Билеты ждали их у входа, как и было обещано Римо, когда он доложил Смиту по телефону о своем прибытии.
Чиун выхватил билеты из рук Римо, критически их оглядел и один вернул своему ученику.
– Это твой, – заявил он решительно.
– Откуда ты знаешь? На них же не написаны наши имена.
– У него меньший порядковый номер, чем у моего билета.
Служащий провел их в студию, которая уже была почти заполнена.
– И что? – спросил Римо.
– Это значит, что у меня будет место лучше, чем у тебя.
– Здесь этот принцип не работает, – лениво возразил Римо.
Служащий подвел их к заднему ряду и показал на два свободных стула.
– Вот видишь, – сказал Римо, пропуская Чиуна вперед. – Мы оба сидим в заднем ряду. Это Смит придумал, уж можешь мне поверить.
– Большое видится на расстоянии, – высокомерно изрек Чиун, намеренно наступая на ноги тем из зрителей, которые не встали, чтобы пропустить его. Потом уселся на свое место, раскинув кимоно – словно цветастым покрывалом застелил мягкий диван.
– Это точно, – согласился Римо и сел на стул рядом с Чиуном.
Почти тут же из динамиков грянула музыка, оповещая о начале шоу, а красный занавес взвился, открывая сцену. Перед Римо оказался оператор с камерой и полностью заслонил обзор.
– Я ничего не вижу! – возмутился Римо.
– А я все вижу прекрасно, – довольно отозвался Чиун.
– А мне плевать, – заявил Римо, и тут как раз на сцену вышла Копра Инисфри. – Я понять не могу, что ты в ней находишь.
– Она громкая, грубая и противная.
– И именно это ты в ней находишь привлекательным?
– А другие разве нет? – пожал плечами Чиун.
– Не уверен, – с сомнением произнес Римо, оглядывая аудиторию.
В студии было неожиданно много азиатов. Вьетнамцы. Вид их лиц пробудил у Римо воспоминания.
– Она напоминает мне корейских фокусников, – пояснил Чиун. – Каждую весну они раскрашивают себе лица, напяливают яркие разноцветные одежды и устраивают разные представления для деревенских жителей. Иногда они изображают безудержное веселье, а иногда льют слезы, как из прохудившегося водопроводного крана.
– Клоуны, что ли?
– Вот-вот. Именно. Я забыл слово. Спасибо, Римо, что подсказал.
– Кажется, я начинаю что-то понимать, – сказал Римо.
А внизу, на сцене, Копра Инисфри схватила микрофон:
– Сегодня у нас заготовлен потрясающий сюрприз! – заорала она. – Я обещала вам рассказать о домашних любимцах наших военнопленных, оставшихся во Вьетнаме, но у меня есть для вас кое-что получше. Наш гость – мужественный вьетнамский джентльмен, который пешком, босиком, прошел по территориям, охваченным войной, пересек две государственные границы, и все только для того, чтобы рассказать вам сегодня нечто потрясающее. Леди и джентльмены, мистер Кунг Ко Фонг!
Аудитория разразилась аплодисментами. Мастер Синанджу залился гомерическим хохотом. Он продолжал смеяться даже тогда, когда аплодисменты стихли. Несколько раздраженных лиц повернулось к нему.
– Над чем смеешься, папочка? – шепотом поинтересовался Римо.
– Да ведь она такая забавная. Разве до тебя не дошла шутка о мужественном вьетнамце? Вьетнамец – и мужественный! Хе-хе! Да кто когда о таком слышал? Хе-хе-хе!
– По-моему, она говорила это на полном серьезе.
– Вздор, Римо! – отрезал Чиун, поправляя складки кимоно. – Она никогда не говорит серьезно. Ее работа состоит в том, чтобы нас смешить. Она – Копра, великий клоун. Слушай дальше!
Римо поудобнее устроился на стуле, а на сцену тем временем вышел невысокий жилистый вьетнамец. Он пожал Копре руку, робко улыбнулся и сел.
– Прежде чем мы дойдем до самой сути того, о чем вы нам собираетесь сегодня поведать, Фонг, почему бы вам не рассказать зрителям в студии то, о чем вы мне рассказывали за кулисами.
– Я из Вьетнама, – неуверенно произнес Фонг.
– Мы об этом уже знаем, дорогой мой. Оставьте это и переходите к сути.
– Я плохо по-английски. Я учился у американцев в трудовой лагерь.
