Приключения в стране львов

Глава IX

Но как же это Фрикэ так опростоволосился, выбрав столь неудачное место для якорной стоянки? Ведь можно же было и избежать мели, стоило только хорошенько рассчитать обычную глубину реки и высоту прилива.

Нет, место было выбрано правильно. Все произошло от того, что дно реки было здесь усеяно ямами; в одну из них и попал якорь. По длине ушедшей в воду части якорного каната можно было надеяться, что глубина достаточная и даже после отлива останется довольно воды. Но случилось иначе. Якорь после отлива оказался в воронкообразной яме, а шлюпка — на мели, погруженная килем в ил.

Произошло это еще задолго до того, как Фрикэ проснулся, разбуженный крокодилами. И вот теперь гнусная армия ящериц штурмовала шлюпку.

Фрикэ, двум матросам и трем неграм предстояла очень трудная работа.

Они вооружены были скорострельными винтовками Винчестера, с большим запасом зарядов. Парижанин приготовил также, на всякий случай, винтовку и ружье калибра 8 и открыл стрельбу из винтовки "Экспресс".

Первый выстрел был направлен в громадного крокодила, ползавшего по илу в пяти метрах от шлюпки. Он широко расставил при этом лапы и щурил глаза.

Пуля пробила ему череп. Крокодил привскочил и вытянулся мертвый.

— Удачно! — радостно воскликнул юноша. — А между тем комнатные путешественники рассказывают, будто крокодила не пробьешь никакой пулей, разве в глаз или в глотку… Эй, друзья! — обратился он к матросам. — Палите в них хорошенько. Давайте уничтожим этих гадин. Ведь это всего только ящерицы — не более того.

Бретонцы прицелились каждый в одного из крокодилов и выстрелили почти одновременно.

Один крокодил. получил пулю в затылок и был убит наповал; второй был ранен в туловище и продолжал ползти по илу вперед, хотя кровь из него хлестала.

— Нет, так не годится, — сказал Фрикэ. — Надобно метить в голову, чтобы кончать сразу, а то ведь они живучи.

Негры тоже стали стрелять, но ни разу не попали, не то от испуга, не то просто от неуменья.

Из них троих только сенегалец довольно прилично управлялся с ружьем.

Парижанин прикинул, что он может рассчитывать только на себя, на двух матросов да на сенегальца — всего, стало быть, на четырех человек.

Этого было чересчур мало, принимая во внимание численность врагов, их силу и свирепость.

Чтобы действовать на два фронта, защитники шлюпки разделились на две группы: Фрикэ с сенегальцем поместились с левого борта, а бретонцы с правого. Неграм было велено не стрелять.

Первые выстрелы не произвели почти никакого впечатления на крокодилов. Они лишь на некоторое время замедлили атаку, но вскоре возобновили ее опять.

Они продвинулись вперед сомкнутым строем, иногда вскакивая друг на друга. Уже вся илистая отмель покрылась ими. Они буквально кишели там, сверкая чешуей и щелкая зубами.

Европейцы, особенно Фрикэ, творили чудеса. Целились они спокойно, хладнокровно и ни разу не дали промаха. Пули всякий раз пробивали чешую, которая с треском разлеталась в осколки, и маленький кусочек затверделого свинца проникал в тело.

Таковы современные пули. Чтобы они не сплющивались при ударе о твердую поверхность, а пробивали ее, их отливают из смеси свинца, олова и ртути. Пули, отлитые из смеси свинца и типографского шрифта, бывают еще тверже. И когда они выпущены из какой-нибудь мощной винтовки — типа Винчестера, Мартини-Генри или "Экспресс", — то перед ними ничто не устоит, никакая чешуя и толстая кожа.

Таким образом, вокруг шлюпки выросли целые груды мертвых крокодилов. Но это имело и свою дурную сторону, потому что нагромождение трупов давало живым прочный плацдарм для штурма шлюпки.

Безобразные аллигаторы на коротких, широко расставленных лапах все наседали и наседали. Особенно были свирепы раненые. Осажденным грозила ужасная участь, несмотря на всю их храбрость. В конце концов крокодилы неминуемо должны были взобраться на борт и растерзать их всех.

