Пресс-конференция была устроена на улице, прямо у входа в полицейский участок. Комиссар сам позвонил королю, приглашая его с друзьями к себе, сам назначил время встречи и, судя по всему, по собственной же инициативе растрепался обо всем этом местным журналистам.
Жара и щелканье вспышек надоели им быстро. Король повернулся к произносившему с импровизированной трибуны яркую речь комиссару. Тот нетерпеливо отмахнулся.
Щуря глаза на яркое солнце, Глеб Никитин уже несколько раз аплодировал мужественному офицеру. Фотографировали все почему-то только комиссара и Валерку, который охотно позировал перед камерами, демонстративно обнажая из-под коротких рукавов рубашки мощные бицепсы.
Знакомый бородач с радиостанции протягивал им микрофон, телевизионная дама нетерпеливо махала тощими руками, приказывая королю встать поближе к комиссару и чуть пониже, чем он.
В крохотном джипе, который скромно стоял в тени ближайшей пальмы, заливалась беззвучным хохотом, глядя на их страдания, Джой. Практически незаметно для всех Глеб показал ей язык. Вопросы сыпались непрерывно, комиссар успевал отвечать почти на все, лишь изредка, в секунды усталости, допуская по очереди к микрофону измученного короля и неукротимого Валерку.
По узкой улочке, распугивая немногочисленных столпившихся прохожих, проехала и резко затормозила напротив ворот полицейского участка большая машина с темными стеклами. Одно из них плавно опустилось, и оттуда белозубо заулыбалась славная мордашка Марисоль.
— Эй, эй! Я про крышу уже договорилась!
Строгий папаша Нельсон из-за руля быстрым взглядом окинул трибуну, особо — Валерку, всю остальную церемонию, и автомобиль стремительно рванул вниз по улочке, к заливу.
— Что за крыша?
Капитан Глеб толкнул локтем общительного супермена.
— A-а! Так, потом объясню… — солнца в этот момент для Валерки было явно маловато, он хотел обильно греться еще и в лучах своей заслуженной славы.
— Сейчас, уважаемые господа, я проинформирую вас о состоянии подростковой преступности на нашем острове, а отважным парням, извините, необходимо пройти внутрь здания на продолжение процедуры собеседования. Так надо, господа, так надо! Это обязательно!
Комиссар почти умолял взволнованных журналистов отпустить героев. В очередной раз он шикарно и щедро улыбнулся в телекамеру.
— А потом они обязательно выйдут и ответят на все ваши вопросы относительно этой крупнейшей операции, успешно организованной и проведенной полицейскими силами Антигуа! Благодарю вас, господа, благодарю…
— Надеюсь, Вы понимаете…
Молоденький и круглолицый полицейский офицер ловко пощелкал кнопками кондиционера.
— Все, о чем мы сейчас будем говорить, должно остаться между нами.
— Это опять допрос?
Король с удовольствием отер лоб платком.
— Нет, нет, что вы! Просто уточнение некоторых неясных для следствия позиций. Я ведь тоже кое-что интересное вам расскажу, — негритенок по-доброму посмотрел на каждого из сидящих перед ним.
— Как вы считаете, мог ли кто-либо посторонний привязать вашу погибшую подругу к якорному канату яхты? Или она сама в тот момент находилась в воде в достаточно сознательном состоянии, чтобы зафиксироваться… — офицер помялся, подыскивая нужную формулировку. — Чтобы привязать себя к канату? Допустим, она сделала это, чтобы не утонуть?
Валерка шевельнулся на стуле, положил руки на большой стол.
— Нет, что вы, сэр! Катя так и не научилась ничего крепить на «Зените», все завязывала бантиком, как кроссовки. Она не смогла бы ничего самостоятельно сделать в воде после такого удара… Просто запуталась.
— Ладно. С этим ясно, — добродушный полицейский кинул проницательный взгляд на Валерку. — В тот день Вы с ней ссорились?
— Выпили. Немного покричали друг на друга.
— Вы ей не угрожали?
— В тот день? Нет.
— А раньше?
— Ну, немного было… Дак это, мы же по-нашему ругались-то, по-русски, через пять минут все плохое и позабыли.
Валерка наклонил голову. Полицейскому негритенку внезапно стало жаль героя.
— Хорошо. А откуда мясо на Вашей пиле-ножовке?
