Принцип Троицы

Глава XIII. Требуется психиатр

Каталка, на которой везли Виктора по коридору, то и дело подпрыгивала на стыках неровно выложенной плитки, напоминая поездку на расхлябанном паровозике в старом парке аттракционов. Перед глазами Виктора пробегали серые квадраты подвесного потолка, какие-то лица, равнодушные или участливо поглядывающие. Однако и по дороге в кабинет МРТ, и уже в светящемся проеме, напоминающем «дырку от бублика» в громадном белом аппарате, готовом сканировать его мозг, физик не прекращал усиленно размышлять о Чинтамани и о только что пережитом опыте. Постепенно из туманной игры слов и образов в голове ученого начала складываться любопытная мозаика, от которой захватывало дух. Равнодушный к происходящему вокруг Виктор не обратил внимания на рекомендацию расслабиться. Он лихорадочно постукивал пальцами по носилкам, ожидая лишь возможности остаться одному и прикоснуться к клавишам ноутбука.

Врачи, наблюдающие из пульта управления МРТ за показаниями томографа, хором воскликнули:

— Ну и ну!

— Вы когда-нибудь видели подобную активность обоих полушарий, коллега? — причмокнул специалист кабинета МРТ, обращаясь к хирургу.

— Наверное, нет, — приник к экранам Семен Ефимович, — у вас случайно аппаратура не сбоит?

В разговор вмешался еще один наблюдатель в белом халате:

— Нет, только что тестировали бабушку. Все было в порядке. Интересный экземпляр, где вы его нашли?

— Собственно, попал к нам в состоянии комы. Пациент — физик с ученой степенью. Кстати, сын известной актрисы… Елизаветы Миллер. Помните фильм «Незнакомка» и этот еще… как его? — почесал затылок Семен Ефимович, — «Остановка для двоих»…

— Что вы говорите? — удивился эксперт. — Физик? Обычно у такого народа левое полушарие более развито, а у этого оба шпарят на всю катушку! Да, и еще посмотрите сюда, — мужчина в очках ткнул ручкой в экран, — лимбическая система также очень активна.

— Что это значит? — поинтересовался Семен Ефимович.

— Этот участок отвечает за эмоциональные проявления. Ваш пациент испытывает нечто невообразимое. Может быть даже влюблен, — хмыкнул второй специалист, — а вот эти пятна показывают, что вашему товарищу или сильно хорошо, или очень больно — ведь это отражает работа одного и того же ядра… Наверное, все же больно. Вы что ему анальгетики не даете? Ага, и нейроны правой лобной доли мозга проявляют чрезвычайную активность, — заметив непонимание на лице хирурга, тот пояснил, — она отвечает за концепцию личности. Забавно, люди склонны отождествлять свою личность с душой, но, как вы видите, все чистейшая анатомия, не более чем физико-химические процессы в головном мозге.

— Он пережил сотрясение мозга, оно могло так повлиять?

Первый эксперт задумчиво предположил:

— Не думаю. Здесь просто какая-то аномальная активность всех структур наблюдается. В голове вашего пациента творится черт знает что! Я бы рекомендовал ему серьезную дозу успокоительных. Вы посмотрите: у него не голова, а кратер вулкана — так и с ума сойти не долго! Хотя, коллега, вы абсолютно правы — любопытнейший экземпляр!

Семен Ефимович напомнил о предмете анализа:

— Господа, у пациента ранее была выявлена опухоль паренхимы шишковидной железы промежуточной дифференцировки. Давайте обратим все-таки внимание на эпифиз!

— Так-так, — присмотрелся к цветным изображениям на экранах аналитик МРТ, — опухоли нет, хотя сам по себе эпифиз непомерно велик. Норма — 4 миллиметра на 6, а тут вместо горошины, сами видите, железа с голубиное яйцо!

— То есть первоначальный диагноз не подтверждается?

— Нет, конечно, — снова принялся грызть ручку специалист, — но аномалия налицо. Несмотря на идеальную форму эпифиза, таких размеров не бывает. Причем, нет ни кисты, ни другого типа опухолей. У меня вопрос, — обратился он к Семену Ефимовичу, — удастся ли задержать этого молодого человека в больнице?

— Возможно, — предположил тот, — он пока и так лежачий, хотя рвется выписываться. А зачем вам?

— Для моей научной работы незаменимый образец! Я как раз исследую функции эпифиза. Есть версия, что этот орган — тот самый «третий глаз» в восточной философии. Декарт, к примеру, говорил, что эпифиз — это «седалище духа», а Блаватская, ссылаясь на оккультистов Востока, называла его Дэвакша — «Божественное Око». Если они правы, человек с такой шишковидной железой может быть чуть ли не вторым Буддой.

— Ну, вы даете! — скептически рассмеялся Семен Ефимович. — Что-то сейчас все в мистику ударились. Не понимаю я этой моды! Так что увольте, решайте этот вопрос с ним сами. И не сейчас. Вы же видите, мой пациент не в себе. Я заберу результаты.

— Конечно, — кивнул очкастый. — Замечательно интересный пациент! К вашему физику я еще наведаюсь!

