Глава 27. Сады лицея

— …И из этого следует, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы.

Они что, издеваются? Неужели его ровесники из надзвездных краев только проходят азы Евклидовой геометрии, которые Синеглаз освоил еще под руководством Семена Александровича года четыре назад? Впрочем, царица Серебряная и ее спутники еще тогда хорошо отзывались о математических способностях княжича и советовали родителям всячески их развивать.

Надо сказать, что к этому совету князь Ниак все-таки прислушался и приставил к сыну наставника из дворцовых розмыслов. А во время визитов Шварценберга уроки княжичу давал если не сам пират, то его навигаторы и артиллеристы. В начале своего путешествия на «Нагльфаре» Синеглаз вовсю решал задачки по стереометрии и брал интегралы, и даже, оправдывая звание гардемарина, осваивал основы навигации и квантовой механики, конечно, под присмотром Али или строгого кэпа.

Поэтому, попав на урок математики в одной из лучших, как его уверили, школ города под куполом, сначала удивился, потом возмутился, затем решил не пороть горячку, а немного понаблюдать. Тем более что по другим предметам, особенно по межъязыку, он «плавал» и на входных тестах показал не самые лучшие результаты, не считая зоологии, где подробно и со вкусом расписал особенности поведения хищников семейства кошачьих. Как он успел убедиться еще из учебных стереофильмов, повадки земных барсов и ванкуверских саблезубов не так уж отличались от привычек роу-су.

Зато на математике княжич мог отвлечься на что-то более важное, исподволь наблюдая за одноклассниками, которые бились над решением элементарной задачки на применение теоремы Пифагора. И эти безнадежные тупицы еще называли его дикарем? Видите ли, он не знает голографических игр и плохо разбирается в навороченных гаджетах.

Особенно задавался рослый и крепкий темноволосый парнишка по имени Хорхе, который считал своим долгом всех и каждого задирать. Еще бы. У половины из обитателей этого интерната или приюта, кичливо именовавшегося лицеем, родители корячились в шахте, а его отец служил охотником и регулярно ходил в рейды, принося отпрыску с пустоши всякие занятные вещички.

Какие-то особенно редкие и дорогие диковинки Хорхе оставлял себе, чтобы постоянно хвастаться перед сверстниками и изводить малышей. Остальные обменивал на выполненные за него домашние задания, прокачанных персонажей и сладости. Неудивительно, что выглядел он почти как Эркюль в скафандре, только без мартышек и бороды. При этом, хотя в голографических играх с ним не решались соперничать даже многие из взрослых, на уроках он не мог справиться с простейшей задачкой.

Синеглаза он невзлюбил, называя попеременно то дикарем, то пиратским отродьем, а уж когда княжич, не привыкший оставлять хулу без ответа, пару раз заломил ему руку без свидетелей и вне зоны обзора камер наблюдения, затаил лютую обиду, поклявшись отомстить. Княжич только посмеялся про себя. Напугал зенебока молодым побегом травы.

Впрочем, осторожностью Синеглаз никогда не пренебрегал и, завидев Хорхе с компанией дружков, вернее, прихлебателей, старался держаться поближе к учителям и объективам камер. А во сне он сохранял чуткость горного кота. Что же до мести, то сыну охотника просто повезло, что его отец не оказался в составе команды, отправленной за принцессой на «Эсперансу». Но кто сказал, что это нельзя исправить?

— Мой папа будет участвовать в рейде против пиратов! Его назначили командиром абордажной группы! — едва не трясясь от возбуждения, сообщил Хорхе, как только городской совет утвердил личный состав штурмовой группировки и количество участвующих в экспедиции машин.

— Велика важность, — презрительно зевнул Синеглаз, стараясь выглядеть равнодушным. — Отвечать за десяток полудурков с пушками! Вот мой отец управляет целой страной и не считает это слишком завидной долей!

