Приключения Ломтика

ПРИКЛЮЧЕНИЕ С ХИТРЫМ ЕЖОМ

Однажды, придя к Майку, Ломтик застал его в превосходном настроении. Миссис Спригз непременно сказала бы, что он счастлив, как собака, у которой вырос второй хвост.

— В чём дело? — спросил Ломтик. — Отвечай-ка, Майк! Чему ты так рад? Дела идут на лад?

— Не суй нос, как любопытный барбос! — ответил Майк.

— Подарили самокат или фотоаппарат? — продолжал рифмовать Ломтик.

— Нет, — сказал Майк. — Я рад потому, что у меня новые часы. А вот зарифмовать их никак не могу.

Часы безусловно были замечательные. С виду они казались совсем обыкновенными. Самое интересное заключалось в надписи на задней крышке. По словам Майка, из-за этих часов произошла целая история.

Видите ли, на улице, где жил Майк, была лавка часовщика. Часовщик каждый день чинил часы, сидя у окна, — там было светлее.

Этот часовщик терпеть не мог, когда на него начинали глазеть. Впрочем, все часовщики одинаковы: они очень не любят, когда кто-нибудь уставится на них и смотрит, как они работают.

Так как отец Майка был изобретатель, мальчик очень интересовался всякими механизмами, особенно если в них были колесики и разные пружинки. Поэтому Майк всегда останавливался перед окном часовщика, прижимал лицо к стеклу и во все глаза смотрел, как тот работает.

Как только часовщик видел Майка, он хватал большую половую щётку и начинал орать изо всех сил:

— Если хочешь купить часы — покупай! Если не хочешь — убирайся вон!

Часовщик выскакивал из лавки и с ужасным криком гнался за Майком по улице.

Каждый день повторялось одно и то же. Соседи давно привыкли к этим сценам. Увидев Майка перед окном часовщика, они останавливались и ждали, когда часовщик выскочит и погонится за мальчиком. Соседи приводили с собой знакомых, а иногда даже приносили скамеечки — тогда можно было сидеть и вязать в ожидании зрелища. Оно казалось очень забавным и безобидным: часовщику было полезно подышать свежим воздухом и поразмяться — ведь он целый день сидел у окна и работал. А в холодные дни Майку полезно было побегать и согреться.

Майк хотел подружиться с часовщиком, которого считал очень умным человеком. От часовщика можно узнать много интересного: как устроены часы и что у них внутри.

И вот Майку пришла в голову мысль: он решил копить деньги. Но, пока ему удалось скопить сколько нужно, прошла целая вечность. Ведь он получал всего шесть пенсов карманных денег в неделю. Выполняя разные мелкие поручения, мальчик заработал ещё порядочную сумму: он чистил ботинки за два пенса, протирал окна за шесть пенсов и присматривал за ребёнком своей тётки за три пенса в день.

Майк очень усердно трудился целых восемь недель, а денег всё-таки заработал мало. Но тут как раз подоспел день его рождения, и дядя Билл, тётя Дороти, дядя Артур и тётя Эмили дали ему по полкроны, а папа с мамой — по пять шиллингов. Таким образом нужная сумма была собрана.

Майк отправился к часовщику и, по обыкновению, прижался лицом к оконному стеклу. Тотчас же из лавки выскочил часовщик с красной половой щёткой в руках. От ежедневного крика часовщик уже совсем потерял голос, но он всё-таки зашипел громким, хриплым, скрипучим шёпотом:

— Если хочешь купить часы — покупай! Если не хочешь — убирайся вон от окна!

— Простите, но я хочу купить часы, — вежливо сказал Майк.

Часовщик так изумился, что даже забыл вздохнуть, и лицо его налилось кровью. Когда он опомнился и глубоко вздохнул, две верхние пуговицы жилетки отлетели. Они слабо держались и их уже давно надо было укрепить, но часовщик был страшно ленив на такую работу; он всегда ждал свою сестру Бекки — та приезжала погостить и всё ему чинила. Но в последнее время Бекки была очень занята — она устраивала праздник для детей Ист-Энда[5] — и прислала ему открытку, в которой написала:

«Пришивай пуговицы сам, лентяй. Вероятно, ты предпочитаешь заклеивать на себе одежду жевательной резиной».

Одним словом, часовщик глубоко вздохнул, пуговицы отлетели и ударили его по носу. Часовщик сразу решил, что его ужалила пчела. Видите ли, страх перед пчёлами всегда преследовал часовщика — даже зимой, когда пчёл и в помине нет. Он уронил половую щётку и схватился за нос. Щётка отлетела от палки и ударила часовщика по подбородку, да так сильно, что тот покачнулся и с размаху сел на край тротуара.

Но это было не всё, произошла ещё неприятность. И всё из-за того, что Майк вежливо обратился к часовщику!

Многие прохожие остановились, думая, что часовщик — художник и сейчас начнёт рисовать картинки на плитах тротуара[6]. Но часовщик, конечно, и не собирался рисовать (по правде говоря, он никогда в жизни не занимался подобными, вещами). Узнав об этом, некоторые из прохожих очень рассердились и готовы были держать пари, что часовщик вовсе не умеет рисовать.

— Если ты действительно хочешь купить часы, — сказал часовщик Майку, — почему ты не вошёл в лавку? Почему ты ждал, пока я выйду и прогоню тебя?

— Потому что я хотел вас удивить, — ответил Майк.

