- … уничтожить, - закончила фразу Ольга. – Вы этим и займетесь, а я подберу соответствующее оформление.

- Вы не имеете в виду буквально, надеюсь? Уничтожить административно, то есть выгнать с работы. Для этого необходимо организовать негласное наблюдение, видео и аудиозапись, затем …

- И кто станет все это организовывать? Нужна техника, обученный персонал. Кто будет непосредственно всем этим заниматься?

- Шеф как-то обмолвился, что у него есть люди в полиции. Они все и сделают. А вы организуете серию разоблачительных репортажей в прессе. Разумеется, в центре события – шеф, его политическая воля и желание искоренять преступность и коррупцию. Акцентировать внимание на национальной принадлежности преступников.

- Спасибо за ценный совет, - кивком поблагодарила Саранцева. – Мне говорили о вас, что вы предпочитаете действовать самостоятельно, не боитесь риска.

Апполинарий почувствовал в голосе девушки плохо скрываемое презрение.

- Было дело, - скривился он. – Я уже объяснял шефу свое отношение к убийствам, расскажу вам - тупой отстрел бесполезен. Новые появятся. Надо создать обстановку в обществе такую, что бы этой дряни не за что было зацепиться. Главное – искоренить коррупцию, именно она позволяет проникать чужим в наши ряды … ну, или как там! Организовав травлю кавказцев – на законных основаниях, заметьте! – мы убьем двух зайцев: избавимся от взяточников в аппарате администрации и лишим бандитские кланы опоры во властных структурах.

- Ну что ж, вы правы, - согласилась девушка.

По голосу чувствовалось, что она думает по-другому.

Часа через полтора вернулся Топор. Довольный, словно завалил слона одной стрелой. На самом деле добыча ограничилась одним кабанчиком среднего размера. Но для настоящего охотника важен сам процесс, а не результат.

- Ну, и что надумали, аналитики? – спросил он с порога.

- Апполинарий Павлович предлагает следующее, - ответила Саранцева, подчеркивая голосом авторство Колышева. – Необходимо организовать … - и коротко, в несколько фраз, изложила идею Апполинария.

Топор скидывает грязные сапоги у порога, мокрая куртка падает мимо вешалки на пол. Смешно шлепая растянутыми носками Топор идет вглубь комнаты, садится у камина.

- А что, здравая мысль! – произносит он после короткого раздумья. – Правда, возни много … ну да ладно, ментам тоже нужны громкие дела по коррупции. Тем более, что она действительно существует. Кстати, Апполинарий, вы что нибудь знаете о празднике курбан-байрам? – с хитрым прищуром спрашивает Топор.

- Что-то религиозное, верно? Режут скот на улицах, - скривился Колышев.

- Да, неприятное зрелище, - согласился Топор. – Но вы бы видели, что ежедневно творится на мясокомбинатах! Шоу не для слабонервных, скажу я вам. Если не ошибаюсь, он через пару дней. Понаблюдайте. Возможно, появятся какие нибудь предложения. А сейчас я хочу отдохнуть и потом поужинать кабанчиком. Апполинарий, не хотите потренироваться в стрельбе? Тир здесь рядом.

- Да, с удовольствием!

- Тогда берите мой лук и вперед. Только ничего там не крутите и не вертите!

Пуская стрелу за стрелой в мишень и – понятное дело! – промазывая, Апполинарий думал о словах своего нового босса. Причем здесь религиозный праздник жертвоприношения? Ну да, режут несчастных баранов. На взгляд не мусульманина совершенно отвратительное зрелище. Просто массовое убийство животных! Видите ли, кровь угодна их богу. А приносящий жертву преисполняется при этом благодати и доброты. Как совместить кровопролитие и доброту? Возможно, в средневековье, когда человеческая жизнь реально ничего не стоила, жертвоприношение барана выглядело актом невиданного милосердия. Жили бедно, часто голодали и поесть на халяву (Откуда взялось это странное слово? Может, от арабского халяль, то есть разрешённый?) желали все. Разумеется, сытый становится добрее голодного! Но ведь сейчас не средние века! То, что допустимо в бедной, отсталой стране, просто невозможно в цивилизованном мире. Ну, представьте себе современную лабораторию, роботизированный цех по производству компонентов для спутников, центр управления полётами. Нет, лучше большой адронный коллайдер! Международная команда лучших в мире ученых на пороге грандиозного открытия, которое перевернет наши понятия о Вселенной! А поблизости, совсем рядом, в соседней комнате, режут баранов! И кровь стекает из-за неплотно закрытой двери прямо на компьютеры, тяжелые капли падают на кольцо ускорителя, собираются на полу в маленькие лужицы. Сидят профессора и лауреаты Нобелевской премии, моделируют процесс рождения бозона Хиггса в детекторе CMS. Собственно говоря, физиков интересует не столько сам хиггсовский бозон, сколько хиггсовский механизм нарушения симметрии электрослабого взаимодействия. Именно изучение этого механизма, возможно, натолкнет физиков на новую теорию мира, более глубокую, чем предыдущие … Фигня какая, правда? Мда-а, это вам не верблюдов пасти. Или тех же несчастных баранов. На пастуха учиться надо, сокровенные знания передаются от отца к сыну. Говорят, сам пророк пас скотину. Ну, прежде чем стал пророком. А тут какая-то физика! Разве это занятие для настоящего мужчины? А совсем рядом с адронным коллайдером продолжают резать баранов. Слышны предсмертные хрипы животных, по воздуху плывет тяжелый запах крови. И раздаются радостные вопли – кровищи, кровищи-то сколько! Наш бог, который всемилостивый и милосердный, будет доволен! Аллах акбар, аллах акбар …

Это чудовищно!!! Фильмы ужасов отдыхают после такого зрелища, ведь животных режут прямо на улицах наших городов. Варварская жестокость, массовое кровопролитие возведено в ранг священнодействия! Ни одна из мировых религий не допускает такого. Жертвоприношения, связанные с кровью, давно отменены. Их заменили ритуальные приношения продуктов, денег или материальных ценностей на содержание храмов и служителей. Мусульмане с детства приучаются к виду крови. Убийство есть убийство, как ни называй его. Может быть, поэтому осатаневшие от регулярных кровавых убийств мусульмане так болезненно относятся к любым видам критики ислама. Говорят, ислам – религия добра. Где оно? Покажите, в чём конкретно выражается исламское добро? В многочисленных благотворительных организациях? Нет. В помощи бедным странам? Нет. В защите природы? Тоже нет!

ТОГДА В ЧЁМ!?

… кончик стрелы касается уха, чуть слышно скрипят блоки, лук сгибается в дугу. Пальцы касаются зажима, освобожденная от захвата тетива с силой распрямляется, стрела исчезает. Тотчас слышится глухой стук, вздрагивает муляжа оленя, под лопаткой маковым цветом горит оперение стрелы. На этот раз Апполинарий попал точно в цель. Предыдущие стрелы ушли «в молоко», некоторые вовсе не долетели.

- А хорошая штука этот лук! Надо будет себе купить. На медведя, конечно, ходить не стану, а постреляю в тире с удовольствием! – подумал Апполинарий вслух.

Топор оказался прав. Буквально на следующий день Колышев стал свидетелем, как среди бела дня, прямо в парке рядом с городской мечетью резали баранов. Люди вокруг, мамаши с колясками, бабушки с внуками. Да просто прохожие, все-таки центр города! «Правоверные» устроили массовую резню. Животные чуяли свою смерть, тихие аллеи парка огласили вопли баранов, радостные крики убийц и возмущенные возгласы людей. Впрочем, «правоверным» было глубоко наплевать на жителей города. Что там какие-то мамаши с колясками и старушки с малышней? И не с такими справлялись! Но на всякий случай поодаль дежурит наряд полиции, на заднем сидении полицейского УАЗа аккуратно сложены бронежилеты, стальные шлемы и дубинки. Чем шире становились ручьи крови, тем сильнее разгорался скандал. Молодые женщины и бабушки постепенно отступили на задний план, их места заняли мужчины – мужья, взрослые сыновья. Пришли сотрудники расположенных неподалеку офисов, собрались зеваки. Разгоряченные видом крови и явной безнаказанностью – полиция охраняет их! – некоторые «правоверные» кинулись на русских, размахивая окровавленными ножами. Толпа отступила, но нашлось несколько человек, которые не испугались полоумных. Видимо, прошли военную службу на Северном Кавказе. Раздались матюги, послышались глухие звуки ударов, что-то громко треснуло и несколько самых буйных «правоверных» с переломанными руками падают на асфальт. Тут уж подхватываются остальные и бросаются в драку. Наши вначале отступают – люди собрались нормальные, мирные, а эти только что крови напились. Но только в начале. В драку бросились те, кто просто проходил мимо. Начали останавливаться автобусы, маршрутные такси и автомобили. Все новые и новые люди вступали в бой с чужими. Полицейский наряд попытался было разнять дерущихся. Куда там! Донельзя обозленные тем, что русская полиция выступает против русских, толпа перевернула УАЗ, полицейских избили и отобрали оружие. Сержант и трое рядовых спаслись чуть живые – бежали без оглядки по парку в сторону райотдела МВД.

На пороге мечети появился священник в зеленой ризе. Он что-то начал кричать, махать руками. Сверху падает окровавленная баранья голова, запущенная мощной рукой. На мгновение выпученные в предсмертной агонии глаза животного встречаются с перепуганным взглядом священника. В следующую секунду крутые рога барана врезаются в гладкий лоб муллы, белая чалма срывается от удара, словно крышка перегревшегося котла, голова трескается с бильярдным стуком и священнослужитель падает навзничь на мраморный пол мечети. После этого инициатива окончательно перешла жителям города. Растерянные, испуганные неожиданным сопротивлением со стороны русских чужаки побежали. Их догоняли, били, они вырывались, их опять догоняли и били … К появлению ОМОНа мечеть уже горела. Набежавшие неизвестно откуда хулиганы и мародеры тащили имущество, грабили убитых и раненых. Полиции удалось задержать несколько бомжей и десяток учащихся ПТУ, что вышли поохотиться за чужими мобильниками.

Апполинарий не ввязывался в драку, стоял в сторонке и наблюдал. Он не верил собственным глазам! Удивительно! Дас ист фантастишь! Да просто не может быть, потому что этого не может быть!!! Русские объединились и дали отпор наглому и трусливому врагу! Тому самому, что выкладывает на палубе русского боевого корабля слово «Кавказ» из русских моряков. Тому самому, что разгуливает по улицам русских городов с оружием и стреляет в безоружных людей по любому поводу. Тому самому, чьи вожди заявляют: законы шариата выше Конституции России! Мы не загоняем бандитов в угол! А куда, мать вашу, вы их загоняете? Ведь нигде, ни в одной стране мира так гуманно, с материнской нежностью и отцовской заботой с преступниками не обращаются. Почему? Ответ прост: бандитов считают своими! Все делается открыто, нагло, с полным осознанием безнаказанности. Бандит должен отвечать по закону – пожизненная тюрьма, электрический стул, веревка - в зависимости от вкусов местных законодателей. А на Кавказе их, видите ли, даже в угол поставить нельзя. Конечно, ведь так трудно усидеть в кресле, когда в него с одной стороны упираются федеральные штыки, а с другой бандитские стволы. Попробуй сохранить равновесие! И не надо бубнить о том, что этот лидер в недавнем прошлом был полковником российской армии. А кто сидел на троне до него? Бывший генерал ФСБ. Продался, паскуда! Что ж, у каждого своя цена. Об этом еще Линкольн писал.

Когда-то приходит конец любому терпению. Не понимают несчастные идиоты, что сидят в Кремле и вокруг него, что если в России рванет, то слетят головы и у них, и у депутатов педофилов от правящей партии, а Кавказ озверевшие русские зачистят так, что даже диких баранов не останется. И никто, слышите, никто не вякнет в защиту диких баранов, потому что Россия – это газ, нефть, это бесконечная война в Афганистане, где без нас победы не будет и ядерное оружие, от которого весь мир в дрожь бросает. А самое главное – дикие бараны Западу на фиг не нужны. Своих блеющих и срущих тварей хватает.

Апполинарий шагает домой по хмурой ноябрьской улице. Серое, словно милицейский китель, небо почти касается антенн сотовой связи на крышах домов, моросит дождь пополам с дождем и ветер плюет холодом в лицо, но на душе светло и радостно, как будто только что исполнилась самая заветная мечта. Даже не мечта, нет! Безответная любовь, тоскливая и непреходящая боль в душе исчезает от одного единственного взгляда, прикосновения, от интонации, с которой произнесли твое имя. И окружающий мир волшебно меняется; время, до этого долгое и тягучее, словно застывающий сироп, мчится со скоростью света. Ты чувствуешь прилив необычайной энергии, радость обуревает такая, что даже если тебя окатить грязью с ног до головы проезжающий грузовик, ты не расстроишься, а только улыбнешься, как забавному приключению.

Наконец-то свершилось чудо! Обыкновенные люди, обыватели дали отпор обнаглевшим чужакам, которые вот уже какой год - нет, какое столетие лезут не только в наш дом, но и в наши души. Получилось грубо, неумело, как-то некрасиво. Но ведь это только в кино фотогенично дают по морде и злодей падает с перекошенным лицом. А если морду бьют герою, то он слегка отшатывается и на симпатичной физиономии появляется красивый такой - да ничего не появляется, он же герой! В реальной жизни всё так вот некрасиво и происходит. Зато по-всамделишному, с хряском костей и выбитыми зубами на добрую память!

« Представляю, сколько вони поднимется завтра! – с усмешкой думал Апполинарий. – Как начнет скулить «творческая интеллигенция» - ах, ах, как же так! Ведь Россия матушка, русские люди отличаются добротой и жалостью, жестокость не украшает наших людей. Почему ярмарочные шуты и клоуны берут на себя наглость говорить от имени всего народа? И пусть сейчас их называют режиссерами, народными артистами, популярными телеведущими. ВСЕ РАВНО ЭТО ШУТЫ!!! Еще в начале прошлого века этому подлому племени разрешали входить в дома приличных людей только с черного хода! Хоронили за оградой кладбища, вместе с нехристями и самоубийцами! Профессии шута, лицедея считалась подлой! И вот поди ж ты, «звёздами» называются … тьфу! Почти все наркоманы и проститутки, они этого даже не скрывают. Депутатами становятся! Впрочем, чего удивляться, подлое сословие тоже хочет быть представленным в законодательной власти». Апполинарий на минутку останавливается, взгляд устремляется в сторону дымящейся мечети.