— И где этот твой отец? — мгновенно взвился Хорхе — Ковыряет в носу и продает вонючую шерсть где-то в никому не нужном отсталом окраинном мирке? Можно подумать, он сумеет как-то вмешаться, когда так называемые «полудурки с пушками» от твоих дружков-пиратов даже мокрого места не оставят! У них там энергии — на эскадру кораблей хватит! И кроме двух сотен абордажников — лучшие в городе артиллеристы и операторы сети!

Синеглаз хотел было в запале возразить, что лучший не только в городе, но и в галактике оператор находится сейчас на борту «Эсперансы», но вовремя прикусил язык. Он, чай, не какой-то там малолетка — на такие простые уловки вестись. Эх, заткнуть бы этому недоумку рот, рассказав о приключениях с медузами и зубодробительном марш-броске, память о котором продолжала отзываться ломотой в ушибленных костях и растянутых мышцах. Но Синеглаз старался держать рот на замке, в разговорах с учителями и сверстниками придерживаясь версии событий, которую изложил дознавателям и профессору Нарайану.

— Что толку тратить энергию и превращать корабли в хлам, если притяжение черной звезды все равно не преодолеть, — сделав вид, что пропустил гневную тираду мимо ушей, пожал он плечами, радуясь, что последнее слово осталось за ним.

На самом деле он очень даже переживал, если не сказать боялся. Эти идиоты из города и в самом деле могли уничтожить единственные корабли, способные вырваться за пределы системы. Хотя Синеглаз мало что понял из рассуждений о варп-двигателях, во время которых присутствовал благодаря ментальной связи с Кристин, он четко уяснил, что мечта горожан о возвращении в большой мир близка к осуществлению как никогда. Другое дело, что охотники об этом не имели ни малейшего понятия, а информацией с ними княжич делиться не собирался. Нарайану не следовало пока знать о проблемах на «Эсперансе» и о существовании еще одного почти готового к вылету корабля.

— Не переживай! Мы справимся, — заверила его Кристин, когда он в волнении попытался выйти на связь.

Синеглаз уже знал, что благодаря Савитри и Брендану она теперь не просто полноценно пользовалась даром асуров, но даже сумела извлечь из него немалую пользу.

— Но там же две сотни охотников. И танки, оснащенные орудиями, снятыми со звездолетов, — в волнении напомнил княжич.

— У нас есть чем их удивить, — спокойно усмехнулась Кристин, настраивая свое оборудование для отпугивания медуз.

И все же Синеглаз продолжал волноваться. Его душу, конечно, согрело невероятное зрелище дозаправки, когда с помощью нагруженного мудреным оборудованием танка часть энергии из емкостей «Эсперансы» перекинули на «Нагльфар». Да и приготовления подрывников и абордажников вселили оптимизм. Зато затею Кристин с ловушками он счел чистым сумасбродством и вслед за Пабло пытался девушку от осуществления ее замысла отговорить.

Правда Великого Се не позволяла наследницам рода матерей выходить на поле боя! Вот только жены вестников придерживались по этому поводу совершенно иного мнения. Та же царица Серебряная во время битвы при Фиолетовой находилась в самой гуще сражения, помогая вестникам и сольсуранцам лучше понимать друг друга. А ловушки против медуз и в самом деле ощутимо помогли отразить атаку охотников.

— Смотрите! Это мой папа пиратов громит! — восторженно возопил Хорхе, разглядев во время прогулки под куполом красноватое зарево на горизонте.

Синеглаз даже его пожалел. Он-то мог с точностью сказать, что дела охотников не так хороши, как хотелось бы их отпрыскам и женам. Еще до того, как закончилась битва, стало ясно, что даже если защитникам «Нагльфара» и «Эсперансы» не повезет, в город под куполом вернутся не все. Сам княжич по старой кошачьей привычке сгрыз до мяса ногти, глазами Кристин наблюдая за ходом сражения. А уж когда девушка и ее возлюбленный под огнем спускались вниз по склону, и вовсе дышать забыл, готовый в любой момент прийти на помощь.

