Принц лжи

ЖИЗНЬ ПОД ЗЕМЛЕЙ

Воздух наполняли взволнованные голоса. Радостные крики, шепот и бормотание, в которых слышались надежда и отчаянная жажда спасения, - все слилось в один сплошной гул, нависший над равниной Фуги. Эта разноголосица обладала какой-то странной силой, которая, благодаря безграничному оптимизму, одновременно успокаивала и волновала. Таковы были молитвы недавно умерших.

- Сильванус, могущественный Отец Дубов! Забери меня к себе в великий круг деревьев - сердце твоего дома в равнине Согласия!

- Мы дети Властелина Утра, рожденные вновь благодаря его неусыпной заботе. Позволь нам, Летандер, подняться на небеса, как солнце на рассвете, и возродить наш дух рядом с тобой!

- О Мистра, богиня Магии, слуга твоей великой церкви робко просит, чтобы ты посвятила его в секреты таинств и наделила частицей волшебной силы, окутывающей весь мир!

В ясном небе над бесконечной снежной равниной вспыхнул свет, предвещая прибытие божьего глашатая. Огромное создание, вырезанное из ониксовой глыбы размером с целый замок, полностью подчинялось своему божественному создателю, служа ему верой и правдой. Марут завис над толпой и внимательно оглядел собравшиеся души глазами, горящими как сапфиры, на круглой неподвижной физиономии. Широкие пластины доспехов, затейливо украшенные золотой чеканкой, не скрывали ни широких плеч глашатая, ни мускулистых рук. От него исходили решительность и сила, за которыми, однако, угадывалась мудрость.

Души, столпившиеся на бесконечной равнине, выжидательно смотрели на глашатая. Тот осенил толпу благословляющим жестом. Стоило ему широко растопырить тупые пальцы, как над темной ладонью засиял голубовато-белый шар. Мягкое свечение постепенно набирало силу и вскоре превратилось в звездный круг, из центра которого заклубилась тонкая струйка красного тумана.

Тени умерших узнали священный символ. Со всех концов равнины послышались крики: «Мистра!»

Из каждой звезды вырвался сноп света, и всю равнину усеяли молнии. Они поражали последователей богини Магии, уничтожая все заботы и волнения, успевшие сковать души твердым панцирем за годы их земной жизни. Слуги Мистры огласили равнину радостными криками. Купаясь в любви и могуществе Повелительницы Волшебства, они широко раскинули руки и поплыли к кругу света. Одна за другой преданные Мистре души превращались в сияющие звезды. Когда все они воспарили над толпой, глашатай закрыл ладонь и исчез.

Оставшиеся на равнине Фуги возобновили свои молитвы в один голос:

- Слышишь, как звенит мой меч, ударяясь о щит! Призываю тебя, о Владыка Битв, и прошу забрать меня в Лимбо и принять в ряды твоего великого войска. Мои победы в твою честь стали легендой, за свою жизнь я прислал на это поле мертвых огромную толпу. Мой верный меч сразил Астолфо с Высокой горы и Фрода Серебряную Бороду. От моей руки пали Магнес, сын Эдрина, и Гема, подлый рыцарь Талоса…

Гвидион Быстроход уставился на закованного в латы человека, который, не переставая молотил своим мечом по треснувшему щиту. Воин выкрикивал имена, которым, казалось, не будет конца, прерываясь только для того, чтобы вознести мольбу к Темпосу: «Забери меня из этого унылого места». Гвидион натыкался и на других последователей бога Войны. Все они вели себя одинаково - хвастались победами и просились в войско бога, чтобы провести вечность в славном беспрерывном бою.

Наемник скорбно покачал головой и побрел дальше. Повсюду мужчины и женщины посылали молитвы своим богам. Менестрели и бродяги образовали мощный хор, воспевая хвалу Повелителю Всех Песен, богу Милилу. В толпе нашелся один-единственный последователь Ловиатар, богини Боли; он двигался среди других душ, нахлестывая себя колючим хлыстом, и не замечал, что творится вокруг. Менестрели тут же расступились, давая дорогу этой обезумевшей тени, и песня их разладилась. Однако пауза была недолгой, и хвала Милилу снова вознеслась в небо, преисполненная такой гармонии, что притихли даже свирепые последователи Малара, Повелителя Зверей.

И среди всей этой многоголосицы Гвидион Быстроход был нем.

Он давно бродил по равнине Фуги, хотя не мог точно сказать, когда именно там оказался. Поначалу наемник еще надеялся, что собственная смерть ему привиделась во сне. Тело ведь у него осталось невредимым - правая рука была на своем месте, остальные раны чудесным образом затянулись. На меховой накидке, купленной специально для путешествия в морозный Тар, не было ни пятнышка крови. И туника, и бриджи, и высокие кожаные сапоги выглядели как новые.

Но его память все еще будоражил вид собственной отрубленной руки, лежащей на промерзлой земле, и кровавый топор Трима, занесенный для второго удара. Стоило Гвидиону только представить эти сцены, как он понимал, что его судьба окончательно решена. Удар топора перенес его из царства живых во владения мертвых.

