Глава 6

Боль

— Верно ли утверждение, что каждый день ты ожидаешь, что люди вокруг собираются тебя предать? — спросила доктор Томпсон, перед тем как сделать глоток своего кофе из кафе Панэра.

Я пожала плечами, ковыряя ноготь.

— Конечно. Так легче, и это обоснованно.

Когда она не отвечает, я поднимаю глаза и радуюсь, что не вижу жалость на её лице. Единственная причина, почему я продолжаю ходить к доктору Томпсон, — она никогда не жалеет меня. Её беспокоит, что со мной происходит, но она никогда меня не жалеет. Терпеть не могу людей, которые меня жалеют, как будто я такая печальная, жалкая малышка, с которой нужно нянчиться.

— Объясни мне, чем это обоснованно, Эддисон? Я хочу понять, что творится в твоей прекрасной головке, когда ты думаешь о таких вещах. И прекрати ковырять ногти, — ругается она и ставит кружку на столик рядом с собой.

Я сразу размыкаю руки и с виноватым лицом опускаю их по швам на диван. Я обычно делала такое лицо, когда мама ругала меня за то же самое. Я раздраженно фыркаю и скрещиваю руки на груди.

— Смотрите, если ожидать, что люди облажаются, когда они ВСЕ-ТАКИ облажаются, это не так тяжело. Они повели себя именно так, как я и думала. Я не удивлена и могу просто жить дальше. Если я буду витать в облаках каждый день, считая, что никто меня не подведет и никогда не навредит, довольно скоро они покажут своё истинное лицо и разочаруют меня. Легче просто принять тот факт, что только мне есть дело до меня.

Я закончила свои объяснения и ждала, что она скажет как я не права начет жизни, насчет окружающих, насчет своего мировоззрения. Как и каждую неделю. Хотя она никогда не делает то, чего я от неё жду.

— На твоем месте я бы поступала точно также. Сложно в таком юном возрасте так часто проходить через предательство близких людей именно тогда, когда они тебе больше всего нужны. Просто попробуй, окажи мне услугу. Не будь предвзятой. Иногда люди могут удивить тебя.

Кажется, меня сейчас вырвет от нервов. Я повесила табличку «закрыто» на входную дверь. После этого я посмотрела на часы уже сотню раз. Стук в заднюю дверь раздается раньше, чем я успеваю передумать и убежать из здания. Наскоро осмотрев кухню, чтобы убедиться, что вокруг не большой разгром, я делаю несколько глубоких вдохов, подхожу к двери и открываю засов.

— Я принес тебе цветы, — улыбаясь, говорит Зэндер, когда я открываю дверь. Я смеюсь и чувствую облегчение, когда он вытаскивает из-за спины два пакета муки и протягивает их мне[8].

— Вау, очень романтично с твоей стороны, — говорю ему.

Я поежилась и тут же захотела забрать свои слова назад. Почему я сказала «романтично»? Это не свидание. Ничего общего с романтикой. Он не пригласил меня куда-нибудь. Он попросил помочь. Большая разница. Я учу его печь. Вот и все. Он даже не обратил внимание на выбранные мной слова и не заметил, что творится у меня в голове из-за одного слова. Он просто вручил мне пачки муки и прошел на кухню.

Я закрываю заднюю дверь и поворачиваюсь, чтобы поставить муку на деревянный помост посреди кухни, игнорируя его пристальный взгляд. Он наблюдает, как я передвигаюсь по кухне. Я знаю, что если посмотрю на него, то буду выглядеть идиоткой. Я подхожу к док-станции моего iPod и включаю обычную рок-радиостанцию Пандора, переключив с радиостанции, где разъяренные чики поют рок. Что-то подсказывает мне, что Зэндеру не понравится слушать кучку женщин, орущих о том, как они ненавидят жизнь и что все мужики мудаки.

— Меньшее, что я мог сделать — принести муку. Ты спасаешь мою задницу, помогая мне.

Он подошел и встал рядом со мной, пока я расставляла миски для теста, мерные стаканчики и все необходимые для пирога ингредиенты.

— Где готовая смесь для пирога? — растерянно спрашивает он и поднимает жестяную банку разрыхлителя, глядя на нее.

— Готовая смесь для пирога? Не произноси подобных вещей здесь. Это богохульство. Зачем ты принес муку, если думал, что мы воспользуемся готовой смесью? — со смехом спрашиваю его. Пока я расставляю ингредиенты на столе, он продолжает стоять и в страхе смотреть на меня.