— Только не в ближайшие пару дней, — строго предупредил хирург, — он еще после автокатастрофы в себя толком не пришел.

Покой. Где его найти? Если его нет внутри — не будет и снаружи. Каталку, вернувшую Виктора из кабинета МРТ, встречал целый парад посетителей: элегантная мама, взвинченный Денис с каким-то листком в руках и группа студентов 2-го курса, неуверенно озирающихся по сторонам.

Подошедший Семен Ефимович возмутился:

— Товарищи! Больному нужен покой, — он попытался изобразить это жестом, — так что прошу его не беспокоить! Передачи отдавайте Елизавете Андреевне! Здравствуйте, — мягко и кокетливо улыбнулся он актрисе и опять принял суровый вид, — посещения пока отменяются.

Студенты зашептались смущенно, из толпы выделилась пухленькая блондинка с цветами. Прошагав, как пионерка перед торжественным возложением венка к могиле неизвестного солдата, она отдала букет матери Виктора. Ребята вразнобой пожелали:

— Выздоравливайте, Виктор Александрович! — и под суровым надзором врача отправились к лестнице.

— Спасибо! — только и успел сказать Миллер, растроганный неожиданным вниманием. Елизавета Андреевна поцеловала его в щеку:

— Привет. Как ты?

— В порядке, — как обычно, ответил сын.

— А вы, молодой человек? — доктор вопросительно взглянул на Дениса.

— Пусть останется, — попросил пациент.

— Ладно, но ненадолго, — кивнул Семен Ефимович и предупредил, — с вами я поговорю позже, а сейчас, Елизавета Андреевна, пожалуйста, пройдемте в мой кабинет.

Они удалились. Денис помог санитарам вернуть друга на кровать и, нервно покусывая губы, сел рядом.

— Ты говорил — Дина звонила… — начал он.

— Да, часа два назад, — согласился Виктор, — а тебе нет?

— Мне пришло сообщение с ее электронного адреса, — Денис махнул бумажкой. — Вот, я распечатал. Черт знает что! Я ничего не могу понять, что там происходит, и что она думает — просто взрыв мозга! Прочитаешь?

Мелкий шрифт расплылся, и физик вернул письмо другу:

— Прочти, пожалуйста, вслух.

«Денчик, милый мой братик! Это Дина! Чтобы ты не сомневался, что это и, правда, я, напоминаю тебе историю с попугаем, у которого ты оторвал хвост, а мне за тебя влетело от папы, помнишь? А еще я рисовала на стенке под кроватью, и только ты был в курсе…» — Денис сделал паузу и взглянул на изумленного друга, — Все так и было. Кроме нас двоих никто об этом не знает. Ладно, я продолжаю…

«Я не буду перечислять все наши с тобой приключения, хотя сейчас раздумываю, чего бы включить в письмо и улыбаюсь — славное у нас было детство, боевое! Ты всегда был Робин Гудом, спасал всех и вся! Помнишь, как за выпущенную в пруд черепаху тебе от Двужильного и его банды попало? Похоже, что настала моя очередь защитить тебя, Катю, Ванечку, всех наших и Витю, конечно. Я вас очень люблю!!!!!

Не бойся! Я не брежу! Я пока в здравом уме и при памяти. Ты был прав — камни лучше было отдать, но не уверена, что в этом случае все сложилось бы иначе. Меня похитили люди, всерьез практикующие магию. Их главарь называет себя Сетом, гипнотизер из парка (помнишь, я тебе рассказывала?) тоже тут, его зовут Михаил. Еще есть охранник Евгений. Других я не знаю. Сейчас я очень далеко от нашего города, и ситуация сложилась так, что совершенно неожиданно они меня отпустили. Но, на самом деле, Сет продолжает за мной следить. По его словам, им нужны не только камни, но и я сама, как „идеальный проводник энергии“. Я не совсем уверена, что конкретно им от меня нужно, но я решила не возвращаться домой, так как Сет — фанатик — и на деле очень опасен. Он читает мысли и может убивать на расстоянии. Он чуть не убил Витю! Если ты не веришь, расспроси его — он подтвердит мои слова». — Денис поднял глаза от листка, и Виктор сглотнул: — Было такое.

Денис нецензурно выругался.

— Там дальше еще есть что-нибудь? — спросил Миллер.

— Да.

«Привести за собой „хвост“ из этих личностей к моим близким я не хочу, поэтому остаюсь здесь. И, пожалуйста, не ищите меня! Если вы будете рядом, Сет сможет легко добиться от меня всего, что ему понадобится, угрожая вашим жизням и здоровью. Пока я одна, попробую разобраться с ситуацией. Не волнуйся! Я справлюсь. Что-то подсказывает, что выход есть. К счастью, мне встретился добрый человек. Благодаря ему, мне не приходится ночевать под открытым небом и голодать. Скажи, пожалуйста, Вите, что я его очень люблю!

Целую,

Дина

P.S. На всякий случай, чтобы ты не волновался, — я цела и невредима. Думаю, все так и будет…И отдай, пожалуйста, ключ соседке, Галине Павловне, чтобы поливала цветы».

