ДОЛЖНОСТЬ ПОЧЕТНАЯ И ОТВЕТСТВЕННАЯ

I. КТО ТЫ, АБИТУРИЕНТ?

Здравствуй, племя

Младое, незнакомое!

А. С. Пушкин

В этой части записок хотелось бы прежде всего рассказать о трудоемкой, беспокойной и очень ответственной работе ректора. О деятельности ректора пишут мало, и если кое-где и промелькнет статья, то непременно только в критическом плане. Но это между прочим.

В 1956 году я был назначен ректором одного из старейших, прославленных коллективов, каким является 1-й Московский медицинский институт, и руководил этим учреждением более 10 лет. Как уже рассказывалось, прошел здесь все этапы пути в науку, начиная со студента, аспиранта, ассистента и кончая профессором — заведующим кафедрой, получил идейную закалку. Будучи ректором, одновременно занимался научными исследованиями, читал лекции студентам, готовил научные кадры.

Итак, работа ректора…

О работе директора завода или фабрики обычно судят по тому, как предприятие справляется с планом; выполняет план — хвалят директора, лихорадит завод, выдает он плохую продукцию — ругают.

А как оценить работу ректора медицинского института? Ведь сфера его обязанностей очень обширна. Это прежде всего не только подготовка врачей, но и руководство научной деятельностью института, а если при институте есть клиники, то и лечебной. Не мыслю себе ректора, который был бы только администратором и не занимался наукой, не преподавал. Конечно, можно сосредоточить внимание на том, как студенты осваивают теоретический и практический курс медицины. Но этого далеко не достаточно для подготовки хороших врачей. Безусловно, комплекс самых различных профессиональных знаний, которые получает студент, — основа основ. Без этого вообще нельзя работать ни в одной области. Но врач — профессия особая. Если молодой медик не умеет или не хочет отдать своему делу не только знания, но и все силы, сердце, хорошего специалиста из него не получится. А ремесленников в медицине быть не может, не должно быть! Не такая это профессия, медицина.

Но попробуй определи, выпускает институт настоящих врачей или ремесленников, единственное достоинство которых — большее или меньшее количество знаний и навыков.

После окончания института молодые специалисты разъезжаются в разные уголки страны, и связь с ними прерывается на долгие годы. Редко кто подает о себе весточку. И лишь спустя 5—10 лет, когда выпуск по традиции соберется на встречу, можно вновь увидеться со своими бывшими питомцами.

На таких встречах, однако, как-то не принято говорить о недостатках и пробелах в институтской подготовке, которые испытали на собственном опыте молодые врачи. В эти вечера вообще забывается все плохое: скучные лекции (а в каком вузе их не бывает?), теснота и отсутствие уюта в Малопироговском общежитии, однообразие меню в студенческой столовой. И уже никто не сердится на особенно требовательного профессора, подчас заставлявшего студентов по нескольку раз пересдавать свой предмет.

Приятно бывать на таких встречах. С какой трогательной теплотой встречают врачи-однокашники своих профессоров и преподавателей! Эти минуты едва ли не самые счастливые в нашей преподавательской жизни.

Организаторы таких встреч, чаще всего москвичи, задолго известят о дне сбора товарищей по выпуску, соберут о них необходимые сведения, обобщат их и даже напишут доклад, из которого явствует, кто чего достиг за эти годы. Кто стал кандидатом или доктором наук, заслуженным врачом, кто отмечен правительственной наградой. Им бурно аплодируют. Ну, а других тоже не забудут, найдут причину сказать теплое слово.

…Аудитория долго не может успокоиться. Слышатся взаимные приветствия, восклицания, шутки, громкий смех. Председатель ничего не может поделать, беспомощно разводит руками и терпеливо ждет, когда все рассядутся по местам, где сидели раньше, когда слушали лекции.

И вот нет уже здесь ни главных врачей, ни кандидатов наук, ни ассистентов, которые так солидно подходили к родному институту, старательно скрывая волнение, а есть веселые, оживленные студенты, пришедшие в аудиторию на очередную лекцию.

А потом, после собрания, бывшие студенты разбредутся по кафедрам, клиникам, и вместе со своими наставниками долго будут вспоминать минувшие дни, занятия и лекции, будут вспоминать, как выхаживали больных или ставили опыты и как подчас, устав до изнеможения, засыпали прямо в дежурке.

Со смехом вспомнят, что за пропуски лекций чаще доставалось… примерным студентам, а заядлым прогульщикам все сходило с рук. Их по привычке «покрывали» старосты. Зато на практических занятиях никакие уловки не помогали: преподаватель видел всех, как на ладони, и был неумолим. За прогулы приходилось отрабатывать дежурствами в клинике.

Много теплых слов говорится на этих встречах в адрес медсестер, нянечек, учивших будущих врачей выхаживать больных. Теперь-то молодым медикам особенно ясна их роль! Не случайно известный наш профессор В. Ф. Снегирев вывесил у себя в акушерско-гинекологической клинике рядом с портретом Дарвина и Пирогова портрет няни Макаровой с надписью: «Выходила тысячу послеоперационных больных».