— Да это я спешил тогда! Катерина, ну, Катя то есть, уже уехала днем на берег, а я только-только с работы на свою яхту добрался. Торопился… Вытащил из морозилки фарш индюшачий, хотел пожарить, перекусить немного. А он как полено, замороженный-то. Ну, я взял ножовку по металлу и отпилил три колесика. Быстро, чтобы покушать. Пожарить хотел поскорей на сковородке. Может, крошки какие тогда и растаяли, я не обратил внимания. А чего такого-то? Я так почти всегда делаю.
Паренек-офицер опять славно ухмыльнулся.
— Правда, правда, мы уже получили результаты экспертизы. Это была индейка, — он доверительно повернулся к королю Робу. — Жирная.
— Удивительно!
Полицейский обращался уже опять к Валерке.
— Вы говорите сейчас на эту тему гораздо меньше, чем господин Филатенко! Американские офицеры сообщили нам, что в момент задержания господин Филатенко очень быстро и по собственной инициативе предложил им сотрудничество. Он просил только, чтобы его срочно и гарантированно изолировали от другого арестованного преступника. Я присутствовал на первом допросе. Господин Филатенко начал сильно нервничать, даже плакать, говорил, что его заставили участвовать в этом преступлении. Сообщник же оказался гораздо крепче и опытней. Будучи доставленным на берег, он избил нескольких наших конвойных полицейских и сбежал. Мы ищем его в джунглях, проверяем все уходящие с острова яхты.
Король Роб взволнованно поднял ладони к лицу.
— Немой может быть очень опасен!
— Не беспокойтесь, господа, никуда он от антигуанской полиции не уйдет! Остров невелик — это вопрос нескольких часов.
— Из уважения к Вашему статусу… — легким наклоном курчавой головы младший офицер отметил присутствие в помещении короля Гаронды. — И учитывая все лишения, которые пришлось пережить Вам, — круглолицый опять улыбнулся настороженному Валерке, — я считаю необходимым посвятить вас в некоторые детали.
Он подошел к большой карте на стене.
— Господин Филатенко добровольно, подчеркиваю, совершенно добровольно сообщил следствию, что партию кокаина ему предложил перевезти на побережье Пуэрто-Рико некто Роман, гражданин России…
— Оп-па! Еще один землячок на краю света объявился!
Глеб и Валерка с удивлением переглянулись.
— Да, это именно тот человек, которого все на Антигуа считали немым. Так вот, господин Филатенко сообщил следствию, что Роман неоднократно заставлял его перевозить на яхте «Тикондерога Нуово» на остров Сан-Мартин, в Доминиканскую Республику и в Пуэрто-Рико небольшие грузы, в том числе и наркотического свойства. В связи с либеральным режимом, благоприятным для развития яхтенной деятельности, который поощряет наше правительство, делать ему это было достаточно легко.
В этот раз господин Филатенко, как он сам сообщил, всячески отказывался от перевозки данного груза. Он подозревал, что это именно та партия наркотиков, которая была сброшена в прибрежных водах Антигуа с неизвестного самолета четырнадцать дней назад. Как человек осторожный… — молодой офицер неторопливо расхаживал перед внимательными слушателями, иногда дотрагиваясь до карты указкой, — господин Филатенко вполне справедливо предполагал, что за грузом может вестись наблюдение. Но… Он чистосердечно сообщил, что ему обещали заплатить за переправку этой партии наркотиков гораздо больше, чем обычно. Только поэтому он и решил согласиться.
Оказывается, его сообщник, Роман, не случайно оказался два года назад на Антигуа. Русская мафия… Да, да, прошу извинить меня за такие формулировки! Не секрет, что руководители русских преступных кругов имели и продолжают иметь свой, достаточно значительный интерес в переправке наркотиков из Колумбии в Соединенные Штаты Америки. В том числе и через острова Карибского моря, Пуэрто-Рико. Они и организовали внедрение своего агента Романа в среду легальных яхтсменов на Антигуа для наблюдения за транзитным перемещением принадлежащих им грузов.
— Тогда он обязательно должен знать английский язык!
Капитан Глеб Никитин никогда не спешил высказываться, но сейчас не сдержался.
— Правильно!
Полицейский назидательно поднял вверх указательный палец.
— Правильно! Совершенно верно! Наши специалисты, вернее, наши американские коллеги считают, что при поимке Роман обязательно заговорит и именно на английском языке! Это дело времени…
— Но акцент при этом у него будет ужасным!
— Почему?