— Никогда не думал, что Дуська на такое способна, — признался Денис, — всегда была такой слабой младшей сестренкой, а тут ее на геройство потянуло…

— Знаешь, я кое-что придумал, — перебил его Миллер, — только надо проверить экспериментально. Во-первых, допустим, эти мерзавцы действительно влияют на человека. Я убежден, что любое внешнее воздействие, будь то техногенное или биологическое, связано с излучением определенного типа волн. Не так давно мне по делу надо было прочитать массу статей о психотронном оружии. Профессор С. Турлыгин утверждал, что мозговые волны являются электромагнитным излучением с длиной волны около двух миллиметров. Любой человек представляет собой источник электрических и магнитных полей, обладая рентгеновским, гамма, радио, инфракрасным, СВЧ излучением и так далее.

— И что это значит? — не понимал Денис.

— А то, что любую волну можно экранировать, создав защитное поле, предусматривающее ее характеристики. Если мы хотим, в самом деле, помочь Дине, то у нас должно быть оружие и защита против внешнего воздействия. «Щит и меч»…

— А это реально сделать?

— Я думаю, у меня получится… — задумчиво произнес Виктор, — надо только выбраться отсюда.

— Вить, но мы все равно не знаем, где она, — неуверенно произнес друг.

— У тебя есть знакомые хакеры?

— Хакеры? — переспросил Денис. — Да нет. Как-то не довелось завести таких друзей…

— Значит, надо найти, — твердо сказал физик.

— Зачем?

— Опытный хакер сможет найти источник мобильного звонка и путь электронного сообщения, хотя бы до серверного центра, — сказал Виктор.

— Точно! — обрадовался Денис, а потом засомневался. — Может, это только в кино бывает?

— Да ладно тебе! Настоящий специалист сможет это сделать, я не сомневаюсь.

— Не лучше ли все-таки задействовать милицию? — не унимался друг, ерзая на стуле.

— Ты думаешь, этот низкорослый следователь примет участие в наших экспериментах?

— Он вроде — неплохой мужик…, - пробормотал Денис.

— Который готов обвинить меня в соучастии в похищении, лишь бы закрыть дело! — взорвался Виктор. — Хороша помощь! Ты вообще хочешь найти сестру?! Хочешь остановить этот бред?!

— Конечно! — вскипел в ответ Денис. — Как ты можешь сомневаться?!

— Тогда найди хакера и перестань миндальничать, — отрезал Миллер, — это только наше дело.

И без того взъерошенный Денис привычным жестом запустил пятерню в шевелюру:

— Не припомню, чтобы ты когда-нибудь так командовал…

— А я не помню, чтобы оказывался в такой ситуации…

В палате повисла неловкая пауза. Друзья смотрели друг на друга выжидающе.

— Уболтал, — наконец, нехотя сказал Денис, — поищу хакера. Однако, ты — фрукт! Не ожидал от тебя… Тебе еще долго вставать нельзя?

— Пару дней, наверное. Как раз чтобы доработать мою концепцию до конца.

— Ну, дерзай! — согласился Денис. — Я только я не пойму, Вить, а ты на костылях собрался за бандой бегать?

— Об этом я тоже подумал, — хитро прищурился тот, — есть версия, как ускорить процесс…

Денис посмотрел на друга задумчиво:

— Все-таки ты или гений, или псих…

— Думай, как хочешь, — равнодушно ответил Виктор, — только найди хакера.

— Найду, — протянул руку Денис, — бывай!

— До встречи!

Когда за Денисом закрылась дверь, Миллер, превозмогая острую боль в сломанных ребрах, наклонился и втащил на кровать ноутбук, притаившийся возле тумбочки. Физик пошарил в карманах сумки и облегченно вздохнул — его походный набор инструментов и детали миниатюрного прибора, над которым он трудился, оказались на месте. «Молодец, Василий Игнатьич!» — порадовался молодой человек. Виктор открыл крышку Макинтоша и углубился в работу.

Медсестра вошла в палату. На одеяле лежала вскрытая серая крышка корпуса с блестящим названием «Полюс-2», возле которой на аккуратные кучки были разложены детали.

— Виктор Александрович! Что вы делаете? — закричала женщина, глядя, как пациент с деловым видом копается в аппарате для физиотерапии.

Миллер мельком взглянул на нее и буркнул: «Не волнуйтесь, все нормально!». Секунду медсестра стояла на месте, покрываясь пятнами от желания накричать на безобразничающего больного и страха быть за это уволенной, а затем метнулась вон с шепотом: «Это слишком…».

Вооруженный походными инструментами, Виктор с олимпийским спокойствием занимался усовершенствованием прибора. Через пару минут в дверях показался покрасневший Семен Ефимович:

— Э-эй! Молодой человек, зачем вы портите технику? — строго окрикнул он пациента, тыкая пальцем в сторону безнадежно разобранного аппарата. — Это ни в какие рамки…

Невозмутимый Виктор оставил на мгновение свое занятие и возразил:

— Извините, Семен Ефимович. Я не порчу, улучшаю.

Хирург прокашлялся, и его кашель больше напомнил львиный рык:

— Гм, может быть, вы все-таки объяснитесь?