— До сих пор не умею делать внутривенные вливания так, как Галина Волкова из хирургической клиники, — сокрушается один уже опытный врач. — Больной, бывало, и охнуть не успеет. Благоговею перед ее искусством и посылаю к ней сестер на практику…

Воспоминаниям нет конца. Одна рассказывает, как ей, старшекурснице-практикантке, впервые поручили сделать молодому человеку перед операцией клизму. Она стеснялась, мучилась, сгорая со стыда, пока опытная няня в одно мгновение не поставила все на свое место.

— А мне не удавались банки! — вспоминает собеседница, тоже уже опытный врач. — То спину обожгу больному, то банки отваливаются. Спасибо нашей тете Поле: многому она меня научила…

Дружеские встречи, задушевные беседы и воспоминания надолго останутся в памяти и бывших выпускников, и преподавателей института. Жаль, что не участвуют в них студенты-старшекурсники. В это время у них либо экзамены, либо каникулы. А сколько они могли бы почерпнуть на этих встречах, как изменилось бы их представление о некоторых предметах, которые почему-то повелось считать второстепенными! При всей эрудиции врач не может рассчитывать на доверие больного, если он не может попасть иглой в вену или поставить банки. Врач должен уметь делать все это не хуже самой квалифицированной сестры, вернее, лучше.

Молодой специалист, в сущности, каждый день держит экзамен. Но если спросить студента или выпускника, какие экзамены были для него самыми трудными, он, не задумываясь, ответит: вступительные!

Ну, а если спросить ректора, какое время в году для него самое тяжелое, он, наверное, тоже не задумываясь, скажет: август!

Вот уже много лет поступающие в медицинский институт должны не просто выдержать экзамен, но и выйти победителем в конкурсе 6—8 человек на место, то есть набрать наибольшее число баллов. Подобный подход, казалось бы, создает видимость полной объективности.

Видимость? Нет, я не оговорился, поскольку веду речь не об отборе абитуриентов вообще, а именно, о подавших заявления в медицинские вузы. Что и говорить: природные способности, знание общеобразовательных дисциплин, которые выявляются на экзаменах и оцениваются баллами, дают определенную гарантию, что абитуриент сможет учиться. Но ведь эти же условия позволяют ему поступить в любой вуз. Почему же он выбрал именно медицинский?

Замечу для начала, что многие молодые люди «спокон веку» выбирали профессию исходя из самых различных мотивов и соображений.

Джозеф Листер, основоположник антисептики, выбрал профессию врача, чтобы «трудиться на благо ближних». С. П. Боткин вначале поступил на математический факультет университета, а уже потом изменил свои намерения и стал медиком. Да каким! Основателем знаменитой русской терапевтической школы.

Известный французский хирург-экспериментатор Р. Лериш в своих воспоминаниях пишет о том, что был поглощен идеей пойти «на службу человеку, думая только о его боли, страданиях, его незащищенности в схватке со страшным чудовищем, каким является болезнь».

Выдающийся русский хирург А. А. Бобров избрал профессию врача, пережив в детстве тяжелое потрясение. Его мать стояла в легком платье у топившейся печки. Платье неожиданно вспыхнуло факелом, и мать получила тяжелый, смертельный ожог…

Как-то в «Известиях» я прочел статью «162 мечты». Многие ученики московских школ решили: будем врачами. Как они объясняли свой выбор? Одна девушка писала: «Мне всегда нравились люди в белых шапочках и белых халатах». Вторая объявила: «Мне с детства запомнился врач, который меня лечил…»

Не знаю, может быть, и та и другая станут отличными врачами. Ну, а как все же сделали выбор те 350, которые ежегодно поступают на лечебный факультет 1-го медицинского института? Чем объяснить, что в среднем 10 процентов, то есть 35 человек из них, в течение первого же семестра показывают неспособность или нежелание серьезно учиться и остывают к врачебной профессии (а в то же время на вечерних факультетах, куда поступает молодежь, уже поработавшая в медицинских учреждениях, отсев бывает крайне незначительным).

Мы еще мало думаем над всеми этими вопросами, плохо знаем поступающих, подчас отказываемся от тех возможностей, которые хоть в какой-то степени могли бы помочь «раскусить» абитуриента. Мы не проводим собеседований, а ведь не так уж трудно опытному педагогу даже в короткой беседе составить представление о 18-летнем молодом человеке, его познаниях и склонностях. Не придается, к сожалению, должного значения и характеристике из школы, где учился поступающий. А ведь наши коллеги в средних школах, хорошо зная своих питомцев, могут подсказать им, куда лучше поступить: в медицинский, педагогический или технический вуз. Если, скажем, школьник все годы учился по физике на тройки, вряд ли стоит поддерживать его желание идти на физико-математический факультет. Вот почему, думается, в основу конкурса должны быть положены оценки в аттестате, рекомендация педагогического совета школы и обстоятельное собеседование с абитуриентом.

С 1972 года правилами приема в вуз предусматривается введение новой «отметки» — среднего балла аттестата, входящего в общую сумму проходного балла. Кроме того, не будет более «флюса» в сторону профилирующих дисциплин: оценка по литературе займет подобающее место среди других дисциплин, по которым проводятся вступительные экзамены.

