Пришедшие из мира имен

1.

Придя в мой сон во второй и последний раз, Герт показал мне, что значит быть Киланом, находясь внутри него и вспоминая его жизнь, как свою собственную. При этом ты знаешь, что он — другое существо, а ты просто свидетель, несмотря на правдоподобность воспринимаемого.

Я — Килан, навечно отождествлённый со звуком имени данного мне в соблюдение незыблемых ритуалов нашей великой цивилизации. Воспоминания о себе начинаются с того, как я нахожусь посреди белой растрескавшейся совершенно безжизненной равнины. Мельчайшая белая пыль клубится миниатюрными торнадо, оставляя спиральный плоский след на земле, и осыпает шелк моей длинной одежды, расшитой орнаментами по низу рукавов, подола и на поясе. Мягкие туфли, в которые я обут, тоже осыпаны белой пудрой перламутровой пыли, но я не пытаюсь стряхнуть её, как это сделал бы человек, а просто продолжаю следовать намеченному пути. Когда пыль оседает на лице настолько, что затрудняет дыхание, я смахиваю её тонкими пальцами с длинными ногтями, которые кажутся отполированными. Мягкие волосы, перехваченные на лбу жгутом, естественно закрученными локонами спадают до лопаток, переходя в длинную огненно-рыжую бороду. Цвет волос удачно дополняет фиолетовый шелк одежды с золотистым орнаментом. Должно быть, я молод, силён и великолепно сложен, но совсем не чувствую себя таковым.

Я вообще ничего не чувствую.

Никогда.

И никогда ни с кем не сравниваю себя, поскольку никто не интересует меня, кроме себя самого.

Кудри треплет тёплый, но не жаркий, сухой ветер. Эти хаотичные потоки воздуха говорят о том, что я вдали от крупного силового узла, в пределах которого невозможны подобные спонтанные природные явления и всё предельно стабильно. Ничто не отравляет так жизнь, как непредсказуемость. Вот, и сейчас она ворвалась в мою упорядоченную жизнь, стерев с потрескавшегося лица земли годами проторенную тропу.

Много лет день за днём я прихожу на это место в виде круглой, обнесённой невысоким бортиком, площадки, исполнить ритуальный танец. Ничто не меняется в моей жизни год за годом, десятилетие за десятилетием.

Будучи наблюдателем, я, смотрящий, назвал этот набор завораживающе слаженных движений Танцем, но для Килана это всего лишь ритуал, далёкий от смысла, вкладываемого людьми в понятие танца. Наши тела непринуждённо движутся под песню собственной души, когда нам весело. Мы вовлекаемся в волнующую динамику движений коллектива, во время того, как слышим ритмичную музыку и дарим друг другу радость общения. И наконец, мы увлекаем, таким образом, партнёра противоположного пола, начиная любовную игру прикосновением тел. Танец — живой поток, отражающий наш внутренний мир, в него, как и в одну и ту же реку, невозможно войти дважды.

Но Килан исполняет каждый раз одни и те же заученные до автоматизма неизменно точные движения, доведенные до совершенства.

Ветер внезапно обрывается, как будто натолкнувшись на невидимую преграду, растрескавшаяся дорожка вновь появляется, ступая по ней, я вхожу в мёртвую тишину абсолютно неподвижного воздуха, окружающего мою условную сцену, обнесённую кольцевым невысоким обрамлением.

В какую бы сторону я ни смотрел — всюду от горизонта до горизонта белая растрескавшаяся земля с клубящимися пылевыми вьюгами, сливаясь, они увеличиваются до размера торнадо и постепенно угасают вдали. На интенсивно синем небе, пожухшем книзу нет ни облачка, я — единственное живое существо на многие и многие километры энергетического хаоса, непригодного для обитания.

Подойдя к ограждению, я снимаю обувь и переступаю, становясь в центр круга. Доведенные до автоматизма движения полагается исполнять во всё возрастающем ритме, моё тело напрягается до изнеможения, но я не могу остановиться до тех пор, пока не появится ощущение нарастающей пульсации откуда-то из-под земли. Мне сразу становится легче, я не трачу сил, меня как будто несёт неведомая сила.

