Приключения Ломтика

ПРИКЛЮЧЕНИЕ С ГУЛЯЮЩИМИ ГРЕЦКИМИ ОРЕХАМИ

Как-то раз Майк наблюдал за воробьями. Птички прыгали по наружной части подоконника, куда им обычно насыпали хлебные крошки и ставили блюдца с водой. Воробьи возились так близко, что Майк даже различал хохолки, торчавшие на их головках. Глядя на эти взлохмаченные головки, Майк с досадой вспомнил свою маму: она вечно поднимает шум, если Майк ходит нечёсаный. А воробьиные мамы и внимания не обращали на такие пустяки.

Скоро Майк так увлёкся наблюдением, что от обиды на маму не осталось и следа.

«Ну и трескотня! — подумал Майк. — А едят-то всего-навсего хлеб. Вот и люди иногда так: едят просто суп, а шуму… на весь город! Ведь воробей способен поднять такую суматоху на подоконнике, что из другого угла комнаты услышишь!.. Да и вообще, — продолжал рассуждать про себя Майк, — до чего громко они чирикают! Я всегда слышу, если воробьи чирикают в третьем саду от нашего. А если люди разговаривают так далеко, ни за что не услышишь».

Тут Майк совсем размечтался. Он представил себе, как было бы интересно слушать человеческую речь издалека. Вдруг, откуда ни возьмись, прилетел незнакомый воробей и опустился на подоконник.

Сначала воробей поклевал крошки вместе с другими. Потом перестал клевать и как заорёт:

— Эй вы, ослы безмозглые, берегитесь, берегитесь! Видите — за окном человек! Того и гляди, выскочит и отрубит ваши дурьи головы. Спасайтесь! Спасайтесь! Слышите!

Воробей взвился в воздух и, улетая, продолжал вопить во всю глотку:

— Убивают! Убивают!

Остальные воробьи сразу забеспокоились. Они перестали клевать крошки, повозились ещё немного на подоконнике и мало-помалу все улетели. Один воробей, правда, чуть-чуть задержался. Он попрыгивал в нерешительности и, казалось, думал: «Да, конечно, человек. Я и сам вижу! Может статься, и нож у него есть. Но ведь этот человек ещё не высунулся из окна! А что, если это не человек, а просто чучело? Жаль крошки оставлять — уж очень вкусные!»

Воробей взвесил все «за» и «против» и тоже улетел. Майк остался один. Мальчик смотрел на разбросанные по подоконнику крошки и ужасно злился. Надо же было прилететь какому-то смутьяну и всех распугать!

Майк высоко поднял оконную фрамугу и крикнул:

— Эй ты, хулиган! Чего суёшь нос куда не просят? Чтоб духу твоего здесь не было!

Мальчик с грохотом опустил фрамугу: пусть все знают, что слово его твёрдо!

Майк схватил кусок картона и быстро написал объявление: «Хулиганам вход воспрещён». Потом снова поднял фрамугу и выставил объявление на подоконник. Только пришлось положить на него камень, чтобы не улетело.

Пока Майк возился с объявлением, к дому подошёл Ломтик. Майк страшно обрадовался: он всё ещё сердился на воробья и ему хотелось на кого-нибудь покричать.

— Надоели мне воробьи! — заорал он на Ломтика. — Не желаю больше с ними возиться. Пусть не воображают! Подумать только, как они со мной обошлись! Пусть теперь сидят голодные! И пусть скажут спасибо своему дурацкому дружку! Нашли тоже кого слушать! Больше от меня ничего не дождутся! Пусть не воображают!..

Майк все кричал, кричал и никак не мог остановиться… Когда он в пятый раз злобно крикнул: «Пусть не воображают!», Ломтик не выдержал и громко прервал его:

— Да о чём ты?

— Разве не слышал? — удивился Майк. — Неужели всё начинать сначала?

— Нет уж, хватит! — возразил Ломтик. — И в первый-то раз ничего нельзя было понять. Вряд ли во второй станет яснее.

— Тем лучше, — отозвался Майк. — Я и сам не очень помню, что тут порол.

Майк добавил, что входная дверь не заперта.

— Толкни её и поднимись ко мне, — сказал он. — Я всё объясню по порядку.

Услышав о происшествии с воробьями, Ломтик объявил, что Майк совершенно зря разбушевался. В конце концов, ведь мог же Майк держать в руках нож. А если бы Майк действительно держал нож, вот тут беспокойный воробей оказался бы прав и спас бы много воробьиных жизней. Он даже стал бы настоящим героем. Вероятно, только благодаря таким скандалистам остальные воробьи могут спокойно существовать. Ведь у воробьёв страшно сложная жизнь: вечно их кто-нибудь подстерегает — то мальчишки с рогатками, то кошки.

