Притяжение противоположностей

Глава 8

Эшер привыкла к лимузинам с самого детства. Еще ребенком она ездила на заднем сиденье роскошного автомобиля, который водил шофер по имени Джордж. Это был сверкающий лаком лимузин темно-бордового цвета с затемненными окнами и встроенным баром. Машины время от времени менялись, элегантный «роллс-ройс» сменял солидный «мерседес», но Джордж по-прежнему оставался семейным водителем.

Шофера леди Уикертон звали Питер, он водил старый надежный серого цвета «даймлер». Питер был таким же надежным и таким же молчаливым, как сама машина.

Сейчас Эшер сидела в длинном черном лимузине, который вез ее на Уимблдон, и ничего не чувствовала.

Когда они проезжали через Рохамптон, она смотрела из окна на аккуратные подстриженные деревья, безукоризненные газоны и дизайнерские клумбы и думала, что через несколько часов на центральном корте будет носиться потная, с ноющими и протестующими мышцами, подавляя боль и усталость. И выигрывая. На кону стоит много — самый престижный турнир Большого шлема. Слава и деньги. Все это обещала победа на Уимблдоне.

Однажды они с Таем уже выигрывали этот турнир и потом танцевали на традиционном балу Уимблдона. Это произошло в тот самый год, когда сначала она была очень счастлива, а потом так же несчастна.

Сейчас ей предстояло сразиться со старым врагом — Марией Рейски и приложить все силы, весь опыт и уловки, чтобы перехитрить соперницу и победить.

Выиграв свой первый турнир в Риме после трехлетнего перерыва, она думала, что жизнь снова налаживается и все теперь будет в порядке. Но сейчас стало ясно, что это было заблуждение. Поворотная точка в судьбе будет поставлена именно сегодня, на этом стадионе, который ассоциируется с самыми известными звездами тенниса, первыми ракетками мира. У нее для этого есть личная причина. Она сегодня сыграет, как никогда, лучше, чем играла до сих пор, потому что именно в этой стране она провела три года в заключении. И когда матч закончится, она окончательно победит все свои страхи и сомнения, и только тогда начнется новая жизнь.

Она снова вспомнила Тая, как маленьким мальчиком он давал клятву играть и победить именно здесь. И сейчас Эшер, сидя в роскошном лимузине, давала себе такую же клятву.

Этот сезон станет ее победным сезоном. Новая, восставшая из небытия Эшер Вольф сразится за ту, униженную Эшер Вольф. И только тогда наконец она наберется храбрости, чтобы убрать последние преграды между собой и любимым мужчиной.

Толпы зрителей уже ждали ее и других спортсменов. Раздавались бурные приветствия. В ожидании незабываемого зрелища люди с энтузиазмом пили шампанское и ели клубнику со взбитыми сливками. Раздавая автографы, она была в прекрасном настроении, чувствовала себя уверенно и спокойно. Ничто не испортит ей этот день. Четвертое июля, солнце и запах цветов.

В Уимблдоне, кажется, ничего не изменилось. Игроки смешались с болельщиками, звучали смех и шутки. Атмосфера праздника в ожидании грандиозного спектакля. Но напряжение все же можно было ощутить, как у молодежи, так и у ветеранов — финалистов одиночных и парных игр.

В толпе можно было заметить лица знаменитостей, звезд, миллионеров и аристократов.

Были здесь и ветераны из поколения отца. Их привела сюда ностальгия по ушедшей молодости и славе, любовь к традициям. Эшер заметила нескольких знакомых из посольств. Для них это было непременное светское мероприятие. Платья дам были в стиле летнего цветочного бала, дополненные шикарными шляпами в пастельных тонах. Эшер ничего не оставалось, как приветствовать их.

— Как мило снова встретить тебя, дорогая. Как странно больше не видеть тебя в нашем клубе… Какое на тебе миленькое платье…

Она реагировала со спокойным достоинством, отточенным за три года брака, на тщательно завуалированное хорошими манерами любопытство.