- А может зря так с любителями баранины? – неуверенно произносит он. – У мусульман с такими делами, я слышал, строго – пьяниц палками забивают до полусмерти, наркоманов просто убивают, проституток то ли на куски режут, то ли отстреливают. В общем, правильно поступают. Черт его знает! – пожимает он плечами. – Вроде правильное мировоззрение у людей на той стороне, но как-то вот оно не подходит нам. Почему? И так ли уж хороши те, кто исповедует принципы Мухаммада?

Придя домой, быстро разделся, прошел на кухню. Пицца летит в микроволновку прямо в упаковке, палец небрежно давит кнопку электрочайника. Тихо щелкает дверца холодильника, на столе появляется мятый пакет соуса. Апполинарий не глядя выдавливает толстую колбаску на кусок батона и сует в пасть. Рот наполняется печеным тестом и пополам с жирным соусом из майонеза, соленых огурчиков и перца. Апполинарий удовлетворенно трясет головой, по пустой квартире разносится довольное мычание. «Заморив червячка» Колышев садится за компьютер. Монитор загорается синим небесным пламенем, выскакивает заставка – что-то в море! – ее меняет гугловская белая витрина. Пальцы проворно касаются клавиш, в окне поиска пишутся слова.

- Может, я не прав? Может, я один такой урод, все вижу в черном цвете? – бормочет он под нос. – Вдруг всё не так?

Первой строкой идет ссылка на архив столичной газеты. Апполинарий тычет стрелкой и тотчас появляется статья. Материал оказывается настолько интересным, что Колышев не услышал мелодичного звона микроволновой печки, сообщившей о готовности пиццы …

© "Московский комсомолец", 01.11.2002

Cлоеный пирог с тротиловой начинкой

Почему чеченские бандиты так вольготно чувствуют себя в столице

Олег Фочкин, Юлия Азман, Рита Мохель



Николай Сулейманов по кличке Хоза теперь помогает чеченцам с того света

Это неправда, что в Москве не бывает мирных чеченцев. Их очень много. Просто с течением времени от вольного московского воздуха с частью из них происходят странные превращения.


Не выдержавших ритма большого города студентов отчисляют. Коммерсантов ставит на место сама жизнь: они быстро понимают, что обманывать легче и, если честно, привычнее.


Вот эти две категории граждан и становятся платформой чеченской преступности. Пополняют же эту общность соплеменники-беспредельщики, прибывшие покорять Белокаменную на гоп-стоп.


Разросшейся банде нужны, конечно, хорошие связи — и в нее постепенно вливаются представители общественных движений и партий, а также работники органов власти и управления. С началом войны в этот многослойный пирог добавились еще “розочки” из боевиков-террористов. И получилось блюдо под условным названием “чеченская мафия в Москве”.

Студенческая община

В начале 80-х Грозному разрешили засылать в столицу “десант” — абитуриентов. (Трех грозненских вузов — нефтяного, педагогического институтов и университета тамошней молодежи, видимо, не хватало). И потек в Москву постоянный людской ручеек, причем ехали только юноши, чеченки к наукам почему-то не тянулись. Эта абитура не потела на экзаменах — национальным кадрам были обеспечены вне конкурса, по разнарядке, места в лучших вузах — МГУ, МИИТе, Институте стали и сплавов, “плешке”, “керосинке” и др.


Надо сказать, что самый знаменитый чеченский студент Шамиль Басаев, который в 1987 г. поступил в Московский институт инженеров землеустройства, а через год был отчислен за неуспеваемость, по всему, не был льготником. До этого он трижды самостоятельно пытался поступить в МГУ на юридический, но заваливал экзамены.


Льготники селились в вузовских общежитиях. Но стоило чеченскому мальчику очутиться в общаге, он, как кукушонок, выживал соседей. В его комнате обязательно поселялись неизвестно откуда взявшиеся земляки, потом они перебирались в соседние комнаты, занимали целые этажи.


Вскоре в МВД, КГБ и даже в ЦК КПСС посыпались родительские жалобы. Их блатные детки обучались в престижных вузах вместе с чеченцами, и родители взвыли: “чехи” обкладывают богатеньких студентов данью, не дают прохода, бьют.


Заниматься буйными студентами поручили МУРу. Работать приходилось по-тихому. Проводили в общагах рейды, сотрудников на них бросали со всех отделений. Учитывая “горячий” темперамент “клиентов”, привлекали и подразделение быстрого реагирования (такое подразделение из 24 человек еще в те годы было в МУРе — нечто вроде последующего СОБРа).


А заявлений от самих потерпевших почему-то не поступало. А раз не было заявлений, не было и уголовных дел. Но, как уверяют бывалые опера, именно из тех студентов вышли многие лидеры чеченских группировок.


На излете советских времен, в конце 80-х, набившие руку на мелком общажном рэкете чеченские студиозы подсуетились, первыми положили глаз на московские “толчки”.


Собирать дань чеченцы брали русских. Сами только “наказывали” тех, кто неаккуратно платил.


Такая система рэкета гордо звалась “чеченским порядком”. Бывший студент Института им. Плеханова Атлангериев (по кличке Руслан) командовал группировкой, окопавшейся на Пятницкой улице в кафе “Лазанья”.


Другим куском хлеба для подрастающих бандитов оказались гостиницы.


“Белград”, “Байкал”, “Заря”, “Алтай”, “Восток”, “Молодежная” оказались под чеченским контролем. “Чехи” их буквально оккупировали. Причем за житье не платили. Однажды для острастки у одной гостиницы устроили показательный расстрел.


Группировки даже назывались по названиям гостиниц: белградская, салютинская, украинская.


Кормилась потихоньку чеченская молодежь, человек по 30 в каждой группе. Разве сравнишь это с теми силами, которые орудовали в самой Чечне, и с бюджетными деньгами, которые перекачивались туда, в их кланы! Настоящая чеченская организованная преступность началась позже — с “авизовок”.


В конце 80-х чеченцев поручили “опекать” 6-му управлению МВД — тому, которое некоторое время возглавлял Александр Гуров. Подразумевалось, что управление будет заниматься оргпреступностью, хотя в те годы такого понятия как бы не существовало. Вместо этого писали невразумительное: “опасные проявления рецидивной преступности...”.


В МУРе в 1990—1991 гг. тоже начали формировать собственное “этническое” подразделение, впоследствии выросшее в “этнический” отдел — в составе отдела по борьбе с организованной и групповой преступностью. Разумеется, занимался этнической преступностью и КГБ.


Первый по-настоящему серьезный раздел рынка в Москве начался в 90-х гг. Только-только народились кооперативы, собственность из рук государства переходила в руки коммерсантов. Конечно, завидущие бандитские глаза не могли упустить такой возможности. Все группировки, в том числе и чеченские, вышли на тропу войны: делить место под солнцем. На отвоеванных предприятиях чеченцы занимались вымогательством, “крышеванием”, а в особо удачных случаях ставили под свой контроль всю опекаемую ими организацию, метастазами прорастая от охраны до высшего руководства.


Поначалу бандиты объединялись по территориальному признаку, на равных с чеченцами в группировках работали и земляки-ингуши. Но последние очень быстро ушли в самостоятельное плавание: в более спокойный полулегальный бизнес, в основном кредитно-финансовую деятельность. Чеченцы же всегда предпочитали более грубые силовые методы.


По оценкам исследователей, сегодня столичная чеченская диаспора составляет порядка 200 тысяч человек. Причем единого центра управления она не имеет. И криминальная ее часть — раковая опухоль — состоит из разрозненных группировок, известных по имени вожака, каждая из которых претендует на лидерство.

Все дороги ведут в Москву

Все эти примеры иллюстрируют процесс перетекания чеченских боевиков в столицу. Москва их притягивает, словно магнитом. Медом, что ли, им здесь намазано?


Опера говорят, что намазано. Например, для дестабилизации обстановки в России достаточно учинить какую-нибудь гадость в Ставрополье. А вот добиться серьезного резонанса на событие можно только в Москве. Да и “жирных” заложников проще всего найти именно в Москве.


И мирные чеченцы в Москве всегда остаются чеченцами. Они продолжают поддерживать связь с исторической родиной, прежде всего с теми тейпами, откуда сами родом. Если тейп принял решение воевать с федералами, ОПГ из Москвы его обязательно поддержит. А мирная родня порой просто не может отказать бандиту в услуге. Помочь деньгами, связями, информацией. Всем тем, чем помогли боевикам, приехавшим на захват “Норд-Оста”.


Совсем недавно была пресечена деятельность одной фирмы, которая от души снабжала бандитов в Грозном камуфляжем. Наверняка бандиты нашли себе поставщиков с помощью своих же, московских чеченцев. Не без участия обрусевших сыновей ислама было налажено и финансирование банды Гелаева одним из московских банков, которым руководила уроженка Чечни. Финансисты вывозили в горы наличку, собранную с левых банковских операций.


Преступная чеченская группировка в Москве — величина не постоянная. Многие лидеры натворят дел в столице и тут же едут помогать родным бороться с федералами. А сделав военную карьеру, снова перебираются в Москву — контролировать “бизнес”.


Радиоперехваты разговоров в Чечне явно указывают на связи боевиков — лидеров НВФ с соотечественниками за рубежом. По оперативным данным, в списке стран, где находятся эмиссары из воюющей Чечни, фигурируют Турция, Саудовская Аравия, США, Великобритания. Борцы с оргпреступностью говорят, что в схемах зарубежных финансовых вливаний московских чеченцев используют скорее всего как транзит между заграницей и непризнанной Ичкерией.

Из досье “МК”

Султан Даудов (Султан Балашихинский) (1954) — был единственным чеченским вором в законе. Расстрелян 21 марта 1994 г. другим балашихинским вором в законе Захаром. Убит в “ставке” Захара, фирме “Интеррос”, вместе с телохранителем. Раненый помощник Ислам сумел уйти на джипе и вскоре попал в руки местной милиции, предупрежденной о разборке. Захар с помощниками скрылся. Даудов выступал за мягкое вхождение своих земляков в российскую уголовную среду, считая: чем меньше войн и крови, тем больше доходы. Дружил с Сильвестром, Толей Белым...


Сегодня можно выделить трех чеченских воров в законе, чье слово имеет немалый вес. Это воры Майер, Умар Уфимский и Хусейн Слепой.»

- Мда-а! – озадаченно мычит Апполинарий. – Ислам здесь явно ни причём. Написано давненько, но вряд ли сейчас что-то изменилось. Кстати, фамилии авторов … конечно, жиды – лучшие друзья мусульман. А ты чьи ожидал, арабские что ли? Так, ладно … какими бы не были менты, они все-таки наши и чеченский мусор вычистят.

На глаза попалась одна небольшая заметка о том, как много кавказцев промышляет торговлей и воровством в российских городах. Удивили не цифры, которые приводились – нашего жулья тоже хватает. Буквально поразили рассуждения читателей. Комментарии чеченцев и вообще кавказцев: все русские дураки, от них один разврат, они не ценят свою землю, а мы везде ездили, ездим и ездить будем (типа плевали на всех!) Комментарии русских: вот бы камер наблюдения побольше и пусть законы заработают. Поразительно, русские уповают на камеры наблюдения и законы! А сами-то что? Или выродились потомки Ермака и Александра Невского? Что произошло с этим народом, Господи!? Или опять нужно нашествие очередной орды, чтобы избавиться от коросты и стать сильным? Комменты горцев можно выразить одной фразой: одна палка, два струна, мы хозяин вся страна! Такое уже слышали еще в тридцатые годы. Напомнить, чем закончились эти песни для крымских татар, чеченцев и других «хозяев»? Расстрелами и поголовной депортацией! Гитлеровцы формировали батальоны карателей из крымских татар, которым поручались самый грязные акции по уничтожению русского населения Крыма. И они выполняли их с рвением и усердием при полной поддержке всего крымско-татарского населения! По данным НКВД 63% всех призывников из Чечни дезертировали из действующей армии с оружием в руках. Из них формировались бандитские шайки в тылу Красной Армии, которые грабили русское население, используя форму военнослужащих. В конечном счёте эти банды стекались в Чечню, где занимались набегами на жителей Ставрополья. Эта информация взята из рассекреченных архивов НКВД и ей можно верить. Потому что в ведомстве, где за качество работы отвечали головой в буквальном смысле, халтуры не могло быть в принципе. Коммунисты прекрасно понимали последствия выселения народов, знали, что своими руками воспитывают сотни и тысячи врагов Советской власти. Но из двух зол выбирают меньшее и депортация чеченцев и крымских татар как раз и была тем меньшим злом.

