Ринде принадлежал весь дом, но на самом деле завидовать было нечему. Унылая одноэтажная лачуга примостилась в беднейшей части Зентильской Твердыни среди подпольных борделей, пивных, полуразрушенных хибар беглых рабов и окончательно спившихся, ни на что не годных пьянчуг. В другой стороне такой домишко считался бы проклятым. В стропилах постройки процветали колонии крыс, доски в полу почти совсем прогнили и во многих местах провалились в зловонную жижу. В промозглые дни вроде этого ветер со свистом задувал в стенные щели, обещая долгие месяцы беспощадного холода.
Ринда едва замечала это запустение. В лачуге она старалась проводить как можно меньше времени, используя ее только для ночлега, да иногда она здесь выписывала фальшивые документы беглым рабам или торговцам, желавшим отделаться от вымогателей. Ринда с большой неохотой оставалась работать дома, но с такими просителями, как у нее, другого выбора не было. Клиенты Ринды часто называли своим домом темные подворотни, а сохранить твердость почерка в тех сырых каменных арках было почти невозможно.
Два года назад она отказалась от должности в гильдии писарей, специально чтобы помогать этим беднягам, - отец не прекращал с ней споров по этому поводу, пока она не покинула родное гнездо. Ринда не скучала по отцу. Это был желчный человек, проклинавший свою судьбу. Он никогда не мог понять, почему его дочери нужно помогать другим, что именно придает смысл ее жизни в таком мрачном, холодном месте, как Зентильская Твердыня.
Если Ринда хотела отдохнуть, то сразу вспоминала о тех несчастных, которым приходилось еще хуже, чем ей. Поэтому большую часть времени она и проводила на улицах, помогая, чем можно, угнетенным Твердыни. Иногда это означало найти временный кров для разоренной семьи или выписать фальшивые дорожные документы солдату, дезертировавшему из армии зентиларов. В другие дни она обходила таверны и гостиницы, обучая проституток и мелких воришек чтению и письму.
Этот день она провела на рыночной площади, клянча деньги на взятки. Магов Зентарима, приглядывающих за трущобами, ничуть не волновало, если Ринда помогала одному-двум бежавшим пленникам спуститься вниз по реке Теш. Однако они требовали за свое молчание определенную мзду. Дрожа от холода, Ринда подсчитывала жалкие гроши, которые ей удалось выпросить.
- Не хватает, - вздохнула она и снова пересчитала медяки. - Даже близко не то. Девчонок, задумавших сбежать от мадам Фебруа, ждет беда.
Ринда посмотрела ярко-зелеными глазами на карлика, развалившегося у двери. Он пристроился на шатком стуле, взгромоздив тяжелые ботинки на стол. Одет он был неряшливо, в кожаную куртку и штаны, борода и черная шевелюра с проседью были давно не чесаны. Из-под кустистых бровей выглядывал один серый глаз, а второй был спрятан под коричневой кожаной повязкой, усеянной серебряными заклепками.
- Я слышал, лорд Чесс лил горючие слезы, когда узнал о гибели Лейры, - проговорил карлик, шевеля обвисшими усами, а затем ядовито добавил: - Раздутый мешок дерьма.
- Ходур, ты ведь знаешь, я ненавижу, когда ты делаешь вид, будто меня здесь нет, - рассердилась Ринда. - Если хочешь о чем-то поговорить, то не темни.
Карлик ухмыльнулся:
- Раз так, ладно. Я действительно хочу поговорить, если только ты опять не начнешь зудеть о том, что запасов на зиму почти не осталось, или о том, что зентилары избивают своих пленных, или вообще о Здешней черни. - Он замолк, чтобы яростно почесать под бородой. - Ты самая унылая персона из всех, кого я встречал. Тебе это известно?
Молодая женщина бросила медяки в щербатую чашку.
- Тогда почему ты здесь вечно торчишь?
- А может, мне нравится, когда на меня наводят тоску, - ответил Ходур. - Я всю жизнь слышу, что мы, карлики, по своей природе мелан… хм, мелок… э-э, в общем, невеселый народ. Однажды об этом говорил уличный проповедник, вещавший в «Змеином оке». Он объяснял это тем, что мы обречены. Слишком мало осталось карликов, чтобы продолжать наши войны и ремесла, поэтому у нас нет будущего. - Голос выдал те чувства, которые он хотел скрыть. - А может, мне просто больше нечего делать. Нет работы для камнетеса с такими лопатами, - сказал он, вытянув дрожащие руки. Дрожь в них то прекращалась, то снова начиналась.