Полезным оказался в медицинских вузах вступительный экзамен по биологии. Он помогает выяснить в беседах с поступающими увлеченность того или иного абитуриента проблемами живого организма, эволюционным учением, бионикой, отношениями биосферы и человека. К сожалению, в средней и высшей школе недостаточно внимания уделяется молодежи, увлекающейся основами биологии, не поддерживается интереса к этой области так, как это делается в отношении тех, кто проявляет склонности или способности к музыке, математике, физике и т. д. До сих пор что-то не слышно о «биологически» одаренной молодежи, среди которой можно было бы предугадать будущих Пироговых, Павловых, Боткиных…

Если бы можно было набирать студентов-медиков из увлеченных, осознанно стремящихся научиться искусству помогать больным, тогда не приходилось бы затрачивать столько энергии на уговоры студентов заниматься добросовестно. Увы, увлеченные и одержимые идеалами нашей профессии не составляют пока большинства студентов. В этом убеждает меня многолетняя педагогическая деятельность в институте.

Улучшению отбора поступающих в медицинский институт могли бы способствовать письменные экзамены, например, по биологии или химии, то есть по предметам, на основе которых прежде всего и развивается медицина. Вместе с тем следует сохранить и устные экзамены — в той мере, в какой необходимо для полного ознакомления с подготовкой молодых претендентов. И наконец, как мне кажется, в отборе будущих студентов самое непосредственное участие должны принимать сам декан факультета и его заместитель, ведущие профессора и преподаватели института. Существующий порядок, когда вступительные экзамены принимают главным образом преподаватели средней школы, а учить будут преподаватели вуза, вряд ли оправдывает себя.

Ошибка в выборе любой профессии всегда опасна. Но она трагична, когда молодой человек решил, без призвания и способностей к тому, стать врачом. Ведь именно от него зависит судьба сотен и тысяч больных, которые надеются на врача и ждут от него помощи.

Я всегда вспоминаю слова своего учителя, замечательного педагога и терапевта М. П. Кончаловского, который говорил: «Можно быть плохим писателем, слабым художником, бездарным актером, но преступно быть плохим врачом. Он может стать невольно убийцей».

Никогда не забываю этих мудрых слов своего учителя, подолгу вглядываясь в лица юношей и девушек, которые приходят с заявлениями о приеме в наш институт. Почему они решили стать именно врачами? Может быть, их действительно прельстил белый халат и сверкающие чистотой операционные, которые столь часто показывают в кино и по телевизору. Кто из абитуриентов имеет представление о будничной, тяжелой, ответственнейшей работе врача, его сомнениях и терзаниях, о бессонных ночах, о горечи неудач… Кто из вас, молодые люди, думает об этой стороне врачебной профессии? По силам ли вам все это? Очень мало знают о том, как тяжела и сложна профессия хирурга или врача-акушера.

Известный терапевт академик АМН СССР И. А. Кассирский, влюбленный в свою специальность, с чувством непередаваемой теплоты рассказывал о работе хирургического отделения, где ему пришлось побывать на положении больного.

«Особенное впечатление, — писал он, — производило на меня ночное бдение врачей и сестер. Весь мир спит, думал я, лежа на больничной койке, а вот здесь в полусвете и полутишине, в которой едва слышны шуршащие шаги дежурных врачей и медицинских сестер, в палатах и реанимационной идет борьба, борьба за жизнь, борьба, которая должна кончиться победой над смертью. Вот приехал профессор-хирург, он волнуется за оперированного. Тихо делаются уколы, тихо налаживаются и включаются системы, тихо струйки жизни текут по ним в сосуды больных, тихо звонят в аптеку… Но вот произошло что-то неожиданное, должно быть у больного сильное кровотечение или коллапс. Все забегало, задвигалось… и опять воцарилась тишина среди льющегося коридорного света, прикрытого зелеными абажурами настольных ламп. Вот надвинулся рассвет, так хорошо, тепло спится под утро, а врачи спокойно продолжают свою полную тревоги драматическую борьбу за жизнь людей. Она будет продолжаться и весь день, и опять ночь — круглые сутки, и много, много суток, бесконечный поток суток… Этот бесконечный поток дней и суток — и есть жизнь врача, сердце которого без остатка отдано человеку»[34].

К сожалению, нет еще пока точных критериев, которыми можно было бы руководствоваться при отборе поступающих в медицинские вузы. Ученым медикам и педагогам (психиатрам, невропатологам, психологам) давно бы нужно включить в круг своих научных исследований эту важную проблему. На мой взгляд, задача оптимального отбора студентов вполне разрешима, если подойти к ней с научных позиций.

Но вот кончились экзамены, подсчитаны баллы. Тут-то и возникают сложные коллизии. Как быть, когда абитуриент не добрал баллов и по формальным соображениям должен отсеяться, а экзаменаторы уже успели заметить, что он очень подходит нашему вузу? Выход один — зачислить группу абитуриентов, не набравших баллов, кандидатами. Но отбор кандидатов требует еще большего внимания и тонкости, чем основной прием, где дело решается сравнительно просто, в известной мере автоматически. Здесь формальный подход вообще непригоден.