Федеральные каналы как-то показывали, как расстреливали рабочих в Новочеркасске при Хрущеве. Подробно показали, с рассказами очевидцев. И ведущим был такой обаятельный, с мудрыми и печальными глазами еврейского раввина. Вся страна узнала, как русские солдаты расстреливали русских рабочих. Но никто и словом не обмолвился, что уже в 58-м году в Грозном произошли массовые выступления, вызванные проявлением национализма со стороны вернувшихся чеченцев. Непосредственной причиной послужила драка, в результате которой был убит Евгений Степашин, рабочий Грозненского химического завода, другой рабочий, Владимир Коротчев, получил тяжелые ножевые ранения. В городе начались массовые митинги с требованиями положить конец постоянному насилию со стороны вернувшихся чеченцев. Недавно в прессе были опубликованы интересные документы, порожденные событиями в Грозном. Вот, например, текст листовки, распространявшейся в городе:


"Товарищи! Вчера проносили мимо обкома гроб товарища, зарезанного чеченцами. Вместо того чтобы принять соответствующие меры по отношению к убийцам, милиция разогнала демонстрацию рабочих и арестовала 50 человек ни в чем не повинных людей. Так давайте же бросим работу в 11 часов и пойдем в обком партии с требованием освободить товарищей!" ("Независимая газета" 30.08.00)


Протест вылился в стихийный бунт, в результате которого был разгромлен обком партии и некоторые другие административные здания. Но наиболее показательным документом является текст резолюции, принятой митингующими:


"Учитывая проявление со стороны чечено-ингушского населения зверского отношения к народам других национальностей, выражающегося в резне, убийствах, насилии и издевательствах, - говорилось в ней, - трудящиеся города Грозного от имени большинства населения республики предлагают:


1. С 27 августа 1958 года переименовать ЧИ АССР в Грозненскую область или же в Межнациональную советскую социалистическую республику;


2. Чечено-ингушскому населению разрешить проживать в Грозненской области не более 10% от общего количества населения;


3. Переселить передовую прогрессивную комсомольскую молодежь различных национальностей из других республик для освоения богатств Грозненской области и для развития сельского хозяйства..." ("Независимая газета" 30.08.00)


В резолюции ясно читается бунт советских людей против наступающего национализма. Как и произошедшая через несколько лет трагедия в Новочеркасске, события в Грозном отражали протест советского общества против начавшегося контрреволюционного разворота. В этом смысле Новочеркасск и Грозный явления одного порядка. Кстати, и в Грозном тоже солдаты стреляли по митингующим, а после подавления протеста по городу прошла волна арестов. (сайт Bacillar.AZ)

… вы не цените свою землю. А вот это до боли знакомо! Кажется, еще Маргарет Тэтчер высказывалась по поводу того, что русские владеют землями, которые не могут освоить. То есть Сибирь принадлежит не им, а всему миру (читай США и Англии!). Уж они-то распорядятся на благо всей Земли! А если посмотреть на это дело еще внимательнее, то обнаружится, что точно так же рассуждал Гитлер. Он прямо указывал в «Main kampf», что недочеловеки, то есть мы с вами, занимаем жизненное пространство, предназначенное для высшей расы – германских арийцев. Раз так, то юберменьшей надо уничтожить. Что он с успехом и делал, пока мы ему рога не обломали, а Германию засунули в дерьмо так глубоко, что она до сих пор боится иметь нормальную армию. Так, вооруженные отряды. Интересная получается цепочка: Гитлер, Тэтчер – она озвучила то, что думает вся англосаксонская правящая элита – и наши нынешние «друзья» с Кавказа и прилегающих территорий. Получается, что все эти «даги», «чичи», «грызуны» и прочие усатые любители баранины и кинжалов, как и Гитлер, уверены, что мы занимаем их жизненное пространство? Да. А как еще можно объяснить непрекращающуюся агрессию с их стороны? Если ты даёшь отпор зарвавшемуся негодяю, который с трудом говорит по-русски, тебя обвиняют в фашизме. Если кавказец избивает тебя, грабит и издевается – он борется с русских шовинизмом.

Представьте себе, что вы построили дом. Много лет трудились, отказывали себе в развлечениях и отдыхе, складывали копеечку к копеечке. Вы старались изо всех сил. И вот, наконец, дом построен. Рядом жена, дети и внуки. Все прекрасно! Но к вам в дом приходят неизвестные люди и говорят – ты слишком хорошо живешь. Ты веришь не в того бога. Твоя жена одевается неправильно. Твои дети учатся не тому, что надо. И вообще, слишком много комнат, в твоем доме будем жить мы. Ты возмущаешься, а тебе в рыло! На следующее утро ты видишь, что продукты из холодильника исчезли, на кухонном столе режут живого барана и кровью залит пол, туалет засран до краев – новые жильцы не умеют пользоваться унитазом. В душе не выключена вода, горят все лампочки, работают все электроприборы – новые жильцы уверены, что по счетам станешь платить ты. Ну, раньше же платил! Как законопослушный гражданин ты обращаешься в правоохранительные органы. Являются правозащитники. И начинают втолковывать тебе, что эти дикари тоже имеют права. На твой дом, на твою жену, на твоих детей. Обалдев от такого «закидона» ты спрашиваешь: как так? Не может быть! Может, отвечают тебе. Потому что когда твои прадеды строили города, ходили на кораблях за три моря, создавали науку, искусство и технологии, предки этих людей жили в пещерах, носили одежду из бараньих шкур и разговаривали на языке жестов и коротких звуков бэ и му. Абыдно? Ещё как! Так ведь надо было учиться, работать. Мы вот им и заводы строили, школы открывали – вякаешь ты изумленно. Ну что вы в самом деле всё о прошлом? – снисходительно так отвечают тебе. – Надо жить сегодняшним днем. Эти люди желают приобщиться к благам цивилизации. Неужели ты против? Ты говоришь, что нет, но есть право собственности, показываешь документы, оплаченные счета … Тебя спрашивают так это трагически – ты что, фашист? Неужели в твоем сердце не осталось чувства жалости? Посмотри на этих несчастных! А тем временем за спинами правозащитников застенчиво ковыряются в носу детишки «гостей» и вытирают пальцы о шторы, женщины в наглухо повязанных платках примеряют платья твоей жены, а мужчины, нагло усмехаясь, копаются в твоем бумажнике.

Когда великий русский поэт писал, что никогда не бил по голове братьев меньших, он говорил только о собаках.

Когда генерал Ермолов докладывал царю о главной мерзости на Кавказе, он писал о чеченцах.

Размышления Апполинария все чаще прерывала одна и та же мысль – а ведь я рассуждаю, как самый настоящий нацист! Это нехорошо, идеология фашизма осуждается всем прогрессивным - да нет, всеми нормальными людьми. Ну, действительно, нельзя делить людей по цвету кожи или разрезу глаз. Умственные способности и моральные устои не зависят от формы носа и уровня пигментации, это же очевидно!

А Я И НЕ ДЕЛЮ! ЭТО МЕНЯ ДЕЛЯТ! ЭТО МЕНЯ МАЖУТ ГРЯЗЬЮ, ЭТО МНЕ ГОВОРЯТ, ЧТО Я НЕДОЧЕЛОВЕК, ЧТО МОЯ ВЕРА НЕПРАВИЛЬНАЯ, А ЗЕМЛЯ, НА КОТОРОЙ Я ЖИВУ, МНЕ НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ!

Кстати, о фашизме в общепринятом понимании … Это явление или идеология – как угодно! - настолько многогранно и сложно, что даже среди так называемых специалистов, то есть «политолухов» и «социолухов», нет ясного определения фашизма. А значит, нет и понимания, что же это такое на самом деле. Национализм существовал всегда, у всех народов, при любом строе и форме правления. Есть и сейчас. Потому что национализм – это общественный инстинкт самосохранения. Иначе малый народ растворится в культурной среде большего народа и перестанет существовать. Умирать никто не хочет, ни люди, ни народы. И поэтому национализм был, есть и будет до тех пор, пока существует человечество. Главная отличительная черта фашизма – нетерпимость к представителям иных рас. Отличительная черта коммунизма – нетерпимость к представителям иных классов. Можно смело делать вывод – фашизм и коммунизм синонимы, две стороны одной медали. Не верите? Тогда сравните число жертв германского фашизма среди немцев и русского коммунизма среди населения СССР. А также китайского, камбоджийского и целого ряда других. А если посмотреть на коммунизм с точки зрения здравого смысла, то эта идеология стократно хуже фашизма. Гитлеровцы уничтожали другие народы, свой, германский, всячески оберегали и лелеяли. Коммунисты уничтожали единокровных братьев. Это все равно, как если бы вы убивали своих детей только за то, что они хотят смотреть мультики, а вы желаете, чтобы они слушали чтение сказок вслух. Причем тех, которые вы считаете полезными для детей, а не тех, которые нравятся им. А когда с работы вернется жена, вы ей предложите сделать новых, «правильных» детей. Ну, а если откажется - что ж, в лагерь ее, стерву! Лес валить или канал рыть.

Во второй половине двадцатого века появился новый вид фашизма - исламский. Термин «исламофашизм» ввел в оборот французский писатель Максим Роденсон. Именно так он охарактеризовал революцию в Иране 1978 года. Этот термин наиболее точно характеризует то, что сегодня политкорректно называют международным терроризмом - такое же мутное и невразумительное определение, как международный империализм или всепланетный коммунистический заговор. Есть ислам, а есть исламофашизм, характеризующийся патологической ненавистью к людям другой веры. Эта идеология тотального уничтожения людей по религиозным признакам. Война с исламофашизмом идет по всей планете уже давно. Первыми этот факт признали американцы. «Противостояние терроризму – первостепенная задача 21 века. Это только начало длительной борьбы с идеологией, идеологией реальной и глубокой. Это – исламофашизм. Он выступает в разных обличьях, но его последователи применяют единую тактику, направленную на уничтожение людей и имущества ради воцарения хаоса, в надежде на то, что их видение мира станет доминирующим на Ближнем Востоке».

Дж. Буш младший.

А так же во всем мире!

На территории России боевые действия ведутся уже второе десятилетие. Две чеченских войны только верхушка айсберга. Враг разбит в открытом бою, но отнюдь не уничтожен. Он изменил тактику. Удары наносятся исподтишка, в спину, вдесятером на одного. Если не оказывать сопротивления, обнаглевший враг изгоняет людей с их земли всеми мыслимыми и немыслимыми средствами. Если ударить в ответ, раздается визг, истеричные рыдания и вопли – в России поднимает голову шовинизм! Американцы уничтожают исламофашистов по всему миру, нисколько не считаясь с так называемым «общественным мнением», загоняет в лагеря смерти, где исламских изуверов без малейших мук совести подвергают заслуженным пыткам. Нынешняя российская власть трусливо идет на поводу исламофашистских фюреров, которые открыто шантажируют кремлевских «сидельцев» то проблемами с Олимпиадой, то политическими сложностями на всем Кавказе. Сегодняшняя российская власть изо всех сил старается, что бы кавказские народы чувствовали себя высшей расой. А русские, которых, кстати, более восьмидесяти процентов в России, были и оставались гражданами второго сорта, чей удел – работать, работать и работать. А всё заработанное отдавать племенам горных дикарей. ( Согласно официальным данным Росстата, все кавказские республики являются дотационными). Ежегодный прирост населения этих республик идет опережающими темпами. Если называть вещи своими именами, мы сами выкармливаем будущих господ России. А также хозяев наших детей, внуков и правнуков!

Апполинарий тяжело вздохнул, пальцы сжали переносицу – а может быть, я ошибаюсь? Все не так плохо, как кажется, это всего лишь результат переутомления?

Топор ещё раз просмотрел видеозапись побоища у центральной мечети, кликнул «стоп».

- Что ж, все правильно. В чужой монастырь со своим уставом не лезут. Но эта простая истина, судя по всему, для кавказцев непостижима, - со вздохом произнес он.

- Представляете, сколько вони будет? – спросил Апполинарий. – Кстати, я заметил – последнее время среди профессиональных правозащитников появилось много чеченцев.

- И адвокатов, - кивнул Топор. – А что вы хотели? Они же не дураки, понимают, что лобовой атакой не возьмешь. Непосредственных исполнителей терактов уничтожают на месте, пособников – даже тех, кто суп варил! – сажают на пятнадцать лет. А наши зеки тоже … наши люди, выпускают кишки «чичикам» при первой же возможности. Удивляет другое – а где пресловутые скинхеды? Сколько разговоров, шума в прессе – фашисты мол, нацисты! – но что-то не видно их. Или наши доморощенные сторонники расовой теории только с таджикскими девочками воюют? Ваша компания, насколько я помню, по мелочам не разменивалась, а?

Апполинарий пожал плечами.

- Группа состояла из представителей низов. Дети с рабочих окраин, сироты. Люди без перспектив в этой жизни. Чеченский экстремизм имеет те же корни. Кем может стать половозрелый «чичик», вообще кавказец? Шофер, базарный торговец, уборщик. Это у нас в полицию никто не хочет идти. Разве что начальником. А у них даже рядовым ментом стать – привилегия! Взятки платят едва ли не больше, чем калым за невесту. Все сферы государственного управления поделены между кланами, чужих не пускают. Потому много недовольных, без конца кого-то убивают. Кавказ будет кипеть еще лет сто, если не больше.

- А накипь выплескиваться к нам! – покачал головой Топор.

Мелодично чирикает телефон. На черной коробке стационарного аппарата зажигается красный огонек. Топор бросает неприязненный взгляд, лицо кривится, словно на экране высвечивается неприличное слово.

- Кого там … А, Оля, вы вовремя! – улыбается Топор и лицо становится приветливым.

- Слушаю вас, Сергей Анатольевич, - слышен женский голос из динамика.

- Именно сию минуту думал о вас, госпожа Саранцева, - с усмешкой говорит Топор.

- Внимаю вам с замиранием сердца, Сергей Анатольевич! – с придыханием произносит Ольга.

Апполинарий изумленно поднимает брови – у Саранцевой есть чувство юмора? Вот уж никак бы не подумал!

- Случай у мечети. Надо организовать ряд статей и репортажей по интернету, оправдывающие действия жителей города. Нашим ментам напомнить, кому служат. Вы понимаете меня?

- Конечно! Все будет сделано, Сергей Анатольевич.

- Вот и ладно. Надеюсь узнать о проделанной работе уже завтра утром из местных новостей, - кивнул Топор. – Так как насчет скинхедов, Апполинарий? Я не просто так спросил. Погром у мечети аукнется по всей стране. И первыми отзовутся чечены. Их десант в город ожидается на днях. Конечно, попытаемся остановить на подходах, но эта мразь все равно просочится в город. Благодаря политике Кремля чеченцы чувствуют полную вседозволенность в России. Вожди боятся дестабилизации в Чечне, ведь скоро какие-то международные соревнования, мать их! Ублюдки!!! – выругался Топор.

Кого имел в виду заместитель мэра, называя ублюдками, Апполинарий уточнять не стал. Каждый понимает по-своему.

