Принц Галлии

Глава XVII в которой мы снова встречаемся с Бланкой Кастильской

Будучи глубоко набожной, Бланка, тем не менее, регулярно пропускала утренние богослужения, так как любила поспать допоздна. Затем она подолгу нежилась в большой лохани с теплой водой, прогоняя остатки сна, а первым ее выходом в свет было посещение дневной службы. По пути Бланка заглядывала к Маргарите, и ежели та была в хорошем расположении духа (или наоборот — в очень дурном), то в церковь они шли вместе.

Однако в тот день ее обычный распорядок был нарушен. Известие о происшедшем в королевском кабинете инциденте застало Бланку еще лежавшей в постели, но уже не спавшей. Скомкав ритуал утреннего омовения до банального мытья, она наскоро перекусила, оделась и поспешила в покои Маргариты, где ее наваррская кузина как раз предавалась одному из своих любимых занятий — устраивала разгон фрейлинам и горничным, вымещая на них всю свою злость и досаду.

С появлением Бланки Маргарита наконец угомонилась и велела всем присутствующим, кроме Матильды де Монтини, убираться прочь. Когда дверь за последней из уходящих фрейлин закрылась, Бланка взволнованно спросила:

— Что случилось, кузина?

— Да ничего особенного, — сухо ответила Маргарита. — Какой-то полоумный пробрался на дворцовую площадь, вообразил, что это стрельбище, и принялся палить по окнам из арбалета. Его тут же схватили.

— А что с дядей?

— С ним все в порядке. Он отделался легким испугом.

— Правда? — облегченно вздохнула Бланка. — А мне говорили, что у него сердце…

— Глупости все! Он просто притворялся… Хотя сначала, может, и нет, у меня самой душа в пятки ушла, когда раздался грохот разбитого стекла, но потом он точно притворялся. «Ах, доченька, близится мой смертный час. Будь умницей, будь послушной, не огорчай больного старика…» Тьфу! А как только я дала ему слово, что к Рождеству выйду замуж, то он сразу воспрянул духом: «Милое дитя! Ты возвращаешь меня к жизни…» Нет, это надо же быть таким лицемером! Как глупо я выглядела, когда обливалась слезами, умоляла его не покидать меня, обещала сделать все, что он хочет, только бы он не умирал… — Она гневно топнула ножкой. — Попалась! Как малое дитя попалась! Папуля все-таки исхитрился заставить меня выйти замуж.

— За кого?

— Этого мы не уточняли. Хоть одно хорошо: отец оставил за мной право выбора из числа одобренных им кандидатур.

— И ты сдержишь свое обещание?

— А как иначе? Ведь я дала слово, к тому же… — Тут Маргарита слегка поежилась. — В конце концов, все обернулось не так уж и плохо. Могло быть гораздо хуже. Это свихнувшийся стрелок подвернулся очень кстати. Он спас меня от публичного унижения.

— Какого?

Маргарита вздохнула.

— Сегодня я чуть не доигралась. Отец получил такое заманчивое предложение, что едва не набрался решимости силой выдать меня замуж. Он даже назначил дату бракосочетания — четвертое сентября.

— И кто жених? Я его знаю?

— Еще бы не знать. Это Красавчик.

— Филипп Аквитанский? — переспросила кастильская принцесса, невольно краснея.

— Вот именно. Ваш дон Фелипе из Кантабрии. Видно, он уже нагулялся и решил обзавестись семьей. А заодно присоединить Наварру к Гаскони и с нашей помощью отобрать у своего дяди галльскую корону. Властолюбец!

— Из Филиппа получится хороший король, — заметила Бланка, отворачиваясь к окну. — В отличие от Робера Третьего, у него будет не только титул, но и реальная власть. Можно не сомневаться, он сделает Галлию великой страной.

— Что ж, тебе виднее, — сказала Маргарита. — Если ты так говоришь, то так оно и будет.

Дрожь в голосе Бланки вперемежку с горечью была ей хорошо знакома. Но это впервые кастильской принцессе изменило самообладание в присутствии посторонних, в данном случае — Матильды, что очень встревожило Маргариту. Жизнь Бланки при наваррском дворе с каждым днем становилась все более невыносимой, и в любой момент она могла сорваться — а это грозило непредсказуемыми, но наверняка весьма плачевными последствиями для всей наваррской королевской семьи.

Маргарита подошла к Бланке и обняла ее за плечи.

— Прости, душенька, я не нарочно. Я уже заметила, что ты избегаешь любых разговоров о Красавчике, но разве могла я подумать, что это такая болезненная для тебя тема.