Помню личное дело Лены Вороновой. Приехала она в Москву из Горьковской области. Отец погиб в Великую Отечественную войну. Мать три десятка лет работала санитаркой в районной больнице. Лена, работая, закончила среднюю школу. На экзаменах в институт она не набрала нужного количества баллов. Как быть?

Вижу, есть в этой девушке, уже знакомой с будущей профессией, что-то, что вызывает у членов экзаменационной комиссии уверенность: из нее может получиться хороший врач. После тщательного обсуждения всех «за» и «против» члены экзаменационной комиссии решили в порядке исключения допустить Лену к занятиям. И — не ошиблись. Став вольнослушательницей, она не пропустила ни одной лекции, ни одного практического занятия и успешно сдала экзамены за первый семестр. Сейчас Лена окончила медицинский институт и работает терапевтом на врачебном участке. Врач из нее получился отличный, творческий.

Был и такой, не совсем обычный случай. Юноша с нервным, изможденным лицом. Он ни о чем не просил, а просто рассказал, почему считает хирургию самой лучшей и самой важной специальностью на свете. Оказалось, несколько лет назад он глотнул случайно каустической соды и обжег пищевод. Его много раз оперировали, и теперь он практически здоров. Дело, которому служил оперировавший его профессор Борис Александрович Петров, завладело всеми помыслами юноши. Но баллов не хватало.

Я решил помочь юноше. Через четыре года встретил его у себя на кафедре. Он оказался не только отличным студентом, но и прекрасным экспериментатором, дни и ночи проводил в лаборатории, умело выхаживал животных после тяжелых операций. Можно было не сомневаться, что он станет хорошим специалистом-медиком.

Однажды пришел ко мне профессор Г. М. Соловьев и без долгих разговоров стал просить за одного юношу. Речь шла о бывшем пациенте Глеба Михайловича, перенесшем трудную операцию по поводу врожденного порока сердца. Операция осложнилась послеоперационным кровотечением, в результате чего наступила клиническая смерть. Было применено оживление. Но вскоре врачи снова констатировали клиническую смерть. Опять оживление. На этот раз успешное. Здоровье юноши стало постепенно улучшаться. И все же тяжелая болезнь не позволила сдать экзамены вместе с одноклассниками. Пришлось много заниматься, чтобы закончить среднюю школу. Для подготовки в институт не осталось ни сил, ни времени. Но страсть к медицине, вера в нее, испытанная на самом себе, породили твердое желание учиться только в медицинском институте. Стать доктором. Постичь тайны профессии тех, кто дважды вырывал его из рук смерти.

И вот надо решать его судьбу: по конкурсу он не проходил. В порядке исключения зачислили его на первый курс. Прошло несколько лет. Валерий закончил лечебный факультет на отлично.

Жизнь показала, что среди принятых в институт в порядке исключения отсева почти не бывает. Чем это объяснить? Очевидно, прежде всего тем, что в их число попадают те, кто действительно без медицины «жить не может». Само собой разумеется, что и висящая над ними угроза отчисления также служит стимулом в учебе.

Между тем никто как будто не возражает против создания некоторого резерва на случай отсева, но никто этого и не узаконил. Такая «нелегальность» не может не отражаться на настроении вольнослушателей и тех, кто на свой страх и риск разрешил им учиться. Вопрос этот и до сих пор как бы висит в воздухе.

Но вот набор закончен. Юноши и девушки заполняют аудитории. Отныне институт несет за них полную ответственность. Теперь профессора и преподаватели должны сделать все возможное, чтобы из студентов вышли хорошие, добросовестные врачи и честные труженики.

Вспоминаю время, когда никто не ставил в упрек ректору, если он своей властью разрешал перевестись «разочаровавшемуся» в другой институт. «Накачки» за такой отсев он не получал. Так было в мои студенческие годы. А вот сейчас считается, что, поскольку ректор несет за студента полную ответственность, он обязан довести его до выпуска.

Мысль, возможно, и справедливая, но на практике иногда получается, что, приняв в институт шалопая, не можешь потом избавиться от него и тянешь изо всех сил за уши, прекрасно понимая, что хорошего врача из него все равно не получится.

За время ректорства мне не раз приходилось сталкиваться с подобными случаями. Сколько сил и времени приходится тратить на лентяев и бездельников! Я не буду вдаваться в причины, которые порождают это явление. Они общеизвестны. Хочется, однако, сказать о том, к каким пагубным последствиям ведет неправильное воспитание детей в семье, стремление родителей оградить своих детей от всяких забот, чрезмерно баловать их.

Помню, как-то пришла ко мне мать, сама врач, и в отчаянии рассказала, что не знает, как быть с сыном. Связался с плохой компанией, не ходит в институт, дома ночует редко. Вызвали Николая Б. к декану. Разговор не помог. И вот он у меня на приеме. Спрашиваю:

— Почему не хочешь учиться?

— Не нравится работа санитарного врача.

— Так ты же ее по-настоящему не знаешь.

— А вы мне ее покажите на деле, — отвечает он.

Тут же звоню начальнику медсанчасти электрозавода имени Куйбышева. Прошу его познакомить парня с работой врача в цехе.

