал, потом сказал тихо:

- Ты спас мне жизнь, я твой должник.

- Не парься, чувак. Один – один, - махнул рукой парень.

- Чего? – не понял Апполинарий.

- Тебя спас, другому мозги вышиб на асфальт … один – один.

Позже Апполинарий узнал, что этот парнишка по кличке Тропа днем раньше сбил на машине пешехода. Дело было так. Посередине проезжей части шел пьяный. Уже темнело, но видно было хорошо. Поддатый мужик пытался снять тачку, но желающих везти пьяную морду не нашлось. Обозленный вопиющей дискриминацией, пьяный придурок не нашел ничего лучшего, как выйти на дорогу и отправиться в путь, заодно мешая автомобилистам - а чтоб знали! Ему сигналили, кричали – все как об стенку горохом. Полиции, разумеется, не дозовешься. Мужику понравилось, что его все объезжают. Уважают, значит. Пьяное ничтожество в трезвой жизни крутило гайки в гаражном автосервисе, а в свободное от работы время выполняло указания своей жены – жабы в бигудях – куда сходить, что принести и так далее. В общем, по дому. И вот пьяная дрянь решила показать, что она не тварь дрожащая, а человек! А человек, по выражению другого «классика», - мать его, этого мудака! - звучит гордо. Вот и решила двуногая скотина показать себя – растопырил мужик грязные лапы и начал делать вид, что он хочет кинуться под колеса. Народ, естественно, шарахается – кому охота связываться с полоумным?

Тропа ненавидел пьяных. Отец беспробудно пил, а когда приходил в сознание, лупил маленького сына и жену так, что женщина вскоре скончалась от побоев. Отец сгинул в колонии, а сын вырос в приюте. Тропа – Иван Тропинин, и сейчас числился в детском доме, но большую часть времени проводил в подвальной качалке. В тот вечер он решил покататься – угнал старую «копейку» и пер по шоссе за город. Придурка на дороге он заметил издалека. Видел, как лезет под колеса, а сытые дяди и тети на крутых тачках пугливо шарахаются прочь. Пьяная дрянь хохотала и хлопала в ладоши. Кого-то давить, да еще на угнанной тачке Тропа совсем не хотел. Но когда упившаяся сволочь кинулась к нему, в полной уверенности, что «поц» за рулем обделается и отвернет в сторону, нога сама вдавила педаль газа до упора. Копейка рявкнула дребезжащим баритоном, как будто и нет прожитых лет, рванулась вперед так, словно только что сошла с конвейера. Радостный оскал так и остался на глупой роже представителя рабочего класса. Удар головой пришелся точно в середину лобового стекла, образовалась громадная вмятина и густая сетка трещин. Тело суматошно завертелось по крыше, раздался дробный грохот, словно лошадь проскакала, потом шлепнулось на багажник. Крышка спружинила и пролетарий с маху впечатался в мокрый асфальт. Тело еще пару раз перевернулось и застыло. Ни одна из машин не остановилась. Возиться с грязным трупом какого-то урода никто не хотел. Вдобавок пятница, все торопятся за город, на дачи. Не хватало только дохлых возить. Что произошло дальше, Тропа не знал. Он спокойно поехал по своим делам и гонял на «копейке» до тех пор, пока бензин не кончился. Аккуратно припарковал машину. На всякий случай протер салон, хотя был в перчатках. К себе в подвал добирался на общественном транспорте.

Ближе к вечеру в «качалке» начал собираться народ. Доморощенные шварценеггеры из соседних пятиэтажек. Апполинарий перебрался в небольшую комнатушку рядом, дабы не пугать людей безобразной харей. Сел в уголок, на оторванную от стула сидушку. От батареи идет приятное тепло, хочется поспать. Грюкает дверь, в подсобку входит тот здоровяк, что здесь всем заправляет и девушка. Апполинарий смутно вспомнил, что это ее хотели похитить прямо из аудитории, а он вроде спасал.

- Ну что, Колун, как дела? – спросил парень.

- Мне уже лучше. Я могу пойти домой, чтобы не стеснять вас, - ответил Апполинарий.

- Ты нам не мешаешь, - махнул рукой парень. – Можешь оставаться. Слушай, разговор есть один.

Апполинарий с готовностью кивнул, но тут заметил, как девушка ткнула кулачком в бок парню.

- Ага, ладно. Тебе лицом надо заняться, обморожение штука серьезная. Когда вылечишься, приходи к нам. Вот адрес, - и сунул клочок бумаги.

Апполинарий опять кивнул. Парень с девушкой ушли. « Он прав, - подумал Колышев. – Солидол, вазелин … В больничку надобно»!

Дерматолог только головой качал, когда слушал рассказ Апполинария о методах лечения обитателей подвальной качалки. Колышева уложили в стационар на неделю, искололи задницу и скормили пивную кружку таблеток, но вернуть прежнее обличье так и не смогли. Когда через десять дней Апполинарий появился в институте, его не узнали. Начисто обритая голова, безбородое лицо покрыто неровными линиями шрамов. Преподаватель благородной латыни стал похож на ветерана Пунических войн. Вместе с обликом изменился и характер – Апполинарий стал решительнее, грубее, меньше комплексовать по каждому поводу, речь перестала изобиловать эканьем, аканьем и нуканьем, что характерно для представителей т.н. мыслящей интеллигенции. Когда человеку нечего сказать, он начинает блеять или мычать с умным видом. И сразу понятно, какой он «мыслящий».