Дело происходило как раз на уроке истории, и он получил неуд за то, что не ответил на какой-то дурацкий вопрос о причинах падения Римской империи. Какое ему, наследнику Великого Асура, дело до всех этих ничтожных земных царьков, считавших его предков демонами? Лучше бы уделили побольше времени истории Альянса. Впрочем, Синеглаз знал, что неуд быстро исправит, поскольку никто лучше него во всем лицее не ориентировался в особенностях взаимодействия в фаланге или когорте и способах построения конницы. Конечно, более массивные зенебоки двигались иначе, но основные принципы оставались те же. Впрочем, пушки княжич тоже любил, не говоря о плазменных установках.

Когда Кристин и Пабло относительно благополучно добрались до танка, и Таран сумел отправить уцелевших охотников к Трехрогому в пасть, Синеглаз так обрадовался, что едва не возопил в полный голос прямо на уроке математики. Больше всего ему хотелось рассказать обо всем Хорхе, который так и не преуспел в решении задачи. Хотя, с другой стороны, Правда Великого Се не позволяла глумиться над сиротой. К тому же княжич ощущал, что нужен Кристин. Наследница династии основательно вымоталась во время сражения и спуска, а между тем почти все выжившие участники схватки имели раны различной степени тяжести, которые никто не мог лечить лучше нее.

Хотя Синеглаза едва не стошнило при виде развороченного острыми осколками плеча Пабло, обожженных рук Маркуса Левенталя, вывернутой наружу ноги Аслана и висящей на липке кисти Чико, он связь не прервал, подпитывая Кристин своей энергией. Что поделать, хотя властитель вод Варуна отметил последнюю в роду своим знаком, в условиях треугольника это создавало только дополнительные проблемы: даже специальная дыхательная смесь не позволяла ей жить и дышать в полную силу, как это происходило в воде. А помощь раненым требовала полной отдачи, тем более что среди них оказались двое самых близких для целительницы людей.

— ¡Mierda! опять лазерные плети! Я же уже говорил вам, что ничего не знаю! У меня нет такого уровня доступа! — не открывая глаз, хрипло ругался Пабло Гарсиа, в беспамятстве вновь переживавший ужасы своего плена на Раване.

После всех необходимых манипуляций он все-таки пришел в сознание, узнал возлюбленную, слабо улыбнулся бледными губами и погрузился в глубокий сон, а Кристин поспешила на помощь к отцу, возле которого уже хлопотал Шварценберг.

— Ну как же тебя это угораздило, Марки? Вот сразу видно, что последние лет тридцать сидел ты в своем городе и пороху не нюхал, — качал головой кэп, освобождая школьного друга от оплавленного скафандра.

Хотя Левенталь буквально вытащил из огня раненого Аслана и Смбата, в сгоревшем танке помимо артиллериста остался еще один подрывник. Шварценберг в свою очередь лишился троих толковых абордажников. Среди охотников чудом уцелели лишь десять человек, и Кристин пришлось их тоже лечить.

К тому времени, когда раненые отправились отдыхать, а пленники заняли места в тюремном трюме «Нагльфара», целительница еле держалась на ногах и долго собиралась с силами, прежде чем смогла дойти до каюты и погрузиться в спасительный бассейн. Или она специально задержалась, чтобы еще немного побыть вместе с Пабло и отцом? Синеглаз уже даже не пытался разобрать: у него перед глазами рябило, а в роту ощущался противный металлический привкус. Все-таки он немного не рассчитал свои возможности и в желании помочь, похоже, дошел до границы безвозвратного предела, как те целители и шаманы древности, которые жертвовали своей жизнью, чтобы исцелить героев, царей или просто близких.

— Синеглаз, ты меня слышишь? Да у тебя же кровь носом идет!

Голос учительницы межъязыка, которая, прервав занятие, потащила его в лазарет, Синеглаз услышал словно сквозь ворох зенебочьей шерсти. Он пытался воспротивиться, но куда там: все силы уходили на то, чтобы не грохнуться в обморок. А тут еще на краю гаснущего сознания возникла встревоженная не на шутку Кристин.

