В последний раз
— Жизнь — тяжелая штука, Эддисон. Периодически все падают. Важно снова встать. Ты встаешь, идешь дальше и делаешь все, что в твоих силах. Все, чего я хочу, это увидеть, как ты делаешь все возможное, — говорит доктор Томпсон. — Мое сердце разбивается на осколки, когда я вижу тебя в таком состоянии. Я знаю, что в тебе гораздо больше жизни, и ты гораздо больше можешь дать людям.
На секунду я задумываюсь, заботится ли доктор Томпсон обо всех пациентах так, как обо мне. Еще я думаю о том, есть ли у нее вообще другие пациенты. Я видела в телешоу, как люди заходят в одну дверь и выходят в другую. Таким образом они никогда не встречаются. У доктора Томпсон только одна дверь, значит это не тот случай. Естественно, жизнь — это не счастливое телешоу, где проблемы решаются меньше чем за тридцать секунд. Вероятно, она так планирует встречи, чтобы люди не встречались на лестнице.
— Тебе только стоит научиться вставать после падения. Иногда это нелегко, в большинстве тебе просто не хочется двигаться. Тогда тебе больше не придется через это проходить. Но ты не можешь так поступить. Я не позволю тебе. Каждый раз, когда тебе кажется, что ты сдаешься, я хочу, чтобы ты думала о своей маме. Я знаю, это больно. Я знаю, ты стараешься не вспоминать о ней, но мне нужно, чтобы ты сделала так. Задумайся о том, что бы она подумала, если бы увидела, как ты разваливаешься на куски. Подумай о том, что бы с ней стало, если бы она знала, что с тобой сделала ее смерть, как сильно она тебя сломала и изменила.
Я киваю в знак согласия. Но я не рассказываю ей, как часто я делаю именно так. Я не говорю ей, что я хочу продолжать разваливаться на куски, продолжать вредить себе еще сильнее. Может быть, тогда она вернется. Я знаю, что это невозможно, но я все равно верю, что если я достаточно сильно ее разочарую, она найдет способ поговорить со мной. Может, у меня появится еще один шанс услышать ее голос, даже если он скажет мне заткнуться и перестать жалеть себя.
После пяти не отвеченных подряд звонков от отца в то время как я бесцельно катаюсь по городу, я решаю поговорить с ним. Этот день уже не может стать хуже. Может быть, его слова выведут меня из тумана, в котором я нахожусь. Сейчас ничего не имеет значение. Я чувствую себя преданной всем и вся.
— О, Эддисон. Слава Богу. Дорогая, прости меня. За все. Я не хотел ругаться с тобой, — восклицает отец, когда я вхожу в парадную дверь родительского дома и он притягивает меня к себе.
Как бы я ни была зла на отца за все, что он сделал, злость исчезает, как только он обнимает меня. Так легко забыть обо всем плохом, когда есть что-то правильное. Зажатая в его объятиях, я снова чувствую себя маленькой девочкой. Будто я вернулась в то время, когда все было просто и единственным, из-за чего я плакала, была содранная коленка. Я хочу, чтобы он стал тем человеком. Я так сильно хочу, чтобы он стал тем человеком, на которого я равнялась. Я хочу, чтобы он снова заботился обо мне. Я хочу, чтобы он был моей силой, моей скалой. Я потеряна, и я болтаюсь повсюду. Мне нужен якорь, чтобы остановить меня. Когда я зарываюсь лицом в его грудь и вдыхаю запах его одеколона, я чувствую еще один запах, который могу опознать везде. У меня кровь стынет в жилах, когда он достигает моего носа. Я крепко зажмуриваю глаза и наслаждаюсь последними минутами теплоты, перед тем как убрать его руки и отстраниться. Я стараюсь сохранить ощущение безопасности и защищенности. Я знаю, сейчас они мне нужны как никогда. Я отхожу на пару шагов.
— Ты пил, — с непроницаемым лицом говорю я. Я не позволяю себе показать эмоции. Не хочу, чтобы он видел, как больно снова произносить эти слова.
Он машет рукой на меня и игнорирует мое предложение, быстро меняя тему. Я знаю, что у меня есть ответ.