– Нет-нет, это вы взяли слишком резво. Сначала просто расскажите нам о своей жизни во Вьетнаме.
– Я родился, шла война, – аккуратно выговаривая слова, начал Фонг. – Оба родителя работали для правительства Южный Вьетнам. Оба посадили в лагерь, я был маленький. Я остался один. Я хотел уехать из Вьетнама. Нет денег, надо платить капитану корабля. Поймали. Сказали: я предатель. Посадили меня в трудовой лагерь. Потом перевели в другой лагерь, там американцы.
– Об этом мы поговорим чуть позже, – прервала его Копра. – Расскажите нам, как вам удалось выбраться из Вьетнама.
– Я убил охранника. Быстро бежал. Потом шел. Я шел по Камбодже. Потом сел в лодку. Хотел плыть в Малайзию, но вернулся, потому что пираты. Когда снова на землю, понял: я в Таиланде. Пошел в лагерь беженцев. Рассказал, но мне никто не верил. Все говорили: вьетнамцы всегда рассказывать о пленных – хотят попасть в Америку. Говорили: я неправда. А я правда. Я убежал, чтобы сказать миру правда.
Я хочу помочь моим американским друзьям. Американцы со мной очень хорошо в лагере. Делились рисом.
Чиун хохотнул:
– Ты слышал, Римо? Вьетнамец – и говорит правду! Хе-хе! Это противоречит их природе.
– Я тоже ему не верю, – мрачно заметил Римо. – Все это – рекламный трюк. Он все выдумал только для того, чтобы попасть на телевидение. Никаких американцев во Вьетнаме нет. Во всяком случае, живых.
– Тогда почему ты не смеешься? – поинтересовался Чиун.
– Потому что я не вижу во всем этом ничего смешного.
– Может быть, ты просто не способен оценить вьетнамский юмор так, как я. Все дело в твоей национальности.
– Я не способен оценить ложь. И я не люблю, когда люди эксплуатируют память павших американских солдат в корыстных целях.
А тем временем на сцене Копра Инисфри просто запрыгала от волнения. Браслеты на ее толстых запястьях звенели, когда она поправляла шарф, скрывавший не менее двух подбородков.
– А теперь, прежде чем дать возможность Фонгу поведать свою историю – а это просто потрясающая история, уверяю вас, – я сама расскажу одну историю. Я нашла этого человека в лагере для беженцев, и когда услышала его рассказ, то поняла, что просто не могу дождаться часа выхода передачи в эфир. Я даже согласилась оплатить переезд Фонга в Америку. И как, может быть, многие из вас уже слышали в утреннем выпуске новостей, на нас в аэропорту Лос-Анджелеса было совершено нападение. Мы не знаем, кто на нас напал. Мы не знаем почему, но мы абсолютно уверены, что это был кто-то, кто очень не хотел, чтобы Фонг поведал вам свою историю. К счастью, никто не был убит. Слава Богу! Но несколько человек получили ранения, и я сама пострадала.
Аудитория разразилась аплодисментами, отдавая дань уважения высочайшему мужеству Копры Инисфри.
– Благодарю! Благодарю вас! – Копра помахала аудитории рукой, и браслеты снова зазвенели. – Но сегодня не я – герой передачи. Настоящий герой – Фонг. Итак, Фонг, – обернулась она к растерянному вьетнамцу, – теперь приступайте к самой удивительной части вашего рассказа.
– В другой трудовой лагерь я встретил американцев. Они воевали в войне. Все еще живы. Военные пленные.
– А как их зовут, Фонг? Вы помните их имена?
– Одно имя – Бойетт, еще одно – Понд. Еще там Коллетта, Маккейн и Уэнтворт. И еще один человек – большой, черный, как вы, зовут Янгблад.
Римо, который к этому времени уже оставил попытки через головы аудитории рассмотреть, что происходит на сцене, неожиданно выпрямился на стуле.
– Я знал во Вьетнаме парня по имени Янгблад. Негра. – Голос Римо звучал странно.
– Фьюти-фьюти-фьюти, – отозвался Чиун, начавший испытывать некоторое раздражение. Копра Инисфри уже несколько минут не говорила ничего смешного.
– И как давно вы встретили этих людей? – спросила Копра Фонга.