— Зачем ты это сделал? — протянула она ментальную нить, пытаясь восстановить баланс, но лишь обессиленно опускаясь на дно бассейна, с трудом перекачивая жабрами спасительную воду. — Мы бы с Савитри сами справились.

Ну, вечно с этими взрослыми так! И никакой благодарности. Впрочем, на Кристин княжич не сердился, только радовался, что она пришла в себя настолько, что готова воспитывать и поучать. Хорошо хоть Савитри сочла возможным промолчать, немного подпитав его энергией, точно разряженный аккумулятор. Вот ведь привел Великий Се вырваться из-под матушкиной опеки — и приобрести целых двух требовательных тетушек или кузин. Обеих принцесс Сансары княжич числил пусть и дальними, но родственницами.

В лазарете у него с удивлением обнаружили крайнюю степень переутомления и прописали покой и усиленное питание, на всякий случай опять проверив на всех мудреных приборах. Синеглаз не возражал. Ему давно хотелось отдохнуть в тишине от придирок учителей и тупости Хорхе. К тому же в дополнение к здешнему достаточно питательному и разнообразному рациону ослабленным давали пирожные и другие вкусности.

Два дня княжич отсыпался и по возможности ел за троих, особенно налегая на сладкое. Тем более у Кристин все обстояло относительно спокойно: раненым не становилось хуже, а о будущем пока не загадывал даже Шварценберг. Другое дело, что теперь геройствовать решила Савитри, которой всенепременно приспичило добыть ключи от магнитных ошейников.

Синеглаз, конечно, переживал за Эркюля и ребят, особенно, когда узнал о лихой судьбе, постигшей Пэгги, Гу Синя и Прокопия. На последнего он, понятное дело, обижался за слова о сыне цареубийцы. Однако Гу Синь участи подопытного безумного книгочея не заслужил, не говоря уже о Пэгги. Вот только намерение принцессы подобраться к начальнику рудника могло привести к настолько непредсказуемым последствиям, что Синеглаз боялся даже себе их представить, чтобы, не приведи Великий Се, не сбылось.

— А вы уверены, Ваше высочество, что пьяный сброд из этого так называемого клуба — подходящее общество для наследницы рода раджей? — пытался образумить он Савитри, наблюдая за ее подготовкой к номеру.

Рукодельница Эйо подлатала и переделала защитный костюм, превратив его в подобие жреческого облачения и украсив голову принцессы под сферическим колпаком причудливой короной и маской. Теперь Савитри после закрытия клуба спокойно репетировала, не опасаясь посторонних глаз.

— Пьяному сброду будет не так-то легко до меня добраться, — усмехнулась махарани Сансары, вспоминая сложные даже для андроида головокружительные па.

Синеглаз, конечно, узнал фигуры ритуального танца плодородия, исполняемого в честь духов прародителей и хозяина нижнего мира Хоала. Только вместо священных змеев, с которыми вели опасную игру заклинательницы, Савитри решила использовать медуз. С одобрения заинтересованного в зрителях Хайнца Ндиди установил на арене энергетический купол, чтобы защитить посетителей и отгородить от них принцессу, а Тьяо и Билли притащили с пустоши десяток темных тварей.

Жрицы редко когда решались танцевать даже с двумя змеями, Савитри без особого труда держала в поле зрения не менее пяти медуз. Видевший ее подготовку Хайнц довольно потирал руки, подсчитывая грядущие барыши. Эйо замирала от страха, зажимая себе рот, чтобы не закричать при любом движении, а Ндиди и Брендан, стоя по краям купола, всем сердцем желали оказаться внутри.

Синеглаз вполне их понимал. Он тоже стремился на арену к Савитри или переносился мысленным взором на пустошь. В конце концов, это несправедливо! Почему он, наследник Великого асура, которому на роду написано защищать и оберегать женщин своего рода, вынужден сидеть, как салат на гидропонной грядке, в этом искусственном саду, растрачивая силы на перепалки с ничтожествами вроде Хорхе?