Похороны матери из-за следствия были отложены, но когда Апполинарий вышел из больницы, он категорически настоял на прекращении всех следственных действий и заявил следователю буквально, что «не можешь срать, не мучай жопу». В переводе на литературный язык это означало, что ты дурак, бывший двоечник и бездарь, поэтому не делай вид, что ведешь следствие. Дело дошло до скандала, но потом начальство уступило – да черт с ним, баба с воза, кобыле легче. Колышеву предложили написать отказ от возбуждения уголовного дела, что он и сразу и сделал. Бумагу подшили в папку, дело об ограблении и убийстве тихо закрыли. В коридоре УВД Апполинарий неожиданно встретил капитана Пятницкого.

- Здравствуйте, Валерий Павлович. Давненько не виделись, а? – спросил Апполинарий с недоброй улыбкой.

- Здравствуйте, - ответил капитан, но чувствовалось, что он не узнал Апполинария, поздоровался на автомате.

- Апполинарий Палыч, - чуть склонил голову Колышев, - дело о похищении студентки.

- Да, вспомнил! Вас не узнать, Апполинарий Павлович, - покачал головой капитан, внимательно рассматривая новый облик «препода».

- Сменил имидж, как говорил герой одного известного фильма - по совету друзей! – усмехнулся Колышев. – А как вы? Дело об убийстве моей мамы вам не доверили?

- Ну зачем вы так? Уголовные дела расследуются в порядке поступления, доверие здесь ни при чём. Я занимаюсь другим делом – убийством четырех человек по улице Гагарина. Очень странное. Все убитые входили в одну банду барсеточников. Очень опасную. Мы долго за ней охотились, но всякий раз что-то срывалось. Машину, в которой ехали, остановили. Всех четверых убили из травматического пистолета «Оса» выстрелами в упор. Это притом, что все бандиты были вооружены, но никто не сумел даже выхватить оружие, настолько быстро и профессионально действовал убийца. Кстати, на глазах у десятков людей – рядом маршрутка высаживала пассажиров. И вот что интересно, Апполинарий Павлович, - улыбнувшись, сказал капитан, - пистолет, из которого стреляли, мы обнаружили. Рядом с машиной убитых. Он принадлежал вам. Вы купили его буквально за полчаса до убийства – продавец оружейного магазина рассказал. Можете пояснить, при каких обстоятельствах вы его потеряли – ведь вы его потеряли, правда? – спросил Пятницкий.

- Нет, - чуть помедлив, ответил Апполинарий и рассказал капитану полиции все, как было на самом деле. Пятницкий выслушал молча, потом пригласил жестом в кабинет – он оказался напротив. «Все, сейчас наденут наручники, распечатают записанный на диктофон разговор и предложат подписать явку с повинной. Мол, для облегчения участи»! – подумал Апполинарий. На душе не было ни волнения, ни страха, тупое спокойствие. Вошел, сел на жесткий канцелярский стул и вопросительно взглянул на Пятницкого. Тот порылся в сейфе, извлек из темного нутра «Осу» в пластиковом пакете и положил на стол.

- Ваш?

- Мой, - без колебаний подтвердил Апполинарий, хотя стопроцентной уверенности не было – он уже забыл, как выглядит эта «Оса», а уж отличить свой экземпляр от чужого тем более не мог.

- Заберите и больше не теряйте, - протянул пакет капитан.

- Что? – переспросил Апполинарий. Ему показалось, что он ослышался.

- Заберите, говорю, и не теряйте!

На улице Апполинарий вытащил пистолет, повертел в руках. Прохожий шарахнулся, перебежал на другую сторону улицы. Апполинарий спохватился, сунул «Осу» в карман – не хватало, чтобы его задержали возле здания УВД со стволом, из которого убили четверых человек! « Как странно, - думал Апполинарий, - раньше я считал полицию сборищем негодяев и взяточников. Оказывается, в полиции работают нормальные люди, как сейчас модно говорить – адекватно мыслящие. Они все понимают и знают, оказывается, как на самом деле надо бороться с ублюдками. Полиция опутана с ног до головы дурными законами, инструкциями и ведомственными приказами, которые придумывают кабинетные генералы. Эти люди смотрят на мир из окна служебной машины, дачи, персонального кабинета, из-за широких спин охранников. Они мыслят категориями прошлого, потому что лучшая часть их жизни пришлась именно на то время. Им, нынешним генералам, а тогдашним лейтенантам, кажется, что ничего не изменилось и поэтому придумывают законы, исходя из прошлых реалий. Наверно, потому и говорят, что генералы всегда готовы к прошедшей войне. Они воспринимают в штыки любые изменения, особенно в законах. Потому что работать по-новому они не способны в принципе. А самое главное – им и так хорошо! Хорошо и безопасно»!

Холодный ветер швырнул в лицо горсть снежной крупы, струйки ледяного воздуха коснулись шеи, сунулись к спине. Апполинарий поднял воротник куртки, поглубже натянул шапку. Он почувствовал, что где-то глубоко внутри рождается смутная мысль … нет, не так. Появляются зачатки другого мировоззрения, нового взгляда на жизнь.