Когда я сойду с круга и найду слегка дрожащими от напряжения руками свои туфли, на мгновение оглянусь через левое плечо и увижу на месте, только что покинутом мною, прозрачный цилиндрический поток, возвышающийся посреди пустыни столбом до самого неба. Я никогда не возвращаюсь, чтобы изучить и рассмотреть это явление поближе или дотронуться до него. Мне неведомо такое простое и естественное человеческое качество, как любопытство, поэтому я не пытаюсь погрузить руку в струю поднимающегося с напряженным звоном воздуха. Каждый раз я оглядываюсь не раньше, чем надену тапочки на обе ноги. Сначала на правую, потом на левую, а затем поворот головы налево. Затем я иду в обратном направлении к своему яйцеобразному транспорту, ни разу не оглянувшись, дальнейшая судьба результатов моего труда меня абсолютно не интересует. Я проделываю этот путь и эти движения ежедневно, но никогда не интересуюсь ни целью, ни смыслом дела всей своей жизни.

Ещё издали я заметил, что рядом с моей лодочкой приземлилась ещё одна, из которой грациозно, но предельно выверено вышла женщина и двинулась навстречу, глядя сквозь меня своими холодными глазами. Она похожа на мраморную статую, доведенную до совершенства рукой гениального мастера, а уже после этого оживлённую прикосновением дыхания Творца. Всё в ней идеально: гармонично сложенная пропорциональная фигура средней комплекции без лишнего веса. Каждая косточка и мышца пристроена и сидит на своём месте, всё это обтянуто шелковистой кожей без единого лишнего волоска, пятнышка или складочки. Шикарная грива волос обрамляет высокий лоб, ниспадая до конца спины. Каждый блестящий вороной волосок растёт до определённой длины и не меняется до момента выпадения, среди этой копны не найдётся ни одного посеченного кончика. Масса волос настолько тяжела, что ветер не сплавляется с её возбуждением и застывает, путаясь в ней. Если отдельная прядь попадает на её неестественно прекрасное лицо, она не поправляет их, а просто не обращает внимания и продолжает своё равнодушное, но исполненное торжественностью, ритуальное шествие навстречу мужу.

Мы поравнялись, встретившись, я рассмотрел поближе свою жену. Брови идеальными дугами подчёркивают правильный разрез голубых глаз, точёный носик без горбинки соответствует пропорциям лица, и подбородок с чёткими губами составляет ровно одну треть от общей высоты лица, на котором нет ни единой складочки или морщинки. Морщинки, родинки или любого другого недостатка, привнесённого с возрастом на облик благодаря преобладающим эмоциям, свойственным этому человеку. Эти губы никогда не улыбаются и не ведают страсти поцелуя, а лицо не выражает абсолютно ничего.

Я не вижу её красоты потому, что никогда не сравнивал жену с другими женщинами. Меня не интересуют другие женщины, они в принципе меня не интересуют, как, впрочем, и остальные люди вообще. Я уже много лет не встречаюсь с другими людьми и не вижу их лиц настолько близко. На мраморную женщину я тоже взираю равнодушно, она приходит сюда раз в несколько дней. Не потому, что скучает или имеет потребность видеть меня, она просто исполняет Ритуал Встречи Мужа.

Она пришла, как всегда и это не вызвало ни радости ни огорчения, мне абсолютно всё равно. Ритуал не позволяет расстаться сразу же после того, как мы увиделись, мы должны сначала свершить супружеское свидание. Оно состоит в том, чтобы пройти рядом не менее ста шагов, затем вернуться обратно и постоять друг напротив друга или посидеть, если есть где. Во время второго этапа нужно смотреть друг на друга.

Супружество — одна из основных традиций, она обязательна и незыблема. Я и эта женщина — мы единственные люди друг для друга, с которыми общаемся, если это можно назвать общением. Мы никогда не разговариваем, возможно, женщины не разговаривают, но, я ничего не знаю о других женщинах и о других людях.