А может, бросить все и сбежать? Тем более что дорогу на нижние уровни он уже почти разведал.

Надо сказать, что ученики лицея много времени проводили в теплицах и гидропонных садах, где изучали основы естественных наук и помогали ухаживать за растениями. Хотя Синеглаз поначалу морщился, полагая, что работа садовника ниже его княжеского достоинства, потом решил, что можно и потерпеть. В конце концов, принцесса Савитри, вон, даже не брезговала работой прачки. А для большинства жителей нижних уровней радующее глаз зрелище аккуратных грядок шпината, шпалер клубники и апельсиновых деревьев оставалось недоступной мечтой. Не говоря уже о том, что многие уже не помнили вкуса натуральных продуктов, вынужденные питаться консервами и концентратами.

Конечно, сады города под куполом не шли ни в какое сравнение с матушкиным вертоградом, в котором встречались растения со всех уголков Васуки и даже некоторые диковинки из мира вестников. И все же запах земли и свежей зелени привлекал Синеглаза, навевая сладкие и томительные воспоминания о доме. Возможно, этого требовала его вторая природа.

Все-таки тонкому обонянию роу-су не очень нравились резкие машинные запахи, с которыми княжич почти смирился на «Нагльфаре» и по пути до города, не говоря уже о руднике. А в последнее время Синеглаз замечал, что восприятие его органов чувств подозрительно изменилось. Запахи и звуки ощущались ярче, зато цвета периодически меркли, оставаясь в диапазоне серого с оттенками зелени. Такое с ним случалось и прежде незадолго до того, как отец принимал решение сменить облик, обрекая сына на жизнь в шкуре горного кота.

Сейчас княжич как никогда боялся нового обращения. Если он примет облик опасного хищника прямо посреди урока, самое лучшее, что его ждет — местный бестиарий, где в достаточно жалких условиях обитали звери и птицы, найденные живыми на притянутых черной звездой кораблях. Конечно, если все пройдет незаметно, он сумеет преодолеть защитное поле и выбраться из лицея. Но служба безопасности верхних уровней при таком количестве камер все равно его отыщет, и еще большой вопрос, захотят ли они стрелять парализующими. Единственный выход — затеряться в хаосе нижних уровней, а там либо пробраться на рудник, либо отыскать Савитри и ее новых друзей.

Каморка там, конечно, достаточно тесная, но уж если эти люди дали приют беглой принцессе, найдется у них подстилка или коробочка для горного кота. Вопрос только, как туда попасть. Жалобное мяуканье возле перегораживающий проход на нижние уровни гермодвери точно не прокатит. Да и просочиться сквозь вентиляцию тоже не факт, что удастся.

Существовали, правда, потайные ходы Маркуса Левенталя, о которых Синеглаз узнал от Кристин, но тревожить девушку накануне решающей битвы возможным не считал. За пару дней до того, как загреметь в лазарет, проходя мимо грядок шпината, Синеглаз внезапно ощутил еле уловимый запах морской свежести, навевавший смутные и приятные воспоминания о поездках на побережье с маленькой царевной и царицей Серебряной. Он четко помнил, что так пахли руки Кристин. К легкому и приятному аромату примешивался тревожный металлический запах крови, почти выветрившийся и почти вытесненный запахом земли и травы, но все равно ощутимый.

Приглядевшись повнимательнее, Синеглаз увидел на ограждениях гидропонных конструкций следы от попадания из лучевого оружия, а потом нашел вдавленный в землю вздувшийся аккумулятор. Похоже, именно здесь примерно около двух недель назад держал оборону Пабло Гарсиа, когда вместе с полубесчувственной Кристин пробивался на нижние уровни к ее отцу. Синеглаз отдался на волю ощущений. Запах Кристин, петляя между грядок, то исчезал, то вновь появлялся. Внезапно он оборвался, а княжич буквально носом уткнулся в матовую панель. Именно в этом укромном уголке вдали от камер наблюдения находился один из тайных переходов между уровнями, которым пользовался Маркус Левенталь.