А может быть, не нового, а всего лишь хорошо забытого старого?

В пятницу, вернувшись с работы, Апполинарий заметил клочок бумаги на полу. Оказалось, адрес той качалки, где его намазали солидолом – ну, оказали первую помощь. «Надо зайти»! – решил Апполинарий. Сходил в магазин, взял две бутылки хорошей водки, закуски и отправился в гости. Подвал оказался в соседнем дворе. Еще на лестнице слышны звонкие удары железа, играет громкая музыка – «металл» в стиле Рамштайна – воздух насыщен запахом крепкого пота. Апполинарий остановился на пороге, махнул рукой знакомому Тропе. Тот кивнул на подсобку. Апполинарий достал припасы, разложил закуску по тарелкам, расставил одноразовые пластиковые стаканчики. Открывать бутылки не стал – вдруг пить не станут, спортсмены все-таки!

- Здорово, Колун! – протянул накачанную лапищу тот парень, что был здесь за главного. – Молодец, что не забыл прийти. Меня зовут Кирилл. Лучше – Кир. Тропа! – крикнул он в открытую дверь. – Скажи пацанам, чтобы после тренировки заходили.

- Я взял водки. Решил, что у вас традиционные вкусы, - сказал Апполинарий и взял бутылку.

- Не надо, - жестом остановил Кир. – За еду спасибо, а водяра без надобности.

- Не пьете? – удивился Апполинарий.

- Нет, - отрицательно мотнул головой Кир. – И не курит никто. Хорошо, что мяса и сыра много принес, это белок, для мышц полезно.

- Ну так ешь, чего смотришь.

- Не-а, я еще не отработал свое. Потом.

- Ты что-то хотел спросить прошлый раз, - напомнил Апполинарий.

Кир сел на лавку. Не удержался, взял кусочек буженины. Быстро прожевал, проглотил. Чувствовалось, что очень голоден, но сдерживается изо всех сил.

- У нас тут своя компания, - неуверенно заговорил он. – Мы качаемся … ну, не только … в общем, литературой интересуемся патриотической, понимаешь? Но там как-то написано по-дурному … я чувствую … а еще нас фашистами обзывают, скинхедами. Ты грамотный, преподом пашешь. Можешь разобраться, что к чему и объяснить?

Апполинарий чуть помедлил с ответом. Осторожно спросил:

- Ты хочешь, чтобы я разъяснил вам … тебе и твоим друзьям, что такое национал-социализм Гитлера?

- Ну, как сказать … Понимаешь, все ругают фашистов и скинхедов, но втихаря ненавидят чурок. Почему так? Получается, если ты за русских, то фашист?

- А-а, вон оно что! Ты хочешь разобраться в национализме, понять смысл расовой теории. Ладно, попробую. Но надо подготовиться, так сразу не отвечу.

- Вот хорошо. Приходи в понедельник сюда, вечером.

В понедельник, ровно в восемь вечера Апполинарий вошел в подвал. Крепкий запах пота и звон железа показался чем-то родным и привычным. Колышев поздоровался со всеми сразу взмахом руки. Получилось не так, как всегда. У Тропы слегка расширились глаза, остальные удивленно кивнули. Апполинарий глянул в зеркало и слегка обомлел – он держал правую руку в нацистском приветствии! Испугавшись, отдернул и тут же рассердился – какое же оно нацистское? Но об этом потом! В маленькой подсобке собралось человек восемь или девять, в полумраке плохо видно. Вон Тропа, рядом тот здоровенный парняга, что всем здесь заправляет, его зовут Кир. Под боком притулилась девушка, та самая студентка, которую Апполинарий случайно спас. Колышев вдруг со стыдом осознал, что не помнит всех имен. Наверно, представлялись, а он, свинья, не запомнил. Надо как-то изворачиваться.

- Ну что ж, господа, приступим? – с улыбкой произнес Апполинарий. – Итак, что такое фашизм…

- Мы не фашисты, вы не путайте, - буркнул кто-то. – Мы за русских!

- Это всего лишь термин. От итальянского слова фашио – пучок. Ничуть не лучше коммунизма. От латинского commuis – общее. Форма совместной жизни людей, основанная на обобщении имущества и труда всех ее членов. Как видите, в обоих случаях один смысл – общность. Кстати, я заметил, как вы обратили внимание на мой жест рукой. Решили, что это нацистское приветствие? Ошибаетесь. В Древнем Риме так отдавали честь военные. Как сейчас прикладывают ладонь к козырьку фуражки. Гитлер украл это жест. Как и свастику. Это религиозный символ, обозначает солнце. Православные священники надевают одежды на молебны – не помню точно, на какие именно – разрисованные свастикой. Этот знак используется не только в православии, но и в индуизме. Вся символика фашизма украдена у других. Ни Гитлер, ни Муссолини не придумали ничего нового. Стилизованная аббревиатура СС – всего лишь руны древних ариев, означают силу и верность, а не schutzstaffel, как полагают многие.