— Удивить меня? — повторил старик. — Вот уж действительно удивил! И я очень удивлён, что я удивился: часовщика не так-то легко удивить. Откровенно говоря, я так удивлён, что сделаю для тебя что-нибудь удивительное.

Часовщик поднялся с тротуара, потому что вокруг собралось уже человек двадцать. Кто-то принёс плетёный стул: решил, что часовщик чинит стулья. А когда часовщик объяснил, что он не чинит стульев, человек очень рассердился. Он сказал, что его жена уже три раза проваливалась сквозь этот стул и, если часовщик не починит стул сию же минуту, жена прогонит его скалкой, а может быть, и половой щёткой.

Услышав это, старый часовщик поскорее увёл Майка в лавку и запер дверь на засов. Потом он сказал Майку:

— Если ты увидишь, что жена этого человека ищет меня со скалкой в руках — пожалуйста, отними у неё скалку: она мне очень нужна.

Майк долго выбирал себе часы. В лавке среди настольных, каминных, стенных и разных других часов ему всё время попадались очень интересные экземпляры. Он каждый раз-просил часовщика показать их устройство, и старик каждый раз сердился. Сказать по правде, один раз он так рассердился, что запер Майка внутри очень высоких старинных часов и велел самому разбираться в механизме. Всякий раз, как часы били, Майк получал удар по голове. В конце концов ему это надоело, и он уверил часовщика, что прекрасные старинные часы от этого портятся, — тогда только часовщик выпустил его.

Наконец Майк выбрал серебряные часы с круглым циферблатом и красными цифрами. Часовщик обещал выгравировать на задней крышке надпись: «Майку, который меня удивил». Так он и сделал.

По мнению Ломтика, часы были великолепные. Майк обещал, что даст их ему поносить.

Тогда Ломтик сказал:

— Я пришёл пригласить тебя к обеду. Папа и мама взяли с собой шесть кошек и ушли. До ужина они не вернутся. Они оставили мне на столе роскошный обед на двоих, и мама сказала, чтобы я пригласил тебя.

— Не понимаю, зачем им шесть кошек? — спросил Майк. Он страшно важничал из-за того, что у него новые часы, и ему хотелось спорить. — Разумнее было бы взять шесть собак. Собаки любят гулять, бегать за мячом, приносить палку и делать разные другие штуки. Совершенно не понимаю, зачем брать с собой шесть кошек! По-моему, если человек идёт гулять, шесть кошек только обуза. Откровенно говори, это даже глупо.

— А разве я сказал, что папа с мамой пошли гулять? — ответил Ломтик. — Они взяли с собой шесть кошек, чтобы выяснить, правда ли, что кошки всегда находят обратную дорогу домой. Папа с мамой посадили кошек в корзинки. Они увезут их в машине на несколько миль от дома и выпустят в разных местах. Рыжий кот миссис Спригз тоже поехал.

— И миссис Спригз его отпустила? — спросил Майк.

— Конечно, — ответил Ломтик. — Она уверена, что он вернётся. Кроме того, миссис Спригз всегда любит помогать маме и папе, когда они делают опыты.

— Если даже неучёные кошки находят дорогу домой, — сказал Майк, — значит, через них можно передавать разные поручения.

— Правильно, — отозвался Ломтик. — Представь себе очень рассеянного человека, который постоянно что-нибудь забывает, например: школьный завтрак, учебник или носовой платок. Такой человек просто должен носить с собой в ранце побольше кошек. Забыл что-нибудь — тотчас же вынимает кошку и привязывает ей на спину записку. Например: «Пожалуйста, пришлите мне носовой платок. Я оставил его на кухонном столе». Кошка побежит домой, и дома прочтут записку.

— Или в записке можно написать: «Пожалуйста, пришлите мне вторую чашку чая, я забыл её выпить», — прибавил Майк.

— Или: «Пожалуйста, пришлите мне второй носок, кажется, я надел только один», — продолжал Ломтик.

Эта мысль очень понравилась мальчикам. Потом Ломтик сказал:

— Ответь наконец: пойдёшь ты ко мне обедать или нет?

— А что у тебя на обед? — спросил Майк, снова заважничав.

— Горячий томатный суп в синем термосе, сандвичи с сёмгой и сандвичи с яблоками и сгущённым молоком, пирог с апельсиновой глазурью и по марципановому яблоку. Кроме того, есть какао в красном термосе.

— Я не люблю какао, — сказал Майк.

— Ну что ж, не любишь — и не пей, — ответил Ломтик. Он старался не возражать, если видел, что собеседнику непременно хочется спорить. — Вместо какао можешь съесть лишнюю тарелку томатного супа.

Майк решил пойти к Ломтику обедать. Мать Майка дала им по апельсину, по куску шоколада с карамельной начинкой и просила вернуться домой к чаю.

По дороге мальчики продолжали обсуждать, какие ещё поручения могут выполнять кошки. Вдруг Майк споткнулся и полетел вверх тормашками. Оба страшно перепугались, не разбились ли часы. К счастью, часы продолжали тикать, и стекло даже не треснуло.

— Ну и повезло же тебе! — сказал Ломтик. — Ведь у часов нет предохранителя. Правда, Майк? Думаю, что нет, — часы с предохранителем стоят очень дорого. У мамы были такие часы, и, когда она однажды сидела на верхней ступеньке стремянки и раскачивалась, чтобы узнать, сколько времени можно удержаться в таком положений, она упала. Часы остались невредимы, а мама ушиблась. А у папы были водонепроницаемые часы; один раз он забыл их снять и лёг в ванну со льдом. Папа чувствовал себя отвратительно, а часам хоть бы что! Во всяком случае, твои часы, очевидно, очень хорошие и очень крепкие.