Сознание этого не пугало и не вдохновляло наемника. В ту секунду, когда он оказался среди бурлящей толпы, его разум окутала густая пелена безразличия. Он двигался как в тумане, не обращая внимания на все необычные звуки и виды, словно находился на каком-нибудь рынке в Сюзейле,

Гвидион кое-что знал из теологии и поэтому сразу догадался, что заполненное людьми пространство вокруг - не что иное, как равнина Фуги. Давным-давно, в бытность свою воином Пурпурных Драконов, ему довелось сопровождать обоз к Брунору Тарану, властелину карликов Мифрил-Халла. Во время этого путешествия на север странствующий проповедник надоел ему до безумия своими сложными объяснениями, какими путями душа попадает в вечность. Теперь же Гвидион готов был отдать что угодно, лишь бы узнать, что его ждет за пределами равнины Фуги.

Отвернувшись от тех, кто поклонялся Милилу, тень воина еще раз попыталась обратиться к Торму. Но кому Быстроход ни адресовал бы свою молитву - Торму Правдивому или любому другому богу, - вместо слов из горла вырывалось жуткое карканье. Он не мог помолиться даже мысленно, тщетно стараясь припомнить хоть какие-то строки молитв, - слова ускользали, прежде чем он успевал их поймать.

Один из менестрелей Милила перестал петь и уставился на Гвидиона. Когда наемник встретился с ним взглядом, певец потупился, но воин все же успел заметить, как его глаза затуманил ужас.

Этот страх оказался заразительным. Он проник в сознание Гвидиона маленьким тлеющим угольком и прожег пелену безразличия, которое по-прежнему сковывало все его чувства. «Что если Торм отобрал мой голос, наказав за отступничество? - По спине Гвидиона пробежал холодок. - Нет, - напомнил он самому себе, - меня обвели вокруг пальца. Какой-то маг, какой-то всесильный чародей привел меня к этому концу».

Он закричал и заскулил, но из его уст не вырвалось ни звука. Вспыхнув, страх, до того тлеющий угольками, панической волной разлился в его сознании. Значит, его все-таки прокляли. Тот, кто заколдовал, украл у него частицу души…

Глаза Гвидиона налились горючими слезами, но когда он попытался их сморгнуть, то оказалось, что веки у него не закрываются.

Гвидион бросился бежать неведомо куда, а тени Преданных то и дело толкали его, почему-то не лишившись осязаемости точно так же, как он сам. Некоторые принимались молиться с еще большим жаром, когда мимо них неуклюже пробегал наемник, невнятно мыча. Другие просто провожали немигающим взглядом потерянную душу. Их поражала печаль, застывшая на лице воина, но они боялись прекратить молитвы и бросить ему слово утешения, чтобы их не постигла та же участь - лишиться собственных божеств.

Гвидион спотыкался, продираясь сквозь гудящую толпу. Вместо лиц он видел размытые пятна, а молитвы слились в бессмысленную какофонию. Он схватил молодую женщину, носящую серебряный диск Тиморы, и грубо затряс. Кто-то ведь должен был снять с него проклятие! В ответ на гортанную невнятную мольбу женщина одним пинком сбила Гвидиона с ног и попятилась.

- Этот, похоже, наш клиент, - послышался какой-то странный голос.

- Не-а. Просто еще один спятивший вершитель судеб. Бешабе поклоняются только такие придурки.

Грубые голоса никак не вязались со священными молитвами, и этот диссонанс привел Гвидиона в чувство. Он вскочил с земли и резко обернулся. Его нос оказался на уровне живота самой ужасной твари, которую он когда-либо видел. Голова чудища когда-то принадлежала огромному волку, а безобразное туловище было собрано от десятка разных животных. Между заостренных ушей великана начиналась полосатая жесткая грива, спускающаяся вдоль всей сгорбленной спины. Остальное тело покрывала ярко-красная чешуя. У существа были человеческие руки с когтистыми пальцами, которые оно нервно потирало. Прямо из-под рук начинались огромные лапы паука, беспрерывно молотящие воздух. Торс чудовища поддерживал змеиный хвост, скрученный кольцами, под тяжестью туловища змеиные кольца то сжимались, то разжимались, ни на секунду не останавливаясь.

- Ты совсем чокнулся, Пиндикс, - сказала, брызгая слюной, зверюга с волчьей пастью. - Это наш клиент, не сомневайся! Только взгляни на его рожу - она ведь зареванная.

Пиндикс сложил кожаные крылья и запрыгал к Гвидиону на костлявых лапах, как у кузнечика - коленками внутрь. Его тело, покрытое каучуковой желтоватой кожей, было худым и тонким, словно у изможденного голодом и жаждой ребенка. Глядя на Гвидиона единственным синим глазом, находящимся в центре широкой морды, Пиндикс нетерпеливо провел языком по сверкающим белым зубам и спросил:

- Ну как? Начинай молиться, слизняк.