Теперь давайте рассмотрим условия, при которых возник фашизм. Сначала в Италии, затем в Германии. Обе страны лежали в руинах после мировой войны. Население вымирало, государственные институты были практически уничтожены, национальная гордость унижена до предела. Оставалось совсем немного, чтобы обе страны погибли, распавшись на мелкие княжества и города-государства, как в середине девятнадцатого века. Была необходима идея, которая сплотила бы народ и заставила его трудиться не за деньги, а за совесть. Вот вы качаете железо. Я не раз слышал, как вы говорите сами себе – я сумею, у меня получится, я - лучший! Только так можно преодолеть предельный вес снаряда, поставить рекорд. Народ, находящийся в шаге он гибели, спасают таким же образом. Находится человек, который говорит – мы лучшие, мы сильные, мы победим все и всех! И тогда люди забывают о своих мелких неудачах и личных горестях, идут за вождем. Потому что понимают – иначе нельзя, погибнут все.

Апполинарий вытер платком вспотевшее лицо. Тихонько хлопнула пробка на бутылке с минеральной водой, послышалось бульканье. Сидящий ближе всех Тропа протянул стакан. Апполинарий залпом выпил.

- Итак, промежуточный итог. Фашизм – это идеология национального возрождения. Все остальные определения – а их немало! - неверны. Фашизм зарождается тогда, когда вождь объявит нацию сверхценностью и самоцелью. Это происходит в момент, когда нация находится на краю гибели. С этого момента народ идет по пути фашизма, уничтожая всех несогласных, а также тех, кого сочтет опасными. Это касается как социальных групп внутри нации, так и других народов. Фашизм не возможен в так называемом «сытом» обществе, в котором решены все или почти все социальные проблемы. Не следует путать фашизм с национал-социализмом Гитлера, это разные вещи! Как Ленин в свое время «творчески» переработал наследие Маркса и Энгельса, так и Гитлер создал свою расовую теорию, основываясь на идеях Муссолини. Фашизм - это не нацизм! Именно поэтому в Испании и Италии не было концентрационных лагерей, столь характерных для Германии. А фашистский режим генерала Франко благополучно просуществовал в Испании до 1975 года. После смерти диктатора в стране были проведены демократические реформы, Испанию приняли в Европейский союз, а членом НАТО она стала в 1982 году. Вы удивитесь, но первыми нацистами были – кто бы вы думали? – евреи!

- Это ты загнул, Колун! Совсем умным стал, - проворчал кто-то. – Да их больше всего убили.

- Относительно к общей численности этноса – да. В абсолютных цифрах – нет. Мы вернемся к этому вопросу чуть позже, а пока я хочу объяснить, почему именно евреи первые нацисты. Среди вас верующие есть? – неожиданно спросил Апполинарий.

- Мы все верим, - ответил Кир.

« Это ново! Все качки верующие?» – подумал Апполинарий. А вслух сказал:

- Прекрасно. Тогда возьмите Ветхий Завет и внимательно прочтите его. Там, кстати, очень хорошо рассказано, почему египтяне хотели догнать уходящих из Египта евреев и всех убить. Причем возглавил погоню – неслыханное дело! - сам фараон. Вы, наверно, много раз видели этот сюжет в детских мультиках.

- И почему? – спросила девушка.

- Потому что иудейский бог приказал им взять у египтян в долг как можно больше золота и денег и тайно, ночью, бежать из Египта.

- Те есть евреи ограбили египтян, так? – удивилась девушка.

- Именно. Потому и погоню возглавил сам верховный правитель Египта – фараон. Не верите – почитайте Ветхий Завет.

- А почему евреи первые нацисты? – спросил Тропа.

- По земле бродило много разных народов. Почти все они исчезли. Нет древних греков, римлян, египтян и многих, многих других. Евреи один из самых древних народов на Земле. Они хранили культуру, традиции, обычаи на протяжении более двух тысяч лет, а согласно оценкам некоторых исследователей – больше пяти тысяч. Это удивительно. Я не знаю другого народа, который совершил бы такое, не имея собственной земли и государственности. Это без преувеличения подвиг, которому нет равного в истории!

- Говорят, будто евреи самые умные, - буркнул Тропа.

- Возможно. Но, по-моему, им просто на вождей везло. Ладно … Так вот, а началось все с того, что народ изгнанник стал вымирать. И Моисей – первый фюрер евреев – сказал: мы лучшие, мы избраны богом – какие-то скрижали показал, якобы под диктовку бога писал – остальные народы недоумки.

- Так и сказал? – удивился кто-то.

- Как именно, неизвестно, я говорю о смысле сказанного. И евреи поверили, и пошли за ним. Конечно, не все. Нашлись такие, кто не захотел бороться. Какому-то золотому тельцу стали поклоняться. Моисей приказал своим сторонникам убить их всех. Жен, детей и стариков тоже. Соплеменников убивали за то, что не послушали вождя, отвергли предложенную идеологию. То есть, уничтожили инакомыслящих. На основе тех пресловутых скрижалей создали Талмуд – священную книгу иудеев. Я не читал, но вроде бы именно в талмуде написано, что иудеи избранный народ, остальные просто говорящий скот.

- Вот потому их и ненавидят во всем мире, - проворчал Тропа.

- Да, это серьезная причина для ненависти, - согласился Апполинарий. – Но я говорю о другом. Идея национальной исключительности не дала погибнуть целому народу. Столько испытаний, сколько выпало евреям, не досталось никому. Они не только выжили, но сумели создать свое государство Израиль на том самом месте, где оно существовало тысячи лет назад. И это не просто клочок суши, где прозябают в нищете несколько тысяч человек, это высокоразвитое государство, одно из самых передовых в мире!

