— Садись давай, — Евдоксия подводит меня к дивану и кивает.
— Давайте я вам денег дам и вы от меня отстанете? — предлагаю со слабой надеждой. — А деду скажем, что вы уже провели этот свой обряд экзорцизма.
— Чего? — спрашивает, как мне кажется, недовольно.
— Много денег, — повторяю уже не так смело.
— Сядь! — и она, блин, толкает меня на диван! Реально толкает.
А сильная какая.
— На чем тебе гадать? — тоже усаживается, подбирая юбку.
— А какие варианты?
— Карты, травы, монеты, — вполне серьезно отвечает она.
— Травы, — что ж, подыграю ей. Даже интересно, что она такого мне расскажет. — А вас правда Евдоксия зовут?
Зыркает на меня диоптриями и отвечает:
— Правда.
Потом достает откуда-то из паранджи тканевой мешочек. Встряхивает.
— Это что? — спрашиваю я, отодвигаясь.
— Травы. Сама же выбрала.
— А.
Сижу и молча наблюдаю, как бабка раскладывает экибану. Какие-то сушеные, ужасно вонючие травки и листочки.
— Ну, что ж, — хлопает себя по ногам и внимательно вглядывается в траву. — Анжела. Она же Ангел, она же Энджи, она же Синеглазка.
Я даже подпрыгиваю. Откуда?!
Наклоняюсь, беру гадалку за руку и внимательнее вглядываюсь в лицо. Но долго не выдерживаю. Эти диоптрии… капец какой-то. Как она в них что-то видит, вообще?
— Все разглядела? — спрашивает Евдоксия.
— А что я должна была там рассмотреть? — уточняю я.
— Честность.
Хмыкаю.
— Вам, может, и удалось обмануть моего деда в силу возраста, но вот меня, — выставляю указательный палец и мотаю головой.
— Ты уже встретила своего мужика, — отвечает мне Евдоксия. Откашливается. А голос какой противный. Хриплый такой с попискиванием. Курит, похоже, бабка-то.