Гвидион, обезумев, попытался спихнуть маленькую тварь с дороги, но вокруг его груди сомкнулись две пары паучьих лап и потянули его назад. Чудовище с волчьей головой грозно взглянуло на воина, положив когтистые руки ему на плечи.

- Ты слышал, что велел тебе Пиндикс,- прошипело чудище. - Дай нам послушать, как ты умеешь громко молиться.

Гвидион разомкнул губы и попытался призвать на помощь Торма, но, как и раньше, у него получилось только жалобное карканье.

Пиндикс покачал головой:

- Впервые ты не ошибся, Аф. Я был уверен, что он вершитель судеб. Они ведь вечно устраивают стычки с последователями Тиморы. - Он протянул пару черных кандалов. Железные кольца с лязгом разомкнулись, и оказалось, что изнутри кандалы утыканы острыми шипами. - Не вздумай бузить, слизняк.

Бросив один взгляд на людские тени вокруг, Гвидион сразу понял, что помощи ждать неоткуда. Все отвернулись от него, оставив на милость двух жутких громил-уродов. Преданные богам души образовали широкий крут. Их лица были обращены в небо, руки судорожно сцеплены в религиозном порыве, некоторые без устали крестили свои остановившиеся сердца,

Гвидион беззвучно проклял их и попытался вырваться из железной хватки Афа. Паника уступила место леденящему страху, что позволило ему мыслить чуть яснее. Тогда он и припомнил бесконечную муштру на парадном плацу в Сюзейле, когда отрабатывал приемы рукопашного боя. Воин сжал пальцы в кулак и нанес удар Афу в челюсть, одновременно всадив оба каблука в извивающийся змеиный хвост твари.

Аф раздраженно взвыл, но сразу вспомнил, что попадет в беду, если свернет пленному шею. Вместо этого стражник, щелкнув челюстями, впился зубами в руки Гвидиона, когда тот собрался нанести новый удар.

В ту же секунду Гвидион понял, что топор великана не избавил его от боли.

- Ох. Почему всегда одно и то же? - вздохнул Пиндикс. - Что бы я ни говорил, слизняки всякий раз пытаются буянить. - Он высоко подпрыгнул и защелкнул кандалы вокруг запястий Гвидиона.

Когда железные кольца со звоном сомкнулись, шипы вонзились в руки. Затем, словно почувствовав вкус живого существа, превращенного в тень, кандалы «проснулись» от ржавой спячки и врезались еще глубже. Шипы вонзались в кости, поворачиваясь. Ослепленная болью тень Гвидиона издала долгий вопль.

В первый раз с той минуты, как воин оказался на равнине Фуги, из его горла вырвался ясный звук.

Когда боль немного утихла, Гвидион увидел, что стоит в шумной толпе, собравшейся перед огромным некрополем, окруженным стеной. Все его тело нестерпимо болело, но шипы кандалов, видимо, перестали впиваться в руки. Один локоть Гвидиона держала когтистая рука Афа, а второй - холодные перепончатые пальцы Пиндикса. Воздух пропитало стойкое зловоние склепа. У Гвидиона невольно потекли по щекам слезы - не от боли в запястьях, а от удушливого запаха смерти и разложения, проникающего в нос и рот.

Рядом с воротами некрополя Трим, как и любой другой великан Фаэруна, смотрелся бы карликом. Темные и грозные, они уходили высоко в небо, теряясь в клубах красного тумана. От ворот в обе стороны до самого горизонта протянулись высокие стены. Здесь же располагались две массивные сторожевые башни. Гвидион стоял довольно далеко от стен, но ему показалось, что они шевелятся. У него создалось впечатление, будто каждый кирпичик ритмично перемещается, словно живой.

А вокруг воина хныкала и орала мятущаяся толпа. На каждом, кто был рядом, воин разглядел такие же кандалы, каждую проклятую душу сопровождала пара монстров-стражников. Эти создания были сродни Пиндиксу и Афу, но только по своему гротескному обличью. Их создатель сотворил безумную смесь из животных, людей, растений и даже камней с металлами. Твари летели, скользили, ползли, погоняя своих пленников, как упирающийся скот, который ведут на бойню; они тыкали в бедняг пальцами с присосками или подстегивали острыми пиками.

Толпа хлынула вперед, прижав Гвидиона к одной из сторожевых башен. Темная поверхность стены оказалась твердой и удивительно теплой, когда воин коснулся ее лицом. Он с трудом отодвинулся, чтобы получше разглядеть небольшие округлые камни. Никакие это не камни, решил он, а кусочки чего-то размером с кулак… Гвидион получше пригляделся и сжался от ужаса.

- Сердца! - завопил он. - Башня построена из человеческих сердец!

- Сообразительный парень, - хрюкнул Аф. - Ворота тоже из сердец. - Он опустил морду и уставился в застывшие от потрясения глаза Гвидиона. - Но, готов поспорить, ты не определишь, какие именно это сердца.

