Принцесса-рабыня

Глава 7

Неистовые крики и звон стали раздались в темноте, наполненной дымом. Амори громко выругался, спускаясь по каменной лестнице во внутренний двор, сжимая рукоять своего меча. Камера Зулейки была пуста — он только что обыскал ее, сразу же после обнаружения убитого сторожа перед открытой дверью. Его шея все еще болела после жестокой схватки с Кормаком. Только своевременное прибытие солдат спасло ему жизнь. В этом не было сомнений. Истина заключалась в том, что Кормак с его природным инстинктом воина сразу понял, что они должны объединиться и отложить свой спор, если хотели победить общего врага.

— Смотрите! — воскликнул солдат. — Турки проникли в замок!

Сквозь густые облака дыма Амори увидел, как несколько его бойцов сражались против дюжины турок, а остальные сельджуки разбегались по внутреннему двору, наводняя замок, проникая через ворота.

— Мы должны отбросить их! — взревел Кормак. — Вперед, псы! В атаку! Разорвем их на куски!

Двумя огромными прыжками он спустился по лестнице, встав посередине прохода, набросившись на турок, как вихрь из стали. Мгновение спустя он сразил трех противников своим внушительным мечом: один упал с разбитой головой, другой с рукой, отрубленной по локоть, несмотря на броню, а последний с пробитыми ребрами. Тем временем Амори и его люди бросились в бой, следуя примеру Кормака. Остальные солдаты воспряли духом и стали сражаться с большей смелостью. Турки начали отступать, временно ошеломленные.

Все это напоминало битву в жарком пламени преисподней — безумная схватка на бастионе в клубах густого и удушающего дыма, который поднимался вверх, сливаясь с облаками, в то время как огонь с жадностью пожирал деревянные балки, освещая измученные, покрытые потом и сажей лица бойцов, которые появлялись и исчезали из виду за стеной колеблющегося пламени. Амори уклонился от ятагана, метнувшегося к нему, разрезая со свистом воздух, и контратаковал. Острие его клинка разбило бородатое лицо турка. Внезапно нападающие начали разбегаться, поэтому христиане стали преследовать их, разрывая в клочья, в то время как беглецы, издавая горестные крики, направились к воротам, чтобы попытаться избежать смерти. Похоже, битва здесь подошла к концу. Франки покинули крепость, которая была поглощена огнем, оставив позади груды изрезанных трупов сарацин.

Хотя это был самый темный час ночи, блики пламени освещали весь двор: он по-прежнему был полон врагов, а на стенах солдаты Амори яростно сопротивлялись туркам в финальном бою.

— К лошадям! — проревел Кормак. — Прорываемся к конюшням, псы!.. Мы потеряли двор, но эти турки идут пешком! Мы все еще можем убежать, если доберемся до лошадей!

Именно в этот момент турки перехватили инициативу; они перегруппировались и бросились в бой с еще большей яростью. Франков осталось всего лишь девять человек против нескольких десятков врагов. В течение нескольких секунд четверо из них лежали на земле, умирая. Но Кормак сражался, как бешеный лев, в то время как Амори разрубал своих противников на части, одержимый безумием, о котором он никогда не подозревал.

Амори знал, что спасения нет, и единственное, о чем он мог думать в этот отчаянный момент, была Зулейка!

Затем, когда они уже были окружены стальным кольцом вражеских скимитаров, раздался такой громкий крик, что, казалось, он исходит разом из тысячи глоток. Турки отступили, и Амори увидел рой всадников, галопом ворвавшихся в ворота, заполонив внутренний двор, на них были белые туники и легкие доспехи, и, размахивая кривыми мечами, они отчаянно рубили головы туркам. Воздух вновь наполнился боевыми кличами и криками боли.

— Это бедуины! — воскликнул Кормак. — Сатана! Это Абдулла бин Керам со своими всадниками! Кто их предупредил?

Внезапно Амори увидел, как один турок бросился к Кормаку, размахивая своим скимитаром. Инстинктивно, почти не думая, он взмахнул своим клинком, блокируя взрезающую воздух кривую саблю врага, которая падала на шею Кормака. Два стальных клинка разбились на тысячи осколков от страшного удара. Кормак обернулся, и его меч метнулся, как молния, разбив череп турку вместе с его остроконечным шлемом, словно спелый арбуз.