— Я пытался дозвониться до тебя со вчерашнего дня. Я знаю, что тебе очень нравится тот парень, Зэндер. Мне жаль, что я так говорил о нем. Я вспомнил, где я его видел. Я знал, что видел его раньше и утром мне пришло в голову, когда...
— Стоп. Просто прекрати, — тяжело вздохнув, я прерываю его. — Я не хочу говорить о Зэндере. Я не хочу говорить ни о чем другом, кроме этого запаха.
Он нервно проводит рукой по волосам. Я знаю, что он пытается придумать оправдание или какое-нибудь подходящее объяснение, почему он снова сорвался. Ты не просто срываешься, когда ты алкоголик, который решился снова запить после периода трезвости. Бутылка не просто падает тебе в руку, и ты случайно ее выпиваешь. Ты принимаешь осознанное решение открыть крышку, поднять бутылку и сделать первый глоток. Ты точно знаешь, что ты делаешь, когда глотаешь жидкость и наливаешь себе следующий бокал. Оно может упасть в твой живот как кислое молоко, и ты можешь сожалеть о каждом глотке, потому что ты знаешь, что это неверное решение. Но ты продолжаешь пить.
— Что? Нет объяснений? Никаких полудебильных объяснений, почему ты снова сорвался? — со злостью спрашиваю его.
— Эддисон, дорогая, пойми, это тяжело. Я не могу это контролировать. Это болезнь, — объясняет он.
— Нет, это не болезнь! МОЯ МАМА БЫЛА БОЛЬНА! — кричу я, не в силах сдержать гнев. — У нее была инфекция, заразившая кровь, которая текла в ее теле. Она провела несколько лет в больнице и позволяла врачам неделю за неделей вливать яд ей в вены. Она потеряла волосы, она постоянно уставала, но она продолжала бороться, пока ее тело в конце концов не сдалось. ОНА болела. Единственная болезнь у тебя — эгоизм.
Я не могу даже смотреть на него сейчас. Мне отвратительно все в нем. Я не понимаю, как он превратился в такого слабого человека. Но, видимо, это идет из семьи, потому что сейчас мне все безразлично, мне хочется упасть на пол и никогда не вставать.
— Я знаю, ты злишься на меня. Я злюсь на себя. Было так тяжело, Эддисон. Я пытаюсь, но кажется ничего не помогает. А этим утром я вспомнил, что видел Зэндера в больнице, когда твоя мама была там. Я не смог справиться с болью от воспоминаний. Мне жаль. Я знаю, что подвел тебя. Этого больше не произойдет, я обещаю.
Я вижу, как отец нервно трет шею. Мне хочется пожалеть его, но я не чувствую этого. Я знаю, что ему грустно и больно. Я знаю, что он скучает по ней и не знает как еще уменьшить боль, как и я год назад, на кладбище. Я все знаю, но я также знаю, что ничего не могу сделать для него. Я пыталась поддерживать его, я пыталась показать ему любовь, я была рядом с ним и я оттолкнула его. Я сделала все, что могла, чтобы он снова захотел быть здоровым. Ничего не помогло. Все это время я переживала за него и забыла попереживать за себя. Я забыла, что значит выздороветь. Может поэтому я отдалась в свои первые отношения с закрытыми глазами. Я отказывалась видеть перед своим носом. Теперь мое сердце разбито.
— Ты тоже не идеальна. Боже правый, ты пыталась убить себя, Эддисон. Ты пыталась убить себя, а я даже не знал об этом. Я твой отец, и ты даже не сказала мне, — со злостью говорит мой отец, снова выворачивая все наоборот и пытаясь выставить меня виноватой. Я уже проходила это столько раз, что вероятно я могла бы говорить с ним в унисон.
— И чтобы ты сделал, если бы знал? Снова сбежал бы из реабилитационного центра? Напился до смерти? — я нападаю на него в ответ.
— Не говори со мной таким тоном, молодая леди. Я все еще твой отец и заслуживаю уважения.