Меня не интересует, как живут другие.

Это никого не интересует. Каждый из нас настолько самодостаточен, что ни в ком не нуждается.

Мы идём рядом, нет нужды считать шаги, я знаю до какого места нужно дойти, и, развернувшись пойти обратно. Я вижу, как её босые стопы правильной формы легко шагают рядом, стараясь попадать синхронно в мой шаг. Каждый из нас погружен в мир собственных мыслей, мы не покидаем его и тогда, когда, остановившись, одновременно поворачиваемся лицом друг к другу и начинаем смотреть сквозь. Свидание можно считать исполненным, мы возвращаемся к нашим лодочкам, она достаёт корзинку с едой и подаёт мне не глядя, а я возвращаю ей пустую. Движения совершаются таким образом, чтобы руки не соприкоснулись, ибо в данном случае ритуал не требует этого. Я не чувствую ни радости, ни сожаления, когда она сядет в лодку и, глядя куда-то за горизонт у меня за спиной, поднимет ладонь в прощальном жесте, а затем улетит.

Незыблемый закон предписывает жене кормить мужа. Каждую весну, пролетая над их городом, я вижу, как женщины собирают водоросли — нашу основную пищу и просушивают их на берегу. В это время года вода затапливает иньское поселение и стоит до самого лета. Позже появляется рыба и моллюски, но это сезонная пища — сушеные хрустящие водоросли могут сохраняться, очень долго оставаясь полноценно питательными.

Почему именно эта женщина, а не какая-либо другая пришла в мою жизнь, мне неведомо. Меня обучали дистанционно, мы можем общаться друг с другом при помощи чистой ментальной эманации. Обучение состояло в жестком последовательном запоминании ритуальных действий и сведениях о технологиях нашей великой цивилизации, а так же об основных устоях и незыблемых традициях нашего совершенного общества.

Когда я достиг формы взрослой особи, эта женщина встретила меня после выполнения должных действий в круге. Так же, как и сегодня, много лет тому назад, она припарковала свою лодочку рядом с моей, передавая корзинку с едой. Раньше меня кормила моя мать. Мужчина может и обязан общаться только с двумя женщинами. Если вместо матери пришла другая женщина, это может означать только одно: она твоя жена со всеми включающимися ритуальными обязательствами.

Пролетая над огромной пустыней, я не одержим потоком случайных мыслей, а пуст, как эта дикая степь. Данный участок планеты энергетически хаотичен и не подлежит застройке и заселению, поэтому полёт по намеченному маршруту в город требует особой концентрации и отрешенности от всего случайного.

Наши города предельно рациональны, наш транспорт и наши дома созданы на основе идеальных, передаваемых от разума к разуму, знаниях магнитных силовых полей, позволяющих использовать законы гравитации. Двигаясь по магнитным решеткам планеты, наш транспорт не требует никакого иного вида питания, хотя и ограничен в своих возможностях.

Вдали завиднелись башни города — яньской обители.

Поселения строятся в непосредственной близости энергетических узловых точек планеты. При этом сам узел — слепая зона с радиусом несколько десятков метров, остаётся свободным. Вокруг положительно заряженных узлов спирально располагаются более мелкие, теряющие интенсивность эманации по мере отдаления от основного цента. На этих мелких узлах расположены наши здания в виде спирально закрученных, постепенно сужающихся к верху высоких многоэтажных башен. Весь город представляет из себя единую энергосистему, где каждый из домов генерирует собою излучения планеты и, подобно антенне, направляет их в космос. Находясь внутри башни, постоянно ощущаешь поток тёплой силы, исходящий снизу и устремляющийся вверх.