— Этот аппарат примитивен, — снисходительно улыбнулся физик, — а мне надо срочно поставить себя на ноги. Я занимаюсь цепью смещения, чтобы предотвратить появление импульсов противоположной полярности при падении магнитного потока.

— «Понятно», — сказал Семен Ефимович, сожалея, что сразу не прописал Миллеру транквилизаторы.

— Дело в том, — продолжал объяснять Виктор, — что если воспроизвести электромагнитное поле, идентичное тому, которое выделяют здоровые ткани, и воздействовать им на поврежденные, процесс заживления должен ускориться. Переломы, как вы сами сказали, заживают в течение месяца, а у меня есть максимум неделя.

— Молодой человек, — возмутился Семен Ефимович, — но это же невозможно!

— Отнюдь, — сказал Виктор, — я высчитал, что электромагнитное поле с необходимой частотой следования униполярных прямоугольных импульсов и определенной амплитудой должно привести меня к нужному результату именно в недельный срок.

Рассерженный врач не понимал всех этих терминов и решил, что испорченный аппарат занесет в стоимость лечения, как бой посуды включают в счет ресторане. Доктор произнес недовольно:

— Я же сказал вам не подниматься.

Виктор скорчил поддельно виноватую мину:

— Как-то не лежится… Извините.

— Голова ваша. С сотрясениями не шутят. Рискуете заработать эпилепсию…

— Или сойти с ума от бездействия, — пробормотал Виктор. — Мне в любом случае обещан всего лишь год жизни. Я мало, чем рискую.

— Ваш диагноз — опухоль паренхимы шишковидной железы — не подтвердился, — сказал Семен Ефимович, — я только что рассказывал об этом вашей матери…

— Все гораздо хуже?

— Да нет, зачем так сразу? — подошел поближе хирург, опуская руки в карманы. — Скорее наоборот.

— Не томите! — вскричал Виктор. Его худое лицо исказилось от волнения.

— Я не могу сказать, что вы здоровы, — издалека начал доктор, — но МРТ показала, что опухоли эпифиза нет, однако железа у вас аномально большая.

— И что это значит? — Миллер нервно теребил в длинных пальцах крошечную отвертку.

— Мы пока выясняем, — сказал Семен Ефимович, — у вас уникальный случай. Нейрофизиологи хотят исследовать ваш мозг более досконально, — недовольно произнес хирург, решив, что посттравматический синдром налицо.

— Хорошо, — сказал Миллер, — мне надо закончить с прибором… — и повернулся к врачу спиной, пытаясь в неудобной позе орудовать над разобранным железом.

— И все же я настоятельно рекомендую вам лечь, — ответил доктор, покидая палату. Закрыв дверь, он предупредил медсестру:

— Я вызову к пациенту психиатра. Сегодня вряд ли он придет, скорее всего, завтра утром. Если я задержусь, расскажите ему об этом, — Семен Ефимович жестом указал в сторону Миллера, — на мой взгляд, пациент неадекватен. В историю болезни я пишу «посттравматический синдром».

— Я поняла, — вытянулось лицо полной медсестры, сменившей на посту милую Наташу.

— И добавьте в больничный лист пару инъекций феназепама: одну днем и одну на ночь.

— Конечно, — сделала себе пометку в тетради дежурная.

— Проследите, чтобы обязательно спал, — на ходу распорядился главврач, возвращаясь в свой кабинет к обеспокоенной матери Миллера, впервые услышавшей о страшном диагнозе, с которым один на один жил ее сын.

Когда врач вернулся, она, испуганная, сидела в кресле для посетителей.

— Елизавета Андреевна, мне неприятно вам это говорить, но нередко черепно-мозговые травмы негативно влияют на психику, — стараясь быть мягким, произнес хирург. — Анализ МРТ, как я уже вам говорил, выявил наличие аномалий в мозгу вашего сына. А только что Виктор Александрович разобрал очень дорогой физиотерапевтический прибор, доступный только для пациентов ВИП-палат, — преувеличивая ценность аппарата, бурчал в усы Семен Ефимович. — Я вынужден включить его стоимость в счет… и вызвать для консультации психиатра…

— Вы думаете, что мой сын сходит с ума?!

— Я ничего не хочу утверждать, но понаблюдайте за ним сегодня внимательнее, — шевелил хирург пышными усами, которые показались женщине приклеенными, настолько самостоятельно они выглядели на красноватом лице неравнодушного к выпивке доктора, — в любом случае, консультация специалиста лишней не будет. Вашему сыну нелегко пришлось…

— Да, — произнесла мать, вспоминая вчерашний день, — если надо, то надо. Но, Семен Ефимович, вы уверены, что рака нет?

— По нашим данным — нет, — развел руками врач, — хотя, судя по полученной из онкологического диспансера истории болезни, опухоль была. Смотрите сами, вот томограмма, сделанная почти две недели назад. Здесь отчетливо виден тумор на эпифизе, — Семен Ефимович хотел было показать пальцем, но передумал и воспользовался ручкой. Он обвел темное пятно опухоли на одном снимке, затем положил рядом другой и ткнул тупым концом ручки в изображение, похожее на крошечную сосновую шишку. — А здесь видите: опухоли нет, но железа увеличена до невероятных размеров… Кстати, анализ крови тоже изменился…

— Семен Ефимович, — взмолилась актриса, под шелковой блузой по спине катились ледяные капли пота, — только скажите! Это опасно для жизни?! Он будет… жить?!