— Да не было у меня ножа! — Майк снова вышел из себя. — Толкуй что хочешь, — кричал он, — а уж теперь все скандалисты знают, что со мной шутки плохи! — И он показал Ломтику объявление.

На Ломтика оно, однако, не произвело впечатления.

— Птицы читать не умеют, — сказал он. — А своим объявлением ты только распугаешь воробьёв. Они до смерти боятся незнакомых предметов.

— Ну, раз так, выкрашу картон в зелёный цвет! — закричал Майк; его страшно злило, что он каждую минуту попадал впросак. — Зелёный картон будет похож на кустик, и воробьи его не заметят.

— Но ведь ты же как раз хочешь, чтобы они его заметили, — возразил Ломтик.

— Ах, отстань ты наконец! — сказал Майк. — Всё только споришь! Даже голова трещит! Возьму выброшу объявление вон, и дело с концом!

Майк со злостью швырнул объявление в окно. Оно полетело в сад и ударило прямо по носу какую-то чужую собаку. Собака лежала, подогнув передние лапы и выгнув спину. Хвост её торчал, как флаг на башне песочного замка. Вытянув нос, собака следила за жуком, мирно шедшим по садовой дорожке. Стоило жуку сделать шаг, как собачий нос двигался вслед за ним, не переставая принюхиваться. Жук был встревожен. И вот, когда объявление Майка ударило собаку по носу, она очень испугалась. Зато жук обрадовался: теперь он мог спокойно продолжать путь в погоне за гусеницами.

Собака громко взвизгнула, поджала хвост и бросилась вон из сада, боясь, как бы за первым ударом не последовал второй. Она даже не обернулась посмотреть, что так сильно её шлёпнуло.

А мальчики не обратили внимания ни на жука, ни на собаку. Они изучали телеграмму, которую Ломтик вытащил из кармана.

В телеграмме было сказано: «Приезжаю 11.30. Сообщи Ломтику и Майку. Целую. Рыженькая».

— Миссис Спригз только что мне её дала, — сказал Ломтик. — Рыженькая приезжает на целый месяц. Мы пойдём на вокзал встречать её.

Часы показывали одиннадцать. Чтобы помыть лицо и руки, Майку оставалось двадцать минут. «Времени мало, всё равно не успею, — решил он. — Лучше уж пойду так».

Был конец весны. День выдался чудесный, жаркий. Солнце жгло спину, волосы на затылке были мокры от пота. Какая-то птичка летала взад и вперёд над головами мальчиков и от нечего делать гонялась за пчелой. Откуда-то издалека доносились крики детей, плескавшихся в пруду.

Вскоре мальчики подошли к старому мороженщику Питу. Он стоял под тенистым деревом, рядом с ящиком мороженого.

— Какой хороший день! — крикнул Майк. — Как раз для торговли мороженым!

Пит вытер лицо и сказал:

— Для торговли? Для торговли, может быть, и хороший, а вот для Пита совсем не хороший. Нет, нет и нет!

— Разве вы не любите жару? — спросил Ломтик.

— Жару? — вскричал Пит. — Да она меня когда-нибудь убьёт, помяните моё слово! Я люблю только холодную погоду. Люблю, когда всюду снег, люблю, когда дождь льёт как из ведра.

— Неужели? — удивился Майк. — Но ведь в такую погоду мороженое плохо продаётся.

— А зачем продавать мороженое?! — заорал Пит. — Что за смысл продавать мороженое в таких мучениях? Заработать кучу денег, чтобы умереть от жары? Не хочу я умирать от жары. Лучше уж умереть от голода!

— Знаете что, Пит? — сказал Майк, горя желанием помочь старику. — Почему бы вам не держать мороженицу на голове, а не в ящике? В самые жаркие дни, когда хорошая торговля, вам было бы прохладно.

— Мороженица на голове не удержится, — глубокомысленно заявил Ломтик. — Голова не той формы.

— Ну, тогда вот что! — взволнованно сказал Майк. — Пусть возьмёт очень большой вафельный рожок, пусть специально закажет рожок величиной со шляпу, пусть наложит в него мороженого и наденет на голову.

— Нельзя! Мороженое просто растает и вытечет, — возразил Ломтик.

— Ну и что ж такого! — закричал Майк. Он снова рассердился: Ломтик всё утро только и делал, что возражал ему. — Неужели не понимаешь? Мороженое потечёт по лицу Пита, и ему сразу станет прохладно. И подумай, он сможет не только продавать мороженое, но и есть его. Просто высунет язык, да и всё. По-моему, великолепно! Будь я мороженщиком, который не любит жару, непременно так и сделал бы.

