Притяжение противоположностей

7

В понедельник рано утром Эрик стоял возле своего дома, пристально вглядываясь вдаль на холмы. Легкая улыбка заиграла на его лице, когда он вспомнил, как очарована была Джасинда пещерой. Это пробуждало в нем желание показать ей другие малоизвестные места Озаркса. И он радовался, что для этого будет достаточно времени.

Впечатления от общения с Джасиндой, открывшейся ему с другой стороны, были подобны впечатлениям от наблюдения за распускавшимся подсолнухом, поворачивающим свою голову к солнцу. Она больше не похожа на ту строгую и недоступную женщину, которую он встретил в первый раз. Какой бы ни была ее сдержанность по отношению к нему вначале, она, очевидно, преодолела ее.

Он радовался этому. Чем больше был он в обществе Джасинды, тем больше она ему нравилась. И он хотел узнать ее еще лучше. И хотел, чтобы и она тоже поняла его.

Этим же утром Джасинда рассеянно смотрела в записную книжку, когда Лэнн вошел в ее офис. Он остановился перед ее письменным столом и дотронулся пухлыми пальцами до бронзового пресс-папье.

— Ты будешь занята в пятницу вечером? — спросил он.

— Ничего особенного, — она улыбнулась. — Еще одна школьная ярмарка?

— Нет, это вечер встречи людей, которые проводили самую первую ярмарку. Мейзи устраивает его. Это будет скромный ужин, а заодно и свидание, — он нахмурил брови, сделавшись похожим на какого-то политического деятеля. — Мейзи приглашает тебя не одну. Она имеет в виду некоего высокого мужчину, который управляет каменоломней и который останется неизвестным. Его инициалы «Э.Ф.», — внезапно сказал он.

— Я… — смутилась Джасинда.

Она запнулась и прикусила губу, вспомнив о своем намерении больше не встречаться с ним. «Едва ли еще одна встреча сможет причинить боль, — возразила она себе. — Нет, это уже может причинить боль». Ее тяга к нему была почти непреодолима. Лишь одним способом она еще могла с этим справиться, и этот способ заключался в том, чтобы не видеть Эрика вообще.

Лэнн смотрел на нее с любопытством.

— Конечно, ты можешь пригласить любого, кого ты захочешь, — он обезоруживающе улыбнулся. — Я знаю, что ты встречаешься с одним преподавателем университета. Пригласи его, а я скажу Мейзи, что Эрик внезапно сломал ногу.

— Я думаю, что приглашу Филипа, — протянула она, все еще борясь с желанием пригласить Эрика. Только один раз, подталкивал внутренний голос. Но она не могла ему уступить.

— Прекрасно, — согласился Лэнн.

Он неуверенной походкой вышел из комнаты.

Джасинде не приходило в голову, что Филип может не захотеть пойти на этот вечер. Вечером, когда она позвонила ему из своей квартиры, он действительно не выразил особого энтузиазма.

— Не могли бы мы просто побыть одни в этот вечер? — спросил он.

— Я уже приняла предложение, — объяснила Джасинда. — Почему ты не хочешь туда пойти?

— Джасинда, ты же знаешь, что там будет скучно. Я не хочу показаться снобом, но что общего может быть у каждого из нас с компанией местных жителей?

Потряхивая рукой с только что накрашенными ногтями, чтобы подсушить лак, она возразила:

— Они очень милые люди.

Он вздохнул.

— Я не говорю, что нет. Я просто думаю, что мы могли бы получить большее удовольствие, проведя вечер наедине, чем с ними. Но если ты действительно хочешь пойти туда, я непременно составлю тебе компанию.

— Лучше будет, если ты не пойдешь, раз это для тебя такая уж большая жертва, — грубо ответила она.

«А Эрик не возражал бы против того, чтобы пойти. Если только…» — подумала она.

— Давай не будем спорить об этом, — сказал он устало. — Когда я должен заехать за тобой? — пытался успокоить ее Филип.

— В шесть.

По крайней мере, они едины в одном — не стоило бы затевать спор из-за таких мелочей.

После того как он повесил трубку, Джасинда не спеша еще раз покрыла ногти лаком. Филип прожил в Арканзасе уже два года, размышляла она, а еще не установил контактов с местными жителями. Он с неослабевающим нетерпением ждал возвращения в Нью-Йорк. «Будет ли она похожа на него через два года? Или она привыкнет к жизни в Арканзасе?» — думала Джасинда.