Синеглаз уже хотел было проверить свое открытие, тем более что он мечтал вновь увидеться с принцессой Савитри, да и ее друзья представлялись компанией куда более приятной, нежели унылые учителя и забитые воспитанники. Однако он подумал о том, что здесь могла скрываться ловушка профессора Нарайана. Всесильный глава научного отдела, конечно, не поверил словам Синеглаза о том, что тот не чувствует принцессу, и кто знает, какой приказ он отдал службе безопасности и врачам. Вполне возможно, что те во время медицинских процедур, в которых княжич не очень разбирался, вживили в его тело датчик слежения.

Нет, он прибегнет к тайным тропам Левенталя лишь в случае крайней нужды: если Савитри будет грозить опасность или он сам превратится в роу-су. Есть вероятность, что сущность горного кота поможет блокировать датчики, как она делает проницаемыми защитные поля.

Ночью во сне Синеглаз опять бродил в облике тотемного предка по травяному лесу. Зрение роу-су хотя и давало преимущество во время охоты, позволяя безошибочно находить любой объект даже по малейшему признаку движения, но все же имело существенный недостаток: весь мир напоминал докучный черно-белый сон, а ведь травяной лес, особенно если смотреть с горного кряжа, поражал насыщенностью и богатством оттенков.

Многолетние стебли, достигавшие высоты в два человеческих роста, прихотью Великого Се окрашивались в багрянец и золото, синели насыщенным кобальтом и ультрамарином или оттенялись фиолетовым. Вот только сейчас красоты леса и даже выпрыгивавшие буквально из-под ног косуляки и кролики капату его не занимали.

Сбивая в кровь подушечки мягких лап, он прыгал с уступа на уступ, поднимаясь все выше в горы, пытаясь разыскать старого отшельника Словорека. Он единственный мог прийти на помощь, вот только кому — княжич так ни не понял, ибо образы Кристин, Савитри, маленькой царевны и матушки слились для него в единый образ прекрасной и хрупкой женщины, которую он должен был защищать до последней капли крови. Он увидел ослепительную вспышку скорчера, почувствовал, как заряд плазмы взрывает его тело невыносимой болью… и проснулся от того, что в соседнем боксе кто-то тихо, но горько плакал.

Поскольку сна не осталось ни в одном глазу, Синеглаз на всякий случай ощупал грудь, убедившись, что она цела, откинул одеяло и, неслышно ступая по полу босыми ногами, выбрался в коридор. К счастью, двери боксов в этом отделении лазарета не запирались, и он, тихонько постучавшись, заглянул в соседний бокс. На смятой постели сидела тихая девочка из параллельного класса. Ее звали Камилла, ее перевели в лицей недавно откуда-то с нижних уровней, она очень тосковала по маме и сестренкам и из-за этого постоянно становилась предметом насмешек ненавистного Хорхе и его прихлебателей.

— Опять Камилла нюни распустила! — показывал на нее пальцем сын охотника, вызывая у своей свиты подобострастный смех.

— Да ей что поплакать, что отлить, разницы не видит! — сбивался он на явную грубость под одобрительное улюлюканье восторженно спущенной со шлейки своры.

Не то чтобы Синеглаз не выносил женских слез. С наложницами из отцовского гарема он и сам позволял достаточно жестокие шутки, поскольку те своими дрязгами и интригами просто изводили его мать. Однако Камиллу он с самого начала взял под свою опеку. Пару раз даже сцепился с Хорхе и получил от его дружков хороших тумаков и нагоняй от воспитателей. Уж очень эта Камилла напоминала ему маленькую царевну, да и попала в треугольник Эхо с той самой загадочной планеты Земля, откуда пришли вестники.

— Ты чего плачешь? — осторожно спросил княжич, проскользнув в комнату и закрывая за собой дверь. — Болит что-то?

— В том-то и дело, что нет, — всхлипнула Камилла.

— А что ты тогда тут делаешь? — удивился Синеглаз.