- Это еврейская мафия помогла! – глубокомысленно сообщил кто-то.

- Ну и что? Почему албанская мафия не строит заводы и институты, а торгует наркотиками и людьми? Почему арабская мафия, имея сотни миллиардов долларов прибыли от торговли нефтью, ничего не создает? Кто или что мешает другим странам и народам творить технологическое чудо? На этот вопрос можно отвечать по-разному.

- А как у евреев-то получилось?

- Они этого очень хотели! Действительно, помогали богатые евреи со всего мира. Но главный источник финансирования – холокост.

- Погодите, этим словом называют массовое убийство евреев во время войны!

- Да. Но евреи не были бы евреями, если бы не использовали холокост с выгодой. Я поясню … По всему миру была развернута пропагандистская компания, обвиняющая немцев в массовом уничтожении людей, евреев в частности. На самом деле больше всего было уничтожено славян – русских, украинцев, белорусов. Но никому из нас и в голову не пришло спекулировать этим. А евреи расплакались на весь мир, что их убили больше всех, что это самое страшное преступление в истории человечества и так далее. Помните, что я говорил о национальной исключительности? Евреи до сих пор верят, что они самые лучшие, а остальные … так себе. Потому они искренни, когда говорят о холокосте, как о самом страшном преступлении. Как же, истребили шесть или восемь миллионов сверхчеловеков! Так вот, евреям удалось внушить всему миру и Германии в частности, что им, евреям, все обязаны. Разумеется, в конвертируемой валюте. Германия и страны победительницы выплачивали огромные суммы безутешным евреям, которые аккумулировались на счетах в банках. Именно на эти деньги и был построен Израиль. И не важно, что ради этого пришлось убить тысячи арабов, которые не хотели уходить со своей земли – если это не геноцид, то что? – не важно, что в еврейском государстве не еврей считается человеком второго сорта, причем официально – если это не расизм, то что?

Я утверждаю, что создателями нацизма как идеологии являются именно евреи, а Израиль – типично нацистское государство, в котором национализм возведен в ранг официальной идеологии. Впрочем, справедливости ради следует отметить, что арабские соседи евреев веротерпимостью тоже не отличаются, спят и видят, как бы извести под корень всех жидов, а заодно и тех, кто не верует в Аллаха. Хороши и те и другие, потому что обе стороны считают себя богоизбранными, высшими существами, а всех остальных скотами. В Израиле существует несколько нацистских партий, которые по очереди приходят к власти, ничего, по большому счету, не меняя. Просто одни предлагают убивать арабов сразу, без разговоров. А другие делают вид, что они де цивилизованные, желают договариваться, но дикие арабы не хотят. В арабских странах царит феодальный строй, власть передаются по наследству, партий или политических движений нет вообще. Я не осуждаю и не даю нравственной оценки. Я хочу сказать, что нацизм или национализм, называйте как хотите, является непременным условием выживания любого народа, история Израиля и евреев это доказывает. Малые народы, которые исповедовали так называемый интернационализм и терпимость к другим культурам и нациям, в конечном итоге погибали. Они растворялись среди представителей более крупной расы навсегда.

- А у нас в России вон сколько всяких живет! – удивленно произнес кто-то.

- У этих «всяких» есть свои собственные республики. Пусть и сидят там, - хмуро пробурчал Кир.

- Точно! Чего в Россию лезть? Пускай строят заводы, компьютеры собирают. Никто мешать не будет, - поддержал Тропа.

- Это не так просто, - возразила девушка. – Надо иметь образование, опыт работы, надо многому научиться.

- Да, вы правы, - согласился Апполинарий. – Прежде чем собирать компьютеры, этому надо научиться. Позвольте, я вам приведу один пример … Как известно, самые лучшие в мире часы делают в Швейцарии. Разумеется, речь идет о классических механических часах. Этот промысел зародился в Швейцарии в первой половине восемнадцатого века. Сейчас трудно точно сказать, что именно побудило швейцарцев заняться изготовлением часов. Существует легенда, что первыми мастерами часовых дел стали обыкновенные крестьяне. Долгими зимними вечерами, когда нечего делать, кому то из мужчин пришла в голову мысль заняться сборкой часового механизма. В то время часы были роскошью, доступной только очень богатым людям. Хронометры стоили так дорого, что на доход от продажи только одного механизма семья крестьянина могла безбедно прожить целый год! А семьи тогда были не то, что сейчас – полтора десятка детей считалось нормой. Сначала один крестьянин научился изготавливать часы, потом другой, третий … Часовых мастеров становилось все больше, они начали объединяться в цеха, где у каждого была своя специализация. Одни делали корпуса, другие шестеренки и пружины, третьи изготавливали красивые циферблаты. Окончательную сборку доверяли наиболее опытным и самым лучшим. Вот так появились на свет знаменитые швейцарские часы. Кто учил швейцарских крестьян собирать хронометры? До тех пор, пока они сами этого не захотели, никто! Вы можете себе представить, чтобы наши … э-э … горцы занялись изготовлением часов? Или сборкой тех же компьютеров, что намного проще? А ведь Швейцария тоже горная страна, тамошние жители до сих пор пасут овец на альпийских лугах. Но для них это скорее экзотика, что-то вроде хобби, а наши «джигиты» до сих пор только это и умеют.