Джасинда считала, что это маловероятно. По крайней мере, куда бы она ни уезжала, она нигде не задерживалась надолго. К тому же здесь не было метро, чтобы воспользоваться им в любом месте города и доехать куда угодно не более чем за пятнадцать минут. В прошлую пятницу в полдень она пешком прошла до центральной площади и погуляла по саду. Хотя ей и нравились спокойные пешие прогулки, возможно, что через два года она устанет от подобных развлечений.

Не устанет ли она также и от Эрика? — спрашивала она себя. Не потеряют ли для нее эти карие глаза и белокурые волосы всю их привлекательность? Ведь его особенный акцент уже сейчас стал для нее привычным. А будет ли он сам всегда казаться ей таким же очаровательным? Заглянуть в будущее невозможно, но в данный момент она не отрицала, что все эти прелести Эрика очень впечатляют ее. Единственный способ, воспользовавшись которым она могла бы избежать полной зависимости от Эрика и его очарования, — это держаться подальше от него.

Джасинда была вынуждена напомнить себе об этом, когда он позвонил и предложил отобедать вместе. Звучание его голоса заставило ее сильнее сжать телефонную трубку, и у нее перехватило дыхание, когда она отказала ему. В следующий раз, когда Джасинда откажет ему, он непременно спросит ее о причине, и она совсем не будет уверена в том, что сможет сказать ему правду. Она решительно старалась не думать об этом.

В пятницу вечером Филип приехал точно в шесть часов. На нем были брюки из плотной хлопковой ткани и рубашка в светлую тонкую полоску. Она надела голубую, украшенную цветочным узором блузку и хлопковую юбку, которую купила на прошлой неделе.

Джасинда и Филип оказались в числе первых из приехавших гостей. Мейзи приветствовала их у дверей своего двухэтажного дома.

— Входи, дорогая, — улыбаясь произнесла она.

Она улыбнулась Филипу, когда Джасинда представила его.

— Рада с вами познакомиться. Проходите в гостиную.

Принимая мексиканский салат, который принесла Джасинда, она добавила:

— Я отнесу его на кухню.

В гостиной Джасинда увидела нескольких знакомых и улыбнулась им. Филип неловко осматривался вокруг.

Худощавая женщина коснулась ее руки и довольно хихикнула.

— Ты та самая девушка, которая была в будке для поцелуев?

Филип быстро повернул голову и пристально посмотрел на нее.

— Будка для поцелуев? — прошептал он недоверчиво, в то время как они направлялись в сторону Лэнна.

Даже если бы было время, чтобы ему ответить, Джасинда сомневалась, что сказала бы ему правду. Потрясение, явно проступившее у него на лице, раздражало ее.

— Филип, я хотела бы познакомить тебя с моим шефом, Лэнном Уэстоном.

Лэнн схватил его руку и энергично потряс.

— Рад видеть тебя, Фил. Я полагаю, Джасинда рассказала тебе о том, как весело мы провели ярмарку? — он заговорщически подмигнул ей. — Я слышал, что ты преподаешь в колледже?

— Да, я профессор университета, — бостонский акцент Филипа прозвучал подобно колоколу в заполненной гостиной.

— Это великолепно! — искренне восхитился Лэнн. — Откуда ты, Фил?

— Из Бостона, — он с благоговением произнес название родного города.

— Неужели? — глаза Лэнна вспыхнули. — У меня там кузен, Джесс Хэндерсон. Он портовый грузчик. Не думаю, чтобы ты его знал.

— Боюсь, что нет, — Филип слабо улыбнулся.

Вечер прогрессивно ухудшался. В течение нескольких минут Филип был занят разговором с пожилой, немного глуховатой, женщиной, и Джасинда могла слышать их возгласы через весь зал. Затем кто-то пролил на него пунш, когда он, опершись на подлокотник кресла, поедал свой ужин. В оставшуюся часть вечера он почти не разговаривал и бросал многозначительные взгляды в сторону двери, особенно во время обсуждения цен на урожай. Джасинде стало жаль его, и она наклонилась к нему.

— Хочешь уйти?

— Как только ты будешь готова, — сказал он равнодушно.

Они ушли вскоре после десяти.

— Ты не получил удовольствия, верно? — спросила Джасинда, как только они сели в машину.

— Все было так, как я и предполагал, — сурово произнес Филип.

Он включил двигатель.

— Мне не следовало бы заставлять тебя идти на вечер. Я чувствую себя виноватой из-за того, что ты так плохо провел время.

Он бросил на нее заинтересованный взгляд, когда они ехали под уличными фонарями.