— Где твой старик? — раздался позади знакомый голос.

Эшер обернулась и радостно пожала большие протянутые руки высокого мужчины.

— Вы нисколько не изменились, Стретч Макбрайд!

Но Макбрайд, конечно, изменился. Когда он впервые потрепал ее по щечке, ему было тридцать. Хотя его лицо все еще было гладким, а в волосах не было заметно седины, годы брали свои. Он был чемпионом и выигрывал этот турнир неоднократно. Все так же высок, подтянут, и все же двадцать лет не прошли незаметно.

— Ты, как всегда, умеешь польстить старику. — Он, весело ухмыляясь, поцеловал ее в щеку. — Так где же наш Джим?

— Он в Штатах. — Ее улыбка оставалась такой же сияющей. — Как поживаете, Стретч?

— Прекрасно. У меня пять внуков и сеть спортивных магазинчиков на Восточном побережье. — Он потрепал ее ласково по руке. — Ты хочешь сказать, что Джим не приедет сюда? Он не пропускал Уимблдон сорок лет.

Она уже с трудом удерживалась, чтобы не показать ту боль, которую чувствовала при мысли об отце.

— Насколько мне известно, нет. О, я так рада видеть вас снова. И не забыла, кто научил меня одному очень хитрому приему.

Макбрайд с довольным видом рассмеялся.

— Используй его сегодня на Марии, — посоветовал он. — Я так люблю смотреть, как американцы выигрывают Уимблдон. Передай привет от меня своему старику.

— Берегите себя, Стретч. — Эшер заменила обещание улыбкой, они расцеловались и расстались.

Развернувшись, она столкнулась лицом к лицу с леди Дафной Эванс. Потрясающей красоты брюнетка была одной из пассий Эрика и одной из самых ярых соперниц Эшер. Глаза Эшер заледенели, хотя голос был приветлив.

— Дафна, прекрасно выглядишь.

— Эшер. — Красавица окинула критическим взором короткое теннисное платье, длинные загорелые ноги в теннисных туфлях. — Ты выглядишь иначе. Как странно видеть тебя спортсменкой.

— Странно? Но я и раньше была спортсменкой. Как поживает твой муж?

Выпад был парирован. Брюнетка коротко рассмеялась:

— Он далеко отсюда, в Испании, в деловой поездке. И так получилось, что сюда меня сопровождает Эрик.

Не показывая неприязни, Эшер невозмутимо спросила:

— Эрик здесь?

— Разумеется. — Дафна поправила нежно-розового цвета шляпу. — Не думала же ты, что он пропустит Уимблдон? — Она кокетливо хлопнула длинными шелковистыми ресницами. — Нам всем интересен результат. Увидим тебя на балу, дорогая?

— Естественно.

— Тогда больше не задерживаю. Я понимаю, что отнимаю тебя у других. Желаю удачи. — Дафна резко повернулась и ушла.

Поборов дурноту, Эшер пробивалась сквозь толпу, ей хотелось одного — очутиться в относительном спокойном месте, в раздевалке.

Рейски не стала нащупывать слабые стороны Эшер, а сразу перешла к атаке. Игра стала жесткой с первого же гейма. Обе были очень быстры на площадке, но если стиль игры Рейски можно было отнести скорее к нападающему, то Эшер больше ставила на стратегию. На травяном покрытии центрального корта Уимблдона, ухоженном и от этого плотном, мяч иногда мог отскочить под неожиданным углом, что требовало от игроков чутья и полной концентрации внимания.

Лидерство переходило от одной к другой во время первого сета, что вполне оправдывало ожидания четырнадцати тысяч собравшихся зрителей. Но соперницы потели и терпели, сжав зубы, не для их удовольствия, но ради самой игры и победы. Рейски иногда бросала через сетку язвительные замечания, чтобы вывести Эшер из сосредоточенного состояния, но она казалась глухой и никак не реагировала. Она задавала темп, и ничто не могло отвлечь ее от успеха — удары были выверенны и точны, а удары с лету — опасны и, как правило, не брались. Казалось, к этому турниру она подошла на пике формы.