Офицер был искренне озадачен.
— Почему вы считаете, что он плохо говорит на английском языке?
— Иначе его хозяева не придумали бы для него маску немого! Первый же разговор с опытными яхтсменами выдал бы в нем русского! Поэтому он и стал для всех немым. А какой он национальности… Об этом никто и никогда здесь не задумывался.
Капитан Глеб встал рядом с полицейским у карты.
— Я попробую продолжить. Если я буду не прав, то вы меня поправите. Договорились?
— Уверен, что Фил, или, как вы его по инерции называете, господин Филатенко, сам способствовал созданию легенды Немого. Многим он рассказывал, как пожалел не говорящего матроса, вроде как хорвата, отставшего от какого-то большого парусника, где бедолага трудился риггером или, проще говоря, такелажником.
— Кстати, офицер, вопрос. Тут все свои, так что не стесняйтесь… Ваш комиссар в личной жизни не проявляет определенной слабости к ювелирным украшениям, а? Особенно к серебряным?
Полицейский молча продемонстрировал собравшимся, как люди с черным цветом кожи умеют замечательно краснеть.
— Понятно. Продолжим о злодеях. Думаю, что Фил был очень осторожен, никогда не афишировал свое знакомство с мнимым немым. Помог ему поселиться в разбитой яхте, привозил ему туда продукты. Организовывал его встречи с другими людьми, отвозил, доставлял куда надо, если возникала необходимость.
Я уверен, что за время своего пребывания на острове Филатенко занял гораздо более серьезное положение в местном наркотрафике, чем он сейчас пытается описать. Не грубый малыш Рома, а прожженный делец Фил крутил здесь все грузовые дела! Да, кстати, офицер, рекомендую вашим американским коллегам поинтересоваться, в связи с какими такими значительными событиями господин Фил два года назад внезапно прекратил свои туристические походы на яхте в Турцию? Думаю, что ответ будет очень любопытным.
До определенного времени Фил во всех своих делах на Антигуа был аккуратен. Перевозил небольшие грузы, тщательно продумывал каждый раз поводы для выхода в море. Брал с собой в эти рейсы жену, ребенка. Да, конечно, он знал, что эта партия кокаина очень опасная, и страшно не хотел с ней связываться. Но слаб человек! Жадность и трусость сыграли свою роль! Своим хозяевам он не смог отказать, да и обещали те, очевидно, ему в этот раз очень много. Фил взялся за дело, но решил горячий груз трогать не своими руками…
Глеб кивнул на Валерку. Полицейский немного смущенно перебил его.
— Все правильно, но, извините, здесь официальная беседа…
— Ничего страшного, офицер, можете продолжать…
Присев на стул, капитан Глеб небрежно согласился с полицейским, и тот смиренно обратился к Валерке.
— О каком количестве наркотиков шла речь, когда преступники заставляли Вас переправить груз на своей яхте?
— Килограммов двести, триста… Так Фил говорил тогда.
— Всего на яхте «Тикондерога Нуово» офицерами службы по борьбе с наркотиками было обнаружено четыреста двадцать килограммов высококачественного кокаина на сумму…
— А они же еще выбрасывали!
Чернокожий полицейский ласковым жестом успокоил взволнованного Валерку.
— Ничего не пропало. Их очень вовремя остановили.
Король зевал и знаками показывал Глебу, что ему очень хочется курить.
Караульный, скучавший у ворот полицейского участка, с улыбкой протянул королю Робу зажигалку.
Валерка с хрустом потянулся, зажмурился на пронзительное солнце.
— Ну, вот и все. Даже как-то скучно стало.
Утомленно присев на камень у стены, король затянулся сигареткой, густо выдохнул, закашлялся.
— Жаль, что один все-таки сбежал.
Глеб со спокойной усмешкой наблюдал за своими соратниками.
— Уверен, что Немой сейчас дрожит в каком-нибудь глухом углу и думает только, как навсегда исчезнуть отсюда. Хозяева не простят ему такого грубого дела.
— Все равно — непорядок. Я немного прокачусь, а вы поболтайте тут по-дружески. Встретимся на кладбище.
— В твоем фамильном склепе?
Король показал Валерке кулак и сорвал мотоцикл с места.
— Ну, раз ты прилетел ко мне в гости…
Первый раз за эти суматошные дни Глеб и Валерка внимательно посмотрели друг другу в глаза.