— Мне нравится быть рядом с тобой, Джасинда. Это означает, что я пойду куда угодно и буду делать рядом с тобой все что угодно, даже то, чего я обычно избегаю.

Она размышляла над этим, пока они ехали по главной улице. Ей стало лестно, что он так считается с ней. Но было бы гораздо лучше, если бы он тоже получил удовольствие от этого вечера. Ей не хотелось чувствовать себя виноватой потому лишь, что кто-то приносил себя в жертву ради того, чтобы быть рядом с ней. Гораздо приятнее знать, что человек при этом испытывает искреннюю радость.

— А что конкретно тебе не понравилось на вечере? — спросила Джасинда.

Его руки сильнее сжали рулевое колесо.

— Я не выношу фамильярности. Я ненавижу, когда меня называют Фил. Я не люблю людей, которые панибратски хлопают меня по плечу. Представляешь, я целых полчаса разговаривал с одним мужчиной, прежде чем до меня дошло, что мы обсуждаем достоинства его борова. И давай прекратим этот разговор, — закончил он раздраженно.

Джасинда кивнула, соглашаясь. Она тоже не получила особого удовольствия. Сознание того, что Филип огорчен, делало это невозможным. Если бы она пошла с Эриком, то, вероятно, хорошо провела время. Но с другой стороны, Филип чувствовал бы себя как рыба в воде на любом званом вечере в Нью-Йорке. А Эрик нет. Она подавила тяжелый вздох. Она снова остро осознала тот факт, что они с Эриком — представители двух разных миров.

Подъехав к ее дому, Филип оставил машину на стоянке, и они молча направились к ее двери. Джасинда открыла ее, оглянулась и очутилась в дюйме от его груди. Обняв Джасинду, Филип нагнулся, чтобы поцеловать. Послав короткий ответный поцелуй, она отстранилась от него.

— Хочешь что-нибудь выпить? — предложила она.

— Нет, — он схватил ее за руку. — Джасинда, я считаю, что мы встречаемся уже достаточно долго, пора выяснить наши отношения и положить конец неопределенности. Сегодня я хочу остаться у тебя.

Она облизала внезапно пересохшие губы. Для него вполне естественно желать прогресса в их отношениях. Она слишком долго ограничивалась только целомудренными поцелуями, испытывая терпение этого самого терпеливого мужчины на свете. И она уже давно могла бы рассмотреть огонек желания в его глазах. Устало она провела рукой по волосам. Все казалось таким простым, когда она приехала в Файэтвилл. Тогда она надеялась — что-то серьезное обязательно произойдет между ней и Филипом. Теперь она уже в этом не уверена. Он был хорошим другом, но не более того. Общение с ним не вызывало в ней желания. Находясь рядом с ним, она совсем не ощущала того, что возникало в ней, когда она была с Эриком.

— Джасинда, ты слышишь меня? — спросил Филип.

— Да, — еле слышно ответила она. — Извини, Филип, но я не считаю, что это так необходимо. Ты нравишься мне, но и только. У меня нет достаточно сильного чувства к тебе, чтобы лечь с тобой в постель. Если бы я хотела, то давно пошла бы на это, — добавила она едва слышно.

— Ну, ладно. Все хорошо, — он поцеловал ее в щеку. — Если у тебя нет кого-то еще, то я попытаюсь изменить твое решение.

— Филип, я не знаю…

— Шшш.

Поцеловав ее на прощание, он исчез.

Джасинда услышала шум отъезжающей машины. Она прошла в комнату, присела на софу и уставилась в пол, обхватив голову руками. Почему тот, кто заставил ее сердце бешено биться, — не Филип? Да, это действительно был не он, и она ничего не могла поделать с собой, чтобы полюбить его. Она лишь могла надеяться, что время ослабит ее влечение к тому мужчине, которого она так безумно желала.

В конце октября подули холодные ветры. Прошло уже две недели с той поры, когда она в последний раз видела Эрика. Если он и звонил ей, то, наверное, тогда, когда ее не было дома. Конечно, в последнее время ее нелегко застать дома. Стараясь забыть Эрика, Джасинда каждый вечер пыталась найти какое-нибудь развлечение. Она с Мейзи побывала на домашнем карнавале, играла в теннис, в шахматы, ходила в библиотеку полистать журналы. Ничего не помогало. Эрик продолжал владеть всеми ее помыслами.

В воскресенье вечером, после напряженной игры в теннис с Филипом, она переступила порог своей комнаты, держа ракетку на плече. Звонил телефон.

— Алло, — она затаила дыхание.