— Ты работаешь в кондитерской, я подумал, мука всегда пригодится. Я старался быть милым и мыслить за рамками головной коробки. Но не за рамками коробки с готовой смесью для пирога. Я уже не успею купить маме украшение или подарочный сертификат в спа? — в панике спрашивает он.

— О, не торопись. Все получится. Мы делаем пирог сами, потому что это самый лучший способ.

Я поровну поделила ингредиенты на столе.

— Ты не забыла маленькую деталь? Я не умею готовить. Это все плохо кончится, — нервно говорит он. В это время протягиваю ему два яйца и указываю на миску для замешивания.

— Ты упустил маленькую деталь — я управляю кондитерской. Все будет офигенно. Меньше слов, больше сосредоточенности, — говорю я и руками показываю, чтобы он повторял мои движения. Разбиваю яйца и отмеряю сахар, муку, масло, разрыхлитель, ваниль и молоко. Я даю ему деревянную ложку, и мы в тишине замешиваем тесто. Я думала, что буду чувствовать дискомфорт наедине с Зэндером. На самом деле это не так. Кроме моей оговорки по поводу «романтичности», рядом с ним я чувствую что угодно, кроме нервоза. Мне комфортно рядом с ним. Играет тихая музыка, наши руки соприкасаются время от времени, пока мы добавляем ингредиенты и замешиваем тесто. Он действует на меня успокаивающе. Это ощущение кажется знакомым. Раньше я этого как-то не замечала. Каждый раз когда он говорит, в моем сознании что-то отзывается. Как будто воспоминания пытаются прорваться сквозь туман, но я не могу их поймать. Я не обращаю внимания на ноющее возбуждение и позволяю себе хотя бы раз просто жить, не беспокоясь ни о чем. Мы разговариваем на обычные темы: любимые знаменитости, фильмы, книги, места, которые хотели бы посетить. Между разговорами я инструктирую его и делюсь секретами готовки. Кажется таким естественным находиться с ним, беззаботно болтая и практикуясь во флирте.

К сожалению, у вселенной есть забавный способ узнавать, когда я позволяю унять своего внутреннего охранника. Как только я собираюсь спросить Зэндера о его работе, мой iPod начинает играть навязчивую мелодию — ту, которая мне слишком знакома.

— Это отличная песня. Ты слышала версию в исполнении Джона Кэша? — спросил Зэндер.

Я слишком занята. Меня затягивает воспоминание. Воспоминание, из-за которого я роняю свою миску с маслом. Я сжимаю руки на груди, чтобы успокоить боль в сердце и остановить воспоминание о том дне, о котором я стараюсь никогда не думать. Теперь невозможно выключить мой внутренний переключатель эмоций и все отключить. Рядом с Зэндером мой переключатель сломан.


Я включаю громкость в моей Honda Civic на полную. Мы с моей лучшей подругой едем в школу. Я за рулем. Прошлой ночью мы ночевали у неё дома. Вчера был последний учебный день перед рождественскими каникулами, поэтому мама разрешила мне остаться у нее на ночь.

— О боже. Я ненавижу эту песню. Она очень депрессивная. — Кейси перекрикивает музыку.

— Ты больная! Это же Hurt группы Nine Inch Nails. Она офигенная! — возражаю я и начинаю подпевать.

На половине припева, когда играет самая тихая часть песни, посреди приборной панели звонит мой мобильный телефон. Я торможу возле знака «стоп» и хватаю телефон, замечая три пропущенных вызова от папы.

— Привет, папа. Что случилось? — поднимаю трубку и делаю громкость тише.

— ЕЁ БОЛЬШЕ НЕТ! О БОЖЕ, ЕЁ БОЛЬШЕ НЕТ! — мой папа кричит в трубку.

Я никогда не слышала, чтобы папа так кричал. Мой желудок скручивает, когда я слышу всхлипы в его голосе, пока он кричит и плачет.

— Папа, о чем ты горишь? Что происходит?

Кейси наклоняется и вопросительно смотрит на меня. Я только качаю головой. Понятия не имею, что происходит. Я до смерти напугана.

— Твоя мама, о боже, думаю, твоей мамы больше нет. О боже. Господи, помоги мне, — плачет отец.

— ЧТО? Папа, о чем ты говоришь?

Мои руки трясутся. Я чувствую, как Кейси обхватывает меня за плечи.

— Я не могу разбудить её, Эддисон. Я думаю, она умерла. О господи Иисусе. О боже.