— В городе нам спокойно поговорить не дадут, это факт. Пошли прокатимся на «Зените»? В спокойном режиме. Ты не против?
Капитан Глеб был очень даже согласен. А Валерка продолжал делать их жизнь все более и более прекрасной.
— Пива возьмем обязательно! И на такси, до причала только на такси!
— Заедем на тот холм, к мельнице?
— Это-то еще зачем? — Валерке хотелось радоваться, а не вспоминать былые тяжкие неприятности.
— Иногда я тут скучал. Дождики по ночам надоедали. А так — ничего, жить было можно. Камушек поднимал одной рукой от нечего делать, матрас в тенек днем оттаскивал, много дремал. Это только в последние два вечера я кричать-то стал сильно, когда прибой чуть утих. Урода, Немого, материл для разнообразия, когда он еду и питье мне привозил. И по-английски его крыл, и по-испански, и по-польски. Чудно только было тогда наблюдать, как он особо ярился, когда я его по-русски козлом обзывал…
— Не бил он тебя?
— Попробовал бы только… Он в сторонке держался, не подходил. Догадывался, паскуда, если что, то пукалка бы ему эта не помогла, поймал бы я его за ногу да об стенку…
— О! — Глеб поморщился у каменного пролома. — Я так понимаю, что в эту щелочку нам лучше не соваться. Здесь наш узник соизволил себе сортирчик устроить?
— Не говори никому про это.
Они неторопливо спускались по тропинке вниз. Кактусы выглядели в этот раз как-то дружелюбно, да и щебень под ногами поскрипывал гораздо приятнее.
— Ты чего оглядываешься-то? Пошли быстрее!
— Сейчас…
Прикинув на глаз расстояние от маленького пологого уступа, Глеб пошевелил ногой сухую траву на обочине.
— Держи. На память. Будет теперь тебе чем фарш резать…
Валерка подкинул на ладони длинное блестящее лезвие ножа, присвистнул. Сначала по-мальчишески обрадовался.
— О! Вот это кенжик нашел! Везет же некоторым! И как ты его в траве-то заметил?!
Потом посерьезнел.
— Так это тот самый?
— Да.
Протянув нож к солнцу, Валерка задумчиво, движением от себя, провел рукой по сверкающему лезвию. Почти сразу же смешно заморгал, закрыл глаза рукавом. Сгреб капитана Глеба в охапку и пробормотал ему куда-то за ухо.
— Спасибо, дружище…
Пиво взяли все с желтенькой этикеткой, местное, карибское. Много.
Презирая условности, Валерка топал босиком напрямик по вековым колониальным газонам яхт-клуба.
Обширная, как одновременный букет из десятков рябиновых кистей, гроздь каких-то красных ягод качалась на стволе пальмы, мимо которой они проложили путь к своему причалу.
— Притормози. Любопытно…
Глеб внимательно наклонился. Одинаковые гравировки на потемневших от времени металлических пластинках гласили, что данные пальмы-близнецы были посажены собственноручно леди Блэкберн и сэром К. Блэкберн 21 апреля 1955 года.
— В честь тебя, господин Ульянов, был устроен почти полвека назад на острове Антигуа сей аристократический субботник.
— Ага, а сэровы слесари были с ним тогда очень солидарны! Глянь, как они сэру работенку-то некачественно исполнили…
Действительно, шикарные мемориальные таблички были привернуты к плотным пальмовым стволам элементарными шурупами-саморезами.
И снова они согласились, что панорама бухты значительно изменилась. Опять прибавились новые яхты. Выделялись две роскошные красавицы с кучей всяких круглых антенн наверху и с непроницаемым выражением каплевидных окон салона и кают-компании. Поодаль от них стоял настоящий корабль. Яхта, похожая на китобойца, со вздернутой носовой частью, готовой встречать сильные злые волны, упрямо раскорячилась якорями на прозрачной воде.
— Экспедиционный пароходик-то. Годами может шляться по свету. Я мужиков оттуда знаю. Фанатики своего дела, про океан знают все, а по земле на велосипеде ездить как следует не умеют.
— Твой самолет завтра, в двадцать один сорок… Так? Так. Завтра весь день занимаемся делами, потом провожаемся. И мы с Маруськой, как только здесь шумиха поутихнет, рванем на Барбуду, там песок на пляжах знаешь какой замечательный? Розовый, коралловый! На пять километров в любую сторону ни одной души! Только мы с ней… Потом еще куда-нибудь закатимся, организую ей экскурсию по всем выдающимся ульяновским местам!