Пользуясь тем, что должность помощника не предусматривает восьмичасовое просиживание штанов в служебном помещении, Апполинарий после обеда ушел домой. Так даже удобнее работать – никто не лезет с вопросами, не просит взаймы до получки, не советует посетить новый порносайт – как будто на старых не тоже самое! – и не суёт нос в твои дела. О восстановлении старых связей Апполинарий и сам подумывал. Все-таки советник по большому счету просто безответственный болтун. Другое дело – реальные поступки. Как ни старался Апполинарий убедить себя, что ксенофобия плохо, не получалось. Любая идея, в том числе о равенстве и братстве народов, должна разделяться этими самыми народами. Создать расистское государство в отдельной стране можно, но нельзя построить общество всеобщей любви и толерантности среди разбойников и воров. Как разоружение должно быть всеобщим, так и национализм должен отторгаться всеми. Увы, до искоренения расизма так же далеко, как до всеобщего разоружения. « А что прикажете делать? – думал Апполинарий, копаясь в ворохе бумаг в надежде найти хоть один номер телефона кого-то из компании Кира. – Пока одни красиво рассуждают о любви к ближнему с иным цветом кожи и вероисповеданием, эти самые «ближние» точат ножи и присматриваются, как удобнее рубануть по шее. А Васька слушает, да ест! Ага, вот! И еще номера … щас буду звонить!» Первая попытка оказалась неудачной. Абонент на том конце послал Апполинария на три буквы, как только узнал, с кем говорит. По второму никто не ответил и только третий звонок попал в цель. Повзрослевший голос ответил, что готов встретиться и обсудить все проблемы.

- Вас зовут Павел, я не ошибся? – уточнил на всякий случай Колышев, так как на бумажке имя написано неразборчиво.

- Да, вы не ошиблись, Павел Точилин. Если вы не заняты, можно встретиться в «Челентано» прямо сейчас.

- Простите, а что это такое? – уточнил Апполинарий. - Я не знаток увеселительных заведений.

- Недалеко от вашего дома, Апполинарий Павлович, построен гипермаркет размером с футбольное поле. Три этажа магазинов и ресторанчиков. Кафе, носящее фамилию итальянского певца, расположено на последнем, третьем этаже, между катком и площадкой для катания на роликах, - обстоятельно пояснил Павел Точилин. – Приходите к шести, поговорим, а потом покатаемся.

- Благодарю. Насчет катания не знаю, а вот поговорить есть о чем, - ответил Колышев и нажал отбой.

« Кто же это такой, Павел Точилин? – задумался он, глядя на ворох бумаг на столе. – Я вроде не помню такого! Чёрт, а как я его узнаю? Вот, блин, дурак! Что ж делать-то? Перезванивать неудобно». Раздосадованный собственной беспамятностью, Апполинарий со злостью запихивает бумаги в стол. Часы показывают половину шестого. До гипермаркета топать полквартала, потом еще надо отыскать это кафе. Интересно, в какой одежде катаются на роликах? Наверно, в джинсах. В этих синих штанах куда только не ходят.

Здание гипермаркета из стекла, железных балок и пластика похоже на вытянутый римский Колизей. Или сказочное чудовище, на вдохе затягивающее внутрь десятки людей, а на выдохе выплевывающее, но уже с покупками. Как только Апполинарий переступил порог магазина, в лицо дунул прохладный ветер из воздушной пушки на входе. Фотоэлемент заметил сутулую фигуру бывшего преподавателя латыни и экстремиста, стеклянные двери раздвинулись, охранники возле банкомата равнодушно окинули взглядом и отвернулись. Прохладный холл засверкал витринами, обнял музыкой и пригласил пройти вдаль, к умопомрачительным скидкам и распродажам. Впереди показалась рощица тропических джунглей. Прямо в зарослях расположились столики, за барной стойкой девушка в оранжевом топике деловито взбалтывает коктейль. По краям островка джунглей всех желающих эскалаторы возносят на следующий этаж. Апполинарий послушно становится на железную ступеньку. Мимо плывут пластмассовые лианы, стволы пальм из папье-маше. Апполинарий невольно смотрит вниз, взгляд моментально останавливается на оранжевом топике барменши. Сверху хорошо видно, какая сногсшибательная грудь у девушки. Но эскалатор слишком быстро ползет вверх и Апполинарий вынужден тянутся, дабы не упустить детали. В конце концов пальмовые листья загораживают чудную картинку, Апполинарий вынужденно отворачивается. И сразу натыкается на осуждающий взор какой-то бабульки! Старая карга трясет головенкой, губы шевелятся, взгляд строг, как у государственного обвинителя на судебном процессе. Колышев было смутился, но потом вскидывает подбородок, брови изгибаются домиком, уголки губ опускаются. Всем своим видом он как бы говорит – а что такого? Я нормальный мужик, разглядываю красивую женщину. На тебя, что ли, кикимора, засматриваться? Или на мальчиков, дура из позапрошлого века? Ресторанчики имени знаменитого в нашей стране итальянца действительно оказался между двух площадок для катания. Подавали в нем, естественно, итальянскую пиццу, сделанную где-то под Москвой и что-то еще, тоже европейское по названию и нижегородское по месту рождения. Апполинарий совершенно не представлял, как искать парня, поэтому просто сел на первое же свободное место за столиком. Почти тотчас рядом появилась девушка официант, усталый голос произнес:

- Что будете заказывать?

- Да вот … - начал было Апполинарий, но чей-то знакомый голос мягко прерывает: - Если не возражаете, Апполинарий Павлович, чай! Зеленый. Вот за тот столик, пожалуйста.

Колышев поднимает взгляд – рядом стоит молодой человек в сереньких джинсах и серой футболке с длинными рукавами. На обычном мальчишеском лице продолговатые очки в роговой оправе выглядят чересчур серьезно. На скулах видны редкие веснушки, светлые волосы зачесаны наперёд. Апполинарий послушно садится за стол. Здесь сиденья мягкие и места гораздо больше.

- Тут удобнее, правда? – спрашивает парень. Затем добавляет: - Вижу, вы меня не узнали.

- Да, простите. - смутился Апполинарий. – Как-то не запомнил вас. Вы не ходили в качалку?

- Нет. И в экзекуциях кавказцев тоже не участвовал. Но внимательно слушал вас, - с улыбкой ответил парень.

И тут Апполинарий вспомнил! Этот молодой человек всегда сидел сзади, никогда не задавал вопросов, только слушал. Наверно, поэтому и не запомнился. Остальные скинхеды шумели, ругались матом, от них пахло кожей, бензином и потом. Точилин предпочитал обычные джинсы и куртку, вел себя тихо и сторонился драк. Короче говоря, если и скинхед, то нетипичный. Он и сейчас держал в руке книгу, обернутую газетой.

- Что читаете, Павел? – с улыбкой спросил Апполинарий.

- Mein kampf, - ответил Точилин с таким видом, словно эта книга сборник лирических стихов.

- Адольфа Алоисиевича? Я не ослышался? – изумился Колышев.

- Да. Это второе издание 1992 года в переводе Карла Радека. Ограниченный тираж для учебных заведений, в продаже встречается чрезвычайно редко. Последний раз издавалась, кажется, в 2003 году. Потом Общественная Палата выступила с предложением запретить печатать все материалы, автором которых был фюрер.

- Идиоты! Чем же они лучше его! – вырвалось восклицание у Колышева.

- Вы правы, - вежливо кивает Павел. – Тот приказал сжигать книги неугодных авторов, эти просто запрещают. Тупицы не понимают, что каждый желающий может скачать с интернета и распечатать, а запреты делают идею только привлекательнее. Усиленно навязываемый обществу антифашизм приводит к обратным результатам при столкновении с российской реальностью. В Европе положение не лучше.

Парнишке не больше двадцати, но говорит он, словно пожилой, много повидавший на своем веку мужчина. Голос звучит монотонно, фразы выстроены ровно, словно говорящий ведет урок.

- Чем занимаетесь, Павел?

- Я студент второго курса педагогического университета. Учусь на историка. Кстати, эта книга издавалась для студентов и ученых, предназначена для изучения, а не для чтения широкой публикой. На ней даже стоит гриф « для служебного пользования». Дать вам прочесть не могу, это будет распространением экстремистских материалов. Уголовная ответственность очень серьезная. Но вы можете легко найти в интернете, скачать и распечатать.

- Благодарю. Обязательно прочту.

- Вы хотели обсудить со мной какую-то проблему? Какую именно? – вежливо спрашивает Павел.

- Вы слышали о последних событиях возле мечети?

- Разумеется. Многие мои друзья принимали участие в уборке улиц.

- Не понял … что вы имеете в виду?

- Да рога ломали ублюдкам! – с улыбкой пояснил Точилин.

- А, теперь понятно. Видите ли, Павел, чеченцы не оставят это дело так, обязательно захотят отомстить.

- Опасаетесь повторений событий в Угличе в 2002 году? – перебивает Павел.

- Простите, я не в курсе, - развёл руки Колышев.

- Один из чеченцев убил русского. Милиция, как всегда, ничего не предприняла. Местные жители учинили самосуд, на помощь чеченам приехали земляки из соседних областей – примерно сорок машин катались по городу с зажженными фарами, пассажиры выкрикивали националистические лозунги и стреляли в воздух. Показывали, кто в городе хозяин. Подобных примеров много по России.

- Вот как. Да, возможно, и у нас будет такое. Приезд чеченов ожидается завтра. Нужны люди, способные оказать сопротивление, Павел.

- А менты? Они, как всегда, будут на стороне чичей.

- Они … опоздают, - с улыбкой ответил Апполинарий.

- Вы уверены?

- Абсолютно, - кивнул Колышев.

- Хорошо. Тогда давайте продумаем план. Я предлагаю …

Уверенные в полной безнаказанности «мстители» появились в половине восьмого вечера. Колонну машин – сплошь дорогие иномарки! – заметили посетители придорожного кафе «Золотой Петушок», расположенного сразу за мостом через речку. Дальше дорога идет по насыпи, слева железнодорожные пути, справа, за дорожным ограждением, бетонированный склон. Автомобили движутся посередине шоссе, с зажженными фарами, самодельными мигалками и звуковыми сигналами. Встречные машины безропотно уступали дорогу – никому не хотелось связываться со стаей бешеных зверей, вооруженных ножами, арматурой и огнестрельным оружием, вполне легально приобретенным через республиканский союз охотников. Один из посетителей достает телефон, бросает несколько слов. Со стоянки возле кафе одна за другой выезжают два автомобиля. Задрипанные «Москвичи» с трудом выбираются на проезжую часть. Изношенные моторы ревут и кашляют пробитыми глушителями, из выхлопных труб вырываются клубы вонючего дыма, раздается скрежет и стук. Автомобили, когда-то бывшие гордостью советского автопрома, нынче похожи на умирающих от старости трансформеров. Одна из машин замирает поперек шоссе, вторая описывает полукруг и врезается в сморщенную морду первой. Слышен стук и треск, будто кувалдой ударили по грецкому ореху размером с ведро, раздается душераздирающий скрежет и капоты обеих машин угрожающе топорщатся, словно индюшачьи хвосты. Из пробитых радиаторов поднимается легкий парок, весело искрят провода, масляная капель расползается по асфальту забавной лужицей. Жизнь покинула стальные тела советских драндулетов и «Москвичи» почили в бозе точно посередине проезжей части. Шоссе оказалось наглухо перекрыто. Из кабин лениво выбираются водители, слышна вялая перебранка:

- Колян, ты мудак! – провозглашает один.

- Нет, Ваня, это ты мудак, - не соглашается второй.

- Звони гаишникам, Колян! – велит первый водитель.

- Нет, Ваня, поскольку мудак ты, то тебе и звонить, - резонно возражает второй.

- Не-а, не буду. Ментам за вызов платить надо.

- Ну и хрен с тобой, не звони. Покурим?

- Давай!

Вспыхивает пламя зажигалки, на несколько секунд освещая лица водителей, загораются багровые огоньки сигарет, ночной воздух пахнет табачным дымом. Колонна дорогих иномарок постепенно удалятся, слабеет свет фар и мигалок, стихают звуки клаксонов. В бледном свете редких фонарей видны блестящие кузова. Кажется, будто по шоссе ползет стадо гигантских жуков. За придорожным кафе со сказочным названием «Золотой Петушок», в кромешной темноте загораются кроваво-красные глаза габаритных огней, раздается натужный рев мощного дизеля. Хрустит дробящийся в пыль гравий на обочине дороги, воздух наполняется сладковатым запахом сгорающей солярки, рев усиливается. В рассеянном свете придорожного фонаря видно, как на шоссе медленно выползает огромный грейдер. Желто-черное чудовище по имени « Caterpillar» движется следом за ушедшей далеко вперед колонной. Нереально толстые и больше колеса вминают асфальт с такой силой, что кажется, будто по краям дороги сухую землю выдавливает наружу, как сливочное масло. Косой бульдозерный нож, словно челюсть инопланетного чудовища, приподнят над дорожным покрытием и прижат к железному брюху. Морда машины сильно вытянута вперед, сужена, как у аллигатора и заканчивается еще одним ножом с клыками. Круглые фары горят желтым огнем, словно вытаращенные в ярости глаза чудовища. Высоко поднятая над землей кабина на мгновение освещается изнутри, видна фигура водителя, склонившегося над пультом управления. Свет гаснет, грейдер набирает скорость. Края выпуклых бульдозерных ножей выступают с боков, словно перевернутые железные паруса. Через несколько секунд машина удаляется настолько, что в поле зрения остаются только пылающие красным светом габаритные огни, уменьшающиеся с каждым мгновением.