— Я не знаю, — покачал головой врач, — не знаю. Всё неопределенно. Нужны обследования.

— Пожалуйста! — умоляла женщина, чувствуя себя раздавленной. — Семен Ефимович! Что угодно… делайте что угодно! Только спасите моего сына!

— Мы постараемся, — закряхтел врач, и снова усы пришли в самостоятельное движение, — но медицина не всесильна, особенно, когда мы не знаем, с чем бороться!

— Пожалуйста… пожалуйста! — повторяла безутешная мать. — Я прошу вас, сделайте что-нибудь!

— Успокойтесь, Елизавета Андреевна, рака нет, и это само по себе неплохо! — увещевал хирург. — С остальным как-нибудь разберемся. Хотите чаю? — внезапно предложил он.

— Нет, благодарю, — отказалась актриса, пытаясь взять себя в руки. — Я лучше к сыну пойду.

— Конечно. Ему нужна сейчас ваша поддержка, — согласился врач, — а я всегда к вашим услугам!

— Спасибо, — тихо ответила женщина и вышла в коридор. Прикрыв дверь, она прислонилась к стене, чувствуя слабость в коленях. В страшной реальности на женщину тяжелыми комьями навалилось чувство вины. У нее никогда не было времени на сына, а теперь, может быть, у него совсем не осталось времени ни на нее, ни на собственную жизнь. Надо сейчас идти и улыбаться, поддерживать Витю хоть как-нибудь, но, на самом деле, больше хотелось проснуться и узнать, что все это только привиделось, и тогда, вздохнув спокойно, включить воду в ванной, повторяя, как молитву: «Куда ночь, туда и сон!»…

Но нет, не убежать и не проснуться: вот больничный коридор, по которому снуют врачи и пациенты, а там, чуть подальше палата, в которую она должна зайти бодро и не показать, что ее разрывает отчаяние. «Сейчас. Сейчас, — уговаривала она себя, — еще минутку… Я соберусь».

Елизавета Андреевна выпрямилась и направилась к палате. Она зашла в женский туалет, чтобы поправить у зеркала прическу и освежить макияж. Актриса растянула губы в улыбку, сначала искусственную, потом естественнее, тряхнула завитой головой и ровной походкой пошла к сыну, готовая к новой роли.

— А, мам, это ты? — обернулся на шум открывающейся двери Виктор. — Слава Богу!

— Я, Вить! Как ты? — улыбалась мама, заходя к нему. Внешне спокойная и подтянутая, она еле сдерживалась, чтобы не броситься к сыну и не схватить его в охапку, как ребенка.

— Я в порядке, — пробурчал он, продолжая привинчивать что-то, — тебе, наверное, уже доложили?

— Точно, — печально вздохнула она, — сказали, ты безобразничаешь.

Виктор поднял глаза, вглядываясь в лицо матери:

— Это целесообразно. Ты теперь знаешь…?

— Да, — Елизавета Андреевна коснулась руки Виктора, — ты, как и я, предпочитаешь все хранить в секрете.

Он пожал плечами, ничего не ответив.

— Ты еще на меня сердишься? — осторожно спросила мать.

— Да нет, — он чуть качнул головой и поморщился.

— Больно? — обеспокоилась Елизавета Андреевна.

— Не волнуйся, мне только что укололи обезболивающее. Сейчас пройдет, — Виктор снова отвернулся к аппарату, манипулируя над ним, как над старым знакомым.

Она погладила сына по плечу:

— Хочешь поговорить со мной?

Миллер долго молчал, а потом, наконец, попросил:

— Не говори бабушке.

— Хорошо, — согласилась актриса, — я и не собиралась.

— Как она?

— Прибаливает понемножку. Как узнала о твоей аварии, слегла с давлением. Все рвется сюда, но я не пускаю.

— Правильно, не нужно, — кивнул Виктор. И в палате опять воцарилось молчание.

Елизавета Андреевна навела порядок на тумбочке возле кровати, размышляя, как лучше вести себя. Но сын вскоре подал голос:

— Поможешь мне?

— Да, конечно, — подхватилась мать. — Что ты хочешь?

— Поставь крышку аппарата сюда, — указал он пальцем.

— Так? — уточнила женщина, выполнив его просьбу.

— Ага, — подтвердил Миллер, опустив длинные ручки аппарата физиотерапии с толстыми дисками по краям к загипсованной ноге. — Теперь включи его в розетку, пожалуйста.

— Ты уверен, что не сломал его? — обеспокоилась женщина.

— Мам, хоть ты можешь мне доверять? — раздраженно бросил Виктор. — Неужели я похож на идиота?!

— Не нервничай. Сейчас включу, — поторопилась она успокоить сына.

Прибор на высокой подставке тихо зажурчал, включаясь. Миллер отстроил тумблеры и с удовлетворенным видом лег, наконец, на подушку:

— Теперь пусть работает. Не выключай, хорошо? Даже если засну…

— Как скажешь, — не возражала она. — Ты не голоден? Может, тебе купить что-нибудь?