— Теперь ее папаша не посмеет обижать знаменитого человека? Так, что ли?
— А то!
То, что с ними происходило всего несколько часов назад, сейчас казалось Глебу нереальным.
«Зенит» тихо шлепал по вершинкам маленьких зеленоватых волн, паруса шуршали, понемногу принимая в себя теплый солнечный ветер, стройные пальмочки на близком изумрудном берегу рассеянно кивали им лохматыми верхушками… А тело вспоминало дикое напряжение вчерашней погони, звучали еще в ушах, как во сне, страстные крики и свист ветра…
Они лениво пили пиво. Капитан Глеб встал за руль, с удовольствием чувствовал дрожь стремительных корпусов, без помощи Валерки сам перекидывал паруса, поворачивал, уваливался, приводился к ветру…
Щурясь, Валерка наблюдал за его возней.
— Скучаешь по морю-то?
— Выйду на пенсию, приеду сюда, к тебе. Накатаемся мы, пожилые и беззубые, под парусом с тобой вволю.
— То-то же… Глеб, а ты так по-прежнему и не матюгаешься? Тогда-то, на «Балтике», помню, ты нас, пацанов, всегда по-книжному воспитывал да и вчера все время вежливо выражался, когда гнались за этими уродами!
— Не люблю. Признак слабости.
— Да брось ты! По-твоему, выходит, что и я слабак, если выражаюсь матерно?!
— Ага. И ты.
— Во, загнул! Это же самый смак, врезать какую фразу классную при случае! Люди такие аргументы сразу понимают, без предисловий. Здесь-то особенно среди иностранцев не разговоришься, не для кого, только для души если… Я всегда, когда домой приезжаю, специально с дедами так беседую! Это же, можно даже сказать, аромат жизни! Ты что, совсем против народных выражений?
— Нагнись, я поворачиваю!
Глеб с удовольствием сделал еще один оверштаг. Полюбовался аккуратным следом, оставленным на воде «Зенитом», правильно выставленными парусами, качнул руль. И продолжил.
— …У всего может быть свой запах. Я предпочитаю вкус и аромат хорошей классической кухни. То есть тех блюд, которые готовили умные, образованные повара, много учившиеся для этого, много знающие, воспитанные, интеллигентные.
Мне незачем возражать, если кому-то нравится запах заднего двора, помойных ведер. Это право того человека, его жизнь. Я только не хочу, чтобы на моей тарелке плескались тюремные сопли и брызги слюны различных невежд.
Мат — это слабость. Почти всегда неосознанное желание усилить свою речь, свои позиции в разговоре, в споре, в драке. Я в этом не нуждаюсь. Обидеть, оскорбить или испугать собеседника я могу и простым литературным словом.
Многие понимают, что использование мата — это еще и обозначение причастности к какой-то определенной группе. К уголовникам, недоучкам, психопатам. К бо-ге-ме, наконец! Арго. Ну, жаргон, чтобы понятней было… Я не хочу «принадлежать» именно к этим группам. У меня гораздо больше желания как-то, чуть-чуть, но постоянно прикасаться, быть немного своим, «с краешку» среди Пушкина, Гоголя, Грина, Твена… Это, по-моему, достойней, чем «бляха муха». И заметь, тебя я не упрекаю. Просто ты долгие годы избегал моего положительного влияния. А то сейчас бы вместе со мной цитировал Вергилия…
Глеб Никитин подмигнул ошеломленному его яркой речью Валерке.
— Круто ты…
Потом они расстелили на палубе карту. Другую, не ту, по которой вчера гнались за неприятелем. На каждый угол поставили по бутылке пива. Валерка ерзал вокруг карты на животе и рассказывал.
— Вот, смотри, это остров Сан-Мартин. Примерно девяносто миль от Антигуа. Развратный островок, хулиганья всякого на нем много, велосипед могут с улицы даже угнать. Здесь, у нас, не так. А вот там и есть основная база перевалки наркотиков.
Прилетают туда парни из Колумбии на небольших легкомоторных самолетиках тихо, над самыми волнами. Практически в одном и том же районе, на банке Саба, сбрасывают в океан водонепроницаемые тюки с кокаином. По сигналу, ну, там, по договоренности какой особой, по радиомаякам к месту сброса подскакивают в темноте классные океанские лодки. Прочные, скоростные, под сотню ходят, на каждой два-три подвесных мотора по двести пятьдесят лошадок! Подбирают груз, временно складируют его на Сан-Мартине, а потом дальше гонят наркоту в Штаты, в Пуэрто-Рико, куда-нибудь еще…
— А если все знают, где сбрасывают наркотики, то почему эту лавочку никто не прикроет?