Прошло три месяца со времени нашего разговора, и Б. совершенно изменился! С «легкой жизнью» покончил. Увидел на практике, какова роль врача в промышленности, и твердо решил, что это его призвание. С этого времени он начал серьезно и настойчиво учиться и хорошо закончил вуз.

А вот еще случай. Студентка Д., дочь дипломата, осталась вдвоем с теткой. Родители — в длительном отъезде. Рано предоставленная самой себе, девушка начала проводить время в различных сомнительных компаниях. Учебу запустила, к весенним экзаменам не была допущена. Все попытки образумить Д., убедить ее взяться за учебу не удались. Вызываю Д. для беседы. Чувствую, не доходят до нее мои слова и уговоры. Сидит, глубоко уйдя в кресло, маленькая, стриженная под мальчишку, ярко накрашенная. Смотрит искоса, недоверчиво. На вопросы отвечает неохотно, односложно.

— Ну что же вам мешает заниматься? — спрашиваю. — Вы обеспечены, обуты, одеты, живете в отдельной квартире. Вам только бы учиться…

— Профессор, не тратьте вы на меня зря время, — нетерпеливо говорит она, — бесполезно. Учиться все равно не буду, пойду работать медицинской сестрой.

— Но кто же вас возьмет на эту работу после второго курса?

— Тогда придумаю что-нибудь. Надоело до чертиков выслушивать от всех поучения, мораль, советы… Буду жить, как хочу.

— Ну что ж, — говорю, — попробуйте. Держать насильно в институте не будем. К нам попасть трудно, а уйти — легко…

На том и расстались. Прошло два года. И вот на станции метро «Комсомольская» робко останавливает меня худенькая, скромно одетая девушка, совсем не похожая на самоуверенную особу, которая была тогда на приеме. Готовая расплакаться, тихо просит разрешения зайти в ректорат. Наутро Д. была уже у меня. Напряжена до предела:

— Профессор, что мне делать, чтобы меня восстановили в институте?

Мне не нужно ее расспрашивать о пережитом за эти два года. Все ясно и без слов: горькими они оказались…

Вижу, с каким волнением ждет Д. моего решения. Зачислил ее на 3-й курс, с которого она ушла. И вот не узнать человека! Стала лучшей студенткой курса. Сейчас Д. замужем, имеет ребенка и хорошо работает врачом помощи на дому.

Как-то встретил на городском партактиве ее отца и поздравил с успехом дочери. Он смущенно сказал: «Поздравить надо не меня, а вас, преподавателей, студентов, которые помогли дочери стать не только врачом, но и человеком».

Другая девушка на вступительных экзаменах получила круглые пятерки и была принята на лечебный факультет. А когда начались занятия, охладела, перестала посещать лекции и практические занятия по анатомии.

— Не могу выносить запаха анатомички и видеть, как препарируют трупы, — заявила она. (Случай, надо сказать, довольно типичный.)

Родители и педагоги в растерянности: не знают, как быть. А девушка, оказывается, мечтала быть учителем в школе. Надо было посодействовать ей перевестись в педагогический институт. Но, как уже говорилось, решать подобного рода дела нелегко и непросто.

Неудачи в учебе на первом курсе подчас надолго выбивают студента из колеи, и бывает, что, когда он выяснит для себя вопрос, где ему учиться, все возможности для перевода упущены.

Конечно, многое зависит от умения воздействовать на студента. Но если становится ясно, что врача из него не получится, необходимо как-то помочь ему избрать другую профессию. Таково мое глубокое убеждение, подсказанное жизнью и практикой, хотя убеждение это и идет вразрез с существующими правилами.

II. ШКОЛА СОВЕТСКИХ МЕДИКОВ

Ученик — это не сосуд, который надо наполнить, а факел, который надо зажечь.

Из мудрости древних

СМОТРЯ СТУДЕНТАМ В ГЛАЗА

В первых главах книги, вспоминая свои студенческие годы, я не раз повторял фразу: «Задолго до начала лекции такого-то в аудитории не было ни одного свободного места». С каким нетерпением ждали мы появления на кафедре корифеев медицины — Абрикосова, Кончаловского, Герцена, Бурденко…

И это понятно. Никакие учебники не в состоянии заменить живого, вдохновенного слова лектора. Хорошая лекция не только вооружает знаниями — она развивает у студентов интерес к науке, будит мысль, зовет на творческий поиск. Видимо, и впредь лекции останутся основной формой преподавания в высшей школе, одним из самых действенных средств воспитания студентов.

В письме ученикам Каприйской школы В. И. Ленин писал:

«Во всякой школе самое важное — идейно-политическое направление лекций. Чем определяется это направление? Всецело и исключительно составом лекторов»[35].

Качество лекции во многом зависит от подготовки ее, от опыта лектора, умения излагать материал доходчиво и убедительно, в строгих рамках определенного плана и времени. Когда лекция не «заштампована», когда она насыщена новыми данными, которых еще нет в учебниках и руководствах, хорошо иллюстрирована (операции на животных, показ больных, диапозитивы, фильмы и т. д.), — успех обеспечен.