— Знаете, Пит, — сказал Ломтик, — а ведь Майк отлично придумал. И я вам ещё скажу: увидев огромный рожок мороженого у вас на голове, каждый сразу догадается, что вы именно мороженщик, а, скажем, не угольщик.

— И не почтальон, — сказал Майк.

— И не мусорщик, — добавил Ломтик.

— И не машинист, — продолжал Майк.

Пит наконец вышел из себя. С одной стороны, его страшно мучила жара. С другой — ему совершенно не улыбалось ходить с мороженым, размазанным по лицу, как советовали Майк и Ломтик. Пит поскорее наложил мороженого в два маленьких рожка и засунул их мальчикам в рот поглубже.

— Вот, теперь хоть немножко помолчите! — крикнул он. — Несчастные ваши мамы. Ох, и жаль мне их!

Когда мальчики отошли от мороженщика, Майк сказал:

— Интересно, чем Пит угощает тех, на кого он не сердится?

— Да, уж наверное, чем-нибудь отвратительным, — отозвался Ломтик. — Может быть, смесью касторки с пивом.

Поворачивая за угол, Майк и Ломтик ещё раз взглянули на старого Пита. Бедняга лежал на спине, засунув голову под ящик, а двое каких-то мальчишек торопливо воровали мороженое и поедали его полными ложками.

Друзья остановились у почты, и Ломтик позвонил из автомата домой. Он предупредил маму, что идёт встречать Рыженькую и, вероятно, опоздает к обеду.

— Хорошо, — ответила мама. — Мы с папой всё равно будем очень заняты. Надо измерить пчелиные хоботки.

— Зачем? — спросил Ломтик.

— Видишь ли, мы хотим вырастить одно очень полезное растение. Но если у здешних пчёл недостаточно длинные хоботки, чтобы добывать мёд из его цветов, сажать это растение бессмысленно: расти оно будет плохо и пользы не принесёт. Вот и приходится сначала измерять хоботки пчёл.

— Но ведь мы же не измеряем хоботки пчёл, когда сажаем что-нибудь у себя в саду? — изумился Ломтик.

— Конечно, нет. Чаще всего мы сажаем растения, привычные для нашей местности. Они и не могли бы расти, если бы пчёлы им не помогали. А это растение привезено из другой страны, и мы не знаем, справятся ли с ним наши пчёлы.

— Теперь понял, — сказал Ломтик. — Это, вероятно, очень интересно.

— Представь себе, — ответила мама, — совсем не интересно. Наоборот, очень скучно. По правде говоря, папа страшно злится — ведь это совершенно не его дело. Он занялся хоботками, только чтобы помочь профессору Джоунзу, у которого грипп. Во всяком случае, понятия не имею, когда мы вернёмся домой. Я опять оставлю обед на подносе. Там будет салат с яйцом, клубничный пирог, апельсиновый сок и имбирный пряник. Может быть, оставить на всех троих?

— Да, пожалуйста, — сказал Ломтик.

— Ладно. До свидания.

Ломтик хотел уже повесить трубку, но мама вдруг добавила:

— Ломтик, ты слушаешь? А ты помылся? Привёл себя в порядок? Знаешь, когда идут встречать кого-нибудь на вокзал, всегда надо привести себя в порядок.

— Ну конечно, — ответил Ломтик. — До свидания.

— Хорошо, что мама тебя не видит, — сказал Майк. — Ты весь в грязи. На днях твой папа рассказывал, что скоро появятся телефоны с телевизионными экранами, так что можно будет не только слышать, но и видеть того, с кем говоришь. Вот уж тогда не соврёшь! Мама взглянула бы на экран и сказала: «Сейчас же иди домой, Ломтик, и помой за ушами».

— А знаешь, по такому аппарату очень удобно будет говорить с врачом, — сказал Ломтик. — Он сможет посмотреть мой язык прямо по телефону.

— Конечно! А зубной врач просто заставит открыть рот и сразу скажет, сколько зубов надо вырвать.

— Конечно! И можно будет позвонить в кондитерскую и выбрать какой хочешь торт.

Продолжая придумывать, какую ещё пользу могут принести телефоны с телевизорами, мальчики подошли к домику миссис Спригз и постучались.

Ответа не последовало. Они постучали ещё и ещё раз — опять ни звука. Наконец они толкнули дверь и вошли в кухню. Перед столом, спиной к двери, стояла миссис Спригз и, пристально глядя на стол, тихо считала:

— …шесть, семь, восемь, девять…

— Здравствуйте! — крикнули мальчики.

