Принцесса в розовом

Пятница, 2 мая, в лимузине по пути от бабушки домой

Бабушка решила вести себя так, словно ничего не случилось. Словно она не притащила своего пуделя на ужин по случаю моего дня рождения и не спровоцировала увольнение ни в чем не повинного уборщика посуды. Словно ее лицо не красуется теперь на первых полосах всех манхэттенских газет, кроме «Таймс». Как ни в чем не бывало она распиналась о том, что в Японии чудовищным хамством считается воткнуть палочки для еды в миску с рисом. Типа это знак неуважения к мертвым или как-то так.

Без разницы. Как будто я в эту самую Японию в обозримом будущем попаду. Слушайте, я и до ВЫПУСКНОГО-ТО, похоже, не доберусь!

— Бабушка, — сказала я, ко­гда терпение у меня иссякло, — мы собираемся поговорить о том, что произошло вчера за ужином, или ты намерена и дальше делать вид, будто ничего не случилось?

Вид у бабушки был самый невинный.

— Прости, Амелия. Не понимаю, о чем ты.

— Вчера вечером, — отчеканила я. — На ужине. В Les Hautes Manger. Из-за тебя уволили уборщика посуды. Сегодня это во всех газетах.

— Ах, ты об этом. — Бабушка беспечно помешала свой «Сайдкар».

— Так что? — осведомилась я. — Ты собираешься что-то с этим делать?

— Что-то с этим делать? — Бабушкино недоумение, по-моему, было искренним. — Да нет, не собираюсь. А что тут сделаешь-то?

Не понимаю даже, чему я удивляюсь. Бабушка, ко­гда хочет, способна полностью зацикливаться на себе.

— Бабушка, человек из-за тебя работу потерял! — воскликнула я. — Ты не можешь сидеть сложа руки! Вдруг он теперь голодает!

Бабушка возвела глаза к потолку:

— Пресвятые угодники, Амелия! Я уже завела тебе сироту. Ты что, хочешь еще и уборщика посуды усыновить?

— Нет. Но, бабушка, Джангбу ведь совершенно не виноват, что пролил на тебя суп! Это был несчастный случай! И произошел он из-за твоей собаки.

Бабушка прикрыла ладонью уши Роммеля.

— Пожалуйста, потише, — сказала она. — Он такой чувствительный! Ветеринар говорит…

— Да мне плевать, что говорит ветеринар! — заорала я. — Бабушка, ты должна что-то предпринять! Мои друзья сейчас пикетируют ресторан!

Театральным жестом я схватила пульт и включила канал New York One. Не то чтобы я правда ждала, что в новостях покажут Лилли и ее протестную акцию. Ну разве что передадут, что в районе ресторана затруднено дорожное движение, потому что поглазеть на выкрутасы Лилли сбежалась толпа зевак.

Можете себе представить мое изумление, ко­гда репортер затарахтел о «необычайном ажиотаже возле Les Hautes Manger, модного четырехзвездочного ресторана на Пятьдесят седьмой улице», и на экране появилась Лилли, шествующая со здоровенным плакатом, на котором значилось: «Les Hautes Manger — ни стыда, ни совести!». Больше всего меня поразило не количество учеников средней школы имени Альберта Эйнштейна, которых Лилли удалось затащить на демонстрацию. Ясное дело, там маячил Борис, да и Социалистический клуб ШАЭ присутствовал в полном составе — они ни одного протеста не пропускают.

Потрясло меня то, что рядом с Лилли и другими учениками ШАЭ вышагивала тьма-тьмущая людей, которых я нико­гда в жизни не видела.

Вскоре корреспондент пояснил, кто это такие:

— Уборщики посуды со всего города собрались здесь, возле Les Hautes Manger, чтобы продемонстрировать солидарность с Джангбу Панасой, работником ресторана, которого вчера вечером уволили из Les Hautes Manger в результате инцидента со вдовствующей принцессой Дженовии.

Однако бабушка осталась совершенно невозмутима. Только бросила взгляд на экран и поцокала языком.

— Синий, — сказала она, — Лилли не к лицу, правда?

Кроме шуток, я не знаю, что мне делать с этой женщиной. Она просто НЕВОЗМОЖНА.