Мальчики начали искать, обо что споткнулся Майк, и увидели на тротуаре пакет. Зацепившись за него носком ботинка, Майк порвал обёртку, и из пакета высыпался сушёный горошек.

— Странно! — сказал Майк. — Подумай только, кто-то потерял пакет сушёного горошка. Давай возьмём его с собой и сварим гороховый суп. Он гораздо вкуснее, чем томатный.

Мальчики подняли пакет и пошли дальше. Не успели они отойти немного, как увидели на тротуаре большой пакет пшеничных хлопьев. А немного подальше лежал свёрток с двумя тонкими кусочками грудинки.

— Знаешь что? — сказал Ломтик. — По-моему, идёт дождь из продуктов.

— Дождь? — повторил Майк. — Дождь бывает только из мокрой воды и ни из чего больше.

— Нет, не только, — возразил Ломтик. — Иногда бывает дождь из лягушек. Папа рассказывал, что бывает. Очень сильный ветер поднимает из пруда тритонов и лягушек, носит и кружит их некоторое время, а потом они падают где-нибудь совсем в другом месте. А ещё бывает «кровавый» дождь: иногда ветер вместо лягушек подхватывает миллионы мелких красных червячков. Когда они снова падают на землю, это похоже на кровавый дождь. Если бы я подумал хорошенько, то, наверное, вспомнил бы ещё что-нибудь в этом роде; но я ужасно голоден, а это всегда мешает мне думать.

— Что ни говори, — сказал Майк, — всё это сплошной обман. Дождём называется только то, что падает прямо из облаков. Кроме того, я никогда не слышал, чтобы шёл дождь из пшеничных хлопьев или из грудинки. Да и ты не слышал, бьюсь об заклад! Знаешь что, Ломтик? По-моему, кто-то сбрасывает продукты с самолёта. Самолёт, наверное, перегружен и не может лететь как следует, вот лётчики и выбрасывают всё ненужное. Вслед за продуктами, вероятно, начнут выбрасывать пассажиров. Нам бы следовало разложить на земле подушки, чтобы люди не ушиблись.

Ломтик считал, что подушки не помогут. Вот если бы что^:нибудь, что пружинит! Только Ломтик хотел это сказать, как вдруг мальчики увидели миссис Спригз.

Собственно говоря, увидели они не её, а только верхушку её шляпы.

Мальчики узнали шляпу миссис Спригз по большому жёлтому перу. В своё время перо принадлежало Гоулди, попугайчику мистера Смита. В один прекрасный день Гоулди непонятно почему начал выдёргивать себе перья. Мистер Смит никак не мог его остановить. Наконец он догадался перевесить клетку на сквозняк. Тут Гоулди сразу понял, что перья ему всё-таки нужны. Мистер Смит, конечно, намазал Гоулди мазью, и перья опять выросли. Гоулди чуточку простудился, но, если бы мистер Смит дал ему выдрать все перья, он бы, конечно, гораздо сильнее простудился и, возможно, даже умер бы. Уж лучше было повесить клетку на сквозняке, хотя сначала мистеру Смиту казалось, что он поступает слишком жестоко.

Из выдранных перьев мистер Смит выбрал самое красивое и подарил его миссис Спригз. Он знал, что она не в состоянии купить себе новую шляпу — ведь шляпы очень дороги, — а благодаря новому перу старая шляпа будет выглядеть очень элегантно. Кроме того, он знал, как миссис Спригз любит Гоулди. Он решил, что ей приятно будет носить что-нибудь напоминающее о Гоулди, да и Гоулди тоже это будет приятно.

Теперь вам понятно, почему Ломтик и Майк угадали, что шляпа, которая двигалась по улице, принадлежала миссис Спригз. И действительно, под шляпой оказалась сама миссис Спригз.

Миссис Спригз несла целую охапку пакетов, и они совсем закрывали её лицо. Она всё время приговаривала:

— Разрази гром мою новую шляпу! Я потеряла пакет с грудинкой.

Или:

— Растолките меня в ступке! Я потеряла пшеничные хлопья!

Или:

— Раздавите меня бисквитом! Я потеряла фунт гороха.

Время от времени из кучи пакетов падал ещё один. Миссис Спригз вскрикивала и говорила:

— И он упал! Какой нахал! Он вслед за братьями удрал!

Ломтик и Майк что было духу помчались за ней.

— Мы нашли ваши пакеты, миссис Спригз! — кричали они. — Мы поможем вам их нести!

Миссис Спригз никак не предполагала, что поблизости есть кто-нибудь. Охапка пакетов в её руках была очень высока и мешала смотреть по сторонам. Услышав голоса, миссис Спригз вздрогнула и уронила все остальные пакеты; они разлетелись по тротуару и все полопались. Манная крупа перемешалась с макаронами, сосиски валялись облепленные почтовыми марками, чернослив был залит горчицей, а морковки стали совсем белыми — они угодили в муку. Упало и яйцо, но не разбилось. Миссис Спригз очень огорчилась: раз скорлупа успела затвердеть, значит, яйцо не свежеснесённое.

— Как жаль, что оно не разбилось! — всё время повторяла она.

Втроём они кое-как подобрали пакеты и распределили между собой. Каждому пришлось нести всего по нескольку пакетов.