Я оставляю яйцеобразного вида лодку внизу перед домом среди многих таких же. Никто из нас не возьмёт того, что ему не принадлежит. Подобно тщательно под себя настроенному музыкальному инструменту, моя лодка может не воспринять ментальную волну другого человека. В нашем совершенном обществе каждый выполняет свою функцию, не задумываясь зачем, но с чётким осознанием неотъемлемости себя, как винтика в цельности общего механизма. Если мы начнём анализировать и экспериментировать — совершенство разрушится. Если бы этот дом стоял всего на несколько сантиметров в стороне, вся единая энергосистема нарушилась бы, в домах стало бы холодно, а узловой центр перестал бы светиться ночами, распространяя холодные, но яркие лучи в каждое жилище.

Закон полагает незыблемое следование возложенных на тебя ритуалов во избежание нарушения всеобщей гармонии. Ибо тщательно рассчитанная структура — это основа бытия, а её отсутствие — хаос и безжизненность, подобные пустыне с её непредсказуемыми торнадо.

Широкий пандус с несколькими коридорами и карманами нишами по всей протяженности ведёт снизу до самой вершины башни, оканчиваясь кольцеобразной смотровой площадкой, обрамляющей слепую зону узла. Я поднимаюсь к своему жилищу, прислушиваясь к возможным шагам, заслышав которые, перехожу в соседний коридор или укрываюсь в одну из ниш, ожидая пока человек пройдёт мимо. В нашем обществе не принято видеть лица случайных людей, если это не супруги, родители или дети. Даже выполняя совместную работу, люди придерживаются почтительного расстояния.

Поднявшись по пандусу, я достигаю своей квартиры, похожей на пещеру или каменный мешок с совершенно свободным от затворов окном, нишей-кроватью и двумя монолитными возвышениями, одно из которых — стол, а другое — стул. Ни в каких иных предметах интерьера, кроме этих, я не имею потребности. Благодаря правильному месту расположения здания, здесь всегда тепло, несмотря на ничем не прикрытое оконное отверстие. Исходящая из ядра планеты энергия концентрируется в здании, представляющем из себя генератор. Податливый камень за несколько лет воспринял изгибы моего тела, создавая комфорт постоянно принимаемым изо дня в день позам и положениям. Мне комфортно лежать на кровати, всегда на спине, сидеть за столом во время еды или выглядывать в окно, опираясь в подоконник, носящий отпечатки моих рук, зафиксированные камнем.

Усевшись за стол, я достаю из корзинки один порционный пакетик с едой и начинаю не спеша разжевывать хрустящие во рту листья. Голод — это сосущее ощущение, которое не имеет для нас значения. Способный к чёткой волевой концентрации мозг может запросто подавить любые потребности организма, не соответствующие целесообразности. Употребление твёрдой пищи — один из основных необходимых ритуалов, который я исполняю ежедневно дважды, зная, что это необходимо.

Мой совершенный разум самодостаточен. Я — сам себе Начало и Конец, друг и брат, созидание и разрушение, основание и хаос. Мне всегда комфортно, поскольку ничто внешнее не может тронуть меня. Мой мозг — совершенный компьютер, постоянно обрабатывающий информацию всеобщего ментального поля планеты.

Мы могли бы общаться друг с другом, но не испытываем потребности. Закон предписывает передачу знаний от отца к сыну или от матери к дочери, как обязательство. Во всех остальных случаях только тогда, когда вопрошающий обратится к тебе. Женщина не должна обращаться первой, поэтому я никогда не пытаюсь постигнуть мысли своей жены, поскольку они не интересуют меня, а мне ничего не нужно от неё. Я никогда и ни в ком не нуждаюсь и не интересуюсь, как живут другие.

Однажды, придя к месту ритуального танца, я заметил примитивный, но довольно большой летающий объект совсем неподалёку. Я исполнил то, ради чего сюда пришел и собирался вернуться, поскольку в моей базе данных нет никаких предписаний относительно подобных случаев, а любопытство мне неведомо. Я уже сошел с круга и собрался уйти, но из машины вышли люди. Если бы они не пошли на контакт первыми, я прошел бы мимо, поскольку они не представляют для меня никакой ценности в качестве объектов познания. Подобного внимания не заслуживает вообще никто другой из живущих, кроме меня самого.