— Шлёпни меня блином! — вскрикнула миссис Спригз. — Ох, как напугали! Опять надо начинать сначала! Пятый раз берусь. В первый раз только дошла до трёх — явился булочник; во второй раз дошла до четырёх — пришёл почтальон; в третий раз дошла до пяти — чайник вскипел, и вода стала бить через верх; в четвёртый раз дошла до шести — прилетела оса и села мне прямо на нос. Спасибо, хоть вы дали досчитать до девяти. Зато потом так испугали, что я чуть было не выпрыгнула из башмаков прямо в туфли. Придётся считать снова…

— А что вы считаете? — заинтересовался Ломтик.

— Неужели не видишь? Кольца на панцире черепахи, — ответила миссис Спригз, будто это было самое привычное занятие. Будто стоит войти в кухню — и обязательно увидишь: хозяйка либо чистит картошку, либо считает кольца на панцире черепахи.

Ломтик и Майк сорвались с места и бросились к столу так быстро, словно вылетели из рогатки. На столе перед миссис Спригз лежали две черепахи.

— Откуда они взялись, миссис Спригз? — спросил Майк.

— Обмахните меня одуванчиком! — воскликнула миссис Спригз. — Ну и нетерпеливый! Их принёс мистер Смит. «В подарок Рыженькой, — сказал он. — За то, что она всегда так ласкова к моему попугайчику». Видите ли, он думал, Рыженькая возьмёт их с собой в Лондон. Не представляю себе, как она их повезёт.

— Черепах перевозят в ящиках, — сказал Ломтик. — В стенках делают дырочки, чтобы черепахи могли дышать.

— Да, но почему вы сказали девять? — спросил Майк. Он уже опять начал сердиться. — Я вижу только двух черепах.

— Девять колец. Я считала кольца на панцирях черепах, — объяснила миссис Спригз.

— Вот уж это совсем глупо! — возразил Майк. Он всегда начинал грубить, когда сердился. — С таким же успехом можете считать полоски на моих носках.

— Спокойнее, мистер Майк Придира, — ответила миссис Спригз. — У черепах каждый год на панцире прибавляется по кольцу. Эти кольца я и считала. Сколько колец, столько и лет.

— Ах, вот оно что! — сказал Майк. — Как интересно! А я-то нагрубил вам! Извините, миссис Спригз. Почему вы меня назвали придирой?

— Ну, не хочешь придира, — ответила миссис Спригз, — пусть будет непоседа, надоеда, ворчун, задира, забияка.

— Вот уж на меня это не похоже!

— Ещё как похоже, — ответила миссис Спригз. — О тебе ещё и не то можно сказать.

Тем временем Ломтик спокойно сосчитал кольца на панцирях черепах.

— Этой двенадцать лет, — сообщил он, поднимая голову, — а вот этой — одиннадцать.

— Обмахните меня одуванчиком! — вскричала миссис Спригз. — Оказывается, они старше вас с Майком! Для черепах они, вероятно, совсем старушки.

— Нет, миссис Спригз, — возразил Ломтик, — некоторые черепахи живут до ста лет. Знаете, ведь они всё делают страшно медленно. Медленно ползают, медленно едят, медленно стареют.

— Интересно, если бы я всё делала медленно, дожила бы я до ста лет? — задумчиво произнесла миссис Спригз. — Но мне некогда! Я хочу сказать, некогда всё делать медленно. Конечно, если знать наверняка, что доживёшь до ста лет, тогда другое дело — можно не торопиться. Но ведь сначала надо знать наверняка, правда? Кроме того, нельзя же думать только о себе. Да у меня бы язык не повернулся сказать молочнику: «Заплачу, когда мне будет девяносто девять лет». Он, конечно, ответил бы: «Вот и молоко получите, когда вам будет девяносто девять лет!» Молодой, а какой нахал! Нет уж, лучше буду всё делать быстро, как привыкла!

— А откуда мистер Смит взял черепах? — спросил Ломтик.

— Оттуда же, откуда и попугайчика, — ответила миссис Спригз. — Приятель его поймал и принёс. Этот приятель — моряк, а моряки всегда привозят домой всякую всячину. Мой муж, капитан Спригз, однажды привёз слонёнка. Он обещал, что научит слонёнка стоять в передней с вытянутым хоботом вместо вешалки для шляп.

— И научил? — спросил Майк.

— Ну конечно, — ответила миссис Спригз. — Но вся беда в том, что слонёнок каждый раз съедал шляпы. Стоило только повесить шляпу на хобот! Поэтому ни у кого из наших друзей нет шляпы. Даже у старого Билла. Уж ему-то никак нельзя без шляпы — ведь он автобусный кондуктор.

— А потом что было, миссис Спригз? — спросил Ломтик.