— А где же ваша продуктовая сумка, миссис Спригз? — спросил Ломтик. — Ведь у вас такая красивая блестящая красная сумка в белую полоску.

— Она исчезла, — ответила миссис Спригз. — В этом-то всё несчастье! Вчера я принесла в ней рыбу. Помню, как вынула рыбу и опустила её в раковину, а сумку оставила на стуле, пока вешала пальто. Когда вернулась, сумки не оказалось. Вот и таскай теперь покупки в руках! Если бы не вы с Майком, не знаю, что бы я делала. Клянусь моими бархатными туфельками! А ну-ка, поднажать надо, Ада! — Миссис Спригз поправила расползавшиеся пакеты и прибавила шагу.

— Что вы сказали? — спросил Майк. — Я всё расслышал про рыбу и про сумку, а последних слов не разобрал.

— «Поднажать надо, Ада»? — переспросила миссис Спригз. — Я просто сказала: «Поднажать надо, Ада». Прыгни ко мне в карман, Майк! Подумать только — сын мастера не знает, что значит «Поднажать надо, Ада»!

— А что же это всё-таки значит? — добивался Майк.

— Это просто значит «поднажать надо». А я ставлю на конце «Ада», чтобы было смешнее. Это значит: «Поторапливайся», или: «А ну-ка, поднажми», или ещё что-нибудь вроде этого. Я подцепила это выражение у своей племянницы. Во время войны она два года проработала на машиностроительном заводе. Там все так говорили. А сейчас пакеты, того и гляди, разъедутся в руках. Надо поскорее донести их до дому, вот я и сказала: «Поднажать надо, Ада».

Миссис Спригз опять поправила пакеты и ещё прибавила шагу.

— Поднажать надо, Ада! — повторили Майк и Ломтик.

Они тоже поправили свои пакеты и поспешили вслед за миссис Спригз.

Ломтик сказал:

— Вот что, миссис Спригз, мы с Майком пойдём пообедаем, а потом поищем вашу продуктовую сумку.

— Бьюсь об заклад, что мы её найдём! — сказал Майк. — Мы превосходные ищейки. Не дальше как на той неделе мы нашли мамин клубок шерсти в супе. По-моему, моя маленькая сестрёнка сунула его в вермишель. Она, конечно, сделала большую глупость — вместе с вермишелью шерсть попала в томатный суп и стала красной. Теперь маме приходится ввязывать красную полоску в новый белый джемпер. Но, если бы мы не нашли шерсть, мама совсем не могла бы закончить джемпер. Как видите, вам нечего беспокоиться о продуктовой сумке — мы её найдём!

— Ну что ж! — сказала миссис Спригз. — Это очень любезно с вашей стороны. А если и не найдёте сумку, всё равно буду рада вас видеть. Вчера вечером я испекла вкусный пирог, и вы получите по ломтику.

Мальчики положили покупки миссис Спригз на кухонный стол и отправились к Ломтику обедать.

Майк съел две чашки томатного супа. Он утверждал, что есть суп из чашки гораздо вкуснее, чем из тарелки, — в тарелке он всегда кажется пересоленным. Ломтик съел одну чашку. Потом мальчики съели по пять сандвичей с сёмгой и по шесть сандвичей с яблоками и сгущённым молоком. Потом по куску пирога с апельсиновой глазурью. Им бы хотелось съесть гораздо больше пирога, но больше просто не влезало. Всё-таки они отрезали и завернули в бумагу ещё кусок, решив отнести его в подарок миссис Спригз. Потом Майк выпил одну чашку какао, а Ломтик выпил две. И, наконец, они съели по марципановому яблоку.

— Как странно, — сказал Майк, — можно съесть гораздо больше, когда ешь несколько разных блюд. Не то что одно или два.

— По-моему, — ответил Ломтик, — это вот отчего: когда блюд много, мы едим быстрее — торопимся перейти к следующему.

Поев, мальчики помыли посуду, убрали всё и отправились к миссис Спригз.

По дороге Майк посмотрел на часы и сказал:

— Уже четверть второго.

— Вот и рифма готова! — подхватил Ломтик, который очень любил рифмовать.

Майк тоже любил рифмовать. Шагая по тропинке, мальчики сочинили стишки и, когда миссис Спригз открыла дверь, прочли их:

— Конечно, сейчас вовсе не Новый год, — объяснил Майк удивлённой миссис Спригз, — просто так сложились стихи.

— И уже больше, чем четверть второго, — добавил Ломтик, — но мы начали сочинять как раз в четверть второго, так что всё правильно. Расскажите нам подробно про сумку, и мы начнём искать.

— Я положила сумку вот сюда, — сказала миссис Спригз, — на этот стул. Опустила рыбу в раковину, бросила сумку на стул и пошла вешать пальто… Тем временем сумка исчезла.

— А вы не могли ошибиться? — спросил Ломтик. — Может быть, вы положили сумку в раковину, а рыбу на стул? Кот стащил рыбу и убежал с ней.

— Видишь ли, возразила ему миссис Спригз, — что бы я ни положила в раковину на сковородку я положила именно то, что надо. Будь уверен, я бы заметила, если бы жарила блестящую красную продуктовую сумку.

— Ну, знаете, — продолжал Ломтик, — обваляв её в муке, вы могли бы и ошибиться!

— Так заметила бы, когда ела, — вставил Майк. — Кто же ест продуктовые сумки?