Ах, поскорее бы прилив!.. Но нет, до него еще долго, три часа. А тут и минуты все сочтены.

Вдруг парижанина осенило.

— Тент!.. Ах, где у меня была до сих пор голова!.. Но только выдержит ли он столько народу? Все-таки надо попробовать. Выбора у нас ведь нет.

Он подозвал матросов и негров, указав им на тент из прочнейшей парусины, протянутый над всей палубой шлюпки, и велел им взбираться на него.

Тент был натянут на раму, подпертую тонкими железными сваями.

— Только не трясите и не толкайте, вообще — потише. Этот полотняный пол наше единственное убежище. Располагайтесь поближе к раме и не шевелитесь… Ну, черномазые, проворней! Все наверх!..

Испуганные негры посерели от ужаса — они не бледнеют, а делаются пепельно-серыми — и с ловкостью обезьян вскарабкались по сваям.

— Готово дело? Да? Вот вы теперь в литерной ложе. Жарко вам? Не дать ли по зонтику?

Парижский гамен даже в ту минуту находил возможным балагурить.

— Ну, теперь ваш черед, — обратился он к бретонцам, которые спокойно, невозмутимо и методически продолжали расстреливать крокодилов. — Полезайте теперь вы!

Матросы перекинули винтовки за плечи и проворно исполнили приказание.

— Есть? — спросил Фрикэ.

— Есть! — отвечал старший из них.

Тогда Фрикэ влез на парусину сам. Капитан всегда покидает корабль последним.

Так как стрельба на это время прекратилась, то крокодилы совсем обнаглели и полезли на шлюпку с левого борта и носа. Ворвавшись на нее, они были очень удивлены, не найдя никого. А между тем тут только что так аппетитно пахло свежим мясом!

Со стороны уморительно было глядеть, как они вели себя в непривычной обстановке. Фрикэ, лежа на животе, смотрел и потешался от души, забывши про опасное положение. Крокодилов собралось в шлюпке около десятка; они были точно заперты в ящике, открывали и закрывали пасти, царапали перепончатыми лапами металлическую стену, шлепали хвостами по полу и грызли все что попало. Один сунул морду в бочку с дегтем и весь перепачкался. Другой заинтересовался глыбами каменного угля и стал было их грызть, но сейчас же выплюнул. Третий принялся добросовестно жевать подвернувшийся гамак. Четвертый залез головой в маленькое машинное отделение, застрял в нем и не смог вылезти, несмотря на отчаянные судорожные прыжки. Он там побился, побился и задохнулся от жары.

Главные же силы чушуйчатой армии продолжали стоять неподвижным кольцом вокруг шлюпки, переполненной новыми отвратительными пассажирами — их собратьями.

Члены экипажа, разгоряченные боем, совсем не имели времени освежиться, и вот появилось солнце и принялось невыносимо печь.

Находиться на лодке было еще терпимо, но на тенте, без всякой защиты, без влаги, при полной неподвижности — было нестерпимо, убийственно.

— Как долго не наступает прилив! — бормотал Фрикэ. — Теперь даже и ему было не до шуток. — Да и прилив — это еще не все. Как мы избавимся от этих гадин? Стрелять отсюда нельзя — наши пули изрешетят всю лодку… С другой стороны — как же мы отчалим?.. Ой, до чего жарко! Я никогда так не перегревался, даже когда служил в кочегарах. Эй, товарищ, это не надо! Так нельзя! Теперь не время!

Один из бретонцев лишился чувств, другой тоже был близок к обмороку. Из трех белых только Фрикэ стойко переносил невыносимую жару — ни дать ни взять сама Саламандра {В средневековых поверьях — дух, олицетворяющий стихию огня.} явилась сюда. Он принялся энергично растирать лишившегося чувств матроса, поручив другого одному из негров.

— Делай, как я, господин Белоснежка. Три его хорошенько, как можно крепче. За кожу не бойся — она у него толстая… Наконец-то! Давно пора!

Последнее восклицание было вызвано отдаленным рокотом, пронесшимся по реке.

То был шум начавшегося прилива. К нему вскоре присоединился гул прибоя. На илистую отмель, все еще наполненную крокодилами, набежала первая волна и тихо лизнула борт шлюпки.