- Оставь его в покое, - буркнул Пиндикс. - На мой взгляд, он совсем не похож на проповедника. Такие мелочи волнуют только церковников.

- Сердца трусов, - со злорадством произнес Аф, не обращая никакого внимания на слова Пиндикса. - Стены из них получаются, конечно, не такие прочные, как из сердец героев, но жаловаться не приходится, ведь герои сюда попадают не часто.

Пиндикс с презрением тряхнул головой:

- Хм. Ты так гордишься этой стенкой, что можно подумать, ты сам ее построил.

- А вот и построил! - завопил Аф. - По крайней мере, я был здесь, когда ее только начали возводить!

Гвидион наконец обрел голос.

- Торм, спаси меня! - взревел он. Все стражники вокруг тут же обернулись к Гвидиону, и тогда рука с перепончатыми пальцами зажала ему рот.

- Забудь о нем, слизняк, - прошипел Пиндикс, - в Городе Раздоров существует только один бог, и ему не нравится, когда его подданные взывают к другим божествам. Нам все равно, если ты начнешь сводить с ним счеты в первый же день, как окажешься на свободе, но сейчас ты наш подопечный. Такое поведение плохо скажется на нас с Афом.

- А неприятности нам ни к чему, - добавил стражник с волчьей головой и, сжав костлявую руку в кулак, ткнул им в челюсть Гвидиона, раздробив ему кости. Изо рта тени посыпались зубы, словно мраморные камешки из прохудившейся котомки.

Пиндикс нахмурился.

- Ты наш худший враг, Аф, - вздохнул он, закрыв Гвидиона кожаным крылом от новых ударов. - Если он не сможет говорить, в замке на нас разозлятся не на шутку. Помнишь, что случилось в последний раз, когда ты свернул голову той тени?

Аф распрямил кольца змеиного хвоста:

- Ничего, заживет. Кроме того, он ведь взывал к другой силе, а ты знаешь правила на этот счет.

Пиндикс неохотно согласился, но на всякий случай влез между Гвидионом и Афом в ожидании, пока откроются ворота.

Откуда-то с вершины башни зазвучали рожки. Темные двери со скрипом распахнулись ровно настолько, чтобы пропускать не больше троих, идущих плечом к плечу. Стражники подталкивали своих подопечных к входу, затем проходили сами, следуя по пятам. Тени тщетно пытались сопротивляться, не желая преодолевать последние несколько шагов до ворот, за которыми начинался Город Раздоров. Но сзади напирали тысячи проклятых душ, так что упрямцам приходилось подчиниться натиску толпы.

За воротами начинался прямой бульвар, по обеим сторонам которого стояли сотни скелетов-стражников, вооруженных пиками и копьями. Единственным предназначением солдат-зомби было мучить новичков, а заодно и их надсмотрщиков. Действуя своим острым, как бритва, оружием, они отсекали куски плоти, мгновенно превращавшиеся в кашу под ногами толпы. Вдоль бульвара, прячась в тени, нетерпеливо поджидали какие-то твари с голодными глазами в надежде поживиться кусочком.

Если бы кому-нибудь, кто прошел через ворота, нужно было дышать, то он задохнулся бы, не сделав и десяти шагов. В воздухе стоял непрерывный гул, но соткан он был не из молитв, как на равнине Фуги, а из пронзительных злобных ругательств и страдальческих криков. Возле ворот гул становился оглушительным, так как все переходили на крик. Но по мере продвижения толпы к центру города шум постепенно поглощался десятиэтажными зданиями из бурого песчаника, прочертившими на фоне неба изломанный контур.

Гвидион потерял счет времени, двигаясь с огромной толпой в сердце Города Раздоров. Челюсть постепенно заживала, и это служило единственным свидетельством, что время не остановилось. Он чувствовал, как кости срастаются и в оголенных деснах прорезаются новые зубы. Боль все еще не отступила, туманя ему зрение, не позволяя ясно мыслить, но она чуть затихла, превратившись из острой в ноющую. Где-то в притупленном сознании Гвидиона шевельнулась мысль, не является ли его способность испытывать такие муки колдовским трюком. В конце концов, боль от врезавшихся в запястья шипов тоже уменьшилась. В глубине души, однако, воин не надеялся, что станет невосприимчив к пыткам после всего, что было. Если старые раны заживут, стражники наверняка придумают для него новую муку.

Наконец толпа пересекла подвесной мост, перекинутый через булькающую черную жижу, реку Слит, и бросилась в открытые ворота огромного дворца в центре некрополя. Когда тени оказались за недавно построенными стенами из чистейших бриллиантов, им было позволено отдохнуть. Почти все проклятые рухнули в изнеможении от проделанного бегом пути. Только не Гвидион Быстроход. Он стоял, даже не запыхавшись от марафона, и вовсю глазел на уходящий ввысь замок Праха.