В практике существует много оправдавших себя форм лекционного обучения. Появляются и новые. В 1965 году мы в виде опыта ввели, например, комплексные лекции по клиническим дисциплинам. Взяли довольно обычную тему: «Ревматизм. Современное состояние вопроса». Но читал ее не один специалист, а три: терапевт, патологоанатом и рентгенолог. Каждый освещал предмет в своем аспекте. И хотя посещение этой лекции было не обязательным, аудитория всегда была полна! В дальнейшем был прочитан ряд подобных лекций, и все они имели успех. Нововведение себя оправдало.

Посещаемость лекций прежде всего зависит от способностей и качеств лектора. Это общеизвестно. Убежден и в том, что заведующий кафедрой должен брать на себя основное количество лекций. Но вот что хотелось бы особо подчеркнуть: каждая лекция должна быть, событием.

Высокий уровень лекции — проявление уважения к студенту. Следует всемерно поднимать авторитет лекции и лектора. Не все доценты достойны читать курс. Нельзя допускать к аудитории человека, который не способен владеть ею. Плохо прочитанная лекция наносит непоправимый урон обучению и воспитанию студентов.

Лектор на трибуне, как и актер на сцене, должен уметь владеть аудиторией, воздействовать на нее. Бездарного, плохого лектора, какие бы он умные вещи ни говорил, слушать не будут. Не случайно С. С. Юдин подчеркивал: «Хирург-лектор и хирург-докладчик имеют задачи, безусловно, сходные с актерскими в театре». Это замечание мудрого ученого относится к любому виду выступления перед аудиторией.

У каждого из нас был в юности свой любимый учитель, любимый профессор. И много лет спустя мы помним, как он говорил и что мы чувствовали во время его лекций. Любимые лекторы должны обязательно быть. Без этого трудно ждать побед в обучении и воспитании студентов. И чем больше будет любимых педагогов, тем лучше. Вот почему хочется рассказать о моих коллегах, умевших и умеющих сейчас увлекать студенческую аудиторию, зажигать сердца любовью к изучаемому.

Завоевания медицины начинается с биологии. И в этом отношении студентам 1-го Московского медицинского института особенно повезло: они встречаются на первом курсе с профессором Ф. Ф. Талызиным.

Федор Федорович Талызин заведует кафедрой биологии и общей генетики. Для этого человека в науке нет ничего застывшего, он видит ее в движении, развитии и перед началом лекции, как правило, несколько минут посвящает новым открытиям. Отличная традиция! Надо ли говорить, как важно воспитать в будущем враче чувство нового, вкус к новому, жажду к постоянному пополнению знаний.

Говорит профессор просто, ясно, непринужденно. На столе расставлены спиртовые препараты, чучела зверьков и птиц. Федор Федорович много путешествовал по Сибири, Дальнему Востоку, Индии, Цейлону, Мексике, и на лекциях он непременно рассказывает о своих наблюдениях, приключениях путешественника. Такие лекции надолго останутся в памяти студента.

Минута в минуту начинает свою лекцию заведующий кафедрой гистологии профессор В. Г. Елисеев. Высокий, представительный, с крупными чертами лица, Владимир Григорьевич входит в аудиторию с некоторой торжественностью. Вместе с ним его ближайшие помощники. Все подтянуты, в накрахмаленных халатах и до блеска начищенных ботинках.

Студенты слушают профессора затаив дыхание. И «секрет» этого отнюдь не в какой-то особой манере чтения. Елисеев говорит медленно, четко, без лишних жестов, иллюстрируя отдельные положения рисунками, которые тут же набрасывает на доске. Все это делает лекцию неотразимо убедительной. Если Владимир Григорьевич замечает, что аудитория устала и нужна разрядка, он вспомнит примечательный случай, пошутит. Внимание студентов, которым Елисеев безраздельно владеет, — следствие большой и серьезной подготовки к лекции.

Кончилась лекция, и, сойдя с кафедры, профессор смешался со своими юными слушателями. Стремительно меняются темы разговора: от развития плода — к новому фильму, от международного события — к эпизоду в общежитии. Профессор говорит с открытой доброжелательностью друга-наставника, и все увлечены задушевной беседой, никому не хочется покидать аудиторию.

Зачарованными уходят студенты с лекций академика, лауреата Ленинской премии П. К. Анохина.

Петр Кузьмич — выдающийся ученый, активный продолжатель учения Павлова о высшей нервной деятельности. Он разработал и сформулировал один из основных принципов современной кибернетики — принцип «обратной связи». Исследования Анохина в области нейрофизиологии, нейрокибернетики и нейробионики получили всеобщее признание. В 1967 году ему была присуждена золотая медаль имени Павлова за серию работ по физиологии центральной нервной системы и разработку нового направления современной нейрофизиологии.

Петр Кузьмич увлекает молодежь глубиной мысли, оригинальностью изложения, новизной идей, остроумием. Студентам импонирует его широкий научный кругозор, общая культура и лекторский талант. Им не нужно напоминать о дне следующей лекции, они будут с нетерпением ждать ее. Важно отметить, что кафедра нормальной физиологии оснащена новейшим электронным оборудованием, вычислительными приборами, аппаратами для изучения функций центральной нервной системы. Все это тоже вызывает повышенный интерес к лекциям.