— А вот что, — начала миссис Спригз. — Как-то раз пришёл джентльмен, по имени мистер Браун. Он вовсе не был нашим другом. Попросту говоря, он пришёл получить арендную плату. Мистер Браун был человек деловой и носил котелок. Он повесил котелок на хобот Эффи и не заметил, что это хобот живого слона, а не вешалка. Эффи, по обыкновению, съел котелок. Но вы же знаете: котелки очень жёсткие, и у Эффи разболелся живот. И вот, как только мистер Браун сказал: «С этого дня вам придётся платить на пять шиллингов больше», Эффи громко затрубил, схватил мистера Брауна за штаны и выбросил в окно.

Это лишний раз доказывает, какие слоны сообразительные. Эффи отлично понял: живот у него заболел именно из-за того, что мистер Браун любил котелки. Эффи только не сообразил открыть заранее окно.

— Ну, а дальше что? — допытывались мальчики.

— Мистер Браун завыл как сумасшедший и бросился наутёк. Только мы его и видели. И арендную плату очень долго вовсе не платили. Но месяцев через шесть к дому подошёл человек очень странного вида. Одет он был в белые трусики и белую рубаху. На голове торчал белый шлем, а в руке было огромное ружьё. За ним шёл другой человек, совершенно чёрный, в одной только короткой юбчонке. В руках он нёс большой зонтик и держал его над первым человеком. Первый человек объявил, что пришёл за арендной платой. Он, видите ли, оделся в африканский охотничий костюм, так как слышал, будто у нас живёт дикий слон. А чёрный человек, конечно, вовсе не был африканцем, а только притворялся. Это был мальчишка-рассыльный. Он просто вымазал себе лицо ваксой. Во всяком случае, когда они шествовали по улице, вид у обоих был ужасно смешной. У меня даже не хватило духу сознаться, что мы несколько месяцев назад отдали Эффи в зоопарк.

— А как ловят черепах? — спросил Майк. — Это опасно?

— Не думаю, — ответила миссис Спригз. — Сухопутных черепах, конечно, легко ловить: они очень медленно ползают. А морских вычерпывают вёдрами. Видишь ли, черепахи страшно любопытны. Они непременно хотят знать всё, что творится вокруг. И слух у них прекрасный. Стоит ловцу постучать по краю лодки, как черепахи всплывают и выглядывают из панциря. Ловцы всё стучат и стучат по краю лодки, и на поверхность всплывают сотни черепах. Барахтаются, вытягивают шею и от любопытства широко открывают рот. Тут их вычерпывают прямо вёдрами и запихивают в мешки.

— Подумайте, как их интересуют всякие звуки! — сказал Ломтик. — А что, если я постучу по панцирю вашей черепахи? Интересно, услышит? — И он тихонько постучал по панцирю лежащей перед ним черепахи.

Черепаха, конечно, тотчас же высунула головку и с любопытством огляделась. Миссис Спригз, Ломтик и Майк так громко вскрикнули, что черепаха страшно перепугалась и быстро спрятала голову. Просто поразительно быстро для черепахи.

— Знаете что? — взволнованно вскричал Ломтик. — Их, наверное, можно выучить считать! Как ваших кур, миссис Спригз. Стукну сначала один раз — черепаха высунет голову; я просто взгляну на неё — она спрячет голову. Потом стукну два раза, черепаха снова высунет голову, а я дам ей салата. Вот черепаха и поймёт разницу между «одним» и «двумя». После этого она будет высовывать голову, только если постучать два раза. Запомнит это — начну учить, что такое «три» и «четыре».

Ломтик не на шутку увлёкся и готов был болтать без умолку.

Но миссис Спригз, посмотрев на часы, вскричала:

— Половина двенадцатого, а вы ещё здесь! Ну-ка, живо на вокзал!

Ломтик и Майк взглянули на часы и пулей вылетели из дома. Они промчались по садовой дорожке, вихрем пронеслись по переулку, успели добежать до станции и выскочили на платформу, как раз когда поезд остановился. Паровоз пустил пар прямо им в лицо.

— Что случилось? — спросил машинист. — Уж не горит ли мой дом?

— Нет! — задыхаясь, ответил Ломтик. (Майк совсем не мог говорить, потому что наглотался паровозного пара. Его обдало паром, как раз когда он глубоко вздохнул, и теперь даже из ушей у Майка шёл пар — ну просто не мальчик, а медный котёл, в котором мама кипятит бельё!) — Нет! — задыхаясь, повторил Ломтик. — Мы пришли встретить девочку, по имени Рыженькая.

— Ах, Рыженькую, — сказал машинист. — Она здесь.

Машинист соскочил на землю и протянул руку к паровозу. Оттуда появилась Рыженькая, вся в грязи и саже.