Эти существа были достойны удивления, если бы я был способен удивляться. Я позволил им подойти поближе и совершить приветственные ритуалы, поскольку научен с уважением относиться к разуму других и их традициям. Их ритуалы сложны, странны и очень разнообразны. Я бы принял их поведение за проявления хаотичности, если бы не прожил развитую ментальность. В нашем обществе не принято осуждать традиции других людей, но я рад, что у нас сохранились лишь САМЫЕ НЕОБХОДИМЫЕ из них.

Воспользовавшись внешним прибором, адаптирующим образный поток, они вступили со мной в контакт. Они подошли слишком близко и стали рассматривать меня, я не реагировал, поскольку не имел раньше подобного опыта и не владел предписания к таким случаям, внушенными в детстве. Эти люди выглядели бы нормально, если бы не их подвижные лица. Казалось, что каждая лицевая мышца включена в работу, особенно деятельны ротовые и челюстные. Они издавали гортанные звуки, воспринимаемые мною, как единый поток, непонятно каким образом синхронизированный с интенсивностью их ментальных эманаций. Время от времени они растягивали мышцы губ до такой степени, что обнажались зубы. Очень часто они касаются друг друга и издают резкие отрывистые звуки, никак не связанные с деятельностью мозга. Их поведение отвратительно. Я испытал нечто, похожее на стыд. Невообразимо сколько они тратят энергии впустую! Я напрягаюсь так только во время танца.

В редких случаях общения, мы передаём информацию от разума к разуму, а затем перерабатываем её годами. То же самое я сделал и сейчас, когда они соединились со мной с помощью прибора, усиливающего их замутнённое эмоциями восприятие. У них внутри — хаос. Мне придётся анализировать всё это не один год.

Я ушел, как только они прервали связь, оставляя их наедине со слишком разнообразными ритуалами, и не испытывая ни малейшего интереса к продолжению контакта

2.

Никогда в жизни у меня не возникала мысль пропустить хотя бы один из ритуалов, ибо благодаря им зиждется наше совершенное общество, жизнь в котором целесообразна и комфортна для каждого. Раз в полагающиеся несколько дней я являюсь в дом к своей жене для совершения обряда оплодотворения.

Женщины живут отдельно от мужчин в городах иного типа, имеющими в своей основе отрицательно заряженный магнитный узел. В их домах энергия накапливается не от ядра земли, а притягивается из космоса, сотканная их света звёзд созвездия Сейлунар, она питает планету чистым Светом. Здания в таких городах выглядят иначе: это исполинские цилиндры с воронкообразными крышами в несколько раз превышающие размером наши конусы. Они расположены не по спирали, как в городах яньского типа, а в точности повторяют расположение звёзд созвездия Сейлунар. Непосвященному наблюдателю подобное расположение может показаться случайным и хаотичным, как само мышление женщины. Наши города вечны, как сама планета, а иньские зависят от срока жизни звёзд созвездия, которое они наследуют. Гибель одной из звёзд — явление маловероятное, но, если подобное событие произойдёт — город тоже будет обречён.

Я нахожу нужное мне здание и отсчитываю положенное количество этажей сверху. Её окно закрыто тяжелой тканью, на которой нанесён опознавательный рисунок. По этим символическим изображениям мужчины находят жилища своих жен. Лодка мягко касается стены, я отодвигаю полог и захожу в дом, оставляя лодку за окном. В городах иньского типа транспорт оставляют у окна, которое служит так же и основным входом в жилище, поэтому башня выглядит, как бы, обвешенной украшениями и лишена аскетичной красоты и величия наших зданий.

Жизнь женщин полна никчёмных декоративных излишеств. Множество тканей, они повсюду: на полу, на кровати, на обоих стульях и, даже, на столе. Несметное количество ёмкостей: для воды, для огня, для еды, для приготовления еды на огне, для сушки растений, баночки с красками, ящики с растениями и ещё множество предметов, предназначение которых мне неведомо. Всё это — сложный женский мир, в котором гораздо больше традиций и обрядов, чем в мужском. Их жилища намного превосходят наши по размеру, чтобы вместить всё это, поэтому их здания такие огромные.