— Я знавала козла, который ел что попало, — сказала миссис Спригз. — По правде говоря, кто-то даже написал о нём целый рассказ — такой это был необыкновенный козёл. Стоило подойти к нему близко, как он сразу съедал что-нибудь из вашей одежды. Особенно он любил синие шарфы и коричневые шнурки для ботинок. Он, наверное, ел и продуктовые сумки тоже. Но сама я не стала бы!

— Значит, вы помните, что положили сумку на стул? — допытывался Ломтик. — А вдруг кот утащил её? Подумал, там рыба.

— Конечно! — воскликнул Майк. — Так оно и было! У вашего кота, наверное, есть любимое место, куда он обычно прячется?

— Есть, — ответила миссис Спригз. — Больше всего он любит сидеть в бельевой корзине. Я это знаю — однажды он там заснул и я чуть было не выстирала его вместе с бельём в мыльной пене. Пришлось бы потом развешивать на верёвке и сушить!

Все трое принялись рыться в бельевой корзине. Сначала вынули полотенце с синей каймой, потом передник с красными цветочками и ещё один, в синюю клетку, потом коричневую фуфайку, синий вязаный шерстяной жакет, пару шерстяных домашних туфель, которые миссис Спригз смастерила из старого шарфа, и, наконец, на самом дне лежала красная сумка.

— Загоните меня на чердак и уберите лестницу! — вскричала миссис Спригз. — Вот тебе и на!

— Разве кот мог пройти мимо такой сумки?

Ломтик поднял сумку и понюхал.

— Она вся пропахла рыбой, — сказал он — Вы, вероятно, накупили кучу рыбы вчера утром, миссис Спригз?

— Вовсе нет, — ответила миссис Спригз. — Я только купила кусок трески на сегодня и копчёную селёдку на завтра. Беда в том, что мистер Бегз, продавец рыбы, почти не дал мне бумаги.

— Ну и жадюга! — сказал Ломтик. — Почему вы у него не попросили ещё листик?

— Просила, — ответила миссис Спригз, — а он сказал, у него больше нет. Он сказал, что у него творятся какие-то чудеса. Стоит ему с вечера приготовить пачку бумаги для магазина, как к утру она вся исчезает. Поэтому он не может как следует заворачивать покупателю рыбу.

— Интересно! — воскликнул Майк. — Миссис Спригз, вы не возражаете, если я скажу: «Чтоб меня украли!»

— Ничуть! — ответила миссис Спригз.

— В таком случае: «Чтоб меня украли!» — сказал Майк. — Не иначе как здесь вообще всё исчезает.

— Вот именно, — отозвался Ломтик. — Знаешь что, Майк? Пойдём-ка лучше в лавку к мистеру Бегзу и скажем, что мы хотим поискать его бумагу.

— Мы превосходные ищейки, — сказал Майк. — Нашли сумку миссис Спригз за полминуты. А бумагу мистера Бегза, наверное, найдём за четверть минуты.

— Погодите, — возразила миссис Спригз. Она была взрослая и поэтому подумала ещё о другом. — Вам не кажется, что мистер Бегз очень удивится, если вы просто постучитесь к нему и скажете: «Мы пришли поискать вашу бумагу»? По-моему, он может даже рассердиться. Ведь он, вероятно, думает, что всё это секрет, о котором знают только он и его покупатели.

— Правильно, — сказал Ломтик. — Надо сначала его чем-нибудь задобрить. Давайте принесём ему все газеты, какие сможем найти, и скажем, что слышали, будто ему не хватает бумаги. Он обрадуется и не рассердится, когда мы спросим про бумагу, которая всё время исчезает.

— Вот это мне уже больше нравится, — сказала миссис Спригз. — По правде говоря, это превосходный план. Лучше и не выдумать.

Мальчики отправились.

— Добрый день, мистер Бегз! — сказали они.

— Это совсем не добрый день, — ответил мистер Бегз громким, сварливым голосом. — Я не помню доброго дня за последние десять лет!

— Надеюсь, вы скоро поверите, что это добрый день, — сказал Ломтик. — Смотрите, мы принесли вам все газеты, какие только смогли найти. Это чтобы заворачивать рыбу.

— Да ну-у? Неужели? — Мистер Бегз очень удивился. — Может быть, этот день действительно добрый? Во всяком случае, он не такой уж плохой, как мне показалось сначала. Вот докажу, что я человек не мелочный, и назову этот день средним.

— Как жаль, — сказал Ломтик, — что вам так трудно добывать бумагу для заворачивания рыбы!

— Мне вовсе не трудно добывать бумагу! — опять закричал мистер Бегз громким, сварливым голосом.

Он закричал так громко и неожиданно, что Майк чуть было не свалился со ступеньки, — Ломтик вовремя подхватил его.

— Мне вовсе не трудно добывать бумагу! — орал мистер Бегз. — Мне трудно её сберечь! Понял?

— Вы хотите сказать, — спросил Ломтик, — что кто-то её ворует?

— Пойми, я решительно ничего не хочу сказать, — продолжал мистер Бегз. — Я просто говорю: тут творится что-то неладное. Тут всегда творится неладное: то исчезнет моя трубка, то молоко прокиснет, то хлеб зачерствеет. Вот уже лет десять или больше, как в этом доме творятся какие-то чудеса!

Ломтик и Майк не знали, что ответить. Мистер Бегз продолжал держать дверь открытой, они вошли и положили газеты на кухонный стол.