- Эти … кубачинцы есть, - произнес Тропинин.

- Верно, есть такое село Кубачи, жители которого делают очень красивую посуду из серебра. Неподалеку имеется месторождение. А еще?

- Чичи преуспевают в бизнесе … - раздался неуверенный голос.

- Да, среди барыг немало выходцев из Чечни. Фабрик нет, а сельскохозяйственных артелей и «купи-продай» полно. Почему?

- Потому что бандиты одни, – пробурчал Кир. – Любой чичик бандит!

- Согласен, - кивнул Апполинарий. – Российское бизнес сообщество формировалось в девяностые годы прошлого столетия. Формировалось стихийно, из представителей советской хозяйственной и партийной элиты. Эти люди неплохо знали законы маркетинга, умели организовать производство, но понятия не имели, что такое организованная преступность. И когда их начали отстреливать среди бела дня, они растерялись. Понадобилось время, чтобы осмотреться по сторонам, оценить ситуацию и начать действовать адекватно. А чеченцы тем временем захватывали наиболее выгодные предприятия торговли, делили сферы влияния и не скупились на пули и доллары. Чеченцы ничего не смыслили в экономике, многие даже по-русски говорили с трудом, зато отлично знали законы джунглей, вернее, гор: слабых убивают, выживает сильнейший, доброта губительна. Джигит должен быть безжалостным, иначе он не джигит. Период первоначального накопления капитала с его гангстерскими и ментовскими войнами, растерянностью власти на всех уровнях и неуправляемой вспышкой жадности населения оказался идеальной средой для существования кавказских банд, организованных по клановому принципу: один за всех, все за одного. Принцип кровной мести является стальным каркасом, на котором держится чеченский, да и вообще кавказский закон и порядок. Какая там Конституция РФ! – усмехнулся Апполинарий.

- Вот как говорил об этом Хожа Нухаев, один из самых известных и богатых чехенцев в России, в интервью немецкой «Die Woche:

«Корр.: Почему так называемая «чеченская мафия» до сегодняшнего дня считается лучшим образцом преступной структуры России:

Нухаев: Наша организация отражала клановую структуру чеченской нации. Каждый клан сохранял свою деловую самостоятельность, но при этом они составляли единую общину. Эта община напоминала армию с четкой дисциплиной и автономными «подразделениями». Мне не было необходимости их вооружать и содержать, так как они обеспечивались всем необходимым теми коммерческими структурами, в которые вошли. Я только координировал их деятельность. И это давало мне возможность противостоять всем, кто посягал на интересы чеченцев. Уже тогда я сознательно поставил на кровное родство, внутри которого нет места предательству».

Они захватывали только тот бизнес, где не требовались специальные знания, большие капиталовложения, новые технологии, а прибыль была быстрой. Заводы по производству компьютеров или космических кораблей им не нужны. Они срывают сочные верхушки, «милостиво» позволяя низшим существам, русским, двигать науку, производство, строить дороги – по которым станут перевозить товары, принадлежащие чеченским бизнесменам! – служить в рядах Вооруженных Сил, дабы – опять же! – не было помех чеченскому бизнесу. Кстати, именно из соображений коммерческой выгоды прекратилось партизанское движение в Чечне. Зачем проливать священную кровь правоверных, если можно купить власть на местах - да и в столице, чего уж там! – и спокойно наживаться на перепродаже товаров и рабском труде русских крестьян. Чеченцы с удовольствием нанимают русских батраков – покорны, много за труд не просят, согласны работать за порцию «огненной воды».

Апполинарий грустно покачал головой, с горечью добавил:

- Беда в том, что наши совковые лавочники и фабриканты своих соплеменников тоже считают за бессловесный скот и платят сущие гроши. На их фоне чеченцы и прочие кавказцы выглядят просто филантропами. Эх, да сами же во всем и виноваты! – махнул рукой Апполинарий. – Сегодня все захваченное легализовано, бандитские атаманы стали послушными властям – не законам! – бизнесменами, пользуются покровительством милиции, охранки ФСБ и прямо-таки отеческой заботой властей.

- Отстегивают! – оскалился Кир.

- Еще как! Кавказцы отлично знают, когда дать в морду, а когда на лапу.

- А этот, как его … Хуйжа Нухуёв, он где сейчас? – спросил Тропа.

- Гниет в яме вместе с такими же «крутыми», как сам. Вычислили его наши и пристрелили без суда и следствия, - с усмешкой ответил Апполинарий.

- Ну вот! – оживился Тропа. – Могут же мусора, когда захочут!

- Когда разрешат, - угрюмо поправил Кир.

Апполинарий промолчал, только тихо вздохнул.