Все изменилось, когда соперницы сели на свои стулья, обтираясь полотенцами, перед третьим сетом.

Эшер была так нацелена на победу, что забыла о внешнем воздействии. И, нечаянно взглянув на трибуну, встретилась глазами с Эриком. Тонкая ироническая улыбочка змеилась на его губах, когда он поднял небрежно руку, то ли в знак приветствия, то ли напоминания.

Какого дьявола случилось вдруг с Эшер? Тай недоумевал, подвинувшись на край скамьи, облокотившись на перегородку и прищурив глаза. Он внимательно следил за ее игрой. Она проиграла два гейма, один за другим, причем во втором совершила двойную ошибку на подаче. Рейски, конечно, играла сегодня превосходно, просто супер, но Эшер до сих пор не только не уступала — побеждала соперницу. До третьего сета.

Сейчас она играла как безжизненный автомат. Куда делись напор и уверенность? Она мазала на приеме самых элементарных мячей и вяло подавала. И хотя подача Рейски никогда не отличалась мощью, но и тут она вдруг стала лучшей.

Если бы он не знал Эшер, то мог бы подумать, что она сознательно сдает игру. Но эта мысль была нелепа, Эшер конечно же была не способна на договорной матч. Он внимательно стал наблюдать за ее движениями, искал следы травмы или судорог, но на лице, застывшем как маска, не было и следов боли. Она слишком спокойна. Когда в третьем гейме счет стал 15:0, это уже была катастрофа. Что-то пошло не так, но в чем дело, он не мог понять. Только не в ее физическом состоянии. Он с беспокойством обвел глазами зрителей.

Дюжина знакомых лиц, некоторых Тай знал только по имени, некоторых хорошо. Один актер, получивший «Оскар», с которым он играл как-то дружеский матч и у него оказался на удивление сильный удар сверху. Знаменитая балерина, он узнал ее, потому что Эшер таскала его на балет. Рядом с балериной известный певец кантри. Взгляд скользил дальше, ища ответ. И нашел: этот тип сидел у королевской ложи.

Удовлетворенная злая улыбка на аристократическом холодном лице — он наблюдал за бывшей женой. Рядом худая светская львица с утомленным лицом, которая явно скучала. Ярость вспыхнула мгновенно. Тай уже готов был броситься и стереть ударом тяжелого кулака эту подлую ухмылку.

— Сукин ты сын, — пробормотал он, поднимаясь. Но чья-то сильная рука усадила его на место.

— Ты куда собрался? — Это была Мадж.

— Сделать кое-что. Это надо было сделать еще три года назад.

Все еще удерживая Тая за руку, Мадж проследила направление его взгляда.

— О нет, — выдохнула она, чувствуя солидарность с Таем. Захотелось позволить ему то, что он задумал, но она сказала: — Постой. Послушай меня. Если даже ты сейчас дашь ему в морду, это не поможет Эшер.

— Еще как поможет. Ты знаешь, почему он здесь?

— Чтобы выбить ее из колеи и помешать игре, — согласилась Мадж, — и он, кажется, добивается своей цели. Иди и поговори с ней. — Тай посмотрел на Мадж с яростью. Не каждый мужчина выдержал бы этот взгляд, но она и бровью не повела. — Если хочешь подраться, Старбак, сделай это после игры. Я буду твоим секундантом. А сейчас включи мозги.

Но он не мог так просто успокоиться. Мадж видела, как в нем происходит борьба, и все-таки благоразумие взяло верх.

— Если слова не помогут, я сломаю ему шею!

— Иди.

Тай знал, что у него мало времени, и заранее придумал, что скажет. Проиграв гейм всухую, Эшер села на стул. Она не заметила, что Тай ждет ее.

— Что с тобой происходит?

Она вздрогнула от его резкого тона.

— Ничего, — вяло ответила она, кажется смирившись с поражением, вытирая капли пота, градом катившиеся по лицу.

— Ты же подносишь ей победу на тарелочке.