— Вот куда я кладу бумагу! — закричал мистер Бегз, указывая в угол комнаты: там на полу лежал порванный листик бумаги. — И будь я проклят, если она опять не исчезла, пока мы разговаривали у дверей. О! О! О! — И он забегал по комнате и заорал изо всех сил: — Я заведу собаку-ищейку, вот что я сделаю! Я заведу двух ищеек! Я заведу двадцать тысяч ищеек и учебник арифметики.

— А учебник арифметики зачем? — очень вежливо спросил Ломтик.

— Собак считать, конечно! — крикнул мистер Бегз совершенно разъярённый. — По-твоему, легко считать до двадцати тысяч без учебника арифметики? По-твоему, приятно купить двадцать тысяч ищеек, а потом половину растерять из-за того, что нет учебника арифметики, чтобы пересчитать их? Да ведь тебе всё равно! Потеряй я сию минуту девятнадцать тысяч девятьсот двадцать девять ищеек, ты бы и глазом не моргнул! — И он разразился слезами.

Тут из соседней комнаты донёсся голос миссис Бегз:

— Генри, не заводи ищеек! Я не выношу ищеек! У них всегда очень печальный вид, и я начинаю плакать! Это я брала бумагу, Генри!

— Ну и дела! — воскликнул мистер Бегз и от неожиданности опустился на табуретку. — Ну и дела! Вот это самое невероятное, что произошло за последние десять с лишним лет. Зачем же ты брала бумагу, Эмили?

Миссис Бегз вошла в кухню, вытирая глаза передником.

— Да потому, что моя бумага всё время исчезает, Генри, — засопела она. — Бумага, которую я стелю в шкафу под раковиной. Каждый вечер я кладу чистую бумагу, а наутро она исчезает — остаются лишь маленькие кружки под вёдрами. Бу-у-у! Гу-у-у!

— Ну-ну, не надо! Не плачь, Эмили! — нежно успокаивал её мистер Бегз.

Он похлопал жену по спине и вытер ей глаза своим синим полосатым передником.

— Это колдовство! — рыдала миссис Бегз. — Это колдовство! А в колдовстве я ничего не понимаю! Очевидно, я обидела какую-нибудь колдунью. Но, когда в лавку входит старуха, я же не могу угадать, колдунья она или нет. Может быть, приходила какая-нибудь колдунья и хотела купить сосисок, а к ей сказала, что мы сосисками не торгуем, вот она и заколдовала мою бумагу. Бумага исчезает каждое утро, и я должна брать твою бумагу. А ты сердишься и хочешь завести двадцать тысяч ищеек. Даже одной ищейки достаточно, чтобы заставить меня расплакаться! Бу-у! Гу-у-у!

— Успокойся, Эмили! — сказал мистер Бегз. — Я не заведу двадцать тысяч ищеек. Я и одной не заведу. Собственно говоря, я и собирался-то завести не двадцать тысяч, а всего только две тысячи.

— Зачем же ты сказал двадцать тысяч? Я так расстроилась! — рыдала Эмили.

— Ах, Эмили! Ты же знаешь, я не в ладах с арифметикой, особенно когда в цифрах так много нолей.

— Во всяком случае, — поспешил вмешаться Ломтик (ему показалось, что мистер Бегз опять начинает сердиться), — во всяком случае, мистер Бегз, я уверен — никакого колдовства тут нет. Происходит что-нибудь совсем обыкновенное, но очень интересное. Миссис Бегз, позвольте нам с Майком заглянуть в шкафы: может быть, мы поймём, в чём дело. Мы с ним прекрасно умеем искать.

Миссис Бегз охотно согласилась.

— А вдруг ты прав, — с надеждой сказала она, — и колдовство тут ни при чём.

Миссис Бегз признавала только тех колдунов, которых называли «фокусниками».

И вот Ломтик с Майком начали ползать на четвереньках и заглядывать во все углы и шкафы. Минуты через две Ломтик вдруг воскликнул:

— Миссис Бегз, а это что такое?

— Это? — отозвалась миссис Бегз; она плохо видела и давно нуждалась в новых очках. — Это моя старая щётка для чистки ковров.

— Нет, это не щётка! — воскликнули Ломтик и Майк в один голос. — Это ёж!

— Он сделал себе гнездо из ваших газет, — сказал Ломтик. — Все их изорвал и смастерил себе тёплое гнездо на зиму. После похолодания он, вероятно, пришёл из сада и решил, что в вашем шкафу можно удобно устроиться. Если он вам не нужен, я придумал, как с ним быть. Положу в удобную коробку и унесу.

— Унеси, пожалуйста! — попросила миссис Бегз. — Я очень рада, что газеты исчезали не потому, что они заколдованы. Но теперь я на всякий случай буду очень вежливо разговаривать со всеми, кто приходит в лавку, особенно с женщинами. А ёж пусть лучше живёт не у меня. Ведь я плохо вижу, мне нужны новые очки, и по ошибке я всякий раз чистила бы им ковёр.

— Сегодня же у тебя будут новые очки! — сказал мистер Бегз. — Сегодня же, Эмили, когда я запру лавку, мы с тобой пойдём и съедим по порции розового сливочного мороженого с вишенкой на верхушке. Я отдам тебе и мою вишенку тоже. Это будет самый приятный день за десять с лишним лет, Эмили. Уж я это чувствую! И завтра мы начнём отпускать покупателям рыбу в мешочках из пергаментного бумаги — с газетами одно мученье.