— Да, купить надо, — заметил Виктор и начал перечислять, загибая пальцы, — привези мне, пожалуйста, гарнитуру для телефона. Сейчас напишу, какую. Потом еще метра два тонкого кабеля, тоже пишу название, — размышлял вслух Миллер, — м-да, как раз то, что нужно! Еще портативный USB холодильник для пива… в компьютерном магазине спроси в отделе гаджетов. Потом у меня в комнате захвати все из второго ящика стола, ты не разберешься там сама. Просто привези все, что в ящике, хорошо?

Она вспомнила слова врача о психическом состоянии сына, и мелькнула фраза: «А может он прав?», и спросила:

— Что ты затеял?

— Как тебе объяснить? Есть идеи, которые надо воплотить. Зачем терять время, пока валяюсь здесь, как овощ?

— Ты бы не переутомлялся, — ласково попросила мама, все еще недоумевая по поводу странных заказов.

— Мне надо чем-то заняться, чтобы с ума не сойти, понимаешь? — вскинул он на нее отчаянный, но полностью осознанный взгляд. Под искусственным освещением глаза его горели сине-зеленым светом морской бездны, совершенно нереальным, показалось матери. Она кивнула:

— Да-да, хорошо, привезу.

— Одежду какую-нибудь привези, удобную, и костыли…. нет палку. Выбери такую, чтобы была полой внутри.

— Тебе же вставать нельзя, — заволновалась Елизавета Андреевна.

— Скоро будет можно, — безапелляционно заявил он, закрывая глаза. — Не верь врачам. Я уже не верю. Все будет в порядке.

Она выходила, когда он вспомнил о еде:

— Привези мне шоколадку и печенья с орехами, пожалуйста! Что-то сладкого хочется.

Актриса улыбнулась:

— Хорошо, сынок.

Дверь за матерью закрылась, и Виктор, наконец, остался один в тишине, разбавленной журчанием аппарата. Еле слышное потрескивание убаюкивало, а с закрытыми глазами Миллеру вообще казалось, что ногу с двух сторон обнял огромными лапами теплый мурчащий кот. От этой мысли Викторуу даже стало уютно, и он позволил себе немного отдохнуть в ожидании своей посланницы.

Она вернулась нескоро, нагруженная, как вьючный мул:

— Ну, Витя! Твои заказы выполнять оказалось не так-то просто!

Виктор заулыбался виновато:

— Извини…

— Все нормально, — присела на стул женщина, — только со всем этим скарбом нас с тобой из больницы выгонят…

— Значит, выгонят, — растянул губы в дурацкую улыбку Виктор, — мне тут порядком надоело! Где мои железки?

— Сейчас, подожди. Тут целая мастерская. Я даже не знаю, куда это все выложить, — в замешательстве обернулась мать.

— А ты стул придвинь и поставь туда пакет. Сам разберусь.

— Ладно, — согласилась Елизавета Андреевна. — Я пока посижу, отдохну.

Миллер, обнаружив сверху конфеты, засунул одну себе за щеку и принялся увлеченно колдовать над массой инструментов, деталей и проводов, на вид которые матери казались грудой технического хлама. Тем не менее, она охотно подавала ему то одно, то другое, придерживала и откладывала, с радостью отмечая, что с лица ее сына сошла маска безысходности. Работа лечит. С короткими перерывами на процедуры Виктор возился над чем-то непонятным, а мама с удивлением для себя обнаружила, как ей хорошо рядом с ним. И, несмотря на то, что за все время они перекинулись почти невесомой горсткой слов, оба почувствовали, что никогда еще между ними не было такой близости. Елизавета Андреевна ушла поздно, когда двери в отделение уже запирали, взяв с сына обещание спать ночью.

Ранним утром стремительно продвигался по больничному коридору человек, отмечая взглядом номера на палатах. С покатых плеч свисал белый халат, просторный, как мантия, на щуплом вытянутом теле. Крючковатый нос, взлохмаченная голова и непомерно длинные руки вполне подошли бы мультипликационному злодею, но это был всего лишь психиатр. Остановившись у поста медсестры, медик взял историю болезни больного, к которому его вызвали. Сосредоточенно вчитываясь в желтоватые страницы, психиатр насупил брови. Наконец, он причмокнул губами и резко открыл дверь в палату. Никого не заметив внутри, он вернулся к медсестре:

— Вы сказали, Миллер в 5-й палате?

— Да-да, — услужливо кивнула толстушка.

— И куда он ушел? — недовольно спросил врач.

— Ушел?! Да он лежачий, с переломами и сотрясением… Пока не встает.

— Но в палате его н-нет! — возмущенно вскрикнул психиатр.

— Как это?! — не поняла медсестра. — Не может быть!

— Смотрите сами!

Она засеменила к палате. Осторожно заглянув, женщина повернула круглое лицо к приглашенному специалисту:

— Он здесь.

— Позвольте…, - взъерошенный психотерапевт протиснулся в палату и увидел лежащего на месте пациента. Доктор смутился и бросил сестре:

— Спасибо, я разберусь.