Прилив надвигался.

Это было спасение. Но под самый конец требовалась особая осторожность и большое терпение.

Фрикэ снял с себя длинный шерстяной пояс и опустил его одним концов в реку. Ткань впитала в себя воду — правда, теплую, мутную от ила, но все-таки воду. Можно было сделать компресс больным и облегчить их страдания.

Прилив усиливался, вода поднималась; трупы убитых крокодилов всплыли; ряды осаждавших расстроились. Шлюпка начала вздрагивать. Потом закачалась. Потом повернулась на якоре и встала против течения.

Крокодилы на шлюпке, заметив, что она качается, забеспокоились. От их возни она качалась еще сильнее. Вся их наглая свирепость куда-то испарилась. Они легли на животы, расставивши в стороны лапы и сузив глаза. Хвосты их тоже усмирились. Крокодилы растерянно озирались по сторонам, чувствуя западню.

Однако нужно же было сниматься с якоря. Как это сделать? Крокодилы выказали себя плохими матросами, в воде они не были опасны: борт у шлюпки был достаточно высок, и взобраться на него из воды они не могли. Но как избавиться от непрошеных пассажиров? А покуда они тут, сделать ничего нельзя.

Двусмысленная ситуация могла затянуться до бесконечности. Парижанин, крайне огорченный, проговорил:

— Хоть бы поменяться с ними местами, что ли: нам в тень, а их бы на солнце. Тогда бы еще полбеды, тем более что мы могли бы стрелять в них снизу вверх. Изрешетить тент не опасно, не то что кузов… Э, да вот что. Они струсили и присмирели. Воспользуемся этим и сцапаем их втихомолку… Браво! Дело выйдет. Я им такую штуковинку устрою… Вот что, друзья: оправились ли вы настолько, чтобы посидеть с минуту верхом на раме?

— Ничего, сможем, — отвечали матросы.

— Черномазых нечего и спрашивать: эти обезьяны куда угодно взбираются. Так вот что: берите каждый по ножу, садитесь верхом на раму и перережьте все завязки, на которых держится на раме парусина. Поняли?

— Погоди! Крокодилы будут изловлены как бы неводом.

— Прекрасно. Подрежем же разом, за один дух, так, чтобы парусина свалилась на них ястребом. Раз, два!.. Режь!.. Так. Ну, теперь, значит, летим.

Затея удалась. Парусина свалилась на крокодилов и накрыла их. Они так все перепугались, что даже перестали шевелиться.

Фрикэ и экипаж спрыгнули с рамы, закрепили парусину, достали веревки и связали хищникам хвосты, которые у них почти так же опасны, как и челюсти. Негры опомнились от страха и стали просить, чтобы им позволили перебить всех крокодилов, что теперь уже не представляло ни малейшей опасности.

Крокодилов перерезали и трупы без дальнейших церемоний побросали в воду. Впрочем, не все. Был там громадный восьмиметровой длины; его Фрикэ велел оставить, чтобы сделать из него чучело.

— Вы, господин, будете украшением моего кабинета, — говорил парижанин. — Я вас подвешу под потолок.

Так закончилось это приключение, едва не принявшее весьма трагический оборот.

Увы! Это был еще не последний инцидент на их пути. Шлюпка благополучно отчалила и поплыла вверх по реке. Десять часов шла она без остановок, не совершая никаких маневров, потому что фарватер тут был везде свободен. Фрикэ вычислил, что они сделали за этот день шестьдесят миль, почти столько, сколько прошли в первые два.

Машину топили дровами. Шлюпка шла на всех парах мимо поросших высоким лесом берегов и, попыхивая трубою, вспугивала легионы разноцветных птиц.

Хотя впереди не было видно никаких препятствий, второй матрос, не занятый в машине, все же нес вахту на носу шлюпки, Фрикэ держал руль.

Казалось, были приняты все меры, чтобы не случилось какой-нибудь непредвиденной катастрофы. Но неожиданно резко шлюпка остановилась от сильнейшего толчка, опрокинувшего разом и европейцев, и негров, так что все они повалились друг на дружку в плотную кучу.