Ринда тактично не стала развивать тему. Она поддела одну из немногих целых досок в полу и припрятала чашку, зарыв ее в грязь. Почва мерзко хлюпнула, когда она погрузила в нее свое сокровище.
- Так что насчет этого лорда Чесса?
- Да ничего особенного, - снисходительно буркнул карлик. - Я просто слышал, что он совсем скис, когда Кайрик объявил жрецам Лейры, что их богини больше не существует.
Ринда понимающе улыбнулась:
- Он уже давно перестал быть священнослужителем. Скорее всего, он горевал по банкетам, которых теперь лишился. Последователи Лейры являлись на них в масках, не задавали вопросов и устраивали такие дебоши, что тошно.
- А тебе откуда это знать?
С притворным кокетством Ринда закрыла щеки ладошками:
- Как откуда - мне рассказал один карлик, откуда же еще?
Ходур расхохотался, и его усы заходили ходуном при каждом громком «ха».
- А знаешь, считаться последователем Лейры наверняка сейчас гиблое дело. Я имею в виду, что ходят слухи, будто именно Кайрик ее укокошил, ведь так? И если преданный богине слуга захочет убить себя от отчаяния, то все равно окажется в царстве этого ублюдка с черным сердцем.
- Поосторожнее,- предупредила Ринда.- Никогда не знаешь, кто тебя может услышать.
- Почему так устроено - человеческим богам больше делать нечего, как изводить своих верующих дознаниями или подслушивать с небес, чтобы раздавить любого, кто скажет о них дурное слово? - Карлик сбросил ноги на пол. Стул под ним угрожающе заскрипел. - Тех богов, которым молятся карлики, на этом не подловишь. Морадин и Кланггедин и вся остальная их братия знают, как потратить свое время, - они разбивают армии врагов или оскорбляют Кореллона Ларетиана или прочих бессмертных пьяниц, которых эльфы сделали своими идолами.
- В данном случае меня волнуют не боги, а священники,- сказала Ринда.- И зентилары. Патриарх Миррормейн просил соизволения у лорда Чесса считать любое слово, сказанное против Кайрика или Церкви, предательством. А Чесс такой трус, что готов послать армию, чтобы осуществить желание Миррормейна.
- Маги Зентарима этого не потерпят, - заявил карлик, отмахиваясь дрожащей ручкой.- А ведь это они на самом деле всем здесь заправляют.
Зеленые глаза Ринды стали задумчивыми.
- Нам остается только надеяться, что это все еще так, - пробормотала она. - Они не такие опасные, как люди Кайрика.
- Вот уж не думал, что когда-нибудь услышу от тебя хоть слово в защиту Черной Сети, - воскликнул Ходур и захлопал в ладоши. - Неужели вселенская правда пробила наконец твою смехотворную броню благих намерений, которую ты сама себе выковала?
- Я вижу, что творится в мире, гораздо лучше, чем ты думаешь, - сказала она. - Но нет ничего дурного в том, чтобы надеяться на будущее. Я…
Громкий стук в дверь прервал речь Ринды и заставил Ходура вскочить из-за стола.
- Открывайте, именем Кайрика, - прогудел бас.
Выругавшись в бороду, карлик помчался в противоположный угол комнаты, где на длинной скамье стояла лампа, и схватил ее.
- Тащи кремень, - прошептал он, плеснув маслом на ближайшую стопку пергаментов.
Ринда усмехнулась и жестом показала ему, чтобы он остановился.
- Будь это патруль, - прошептала она, - они не стали бы стучаться.
Несмотря на собственные заверения, Ринда, направляясь к двери, вылила кружку воды на подготовленные фальшивые документы - решила, что нет смысла рисковать.
