Пока чернокожие полной чашей пили свободное дикарское житье, профессор Вильям Вокс в компании Понедельника комфортно плыл к берегам своей страны на огромном океанском пароходе, подобравшем ученого и его верного слугу, когда они изнывали от голода и жажды на своем потрепанном бурями суденышке.
Узнав о героических приключениях профессора, капитан приказал украсить каюту мирового гения национальными флагами. Мягкое кресло Вильяма Вокса в кают-компании утопало в живых розах. Не говоря уже о самом Воксе, даже верный Понедельник получал от иностранных графинь более 50 записочек в сутки.
День возвращения профессора на родину был официально объявлен днем национального праздника.
Все организации и учреждения прекратили работу.
Встречать пароход собрались миллионные толпы народа.
От восторженного рева блестящей оцилиндренной толпы в ближайших небоскребах вылетели стекла.
День был ветреный, и с головы мистера Вокса слетела шляпа. В результате этого по сути незначительного приключения были покалечены восемь человек и убит мальчишка-газетчик: все, не жалея жизни, сражались за высокую честь — вручить профессору высокочтимую шляпу.
Двум кинооператорам отдавили ноги, а репортеру крупнейшей ежедневной газеты свернули челюсть.
Лучшая автомобильная фирма тут же, на глазах миллионных толп, подарила мистеру Воксу единственный в мире автомобиль-молнию.
Когда мотор тронулся, толпа рванулась вдогонку, оглушительными воплями приветствуя человека, составлявшего гордость нации. Нарядные леди срывали с себя манто стоимостью не менее 20.000 долларов и устилали ними путь профессорского автомобиля. А одна дама, бывшая русская княжна, сейчас хозяйка дома свиданий, собственной персоной бросилась под колеса машины, крикнув, что не позволит авто гениального человека касаться своими шинами грязной мостовой.
Какому-то сенатору удалось выключить автомобильный мотор, и толпа собственноручно понесла по улицам автомобиль Вокса со скоростью не менее 75 километров в час.
Через два часа 42 минуты все кинотеатры трещали от шумных гудящих толп. Демонстрировался выдающийся боевик, шедевр мировой кинематографии.
Врачей, специалистов по горловым болезням, раздирали на части стаи охрипших от крика газетчиков.
— Прибыл без вести погибший ученый, знаменитый профессор…
— Кто?
— Мистер…
—?
— Вильям…
—?
Взрывом:
— Вввокс!!!
Газетная вакханалия продолжалась, однако, только до четырех часов 12 минут дня, когда в знак протеста против хищническо-империалистической политики правительства забастовали печатники. К печатникам присоединились кинематографисты, и кинотеатры начали обслуживать члены «Национального объединения штрейкбрехеров».
В 7 часов 34 минуты на облаках вспыхнули гигантские киноплакаты:
Новая Атлантида. Стой! Жди! Внимание! Смерть тайнам. Профессор Вильям Вокс принял ванну и сегодня в 7 ч. 59 мин. вечера выступает в Большом республиканском театре с докладом: «Новая Атлантида — остров Ципанго». Цены от 600 долларов. С уважением, Восточный зрелищный трест. Уполномоченный Джон Болван.
С 7 часов. 40 мин. вечера билеты продавались перекупщиками по 15.000 долларов, а чуть позже главный механик театра получил от директора Компании южных алмазных копей 23.000 долларов за право постоять во время доклада в электробудке.
Вильяма Вокса вынесли на сцену: господин Президент Академии наук; его товарищ, непременный Секретарь Академии; и специально командированный правительственный агент.
Двенадцать дам высшего круга на собственных атласных ручках доставили в театр мистера Понедельника, который успел уже вкусить сладкие плоды цивилизации.
Но именно в тот момент, когда профессор в сопровождении сановников и членов Академии направлялся в банкетный зал, случился неожиданный инцидент: толпа благородных дам и девушек преградила дорогу мистеру Понедельнику, молниеносно заключила его в объятия и повлекла в ближайший шантан. Понедельник сперва бешено сопротивлялся, упирался, но вскоре, барахтаясь в душистых упругих объятиях, понял, что только глупец может счесть подобное происшествие неприятностью.