— Оставь, Тай.

— Хочешь доставить ему удовольствие наблюдать, как ты бесславно проигрываешь перед четырнадцатью тысячами болельщиков, Лицо?

Он говорил с презрительной злостью, и не было ни намека сочувствия в его голосе, которого она ждала. В ее глазах промелькнуло удивление, потом негодование. Она оживала. Он и добивался этого. Она всегда играла лучше, когда удавалось ее разозлить.

— Никогда не думал, что услышу, что ты сливаешь матч. Но очень похоже на это.

— Иди к черту.

Эшер встала и пошла к задней линии на подачу, перерыв кончился. Никто и никогда не посмеет обвинить Эшер Вольф в том, что она сливает матч. Пока Рейски, не торопясь заняла позицию, Эшер методично сделала несколько пробных ударов мяча о землю. Момент настал. Мяч взлетел высоко в воздух, последовал замах. В этот удар она вложила всю накопившуюся злость, у нее вырвался шумный выдох, похожий на крик, — мяч, перелетев на другую сторону, ударился о корт с такой силой, что от прекрасно очерченной линии поднялось легкое белое облачко мела. Эйс. Эшер как будто не заметила поднявшейся бури на трибунах, на ее лице не отразилось победной радости. Не выразив никаких эмоций, она готовилась к следующей подаче.

Вместе со злостью вернулась воля к победе. Фотограф поймал в объектив ее лицо — решимость и непреклонность читалась в холодных голубых глазах. Все вернулось — скорость, сила ударов, обманные трюки. Соперница, не готовая к отпору, была сломлена. Каждый удар по мячу Эшер проводила как удар по врагу. Но никто и представить не мог, что каждый раз при этом она проклинала Тая. Хотя он прекрасно об этом знал. Пусть ее злость сейчас почувствует на себе Рейски. Зрелище избиения, которому подверглась бедная Рейски, было не для слабонервных. О, не он один любовался сейчас Эшер — все зрители видели эти сильные плечи, длинные стройные ноги, точные, выверенные удары, скорость и грацию. Внешне холодная, а внутри лихорадочное возбуждение и рвущаяся наружу, требующая разрядки энергия. Никто и не догадывался, что это и есть настоящая Эшер, и он любил ее именно такой. Никто не знал, какой она может быть требовательной и одновременно нежной, как загорается и воспламеняется в его объятиях, и, вспоминая их ночи любви, он чувствовал, как по телу пробегает дрожь желания. Она была мечтой каждого мужчины — смесь леди и распутницы. И она была только его женщиной. И ничьей больше.

После того как Эшер ударом с лету чуть не сбила Рейски с ног, Тай не выдержал и оглянулся, отыскивая взглядом Эрика. Улыбка слетела с лица этого денди, и он первый опустил глаза.

А толпа неистовствовала, сопровождая игру овациями. Тай рассмеялся тихо, удовлетворенно и пошел прочь.

Матч завершался. Было ясно, что победа Эшер близка. И этот миг настал. Наконец она с вежливой улыбкой приняла приз — тарелку Уимблдона. И все-таки радость победы не могла победить негодование и злость, которые вызвал в ней Тай, хотя тем самым он снял с нее оцепенение, в которое ее повергла угрожающая улыбка Эрика. Ей хотелось кричать. Она высоко подняла победный трофей Уимблдона, чтобы все могли его видеть. И терпеливо ждала, когда армия репортеров и других представителей прессы отснимет все, что хочет, а потом принимала поздравления, не чувствуя ни малейшей усталости, даже боль в руке как будто отступила.

Наконец, выдержав все формальности до конца, она очутилась в душе, а переодевшись, решила остаться и посмотреть на игру Тая. Хотя она еще пыталась злиться на него, пересиливало восхищение его игрой. Эрик был забыт. Она подождет подходящего момента, чтобы высказать ему все, что думает. Потребовалось пять тяжелых сетов, и Таю торжественно был вручен такой же трофей.