На пороге стояли двое головорезов, каких обычно нанимала Церковь Кайрика. Они привалились к косяку и праздно отколупывали щепки от прогнившей деревяшки своими кинжалами. Один был толстый, с колючей бородой и тяжелыми веками. Второй - пониже и постройнее. Его легкая сутулость и темные круги под глазами напомнили Ринде ласок, живших у реки за городом. Оба были одеты в потертую одежду, прикрытую накидками на меху. Только красные повязки на рукавах свидетельствовали о том, что они представители церкви. На повязках был священный символ Кайрика - белый череп на фоне черного солнца.
- Посмотрим,- проговорил коротышка, разворачивая потрепанный клочок пергамента.- Каштановые волосы. Среднего роста. Хрупкого телосложения. - Он сморщился и покосился на Ринду, стараясь хорошенько разглядеть ее в сгустившихся сумерках. - Ага, и зеленые глаза. Это она, Уорво.
- Ты Ринда, дочь Бевиса-иллюстратора? - спросил толстяк. Даже слова получались у него какими-то толстыми - с округлыми гласными и смазанными согласными.
Ринда скрестила руки на груди.
- А если и я, то что?
- Просто ответь на вопрос, лады? - громила, похожий на ласку, сплюнул на тротуар и огляделся. - У нас нет времени.
Тут между Риндой и головорезами как из-под земли вырос Ходур.
- У вас неверный адрес. Здесь нет никакой Ринды.
Уорво моргнул несколько раз и разинул рот, как идиот.
- Разве? Значит, нет такой? Эй, Вар, если мы забрели не туда…
- Конечно это она, - отрезал Вар. - Ей полагается быть смышленой. Она ведь писарь. - Он помахал кинжалом перед повязкой на глазу Ходура. - Даже такой слепой пропойца, как этот, должен видеть, что она здесь одна такая. Одета чисто. Похоже, даже мылась в этом месяце. - Он облизнул тонкие губы. - К тому же бодрствует, хотя на дворе еще день. Наверное, она единственная женщина на милю отсюда, кто не просыпается на закате… Если, конечно, ее только что не разбудил этот одноглазый дружок.
Ходур сжал одну дрожащую руку в кулак, а второй ухватил за грудки Вара. Оба громилы наставили на карлика ножи, но Ринда оттащила коротышку от двери, прежде чем случилась беда. Ей доводилось видеть Ходура в драках. Несмотря на свой рост, он легко одолел бы этих двух грязных громил - да и с пятью такими же справился бы. Но начнись потасовка - налетел бы патруль, а это означало вмешательство натасканных убийц. Возможно, даже магов.
- Все в порядке, Ходур, - спокойно сказала. Ринда и так взглянула на карлика, что тот ретировался в глубину комнаты.
- Так ты Ринда или нет? - спросил Уорво.
- Да. Какое ко мне дело у вашей церкви?
- Я уже говорил, ты ведь у нас писарь? - кивнув, заговорил Вар. - Церковь нуждается в твоих услугах. Это все, что тебе нужно знать.
Ринда нахмурилась:
- Но я не член гильдии. Церковь не может нанять меня, если я не…
- А я не говорил, что тебе заплатят за работу, - буркнул Вар и обернулся к своему толстому напарнику. - Разве я сказал, что это платная работа?
- Нет, Вар.
- Видишь, я так и думал, что выразился ясно, - Он взял Ринду за руку. - Церкви нужен писарь с мозгами, и ты подходишь. Так что пойдем с нами, лады?
Ринда потянулась к косяку и успела схватить тонкую накидку, висевшую на гвозде.
- Оставайся здесь, пока я не вернусь, Ходур. Не беспокойся. Со мной будет все в порядке.
Идя между церковниками, она быстро удалялась от дома по узким улицам, где в сгущавшейся тьме тени становились длиннее с каждой секундой.
- Куда вы меня ведете? - спросила девушка.
- Недалеко, - ответил Вар. Его поросячьи глазки так и стреляли взад и вперед, замечая каждую фигуру, скорчившуюся в темных подворотнях, каждого пьяницу, бредущего вразвалочку.
«Он не дурак», - подумала Ринда. Эта часть Твердыни часто оказывалась смертельной ловушкой для тех, кто попадал сюда впервые и не знал, какие существа обитают здесь по ночам, - банды грабителей и убийц и просто какие-то ползучие твари, изголодавшиеся по человеческой плоти. Но хуже всех были ногадары, колдуны Зентарима, прочесывавшие закоулки в поисках объектов для своих садистских экспериментов. Эти «собаки дьявола» не щадили никого, даже людей, носящих символ Кайрика.