Бланка отстранилась от нее и смахнула с ресниц непрошеную слезу.

— Да нет, ничего… Все в порядке. Я просто…

— Ну! — подбодрила ее Маргарита. — Смелее! Ты никак не можешь забыть его, верно? И это вполне естественно. Ведь он был твоим первым мужчиной, а такое не забывается. Даже я, и то помню, как в первый раз…

— Ошибаешься, кузина, — мягко, но решительно перебила ее Бланка, садясь в кресло. — Дело совсем не в этом.

— А в чем же? — Маргарита присела на диванчик по соседству. Матильда, как обычно, устроилась на мягкой подушке у ног своей госпожи. — Только не увиливай. Либо отвечай начистоту, либо давай переменим тему. Я понимаю, что тебе больно вспоминать Филиппа Аквитанского, тем паче говорить о нем. Ведь ясно, как Божий день, что кузен Бискайский в подметки ему не годится — ни по своим человеческим качествам, ни, как я подозреваю, по мужским.

По всему было видно, что Бланка страшно смутилась. Однако сказала:

— Насчет человеческих качеств ты совершенно права. Но что касается мужских, как ты выразилась, то… Словом, я не в курсе.

Маргарита вскинула брови.

— Да что ты говоришь?!

— Правду говорю. К твоему сведению, все эти сплетни про меня и Филиппа — беспардонная ложь.

Маргарита уставилась на Бланку с таким потрясенным видом, словно та призналась ей, что втайне исповедует иудаизм.

— Ты это серьезно? Ты не шутишь?

— Какие тут шутки! Мы с Филиппом были друзьями, и только. Не больше, не меньше. Другое дело, что в прошлом году он просил моей руки, но… в общем, отец отказал ему.

— В самом деле? Но почему? С какой стати он предпочел кузена Бискайского? Это же глупо!

— Да, это было глупо, — с горечью подтвердила Бланка. — Более чем глупо. Не только глупо, но и под… — Тут она запнулась.

— Так что же произошло?

Немного помедлив, Бланка сказала:

— Пожалуй, я последую твоему совету и не стану увиливать. Я просто не отвечу. То, как отец обошелся со мной, не делает чести его памяти.

— Понятно. О мертвых только хорошее.

— Да, — коротко ответила кастильская принцесса.

Некоторое время они молчали. Бланка теребила кружева на своих манжетах и время от времени грустно вздыхала. Матильда с искренним сочувствием глядела на нее. Маргарита напряженно о чем-то размышляла.

— Вот так сюрприз! — наконец отозвалась она. — Оказывается, дела обстоят еще хуже, чем я думала раньше.

— В каком смысле хуже? — спросила Бланка.

— В самом прямом. Раньше я считала тебя просто застенчивой, ужасно скрытной, донельзя деликатной, стыдливой до неприличия; но на поверку ты еще и забитая, невежественная девчонка. Теперь я понимаю, что заблуждалась относительно истинной причины твоего отвращения к мужу. На самом деле ты брезгуешь Александром не потому, что после Красавчика он тебе неприятен. Тебе становится тошно при одной мысли о нем не только потому, что некогда он согрешил с Жоанной. В конце концов, это не настолько тяжкий грех, чтобы…

— Маргарита! — резко оборвала ее Бланка, встревожено косясь на Матильду. — Думай, о чем говоришь! И при ком говоришь.

— А, вот оно что! — Маргарита тоже взглянула на Матильду. — Она и так все знает. Сегодня я ей проболталась, ты уж прости меня. Матильда с таким жаром говорила о своей любви к брату, что я взяла и бухнула ей про Александра и Жоанну. Дескать, одни уже доигрались, другие, Елена и Рикард, на подходе, а тут еще ты со своим Этьеном. Но не беспокойся, кузина, Матильда умеет молчать. Правда, Матильда?

Девушка с готовностью кивнула.

— О да, сударыни, я буду молчать. Никому ни единого словечка, обещаю вам.

— Вот и чудненько, — сказала Маргарита. — Итак, на чем я остановилась. Ах, да, на твоем целомудрии в замужестве…

— А может, не надо? — попросила Бланка, вновь краснея.

— Нет, душенька, надо. Прежде я избегала таких разговоров, щадила твою застенчивость. Я не сомневалась, что у тебя был роман с Красавчиком, и терпеливо ждала, пока ты не забудешь его настолько, чтобы завести себе нового любовника. Но теперь, когда выяснилось, что…

— Кузина! Прекрати немедленно, прошу тебя. Иначе я встану и уйду… К тому же мне пора в церковь.

— Ну, нет, тебе еще не пора в церковь. У нас впереди почти час времени, и если ты останешься у меня, мы пойдем в церковь вместе. Добро?