Только после этого Эшер покинула стадион. Вслед неслись восторженные крики и овации в честь победителя Уимблдона.

Тай знал, что Эшер будет ждать его. Вставляя ключ в замок, он понимал, что она сейчас горит нетерпением высказать все, что о нем думает. И был готов. Адреналин все еще бушевал в крови — ни душ, ни массаж не могли усмирить это волнение. Уимблдон всегда действовал на него таким образом. С тех пор как он начал играть, победа именно здесь всегда была его главной целью.

Несмотря на то что мечта давно сбылась, и неоднократно, он чувствовал себя как рыцарь, который возвращался с поля битвы победителем. И его ждала прекрасная дама. Но только она не бросится в его объятия. Она расцарапает ему лицо от злости. Ну и что, он готов и к этому.

Повернув ручку, Тай вошел с улыбкой. Не успел он закрыть дверь, как из спальни вихрем вынеслась Эшер.

— Мои поздравления, Лицо, — сказал он дружелюбно. — Кажется, я получу на балу первый танец с моей королевой.

— Как ты смел так вести себя со мной во время матча? — Глаза ее сверкали, когда она приблизилась. — Как ты посмел обвинить меня, что я сливаю матч?

Он поставил в угол сумку и ракетки.

— А как назвать то, что ты делала?

— Я проигрывала.

— Ты сдалась, — поправил он. — Ты могла с таким же успехом выбросить белый флаг.

— Как ты посмел бросить мне в лицо обвинения, такие чудовищные. — Она хотела его ударить, но он, смеясь, отступил. Ему нравилось, когда она теряла свою знаменитую сдержанность.

— Зато потом ты исправилась, — напомнил он. — Я не мог дать тебе проиграть. — Он ущипнул ее ласково за щеку. — К тому же я не хотел открывать бал с Рейски.

— Ты… просто самовлюбленный и бессовестный… — Она оттолкнула его. — Жаль, что Грималье тебя не побил, как делал это всегда, — солгала она. — Тебе не помешал бы хороший пинок по самомнению. — И повернулась, чтобы убежать обратно в спальню.

Он успел поймать ее за руку и повернул к себе:

— Ты не хочешь меня поздравить?

— Нет.

— Брось, Лицо. — Он ухмыльнулся. — Поцелуй меня.

Вместо ответа, она хотела ударить его сжатым кулаком, но он ловко увернулся и, схватив за талию, прижал к себе.

— Я так люблю, когда ты бесишься, — прошептал он с намеком.

И она, не выдержав, засмеялась:

— Тогда получи сполна, — и не переставала молотить его кулаками, пока он нес ее в кровать. Уложил и прижал своим телом, не давая пошевелиться, но, изловчившись, она с угрозой подняла колено для коварного удара.

— Не рискуй. — Он ловко увернулся.

Она попыталась освободиться, но ее усилия были тщетны.

— Тогда убери руки.

— Хорошо, но только когда с тобой закончу. — И рука его скользнула под блузку.

— Не трогай меня.

— Я просто должен, мне необходимо трогать тебя и любить. — Он улыбнулся, обезоруживая ее своей открытой и все понимающей улыбкой. — Ведь это единственное, что я умею делать хорошо.

Она еще крепилась, давала себе слово не поддаваться, хотя с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Пусть заслужит прощение. Она еще не простила его, надо помнить об этом.

Но он уже почувствовал, что она готова сдаться.

— Твои глаза мечут молнии, когда ты в ярости, и это меня возбуждает. — Он решительно закрыл поцелуем ее рот.

— И все равно ты меня не убедил. Я тебя не прощаю. Уходи, — заявила она воинственно.

— Но мы же еще не занимались любовью. — Он легонько потерся носом об ее нос.

Но она не сдавалась, несмотря на все его старания.

— Этого не будет.

— Хочешь пари? — И одним движением он спустил блузку с ее плеч до талии.

— Тай! — вскрикнула она. — Ты сошел с ума.