Виктор не смог скрыть улыбку, видя изумление врача:

— Здравствуйте.

— Доброе утро! — врач недоверчиво поглядывал на невесть откуда появившегося больного. Передернув плечами, он достал ручку. — Итак, как вас зовут?

— У вас же история моя перед глазами, — усмехнулся Миллер.

— И все-таки… — настаивал специалист, — я попрошу вас отвечать на мои вопросы.

Виктор представился.

Психиатр присмотрелся к больному:

— Зачем вы надели наушник? Это ведь наушник? — уточнил он, показав пальцем на прямоугольную серебристую гарнитуру, торчащую возле уха Виктора.

— Да, к мобильному телефону. Так удобнее.

— Ясненько, — протянул высушенный медик и принялся задавать привычные вопросы о том, какое сегодня число, о работе и семье. Виктору было смешно и скучно отвечать, но экзамен он выдержал с успехом. Психиатр тщательно записывал что-то в истории только одному ему понятным почерком. Прощаясь, он опять внимательно посмотрел на Миллера, и, не заметив обещанных аномалий, вышел прочь, подметив только, что пальцем молодой человек поглаживал какую-то металлическую кнопку. Виктор закусил губы, чтобы не расхохотаться. Но как только дверь закрылась, он прыснул, кряхтя от тупой боли в ребрах. Виктор был доволен — эксперимент удался.

Медсестра расставляла по порядку склянки с прозрачной жидкостью, сверяясь с листами назначений, когда к ней подошел очкастый сотрудник больницы в зеленой форменной одежде:

— Девушка, здравствуйте. Скажите, пожалуйста, куда перевели Миллера из пятой палаты?

— Никуда, он в пятой.

— Его там нет… — вежливо возразил доктор.

— Да на месте он! — недовольно воскликнула она. — Что это у всех сегодня с глазами?! Посмотрите еще раз! — и процедила по слогам: — Боль-ной-не-вста-ет.

Доцент вернулся и обнаружил Миллера на кровати. Удовлетворенно вздохнув, он подошел к необычному пациенту с деловым предложением об обследовании его выдающейся шишковидной железы. Недолго думая, Виктор согласился пройти МРТ еще раз. У него появились планы на излучающий магнитные волны аппарат.

Денис был раздражен, как никогда. Сегодня все шло наперекосяк: начальство скинуло безумные планы продаж на новый квартал. С такими цифрами бонуса никогда не получить, а на носу лето — не сезон, шоколад тает, и народ предпочитает пить не кофе, а пиво или холодную минералку. Московские аналитики с ума посходили, где их только учили статистике и планированию?! Сестра… ох, уж она точно сошла с ума! И Виктор, тот еще умник, потребовал найти хакера, а где, черт побери, его взять? Никто из знакомых ребят о хакере-интернетчике и слыхом не слыхивал, уже пару дней ушли коту под хвост.

Ровно в шесть часов Соболев сорвался из офиса, перед уходом отчитав ассистента за ошибки в отчете. Проезжая мимо любимого бара «Натали», Денис махнул рукой: «Мне тоже надо отдохнуть!» Серебристый Форд Мондео, взвизгнув, резко повернул на стоянку возле кафе в парке. Выходя из автомобиля, Денис набрал телефон подчиненного и велел не расслабляться сегодня: «Эдик, заберешь меня из бара часа через два. Я позвоню позже». Напиться Денис решил сам. С горя! Кто осудит?

Выложенная из искусственного камня арка пропустила старого знакомого в затемненное чрево питейного заведения. Официант приветливо поздоровался, и Денис с ходу заказал виски — снять напряжение по-быстрому.

Не церемонясь с первым стаканом, наполненным керосиново-крепкой жидкостью, разлитой поверх ровных кубиков льда, Денис заказал второй. И «закусить чего-нибудь». В этот момент он увидел, как за окном под стилизованным зонтом усаживается компания из нескольких мужчин, в одном из которых он узнал следователя. Потягивая виски, Соболев наблюдал за Руслановым и его спутниками. Чем-то он Денису нравился, хотя и толку от него никакого не было. Заканчивая третью порцию виски, менеджер подозвал официанта и велел отнести бутылку «Блэк Лейбла» за столик возле фонтана. Скинув пиджак и закатив рукава, Денис с усмешкой отметил недоумение на лице следователя, получившего неожиданный подарок. Русланов обернулся, но Соболев спрятался за колонну, оставшись незамеченным. Алкоголь сделал свое дело: зудящее напряжение ушло из затылка, и Денис, наконец, обратил внимание на отбивную, остывающую на большом блюде рядом с группой художественно нарезанных овощей.

— Ах, это вы! — услышал он в тот момент, когда пытался подцепить вилкой подло ускользающий маслянистый гриб в крошечной салатнице. Денис откинулся на мягкую спинку стула и увидел следователя.

— Приветствую, Сергей Константинович! — Соболев пожал протянутую руку и пригласил: — Прошу за мой стол!

— Благодарю за виски, не стоило…, - ответил Русланов, но все же присел. От следователя тоже прилично пахло спиртным.

— А я вот сижу в одиночестве, — вздохнул Денис, — заливаю мысли. Голова трещит.