До городской черты остается с полкилометра, уже хорошо видны окраинные многоэтажки, умиротворенно светятся окна домов. Через считанные минуты моторизованная банда исламофашистов ворвется в город и начнется резня, акт безнаказанного геноцида в отдельно взятом русском городе. Окраинные кварталы опоясывает железная дорога. Она пересекает шоссе у самого въезда в город. Красно-белый шлагбаум поднят, на обочине возвышается каменной громадой полицейский «Волк». Как только гудящая колонна приблизилась, вспыхивает «мигалка», распахиваются бронированные двери автомобиля, из машины выходит несколько полицейских. Все с автоматами, головы скрыты под стальными шлемами, бронежилеты топорщатся от дополнительной защиты. Один выходит на середину дороге, рука с полосатой палочкой поднимается. Тотчас впереди опускается шлагбаум, из земли высовываются железные челюсти отбойника. ( Такими приспособлениями оснащены почти все российские переезды, так как жалкая тростинка стандартного шлагбаума не помеха пьяным русским трактористам!) Передовая машина останавливается, не доезжая десяти метров до шлагбаума. Из дорогого G-wagen неспешно выбираются трое кавказцев в кожаных куртках. Последним нарочито медленно ступает на землю сухощавый мужчина в странной для российской глубинки каракулевой папахе. Владелец дурацкого колпака из бараньей шкуры направляется к полицейским. Мужчина останавливается, сопровождающие нукеры замирают полукругом за спиной. Руки у всех в карманах. Полицейские рассредоточиваются вдоль борта «Волка». В рваном свете мигалки можно разглядеть, что оружие наготове и снято с предохранителей. Кавказец в каракулевой папахе это сразу замечает. На продолговатом лице утренней зарей расцветает радушная улыбка, руки разводятся на уровне груди, словно приглашая в объятья, доброжелательный голос звучит, будто у свадебного тамады:

- Что случилось, уважаемые? Почему мы не можем проехать в гости к землякам?

Ответа не последовало. Полицейские молча наблюдают за кавказцами в кожаных куртках, стволы автоматов медленно поворачиваются, тупые болванки пламегасителей смотрят прямо в лица незваных гостей. Наступает тишина. Пауза затягивается, из колонны автомашин слышны недовольные крики, сигналы клаксонов разрывают ночную тишину мерзким рявканьем и воем.

- Что за беспредел, менты? Забыли, кто в городе хозяин? – насмешливо спрашивает один из сопровождающих каракулевую папаху.

- И в России? – ухмыляется другой.

Ответа опять нет. Полицейские молча переглядываются и кажется, будто к чему-то прислушиваются. Удивительное и необъяснимое равнодушие русских явно оскорбляет «гостей».

- Мильцо кладут на нас, ваши! – мешая русские и чеченские слова, восклицает кавказец в кожаной куртке. – Чего мы ждём?

- Спокойно! – восклицает «папаха», правая рука властно вздымается вверх.

Поведение русской полиции, обычно угодливое и даже услужливое по отношению к выходцам с Кавказа, на этот раз выглядит странным. Так ведут себя солдаты на передовой перед боем. Вот-вот командир рявкнет хриплым голосом – огонь! – окаменеют лица бойцов, глаза вспыхнут веселой жестокостью, загремят выстрелы, словно барабанная дробь. «Баранья шапка» сильно встревожена. Уж она-то хорошо знает, что везут «гости» в багажниках автомобилей. И какие «гостинцы» сжимают пальцы его охранников в карманах курток. Эти «мусора позорные», похоже, совсем не настроены на взаимовыгодные отношения. Наоборот - одно неосторожное движение и полицейские автоматы плюнут струями огня. Тогда прощай папаха, жизнь и карьера парламентария.

- Что такое, шайтан …

С хвоста колонны послышался гул, какие-то хлопки и крики. Оборачиваясь на внезапный шум, «каракуль» заметил, как расцвели улыбками лица полицейских. А один громко, во весь голос, произносит:

- Ну, наконец-то!

Железная челюсть грейдера врезается стальным клином в последнюю машину колонны. Полированный багажник новенького БМВ с хрустом сминается, словно картонная упаковка чипсов. С коротким хлопком лопается бензобак, вонючая жидкость выплескивается прямо в салон и тотчас яркая вспышка озаряет ночную тьму - не надо было пассажирам БМВ курить! Изуродованная машина вспыхивает, словно набитая соломой. Грейдер прёт, не останавливаясь и не замедляя движения. Косо поставленный нож отшвыривает горящую машину на обочину. От удара автомобиль переворачивается, моторное отделение проламывает ограждение и БМВ катится по склону, словно пылающая вулканическая бомба. Через считанные секунды взрывается следующая машина, затем еще и еще … Мерседесы, БМВ, Ауди и Тойоты, Мазератти и Лексусы сминаются в хлам под мощными ударами грейдера, изуродованные автомобили подпрыгивают, словно мячики и с кастрюльным грохотом катятся по крутому склону вниз. Горящие машины сшибают телеграфные столбы, из порванных баков льется топливо, из разбитых окон вываливаются окровавленные тела, слышны страшные крики сгорающих заживо людей. В общем шуме и хаосе отчетливо раздаются хлопки и взрывы – это детонируют самодельные бомбы, заботливо приготовленные «гостями» для жителей русского города и взрываются патроны. Тяжелый грейдер, предназначенный для прокладывания дорог в горных условиях, ломится вперед, словно атомный ледокол, прокладывающий путь сквозь ледяные торосы мирным судам. Когда пахнет жареным – в буквальном смысле! - бандитское мышление срабатывает молниеносно. Только вот жадность подводит частенько. Гости в кожаных куртках бросаются к Гелендвагену спасать дорогую машину и свои шкуры. «Папаха» тоже было делает шаг к машине, опомнившись, кричит:

- Стойте, дураки! Не успеете!

Хлопают двери, ревет мотор, рифленые покрышки с визгом втираются в асфальт, поднимают клубы мутного дыма. Чудо-машина, вундеркиндер немецкого автопрома разворачивается на пятачке, словно танк. Удрать можно только в одну сторону – вправо, по склону вниз и далее по проселочной дороге прочь от страшного места. Путь преграждает железная полоса дорожного ограждения. Водитель жмет педаль газа, джип упирается тупым рылом в ограждение. «На рывок» нельзя, склон слишком крут. Гелендваген выдирает опоры «с мясом», рвет ограждение, но железо не бумага, так просто не поддается. Бухающие удары от расшвыриваемых автомобилей стремительно приближаются, словно тяжелая поступь великана. Ревущий Caterpillar несется на джип, будто рассвирепевший бык на тореадора неудачника. Стальная челюсть ножа приближается, тупое рыло грейдера забрызгано машинным маслом, кровью и чем-то еще бледно серым, по краям свисают клочья полированного автомобильного железа, какие-то тряпки плещутся на ветру, словно маленькие флажки. Пассажиры джипа понимают, что жить осталось мгновение. Водитель со всей силы давит на педаль газа, покрышки рвутся о камни, раздаются громкие хлопки, но все звуки тонут в раздирающем уши реве двигателя грейдера. Ограждение держится из последних сил, с треском лопается и Гелендваген устремляется вперед, но поздно – нож грейдера сбивает джип на лету, словно теннисный мячик. Машина переворачивается, вытянутое рыло мотора ударяется о переднюю часть грейдера, сшибая фары и разрывая гидравлику. Масло блестящими струями вплескивается салон сквозь разбитые окна, заливая людей с головы до ног. Железная скула грейдера бьет еще раз и гелендваген, перекувыркнувшись два раза, рушится прямо на рельсы. От удара крыша сплющивается, слышен хруст и короткое чавканье, будто крыса под пресс попала. Тотчас раздается надрывный стон тормозов, огромный грейдер идет юзом по асфальту прямо на «папаху». Чеченец шустро прыгает в сторону, как большая жаба, перекувыркивается через голову и вскакивает, растопырив руки и вытаращив глаза. Мужчина трясет головой, лицо искажено страшной гримасой, из груди рвется крик:

- Что это такое!!!

Придорожные фонари равнодушно освещают пустынную дорогу. Асфальт усыпан кусками пластмассы, осколки стекла усеивают ровную ленту шоссе, словно россыпь алмазов. Справа, за изуродованным ограждением, пылают чадные костры, раздаются редкие взрывы и хлопки, слышны крики людей. Удушливый черный дым от горящего пластика расползается по земле, поднимается по склону, змеиными языками струится над асфальтом. Это все, что осталось от нескольких десятков автомобилей и почти двух сотен «решительно настроенных мужчин».

- Чего вы стоите, мусора поганые! – кричит чеченец. – Убейте его! – и тычет дрожащим пальцем в кабину грейдера.

Громадная машина стоит, уткнувшись носом в отбойник на железнодорожном переходе. Передние колеса пробиты, нож зарылся в асфальт, грейдер наклонен вперед, словно подбитый танк на поле боя. Дверца кабины распахнута, но в салоне никого нет.

- Ловите его, этот убийца не ушел далеко! – снова вскрикивает чеченец.

- Ага, щас … - лениво отвечает сержант. – Шнурки только завяжу.

Слышится далекий гул, звук приближается, превращаясь в грохот. Неожиданно резко звенит сигнал на переезде, вспыхивают красные огни. Из кромешной тьмы показываются слепящие огни прожекторов, истошный рев сирены режет ночь, будто топор палача. Через мгновение зеленая туша тепловоза сшибает с дороги изуродованный джип, как пустую картонную коробку. Запоздало взрывается бензин в баке, остатки гелендвагена вспыхивают ярким пламенем и огненной вулканической бомбой врезаются в землю метрах в двадцати от дороги. Состав несется с бешеной скоростью, мелькают пустые товарные вагоны, лязгают колесные пары на стыках рельс. Через минуту грохот стихает, последний вагон тает в темноте. Издевательски нежно звенят колокольчики, красно-белые шлагбаумы синхронно поднимаются, отбойники прячутся в землю. От группы полицейских отделяется тёмная фигура и направляется прямо к последнему живому чеченцу. Полицейский с коротким автоматом в руке, в шлеме с поднятым забралом и бронежилете похож на каменное изваяние воина, что ожило на короткое время.

- Ты кто такой?

- Я … я … парламентарий! Вы не имеете права! – раздается в ответ лепечущий голосок.

- А чё ты сразу о правах заговорил? – удивился полицейский. – Натворил что ль чего?

- Прекратите морочить мне голову! – взвизгивает владелец папахи (которая валяется в придорожной канаве). – Только что, на ваших глазах, произошло массовое убийство мирных российских граждан! – крепнет голосок.

- Да? А вон там, под откосом, чё взрывается? Фейерверки китайские? Которые «мирные российские граждане» везли к нам в город на продажу, да? Ты, бля, укуренный что ли?

- Так, мне все понятно! Это проявление махрового русского национализма!! Здесь кругом одни фашисты!!! – взвизгивает чеченец. – Вы … вы убийцы мирных горцев!

- Ага, скажи еще - школьников младших классов из дальних аулов, которых ты вёз на экскурсию в краеведческий музей, - усмехнулся полицейский. Он протягивает руку, пальцы сжимают меховой воротник куртки так, что лицо чеченца перекашивается набок. – Знаешь, козёл, почему это, - кивнул на догорающие автомобили под откосом, - случилось? Потому что вы - ДОСТАЛИ! Вы - чума, которая расползается по всей России. Вы – мерзкие, тошнотные насекомые, которых надо давить, жечь огнем и травить заморским ядом. А знаешь, почему я так думаю? Потому что я и мои друзья, - кивнул полицейский в сторону своих товарищей, - прошли обе чеченские войны. Вначале мы думали, что воюем с борцами за свободу. С солдатами. А потом увидели, что вы делаете с нашими пленными. Как вспарываете животы и наматываете кишки на шею еще живому солдату, а остальных заставляете смотреть. И все это снимаете на видео, а потом посылаете матерям солдат, чтобы они тоже глядели. И так поступали не отдельные отморозки из вас, а все! ВСЕ!!! – крикнул полицейский. – И тогда мы поняли, что сражаемся не с противником, а врагом, уничтожаем мразь, гадов инопланетных. И стали убивать всех, без разбору. Стариков – за то, что вырастили таких гадов. Женщин – за то, что рожали таких гадов. Детей – за то, что вырастут такими гадами. Мы думали, вы воины. А вы оказались падальщиками, гиенами, которые нападают вдесятером на одного, да и то, если ранен. Жаль, не позволили извести под корень весь ваш гнусный род, - прохрипел полицейский. - Разбежались тараканами по всей России. Живете стаями, как дикие звери, всего боитесь. А скажи, чичик, - берет милиционер за грудки, - ты в шахматы играть умеешь?

- Н-нет! – обалдевает чеченец.

- Вот! И никто из вас не умеет! Зато все чичинята занимаются вольной борьбой и рукопашным боем. А любого взрослого тряхни за шиворот – из кармана нож выпадет. Почему? Потому что трусы! – с презрением произносит полицейский, понизив голос и глядя в глаза. – Знаете, что мы долго терпим, зато больно бьем. Знаете, боитесь и ждете. А ну, что у тебя в карманах?

Полицейский встряхивает чеченца, как мешок с трухой. Из внутреннего кармана вываливается граната, подмышкой высовывается рукоять пистолета из наплечной кобуры.

- Я так и знал. А скажи, мирный российский гражданин, зачем тебе ствол? От улиток отбиваться? Так щас зима, нету улиток.

- Это наградной пистолет. У меня есть документы! Убери лапы, мусор!! – с ненавистью шепчет чеченец.

- Да? А лимонка тоже наградная? И на нее документы есть?

Полицейский наотмашь бьёт автоматом по лицу, чеченец падает на асфальт. Губы мгновенно распухают, словно оладьи, из разбитого рта брызжет кровь.

- Ты ответишь за это, гадина ментовская! – говорит чеченец, плюясь кровью и осколками зубов. – Я депутат Государственной Думы, у меня неприкосновенность! Тебе это так не пройдет, шестерка. Мои помощники тебя на куски порежут, сволочь! Ты не убьешь меня!