Ломтик надел перчатки и поднял ежа. Он сперва надел перчатки, потому что ёж сидел, свернувшись клубком, а когда он к нему прикоснулся, ёж свернулся ещё туже и растопырил во все стороны свои жёсткие, колючие иглы. Миссис Бегз дала Ломтику картонную коробку и очень заботливо положила на дно бумаги, чтобы ежу было тепло.

— Что ты придумал? — спросил Майк, когда они с Ломтиком шли по улице. — Я о еже спрашиваю.

— Я решил, — ответил Ломтик, — отдать его миссис Спригз. Ведь у неё полным-полно чёрных тараканов, и они не дают ей покоя. Это потому, она говорит, что дом очень старый и сырой. Миссис Спригз тратит массу денег на разные жидкости от тараканов, но ничего не помогает. А ты же знаешь, денег у неё мало.

— И ты думаешь, ёж съест тараканов? — спросил Майк.

— Уверен, что съест! — ответил Ломтик.

Но тут же вспомнил, как его отец, который был учёным, постоянно говорил: «Никогда нельзя быть ни в чём уверенным». Ломтик поспешил добавить:

— Я знаю, ежи обычно едят чёрных тараканов. Надеюсь, и этот ёж не откажется от чёрных тараканов миссис Спригз. Откровенно говоря, я буду очень удивлён, если он их не съест. Ежи вообще много чего едят. Иногда они даже едят змей.

— А я не ем змей, — сказал Майк. — Никогда не знаешь, как с ними быть: резать на куски, как длинный батон, или накручивать на вилку, как тонкие макароны.

Этот вопрос они так и не решили, потому что подошли уже к дому миссис Спригз. Миссис Спригз очень удивилась, получив в подарок ежа.

— Прыгни ко мне в карман! — воскликнула она. — Так, значит, это Злючка-Колючка поедал всю бумагу миссис Бегз! Вот почему она стала бояться старушек! Вот почему она брала бумагу у мистера Бегза! Вот почему мистер Бегз не смог как следует завернуть мне рыбу! Вот почему моя продуктовая сумка пропахла рыбой! Вот почему кот унёс её! Вот почему я уронила все покупки и узнала, что яйцо было не свежеснесённое!

— Как странно вы его называете: «Злючка-Колючка», — сказал Ломтик. — По-моему, это ёж.

— Конечно, ёж, — ответила миссис Спригз, — просто мне нравится называть его Злючка-Колючка. Другого имени и знать не хочу!

Узнав, что Ломтик и Майк принесли ежа, чтобы он выловил чёрных тараканов, миссис Спригз очень обрадовалась. Она сразу направилась к буфету и дала мальчикам по полной ложке клубничного варенья.

— Загоните меня на чердак и уберите лестницу! — сказала она. — Как это мне раньше не пришло в голову! А ведь я однажды провела очень беспокойную ночь из-за того, что ежи любят тараканов. Вот послушайте.

У одних моих друзей был ёж; они держали его в доме, чтобы он ловил тараканов. Поймали они его так: подкараулили, когда ёж вечером вылез из кустов на охоту за слизняками, набросили ему на голову мешок и забрали домой.

Дом был полон чёрных тараканов. Они жили около печного котла, где было тепло и уютно, а по ночам вылезали в кухню и расползались по всему полу.

Ежу очень нравилось жить в доме. Во-первых, всегда было тепло, а во-вторых, не надо было заботиться о пище: тараканы вылезали из-за котла каждый вечер в определённое время, точно, как часы, и ёж съедал их на ужин.

Однажды мы с капитаном Спригзом решили погостить у этих друзей и взяли с собой щенка, по имени Раф[7].

Как-то вечером Раф дремал у плиты и вдруг почуял странный запах. Только он поднял голову, чтобы выяснить, чем пахнет, из-за котла вылез таракан.

Раф никогда в жизни не видел таракана. Он сел на задние лапы и уставился на него. Тут из котла вылез ёж. Раф и ежа никогда раньше не видел.

Таракан пополз по плите. Ежу он понравился, и ёж направился вслед за ним. Потом таракан спустился на коврик, за тараканом засеменил ёж, за ежом — Раф.

Таракан пролез под низкой табуреткой. Ёж пролез под низкой табуреткой. Раф полез под низкую табуретку, но он был слишком большой — табуретка застряла у него на спине и ни за что не хотела слезать. Раф очень рассердился и укусил табуретку, но она всё равно не пожелала слезть с его спины.

Таракан пополз дальше. За тараканом полз ёж, а за ежом — щенок с табуреткой на спине.

Таракан пополз под низкий плетёный столик, ёж пополз под низкий плетёный столик, Раф пополз под низкий плетёный столик, и столик зацепился за табуретку. Раф очень рассердился и огрызнулся на столик; но тот не пожелал слезть с табуретки.

Так они и шли дальше: ёж — за тараканом, а Раф — за ними обоими. Через некоторое время на спине Рафа оказалась табуретка, поверх неё — столик, потом ящик со стружками, верёвка для сушки белья и красная бархатная скатерть.

Таракан уполз под дверь. Ёж остановился. Раф с ходу налетел на ежа, исколол себе нос, сел и завыл на весь дом.

Мистер и миссис Браун проснулись и подумали, что в дом забрались воры. Они накинули халаты и схватили что попало: мистер Браун схватил стул, а миссис Браун схватила металлический прут, один из тех, которыми прижимают ковёр на лестнице. Потом они на цыпочках спустились вниз.