- Эй, мы должны были сказать тебе, что он умер, - выпалил Уорво. - Я говорю о твоем отце. Три ночи тому назад.
- Ага, - подтвердил Вар. - Сразу после того, как он порекомендовал тебя, с ним случилась неприятность в подземелье храма. Церковь там его и похоронила как мученика.
- Очень мило, - бесстрастно проговорила Ринда. Ей с трудом удалось проглотить ком в горле - но ее душила не печаль, а ярость. Предательство было для нее не в новинку, особенно отцовское. Но сейчас ее взбесила мысль, что Бевис выдал Церкви Кайрика своего единственного ребенка, и даже это его не спасло.
Ринда учуяла по запаху дубильню, где изготавливались пергаменты, задолго до того как увидела ее. Это место источало зловоние от шкур животных и чанов со стоялой водой, так что вся округа пропахла бойней. Однако если судить по многолюдью на улице, местные жители давно привыкли к неприятному запаху.
Из темных подворотен едва прикрытые одеждой девушки задирали любого, кто был настолько трезв, что передвигался самостоятельно. А если прохожий случайно оступался, они слетались к нему, как вороны на поле битвы, отбирая все мало-мальски денное. Обчистив пьяного, девушки спешили обратно на свои темные холодные насесты, надрываясь от сухого кашля, невесть когда подхваченного.
В конце улицы показалась ватага грязных ребятишек. Они мчались вперед, завывая, как волчата, и переворачивая все на своем пути. Перед этой ордой немытых рожиц расступались все прохожие. Проститутки захлопывали двери на время, пока толпа не пронесется мимо, а Ринда и ее конвоиры прижались к стене. Церковники вытянули кинжалы, чтобы отпугнуть пострелов. К счастью, стая, видимо, стремилась устроить как можно больше шума, а не грабить прохожих.
Когда дети умчались и завывание затихло вдалеке, ночь огласил пьяный хор проституток. Они горланили в соседней таверне хвалебную песнь Ловиатар, громко хлопая кружками по столешнице в конце каждого куплета. Ринде показалось, что ей слышится свист кнута - нередкий звук с наступлением темноты в Зентильской Твердыне.
- Ступай сюда, - пробормотал Вар, прижимая ко рту и носу носовой платок. Он потянул ее к небольшой мастерской, сдавленной с двух сторон высокими домами.
Из окон первого этажа, забранных решетками, пробивался свет. Он был неярок, но Ринда все равно разглядела, что над мастерской были надстроены два этажа жилых помещений. Окна в них не горели или были заколочены досками. Как она верно догадалась по запаху, вывеска над дверью гласила, что здесь изготавливают пергамент.
Перед мастерской выстроились шестеро зентиларов, образовав стену из кольчуг и обнаженных мечей. «Солдаты особой части, - подумала Ринда,- возможно, даже личная охрана лорда Чесса». Они стояли по стойке «смирно», провожая взглядом проституток, пьяниц и одичавших детей.
Вар опустил носовой платок, приблизившись к зентиларам, затем стукнул Уорво по руке, чтобы тот последовал его примеру. Солдаты приветствовали его, сверкнув лезвиями мечей.
- Писарь для патриарха Миррормейна, - объявил Вар ближайшему караульному.
Прошла секунда, а потом зентилар шевельнул квадратным подбородком и позволил им пройти. Ринда содрогнулась, увидев, как свет заиграл на лице солдата. Длинные шрамы на его щеках возвещали всему миру, что этому воину вырезали язык.
Дверь в мастерскую со скрипом открылась. На крыльце появился патриарх Миррормейн, нервно потирая руки.
- Ну, наконец, - сказал Он и выудил из кармана пурпурной рясы две серебряные монеты. - Молодцы.
Вар и Уорво жадно схватили деньги, даже позабыв о невыносимом смраде.
- Премного благодарны, патриарх, - произнес Вар, после чего чопорно поклонился и поцеловал кольцо жреца, украшенное черепом. Уорво тоже было качнулся вперед, чтобы последовать примеру напарника, но Миррормейн от него отмахнулся.