Я не рассмеялась ему в лицо, хотя хотела. За что, интересно, он, по его мнению, заслуживает уважения? За то, что оставил меня, когда он был больше всего мне нужен? За то, что так сильно испортил свою печень и почки, что я удивляюсь, как его организм способен функционировать и вести нормальную работоспособность.
— Я вернулся. Я хочу проводить время с тобой. Но ты не позволяешь. Я тебе не нужен. Теперь ты маленькая Мисс Независимость и тебе никто не нужен, — злостно говорит он.
— Ты думаешь, я хочу так жить? Ты думаешь, я хочу заботиться обо всем сама? Я так независима, потому что мне приходится так жить. В большинстве своем ты мне не нужен, потому что я научилась все делать сама. Тебя не было рядом. Тебя никогда не было рядом, — спорю я.
— Это было сложное время для нас обоих. Но я делаю все, что в моих силах. Тебе просто нужно быть терпеливой и дать мне шанс справиться с этим. Я собираюсь стать лучше, я обещаю, — говорит он, его голос становится мягче. Его настроение меняется на 180%, как всегда, когда он пьян.
— С меня хватит, пап, — наконец мрачно говорю я. Я разворачиваюсь и иду к двери, понимая, что, возможно, ноги моей больше не будет в этом доме.
— Все будет хорошо, Эддисон, не переживай. Я обещаю, это последний раз, — говорит он мне в след. В это время я открываю дверь и смотрю на двор, в котором я раньше играла в «салки» и лазила по деревьям с друзьями.
— Ты прав. Это был последний раз. С меня хватит, мне не нужен человек, который не может быть со мной, когда он мне нужен. Мы оба сделали много ошибок, когда она умерла. Мы оба делали выбор, который был неверным. Разница в том, что я была ребенком, а ты был взрослым. Теперь мы поменялись ролями, и я больше не хочу так жить.
Я выхожу за дверь и позволяю ей тихо закрыться за моей спиной.
Я пробегаю несколько пролетов по пути к офису доктора Томпсон, иду прямо к двери и стучу. За год, что я хожу сюда, я никогда не записывалась в приемной. В нашу первую встречу она встретила меня в коридоре и сказала, что я могу сразу заходить, вместо того чтобы тратить время в приемной.
Когда на мой стук никто не отвечает, я снова стучу в дверь и зову ее по имени. У меня не назначена встреча, но я все равно надеюсь, что она здесь для всяких неожиданных посетителей. Тем более она всегда говорила, что я могу прийти в любое время. Сейчас мне нужно поговорить с кем-нибудь. Она первый человек, о котором я подумала.
Я прикладываю ухо к двери, чтобы понять есть ли там кто-нибудь. Когда я ничего не услышала, я решила подергать за ручку. Когда я медленно открываю дверь, вид по ту сторону заставляет мое сердце бешено стучать, а мои руки дрожать. Я зашла в пустую комнату и встала посередине. Я поворачиваюсь вокруг себя и думаю, происходит ли это на самом деле или я сошла с ума. Мне нужен ее совет больше, чем никогда. Мне нужны ее бескомпромиссные мудрые слова «все так как есть». Мне нужно поговорить с кем-то, кто понимает меня и может сказать, что, черт возьми, мне делать.
Я не понимаю, что происходит или почему она оставила меня вот так. Это не имеет никакого смысла. Те чувства, которые я испытываю сейчас, напоминают мне о том, как я потеряла свою маму. Она не была моей мамой, но стоя в комнате, в которой я провела так много часов, неделя за неделей, я все еще чувствую боль от потери, глядя, как все исчезло. Нет белого кожаного дивана, нет голубого кресла, нет стола, нет штор, которые нужно опустить, чтобы избавиться от солнца. Нет картин Томаса Кинкайда на стене, нет пятен от кофе — ничего кроме пустой комнаты и пустых стен. Никаких следов кого-либо.
Я не могу справиться с этим сама. Я не настолько сильная, чтобы справиться со всем без нее. Я не могу потерять еще одного человека без предупреждения. Когда я стараюсь дышать, стоя посередине пустой комнаты, мое внимание привлекает записка на стене. Я подхожу к ней и срываю. Глаза застилают слезы, когда я читаю слова, которые она оставила для меня.