Я задерживаю дыхание и сильно сжимаю челюсть, чтобы не сорваться в трубку. Он в истерике, и я не могу понять, что он говорит.

— Я еду домой. Прямо сейчас я еду домой. Хорошо, пап? Я скоро буду дома! — заверяю его.

Он продолжает плакать и несвязно бормотать о том, что её больше нет. В ухе раздается сигнал отсоединения. Я смотрю на телефон.

Этого не может быть. Это не правда. Вчера вечером я видела её, и она была в порядке. Она была здорова и отлично выглядела. Мы разговаривали о рождественском печенье. На прошлой неделе она получила результаты терапии от своего онколога. Все чисто. Мы отпраздновали вторую годовщину её ремиссии. Это неправда, неправда, неправда.

— Эддисон, что случилось?

Я подпрыгиваю от голоса Кейси. Я забыла, что она в машине. Я медленно поворачиваюсь к ней и смотрю на неё. Я не хочу произносить это в слух, не хочу поверить в реальность происходящего.

— Думаю, мамы больше нет. Я... я думаю, она умерла.

Кейси задерживает дыхание и глазеет на меня. Слезы скатываются по её щекам. Я не могу плакать. Я не могу поверить, что это правда. Это неправда.

— Это неправда, неправда, неправда, — шепотом повторяю себе.

Мой мобильный снова звонит, и я незамедлительно поднимаю трубку. Всем сердцем надеюсь, что это чья-то жестокая шутка, что кто-то подшутил надо мной.

— Эддисон, этот тётя Кэти, — мягко говорит тётя. Я слышу слезы и печаль в её голосе, но не обращаю на это внимание.

— Что происходит? Ты говорила с папой? Это не правда, да?

Моя тётя всхлипывает, и я сжимаю глаза.

— Тебе нужно приехать домой, дорогая.

Я передаю телефон Кейси, даже не отвечая ей. Я слышу, как Кейси мягко разговаривает с моей тётей, но не обращаю на это внимание. Песня все еще играет по радио. Я слышу лишь слова Кейси о том, что она слишком депрессивная, сказанные минуту назад.

Все, кого я люблю, в конце концов, умирают.

Я наклоняюсь, кладу голову на руль и кричу так громко, насколько могу. Я кричу, пока не срываю голос. Я кричу, пока я не перестаю слышать все кроме собственного голоса, отдающегося в голове.

— Эддисон, эй, ты в порядке. Шшш, ты в порядке. Я здесь, Эддисон.

Успокаивающий голос Зэндера над моим ухом возвращает меня в реальность. Что-то есть в этих словах. По телу бегут мурашки о того, как он это произносит. Он уже говорил эти самые слова раньше. Я уверена. Но это невозможно. Я помню каждый наш разговор, каждое произнесенное слово. Что происходит со мной? Что со мной не так?

— Кажется, я схожу с ума, — шепчу ему, наконец, обретая голос. Моё горло саднит, и я смущаюсь. Мне знакомо это чувство. Должно быть я кричала.

— Все в порядке. Все мы немного сумасшедшие, — он нежно уверяет меня, притягивает меня к себе и целует в лоб.

Неожиданно я замечаю, что мы сидим на полу кухни в луже смеси ингредиентов для пирога. Мои джинсы измазаны смесью. Так как Зэндер рядом со мной, его джинсы и обувь тоже в смеси. Я в ужасе от того, что это снова произошло. У меня давно не было подобных приступов. А за время знакомства с Зэндером это случилось дважды.

— Извини, о боже, извини. Я такая идиотка, — стыдливо заявляю. Глаза щиплет от слез. Я высвобождаюсь из его объятий и пытаюсь встать, чтобы убежать и спрятаться где-нибудь в туалете и никогда больше с ним не встречаться.

К несчастью, ноги скользят на скользкой смеси, которая покрывает пол, и я приземляюсь обратно на попу. От моего падения смесь забрызгивает футболку Зэндера.

Я в ужасе смотрю на его футболку и наблюдаю, как он медленно переводит взгляд на футболку. Протягивая руку, я стараюсь вытереть футболку. Я забыла, что при падении измазала руки. Вместо помощи, я делаю только хуже, еще больше размазываю жир по футболке.

— О нет, — шепчу в отчаянии. Чувствую, как дрожит подбородок и понимаю, что если я не уйду прямо сейчас, я разрыдаюсь. Я НЕ буду плакать у него на глазах.