— Здравствуйте! — сказала она. — Я чудесно доехала. Как живёте?

— Смотри не забудь Сэма, — напомнил машинист.

Он снял с паровоза мальчугана лет трёх и поставил его на землю. Сэм разглядывал Ломтика и Майка, будто перед ним были краснокожие индейцы с перьями на голове.

— Большое спасибо, что позволили мне давать свистки, — обратилась Рыженькая к машинисту. — И не забудьте: вы обещали научить меня водить паровоз, когда я вырасту.

— Не забуду, — отозвался машинист. — Только у тебя странная привычка: даёшь свистки беспрерывно. Когда жена слышит мой свисток, то знает: пора готовить мне обед. А уж как она поймёт концерт, что ты устроила, ума не приложу! Суп выкипит, жаркое сгорит, и жена лопнет с досады.

— Вы хотите сказать, ваша жена огорчится? — поправил Ломтик.

— Вот именно. Ты угадал. А пока до свиданья. И не забудь свой лопух, — обратился он к Рыженькой.

— Что за «лопух»? — удивился Ломтик.

— Разве не знаешь? — строго спросила Рыженькая. — «Лопух» — это шляпа, «шары» — глаза, а «грабли» — руки. Вы здесь разговаривать не умеете, что ли?

— Ах да! Так ведь говорят в Лондоне, — сообразил Майк. — Нам это ни к чему. Мы разговариваем проще. Одним словом, вот твой «лопух». — И он подал Рыженькой большую соломенную шляпу.

В эту минуту паровоз запыхтел что было сил, и поезд тронулся. Сначала он шёл очень медленно. Потом прибавил ходу и наконец помчался на всех парах. Машинист высунул голову и долго кивал детям на прощанье.

Рыженькая взглянула на шляпу и нахмурилась.;

— У-у-у! Проклятая! — проворчала девочка. — Мама купила её сегодня утром, чтоб мне не напекло голову.

— Надо было сразу сказать, что шляпа тебе не нравится, — вмешался Майк.

— Да сперва она мне понравилась! — нетерпеливо возразила Рыженькая. — Утром шляпа была впору. А теперь жмёт.

— Быстро же у тебя растёт голова, — заметил Майк.

— По-моему, ты просто не туда её надела, — сказал Ломтик.

— «Не туда»! — вскричала Рыженькая. — Шляпу я надеваю на голову, чтоб ты знал! Я ещё в своём уме!

— Ты не поняла. Я хотел сказать, ты, вероятно, криво надела её, — поспешил объяснить Ломтик. — Вот посмотри!

Ломтик вытащил из кармана верёвку и стал измерять голову Рыженькой в разных направлениях. Девочка следила за ним, скосив глаза.

— Вот! — сказал Ломтик и провёл пальцем черту вокруг её головы. — Вот здесь голова уже всего. Надевай шляпу сюда, и всё будет в порядке.

— Потрудитесь оставить мою голову в покое! — обиделась Рыженькая. — Чем мучить мою голову, занялись бы лучше своими! — И, взяв за руку Сэма, она гордо направилась к выходу из вокзала.

— Смотри, — сказал Майк, — ты её только разозлил. Видишь, как нос задрала. А ведь раньше была такая славная!

Мальчики нагнали Рыженькую около контролёра, когда она сдавала билеты. Ломтик поспешил сказать:

— У тёти тебя ждут две черепахи. Их прислал в подарок мистер Смит. Можешь увезти их в Лондон.

Рыженькая сразу забыла все обиды.

— Черепахи! — вскричала она. — Чудесно! Назову их «Тихая» и «Верная». Лучших имён не придумаешь!.. Сэм, — обратилась она к мальчугану и обняла его, — у нас есть черепахи.

Сэм на минуту задумался.

— Можно мне их сейчас же съесть? — спросил он.

— Ах ты дурачок! — воскликнула Рыженькая. — Их не едят. Это животные. Они ходят.

— А-а-а, — разочарованно протянул Сэм. — Значит, лошадки! — Он сразу перестал интересоваться черепахами, повернулся спиной и пошёл задом наперёд, чтобы всё время видеть поезда.

— Ему только три года, — объяснила Рыженькая. — Он не знает, что такое черепаха. Сэм — мой братишка. Я привезла его с собой, потому что мама нездорова. Надо дать ей немного отдохнуть. Тётя ведь ничего не скажет, правда?

— Что ты! Твоя тётя всегда всем довольна, — отозвался Ломтик.