— Врач сказал, что у меня больные почки и мне нужна операция, но я же знаю, что совершенно здорова. Мы перед полетом как раз сдали все анализы, а здесь я тоже ни на что не жаловалась. Даже простудой не болела. Да и кто б меня просто так взял на верхние уровни, не будь я совершенно здорова. Мутантов и калек здесь не держат.

— Тогда в чем же дело? — помотал всклокоченной со сна головой сбитый с толку Синеглаз.

— Соседка по палате рассказала, что мои почки понадобились кому-то из городского совета, — понизив голос, пролепетала Камилла. — Так здесь нередко делают, если параметры совпадают. Для этого на нижних уровнях ищут здоровых детей, отбирают их у родителей или используют сирот, за которых некому вступиться. А еще над воспитанниками приюта ставят опыты, пытаются вывести из них каких-то сверхлюдей.

Синеглаз на всякий случай опустился на койку. Ноги резко перестали его держать. То ли он еще не окреп, то ли новость так его ошеломила. Если бы он не общался с Савитри, Бренданом и Кристин и не видел, как подействовали ловушки против медуз на охотников, он бы ни за что не поверил. Он и сейчас верить не очень-то хотел, хотя и предполагал, что его кровь, которую из него во время анализов выкачали немало, тоже использовали для создания универсальных солдат или каких-то чудовищ похуже. Но какую ценность могла представлять маленькая Камилла?

— Я не понял, зачем воротилам из совета понадобились твои почки? — осторожно поинтересовался Синеглаз. — В вашем мире ведь умеют выращивать новые органы из тканей самого больного или печатают их на трехмерных принтерах.

Он знал, что говорил, ибо видел пару раз Шварценберга без экзоскелета и слышал рассказы Семена Александровича и воинов травяного леса о том, как в мире вестники лечат после плазменных ранений.

— Эти технологии слишком сложные, и они остались за пределами треугольника, — скорбно вздохнула Камилла, и ее глаза снова наполнились слезами. — Принтеров тут мало, и те, которые находят в исправном состоянии на разбившихся кораблях, зачастую используются для производства жизненно необходимых городу деталей и оборудования. Про технологию выращивания — и говорить нечего. Манипуляции такого уровня и у нас в Содружестве — вещь недешевая и доступная не всем. А здесь вообще приходится выживать и лечиться, как пятьсот лет тому назад.

Насчет пятисот лет Синеглаз только насмешливо фыркнул. Он не далее как позавчера видел, какие сложные операции проводит Кристин. С другой стороны, если бы она могла вырастить полноценные легкие, вряд ли столько лет бы мучилась, страдая от жабр.

— А может быть, эта твоя соседка просто решила тебя напугать? — цепляясь за последнюю надежду, с мольбой глянул он на девочку.

Та лишь опустила голову так, что светлые пряди закрыли ее лицо.

— Ее забрали на такую же операцию уже неделю назад, и она до сих пор не вернулась, — скорбно отозвалась Камилла. — И в реанимации ее нет. Я проверяла.

Синеглаз почувствовал, что воздух, как в недавнем сне, не может проникнуть в легкие, будто они схлопнулись, надорвавшись, или сгорели от пучка плазмы. Хотелось выть или рвать кого-то когтями. То-то бедная Эйо на всякий случай держала под рукой биту, чтобы отбиваться от так называемой службы опеки.

— Мы что-нибудь придумаем, ты только не плачь, — как мог успокоил княжич Камиллу. — Когда тебе должны делать эту операцию?

— Через четыре дня, — ответила девочка, и в ее голосе появилась тень надежды. — Пока проводят полное обследование.

— До этого времени я заберу тебя и отведу к маме и сестрам.

Вернувшись к себе, Синеглаз почти сразу связался с Кристин. Она тоже уже не спала, тем более что время приближалась к местному утру.

— Как открыть потайной ход на плантации? — без обиняков спросил он.

— Зачем он тебе? — удивилась девушка. — Разве в лицее ты не в безопасности?