— Кром! — воскликнул Кормак. — Я обязан тебе жизнью, Амори… Я, должно быть, потерял рассудок, раз едва так не подставился! Но… быстрее! К конюшням!

Толпа сражающихся насмерть турок и арабов преградила им путь. Амори первым пробился сквозь них и ворвался через полуоткрытую дверь в конюшню. Как только он вошел, сразу понял, что что-то не так — факел на стене освещал все слабым колеблющимся светом. Он остановился, услышав мягкий звук, как будто кто-то пинал деревянную стенку одного из ближайших стойл, и быстро повернулся в том направлении. В этот же момент огромная мускулистая фигура бросилась на него со скоростью молнии. Двое мужчин упали на землю.

Амори увидел мерцание жестоких глаз и блеск металла. Он поднял руку, покрытую стальной защитой, в последний момент остановив кинжал, который устремился к его лицу. Лезвие кинжала сломалось, когда он ударил в кольчужную сетку, защищающую шею. Затем сильная рука метнулась к лицу Амори, стараясь выдавить глаза. Взвыв от отчаянья, Амори нанес удар обломком своего меча. Острая сталь вонзилась в бок врагу. С яростью толкая лезвие, он полностью выпотрошил своего противника, который откатился в сторону, издавая жуткие крики от боли, содрогаясь в страшных и мучительных конвульсиях, в то время как его внутренности вывалились из раны, растекшись по грязному полу сарая. Кормак ворвался в амбар, как вихрь, но Амори закончил свою работу и начал подниматься в некотором оцепенении. Меч гэла был окрашен кровью по самую рукоять.

— Копыта сатаны! — вскричал он, взглянув на огромную фигуру противника Амори. — Тот, кого ты убил, не кто иной, как Белек Египтянин, приятель… Ядовитая гадюка, правая рука Сулеймана! С его смертью мир станет лучше. Но теперь — по коням! Быстро!

Он закинул седло на кобылу Амори, умело закрепив ремни; его черный жеребец уже был оседлан. Амори присоединился к нему. За грохотом битвы можно было различить шум и треск огня, который поглощал замок.

— Зулейка! — внезапно воскликнул Амори. — Возможно, она все еще находится в одном из залов замка! Я не уеду без нее!

— Ты с ума сошел? — воскликнул Кормак. — Уже слишком поздно… ты ничего не сможешь сделать… Ты умрешь в огне!

Шум в одном из стойл заставил двух спутников быстро развернуться, сжимая рукояти своих мечей. Амори первым добрался к перегородке и увидел изящную фигуру Зулейки. Девушка лежала на куче соломы, связанная и с кляпом во рту. Через мгновение, уже освобожденная от пут, она бросилась в объятия Амори, прижавшись к закованной в сталь груди молодого француза. Их губы соприкоснулись.

— Мой господин! — воскликнула молодая женщина. — Этот жуткий египтянин собирался тебя убить. Я хотела предупредить, но кляп не позволил мне крикнуть…

— Белек уже мертв, — сообщил Амори. — Но если бы ты не предупредила меня, ударив по деревянной стенке, он бы набросился на меня со спины и перерезал мне горло. Теперь… давайте все вместе покинем это место!

— Ты обезумел? — проревел Кормак. — Считаешь, что можешь сбежать с этой девушкой на одной лошади? Да они легко собьют ее!

— Она едет со мной, — сказал Амори решительно и мрачно.

Он вскочил в седло, затем помог Зулейке сесть позади себя, после чего, схватив ее за руку, пришпорил свою лошадь и поскакал к дверям конюшни. Не переставая громко и яростно ругаться, Кормак последовал за ними на своем черном жеребце. Его рука, покрытая стальной сеткой, держала огромный меч.

— Будь осторожен, Амори, — прорычал он. — Рев битвы, похоже, стихает. Если нам удастся прорваться сквозь плотный строй врагов…

Его предупреждение так и не сорвалось с губ, когда он покинул конюшню. Во внутреннем дворе было полно всадников, которые, обнаружив франков, направили в их сторону своих лошадей, готовые броситься вперед.