- Кто-нибудь из зентиларов проводит вас отсюда, - сказал патриарх, затягивая Ринду в мастерскую. Дверь за ними захлопнулась, прерывая благодарственные восклицания головорезов.
По стальному блеску в глазах Миррормейна Ринда поняла, что Вар и Уорво не пройдут и трех кварталов, как с ними будет покончено. Так уж было заведено в Церкви Кайрика: нанять гонца, а потом убить его, как только он выполнит задание.
Лицо патриарха было сплошь покрыто морщинами, а седины топорщились змеиным клубком. Он улыбнулся, пытаясь изобразить благодушие, и жестом пригласил Ринду пройти в комнату. Они были одни среди покосившихся полок и свитков готового пергамента.
- Тебе дарована редкая возможность послужить церкви, - начал патриарх. - Лорду Кайрику понадобилось твое мастерство.
Ринда стянула накидку с плеч и встряхнула темными кудрями.
- Прошу прощения у Вашего Святейшества, - сказала она, - но я не очень религиозна и, должна признаться, писарь из меня никудышный. Будь у меня хоть капля таланта, я работала бы при гильдии.
- Мы интересовались тобой, Ринда, - строго ответил Зено. - Ты сама отказалась от места при гильдии, а не наоборот. И ради чего - чтобы ходить по улицам и творить добро ворам и пьяницам. - Тонкая личина благодушия разбилась вдребезги. Каждое последующее слово, каждый жест патриарха выдавали, что он находится на грани безумной ярости.- Мы все про тебя знаем. Не думай ни одной секунды, что твои действия остаются незамеченными, что в этом городе можно сотворить хоть что-то против нашей воли.- Он прищелкнул языком. - Надежда, которую ты лелеешь, мечты, которые бережешь, - все это помогает нашему делу неведомым тебе образом.
- Вряд ли таким способом можно добиться от нее помощи,- холодно произнес чей-то голос, раздавшийся из глубины комнаты.
Патриарх рухнул на колени и сжал руки в молитвенном жесте.
- Простите меня, Ваше Великолепие, простите. Но она неверующая. Она позорит ваше…
- Довольно, - сказал человек, выходя на свет. Он двигался с небрежной грацией, бесцеремонно оглядывая Ринду. От его взгляда у нее по спине побежали мурашки. - Возможно, неверующая - это как раз то, что нам нужно, чтобы привлечь на свою сторону остальных глупцов, не видящих божественный свет.
В первую секунду девушка не поняла, кто этот худощавый горбоносый человек, заставивший патриарха Миррормейна так унижаться. С виду он был в два раза моложе шестидесятилетнего жреца, а если судить по одежде, то его было легко принять за какую-нибудь шестерку в одном из воровских кланов. Кожаные сапоги со сбитыми каблуками, поношенная накидка, хотя и чистая, только древний короткий меч необычного цвета свидетельствовал о том, что его обладатель - личность могущественная и состоятельная.
- Я лорд Кайрик, - объявил незнакомец и замолчал в ожидании, что Ринда поклонится или хотя бы отведет взгляд. Но она продолжала просто стоять и смотреть, и тогда его губы скривились в улыбке, а вокруг темных глаз проступили морщинки. - Ты, как я вижу, скептик. Это хорошо.
Патриарх Миррормейн вытянул из недр своего рукава длинный кинжал и зашипел:
- На колени!
- Оставь ее в покое, - велел Кайрик. Еще несколько секунд он присматривался к девушке, а потом сказал: - Убирайся, Зено. Пожалуй, мы сейчас и начнем.
Патриарх шмыгнул к двери и исчез в ночи. Тут только Ринда окончательно поняла, что перед нею действительно Принц Лжи, и от этой мысли ее затрясло. Накидка выскользнула из ее онемевших пальцев на грязный пол.
Кайрик провел худым пальцем по ее губам.
- Не верит, но не настолько глупа, чтобы не бояться меня. Ты мне нравишься все больше и больше.
- Я… не…
Кайрик жестом велел ей замолчать.
- Ты здесь для того, чтобы слушать, а не болтать. Идем.