Главная башня скрывалась высоко в красном небе. Ее цоколь был украшен черепами, смотревшими пустыми глазницами на двор. Над цоколем архитекторы использовали другие кости, выложив ими фантастический спиральный узор вокруг окон и балконов, опирающихся на прочные подпорки из костей. Крылатые стражники использовали эти балконы как вход во дворец или взмывали с них в туман, клубящийся над верхними этажами. Еще выше зазубренный шпиль башни исчезал в густых ядовитых клубах дыма и тумана.

- Ладно, - гаркнул Аф. - Пора двигать. Открылась парадная дверь главной башни, и стражники зашевелились по всему двору, поднимая пленников пинками. Гвидион так и не присел, поэтому его первым втолкнули внутрь.

- Умоляю, - жалобно затянул наемник, - я думаю, здесь какая-то ошибка.

Челюсть болезненно щелкала от каждого звука, зубы шатались, но по крайней мере он снова обрел речь.

- Вот видишь, - буркнул Аф, - я же говорил, что челюсть у него заживет, прежде чем мы увидим Принца.

Пиндикс оскалился, схватил цепь, соединявшую кандалы Гвидиона, и потянул за собой.

- О какой ошибке ты талдычишь? Неужели ты думаешь, слизняк, что здесь тебе не место?

- Я даже не знаю, где я! - прокричал Гвидион.

- Хо-хо! Так ты, значит, один из Неверных? - Аф радостно потер паучьими лапками, ползя рядом с Гвидионом. - Торчать тебе в стене, как пить дать.

- Нет, он не принадлежит к Неверным, - насмешливо хмыкнул Пиндикс. - За воротами он взывал к Глупцу. Поэтому ты и двинул ему в челюсть, помнишь? - Стражник обратил на Гвидиона свой единственный синий глаз. - Эй, ты, в богов веришь?

- К-конечно, - заикаясь проговорил Быстроход.- Кто-то навел на меня порчу, заставив поверить в видение. А когда-то я был воином…

- До тебя еще не дошло? - оборвал его Пиндикс. - Неужели одной зуботычины мало? Здесь нельзя произносить имена других богов, кроме лорда Кайрика, разумеется. - Он подтянул Гвидиона к порогу замка Праха. - Ты находишься в Гадесе, Городе Раздоров. Раз ты не молился ни одному из божеств, пока торчал на равнине Фуги, значит, твое место здесь, где тебя будет судить сам Повелитель Мертвых. Если у тебя есть извилины в голове, то будешь вести себя тихо. Иногда Кайрик снисходителен к первой душе новой партии, но только если ему не попадется какой-нибудь нытик.

- Ты теряешь твердость, - фыркнул Аф. - А я предлагаю перебить ему хребет, чтобы он не мог не хныкать, оказавшись перед Принцем.

Пиндикс пожал плечами:

- Как знаешь, но не забудь, кому придется исполнить наказание, которое достанется слизняку. Если он легко отделается, мы свалим его где-нибудь на окраине и дело с концом.

Гвидион открыл было рот, чтобы заговорить, но Аф не позволил ему, грозно зарычав.

- Наверное, ты прав, - проворчал стражник сквозь волчьи зубы. - Хотя было бы неплохо поглазеть, как этот слизняк получит по заслугам от нашего повелителя.

Аф и Пиндикс толкнули своего подопечного за массивную глыбу резного оникса, служившую парадной дверью, и тот оказался в вестибюле с хрустальным полом, не имеющим ни одного стыка или шва. На стенах из костей висели сотканные из цветных стеклянных нитей гобелены, запечатлевшие жуткие сцены расправ темных эльфов над миролюбивым населением Севера. Тем не менее, эти картины были детскими страшилками по сравнению с тем, что Гвидион увидел сквозь прозрачный пол.

- Сюда, слизняк, - велел Пиндикс, понизив скрипучий голос до уважительного шепота.

Следующее помещение за жутким вестибюлем было огромным и почти пустым. В центре находился пюпитр, с которого свешивалась широкая лента пергамента, обвив его ножку. Справа стояло массивное кресло. Древний трон когда-то, давным-давно, поражал странной красотой - черное как смоль дерево было сплошь покрыто завитками, составляющими гипнотический узор. В последние годы какой-то вандал обезобразил трон, располосовав лезвием подлокотники и ножки. Когда-то подголовник трона украшал рубиновый круг, казавшийся сверкающим нимбом всякому, кто взирал на человека, восседавшего в центре трона. Теперь же половина камней исчезла и алый круг смотрелся неряшливо.

Свет, просачивающийся сквозь окна с цветными витражами, окрашивал все в коричневатый оттенок - цвет высохшей крови. Стены были выложены из тысяч черепов с разинутыми в непрерывном молчаливом крике ртами. Из каждой пасти торчали толстые свитки пергамента. Паутина свисала с черепов как знамена, и из всех щелей меж осыпающихся черепов глядели крошечные белые глазки. Гвидион почему-то сразу понял, что это не крысы, а нечто более мерзкое.