П. К. Анохин щедро делится со студентами своими огромными знаниями. Много раз ему предлагали целиком сосредоточиться на научно-исследовательской работе. Но он никак не хочет оставить вуз.

Важное связующее звено между теоретическими и клиническими дисциплинами — патологическая анатомия. И здесь, на пути перехода к изучению клиники, студенты 3-го курса встречают замечательного преподавателя, крупного ученого, академика Академии медицинских наук СССР, профессора А. И. Струкова. Он по праву считается ведущим патологоанатомом страны. Его интересы разносторонни и охватывают важные проблемы патологии человека. Многочисленные работы Анатолия Ивановича посвящены проблемам туберкулеза, гипертонической болезни, атеросклерозу, инфаркту миокарда и заболеваниям соединительной ткани. А. И. Струков первым в нашей стране внедрил в практику патологической анатомии тончайшие гистохимические методы.

Академик Струков — высоко эрудированный педагог. По его учебнику учатся многие поколения врачей. Но подлинная его стихия — лекции. Обычно за несколько минут до начала ассистенты занимают места в небольшом углублении, где стоит эпидиаскоп. Наступает тишина, студенты знают: сейчас появится профессор. Он быстро входит, здоровается и сразу начинает читать. И как читать! Увлеченно, страстно, убедительно. В напряженной тишине следят студенты за строго логичным развитием темы. Профессор не дает много фактического материала, не повторяет учебника. Он считает своей главной задачей научить студентов клинически мыслить, понимать патологические механизмы различных заболеваний. Доказательства, добытые новыми методами исследования — электронной микроскопией, гистохимией, и глубочайший анализ — все это, вместе взятое, увлекает слушателей.

Несмотря на большую занятость по клинике, институту и министерству, никогда не пропускает своих лекций Б. В. Петровский. Он любит общаться с молодежью, делиться с ней своим богатейшим опытом, любит благородное дело учителя.

На лекции Бориса Васильевича приходят не только студенты, но и врачи-ассистенты, научные сотрудники. Будучи блестящим лектором и великолепным клиницистом, умело раскрывает перед студентами потенциальные возможности хирургии в лечении больных. Он так разговаривает с больным, что у присутствующих создается впечатление, будто он знает этого человека, как говорится, сто лет. Умение вызвать на откровенность и завоевать расположение больного ради его же пользы — не в этом ли мастерство истинного медика?!

Академик Петровский — крупнейший хирург, глава одной из самых больших советских хирургических школ. Он воспитал десятки талантливых ученых-хирургов, которые нынче возглавляют кафедры ряда медицинских институтов, заведуют хирургическими отделениями. Борис Васильевич внес большой вклад во многие области хирургии. Он является пионером хирургического лечения заболеваний пищевода, диафрагмы, сердца, кровеносных сосудов. За разработку и внедрение в клиническую практику операций на сердце ему в 1960 году была присуждена Ленинская премия. В 1971 году Б. В. Петровский вместе с профессорами Г. М. Соловьевым, Ю. М. Лопухиным, Н. А. Лопаткиным и В. И. Шумаковым был удостоен Государственной премии за пересадку почек.

Имя академика Б. В. Петровского широко известно у нас в стране и за рубежом. Его избрали почетным членом многие академии и научные общества Европы.

А сколько раз гремели дружные аплодисменты после окончания лекции профессора С. В. Курашова!

Сергей Владимирович был талантливым организатором советского здравоохранения, многое сделал для развития и совершенствования медицинского дела в стране. Он удачно сочетал в себе качества организатора и педагога. Аудитория была для него местом, где он и размышлял вслух, и как бы «обкатывал» идеи практического здравоохранения. Он так и говорил: «Сегодня удачно обкатал вопрос об участковой сети. Студенты не только слушали меня, но и критиковали. Да… пожалуй, надо все же сделать в основном так, как задумал».

Сергей Владимирович Курашов имел свой собственный почерк как в министерской работе, так и в преподавании в нашем институте.

Огромная роль в идейно-политическом воспитании будущих врачей принадлежит работникам кафедр общественных наук. Но не побоюсь сказать: сила их воздействия на будущих врачей была бы куда значительнее, если бы помимо знания собственного предмета они лучше освоили специфику медицинского вуза, умели конкретно увязать преподавание своих дисциплин с медико-биологическими науками.

К сожалению, на кафедрах общественных наук все еще невелик процент преподавателей, хорошо знающих биологию и медицину. А ведь, говоря о некотором отставании этих кафедр, вспоминаю, что в свое время в Институте красной профессуры существовало медико-биологическое отделение для подготовки философов-медиков. С того времени и осталось в медицинских вузах несколько профессоров, получивших хорошую естественнонаучную и философскую подготовку.

Кафедру философии МОЛМИ в течение многих лет возглавлял старый коммунист, окончивший Институт красной профессуры, профессор И. А. Пашинцев. По образованию врач-гигиенист, он вместе с тем широко образованный философ, имеющий крупные работы по философии. Выступления Ивана Алексеевича перед студенческой аудиторией всегда вызывают интерес. Он умеет глубоко и всесторонне раскрывать связь медицины с философией, подкрепляет ее конкретными примерами из медицинской практики.