Холодный свет звёзд не согревает их, но дарит пламя. Пламя — материализованный Огонь Матери приходит к женщине после выполнения ритуала его вызова. Оно может вспыхнуть на её ладони, не обжигая кожи, просто в воздухе или в любом другом месте, где она сочтёт необходимым. Постепенно пламя становится жарким, согревая жилище женщины и пригодно для приготовления еды. Пламя не нуждается в дополнительной пище, звёзды Сейлунар дают энергию для его поддержания, при условия содержания в жилищах иньского типа.

В комнате пахнет едой и красками. Жена занята нанесением орнамента на полотно, увидев меня, она оставила работу и подошла ко мне для приветствия, приходя к ней, я должен прикоснуться губами к лицу. Отрешенно глядя сквозь меня она равнодушно ждёт приветствия, а потом подходит к сосуду с едой на огне. Сохнущее полотно источает аромат травы, земли, огня и её волос.

Готовое высохшее полотно она свернёт и отнесёт в положенное место, оставляя там, найдёт другое такое же, но неокрашенное. Она никогда не видит женщин, которые приносят и забирают полотна. Каждый из нас делает только свою часть работы, и не интересуемся нечем, лежащим за её рамками.

Раз в год моей жене приносят одежду для меня, я снимаю старую и надеваю новую.

Обряд оплодотворения сложен и утомителен, он отнимает много времени и состоит из нескольких этапов. Ни я, ни она не имеем права отказываться от этого древнейшего священного ритуала. Мы можем изменить только его начальный этап. Например, сначала я должен прийти и обойти комнату несколько раз, стараясь не наступить ни на какие предметы и не задеть головой свисающие охапки перевязанных верёвкой растений. Затем она при мне совершает обряд вызова пламени и готовит еду. Если проходить весь обряд, как положено, это занимает слишком много времени, поэтому она начинает готовить еду заранее в те дни, когда я должен прийти. Далее следует обязательная часть обряда, включающая совместное вкушение еды, обязательно приготовленной на огне. Именно поэтому в жилищах женщин не одно, а два места для сидения.

После того, как мы поели, она медленно убирает посуду, на моих глазах снимает одежду и ложится на кровать, покрытую несколькими видами ткани. Мне нужно совершить ряд прикосновений прежде, чем приступить собственно, к ритуалу, длящегося несколько минут, ради которых был весь этот спектакль. На лице моей жены никогда не движется ни одна мышца, поэтому мне неведомо и неинтересно её отношение к ритуалу. Женщина обязана следовать мужчине, владеющему данным обрядом, поэтому она просто подчиняется мне без сопротивления. Я сам никогда ничего не чувствую, кроме неконтролируемого выброса непростительного количества энергии.

Я ложусь на кровать рядом с ней. Через несколько минут она встаёт и одевается, это означает, что обряд завершен. Ни разу не оглядываясь, я отодвигаю тяжелый полог и сажусь в лодку.

Древний священный ритуал нужен для того, чтобы женщина приняла в своё лоно и взрастила нового человека, поэтому мы все трепетно уважаем его и исполняем в положенное время. К моей жене никогда и никто не прикасался, кроме меня. Присутствие в ней чужой жизни вызывает у меня отвращение. Отвращение — это единственное чувство, доступное мне. Эта идеальная фигура не должна пострадать из-за уродливо выпирающего живота, этот мрамор кожи не может покрыться ни складками, ни трещинками, это лицо никогда не искажают никакие эмоции. Оно не может быть испорчено гримасой боли или счастья. Мы — само совершенство, зачем вносить изменения?

Мы не измеряем времени, живя по солнечным ритмам, мы не ведаем когда родились, мне кажется, что совершенство продолжается вечно. Вечность статична и незыблема, в отличие хаотичной непредсказуемой сиюминутности.