— Ну и повезло тебе! Подумать только: тётя, которая всем довольна! — сказал Майк. — Все мои тёти всегда всем недовольны. Все, кроме тёти Фло, — добавил он, — той, что замужем за дядей, у которого умная собака. Помните, эта собака выступала в нашем представлении. Тётя Фло не любит только варенье с осами. Всё остальное её вполне устраивает.

— Кстати об осах, — сказала Рыженькая. — Мы как-то ели пчелиное варенье. Небось никогда такого не слышали? Я не о том варенье, что подают на стол. Я о том, что делают на фабрике.

Ломтик и Майк в недоумении уставились на Рыженькую.

— Видите ли, — продолжала она, — вблизи одной такой фабрики жили пчёлы. Они совсем обленились и не желали больше делать мёд. «Какой смысл, — решили они, — если рядом такая фабрика!» И вот каждое утро, вместо того чтобы собирать мёд с цветов, пчёлы отправлялись на фабрику и собирали варенье. В прошлом году они унесли к себе двести пятьдесят фунтов варенья. Конечно, не в банках. Это хозяин пчёл переложил варенье в банки. Мы у него это варенье покупали. Очень вкусное!

— А что хозяин фабрики? — спросил Ломтик. — Пчёлы таскали у него варенье, а он всё молчал?

— Как бы не так! — вскричала Рыженькая. — Правда, после этого случая его портрет поместили в газете, — это тоже чего-нибудь стоит. А что он мог сделать с пчёлами? Ровно ничего! И хозяин пчёл тоже ничего не мог. Пчёлы ведь поступают, как им вздумается.

— Вот счастливые! — в один голос вскричали Ломтик и Майк.

Дети зашагали дальше, сбивая ногами длинные стебли травы. Они думали о том, что хорошо бы стать пчёлами: те всегда поступают, как им вздумается.

Тропинка повернула к дому, и дети сразу увидели миссис Спригз. Красная от волнения, она бежала по садовой дорожке им навстречу. Миссис Спригз тяжело дышала и пыхтела, как паровоз, и Сэм вообразил, что опять очутился на вокзале, и снова пошёл задом наперёд, чтобы не пропустить поезд.

— Смотрите! — запыхавшись, вскричала миссис Спригз. Дыхание у неё перехватило, и бедняжка даже не смогла добавить «шлёпни меня блином» или ещё какую-нибудь из своих поговорок. — Смотрите, — повторила она и протянула руку.

Дети в недоумении окружили её.

— Это что? Грецкие орехи? — разочарованно произнёс Ломтик.

— Столько шума из-за грецких орехов! — удивился Майк.

Радовался только Сэм. Он сразу начал прыгать.

— Можно мне их сейчас же съесть? Можно мне их сейчас же съесть? — твердил он.

— Нет, нет и нет! — закричала миссис Спригз. — Прыгни ко мне в карман! Вовсе это не грецкие орехи! Сэм, что ты делаешь? — И миссис Спригз схватила Сэма за руку. — Их есть нельзя! Это черепашьи яйца! — выпалила она и в изнеможении шлёпнулась на скамейку.

— Яйца моих черепах? — вскричала Рыженькая.

— Шлёпни меня блином! Наконец-то расшевелились! — воскликнула миссис Спригз. — Стала бы я так мчаться по дорожке из-за чужих черепах! Ведь сердце чуть не выпрыгнуло из груди! А бусы! Они били меня по лицу, как мячики для пинг-понга! Да я ни за что не мчалась бы так из-за чужих черепах. Даже если бы они написали мне письмо из Австралии или ещё откуда-нибудь. Конечно, твоих черепах! Не успела отвернуться, как одна уже снесла шесть яиц.

— Вот бы вывести черепашек! — вскричала Рыженькая и стала вверх ногами прямо на дорожке.

Все бросились в кухню. Рыженькая так спешила, что даже не стала на ноги и вошла в кухню прямо на руках. Там на диване лежали обе взрослые черепахи, а рядом с ними — остальные четыре яйца.

— Как же быть? — сказала Рыженькая. — Может, сесть на них и высиживать, как делают куры?

— Раздавишь, — отозвался Майк.

— Тогда засуну их себе за пазуху! — воскликнула Рыженькая. — Это самое лучшее. Уж там-то им будет и удобно и тепло. А когда черепашки вылупятся, я сразу почувствую.

— А что, если ты налетишь на кого-нибудь и раздавишь яйца? — спросил Майк. — Придётся повесить тебе на шею большое объявление: «Осторожно! Вывожу черепах!»

— Да ну тебя с твоими объявлениями! — вмешался Ломтик. — Только о них и думаешь. По-настоящему вот что надо сделать: надо положить яйца в тёплый бельевой шкаф и чтобы их никто там не беспокоил.

— У мамы есть бельевой шкаф! — заорал Майк. — Берите яйца, и пошли ко мне! Можно, например, запихать их в наволочку.