— Я хотел это сделать прямо на центральном корте. Будь довольна, что тогда удержался. — И прежде чем она успела опомниться, он разорвал ее шорты. Она была так ошеломлена, что даже не шелохнулась. — Что-то не так? — невинно спросил он и накрыл рукой ее грудь.

— Тай, зачем рвать одежду?

— Но я уже порвал. — Он легко провел рукой по ее животу. — Хочешь, порви мою?

— Нет уж. — Кожа у нее покрылась мурашками, она попыталась снова вырваться, но поняла, что это невозможно.

— Ты сердишься.

Она откинула голову назад, насколько это было возможно, и смотрела на него очень серьезно.

— Да, я не просто сержусь, я вне себя от злости.

— Рассердилась как раз настолько, чтобы выиграть. — Он провел губами по ее шее и посмотрел в глаза. — Знаешь, когда я наблюдал, как ты, разозлившись на мои слова, носилась по площадке, я безумно тебя хотел. Я один знаю, что бывает, когда ты утрачиваешь свой хваленый самоконтроль и страсть вырывается наружу.

Она молчала, позволив ему ласкать свою грудь и уже не сдерживая вздохов удовольствия. Но еще не хотела сдаваться.

— Ты не имел права говорить, что я сливаю матч.

— Я не утверждал этого, просто предположил.

Она вдруг увидела в его глазах нечто такое, от чего перехватило дыхание.

— Ты думаешь, я мог позволить ему уничтожить тебя у всех на глазах и наблюдать спокойно со стороны? Никто не может, не смеет прикасаться к тебе, ни один мужчина на свете, никто — кроме меня.

Его поцелуй заглушил дальнейшие протесты.

Эшер всегда поражало, что Тай, в отличие от других спортсменов, умудрялся даже в вечернем костюме излучать просто первобытную сексуальность. Строгий консервативный стиль одежды, светская обстановка никак не могли лишить его притягательной мужественности, столь ценимой женщинами. Материя прикрывала сталь мышц, но не могла скрыть темперамент, он никогда не старался выдавать себя за светского человека и оставался парнем с окраин Чикаго, выбившимся в люди только благодаря упорству и таланту. Он никогда не изображал из себя чемпиона. Именно эта естественность и привлекала Эшер. В зале, полном элегантно одетых, с безукоризненными манерами мужчин и женщин, он выделялся искренностью и простотой общения, и она обожала его, чувствуя, что принадлежит ему вся целиком.

Бал Уимблдона был традиционен, как и сам турнир. Музыка, свет, блеск, вкус, драгоценности — все впечатляло, но Эшер, хотя и была героиней этого бала, не могла дождаться, когда же он наконец закончится. Ругая себя за нетерпение, она делала вид, что слушает очередного партнера и отвечала невпопад. Раньше она была в восторге от этих балов, а сейчас ей хотелось одного — скорее очутиться наедине с Таем и вдвоем отпраздновать победу за бутылкой вина. Только он и она. Эшер через головы танцующих отыскала его взглядом и, встретившись с ним глазами, поняла мгновенно, что их мысли совпадают. Ее накрыло теплой волной ожидания и любви.

— Вы прекрасно танцуете, мисс Вольф.

Она улыбнулась:

— Благодарю.

Она пыталась вспомнить имя партнера, но не могла.

— Я был большим поклонников вашего отца. — Мужчина взял ее под локоть и повел с танцевального круга. — Золотой мальчик тенниса, — он дружески потрепал ее по руке, — я помню его в те времена, когда вы еще не родились на свет.

— Уимблдон всегда был его самым главным турниром. Он любил весь этот блеск и значимость, собрание знаменитостей. Папа любил традиции. И все эту помпу, — добавила Эшер с улыбкой.

— Посмотреть на следующее поколение приятно для души. — Мужчина церемонно поднес ее руку к губам. — Всего наилучшего, мисс Вольф.

— Джерри! — К ним устремилась дама с величественной осанкой, в великолепной шелковой парче. — Как поживаешь, давно тебя не видела.