Стражники подвели пленника к пюпитру и заставили опуститься на колени. Потом сами сделали то же самое, униженно припав к полу, насколько позволяли их уродливые тела.

Не успели эти твари дотронуться лбами до пола, как перед пюпитром возник сенешаль замка. Гладкое серое лицо уродца писаря было лишено каких-либо черт, кроме выпуклых желтых глаз. Плащ, скрывающий не тело, а тень, развевался на ветру, который Гвидион никак не мог почувствовать. Белые перчатки на невидимых руках твари вынули откуда-то гусиное перо и поднесли его к свернутому пергаменту.

Тут из всех углов зала, из каждого черепа и свитка на свет выбежали тараканы. Насекомые посыпались на пол, застучав по нему, как осенний дождь. Большие и маленькие, черные, коричневые и белые как кость, они понеслись к пустующему трону. Гвидион оказался на пути насекомых и, когда они облепили его ноги и спину, попытался смахнуть их, но стражники схватили его за руки, не позволив шевельнуться.

Тем временем тараканы достигли щербатых ножек трона, быстро взобрались на сиденье и скопились на нем шипящей коркой. В следующую секунду тараканы пропали, слившись в одно существо - довольно земного вида человека, худого и горбоносого. С первого взгляда было понятно, что ему давно все наскучило. Он съехал с сиденья пониже, скрестил ноги в лодыжках, а руки перебросил через подлокотники. Одежда на нем совсем не выглядела по-королевски: ботфорты, потертые черные штаны, кожаные ножны и бесформенная алая туника с эмблемой в виде черепа на фоне солнечного диска. Только короткий меч и венец из белого золота свидетельствовали о его важности, хотя корона скорее служила ему обычным ободком, чтобы волосы не лезли в глаза, а не символом власти. Но, несмотря на скучающий вид, от него исходила напряженность, которая не рассеивалась, а зависла этаким назойливым облаком. Он хоть и сидел на троне развалясь, все равно напоминал свернувшуюся в кольцо змею, готовую к атаке при малейшей провокации.

- Приветствую тебя, Кайрик, Повелитель Мертвых, самый могущественный из всех божеств Фаэруна, - произнес Пиндикс, низко кланяясь.

Аф последовал его примеру:

- Приветствую тебя, Кайрик, Принц Лжи, истребитель трех богов.

Повелитель Мертвых заерзал, словно ему не терпелось оказаться в другом месте. То ли это было показное нетерпение, то ли отголосок какой-то привычки, оставшейся у Кайрика со времен его земной жизни, никто не знал, но, как все божества, Принц Лжи не был ограничен одной-единственной физической оболочкой. Даже в эту минуту, держа совет в замке Праха, его божественная сущность в ответ на молитвы преданных ему приспешников воплотилась в десятки аватар по всей вселенной, сея вражду и раздор, стоило одной из них где-нибудь осесть.

- Давай с этим покончим, Жергал, - пробормотал Повелитель Праха.

Сенешаль вперил свой взгляд в Гвидиона, и тень воина почувствовала, как в его сознание проникло что-то холодное и сверхчеловеческое. Это нечто впилось в его воспоминания и принялось копаться во всей жизни, словно крыса на помойке. Гвидион попытался отвести взгляд от безжизненных глаз Жергала, но оказалось, что тот его парализовал. Затем допрос прекратился так же молниеносно, как начался.

«Ты Гвидион, сын кузнеца Гарета. - От бестелесного голоса веяло холодом, совсем как при телепатическом допросе. - Родился в Сюзейле тридцать зим тому назад по тамошним меркам. В течение жизни служил солдатом и наемником, хотя твоим истинным даром была резвость ног. Его ты использовал главным образом, чтобы выигрывать мелкие пари. За всю жизнь ты так и не узнал ни огромного счастья, ни огромной боли».

- Погоди минутку, - залепетал Гвидион.- А как же Кардия или Эри? Я любил…

«Ты верил в богов Фаэруна, но поклонялся им только в минуты опасности. Называл Глупца своим отцом, но тем не менее последние годы жизни не проявлял ни особой смелости, ни верности его делу».

Кайрик зевнул.

- По твоим делам быть тебе одним из Лживых, - порешил Повелитель Мертвых, не задумавшись ни на секунду. - Ни одно из божеств не примет тебя в свой рай, поэтому ты останешься моим подопечным. А раз так…

Гвидион вскочил с колен:

- Я умер, сражаясь за Торма! Он должен…

Не успело прозвучать из уст тени имя бога Долга, как короткий меч пронзил ей горло. Гвидион повис в воздухе, пронзенный мечом Кайрика, дергаясь и кашляя. От раны пошел такой холод, какого тень не испытывала за всю свою жизнь и смерть… Лезвие короткого меча запульсировало, постепенно меняя цвет от бледно-красного до темно-алого.

Повелитель Мертвых обратил холодный взгляд на Афа и Пиндикса:

- Кому-то следовало рассказать новичку, что я один имею право произносить имя других богов в Городе Раздоров.