Суббота, одиннадцать двадцать утра. Зимнее небо припорошено бледными тучками, редкие снежинки лениво спускаются к земле. Скромное солнце изредка бросает взгляды вниз, земной мир на краткий миг расцветает красками, светлеют лица прохожих. По широкому проспекту мчится кавалькада из шести автомобилей. Сплошь вместительные лимузины иностранного производства. Каждая машина разукрашена лентами, цветами, в салонах сидят мужчины в дорогих костюмах. Черные глаза блестят весельем, аккуратно подбритые усики топорщатся от улыбок. Почти у каждого в руках оружие – пистолеты, короткоствольные автоматы или охотничьи ружья дорогих марок. Мужчины непрерывно стреляют в воздух, смуглые лица искрятся радостью, то и дело раздаются довольные выкрики – вооруженные пассажиры так выражают свои чувства, видя разбегающихся в страхе прохожих. Некоторые машины выезжают на встречную полосу и мчатся дальше на полной скорости. Поток автомобилей на «встречке» рассыпается на отдельные машины, которые торопливо прижимаются к обочине дороги. Радости пассажиров лимузинов нет предела – пальба усиливается до уровня канонады, выстрелы сливаются в пулеметные очереди, довольные вопли становятся похожи на боевой клич атакующей конной лавы. Галдяще-стреляющая колонна лимузинов пролетает перекресток на красный свет. Какой-то жалкий «жигуленок» визжит тормозами, словно перепуганный щенок, останавливается буквально в считанных сантиметрах от потока черных автомобилей. Водитель, пожилой мужчина, выбирается из салона на дрожащих ногах, от волнения не может сказать ни слова, только беспомощно машет руками. Совсем рядом притормаживает бронированный «мерин» шестисотой модели, тонированные стекла проваливаются, словно распахиваются беззубые рты инопланетного чудища. Наружу высовываются волосатые руки, тускло блестят вороненые стволы. Воздух разрывается на куски от слитного грохота автоматных очередей и ружейных залпов. Оглушенный и растерянный, мужчина неверяще смотрит на людей в салоне мерседеса, на лице появляется выражение обреченности, словно у приговоренного к расстрелу. Стрельба стихает, лимузин трогается, стремительно набирает скорость и пропадает вдали. На следующем перекрестке колонна лимузинов сворачивает направо, затем налево. Машины втягиваются в узкую улочку с односторонним движением. Едут под знак «Въезд запрещен», но это никого не смущает. Первый раз что ли?

Едва только последний автомобиль проезжает знак, как из боковой улицы выползает тяжело нагруженный строительным мусором самосвал. Грузный и толстый, как откормленный кашалот, четырехосный монстр шведского автозавода Volvo наглухо перегораживает улицу. Водитель последнего лимузина замечает грузовик в зеркало заднего вида, но не придает значения. Его внимание приковано к полированной заднице впереди идущего автомобиля – не помять бы на малой дистанции! Ни шофер, ни пассажиры последней машины не видят, как из кабины самосвала выпрыгивает парнишка в оранжевой робе строительного рабочего. Бежит вдоль машины, на несколько секунд останавливаясь возле колес. Раздается громкое шипение, сжатый воздух поспешно покидает свою мрачную резиновую темницу, самосвал тяжело проседает сначала на один бок, потом на другой и в конце концов прижимается к земле всем железным пузом, словно товарный вагон прилег отдохнуть в городской черте. Парнишка перебегает на другую сторону улицы, в руках появляется видеокамера.

У пассажиров роскошных иномарок заканчиваются патроны, выстрелы раздаются реже и по одному. Кавалькада сбрасывает скорость, головная машина приближается к двухэтажному особняку. Дом в стиле ампир скрыт за высоким металлическим забором, вдоль которого разросся густыми пучками декоративный можжевельник. Стальные ворота, украшенные художественной ковкой по верхнему краю, начинают медленно раскрываться, словно портал в мир высших существ. Кажется, что вот-вот зазвучит торжественная музыка, на зеленой лужайке появятся накрытые белыми скатертями столы и женщины неземной красоты в сияющих одеждах бросятся в объятия суровых мужчин …

В дальнем конце тихой улочки появляется приземистый, темно-зеленый и огромный МАЗ. Громадный, словно динозавр, тягач ракетовоз медленно вползает в прогал между домами, заполняя железным телом почти все пространство улицы. Тысячесильный мотор глухо рычит, звук получается низкий, почти на пределе слышимости. От рыка чудовища на двенадцати колесах в рост человека дрожат деревья, оконные стекла вибрируют, тихо позвякивает хрусталь в буфетах. Жители окрестных домов в испуге припадают к окнам, с изумлением разглядывая неправдоподобно огромный и сильный автомобиль. Много лет назад эта машина перевозила баллистические ракеты по казахстанской степи. Ей на смену пришли новые ракетовозы, более совершенные и мощные. Старушку подремонтировали и отправили на «гражданку», перевозить строительные краны, трубы особо большого диаметра и мостовые пролеты. Один такой железобетонный болван лежит на грузовой платформе, похожий издалека на поверженного языческого идола. Тягач аккуратно выезжает на дорогу. Автомобиль на мгновение замирает на месте, слышен лязг переключаемой передачи. Рычит мотор, из выхлопных труб вырываются клубы синего дыма и железный монстр устремляется вперед. Ракетовоз набирает скорость, мелькают деревья по обочине дороги, рев двигателя становится громче. Автомобиль кажется просто чудовищно огромным на узкой улочке, сплошь застроенной коттеджами и дворцами.