Леди Мэрроу, сестра Эрика Уикертона, как всегда, демонстрировала верх элегантности. У Эшер сразу заледенела спина.

— Люси, какая встреча! — Партнер Эшер склонился в поклоне.

Леди Мэрроу протянула ему руку и, когда он почтительно коснулся губами кончиков пальцев, бросила короткий взгляд на Эшер.

— Джерри, тебя давно ищет Брайен, чтобы поздороваться.

— Что ж, если леди простят меня…

И Джерри растворился в толпе.

Избавившись от него, Люси посмотрела на бывшую невестку:

— Эшер, ты прекрасно выглядишь.

— Спасибо, Люси.

Люси беглым взглядом оценила ее наряд, неброский, но элегантный, и подумала, что сама выглядела бы в этом нелепо. Но Эшер идут пастельные тона и простые линии.

— И как я слышала, твоя личная жизнь наладилась.

Эшер недоуменно приподняла бровь:

— Пожалуй. А как у тебя?

— Я бы хотела поговорить с тобой, хотя место не очень подходящее. — Люси осторожно огляделась, не слышит ли их кто-нибудь. — Так вот, я давно кое-что хотела сказать тебе. — Эшер замерла в ожидании, а Люси продолжала: — Я люблю своего брата. И знаю, что этого нельзя сказать о тебе. Но, надо признать, ты вела себя безукоризненно за годы вашего брака, в отличие от Эрика. Он явно не платил тебе той же монетой.

Эшер была поражена такими откровениями:

— Люси…

— Я люблю брата, но я не слепая. Хотя всегда буду на его стороне.

— Я понимаю.

Люси долго изучала ее лицо, потом вздохнула:

— Я не поддержала тебя в то время, когда тебе было трудно. И хочу принести, хотя и запоздало, свои сожаления.

Тронутая до глубины души, Эшер взяла ее руку.

— В этом нет необходимости. У нас с Эриком ничего не получилось.

— Но, знаешь, я часто задавала себе один вопрос: почему ты вышла за него? — Люси не сводила с Эшер внимательного взгляда, как будто искала ответ. — Сначала я подумала, что тебя привлек титул, но это было не так. Что-то произошло между вами, буквально через два месяца после свадьбы. — Она заметила промелькнувшую тень в голубых глазах. — Подумала, что у тебя появился любовник. Но к тебе не было претензий, чего нельзя было сказать об Эрике, чье поведение бывало просто вызывающим. А потом я поняла. В твоей жизни существовал только один мужчина. — Взгляд Люси нашел кого-то в толпе, и Эшер не надо было даже смотреть в ту сторону, чтобы понять — Люси, конечно, смотрела на Тая.

— И это ранило Эрика.

— Эрику не надо было жениться на тебе. — Люси вздохнула, она пыталась быть снисходительной к брату. — Нашему Эрику всегда хотелось иметь то, что ему не может принадлежать. Я бы не стала сейчас заводить разговор об этом, но должна исправить ошибку и сказать хотя бы сейчас — я желаю тебе счастья.

Эшер порывисто поцеловала ее в щеку:

— Спасибо, Люси.

Люси снова с улыбкой взглянула в сторону Тая:

— Твой вкус, Эшер, всегда был уникален. Я тебе завидую, хотя сама на такое не была бы способна. А теперь я должна присоединиться к Брайену.

Она повернулась, чтобы уйти, но Эшер удержала ее за руку.

— Если я напишу тебе, ты мне ответишь?

— Я буду рада. — И леди Мэрроу отошла, шелестя шелком и сверкая драгоценностями.

Эшер с улыбкой подумала, как она была права — именно Уимблдон явился поворотной точкой в ее судьбе. Еще одним сожалением меньше. И она стала ближе к пониманию, кто же она и чего хочет от себя и от жизни…

Почувствовав на плече знакомую руку, Эшер обернулась к Таю.

— Кто это был?

— Старый друг. — Она погладила его по щеке. — Потанцуешь со мной? Хочу удержать тебя рядом до тех пор, пока мы наконец не останемся одни.