В отдельном кабинете почтенные дамы пристально и внимательно исследовали бицепсы и старательно изучили зубы чернокожего героя. Юные леди чуть не падали в обморок под пылкими взорами дикаря. Понедельник вел себя с трогательной наивностью: добродушно хлопал ладонями по дамским и девичьим спинам, игриво щипал декольтированные части прекрасных беломраморных тел и все норовил попробовать их на вкус.
Это вызвало новую бурю восторга.
Мистер Вильям Вокс стал национальным героем.
По всей стране трудно было найти место, где не было бы портрета мистера Вокса. Его можно было видеть в газетах, в журналах, на спичечных и папиросных коробках, в медальонах — на груди молоденьких девушек, в витринах, на тротуарах, в кино, на облаках, на подошвах модных ботинок, над кроватями молодоженов, на умывальниках, в актовых залах всех учреждений, школ, бюро.
Когда мистер Вокс в магазине или ресторане вынимал кошелек, чтобы расплатиться, — хозяин заведения воспринимал это невинное желание как личное оскорбление.
— Извините, профессор… Такие люди не должны платить. Прошу вас не оскорблять нашу фирму и меня, старого человека, и позвольте в знак особой вашей приверженности к нашему ассортименту прислать вам на дом в подарок тридцать тысяч лучших гаванских сигар…
Именем Вильяма Вокса назвали половину всех улиц столицы, и приезжие то и дело испытывали серьезные неудобства, поскольку на каждом шагу натыкались на улицу Вильяма Вокса.
— Скажите, где здесь Национальный банк?
— Метрополитеном по улице Вокса 4, затем налево до угла улицы Вокса 22, пройти три квартала и справа, на углу улицы Вокса 12 и улицы Вокса 51 — увидите бывший Национальный Банк, в настоящее время Банк имени Вильяма Вокса.
Все газеты, даже официозные, ежедневно печатали на второй странице:
Бюллетень проф. Вильяма Вокса
Температура 36,7.
Позавтракал хорошо.
Легкий насморк.
Пишет 32 страницу проекта покорения о. Ципанго.
Перед самыми талантливыми писателями замаячил призрак голода: издательства не желали печатать ничего, кроме сочинений Вокса. Изящная словесность пришла в упадок, потому что издатели заставляли литераторов писать исключительно о Воксе или о том, что касалось Вокса, иначе все двери для них были закрыты.
Один молодой поэт осмелился в своих виршах критически отнестись к заслугам профессора. На следующий день книге юного литератора объявили бойкот, а несчастный издатель покончил с собой.
Горничная профессора сколотила немалый капиталец, продавая издателям обрывки промокательной бумаги с пресс-папье Вокса. С помощью зеркал специальные люди расшифровывали каракули и закорючки на бумаге.
— Квинтэссенция цивилизации в пилюлях от мигрени.
— Есть надо для того, чтобы пить, пить же надо для того, чтобы есть.
Эти афоризмы издавались миллионными тиражами отдельными книгами в дорогих переплетах из ослиной кожи. «Союз христианской молодежи» воспитывал молодое поколение в духе афоризмов профессора. Критики делали карьеру, комментируя вышеприведенные мысли.
А профессор неутомимо работал над историей своего путешествия и почти ежедневно советовался с правительственными агентами.
В одно из окон на 46 этаже небольшого небоскреба, фривольно улыбаясь, заглянула луна.
Любознательное светило ощупало своими лучами драгоценный пушистый ковер на полу, затем бессмысленно вперило взгляд в солидную эмалированную табличку, прибитую к дубовой двери, ведущей из коридора в приемную. Прочитав надпись на табличке, старый месяц вдруг покраснел и, отплевываясь, скрылся за тучи.
На табличке значилось:
Зубоврачебный кабинет д-ра ПОНЕДЕЛЬНИКА
Прием 10 — 3 ночи
Свежему человеку могло бы показаться, что столицу постигло небывалое стихийное бедствие — эпидемия зубной боли. Особенно обуяло это поветрие дам из высшего общества, занимавших высокое положение и обремененных титулами.
У тайной двери сдержанно шелестела длинная очередь прекрасных дам.
Тут и там в тусклом свете голубой лампочки поблескивали волшебные искорки алмазов, раздавался сдержанный стон, мистически белели повязки на нежных матовых щеках.