— Ну-у, Глеб, ты даешь… Во-первых, самолетиков здесь этих тьма тьмущая каждый день пролетает, отследить каждого трудно, а во-вторых, чиновников здесь тоже до черта, и каждый кушать хочет! Глазки от этого у них и закрываются, от голода-то…
— Наш-то аэропланер, наверно, в ту ночь заблудился и не там груз сбросил. Из схемы выбился, вот из-за этого вся каша и заварилась.
Валерка перевернулся на спину. Закрыл глаза от солнца ладонями.
— Катюху жалко. Девка-то была ничего. Москвичка… Я прихватил ее из столицы, когда в прошлый раз из отпуска возвращался. Ничего особенного ей и не обещал, не врал про себя, ты же меня знаешь! Потом только понял, что рассказывал-то ей правду, что живу, мол, на Карибских островах, есть собственная яхта, пятое-десятое, а она уж размечталась, что встретился ей олигарх какой-то очаровательный! Типа мечта всей ее жизни… Приехали, а мне же здесь работать надо, деньги зарабатывать, яхта тоже не ахти, не такая, как у этих толстопузых, попроще… Вот она и начала кочевряжиться, искать варианты.
— Кстати, а почему ты так мощно полицейских-то убеждал, что она не могла сама привязаться тогда к канату?
— Могла, не могла… — Валерка досадливо забурчал. — Зачем им знать о наших с тобой догадках? Пусть все считают, что сразу же Катюха погибла, не дергалась никак… Фраеру тупому, Роме, когда поймают, больше срок из-за этого выпишут. Я только рад буду.
— Неприятности у тебя с ней были серьезные?
— Да как сказать… Больше всего на это Марисоль обижалась, я-то видел, что она вся нервная ходила, но вида ей не показывал. Фридка тоже иногда на меня чуть ли не с ногтями бросалась, было такое дело… Даже кассирша в магазинчике продуктовом, в гавани, на меня дуется! Негритяночка приятная, чуть за тридцать, вот ей знакомые и обещали меня в близкие друзья оформить. Сынок местного почтового начальника, молодой пацан, мальчишка, провел переговоры с дамой. Спросил меня, не против ли я… Это еще до Катьки было, вот я прикинул и сказал, что не против. А потом, когда я первый раз после отпуска появился в магазине с моей-то красавицей, кассирша страшно обиделась! Разозлилась. Теперь не здоровается.
— А Фрида?
Валерка улыбнулся.
— Сильна баба! Знаю, что она готова всех своих пионеров пинками выгнать, если я позарюсь на ее миллионы. Замуж мне предлагала. Как ты думаешь, может, действительно стоит согласиться?
Из-под ладошки Валерка коварно покосился на Глеба.
— Буду с сигарой ходить, с пузом, все как у них полагается…
— И скоро погибнешь где-нибудь в скалистых горах, или акулы тебя внезапно в глубине закусают. Причем бесследно, то есть с концами.
— Ты уж, Глеб, так серьезно не относись к моим женщинам-то! Я же не со злом к ним, сам понимаешь. Хорошие они все, просто с каждой в разное время познакомился, настроение тоже было разное… Люблю я их, проклятых!
— А они — тебя.
— Верно говоришь, друг! И это здорово!
Валерка упруго вскочил на ноги.
— Слушай, давай перекусим, а то я как про женщин чего вспомню…
— Так сразу фарш пилой начинаешь пилить. Знаю.
— Не угнетай. Тащи пакеты.
Они вместе спустились в каюту. Глеб занялся сумкой-холодильником с припасами, Валерка покопался в бортовом шкафчике и достал небольшую, с простыми узорами скатерть.
— Мама еще вышивала…
— Давай твою «Столичную» допьем, а то я в спешке-то как следует ее и не распробовал.
— За нас?
— А за кого же еще-то? Мы же такие замечательные!
По-хозяйски капитан Глеб развернул яхту так, чтобы тень от паруса накрывала палубу в том месте, где они расположились с припасами. Мельком глянул на Валерку, ожидая одобрения, тот кивнул.