- Мы… мы предупреждали его, Ваше Великолепие, - пролепетал Пиндикс. - Но он считает, что произошла какая-то ошибка. Все твердит, будто кто-то его обманул и…

- Любой, кто попадает сюда, считает, что произошла ошибка, - заметил Кайрик. - Вы двое разделите наказание этой тени, чтобы впредь прилежнее готовить новичков к встрече со мной.

Он вытянул меч из раны Гвидиона, и тень воина рухнула на пол.

- Благодарю, Ваше Великолепие, - сказал Аф, и оба служителя распростерлись ниц перед своим хозяином.

- Что касается участи этой тени… Кажется, Жергал, мы давно не посылали Дендару никаких душ.

«Ночной Змий будет рад вашей щедрости, - согласился сенешаль. - Давненько он не пробовал свеженькой души».

Кайрик вновь скрючился на троне:

- Тогда решено. Отведите тень к Дендару.

Жергал начал писать аккуратным разборчивым почерком, а стражники тем временем схватили Гвидиона. Тень хоть и, ослабела после нападения, но сопротивлялась. Быстроход даже попытался что-то выкрикнуть Кайрику, но из разорванного горла вырвалось только шипение, словно пар из носика вскипевшего чайника.

Внимание Кайрика привлекло неподдельное изумление в глазах Гвидиона. Повелитель Праха взмахнул рукой, и рана в горле мгновенно затянулась.

- Узнаешь меня? - спросил он, лениво постукивая по ножке кресла мечом.

Гвидион указал на кроваво-красное лезвие меча.

- Это был ты, - задохнувшись, произнес он. - Ты явился мне в Таре, притворившись…

«Глупцом, - подсказал Жергал. - В нашем царстве каждое божество имеет свое особое имя. Бог Долга известен здесь как Глупец».

- Притворившись… Глупцом, - покорно повторил Гвидион и поморщился, произнеся святотатство. - Зачем? Чтобы я бросился сражаться с великаном, как спятивший?

- Вот именно, - прозвучал глубокий раскатистый голос откуда-то от дверей библиотеки. - Кайрик любит устраивать себе такие маленькие развлечения.

Жергал, Гвидион и стражники обернулись на голос и увидели перед собой огромную фигуру в древних латах темно-пурпурного цвета с наколенниками и налокотниками, вырезанными из костей дракона. Латы на груди сияли как звезды даже в плохо освещенном зале библиотеки. Пришедший излучал силу и стойкость.

- О нет, - прошептал Пиндикс, - только не он, только не сейчас.

К Кайрику направился Торм Правдивый, грохоча латами при ходьбе, и этот металлический звук разносился эхом по всему замку, напоминая далекую канонаду. Подойдя к Гвидиону, Торм остановился и снял шлем. Быстроход никогда прежде не видел такого безукоризненно красивого молодого воина. В голубых глазах божества сиял праведный огонь, квадратный подбородок свидетельствовал о несгибаемом мужестве.

- Отпусти эту душу, - приказал Торм. - Ты заполучил воина в свое царство благодаря вероломству и трюкачеству. Ты оборвал его жизнь, прибегнув к обману.

Повелитель Мертвых откинулся в кресле и ухмыльнулся:

- Перестань, Торм. Ты ведь не ради этого червя проделал весь долгий путь в Гадес. У тебя есть и другие дела, ты еще не расправился со многими великанами… Разве не так говорят о тебе твои последователи, тормиты?

- Тормиши, - чопорно исправил его бог Долга. - Мне достаточно одной судьбы Гвидиона, чтобы прийти в твой ненавистный замок. Он взывал ко мне. Я отвечаю на его молитвы.

Из груди Гвидиона вырвался вздох облегчения:

- Благодарю вас. Ваша Святость. Я знал, что вы не позволите своему верному…

- Погоди осыпать его похвалами, - перебил воина хитрый Кайрик. - Торму наплевать на твою душу. Просто ему по силам явиться в мой город без приглашения, если кто-то произнесет его имя вслух. Благодаря тебе он оказался в моем доме незваным гостем.

Гнев, который Торм до сих пор с трудом подавлял, вырвался наружу. Он поднял закованный в латы кулак и потряс им перед Принцем Лжи.

- Я в долгу перед своими последователями. Люди зовут меня Торм Правдивый, потому что больше всего на свете я ценю верность. Они прозвали меня…

- Они прозвали тебя Торм Храбрый, потому что ты слишком глуп, чтобы, посчитав потери, покинуть поле проигранной битвы, - прошипел Кайрик. - Знаю я эту песню. Сам недавно повторял ее Гвидиону в Таре.

Торм угрожающе шагнул к нему, потому что сам Принц Лжи до сих пор не покинул свой трон.

- Мы быстро продвигаемся к сути дела. Это на тебя не похоже.