– Два года. Меня послали в этот лагерь, потому что я немного знаю по-английски. Начальник лагеря, капитан Дай, он хотел меня шпионить за американцы. Если они захотят убегать, я должен сказать. Я это не делал. Капитан Дай очень сердился. Сказал: он меня сломает, но я упрямый. Не сдавался. Он бросил меня в домик, там жили американцы. Они стали мои друзья, и я тоже стал их друг.
– И все изменилось около месяца назад, так? – спросила Копра.
– Да. Капитан Дай разбудил нас ночью. Лагерь переехал. Мы не знали, что случилось. Нас сунул контей... такой железный ящик, потом увез на грузовик. Американцы думали: они умрут, но я знал по-другому. Я с ними договорился. Я убежал. Обещал приехать в Америку, рассказать миру и найти помощь.
– Ну, а как мы убедимся, что вы говорите правду?
– Есть доказательство, – ответил Фонг.
– И вот мы подходим к самому главному! То, что вы сейчас увидите, – это не особый вьетнамский стриптиз, но самое настоящее, подлинное доказательство того, что американские солдаты против своей воли удерживаются во Вьетнаме. Покажите нам, Фонг.
Фонг встал и вежливо поклонился аудитории. Потом снял пиджак и повесил его на спинку стула. Расстегнул манжеты рубашки и снял ее.
– Итак, вы готовы? – возгласила Копра. – Оператор, готовьтесь снимать крупным планом. Мы в прямом эфире, друзья. Сейчас вы увидите ход самой истории. Ну, вперед, Фонг, дружище!
Фонг начал поворачиваться спиной к публике.
– Это полный разврат, – проворчал Чиун. – Они что, последний стыд потеряли? Как можно заставлять нас смотреть такую гнусную порнографию?
– Тише, папочка, – прервал его Римо. Он был необычайно серьезен. – Я хочу это увидеть.
Вдруг в первом ряду какой-то человек вскочил со своего места.
– Умри, предатель! – выкрикнул он по-вьетнамски и вскинул руку.
Раздалась короткая очередь. Фонг с выражением крайнего удивления на лице резко дернулся, будто прикоснулся к оголенному проводу. В его груди появилось с десяток маленьких отверстий. Задник сцены внезапно окрасился в красный цвет.
Время словно замерло. Несколько мгновений, а может, целую вечность Фонг простоял на подгибающихся ногах, потом не удержался и рухнул на пол.
Зрители разом охнули, когда их взорам предстало красное месиво, некогда бывшее спиной Фонга.
Потом все повскакали со своих мест и бросились к выходу. Студию наполнили возбужденные крики на английском и вьетнамском. Но все шумы перекрывал вой, подобный вою раненого буйвола. Крик Копры Инисфри.
Римо вскочил с места.
– Чиун, догони этого парня! Задержи его, а я позабочусь о Фонге.
Мастеру Синанджу не надо было давать указаний. Он уже давно вскочил со своего места и скакал в направлении выхода, ступая обутыми в сандалии ногами по головам и плечам публики. В развевающемся кимоно он парил над зрителями, стараясь при этом, чтобы под ноги ему попадались только вьетнамские головы.
Видя, в какое возбуждение пришла публика, Римо высоко подпрыгнул и ухватился за потолочную балку. Потом по-обезьяньи скакнул туда, где, как экзотические фрукты, висели софиты. Еще три прыжка – и вот он уже на сцене. При этом Римо тщательно следил за тем, чтобы его лицо не попало в поле зрения телекамер. Не хватало еще стать телезвездой общенационального масштаба!
Римо опустился на колени перед распростертым на полу Фонгом. Вьетнамец бился в предсмертных судорогах. Римо знал, что это конец. Вся спина Фонга была в дырках – пули прошли навылет. Римо приподнял голову Фонга и осторожно перевернул его на спину.
На груди Фонга вздувались и лопались красные пузыри. Пули пробили легкие. Римо тысячи раз видел такие ранения во Вьетнаме. Он печально покачал головой.
– Я... обещал... Янгблад... – с трудом выговорил Фонг, булькая горлом. – Кто-нибудь... туда... Помогите освободить американцев.
– Я это сделаю, – тихо сказал Римо. – Я обещаю.
На губах Фонга выступила кровавая пена, он в последний раз всхлипнул и закрыл глаза.
Римо опустил голову Фонга на доски сцены и опять перевернул его на живот. Вся спина Фонга была залита кровью. Но чуть пониже, почти у самого копчика, Римо увидел, что из-под крови проступает какая-то надпись.