Водитель и пассажиры первой машины замечают несущийся навстречу автомобиль. Развернуться на узкой дороге невозможно, сдать в сторону тоже. Сзади подпирают остальные машины кавалькады. Остается только ехать вперед и попытаться проскочить в ворота раньше, чем сумасшедший на ракетовозе протаранит мерседес. В том, что именно это задумал сделать водитель тягача, уже не сомневались ни водитель, ни пассажиры. Шофер лимузина жмет педаль газа до упора. Мерседес срывается с места, словно гоночный болид формулы 1. В считанные мгновения автомобиль достигает цели, остается только проскочить поворот и нырнуть в спасительно распахнутые ворота. Но водитель чуть-чуть просчитался. Мерседес разгоняется слишком сильно – шестьсот лошадей это вам не жигули второй модели! – бронированный лимузин юзом идет по мокрому асфальту, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Задние колеса врезаются в бордюр, машину отбрасывает и она становится поперек дороги. Дальнейшее происходит настолько быстро и неожиданно, что водитель второго мерседеса даже не успел среагировать. Никелированная морда пучеглазого «мерина» с хряском врубается в бочину шестисотого и какое-то время обе машины движутся вместе буквой «Т». Бульдожья морда МАЗа вырастает до размеров атомного ледокола, темно-зеленая туша заслоняет мир, густая тень падает на мерседес. Крики пассажиров обрываются, в салоне становится тихо и мрачно, словно открылась долина тени смертной. В следующее мгновение сильнейший удар сотрясает автомобиль. Душераздирающий треск раскалывает тишину, пуленепробиваемые стекла с хряском разлетаются на маленькие кусочки льда, пассажиров отшвыривает к противоположной стороне. В салон врывается горячее дыхание железного монстра и люди внутри автомобиля с ужасом видят, как начинают смыкаться края салона. Усиливающийся рев двигателя глушит вопли ужаса. Ракетовоз врезается в мерседес, сминает кабину, словно картонную коробку и толкает лимузин дальше. Шестисотый «мерин» действует, как ковш бульдозера, собирая на своем пути остальные машины кавалькады. Тихая улочка заполняется надсадным ревом ракетовоза, хрустом железа и стекла, визгом и хлопками лопающихся покрышек. Крики людей почти не слышны в грохоте и треске. Огромный МАЗ гонит черную волну стали и плоти, оставляя за собой клубы сизого дыма и осколки стекла. В считанные мгновения мешанина железа, пластика и людей достигает конца улицы и упирается в бок самосвала. Тяжело нагруженный строительным мусором автомобиль слегка наклоняется под напором, железные обода съезжают с расплющенной резины колес, края упираются в многочисленные выемки в асфальте. И все, самосвал становится «намертво»! Словно под воздействием гигантского пресса дорогие мерседесы, БМВ и бентли сминаются в бесформенную массу, в которой мелькают белые лица, выпученные глаза, судорожно дергаются тонкие прутики рук. Оглушительно ревущий ракетовоз напирает и напирает!

Все закончилось в считанные секунды. Когда колеса МАЗа начали прокручиваться на месте, оставляя на асфальте широкие черные следы, рев двигателя достигает предела, затем стихает. Сквозь забрызганное кровью и машинным маслом лобовое стекло видно, как метнулась чья-то тень. Распахивается дверь, из кабины спрыгивает на асфальт мужчина в грязном комбинезоне, лицо скрыто черной маской с прорезями для глаз, на ладонях матерчатые перчатки. Человек на мгновение задерживается возле двери, в руках появляется охотничье ружье с укороченным стволом. В эту же секунду на улице появляется ничем неприметный «москвич» эпохи развитого социализма. Машина подъезжает к куче хлама, в который превратились лимузины. Хлопают двери, выходит невысокий парень, по комплекции почти подросток. В черной маске, в руках помповое ружье с коротким стволом. Все трое приближаются к изуродованным автомобилям. Наглые и гордые красавцы лимузины превращены в кучу металлолома, разукрашенную осколками стекла, лоскутами натуральной кожи с сидений и щедро политую человеческой кровью. Откуда-то изнутри раздаются стоны и крики о помощи раненых. Люди в масках подходят ближе, слышны лязгающие звуки заряжаемых ружей. Водитель самосвала с видеокамерой приближается. Лицо тоже скрыто под маской, на руках перчатки. Оператор становится так, чтобы хорошо было видно тех, кто находится в раздавленных автомобилях. В объектив попадают искаженные страданием лица, изуродованные и залитые кровью тела мертвых.

Один из пострадавших, мужчина в дорогом темном костюме и белой рубашке, сумел вылезти из смятой кабины, но только до половины. Ноги оказались зажаты между сидением и передней панелью. Пиджак посечен осколками стекла, лицо покрыто многочисленными царапинами и ссадинами, лоб наискосок перечеркнут глубоким порезом. Видно лобную кость, клок кожи свисает прямо на глаза, воротник рубашки и грудь залиты кровью. Под смуглой кожей на шее выступили жилы, лицо искажено страданием. Человек упирается руками в дверь, пытаясь вылезти через разбитое окно. Осколки стекла торчат, как клыки, пропарывают ладони почти насквозь, но мужчина не чувствует боли и упорно пытается выбраться наружу. Люди в масках приближаются. Ружье поднимается, черный зрачок ствола останавливается на уровне лица раненого.