Он взял ее за руку и повел в ту часть мастерской, где изготавливали пергамент. Вдоль одной из стен выстроились чаны с водой и известью, в них отмокали шкуры животных. Размягченные шкуры затем натягивались на специальные деревянные рамки. Под каждой из них были насыпаны горки мокрых клочьев шерсти, выпавшей из обработанных участков шкуры, где мастер добивался необходимой толщины. Ринда и раньше видела такие мастерские, и с первого взгляда ей стало понятно, что здесь выделывали пергамент чрезвычайно низкого качества. Вода в чанах была грязная, ножи с закругленными лезвиями затупились и проржавели, шкуры, натянутые на рамы, были сплошь усеяны дырками от неумелой обработки, их неровный цвет свидетельствовал о запущенности помещения.
- Я бы ни за что не просил тебя попусту тратить время на работу с таким пергаментом,- сказал Кайрик, наблюдая, как девушка оглядывает мастерскую. - Для черновых записок он еще сгодится, но для законченной книги - никогда. - Он похлопал ее по руке. - Пергамент, который я использую, изготавливают гораздо тщательнее и из весьма редкого сырья.
- Не понимаю,- с трудом проговорила Ринда.
- Не волнуйся. Поймешь.
Кайрик прошелся по просторной мастерской, разглядывая сушилки, заваленные неаккуратно вырезанными листами, и столы, на которых громоздились счетные книги.
- Я всякий раз начинаю историю отсюда, потому что именно здесь я родился. - Он остановился и театрально подбоченился. - Трудно в это поверить, но именно здесь и родился бог… В общем, в доме, который когда-то стоял на этом самом месте.
Кайрик медленно повернулся и посмотрел в зеленые глаза Ринды. Ее сердце пронзила острое копье страха.
- Я расскажу тебе историю, - произнес Принц Лжи. - И ты ее запишешь в книгу, которая заставит людей поклоняться мне. Маги моей церкви создали специальные чернила и пергамент. Они написали особые молитвы, которые нужно включить в текст в том виде, в каком они написаны, и именно там, где тебе укажут. Позже к работе подключатся иллюстраторы и переплетчики, но твоя задача самая главная.
Он снова подошел к Ринде и ласково положил руку ей на плечо:
- Если ты справишься, то тебя будут почитать и восхвалять в анналах моего мира как предвестницу нового порядка, как ангела знаний, сродни самому богу Огму.
В воздухе повис немой вопрос. Кайрик помедлил лишь секунду, прежде чем на него ответить:
- Если же тебя постигнет неудача… - По его лицу пробежала тень, и он впился пальцами в плечо девушки так, что из-под ногтей брызнула кровь. -…я отволоку твою визжащую душу в Гадес и подвешу в своем тронном зале рядом с твоим отцом.
Отрывок из «Кайринишада»
«Говорят, Тимора и Бешаба разыгрывают между собой каждую новую душу, появляющуюся в мире. Хозяйка Удачи подбрасывает серебряную монету, а Дева Несчастий говорит "орел" или "решка". Если Бешаба проигрывает, тогда Тимора дарует счастливчику везение до конца его жизни. Также говорят, что проигрыш у Девы Несчастий случается редко.
Только один человек за всю историю избежал их жестокой игры - Кайрик из Зентильской Твердыни. Он еще даже не вступил в мир смертных, а уже обладал волей, чтобы сопротивляться слепому жребию Фатума и творить свою собственную судьбу. Стоя перед богинями, душа новорожденного осветила серебряную монету Тиморы. Богини на секунду ослепли, так и не увидев, куда упала монета, а потому судьба Кайрика осталась ими не разыгранной. Таким образом, он появился в этом мире без предначертанной судьбы, которую ему предстояло выковать собственными руками.
В убогих трущобах Зентильской Твердыни будущий бог впервые примерил оболочку смертного. Его мать, красавица-певица, обладавшая также живостью ума, не меньшей, чем у бога Огма, разглядела во сне будущее величие своего дитя. Она спрятала младенца Кайрика от его отца на задворках мрачного города. Отец ребенка был предводителем зентиларов и лазутчиком Черной Сети, последователем бога Бэйна. Бог Раздора тоже разглядел в Кайрике неординарную силу. Испугавшись единственного смертного, не связанного Судьбой, он послал своих шпионов, чтобы те убили ребенка.