— Привет, это Эрик.

— О, привет.

Она напряглась, испытав изумительное ощущение радости.

— Я в городе и подумал, что мы могли бы сходить куда-нибудь и отведать пиццы, если ты не занята, — предложил Эрик.

Джасинда могла бы сказать, что она очень занята или даже что у нее собрались друзья, но он вряд ли поверил бы. Она крепко сжала телефонную трубку.

— Извини, Эрик, но я так не думаю, — скрепя сердце произнесла она.

— Что-нибудь не так? — взволнованно спросил Эрик.

Ее сердце колотилось от того, что она сейчас заставит себя сказать правду.

— Эрик, я много думала в последние несколько дней. Ты мне нравишься, но мы не подходим друг другу, и я думаю, что нам не следует продолжать встречаться.

Мгновение помолчав, он спросил коротко и выразительно:

— Когда ты это решила?

— Я уже давно все знала.

— Понятно, — загадочно ответил он. — Послушай, я звоню из автомата, здесь очередь. Будет лучше, если я приеду к тебе домой и мы поговорим.

— Я не думаю…

— Я буду через десять минут.

Она услышала щелчок, а затем гудки.

— О, Эрик, — простонала она и нетерпеливо отбросила назад свои густые волосы. Она уже знала, что с ней произойдет, когда она его увидит. Но она не должна позволить ему убедить себя, что неправа. Решение было принято, и она не собиралась отказываться от него, несмотря на обаятельную улыбку и сладострастные ласки Эрика.

Спустя несколько минут она услышала, как хлопнула дверца машины, а вслед за этим раздался такой стук в ее дверь, словно пожарник колотил в нее топором. Она осторожно открыла.

— Привет, Эрик.

Он вошел, и Джасинда невольно отпрянула в сторону. Эрик был просто ужасен. Его плотно сжатые челюсти свидетельствовали о решимости и гневе.

— О'кэй, давай разберемся в этом, — резко начал он.

— Ты не хочешь присесть? — она сделала неопределенный жест в сторону софы.

Вместо ответа он прошел к окну, поглядел на улицу, а затем обернулся к ней.

— Почему ты не хочешь видеть меня? — сурово спросил Эрик.

Она беспомощно протянула к нему руки.

— Из этого ничего не выйдет. Мы совсем разные люди. Как будто из двух разных миров.

— Да? — спросил он язвительно. — А что, жители Нью-Йорка не дышат воздухом и не употребляют пищи?

Джасинда присела на край софы.

— Пожалуйста, не осложняй наши отношения, ведь они и так уже зашли в тупик.

Он сжал кулаки, затем разжал их и тяжело рухнул в кресло напротив нее.

— Если они сложные, тогда почему ты их еще больше осложняешь? Мы оба хотим видеть друг друга снова, и ты знаешь это.

Джасинда старалась не смотреть ему в глаза.

— Мы слишком разные, — продолжала она убеждать его.

— Объясни, — настаивал Эрик.

Джасинда крепко сцепила пальцы рук и уставилась на них.

— Я не хочу разыгрывать из себя аристократку, но я гораздо образованнее тебя. Мне доставляют удовольствие разные непривычные для тебя вещи. Ты из сельской местности, а я городская. Я люблю толпу, движение, люблю ощущать себя частицей большого целого, все это можно понять, живя в Нью-Йорке. Я люблю читать хорошие книги и балет. Эрик, неужели ты не видишь, что наши отношения ни к чему хорошему не приведут?

Карие глаза пронизывали ее насквозь.

— Тогда как объяснить те выходные дни? Мне показалось, что все было хорошо.

Джасинда пожала плечами.

— Это было лишь физическое влечение, — сказала она, не глядя на него.

Его глаза расширились, затем сузились.

— Ну, что ж. Спасибо, что объяснила мне это, — сказал он холодно. — Я был настолько наивен, что поверил, будто бы мы испытываем друг к другу что-то серьезное. Я думал, что мне, наконец, удалось пробить брешь в той чертовой стене сдержанности, которой ты окружила себя.

Он шагнул к двери.

— Это было великое открытие тебя, — почти рыдая произнесла Джасинда.

Ее глаза наполнились слезами, когда он, уходя, хлопнул дверью. Затем она услышала, как он отъехал, яростно переключая передачи и скрежеща тормозами.

Она словно окаменела от сердечной боли, горестно замерев посреди комнаты. Наконец между ними все кончено и, кажется, должно было наступить облегчение, но слезы продолжали струиться по ее щекам, а сердце разрывалось на части.