— Понимаю, — кивнул Русланов.

— Новостей никаких?

— Пока нет, прорабатываем связи владельца особняка. Темная личность, — поведал следователь.

— Еще бы! — кивнул Денис и вдруг попросил: — Посидите со мной! Что там ваши приятели, им и без вас не скучно… А мне бы с умным человеком поговорить.

Русланов особенно не колебался: равный градус и общее дело их притягивали. Его коренастая фигура скрылась ненадолго в арке, и потом перед Денисом вновь показался орлиный нос и грустные глаза, казавшиеся еще печальнее из-за опущенных книзу внешних уголков. Мужчины выпили и почувствовали друг в друге что-то родственное.

— Не для протокола, — произнес Соболев. — Дина объявилась.

У Русланова взметнулись брови:

— И что же вы молчали?

— Сам не знаю. Дурак, наверное, — крякнул Денис, пожимая плечами. — Вы вот, Сергей Константинович, так, извините, наехали на друга моего, Виктора! И он решил, что вы хотите против него все обвинения выстроить…

— Тоже дурак, — хмыкнул Русланов.

— Ну да. Влюбленный, — согласился Денис. — Вот я его и послушался.

— А он причем? — поинтересовался следователь, закуривая тонкую сигарету, от которой во все стороны растянулся аромат японской вишни.

— Дина-то звонила ему, мне только письмо по электронке прислала, — Денис облокотился о стол и уставился на следователя, слегка выкатив глаза. — Я вот не понимаю: меня она знает всю жизнь, и до этого у нее никого роднее не было… Конечно, разные бывают братья и сестры. Но мы с ней всегда, как лучшие друзья. А с Виктором она от силы неделю знакома, и в такой момент звонит не мне, а ему! Не понимаю, честное слово!

Сергей Константинович блеснул серыми глазами:

— Ревнуете?

— Есть немного, — признался Соболев.

— Бывает, — осклабился следователь.

— С одной стороны, я вроде бы должен радоваться. Ей так долго в личной жизни не везло… Черт! Да, какая может быть радость с этим похищением! — Дениса несло на откровения: — Блин, я места себе не нахожу! Сестра моя, видите ли, не от мира сего. Я уже вам рассказывал. Дуська с одной стороны взрослая, сама на жизнь зарабатывает, вроде бы самостоятельная. И нахлебалась всего в жизни порядочно. С другой стороны, как ребенок, ранимая, впечатлительная, творческая натура. В детстве она нас постоянно удивляла — то ладошку к больной голове маме приложит, и все действительно как рукой снимет, то во сне такое расскажет, в пять лет еще — бери и книги пиши. Потом это прошло само. А когда ей два года было, она из окна выпала, с пятого этажа! И ничего…! То есть даже без синяков обошлась. Родители чуть с ума не сошли тогда. Сбежали вниз, а она сидит на земле и смеется, с кошкой какой-то играется. Между прочим, Дуська про это и не помнит, а взрослые решили ей не рассказывать, чтобы не пугать.

— Удиви-и-ли, — присвистнул следователь.

— Ага. Я себя рядом с ней всегда чувствовал эдаким приземленным простачком. И Виктор, на мой взгляд, тоже не совсем того…

— А поподробнее?

— Я вообще удивлен, что этот ботаник влюбился…, - иронично рассмеялся Денис. — Я бы его назвал «человек-голова». Мы с ним на одном курсе учились, на физмате. Все люди как люди, а он, казалось, даже в цветах на подоконнике формулы видел. Маньячина…

— В смысле?

— Одна наука на уме. Такие либо Нобелевскую премию получают, либо попадают в дурдом…

— Как же вы с ним дружите?

— Последние годы и не виделись почти, а раньше встречались частенько: то дома у него, то в университете. Он все-таки интересный типище. Не все же пивом баловаться, иногда интеллектуальные разговоры тоже бывают кстати. И коли выслушает, точно знаешь, что никуда дальше не пойдет, как в могилу.

— Такие друзья нужны, — кивнул Сергей.

Собеседники чокнулись и осушили еще по порции темного виски с проблеском янтаря. Языки развязались. За чаркой, «под щучью голову» Денис рассказал подробно о послании сестры, о Викторе, получив в обмен занимательную историю о Мессере. Покойник был не прост: бывший адепт ордена Восточных Тамплиеров перепробовал на своем веку, как выяснила милиция, многое, за разбой отсидел в тюрьме по юности, да не здесь, а в Германии, и чуть ли не по всему миру наследил, чем только мог.

— Его Интерпол ищет, а он тут спокойненько в нашей деревне живет, жил, в смысле, пока не помер, — поправился Русланов.

— А дружки его? По ним что-нибудь выяснилось?

— Нет, Денис, — покачал головой Русланов. — Как из тумана появились, и туда же исчезли. Но Дину мы найдем, если она еще там, откуда звонила. Завтра с утра все и выясню.

— Уважаю за это, брат! Ты — профессионал.

— И я тебя. Ты — мужик! Выпьем! — они снова чокнулись, в радостном порыве уже готовые обнимать друг друга до хруста в ребрах.