В одну из душных ночей самого жаркого лета, когда-либо случавшегося в Зентильской Твердыне, убийцы схватили мать Кайрика и расправились с ней. Первым, кто пронзил кинжалом сердце женщины, был ее возлюбленный, отец ее сына. А Кайрик избежал кинжалов, ползком укрывшись в канаве. Окровавленный, один-одинешенек, он сражался за жизнь, тогда как любой другой человеческий детеныш зачах бы и умер. Его молоком стала кровь крыс, а пятнистые шкурки, Которые он срывал с грызунов, служили ему одеялом.
На рассвете следующего дня Кайрик с трудом вылез на свет, закаленный, как самый лучший меч, убийством матери, голодом и пеклом.
Сембийский виноторговец по имени Астолфо, проезжавший по бедным кварталам города, чтобы продать свой товар, увидел маленького Кайрика и взял его к себе. Он даже не представлял, что спас ребенка от своры кровожадных солдат и магов Зентарима. Он видел перед собой только ребенка, грязного и беспризорного. Как и многие, он был неспособен разглядеть за оболочкой смертного величие Кайрика, скрытое до поры от всего мира.
Двенадцать лет Астолфо-виноторговец и его жена растили мальчика среди коварной роскоши, так часто встречающейся в королевстве торговцев, Сембии. Кайрик, всегда презиравший богатство, использовал деньги и власть приемных родителей для самообразования, он стремился познать все, что можно о Фаэруне и землях, которыми ему придется править в качестве Повелителя Мертвых. Ревнивые боги следили, как растет ребенок, их пугала его целеустремленность, и все же они не могли навязать ему никакую судьбу, кроме той, которую он сам для себя выбрал.
Однако боги, которых Кайрику предстояло в будущем уничтожить - Бэйн, Ваал и Миркул,- попытались воспротивиться растущей силе и мудрости юного Кайрика. Бэйн распустил темные слухи о мальчике, изолировав его от состоятельных кругов, в которых вращались его родители. Миркул заключил сделку с Талоной, богиней Ядов, чтобы она наслала на него болезни. А Ваал велел своим самым коварным убийцам начать на него охоту. Но Кайрик превратил свои первые страдания в щит, разбить который не мох ни один бог. Кайрик расправлялся со всеми посланниками коварных богов и побеждал все несчастья, которые сыпались на него с небес.
Последними приспешниками Бэйна, с которыми столкнулся в Сембии Кайрик, были Астолфо и его жена. Бог Раздора подкупил их, пообещав покончить с невезением, почти дочиста разорившим торговца. В обмен на эту пустую мечту с близком процветании родители попытались помешать юноше покинуть Сембию в поисках судьбы. Но никакие лживые увещевания о родительской любви и семейном долге не могли притупить острый как бритва ум Кайрика. Он отверг жизнь в богатстве и покое и отправился посмотреть мир, который до сих пор знал только по песням менестрелей и запискам историков.
Труп Астолфо обнаружили на городских воротах, он был освежеван, как те крысы, благодаря которым Кайрик выжил в, канавах Твердыни много лет тому назад. Останки жены виноторговца так и не нашли - юноша ловко припрятал их где-то в городе. По сей день над этим местом завис запах смерти, а ночную тишь прерывают душераздирающие вопли обреченных на вечную муку.
Вот так получилось, что Кайрик начал путешествовать по Хартландии, обогащая свои и без того обширные знания опытом, приобретенным в пути. Трусливые боги, чувствуя неминуемую погибель, пытались изо всех сил удержать его, но им было не по силам с ним тягаться. Кайрик научился сражаться не хуже любого солдата в Фаэруне и выживать даже в самом неблагоприятном климате.
Наконец он вернулся в город, где родился, ибо ни одно другое место в мире не могло сравниться с Зентильской Твердыней по жестокости и каждодневным ужасам. Другими словами, это город, которого трусливая цивилизация почти не коснулась, где мужчины и женщины каждый день отходят в иной мир, представляя, что Жизнь - это Боль, а Смерть - это та спасительная влага, которая облегчает страдания в пустыне. Кайрик знал это с самого рождения, и теперь наступил его час…»