— Ладно, — кивнула Бланка. — Но если ты будешь…

— Да, буду. Ради твоего же блага я продолжу наш разговор. Разумеется, в любой момент ты можешь уйти — воля твоя, и удерживать тебя я не стану. Но я настоятельно советую тебе выслушать меня. Обещаю не злоупотреблять твоим терпением.

Бланка обреченно вздохнула:

— Хорошо, я выслушаю тебя. Только постарайся… э-э, поделикатнее.

— Непременно, — пообещала Маргарита. — Я буду очень разборчива в выражениях. Но прежде всего, давай внесем ясность: кузен Бискайский был первым и единственным твоим мужчиной?

— Да, — с содроганием ответила Бланка и тут же в припадке откровенности добавила: — Лучше бы совсем никого не было!

— То-то и оно, дорогуша. Ты испытываешь отвращение не только к Александру, как человеку и мужчине (впрочем, как человек, он в самом деле мерзок), твое отвращение к нему постепенно распространяется на все мужское. Если ты и дальше будешь вести такой образ жизни, как сейчас, то боюсь, что в конце концов тебе станут противны все мужчины без разбора. И тогда ты начнешь баловаться с девочками, вот так-то. И не просто баловаться, что в общем простительно, а отдавать им предпочтение перед мужчинами. — В устах наваррской принцессы это прозвучало как суровый приговор судьбы, как самое худшее, что может случиться с женщиной.

— Маргарита! — негодующе воскликнула Бланка. — Прекрати! Ты такую… такую чушь несешь!

— Так-таки и чушь? Поверь, я рада была бы ошибиться…

— И ошибаешься!

— Не спорю. Может быть, в чем-то я ошибаюсь, многое упрощаю. Но, без сомнений, главная твоя беда в том, что ты живешь как монашка.

— А как мне, по-твоему, следует жить?

— Как нормальной женщине.

— То есть, ты предлагаешь мне завести любовника?

— Ну да, вот именно! Найди себе хорошего парня, крути с ним любовь, рожай от него детей — наследников Бискайи. Пусть дражайший кузен Александр хоть лопнет от злости, но он даже пикнуть против этого не посмеет. Ах, какая это будет жестокая и утонченная месть, подумай только!

— Сударыня, — отозвалась Матильда с осуждением в голосе. — Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?

— А?! — Маргарита грозно уставилась на нее. — Опять проповедь?

— Вовсе нет, сударыня, это не проповедь. Я просто хочу предупредить вас, что вы, может, по незнанию, совершаете тяжкий грех, подбивая госпожу Бланку на прелюбодеяние.

Маргарита удрученно покачала головой:

— Ну, и дура ты, Матильда, в самом деле! Ты ровным счетом ничего не поняла. Дитя малое! Неужели ты не видишь, как Бланка страдает? Неужели тебе невдомек, что главная причина ее страданий — неурядицы в личной жизни?

— Я вижу, сударыня, я понимаю, но…

— Ты предлагаешь ей быть верной женой и снова пустить к себе в постель мужа?

При одной мысли об этом Бланка содрогнулась.

— Ну… — Матильда в растерянности захлопала ресницами. Прежде все в жизни представлялось ей простым и однозначным. Было добро и зло, белое и черное, праведное и грешное, истинное и ложное — но теперь…

— Кузина, — сказала Бланка, выручая Матильду из затруднения. — Если ты думаешь, что это решит все мои проблемы, то ошибаешься.

— Я так не думаю. Я знаю, что тебя тяготит твое положение при моем дворе. Он, конечно, не столь блестящ, как кастильский…

— Не преуменьшай, кузина, твой двор великолепен. Однако…

— Однако хозяйка в нем я. А при кастильском дворе ты привыкла повелевать, привыкла быть в центре внимания, привыкла к всеобщему поклонению. В Кастилии тебя любили и почитали больше, чем твоего отца, Альфонсо и Нору, не говоря уж о Фернандо, Констанце Орсини или Марии Арагонской. Но тут ничего не попишешь. Это мой двор и моя страна, и даже при всей моей любви к тебе я не потерплю твоих попыток играть здесь первую скрипку. Ты уж прости за прямоту, Бланка…

— Все в порядке, я не в обиде. Ты совершенно права: это твой двор, и с моей стороны было бы свинством претендовать на роль хозяйки в нем.

— А между тем, — заметила Маргарита. — Женясь на тебе, кузен Бискайский рассчитывал, что с твоей помощью он станет королем, и наверняка пообещал твоему отцу сделать тебя хозяйкой всей Наварры.