Быстро сует руку за пазуху, но полицейский бьёт ногой. Солдатский ботинок с железной накладкой на носке с силой врезается в локоть, сустав коротко трещит, рука неестественно изгибается. Бандит с депутатской неприкосновенностью визжит от боли, как недорезанная свинья, ноги дергаются, тело содрогается. Пистолет вываливается из расстегнутой кобуры, падает на асфальт. Полицейский поднимает «ствол», заботливо сдувает пыль и сует обратно в кобуру. Подбирает гранату. Пальцы аккуратно отгибают проволочные усики, кольцо падает на асфальт. Раздается негромкий хлопок, спусковая скоба отлетает в сторону. Полицейский быстро сует гранату во внутренний карман куртки и со всей силы швыряет орущего благим матом «неприкосновенного» под откос, где еще дымятся останки «мирных граждан» и их автомобилей. Почти тотчас гремит взрыв, вопль обрывается, депутат в мгновение ока превращается в облако мутной пыли. Несколько осколков с визгом пролетают над шлемом, вздымаются маленькие фонтанчики пыли.

- Долго возишься, Михалыч! – укоризненно произносит один из полицейских возле машины с мигалкой. – Понты с гранатой тоже ни к чему.

- Это его граната, не моя, - отзывается Михалыч. – Он ей пользоваться не умеет!

- Ладно, поехали. Мы сейчас совсем в другом районе должны быть.

Хлопают двери, мигалка гаснет, полицейский «Волк» уплывает в темноту. Автомобиль несколько раз мигает фарами, ему издалека отвечают такими же вспышками. Через минуту дорога наполняется машинами, автомобили спешат в обе стороны как ни в чём ни бывало. Только водители искоса поглядывают на обочину, где за рваным ограждением еще мелькают язычки пламени и поднимаются дымные столбы.

- Да-а … оху…! Ну, блин! – невнятно бормочет Топор, просматривая публикации в сети. Планшет вздрагивает в руках, короткие волосатые пальцы крутят его так и эдак, изображение послушно переворачивается, повинуясь указаниям гироскопа. Бормотание прерывается радостными возгласами:

– А вони, вони-то сколько! Омбудсмены, бля, оху… Вставили по самые помидоры! Да, Апполинарий Павлович, вы сработали гениально. Эффект разорвавшейся бомбы в общественном сортире.

Апполинарий сидит за столом в кабинете заместителя градоначальника, Топор восседает в кожаном кресле, на стене за спиной по-отечески строго глядит вдаль президент. Напротив Колышева Ольга Саранцева старательно держит спину на жестком стульчике. Как и положено эмансипированной и независимой женщине, круглая попка занимает только треть сидушки. Взгляд остр, выражение лица холодно-сосредоточенное, очки в металлической оправе придают лицу выражение нобелевского лауреата. Апполинарию смешно наблюдать, как откровенно ревнует Саранцева к его успеху. Ну да, в этот раз получилось. А на следующий?

- Сергей Анатольевич, надо опубликовать заявление от администрации города, что в этом происшествии нет национальной подоплеки. Обычное ДТП, пьяного водителя грейдера разыскивают, вот-вот найдут, - произносит Саранцева с самым независимым видом.

- Конечно … а как же … всенепременно, едрёна мать! – кивает Топор, будто цирковой конь после выступления. Внимание по-прежнему сосредоточено на экране.

- Начальнику полиции подсказать, чтобы тоже выступил с заявлением. Мол, дело чести раскрыть преступление, - говорит Апполинарий. – Ведь все знают – когда ментовский генерал упоминает о чести, дело не раскроют никогда.

- Подскажу. Только менты сейчас в федеральном подчинении, за кресла держатся всеми лапами, могут и не послушать, - с сожалением в голосе отвечает Топор. – Ты вот что, профессор, позаботься, чтобы все участники акции исчезли из города. Мало ли что, вдруг столичная комиссия – она будет обязательно! – что нибудь нароет, лишимся толковых ребят.

- Обязательно. Только прежде чем они улетят в теплые края, надо еще одну язву прижечь.

- Какую? – заинтересованно поднял взгляд Топор.

Ольга Саранцев быстро опускает голову, но Апполинарий всё же замечает гримасу недовольства – опять лезет с предложениями, чертов умник!

- Цыгане. В частном секторе заводского района процветает торговля «дурью». Реализацией занимаются исключительно неподсудные подростки и беременные женщины. Привлечь к ответственности невозможно. Да и тамошние менты в доле, естественно. Местные давно хотят «припустить петуха» цыганам, но побаиваются мусоров. Надо помочь нашим.

- Прекрасно! Я «за» обеими руками! – вытягивает волосатые лапы Топор к потолку. Лицо растягивает улыбка, похожая на оскал крокодила, в глазах подпрыгивают чертики. – Каким образом? Сейчас зима, не самое лучшее время для пожаров.

- Есть средство, от которого даже снег пылает, как солома, - с улыбкой говорит Апполинарий. – Проверено на практике, результаты отличные.

- Ладно, Менделеев, рассказывай …

Короткий, как предсмертный стон, зимний день исчезает. Гаснет огненный глаз светила, растут тени, тьма захватывает город. На телефоны жителей поступают SMS-сообщения, приглашающие всех желающих прийти на митинг в район «аула» - именно так называется микрорайон, где проживают цыгане. На городском интернет-портале тоже появилось объявление о митинге. Место сбора – перекресток улиц Пушкина и Лермонтова. Разумеется, девять десятых граждан плевать хотели на любые митинги и собрания после рабочего дня. Однако нашлись люди – их было немного, несколько сотен, для которых проблема цыганского бизнеса на «дури» была личной. Это были, в основном, жители с рядом расположенных улиц. То есть те, кто своими глазами ежедневно наблюдал за тем, как цыганские отморозки травили русских детей самопальной наркотой. И почти в каждой семье было горе, непосредственно связанное с гнусным бизнесом цыганского отребья.

Дома цыганских наркобаронов отличались добротностью и лоском. Просторные и массивные, будто египетские пирамиды, макушки укрыты цветной металлочерепицей, широкие окна забраны коваными решетками с затейливыми узорами, облицовка стен выполнена лучшими в городе мастерами из дорогого цветного кирпича. Если всмотреться, то сквозь окна видны хрустальные люстры, водопадами ниспадающими с потолков к полу. Стены увешаны гобеленами, в промежутках красуются картины с портретами предков и родственников, мебель из дорогущего красного дерева искрится и переливается полировкой и хрусталем. Ковры – не ковролин говённый! - ручной работы цветочными полянами радуют глаз. Они особенно хороши на желтоватом фоне дубового паркета. Никаких штор, тем более дешевых «жалюзей» нет и в помине! Пусть все видят - особенно пьяницы и лентяи русские - как живут трудолюбивые цыгане! Дворы огорожены высокими заборами из красного кирпича, за «кремлевскими» стенами беснуются псы, каждый размером с годовалого теленка. Лают так, что кровь стынет в жилах и мороз по коже – а ну как вырвутся на волю? Порвут в клочья! Двери вырезаны из цельного куска железа, замки сейфовые, решетки в палец толщиной. Это все для того, чтобы спокойно спалось труженикам после напряженного рабочего дня. Да, русские свиньи, кто хорошо работает, тот хорошо живет!

Сторожевые псы бегают вдоль заборов, собак привлекают и тревожат люди, что собираются неподалеку. Отовсюду раздается сиплое рычание, яростный лай. Вскоре одному псу надоедает бестолково суетиться у ворот, он решает пробежаться вокруг дома. Чуткие собачьи уши сразу ловят подозрительные звуки, пес с рыканьем бросается навстречу неизвестному врагу, но тут кобелиное обоняние чует сладостный аромат сучки. Рычание превращается в повизгивание и пес уже не мчится в атаку, а летит на крыльях собачьей любви. Несколько торопливых прыжков и дом остается далеко за спиной. Шелудивая сучка с пахучей мохнатой задницей предстает перед неподкупным стражем цыганского добра во всей красе. Жених учтиво повизгивает, трясет квадратной мордой, «суженая-ряженая» благосклонно, но несколько встревожено глядит на кандидата в мужья – великоват, однако! Сразу забыв обо всем на свете, пес начинает … э-э … акт регистрации гражданского состояния. Тем временем группа людей в темных комбинезонах легко преодолевает забор. У каждого в руках вместительная сумка. Неизвестные быстро подбегают к дому с тыльной стороны, слышны глухие удары, раздается хруст и треск, осколки стекла падают в снег. В руках появляются литровые бутыли, внутри тяжело переливается густая жидкость серого цвета. Падают крышечки с горловин, бутылки влетают в разбитые окна. Тотчас на первом этаже вспыхивает ослепительное пламя. Огонь быстро растет, языки тянутся к потолку. С улицы кажется, будто в доме, за коваными решетками надуваются воздушные шары огненно-рыжей расцветки. Неизвестные в черных комбинезонах бегут не оглядываясь, словно заранее знают, что их работа закончена, беспокоиться не о чем. Сторожевой пес самозабвенно продолжает регистрацию состояния, отвлекаться на посторонних нет никакой возможности. Потом, все потом!

Дубовый паркет, крытый дорогим яхтным лаком, горит страшно и жарко. Вспыхивают гобелены, писанные маслом портреты воровских предков с треском пылают синим пламенем, словно бенгальские огни, ковры из натуральной шерсти превращаются в огненные озерца. Пламя от кустарно изготовленного супернапалма распространялось по дому необыкновенно быстро. Жильцы почуяли неладное, только когда весь первый этаж запылал, словно склад лакокрасочной продукции. Многодетная семья наркобарона располагалась на втором этаже. В просторной, будто актовый зал школы, гостиной детишки радостно комментировали мультики. В городе совсем недавно появился детский канал Дисней, заморские мультфильмы в цифровом качестве показывают с утра до ночи, то-то радости малышам! Глава людоедского семейства сидит за письменным столом. На столешнице, покрытой зеленым бархатом, разложены пачки ассигнаций ровными рядами, будто гадальные карты. Поодаль притаились дети постарше, племянники, жена, бабушка и дедушка – весь поганский род в одном месте. Папа подсчитывает дневную выручку, усатая морда лоснится от пота, черные глаза радостно блестят – день прошёл удачно!

Черный дым ползет по коридору, узкой струйкой вползает в гостиную. Первым заметил самый маленькие цыганенок, карапуз лет четырех. Шибздику надоело смотреть, как метушится по саженному экрану придурок в красных трусах поверх голубого трико – пиндосовский Супермен. Из-под двери тянет странным запахом, глаза щиплет, в носу щекотно запершило. Мальчишка подползает на четвереньках к двери, встает в полный рост. Коротенькие пальчики цепляются в позолоченную рукоять, замок тихо щелкает, дверь распахивается. Как раз в этот момент загорается пол, по дубовым панелям бежит огонь, с узорчатого потолка с треском сыплются раскаленные уголья. Волна черного жара сбивает с ног карапуза, дым стремительно заполняет гостиную, следом за ним вползает пламя. Жар такой силы, что четырехлетний цыганенок задохнулся и не смог закричать. Он умер быстро и безболезненно от удушья. Впрочем, крик малыша никто и не услышал бы, так страшно затрещал огонь и так ужасно закричали люди. Выход из гостиной преградило пламя. Широкие окна – даже на втором этаже! - забраны решеткой, выбить которую не под силу ни одному человеку. Конечно, мужчины попытались, но лучший в городе кузнец сковал на славу – железные прутья даже не согнулись. В считанные минуты бешеное пламя пожрало людей и все, что находилось в гостиной. Позже, разбирая завалы на месте сгоревшего дома, пожарные нашли несколько тонких обугленных палочек, отдаленно напоминающих человеческие кости. Это все, что осталось от многочисленной семьи цыганского наркобарона. Роскошные дома торговцев «дурью» загорались один за другим. Толпа жителей, вначале было напуганная неожиданными пожарами, только восторженно ахала, когда взрывались подземные гаражи с мерседесами и хаммерами. Затаив дыхание, люди смотрели, как высоко в ночное небо взлетают пылающие колеса, как сыпется сверху сверкающая мелочь – остатки окон из бронестекла, как с пушечным грохотом взрываются закопанные в землю цистерны с бензином высшей марки – запасливые были, суки! Никому и в голову не пришло спасать погорельцев – толпа спокойно наблюдала, как метались по черному снегу полуодеты цыгане, как вопили страшными голосами, видя заживо сгорающих детей и родственников. Смотрели молча, не сходя с места и каждый в душе считал – поделом, не все коту масленица.

В дальнем конце улицы показались синие мигающие огни, взвыла сирена. Несколько пожарных машин неторопливо ползут по засыпанной снегом дороге к месту пожара. Когда до людей остается несколько шагов, передний автомобиль останавливается, водитель несколько раз жмет на сигнал. На звук оборачиваются люди, но расходится никто и не думает. Из кабины выходит начальник караула. Брандмейстер приближается к толпе, на поднятом забрале играют блики пламени, снег скрипит под сапогами. Вид у огнеборца самый что ни на есть решительный. Он набирает полную грудь воздуха, рот открывается для властного окрика … сразу несколько человек окружают пожарника со всех сторон, раздается угрюмый голос:

- Ты кого спасать приехал, гасило?

Тон говорившего был такой, что пожарник сразу поник блестящей головой, ответ прозвучал как оправдание:

- Пожар … мы обязаны тушить … пропустите нас, мужики, а?

- Попозже. Пусть выгорит вся зараза, тогда тушить начнете, понял? – ответил тот же голос.

- Я не имею права ждать, меня накажут! – разводит руки начальник караула.

- Тебе что, колеса порезать? Сказано – жди, значит жди!

Из спецмашин выходят пожарники. Они прекрасно знают, чьи дома горят. Многих из них коснулось горе, которое расползалось по городу из цыганского «аула». Некоторые, не особо стесняясь, во весь голос говорили, что не надо торопиться. Все-таки люди на дороге стоят, не давить же их. А дома уродов все равно уже накрылись медным тазом. Чего тушить-то? Заорала ещё одна сирена, по обочине к толпе приближается полицейский УАЗ. Двери распахиваются, четверо упитанных молодцов спрыгивают на утоптанный снег. На каждом бронежилет поверх теплой куртки, макушки надежно укрыты пуленепробиваемыми шлемами, в руках автоматы, на поясе болтаются сумки с запасными магазинами, дубинками и наручниками. Четверка стражей правопорядка бесцеремонно врезается в толпу, раздается наглый окрик:

- Чего собралися тута? А ну, пр-ропусти спецмашины! Кому сказ …

Возглас обрывается на полуслове, слышен звук … ну, как будто кто харкнул в микрофон на сцене. Крикун в полицейской форме падает навзничь, словно куль с отрубями.