Странные разумные существа приходили вновь. За несколько вёсен я переработал всю информацию о них, научился воспроизводить гортанные звуки, синхронизируя с довольно хаотичной ментальной волной. Я отсортировал и привёл в соответствие с нашими все их ритуалы, научившись растягивать мышцы губ в ритуальном приветствии.

Хотя меня научили уважать чужие традиции, показывать зубы кажется мне омерзительным.

Всё повторилось, как в тот раз: они первыми пошли на контакт, а я остановившись, ждал их приближения, воспроизводя приветственный жест губами. Я отметил, что их ритуалы изменились, эти люди прикасались к моим рукам и одежде, а в прошлый раз этого не было. Величие любой цивилизации зиждется на незыблемости из традиций, передаваемых из поколения в поколение. Какое мнение у меня должно сложиться о людях, чьи ритуалы поменялись с прошлого раза!

Они пригласили меня взойти на свой корабль, их техника стала более совершенной по сравнению с прошлым разом. Очевидно, за это время у них сменилось поколение. Несмотря на увеличившуюся продолжительность жизни, живут они до примитивности мало. Нельзя судить обо всей цивилизации по отдельному индивидууму, таков наш закон, рассматривающий общую массу интеллекта, как потенциал в динамике развития. Их развитие импульсивно и скачкообразно, они всё ещё в поиске, именно этим можно объяснить хаотичность их умов. Мы — стабильны и незыблемы, мы достигли всего, дойдя до предела совершенства, к которому уже невозможно и не нужно что-либо добавлять. Мы живём вечно, умирают только те, кто не соблюдает ритуалы.

Если смотреть на каждого по отдельности, то эти люди не обладают развитым интеллектом, поэтому им необходимо объединяться в целях увеличения потенциала. Они используют для этого различные технологические приспособления искусственной природы. Взойдя на корабль, они присоединили меня к подобной машине, чтобы проведать наши технологии устройства транспорта и городов. Лишь коллективный разум этих существ способен постичь, усвоить и переработать подобный объём. Я отдал им эту информацию, но взамен взял все знания о них.

Оказывается, они пытались нам помогать, но не встретили понимания. Своими примитивными умами они увидели в нас несовершенство. Им кажется, что наша цивилизация, лишенная воспроизводства, обречена. Глупые приматы, они не познали себя, не в состоянии контролировать хаос собственных мыслей и инстинктов тел, но пытаются помогать другим.

У них есть понятие сострадания, позволяющее вмешиваться туда, куда их не звали. Эти их чувства, преобладающие над светом чистого разума, не что иное, как дефект самосознания, болезненное проявление интеллекта и несовершенство психики. Их непродолжительные жизни состоят наполовину из удовлетворения инстинктов, а наполовину из воспоминаний о прошлом и планов на будущее. Их действия хаотичны и непоследовательны, они собирают со всей Вселенной информацию и технологии, обременяя свой ежедневный быт множеством лишних ритуалов. Они пытаются объять необъятное вместо того, чтобы познать СЕБЯ, как единственное существо, достойное жизни. Познавшего себя ничто не может смутить и побеспокоить, включая близкий конец цивилизации.

Имеет смысл только собственное бытиё.

3.

Прошло много времени, мои волосы стали белеть. Это означало, что пришла пора передать опыт своему сыну, который займёт моё место, но детей у меня нет. Традиция предписывает для такого случая найти последователя не из кровных родственников. Часами стоя в нише пандуса, я не заметил ни одного молодого мужчины в своём здании, а позже, и в своём городе.

Моя жена однажды нарушила ритуал встречи мужа, это означало, что она не смола прийти. Мне нужно было пойти к ней.

В это время года её город залит водой, стоит самый высокий уровень. В тёплой воде обильно нарастают желтые водоросли, укрывающие живым ковром весь город. Женщины совершают обряд сбора урожая, они вытаскивают траву и укладывают её на плавучие острова. Одни ныряют, другие раскладывают, каждая делает свою работу и, погруженная в собственный внутренний мир, не смотрит на остальных. Я взираю равнодушно на них, не приближаясь.