Римо аккуратно стер кровь. Всего две строчки: имя – Дик Янгблад, и девиз по латыни: “Семпер Фи”.
– Дик, – тихо произнес Римо.
Рядом, на полу, раскинув руки, как раненая птица, валялась Копра Инисфри. Римо стряхнул с себя минутное оцепенение и подошел к ней.
– Я ранена! Меня убили, – стонала Копра Инисфри. – Подумать только, какой нас ждет рейтинг!
– С вами все в порядке, – заверил ее Римо.
– Посмотрите на мою грудь. Кровь!
– Это не ваша кровь. Это кровь Фонга. Давайте я помогу вам встать.
Копра шлепнула его по руке.
– Не прикасайтесь ко мне своими кровавыми руками! На мне платье от самого Холстейна. Ну-ка дайте мне лучше микрофон.
Римо нахмурился, но поднял с пола микрофон и передал Копре.
Копра поднесла микрофон к губам и, глядя в потолок, заученным тоном произнесла:
– Мы вернемся после рекламной паузы. Потом микрофон выпал у нее из руки, и она зарыдала. Римо с отвращением покачал головой и сошел со сцены. Студию уже очистили от публики. Операторы сидели за камерами с равнодушным видом, словно все, что они только что засняли, происходило в муравейнике, а не в человеческом сообществе. Режиссер программы пришел в себя и, увидев неподвижно распростертую на полу тушу Копры Инисфри, затравленно воскликнул:
– Нет, только не это – только не Копра!
Закрыв лицо руками, чтобы не попасть в объективы телекамер, Римо выскользнул через запасной выход и принялся искать Чиуна. Мастер Синанджу был в вестибюле. Чиун попирал ногами судорожно дергающегося вьетнамца с тоненькими усиками. Вьетнамец изрыгал проклятия, и Чиуну пришлось усмирить его шлепком сандалией. В руках у Чиуна были целые гроздья вьетнамцев, которых он держал своими тонкими изящными пальцами с длинными ногтями за воротники рубашек.
– Ну, вот, – горько заметил Чиун, – опять ты взвалил на меня самую грязную работу.
Римо без слов поднял залитые кровью руки.
– Я допускаю, – продолжал Чиун, – что бывают работы и погрязнее, чем ловля кишащих вшами вьетнамцев. – И выпустил своих пленников.
– Который из них нам нужен? – спросил Римо.
– Откуда мне знать? – пожал плечами Чиун. – У всех вьетнамцев лица похожи на подгоревшее печенье. Как можно отличить одно печенье от другого?
– Я не видел лица убийцы. А ты?
– Нет. Я преследовал его до этого самого места, но со спины они все друг на друга похожи.
– На нем была голубая рубашка, – сказал Римо, внимательно разглядывая вьетнамцев, пойманных Чиуном. В голубую рубашку был одет только один из них.
– Ты, – обратился к нему Римо. – Вот ты-то нам и нужен.
– Нет! – запротестовал вьетнамец. – Я не стрелял. Я американец. Натурализованный.
Римо схватил вьетнамца за запястья и легонько сжал их, пальцы у того разжались, а кисти безвольно повисли. В руках ничего не было. Римо наклонился и понюхал ладони.
– Порохом не пахнет. Давай обнюхаем остальных. – И Римо учинил тотальную проверку. Ничьи ладони не пахли порохом – а обоняние у Римо было так хорошо развито, что он учуял бы этот запах и спустя несколько часов после стрельбы. На всякий случай он обыскал всех вьетнамцев. Ни один из них не был вооружен.
Чиун расхаживал туда-сюда по спине вьетнамца, распростертого на полу.
– Этот тоже не вооружен, – сообщил Чиун.
– Ты упустил его, – упрекнул Римо.
– Я старался. Но как можно было ожидать, что в одном месте окажется сразу так много вьетнамцев? Может быть, нам надо одному из этих негодяев оторвать голову и принести ее Императору Смиту? Кто сумеет заметить подмену?
– Мы сами, – ответил Римо. – Ладно, пошли. У нас есть важные дела.
– Да? – удивился Мастер Синанджу и сошел со своего вьетнамского пленника. Выходя из здания, Чиун вытер ноги о коврик у дверей.
– Какие дела? – поинтересовался Чиун, заметив решительное выражение лица Римо.
– Там, в студии, я дал обещание. И теперь Смит должен помочь мне его исполнить.