- Это те продажные суки, что цыган крышевали! – крикнул кто-то.

По толпе словно ударило током. Люди рванулись на крик в едином порыве, к ссученным ментам потянулись десятки рук. В считанные мгновения с предателей содрали шлемы, бронежилеты, отобрали оружие. Негодяи даже не пытались сопротивляться, настолько единым и страстным был порыв разгневанных людей. Лишь чудом удалось вырваться. Сыграло роль то, что на них почти не осталось одежды, а вокруг все одеты по-зимнему. Полуголые, в одних трусах «мусора» бросились к служебной машине. Впопыхах никто не заметил, что радиостанция вырвана «с мясом», электропроводки нет, а разбитый аккумулятор валяется в снегу. Избитые и опозоренные «мусора» забились в машину, дрожащие от холода и страха пальцы не сразу сумели запереть двери. Лишь оказавшись внутри, за спасительным железом «мусора» увидели, что завести автомобиль невозможно, отопление тоже не включишь. И что делать? Задать стрекача в одних трусах? Так до райотдела километров пять, а на улице мороз. Да и люди кругом. Мать твою так, вот влипли-то! Неожиданно в запотевающее окно постучали:

- Эй, менты! – раздается насмешливый голос. – Идите, погрейтесь возле огня. Пока не погасло!

К утру выгорел весь цыганский «аул». Поджигали все дома подряд. Напрасно цыгане кричали, что они не торгуют наркотой, это, мол, только те два семейства, чьи дома подожгли в самом начале. Гнев не может копиться до бесконечности. В какой-то момент плотину прорывает и доведенные до крайности люди громят, не разбирая правых и виноватых. К погромам примыкают отморозки и негодяи, которым все равно, кого жечь и убивать, лишь бы волю дали. И тогда убивают всех подряд, чья кожа или цвет глаз отличается от остальных. Беспорядки быстро перекинулись на весь город. Под горячую руку стали ловить и избивать кавказцев, тех самых, к которым якобы и ехали «гости» на дорогих иномарках. И чьи кости сейчас собирают в пластиковые мешки для торжественного захоронения на родовых кладбищах.

- Сергей Анатольевич … Сергей Анатольевич, что с вами? – в который раз спрашивает Ольга Саранцева. Голосок заметно дрожит, в глазах стынут слезинки, пальчики с яркими ноготками дрыгаются, словно поплавки при поклевке. « Интересно, это она от зависти так или действительно сочувствует шефу? – размышляет Апполинарий. – Эк её разобрало! Да и кандидат в мэры тоже хорош – раскис, словно преподаватель танцев в анатомическом театре. Ты же сам этого хотел»! Сергей Анатольевич Топор сидит в кожаном кресле, будто больной петух в корзине – голова опущена, воротник пиджака вывернут, плечи опущены. Даже короткие жесткие волосы, обычно торчащие задиристым «ежиком», поникли и вроде как поредели. На столе вице-мэра лежит планшет, прямо перед глазами горит яркими красками монитор служебного компьютера, разложены газеты. Средства массовой информации, обозначаемые краткой, как плевок, аббревиатурой – СМИ, сообщают, пишут, показывают и кричат об одном и том же – вчерашнем погроме в цыганском «ауле». Еще не остыли страсти с разгромом моторизованной колонны кавказцев, а тут на тебе – поджоги и убийства милых «шалунов» и любителей песен под гитару. Но вот интересно - местные информагентства прямо бесятся, а федеральные ни гу-гу!

- Русский шовинизм поднял голову … остров фашизма в демократической России … край непуганых людоедов … неплохо, да! А вот еще лучше – голливудские ужасы восставших из ада воплотились в реальность! – слышится тихое бормотание вице-мэра. Голова раскачивается из стороны в сторону, как пустая тыква на веревочке под порывами ветерка, лицо покрыто красными пятнами.

– И это все о нас, мать вашу! – вполголоса произносит Топор. Ошарашенный взгляд поднимается, несколько мгновений блуждает по кабинету, затем останавливается на спокойном лице Колышева. – Апполинарий Павлович, я, разумеется, скромно рассчитывал на хорошую работу с вашей стороны, но такое! – вздернул плечи Топор, голова дернулась, будто у коня, отгоняющего слепней. - Вы, оказывается, виртуоз! Просто Паганини какой-то, массовик-затейник!

В наступившей паузе отчетливо слышно завистливое сопение Саранцевой.

- Да-да, вы совершенно правы, Ольга Васильевна, теперь наступило ваше время, - кивает Топор. – Надо ковать железо, пока горячо. Понадобятся официальные заявления с осуждением, надо выступить перед трудовыми коллективами – и не раз! – потом что еще? А! Обращение к населению. Все что ли?

« Быстро пришел в себя. Молодец! – подумал Колышев. – Такой по праву займет кресло градоначальника».

- Советую почаще звонить губернатору и перехватывать звонки оттуда, - многозначительно указал пальцем в потолок Апполинарий. – Чиновники имеют скверную привычку скрываться в параллельных мирах при всяком ЧП, что вызывает справедливое раздражение у высокого начальства. Будьте всегда на связи и вы победите.

- Что ж, весьма резонно! – согласился Топор. – Итак, профессор, вы отлично потрудились, теперь настало мое время. А вам, драгоценный Апполинарий Павлович, надобно исчезнуть из города на продолжительное время - мало ли что! Вашим парням тоже. Путевками я обеспечу. Куда изволите?

- Да мне … ну, не хочу я на море, - скривился Апполинарий. – Идиотское времяпровождение! Где нибудь рядом, в лесу.

- Охотхозяйство, а? – щелкнул пальцами вице-мэр. – Неплохо отдохнете на природе. И рядом – вдруг понадобитесь! Согласны?

- Угу, - кивнул Апполинарий. – И с луком потренируюсь. Вдруг полюблю!

За окном бревенчатого домика стынет лес в мокрой тишине. Мерзкая, «европейская» зима с нулевой температурой и муторными, словно похоронные мелодии, дождями особенно противна на природе. Земля укрыта догнивающими листьями и старой травой, оттого похожа на гниющую кожу огромной рептилии. Такая же пятнистая и омерзительно мягкая. Лишенные листвы деревья торчат из земли лапами гигантских пауков, что изо всех сил стремились выбраться на поверхность, но внезапно одеревенели. От всепроникающей сырости холодно в любой одежде и даже пылающие жаром обогреватели не могут согреть комнату. Нет ощущения тепла! Чтобы не видеть мерзопакостной гадости за окном, Апполинарий опустил жалюзи. Мягкий свет от стилизованных под керосиновые лампы светильников заливает комнату, в углу пылает камин. В номере никого, кроме Колышева, просторный стол завален журналами об охоте и всем, что с ней связано. На краю приютился ноутбук, плоская коробка беспроводного интернета какого-то там поколения мигает зеленым маячком индикатора. На прикроватной тумбочке стынет чашка чая. Поверх журналов разлегся блочный лук, веером разложены стрелы с ярким оперением. Апполинарий искренне полагал, что охота в наше время есть ни что иное, как узаконенное психопатами от власти развлечение для садистов. И тех самых психопатов. Добывание дичи ради пищи понятно, но отстрел беззащитных животных ради забавы совсем другое. Особенно с вертолета. Да еще за государственный счёт. Ходили слухи, что однажды вертолет с «охотниками» сбили возмущенные жители из ружей. Если так, то очень правильно сделали. И животных спасли, и землю от мрази чуть-чуть почистили. Именно так и надо обращаться с обнаглевшими представителями власти. Особенно высшими. Хотя … любая власть - и прошлая, и будущая, и не наша, а в другой стране - вряд ли лучше. Потому, что люди таковы.

Время от времени Апполинарий посматривает на монитор. Информационные ленты сообщают о чем угодно – кто развелся, какой «звезде» изуродовали рожу пластические хирурги, о выходе новых клипов и терактах на Ближнем Востоке. Винегрет с кровью. Федеральные каналы демонстрируют ролики, на которых премьер министр посетил фабрику, нажал кнопку пуска трансформаторной подстанции. Тем временем президент отдает распоряжение чиновнику усилить контроль за исполнением поручений и уделить повышенное внимание нуждам электората. Идёт непрерывный, бесконечный сериал с одними и теми же главными и второстепенными героями, сеанс массового гипноза (привет Кашпировскому!), цель которого – сдерживать недовольства людей как можно дольше. Ну, минимум до следующих выборов. А затем выпускать пар, критикуя предыдущую власть и всячески нахваливать действующую. Ярмарочный балаган, в котором шуты по очереди сменяют друг друга, декорации одни и те же, а зрителям некуда уйти. Поразительно, но о кровавых событиях в городе ни слова! То есть небольшие частные информагентства сообщают, блоггеры пишут и обсуждают – очень эмоционально и исключительно ненормативной лексикой, а вот федеральные каналы как воды в рот набрали. Все хорошо, прекрасная маркиза! В стране тишь, гладь, да Божья благодать и да здравствует СССР с его ложью и умалчиванием фактов. Нет, конечно, освободили от должности начальника УВД, полетели какие-то министры губернского правительства, вся мэрия в голос рыдала и чиновники наперебой строчили объяснительные, в которых валили вину за случившееся на всех и вся. Но … это происходило тихо, без лишнего шума. Этакий междусобойчик пауков в банке, в котором посмевшего пискнуть погромче просто скушают.

«Почему не говорят правду? – думал Апполинарий. – Почему главным принципом власти является ложь? Во спасение? Ведь не спасала же ни разу! Балансировать на грани какое-то время да, позволяла. А потом всё рушилось. История человечества – это история противостояния власти и народа, войн и революций. Власть свергают, приходят новые повелители и раз за разом наступают на одни и те же грабли. Ничему не учатся! Но ведь уже настало время, когда скрыть ничего нельзя. Почти. Пройдет несколько лет, интернет и новые информационные технологии войдут в каждый дом, универсальные девайсы будут у каждого. И тогда произойдет неслыханное - впервые в истории цивилизации народ будет контролировать каждый шаг, каждое слово правителей, больших и маленьких, рассматривать действия власти в микроскоп и давать ей оценку. И уйдет в прошлое допотопная система сбора подписей для проведения так называемого импичмента. Избиратели просто проголосуют на соответствующем сайте и капздец чиновнику! Не надо быть семи пядей во лбу, что бы предсказать кардинальное изменение и формы управления государством, и само государство, и гибель бюрократии как сущности государственного управления. И это будет самое главное, самое грандиозное событие в истории. Общество изменится до неузнаваемости. Мы, сегодняшние, будем питекантропами по мировоззрению рядом с нашими правнуками»!

Апполинарий подходит к окну. Жалюзи убегают к потолку с недовольным шорохом, в комнату сваливается тусклый свет пасмурного дня. Низкие тучи вот-вот улягутся на землю туманными животами, черно-белый мир осклиз, блестит дождевая влага и нет жизни в мертвом лесу. « М-да, пейзажик, - хмыкает про себя Колышев. - Отличная иллюстрация сумеречного состояния души! Кладбищенский сюрреализм при стопроцентной влажности. Эх, уехать бы к черту на кулички, куда-нибудь на север, в Архангельскую губернию! Там есть зима и лето, живут нормальные люди и нет чокнутых фанатиков, мечтающих о мировом господстве. Кстати, почему ты решил, что непосредственный контроль за властью, так сказать, в режиме реального времени, её изменит? Так уже было: греческие города-республики, Новгородское вече. Избирали военачальников, правителей, чиновников всяких. Последним вроде даже головы рубили. Или на колья сажали? Ну, не важно. Суть воспитательный эффект впечатлял надолго. Так вот, республики полисы процветали! Жизнь бурлила, общество не дремало в дерьме и сытости, а развивалось, взрослело и люди росли вместе с ним. Именно в городах республиках появилась философия, искусства и наука. Именно там создавалось то, что теперь называется европейской демократией. Не Египет с его фараонами-богами, не Рим с его богоподобными императорами и закоснелой бюрократией, а греческие республики свободных людей создали Европу. Русская цивилизация начиналась не с Рюрика, как думают многие, а с Новгородской республики. Она была такой яркой и сильной, что Ивану Грозному потребовалось собрать войско со всей подневольной Руси, чтобы уничтожить. Армия рабов убивала свободу. Царь развязал самый настоящий геноцид против собственного народа. Именно тогда, при Иване 4, на месте Руси появилась «страна рабов, страна господ». Все последующие властители так или иначе копировали его стиль правления. Разница лишь в количестве пролитой крови».

Апполинарий громко, с подвыванием, зевает и потягивается. «А вообще … как надоело умствование! На кой черт все это надо? Не пора ли сделать перерыв, заняться чем-нибудь другим? Удариться в загул, в разврат, по-балдеть и оторваться. Иначе совсем крыша съедет»! Апполинарий оглядывается, будто объект «балдежа и разврата» уже стоит за спиной. На лице появляется грустная улыбка:

- Интересно, почему лучшим средством от умственной усталости является загул? – тихо говорит он сам себе. – А как же тогда - лечите подобное подобным? Или клин все-таки вышибают клином? Ладно. Пойти пострелять что ли? Из лука. По мишеням, разумеется.

Туго натянутая тетива почти касается мочки уха. Лук слегка изгибается, медленно крутятся колесики по краям, чуть слышно поскрипывают блоки. Острый наконечник стрелы глядит точно в сердце пенопластового кабана. Указательный палец легонько жмет на спусковой рычаг, зажим разевает пасть и стрела с кратким - «вжик!» - срывается с тетивы. Оперение ядовито-желтого цвета чертит в воздухе короткую дугу и … пропадает. Напрасно Апполинарий с надеждой вглядывается вдаль – искусственный кабан недвижим, из левой лопатки не торчит дрожащая стрела. Апполинарий громко, никого не стесняясь – лес вокруг! – чертыхается, на сырую землю падает смачный плевок. Эта стрела была десятой, последней и теперь надо переться по грязному месиву за мишень, копаться в мокрых кустах, разыскивая стрелы.