Там они обнаружили Рафа. В носу у него торчало шесть ежиных игл, на спине сидела табуретка, на табуретке — плетёный столик, поверх столика — ящик со стружками, и всё это покрывала большая красная скатерть. Ёж лежал тут же, свернувшись в тугой клубок, иглы его торчали во все стороны. А таракан уполз себе тихонько в ночную тьму.

— Это всё правда? — спросил Ломтик. — Вы ничего не придумали?

— Это сущая правда, — сказала миссис Спригз. — Своими глазами видела. У меня как раз запершило в горле, и я спустилась из спальной за стаканом воды. Я так засмеялась, что в горле перестало першить и вода уже не понадобилась.

— А Раф, вероятно, был очень славный пёс! — сказал Майк.

— Ещё бы! — согласилась миссис Спригз. — Он был из породы староанглийских овчарок, а ведь они очень умные. Он был похож на бесхвостого медведя, с длинной-предлинной серовато-голубовато-белой волнистой шерстью, которая свисала ему прямо на глаза. Когда он вырос, то стал ростом с шетландского пони[8], а ноги его были толстые, как поленья. Может быть, вам интересно узнать, что он обожал ездить в автобусах. Как только видел отъезжающий автобус, пускался бегом вслед за ним и прыгал в него. На следующей остановке Раф всегда честь честью вылезал, и кондуктора не возражали — его проезд стоил бы всего полтора пенса.

Но было куда хуже, если он проделывал то же самое с такси. Водители, конечно, очень сердились — ведь проезд в такси стоит гораздо дороже, чем в автобусе. Иногда, наездив на целый шиллинг, а то и больше, водитель вдруг замечал, что на заднем сиденье расположилась овчарка. В этих случаях Раф — он был очень вежливым, ласковым псом и не позволял себе грубостей — становился на задние лапы, клал передние на плечи водителя и чуть наклонялся вперёд, будто хотел его поцеловать. Водитель сразу терял равновесие. К тому времени, как ему удавалось снова выпрямиться, Раф успевал убежать.

— Он, очевидно, пересаживался в автобус, — вставил Майк.

— Очень возможно, — сказала миссис Спригз. — Это как раз похоже на Рафа. Да, он был очень ласковым псом и не позволял себе грубости.

Миссис Спригз поставила коробку с ежом на пол, налила в кастрюльку молока с водой и накрошила туда хлеба. Почуяв запах молока — свой любимый запах, — ёж проснулся. Он вылез из коробки и стал принюхиваться. Потом он хорошо закусил, а после еды опять полез в коробку и вылез из неё только поздно ночью, когда свет был погашен и тараканы начали выползать из щелей в полу.

Ёж прожил у миссис Спригз восемь месяцев. Зимой он спал не круглые сутки, как ежи, зимующие на открытом воздухе, а спал только днём. Каждую ночь ёж просыпался и охотился за тараканами. Строго говоря, он за первые же три ночи съел всех тараканов, но всё-таки, по привычке, просыпался по ночам и рыскал по дому. Миссис Спригз всегда оставляла ему что-нибудь съестное в уголочке: она понимала, как это неприятно проснуться посреди ночи оттого, что у тебя сосёт под ложечкой.

Миссис Спригз всегда знала, когда ёж просыпался: своим длинным носом он начинал переворачивать блюдце, будто это было не блюдце, а большой камень в саду и под ним прятались тараканы или слизняки. Иногда ёж возил блюдце по всей кухне и шумел ещё больше.

Перед тем как влезть обратно в коробку, ёж всегда охотился за чистой газетной бумагой. Он тащил её к себе для защиты от сквозняков. Бывало, кот миссис Спригз сидел как раз на том куске газеты, который ежу хотелось взять. Тогда ёж обрывал газету вокруг кота, оставлял под ним только клочок.

Кот охотно мирился с этим. Он очень полюбил ежа. Каждое утро, перед тем как лечь спать, они бегали вместе по двору. Ёж обычно бежал во всю прыть — ежи умеют бегать очень быстро, иначе они не могли бы ловить тараканов, — а кот всё старался перепрыгнуть через него. Такая игра им очень нравилась.

Забери ёж последний кусок бумаги из-под кота, тот, наверное, очень рассердился бы. Этот кот страшно любил сидеть на бумаге. По правде говоря, он ничего на свете так не любил. Стоило ему увидеть где-нибудь кусок бумаги, пусть даже величиной с почтовую марку, он сейчас же усаживался на нём.

Ломтик всегда говорил, что он это вполне понимает. Сам он очень любил сидеть на чём-нибудь деревянном. А миссис Спригз очень любила сидеть на чём-нибудь синем.

Она знала одну лошадь, которая всегда садилась на картофель, а иногда и на морковь. По мнению миссис Спригз, сидеть на газете гораздо разумнее. Особенно если бумага высшего качества и сделана из тряпок: тогда сидеть тепло и, уж во всяком случае, не чувствуешь шишек, как сидя на овощах.

Вы, вероятно, хотите знать, что произошло с родителями Ломтика и шестью кошками? Вы, конечно, догадались, что кот миссис Спригз вернулся домой. Иначе он не мог бы играть с ежом.

Все кошки вернулись как миленькие. Одна — через неделю, другая — через шесть дней, третья — через четыре дня, четвёртая — через два с половиной дня, пятая — через два дня, а кот миссис Спригз — через полтора дня. Так что он очень скоро познакомился с ежом.

Миссис Спригз была так рада коту, что отдала ему целую селёдку, а себе оставила только хлеб с маслом.