— Так не годится! — решительно сказал Ломтик. — Сначала яйца надо положить в ящичек и прикрыть сырой землёй. Потом уже в шкаф под бельё, в самое спокойное место.

— А черепахи-родители не обидятся? — проговорила Рыженькая. — Не хочется их огорчать — ведь мы утащим у них детёнышей.

— Что ты! — сказал Ломтик. — Только спасибо скажут. На диване черепашки ни за что не вылупятся. Яйца просто замёрзнут.

Миссис Спригз разыскала подходящий ящичек. Дети положили туда черепашьи яйца и прикрыли землёй из палисадника. Больше они их не видели целых четыре недели.

Это время Рыженькая, Ломтик и Майк были очень заняты. Во-первых, надо было научить черепах считать. Во-вторых, они мастерили мороженщику Питу большую шляпу из старого зонтика. С виду шляпа получилась очень красивой. Её обвивала белая лента. Но хитрость заключалась в том, что лента была вовсе не лентой, а резиновой трубкой. Трубка соединялась одним концом с большой губкой, которую Рыженькая пришила внутри шляпы. Второй конец трубки свисал со шляпы, как обычно свисают настоящие ленты. Но это только казалось. На самом деле конец трубки опускался прямо в бак с холодной водой, стоявший в ящике мороженщика.

— Вся штука вот в чём, — объяснил Ломтик старому Питу, преподнося ему шляпу: — из бака вода по трубке подаётся в губку и смачивает её, а мокрая губка охладит вашу голову. Ведь каждый учёный знает: солнце должно сначала высушить то, что оно собирается потом накалить. Наша задача — держать вашу голову всё время мокрой, тогда вам будет прохладно и приятно. Что вы об этом думаете?

— То, что я думаю, — ответил Пит, — никого не касается. Премного благодарен за старания, но шляпа мне не идёт!

— Что вы! Она такая красивая! — в один голос закричали Рыженькая, Майк и Ломтик.

— Ладно! — сказал Пит. — Возьму её домой и всё обдумаю. Откровенно говоря, я уже почти решил стать угольщиком.

И Пит, схватившись за ручки своего ящика, так понёсся по улице, будто внезапно разразилась гроза.

— Иногда, — объяснила Рыженькая, — люди просто смущаются, получив приятный подарок.

— Знаю, — кивнул Ломтик в ответ. — Иногда им даже делается не по себе.

Подарив Питу шляпу, дети отправились к Майку. Рыженькая на следующий день собиралась уезжать, и мама Майка по этому случаю пригласила детей на чай с очень вкусным тортом. Сэм весь этот день провёл у Майка. Он объявил, что хочет помочь его маме. На самом деле он просто надеялся невзначай полакомиться сахарной глазурью.

И вот, когда все собрались у Майка, началось самое интересное.

Не успели дети войти в переднюю, как наткнулись на Сэма. Он промчался мимо и полетел вверх по лестнице, размахивая щипцами для орехов.

— Лови! Держи! — орал он во всё горло.

«Что тут творится?» — подумала Рыженькая. Вслух она спросила:

— Кого это, Сэм?

— Грецкие орехи! Они ходят! — крикнул Сэм через плечо.

Услышав это, Рыженькая, Ломтик и Майк бросились вверх по лестнице.

Сэм бежал впереди. Он направился прямо к бельевому шкафу. По полке расхаживали четыре грецких ореха.

— Сэм прав! — изумился Майк.

— Я их расколю! — орал Сэм. — Я хочу сейчас же их съесть!

— Но ведь грецкие орехи не ходят, — недоумевала Рыженькая.

Она задумалась и наморщила лоб. Вдруг она схватила Сэма за руку и крикнула:

— Ну да, конечно! Ведь это же черепашки!

Сэм страшно рассердился и стал лупить всех подряд щипцами для орехов.

Но Рыженькая взяла одну из черепашек в руки, показала Сэму и очень толково объяснила:

— Посмотри, Сэм, ведь у неё растут ножки. Кто же ест грецкие орехи, у которых растут ножки?

Сэм внимательно посмотрел на черепашку, потом, ко всеобщему изумлению, сказал совсем как миссис Спригз:

— Чтоб меня украли!

Так в шкафу у Майка вылупились четыре маленькие черепашки. Рыженькая подарила по одной Майку, Ломтику и миссис Спригз. Четвёртую новорождённую и двух взрослых черепах девочка повезла с собой в Лондон. По дороге она показала черепах своему другу — машинисту. Он до того завозился с ними, что забыл вовремя дать свисток. Поэтому, когда он вернулся домой, обед ещё не был готов.