- Успехи есть, Апполинарий? – раздался за спиной насмешливый женский голос.

- До хрена и больше … ой, простите! – спохватывается Колышев и оборачивается.

По пологому склону спускается Ольга Саранцева. Ярко-красная курточка плотно застегнута, капюшон надвинут почти на глаза, пальцы прячутся в шерстяных варежках. Сырая трава устилает склон сплошным ковром, желтые резиновые сапожки на меху скользят и девушка смешно расставляет руки в стороны, словно опасливый пингвин.

- Добрый день, Оля, - здоровается Апполинарий. – Что привело вас в глухомань?

- Здравствуйте … о какой глухомани вы говорите, Апполинарий? Жить в лесу – это прекрасно! Нет шума, суеты, отравленного воздуха и снующих туда-сюда людишек, - отвечает девушка, сосредоточенно глядя под ноги.

- Так вы, значит, из зависти здесь? Небось, гадость какую нибудь собираетесь сказать.

- Нет, что вы! Все хорошо, избирательная кампания набирает обороты, шеф порхает по трудовым коллективам, мечется между редакциями и телестудиями. Одним словом, процесс пошел … ой-ой, ловите меня! – взвизгивает девушка.

Из-под ног уходит кусок дёрна и Ольга скользит вниз, как на салазках. Апполинарий отважно бросается на помощь, но под ним земля тоже предательски убегает, ноги разъезжаются. Чтобы не свалиться позорно в грязь на глазах у женщины он отчаянно машет руками, аки лебедь взлетающий, изо всех сил отталкивается от земли. В этот момент на него налетает девушка и по инерции толкает его дальше. Оба хватаются друг за друга, пытаясь сохранить равновесие – Ольга цепляется за шею, Апполинарий обхватывает за талию. Вот так, плотно обнявшись, словно любовники после долгой разлуки, они продолжают скользить по грязи до тех пор, пока спина и «пятая точка» Апполинария не впечатываются в столб. Колышев судорожно сжимает в объятиях девушку. Из груди вырывается страстный полустон-полурык, глаза закатываются под лоб. Несколько секунд длится молчание, затем Ольга осторожно начинает шевелиться. Она чуть отстраняется, изумленный взгляд скользит по расстегнутой на груди куртке, на мгновение задерживается на подбородке, останавливается на неподвижном, словно восковая маска, лице.

- Э-э … Апполинарий, меня можно отпустить. Или еще не надо? – неуверенно спрашивает девушка. – У вас такое лицо, как будто вы …

- Что? Спустил в штаны? Я, разумеется, чувствую ваше тело даже через куртку, потому что у вас, надо сказать, выдающие формы. Но этого всё же недостаточно, чтобы до такой степени перевозбудиться, - с трудом, чуть шевеля губами, отвечает Апполинарий.

- Тогда что? Отпусти меня! – обиженно требует Ольга.

- Гвоздь! – шепчет Апполинарий, размыкая объятия. – В столбе торчит дурацкий гвоздь. Он впился мне в задницу до кости. Из-за тебя! – добавляет он сквозь зубы.

Инфракрасный обогреватель ласково гладит по голой спине невидимыми теплыми лапками. В номере тихо, уютно, пахнет коньяком и дезинфекцией. Апполинарий лежит на кровати пузом вниз. Одеяло прикрывает голый зад по диагонали и только на треть. Левая ягодица украшена круглой белой шишкой, состоящей и куска марли и ваты. Обработанная йодом и зеленкой рана густо заклеена отрезками пластыря, отчего издалека похожа на бутон раскрывающейся лилии. Роль доктора исполнила Ольга, поскольку именно она виновница происшествия. Да и не оказалось в гостинице охотхозяйства фельдшера. Вообще никого не оказалось, так как не сезон и персонал отправили в отпуск. Остался только администратор, он же вечно подвыпивший сторож. Стукнула дверь, по комнате веет прохладой.

- Как ты себя чувствуешь? – спрашивает с порога девушка.

- Трудно сказать, - бубнит Апполинарий, уткнув нос в подушку.

- То есть? – встревожилась Ольга.

- Лежать на спине нельзя, сидеть тоже, ходить больно - да вообще ничего нельзя! Как можно чувствовать себя в такой ситуации? – удивленно произносит Апполинарий. Он оглядывается, при этом сильно изгибает шею, стараясь не шевелить больным местом. Ольга хихикает в кулачок.

- Ты похож на ящера с острова Комодо!

- Очень смешно! Я поранился, спасая ее от падения в грязь, а она веселится тут. Накинь на меня одеяло, мне надоело лежать голым!

- Ну, во-первых, ты не совсем голый. Во-вторых, у тебя красивая спина, вся в буграх мускулов. И руки такие жилистые, - задумчиво говорит девушка.

- Во дает! – возмущается Апполинарий. – Проткнула меня чуть ли не насквозь, теперь любуется открытой раной! Ты что, садистка?

Ему, наконец, удается повернуться. Упираясь локтями в подушку, он с трудом оборачивается. Ольга стоит в двух шагах от него, короткий халат расстегнут, хорошо видны узенькие черные трусики. Лифчика нет вообще, грудь видна почти вся. У Апполинария округляются глаза.

- Точно садистка! – шепчет он. – Я даже на карачки встать не могу, а она …

Халат падает на пол, теплый запах духов и чего-то еще очень приятного и возбуждающего накрывает Колышева с головой.

- Прости, дорогой, я совсем не хотела тебя ранить. Тем более туда! Но я буду стараться изо всех сил, чтобы вернуть тебя к жизни, - горячо шепчет девушка в ухо и упругая грудь касается спины. Апполинарий тотчас забывает обо всех болячках, живо поворачивается на спину.

- Вот изо всех сил все-таки не надо! – на всякий случай предупреждает он.

Апполинарий лежит на спине. Никакой боли в «пятой» точке нет и в помине, словно дыра от гвоздя чудесным образом затянулась и даже шрама не осталось. Да-с, волшебная сила женского искусства! В полумраке видно, как девушка протягивает руку к халату. Вспыхивает огонек зажигалки, по комнате расползается табачная вонь.

- Ты разрешишь немного подымить? – запоздало интересуется Ольга.

- Волшебному доктору можно, - пожимает плечами Апполинарий.

- !?

- Ты не заметила, что я не жалуюсь на боль и лежу на спине?

- А-а … взаимно. Я сейчас спокойна и уравновешена, как самка питона. Знаешь, если не заниматься этим хотя бы раз в неделю, голова отказывается работать.

Через равные промежутки времени кончик сигареты наливается огнем, чуть гаснет и комнату наполняет новая порция дыма. Запах тлеющего табака просто невыносим. Апполинарий неохотно выбирается из-под теплого одеяла, холодный пол противно холодит ступни, по шкуре бегут мурашки. Из наполовину открытого окна тянет таким пронизывающим холодом, что Колышев бегом бежит на кровать.

- Как там эти моржи долбанные в проруби купаются? – бормочет он, до подбородка натягивая одеяло.

- У тебя неплохая фигура для кабинетного жука, - задумчиво произносит Ольга. – Есть на что посмотреть.

- Только при плохом освещении, - отшутился Апполинарий. – Лучше скажи, как дела у шефа. Мне ему звонить неудобно.

Докуренная сигарета падает в чашку с недопитым чаем, раздается короткое злобное шипение и вонючий «бычок» наконец-то умирает.

- У шефа все в порядке. Он деловит, энергичен, выступает с речами, обещания навести порядок сыплются, как из рога изобилия. Кстати, после тех событий – ну, в «ауле» и на дороге – мэр слег с сердечным приступом и шеф заступил на пост. Сразу почистил администрацию от нацменов.

- Прости, перебью … интересно, как? – спросил Апполинарий. – Так вот просто от работы не отстранишь.

- Видишь ли, дорогой, - снисходительно улыбается Ольга, - у каждого бюрократа есть свой скелет в шкафу. Часто не один, а несколько. Надо только ключик к замку подобрать. Топор по таким делам мастер, готовился заранее. Как только уселся в кресло мэра, так скелетики и начали выпадать из шкафчиков в газеты и на блоги. Даже если и нет ничего серьезного, сам факт злоупотребления должностными правами накануне выборов переживается очень болезненно. На сегодняшний день аппарат мэрии полностью «русифицирован», на очереди полиция и разные жилконторы. А как ты себя чувствуешь?

- Да нормально, скучновато тут. И лук этот дурацкий никак не полюблю, - понизив голос, сообщил он с улыбкой.

- Вкусы шефа надо разделять, - назидательно произнесла девушка.

Она легко встала с кровати, нисколько не стесняясь и не кривляясь, как обычно поступают в таких ситуациях женщины, подходит к столу. Взгляд скользит по монитору, пальцы шевелятся над экраном, меняя картинки. Апполинарий таращится на обнаженную женщину, не моргая и не дыша. Дело не в том, что Ольга обладает фигурой необыкновенной стройности. Только полные дураки считают, что сексапильность женщины зависит исключительно от формы тела. Да, это важно, но умная женщина привлекательна вдвойне. А если она большой начальник или известный политик – то втройне! Именно поэтому голыми «телками» интересуются только подростки на начальном уровне полового созревания. Мужчинам нравятся умные, настоящим мужчинам – очень умные и недоступные. Например, жены начальников. Ну, а если президентом нашей страны станет женщина – место абсолютного секссимвола ей обеспечено. Даже если она кособокая карга в парике. Забывшись, Апполинарий невольно начинает тяжело дышать. В полной тишине похоже на сопение бычка средней упитанности. Саранцева оборачивается, голос звучит укоризненно и строго:

- Развратник! Сластолюбец!! Я здесь, между прочим, по работе!!!

- Я, я развратник? – поперхнулся воздухом Колышев. – А кто разгуливает по комнате без одежды? Ты для чего возле компьютера остановилась, новости почитать? Ты знаешь, как он тебя подсвечивает?? У меня сейчас пельмени взорвутся!

- Придется спасать, - притворно вздыхает девушка, - твои пельмени от неминуемой гибели. Иду на помощь!

Мутный день «европейской зимы» постепенно тонет в сером тумане. Водяные тучи прижимаются к земле, стылый воздух наполняется влагой и темнотой. Еще нет шести часов, а за окном почти ночь. Бодрый, заряженный энергией по самые уши, Апполинарий живенько встает с кровати. От ноющей боли в ягодице остались только воспоминания. Хотя в комнате полумрак, стыдливо надевает трусы. Немного поколебавшись, и штаны - без порток не мужчина!

- Ты куда? – сонным голосом спросила Ольга.

- К плите! Делать кофе, - доложил Апполинарий. – И хватит спать, еще только вечер!

- Устала я, - забубнила в подушку девушка, - утомил ты меня. А еще раненый!

- Я энергетический вампир! Мои раны заживают на глазах, когда я питаюсь духовной энергией другого человека! – отозвался Апполинарий, гремя пустой туркой.

Вспыхивает кроваво-красный огонек индикатора электроплиты, концентрические круги нагревателя наливаются багровым пламенем. Апполинарий осторожно засыпает две ложки коричневого порошка и внимательно наблюдает за процессом закипания. Немного поворочавшись, Ольга неохотно поднимается с постели. Открыть глаза сил не хватило, халат одевает наизнанку. Пальцы неуверенно ощупывают бока в безуспешной попытке обнаружить пояс. Апполинарий искоса наблюдает за процедурой облачения в халат. Полы подвернулись, виден живот, бедра, одна грудь попала в рукав, вторая торчит оголенная, словно готовый к бою артиллерийский снаряд.

- Как жаль, что нет видеокамеры, - с сожалением вздыхает он. – Все так естественно, натурально! Стриптизерши нервно курят в сторонке.

Глаза Ольги немедленно открываются, на губах появляется снисходительная улыбка, ленивый взгляд останавливается на Колышеве.

- Женщины, у которых есть что показать, как правило, испытывают трудности с одеванием. И только так называемые «тонкие и звонкие» проделывают это по-солдатски быстро.

Кофе вскипает, коричневая пена шустро бежит через край, конфорка издает змеиное шипение. Апполинарий подпрыгивает, как ужаленный:

- О, чёрт, убежало все-таки! Это всё из-за тебя!

- Пялиться надо меньше, - с язвительной улыбкой парирует Ольга.

- Прогуляемся до тира и обратно? – предложил Апполинарий после кофе.

- А почему до тира? – спросила Ольга.

- Потому что фонари горят только на дорожке к тиру. Бродить по аллеям в темноте не хочется.

- Хорошо. Тогда захвати лук. Хочу попробовать вашу «молодецкую» забаву! – засмеялась девушка.

Сырая ночь холодит лицо, с голых ветвей срываются крупные, как лесные орехи, капли и шлепаются прямо под ноги. Одна такая попала Колышеву за воротник, неприятное чувство внезапного холода побежало вдоль спины, заставило передернуться, словно от удара током. Оля с улыбкой подняла капюшон, плотнее запахнула воротник куртки.

- Вот так теплее будет, - сказала она, глядя на Апполинария смеющимися глазами.

- Спасибо, - в ответ улыбнулся Колышев. – Слушай, ты сказала, что приехала по работе, но о ней разговора не было. Рассказывай, что за дела.

- Ой, прости! – взмахнула рукой девушка. – Совсем забыла, увлеклась. На днях Топор призовёт тебя к обязанностям помощника мэра. Он так энергично взялся за дела в отсутствие главы города, так мощно пиарится, что вопрос с креслом почти решён. Мы провели опросы среди потенциальных избирателей. Так вот, Топор идет с отрывом в разы! У него просто нет конкурентов. Выборы будут выиграны, ни у кого не осталось сомнений!

Ольга понизила голос:

- Я случайно подслушала его разговор с кем-то, не знаю. Так вот, Топор считает именно тебя … э-э … он так выразился чудно! - ковал победу, не боясь ничего ... блестящий организатор спецопераций … в общем, расхваливал так, словно ты олимпийское золото выиграл!

Загрузка...