На желтом пластике палубного настила лежала бумажная карта, на карте — скатерка с красными цветами, в центре натюрморта высилась прозрачно запотевшая бутылка. Валерка крупно дорезал помидоры, в развернутой фольге истекала мягким теплым жирком жареная курица.
— Огурчики открой…
— За Антигуа? За землю моря и солнца!
Хрустальные рюмки, которые успел напоследок заботливо бросить им в походную сумку король Роб, самым чудесным образом звякнули на свежем воздухе.
— И хорошо!
— Послушай, Глеб, ты мог себе когда-нибудь представить, что мы с тобой так вот встретимся? В океане, за тысячи километров от России будем сидеть практически под пальмами и бухать так, как нам хочется!?
Не отвечая, но улыбаясь, Глеб Никитин внимательно пристраивал маринованный огурчик на хлебную корочку.
— Знаешь, я в башне, в плену, стих сочинил. Прочитать?
— Давай, если приличный.
Прожевав, Валерка счастливо заложил руки за голову.
«У ночного океана — догорающий костер
В небо искрами стреляет… И дымок, и шелест волн».
— Зря на тебя та негритянская продавщица обиделась. Вы на пару с ней еще одного Пушкина для России могли бы по-быстрому организовать.
— Фу, господин Глеб Никитин, вы страшный циник и пошляк! Предлагаю по этому поводу еще по одной.
— Единогласно.
Двое мужиков, каждый в шортах и с рюмкой в руке, валялись на палубе тихим ходом идущей по голубовато-зеленому океану яхты. Они не говорили про работу, про акции, политику, выборы и про Северную Корею. Они изо всех сил ленились, улыбались, не глядя друг на друга, понимали полуфразы, не спеша, коротко смеялись, ловили на спины сочные солнечные лучи, превращая их в тягучую, сладкую истому…
— Сейчас бы на лыжах…
— Босиком.
— Нет, Глеб, в самом деле! Знаешь, как иногда эти все кактусы надоедают! Так и кажется, что вот, бросить бы все это к чертям и закатиться на речку, порыбачить бы сейчас на льду где-нибудь на мормышку до соплей, до звона в валенках! А когда я там бываю, в Волочке-то, опять сюда, под пальмы, тянет…
— Лет через сорок это пройдет. Здесь тебе печку топить не надо.
— А давай прямо сейчас рыбу половим? А?! Блесны у меня есть, океан под нами!
— Лень.
— Послушай… — рассматривая узорчатую рюмку на солнце, капитан Глеб немного наклонил голову к Валерке. — Почему ты мне тогда дал телефон Фила?
Приподнявшись на локтях, Валерка искренне удивился, глядя в глаза другу.
— Так я же был уверен, что он единственный русский здесь! Я думал, что тебе, если ты внезапно ко мне позагорать соберешься, будет так удобнее поговорить с местным человеком… Ну, если меня на месте-то вдруг не окажется…
— Колдун вы, Валерий Борисович…
И опять звенела благостная тишина вокруг них. Океан переливался по краям зелеными, темно-синими, голубыми искрами. Вода вокруг «Зенита» на многие мили блестела желто-белыми полосами ленивой зыби. На горизонте были видны два крохотных паруса, за кормой тихо качался в далекой дымке мягко изломанный силуэт острова Антигуа.
Проснулись они тоже одновременно. Валерка поднял с рук мятую, вспотевшую до струек щеку.
— Ты как?
— Хорошо…
— Впереди никого нет?
— Не знаю… Посмотреть?
— А чего смотреть-то…
Глеб все же перевернулся, подставил солнцу спину. Взглянул вперед. Метрах в ста навстречу «Зениту» шла, тяжело шлепая по волнам неловким черным корпусом, старая двухмачтовая шхуна. Темно-красные гафельные паруса с трудом тащили ветерана домой, в гавань.
— Возьми немного правее.
Валерка стоял уже рядом.
— Пожалеем старушку, ей сто лет в будущем году исполнится. Серьезно!
И почти сразу же после шхуны промчалась параллельным курсом на ровном киле большая моторная лодка с надувными бортами. Десятка два черноволосых туристов дисциплинированно прижимались к высоким пластиковым креслам, держась за поручни.
— Как в кинотеатре!
Японские женщины визжали, а их самурайские спутники на каждой встречной волне хором ухали, не выпуская из рук дорогую отечественную видеотехнику.