- Ты, наверное, пришел, чтобы выразить мне свое недовольство тем, как я тебя изображал. - Принц Лжи расхохотался. - Уверяю тебя, у меня здорово получилось. Если не считать меча, я изобразил тебя тютелька в тютельку. - Он встал и потянулся. - Так и быть, дам тебе возможность спасти эту бедную обиженную душу.

- Признаешься в своих грехах? - спросил Торм, с подозрением прищурившись. - Гвидион может уйти?

- Ничего я не признаю, - отвечал Кайрик, - но дам тебе шанс спасти этого будущего тормита. - Он пинком отшвырнул Афа с дороги и поднял Гвидиона. потянув за кандалы. - Но прежде чем ты заберешь его под свое железное крылышко, ты должен меня убедить, что он обретет дом среди твоих подданных. Без такой гарантии я не могу освободить ни одну душу из своего царства.

- Если не со мной, - начал Торм, - тогда с…

- Ты не можешь говорить от имени других богов, Торм. Меня даже удивляет, как ты осмелился заикнуться об этом.

Бог Долга вспыхнул, затем обратил твердый взгляд на Гвидиона и промолвил:

- Я могу предложить тебе убежище только при условии, что ты истинно предан мне. Сможешь доказать свою верность?

Тень воина выступила вперед, отойдя от скрюченных стражников и странного молчаливого сенешаля.

- Конечно, - обрадовался Гвидион. Торм вытянул вперед руки ладонями вниз. В скудном свете показались мириады крошечных рун, вырезанных на крагах: на правой перчатке были слова долга на всех известных языках, на левой - слова верности.

По преданию, передававшемуся шепотом из уст в уста, Торма можно было одолеть, если все эти слова будут утеряны. Чтобы предотвратить беду, некоторые тормиши из новообращенных проводили первый год службы, запершись в крохотных кельях, где повторяли слова долга и верности, как мантру, все часы бодрствования. Самые преданные умудрялись продолжать молиться и во сне.

- Прочитай любое слово с правой или левой краги, - торжественно велел Торм.

Гвидион покосился на латы, затем поднял взгляд на бога Долга.

- Я… не вижу никаких слов, Ваша Святость. Во взгляде Торма читалось искреннее сожаление.

- Соглашение, которое я заключил с собственной церковью, предельно ясно, Гвидион Быстроход. Я не могу принять твою душу, если ты не в состоянии пройти простейшее испытание. - К нему снова вернулся гнев, когда он обратился к Кайрику. - Ты заплатишь за все. Я позабочусь об этом.

Принц Лжи развернулся спиной к закованному в латы божеству и неторопливо направился к трону.

- Аф, Пиндикс, возьмите Гвидиона и суньте его в стенку. Не спускайте с него глаз до тех пор, пока я вновь вас не призову.

Гвидион молча взглянул на Торма, прося о помощи, но бог Долга покачал головой. Все надежды погибшего воина рассеялись. Опустив голову, он безропотно позволил стражникам увести себя.

Как только пленник покинул зал, Кайрик взмахнул рукой, вальяжным жестом отпуская Торма:

- Ступай, доложи об этом наказании Совету. Я прекрасно знаю, что стена предназначена для Неверных. Я приказал поместить в нее червя по одной причине: хочу, чтобы ты помнил весь остаток вечности о том, как усугубил участь смертного, сунув свой красивый нос туда, куда не следовало.

- Закон, который правит…

- Мой каприз и есть закон в Городе Раздоров, - отрезал Кайрик. - Ты сослужишь себе хорошую службу, если не забудешь об этом, тем более что ты вторгся на чужую территорию без приглашения. Стоит мне только призвать пару сотен чертей, чтобы те выпроводили тебя…

- Ты мне угрожаешь! - Красивое лицо бога Долга превратилось в львиную морду. - Я заколю любого черта в твоем адском замке,- прорычал он.

- Но на это уйдет какое-то время, - проворковал Кайрик, - так что я успею побывать во всех храмах Торма в. твоем обличье и развязать священную войну. Тебе не хватит мощи остановить меня, ведь ты, Торм, всего лишь полубожество.

Торм направился к выходу. На львиной морде застыл грозный оскал, золотистая грива поднялась дыбом, напоминая нимб вокруг головы.

- Ты не достоин звания высшей силы.- Вспыхнул голубой шар, и Торм исчез.

«Глупцу повезло, что он не знает, насколько на самом деле опасно Ваше Великолепие», - заметил Жергал.

Кайрик вновь вытянул из ножен короткий меч, внимательно осмотрел алое лезвие.

- Знай он об этом, я расправился бы с ним точно так же, как с Ваалом, Миркулом и Лейрой. А вообще-то я все равно его убью. Моему клинку пришлась по вкусу кровь богов.- Он ласково провел рукой по лезвию. - Не правда ли, любовь моя?

«Только если эта кровь пролита за тебя», - промурлыкал соблазнительный женский голосок. Дух меча удовлетворенно свернулся калачиком в глубине сознания Кайрика - такой же темный и зловещий, как любая из пагубных мыслей, вертевшихся в голове бога Смерти.