То и дело открывались докторского кабинета, откуда поспешно вылетала исцеленная особа, и вслед за ней на пороге появлялся сам доктор Понедельник в национальном костюме своей страны: розовая лента вокруг бедер, спереди на ней — кружевной женский платок и, как дань всемогущей культуре — оранжевый галстук на шее.
Звонкая пугливая тишина заливала комнату. Еле слышный стон восхищения раздавался где-то в темном углу.
Доктор устало поводил мутными глазами и тихо произносил:
— Номер семнадцатый.
Очередь сдержанно шелестела, врач исчезал с пациенткой за дверью, а где-то вверху вспыхивала светящаяся табличка:
17.
С увеличением цифры на табличке продолжительность приема значительно сокращалась. Впуск и выпуск происходили почти без перерыва.
— Номер двадцать второй, — произнес трудолюбивый доктор.
Мисс Лилиан Вокс, дочь знаменитого профессора, прозванная репортерами «шедевром красоты», скрылась за тяжелой дверью докторского кабинета.
И тогда случилось событие, от которого кровь заледенела в жилах страждущих дам.
Из кабинета донесся отчаянный визг.
Дверь мгновенно отворилась, и через приемную стремглав пронеслась бледная как смерть мисс Лилиан.
Дамы ворвались в кабинет и увидели ужасную картину: мистер Понедельник, тяжело дыша, недвижно лежал на кожаной больничной кушетке.
Мисс Лилиан тем временем вскочила в свое авто и хрипло крикнула водителю:
— Девять Вокс-стрит, 247, квартира 82. Максимальная скорость, за раздавленных собак и людей заплатим втрое.
Автомобиль зарычал, взвыл сиреной, рванулся вперед.
А в кабинете мистера Понедельника уже суетились медицинские светила, щелкали затворы репортерских Кодаков и торопливо стрекотали съемочные киноаппараты.
Через 15 минут экстренные издания газет спешно объявили:
Несчастный случай с д-ром Понедельником
НА ГРАНИ СМЕРТИ
КТО ЕГО СПАСЕТ?
Д-р Понедельник давно чувствовал переутомление от напряженной медицинской работы. Сегодня в 2 ч. 23 мин. ночи доктор неожиданно потерял сознание. С ним случился приступ болезни, название которой светила медицины светила пока не в состоянии определить.
Далее шли интервью с профессорами, фотографии и сообщения о том, что во всех кино сегодня утром будут демонстрироваться подробности ночного происшествия.
В это время Лилиан молнией влетела в отцовский кабинета, бросилась на шею остолбеневшему профессору и, заливаясь горькими слезами, вымолвила:
— Папочка! Спаси его… иначе я лишу себя жизни не позднее четырех часов утра.
— Кого спасти, доченька? — заскрипел профессор.
— Доктора Понедельника… О, небеса! Четверть часа назад с ним произошло такое несчастье… такое несчастье…
И Лилиан, сморкаясь, кашляя и рыдая, рассказала отцу о случившемся.
Профессор почесал лысину и задумался.
— М-да… — заскрипел он. — Дело ясное. Ему необходимо сделать операцию омоложения. Ради любимой дочери я берусь за это дело.
……
…….
На рассвете у подъезда «Большой национальной больницы» выстроились толпы блестящих нарядных моторов. Их владелицы быстро выпрыгивали из автомобилей и исчезали за огромными дубовыми дверями.
Грандиозная приемная не вмещала всех, кто хотел видеть мистера Понедельника.
В 9 часов утра блестящее собрание чарующих декольте, алмазов, кулонов заволновалось, закрутилось бешеным потоком: прошел слух, что везут больного.
Минуту спустя в операционную пронесли на носилках жалкое подобие доктора Понедельника, двух орангутангов в клетках, какую-то огромную стеклянную граммофонную трубу, одного козла, несколько микрофонов и два десятка съемочных киноаппаратов.
Повсюду по приемной, среди бледных дам в трауре, как сумасшедшие носились обеспокоенные репортеры с карманными радиоаппаратами в руках.
Редакции газет безостановочно принимали радиограммы:
— Мисс Джейн Портер была в темно-зеленом платье с гофрировкой тре-нувель на бедрах…
— Профессор Вильям Вокс высказал надежду на успешный исход операции…
— Мисс Лилиан Вокс перед началом операции бросилась на шею отцу и, рыдая, продекламировала: «Хоть душите меня, хоть мучайте — я победу отдам дикарю».