Прошло еще немного времени. Они опять одинаково лежали на палубе, рассматривая самый верх парусов.
— Ты где работаешь?
— Там же.
— Чего, все переговоры свои ведешь?
— Веду. Все еще веду.
— Так ты что, эксперт, что ли? С разными людьми встречаешься, в любых делах типа участвуешь, а?
— Не, я не эксперт, — теперь уже Глеб пристально взглянул на приставучего собеседника. — Это скучно. Приходилось мне этой братии видать много, даже слишком…. Понимаешь, эксперт — это человек, который перестал мыслить, потому что знает. Это не про меня. Я еще могу себе позволить ошибаться, но врать у меня уже нет особой необходимости.
— Ты, вроде, когда-то в администрации работал? Чего с должности-то ушел?
— Я ушел? Это она от меня ушла. И вообще, отстань. Ты мне лучше про крышу расскажи.
— Про какую?
— Марисоль ведь кричала тебе утром, что с крышей договорилась? Опять у тебя возникли неприятности?
— Не смеши!
Валерка сел, скрестив ноги, потянулся к холодильной сумке.
— Никаких криминалов, с негодяями покончено. Клянусь! Раз и навсегда! Давай твою…
Он потянулся бутылкой к рюмке Глеба.
— Это Маруська меня по поводу крыши давно уже теребит, уговаривает дом Джако отремонтировать. Жалко ей, видишь ли, бедолагу. Ну, я прикинул тут, посмотрел в гавани кой-чего, а потом рассказал ей про один вариант… За наших добрых ду́хов! Эх!
— Ну, так вот, — Валерка с удовольствием куснул куриное крылышко. — У ее бати дельце было недавно, в начале года. Они на верфи делали один крупный проект, ремонтировали хорошую яхту, причем сверху донизу, корпусных работ было много. Работали на берегу, а сезон чуть дождливый был, ну, вот они, чтобы пластик не загубить, вокруг нее солидный такой шатер из брусьев и тентовой ткани и сделали. Сейчас все основные работы закончены, навес этот Маруськин папаша выбрасывать собрался. Она и уговорила его не спешить особо-то…
— И ты хочешь перекинуть эту конструкцию на дом Джако?
— Ну, не я особенно-то… Марисоль все по этому делу колотится.
— А ты прикидывал, как это все правильно пристроить?
— Да я давным-давно уже его хижину перемерял и навес тоже! Получится классно, зуб даю! Грузовик закажу на пару часов, кран, инструмент у меня есть, человек пять собрать еще нужно — и за полдня справимся.
— Давай завтра, а?
— А у тебя свербит, что ли?
Глеб азартно придвинулся ближе.
— Давай завтра, пока я здесь!
— Если успеем — после обеда.
— Отлично!
— …А на следующий год ты пристроишь меня волонтером на яхту, которую будешь гнать в Европу! За бесплатно-то меня матросом возьмут?
— Если в смысле, что денег тебе никто за это не заплати, — то запросто!
— Две недели в Атлантике! — глаза капитана Глеба заблестели еще азартней. — Да я все свои штурманские дела вспомню по такому случаю!
— А хочешь, я тебя на регату в мае в какой-нибудь хороший экипаж устрою? Погоняешься, приз получишь, медальку памятную, может, дадут. А!?
— Не, это мне лениво… — Глеб отмахнулся от суетливого варианта. — Медалей не надо, а вот на океанский перегон я бы с тобой с удовольствием!
— Да, кстати, ты не забыл про эту, про Варвару-то? Ну, король-то наш и меня ведь просил его подругу в России отыскать, помнишь? Ты бы постарался как-нибудь…
— Я уже позвонил ребятам, которые были вместе с ней тогда на «Святом Павле». Все их контакты я в судовом журнале у Роба переписал. Говорят, что она сейчас где-то в Карелии, без телефона. Обязательно отыщу, не волнуйся.
Разговаривая, Валерка потихоньку собирал остатки обеда в мусорный пакет.
— Ты видел, у него на стенке свидетельство висит, в рамке, ну, такое с чертежом парусника? Это его «Святой Павел» в кино снимался, в «Пиратах Карибского моря», король этими съемками очень гордится. Расскажи об этом ребятам и Варваре, если встретишь… А это что такое?
Когда капитан Глеб Никитин протянул Валерке три потрепанных конверта, тот почему-то растерялся. Вытер руки о майку.
— Это те, мои, армейские?