Она лежала на кровати, не вызвала огонь и не приготовила пищу. Её тело живо, но имеет повреждения. Впервые за много лет, я вошел с ней в контакт и узнал, что идеальную женщину мучает боль и страх неведения. Поддавшись инстинктивному порыву, она искала у меня защиту, как у единственного человека, которого знает. Наши тела соединялись все эти годы, поэтому я уже знал, как впитать в себя всю её жалкую жизнь без остатка, привыкшая подчиняться мне, она не сопротивлялась. Женщины — примитивная вспомогательная форма жизни, она создана для того, чтобы воспроизводить на свет тела мужчин и кормить их. Теперь, когда эта женщина вошла в меня, я, как будто, стал ею и знаю всё о ней и её жизни. Моя сила возросла, умножившись её Огнём Жизни, как будто я помолодел.

Я не знал где брать еду и голод истощал мои силы до тех пор, пока я не покинул тело. Оно осталось лежать в каменной нише, а я продолжил жить так же, как и всегда. Я исполнял ритуальный танец в круге, мне стало легко это делать. Я продолжил приходить в дом своей жены, моё восприятие реальности изменилось и обострилось, очевидно, таким видят мир женщины. Уровень воды в поселении постепенно спадал, сначала обнажая верхушки растений, вступивших в фазу цветения, а потом всё ниже и ниже до тех пор, пока всё не засохло, покрывая мягким ковром обнажившиеся дорожки обозначенные столбиками. Одинокие задрапированные фигуры пошли по этим тропкам, затаптывая остатки растений.

Похолодало, лишенный тела, я не ощущал холода, а лишь сверху наблюдал, как женщины сильнее кутаются в ткань. Привычное окружение приходило в негодность: засохли растения в ящиках, обветшала ткань и постепенно осыпалась, превращаясь в пыль, осевшую на всех предметах. У себя в доме я не замечал этого, а жилище моей жены неумолимо указывало на течение времени. Я испытывал голод, несмотря на отсутствие обременяющего тела. Это совсем не тот голод, который можно утолить твёрдой пищей, этот голод можно удовлетворить только глотком чужой жизни. Для меня имеет значение только собственное бытие и наслаждение чистым светом разума, мне неведомо, как возможно прервать это, ведь тело уже умерло и засохло, а я всё равно жив и оставляю следы в пыли жилища своей жены.

Но, я знаю, как утолить голод.

В жилищах умерших никто не селится, я стал ходить по домам в поисках глотка жизни. Я находил одиноких женщин и моделировал в их умах свой внешний облик, объявляя себя мужем. Женщина начинала беспрекословно исполнять все надлежащие ритуалы и вскоре соглашалась отдать мне свою никчёмную жизнь. Так было несколько раз.

Однажды существа с хаотичным разумом прибыли к месту исполнения ритуальных танцев. Очевидно, этот поток энергии служит для них опознавательным маяком для посадки в нежилой зоне. Подойдя к ним ближе, я прожил выбросы неконтролируемой энергии вместе с их эмоциями. Даже находясь вблизи, я утолял голод, поэтому взошел на их корабль и покинул планету. Низшие, по отношению ко мне, формы жизни существуют лишь для того, чтобы стать питанием для меня.

Ритуалы призваны сохранять жизнь, но значения многих из них мы утратили. Наши мудрые предки, создавшие их и следующие им, не могли ошибаться. Закон гласит, что лишенный пигментации волос мужчина имеет право вносить изменения в ритуалы, основываясь на мудрости жизненного опыта. Я стал менять наши традиции во имя сохранения собственной жизни, ибо я познавший себя, достоин непрерывности своего совершенного бытия.

Я Килан, незыблемый и совершенный, был, есть и буду в Вечности, черпая свой неиссякаемый источник жизни в хаосе порождающихся неисполнимых желаний отчуждённых человеческих душ.