Этот вечер только что превратился из плохого в самый худший в истории. Сейчас он встанет и быстро убежит. Останется только облако пыли. Мне будет легче больше никогда не встречаться с ним. Я забуду этот ужасный кошмар, как у меня случился нервный срыв у него на глазах, и я облила его смесью для кекса. Даже мысль об этом вгоняет меня в депрессию.

— Ну, теперь ты попала, — наконец негромко произносит Зэндер и поднимает глаза на меня. Я кусаю губу и жду, что он скажет, какая же я дура. Вместо этого его рот искривляется в грозной ухмылке. Я не успеваю извиниться перед ним, он зачерпывает горсть смеси и размазывает по моему лицу.

Я в шоке открываю рот. Холодная жидкость стекает по лицу и капает в мой V- образный вырез футболки.

Зэндер хихикает над выражением моего лица. Не понимая, что делаю, я быстро собираю смесь у ноги и, повторяя его движения, с маниакальным смехом размазываю масло по его щеке. Для меня ситуация настолько сумасшедшая, что я даже не могу её понять.

Мы сидим, молча уставившись друг на друга с широко распахнутыми глазами, пока оба не разражаемся диким хохотом. Каждый старается собрать побольше смеси с пола и швырнуть друг в друга. Я начинаю визжать и смеяться, когда горсть приземляется мне на голову, а Зэндер взвизгивает, когда я приближаюсь и провожу масляной рукой по его волосам.

— О боже, ДЯДЯ! ДЯДЯ! Мне в глаз попала смесь для пирога! — смеясь, жалуется Зэндер, глядя на свои масляные руки в знак капитуляции.

— Заткнись! У меня смесь в ухе! — хихикая, отвечаю я.

Он вытирает руки о свои джинсы и протягивает руку, чтобы тыльной стороной ладони стереть смесь с моей щеки. Он прикасается к моей коже, его рука теплая и мягкая. От его прикосновений я тут же чувствую себя желанной. Так долго я жаждала, что кто-нибудь проявит ко мне такого рода внимание. Этот простой жест наполняет меня неожиданным чувством признательности и ощущения, что он обо мне заботится. Когда он почти все стер, он не убирает руку. Вместо этого он кладет её мне на щеку и проводит большим пальцем по скулам.

Я тяжело сглатываю и задерживаю дыхание. Он смотрит мне в глаза и медленно переводит взгляд на мои губы. Я быстро провожу по ним языком и слышу, как он издает низкий рычащий гортанный звук.

— Я очень хочу поцеловать тебя прямо сейчас, — шепчет он, не сводя взгляд с моих губ.

Моё сердце бешено колотится в груди. Мне следует сказать нет. Мне следует сказать, что ему не стоит связываться со мной, потому что это плохо кончится. Мне следует сказать, что он слишком хороший, чтобы путаться со мной. Мне следует сделать слишком много вещей, но сейчас я не могу ничего, кроме как медленно кивнуть головой в ответ на его слова.

— Окей, — мягко отвечает он.

Он медленно придвигается ко мне. Я закрываю глаза. Ожидание почувствовать его губы на моих слишком велико, чтобы смотреть на него. Я чувствую его дыхание и первое нежное прикосновение его губ. По позвоночнику пробегает дрожь. Его губы мягкие и теплые, он прижимает их к моим. Я выдыхаю ему в рот, когда он обнимает меня за талию и кладет меня на пол рядом с собой. Все плохие мысли улетучиваются, и ничто не беспокоит меня сейчас кроме Зэндера: прикосновения Зэндера, губы Зэндера, руки Зэндера… Он повсюду и заставляет все плохое исчезнуть. Он засовывает язык глубже и издает гортанный рык, сильнее сжимает мою талию. Мои руки обвивают его шею, и я отвечаю на поцелуй всеми силами. Я вкладываю в этот поцелуй каждое чувство, каждую мысль, каждую эмоцию.

— Эддисон! Что, черт возьми, происходит?

Злой голос моего отца разрезает туман удовольствия, которое поглощает меня и Зэндера. Я быстро отстраняюсь от него.

В шоке я смотрю на отца. Он стоит в дверях кухни, раздраженно глядя на нас с Зэндером. Предполагалось, что он пробудет в реабилитационном центре еще две недели. Осознавая, что он в очередной раз сбежал, чувствую, как меня охватывает волна ярости.

В этот момент в голове неожиданно всплывают слова Зэндера. Он сказал: «Это кончится плохо». Интересно, знал ли он, как он был прав.

Загрузка...