— Какая тут к Трехрогому безопасность, — не сумел сдержаться Синеглаз. — Ты знала, что у вас в городе детей у родных забирают и расчленяют на органы?

— Если бы мы с отцом с этим смирились, — с горечью отозвалась Кристин, — то сидели бы сейчас в комфортабельных апартаментах под куполом, а не рисковали жизнью на пустоши.

Синеглаз вспомнил обожженные руки Маркуса Левенталя и самоотверженность Кристин и не посмел больше ни в чем ее упрекнуть, лишь поблагодарил за код, который утром сообщил на всякий случай Камилле. На душе у него было тревожно. Когда он после разговора ненадолго заснул, увидел отца, который держал в руках священную скрижаль. Это означало, что он намерен вновь надеть чужую личину, нимало не заботясь о том, где и в каких далях обретается его сын.

Вечером, когда лазарет обезлюдел, Синеглаз снова пробрался к Камилле.

— Я тебе тут скажу одну вещь, только ты не удивляйся, — заговорщицки наклонился княжич к девочке, прислушиваясь, не идет ли кто из медперсонала. — Если к тебе сегодня или завтра в палату заглянет дикий зверь, похожий на вашего горного льва или тигра, не пугайся. Это мой друг, и он знает, как пройти вниз, минуя защитные поля.

Синеглаз так и не понял, поверила ли Камилла или нет, но это не имело значения. Посреди ночи он почувствовал, как руки и ноги превращаются в сильные когтистые лапы, уши обретают способность двигаться, плоский шершавый язык с легкостью облизывает нос и мохнатую морду, а бока покрывает серая шерсть.

Смачно потянувшись, он втянул носом воздух и зарычал, прижав уши и яростно нахлестывая себя хвостом по бокам. Профессор Нарайан находился настолько близко, что роу-су ощущал его запах: еле уловимый дух тления, который от чуткого нюха горного кота не смогли бы спрятать никакие благовония. Синеглаз весь подобрался, готовый к смертоносному броску. Между лицеем и кабинетом главы научного отдела всего пара этажей, которые он успеет покрыть еще до того, как его обнаружат охранники. Всего один прыжок, и он сумеет вонзить зубы в горло безумного экспериментатора и убийцы детей.

К счастью, уже в коридоре княжич ощутил более близкий и безыскусный запах Камиллы. Человеческий рассудок постепенно подчинял инстинкты грозного и опасного зверя, напоминая, что роу-су на охоте в горах тоже проявляют осторожность. Что толку, если он даже преодолеет защитное поле. Охранники все равно его заметят и встретят хорошо если с парализаторами. А он обещал отвести Камиллу к родным.

Девочка словно ждала его, сидя поверх постели. Видимо, не совсем осознанный рык ее разбудил. Она не заплакала, не закричала, не стала звать на помощь. Тихонечко встала, надела поверх пижамы теплую кофту и, опасливо озираясь, вышла вслед за ним в коридор.

Они миновали защитное поле, охранявшее лицей, и проникли в освещенные искусственным светом сады. На панорамной площадке под куполом стоял, сгорбившись, Хорхе. Синеглаз хотел было уже спрятаться, но потом понял, что сын охотника их попросту не видит. Он смотрел куда-то за горизонт, и руки его сжимались в кулаки. Во время вечернего обхода врачи обсуждали новость о гибели ударной группировки, принесенную в город одним из выживших.

Синеглаз не стал унижаться до праздного злорадства, однако почувствовал тревогу. Если в городе начнется заварушка, Хорхе и его приспешники горой встанут за Нарайана. Впрочем, пока об этом думать не получалось. Не встретив на пути охраны, они с Камиллой добрались до спасительной двери и, набрав код, оказались в лабиринте шахт и переходов. Синеглаз сначала растерялся, но потом вновь почувствовал запах Кристин. Он не знал, не подстроил ли все это Нарайан, но вместе с Камиллой шел навстречу и наперекор судьбе.

Загрузка...