Тут Бланка гордо вскинула голову.

— Ты же знаешь, кузина, я никогда не позарюсь на то, что не принадлежит мне по праву. Могу заверить тебя, что в своих притязаниях на наваррский престол мой муж не получит никакой поддержки ни от меня, ни от Альфонсо, ни от Кастилии вообще. Более того, при необходимости я сама воспрепятствую свершению его планов. Больно мне нужна твоя маленькая Наварра — после всего, что я упустила в своей жизни.

Последние слова кастильская принцесса произнесла с откровенной пренебрежительностью, но горечь, прозвучавшая в ее голосе, помешала Маргарите обидеться.

— Да уж, — согласилась она, — ты многое упустила. Однако я склонна считать, что в случае с кузеном Бискайским ты сама сглупила. Ведь ты у нас такая властная и решительная — что помешало тебе воспротивиться этому браку? К тому времени тебе уже исполнилось шестнадцать, ты стала полноправной графиней Нарбоннской, и даже отец не смог бы лишить тебя этого титула без согласия галльского короля и Сената. В крайнем случае, ты могла бы бежать в Галлию и попросить покровительства у кузена Робера Третьего. Я уверена, что он не отказал бы в помощи невесте своего племянника.

— Да, ты права, — печально ответила Бланка. — Я сглупила, вернее, смалодушничала. Я проклинаю себя за ту минутную слабость, которая обернулась такой катастрофой. Да простит меня Бог, порой я проклинаю отца за то, что он сделал со мной. Я потеряла все… даже дружбу Филиппа.

Маргарита хотела спросить почему, но потом сама догадалась.

— Ага! — сказала она. — Красавчик предлагал тебе бежать с ним в Галлию?

— Ну… вроде того. Был один план, но я, дура, отказалась… Боже, какая же я дура!

Маргарита внимательно посмотрела ей в глаза.

— Все-таки ты влюблена в него, правда?

Бланка горько усмехнулась:

— Какое теперь это имеет значение? Если я и любила Филиппа, то недостаточно сильно, чтобы пойти против воли отца.

Но Маргарита покачала головой:

— Твои рассуждения слишком наивны, кузина. Это в поэмах моего незадачливого поклонника, графа Шампанского, любовь придает людям силы, подвигает на героические поступки, а в реальной жизни сплошь и рядом происходит обратное. Не исключено, что твои нежные чувства к Филиппу Аквитанскому сыграли с тобой злую шутку, и ты…

— Не надо, Маргарита, — перебила ее Бланка, чувствуя, что вот-вот заплачет. — Довольно. К чему эти разговоры? Все равно прошлого не вернешь. Теперь я замужем, а Филипп… Он просит твоей руки.

— И, небось, ты назвешь меня дурой, если я отвергну его предложение?

— Не назву, — ответила Бланка и улыбнулась уже не так горько, как прежде. — Но не могу гарантировать, что я этого не подумаю.

Маргарита зашлась звонким смехом. Вслед за ней позволила себе засмеяться и Матильда.

— Кстати, сударыни, — сказала она, решив, что до сих пор ее участие в разговоре было недостаточно активным. — Вы знаете, что семь лет назад мой братик служил пажом у дона Филиппа-младшего?

— Знаю, — ответила Маргарита. — Кажется, я знаю про твоего брата все, что знаешь ты.

— Ан нет, сударыня, вы еще не все знаете.

— Неужели? — шутливо изумилась наваррская принцесса. — Это непорядок. Так что же я о нем не знаю?

— Что он сегодня приехал.

— В Памплону?

— Да, сударыня. Легок на помине. Вы даже не представляете, как я рада! Братик вырос, еще похорошел…

— И где он?

— Совсем недавно был здесь, вернее, там. — Матильда указала на чуть приоткрытую дверь, ведущую в комнату дежурной фрейлины. — Мы с ним так мило беседовали, но затем поднялся весь этот гвалт, пришли вы…

— Постой-ка! — настороженно перебила ее Маргарита. — Значит, он был здесь?

— Да.

— А сейчас где?

— Не знаю, сударыня. Он ушел.

— Когда?

— Когда вы вернулись от государя и велели всем уходить.

— А ты видела, как он уходил?

— Нет, не видела. Но ведь вы велели…

— Да, я велела. Но, как и ты, я не видела, чтобы отсюда уходил парень. Я вообще не видела здесь никаких парней. — Маргарита перевела свой взгляд на указанную Матильдой дверь и, как бы обращаясь к ней, заговорила: — Вот интересный вопрос: мне придется встать и самой открыть ее, или же достаточно будет просто приказать: «Откройся»?