В воздухе повисла тревога. Толпа затаила дыхание.
Из операционной комнаты выбежал с чашкой свежей крови озабоченный ассистент. Назад он уже не вернулся: к нему молниеносно подскочил агент Объединенного радиотелеграфного концерна, сунул ему в руки зелено-красный чек, сорвал с него и надел на себя халат, схватил чашку свежей крови — и мгновенно исчез за дверью операционной.
Мисс Джейн Портер была в темно-зеленом платье…
Оттуда неожиданно донеслись сперва козлиные, а затем человеческие крики. Две дамы упали в обморок. Вокруг разлилась настороженная тишина, подчеркнутая одиноким жалким женским стоном и стрекотанием киноаппарата…
Скрипнула дверь.
На пороге появился мистер Вокс. Вытер о халат окровавленные руки.
Толпа окаменела.
Дико застрекотал киноаппарат.
— Прекрасные леди и храбрые джентльмены! — провозгласил Вокс. — Счастлив, что могу известить вас: операция прошла блестяще. Через три дня доктор Понедельник будет здоров.
Словно тяжелая огромная каменная скала вдруг зашаталась и с грохотом рухнула в море. Гром аплодисментов сотряс каменные стены больницы. Стон восторга разорвал тысячи прекрасных грудей. Обезумевшие репортеры схватились за радиоаппараты.
— Покажите нам его! Покажите нам доктора Понедельника! — загудела толпа.
На пороге показались носилки с омоложенным мистером Понедельником.
Он оперся на локоть и поклонился толпе.
Минуту спустя носилки утонули в море живых цветов.
В гавани под личным присмотром мистера Вокса торопливо готовились к отплытию три парохода.
Кроме пушечных снарядов и ружей, гигантские подъемные краны осторожно спускали в черные трюмы товары первой необходимости, которые должны были доказать дикарям преимущества цивилизации.
Здесь были: мышеловки, английская соль, виски, эмалированные горшки, касторка, зонтики, мозольная жидкость, английский пластырь, зубочистки, карманные расчески, американские бритвы, иконы, крестики, пудра Коти и карандашики для губ.
Две лучшие каюты-люкс заняли Лилиан и ее брат Фред: они вместе с отцом отправлялись в далекое путешествие.
Лилиан ехала с научной целью. Она хотела изучить причины ускорения сердечной деятельности у белых женщин в присутствии туземцев племени Понедельника.
— Я ненавижу рафинированную культуру нашей страны, — говорила Лилиан репортерам. — Хочу приблизиться к природе и посвятить себя дикарям из племени нашего уважаемого доктора.
Фред, напротив, был устремлен к чистому искусству: он, будучи художником, мечтал уловить и передать на холсте жгучий темперамент тропических женщин.
Брат и сестра взяли с отца слово, что по приезде в дикарскую страну они незамедлительно получат для первых опытов по полсотни чернокожих противоположного пола.
Настал день отплытия.
В королевском дворце устроили прощальный раут в честь Вокса.
Тронная зала сверкала орденами, звездами, золотыми нашивками и млечными дамскими декольте.
Ослепительный гофмаршал, стуча жезлом, проплыл по залу и протяжно вымолвил:
— Его величество…
С помощью двух сановников в зал протиснулось тучное, узколобое, неуклюжее величество. Оно с сопением устроилось на троне и в могильной тишине произнесло приветственную речь. Величество так мычало, запиналось, говорило так скучно и медленно, что между двумя словами можно было во всех подробностях вспомнить детство, молодость, нежную синеву первой неповторимой любви — и даже составить краткую программу жизни на ближайшие пять лет.
— И на этом, — проскрипело, наконец, величество, — я закан…
Вокс тихонько пробрался к выходу, вышел в коридор, выкурил сигарету, вернулся в тронный зал и увидел, что не опоздал к финалу королевской речи.
— …чиваю, — сказало величество.
Первая фаворитка короля, в чине генерал-адмирала, подбежала к окну и грациозно махнула маленьким ажурным платочком.
Грянул гром салютов.
Загремели десятки оркестров.
Воксу торжественно вручили королевские грамоты.