Иван Алексеевич Пашинцев является своеобразным «бродилом» в профессорско-преподавательском составе института: он постоянно подчеркивает, что, так же как преподавателям специальных дисциплин нельзя уходить от методологических вопросов и надо глубоко изучать философию марксизма, так и работникам кафедр общественных наук необходимо постоянно совершенствовать свои знания в области биологии.

Как никто другой, Пашинцев внушает студентам, что их долг — не только быть хорошими врачами, специалистами своего дела, но и общественными деятелями, пропагандистами великих идей Ленина, активными строителями коммунистического общества.

Русские врачи, говорит он, издавна стремились быть в гуще народа, помогая ему словом и делом. Разве обязанности врача можно ограничить рамками профессии?! Напомню вам, продолжает лектор, что писал в январе 1860 года Александр Иванович Герцен своему сыну А. А. Герцену — физиологу:

«Естественно (мне) было бы желать, чтобы ты шел по пути, тяжело протоптанному, но протоптанному родными ногами, по нему ты мог бы дойти, например, до того, до чего дошел один из величайших деятелей России — доктор Пирогов, который как попечитель в Одессе, потом в Киеве приносит огромную пользу, что не мешает ему быть первым оператором в России».

Умное слово, доходчивый пример всегда западают в души студентов. Не случайно так восторженно встречает аудитория каждую лекцию Пашинцева. Со всей страстью большевика разоблачает он реакционные идеалистические и метафизические теории медицины, широко распространенные на Западе.

Нет, конечно, возможности рассказать на этих страницах обо всех талантливых преподавателях, с которыми довелось работать, о тех, кто не только специальными знаниями, но всей своей увлеченностью, страстностью энтузиаста-врача заражает молодежь. Для этого потребовалась бы целая книга.

УЧИТЕЛЬ — УЧЕНИК

Время от времени наступает необходимость замены того или иного профессора, заведующего кафедрой другим: одни уходят на отдых, другие — из жизни. И это не просто «перемещение» — это вопрос деятельности кафедры, вопрос развития науки, преподавания. Он не может и не должен решаться формально, путем простого конкурсного замещения вакантных должностей.

По хорошей традиции, оставляя кафедру, профессор рекомендует на свое место кого-то из своих ближайших учеников. И мы охотно идем на это. Таким образом сохраняются традиции кафедры, ее школа, направление, которое каждое поколение ученых продолжает обогащать и развивать.

Так было, например, на кафедре детских болезней, которую в самом начале ее организации возглавлял основоположник русской педиатрии Нил Федорович Филатов (1847—1902 годы). Замечу, что он и его брат П. Ф. Филатов с благодарностью вспоминали об одном из своих самых любимых учителей, преподававших в Пензенском институте, — Илье Николаевиче Ульянове, отце Владимира Ильича Ленина[36].

Н. Ф. Филатов далеко продвинул отечественную педиатрию, вывел ее на самостоятельный путь развития, поставил на подобающее место среди клинических дисциплин. Научные труды его выдержали много изданий и переведены на ряд европейских языков. Своим преемником на кафедре Нил Федорович оставил ближайшего ученика «филатовской школы» — профессора В. И. Молчанова. Блестящий педагог, клиницист и ученый, Молчанов в течение 30 лет возглавлял кафедру детских болезней и сам подготовил плеяду талантливых учеников. Когда в 1950 году по состоянию здоровья он уходил на отдых, руководство кафедрой перешло к ближайшей его ученице — профессору Ю. Ф. Домбровской, которая до недавнего времени возглавляла кафедру.

Клинике детских болезней 1-го медицинского института по праву принадлежит видная роль в педиатрической науке. Ее двери широко открыты для подготовки не только врачей-педиатров, но и научных работников — преподавателей высшей школы. Здесь проходят подготовку представители национальных республик — аспиранты из Литвы, Грузии, Узбекистана, из Монгольской Народной Республики.

Так же проходила смена поколений ученых на кафедре патологической анатомии. Организовавший кафедру профессор А. И. Полунин в конце своей научной деятельности передал ее ученику — профессору И. Ф. Клейну, который заведовал кафедрой в течение 30 лет и подготовил свыше 30 докторов наук, в том числе своего преемника по кафедре — М. Н. Никифорова. При нем кафедра становится центром научной медицинской мысли, приобретает известность не только в России, но и за рубежом. На кафедру тянулись врачи со всех концов страны за советом и практической помощью.

В 1917 году руководителем кафедры был избран известный ученый А. И. Абрикосов. В первой части своих заметок я уже подробно останавливался на большой роли А. И. Абрикосова в подготовке научно-педагогических кадров в стране. Он бессменно руководил кафедрой 45 лет. Его трехтомное руководство для врачей, учебник общей и частной патологии выдержали девять (!) изданий. Академик Абрикосов создал советскую школу патологоанатомов. Его ученики возглавили большинство кафедр вузов Российской федерации. А когда в 1953 году по состоянию здоровья он перешел в консультанты, на кафедру был избран его ближайший ученик, который успешно руководил ею.

Вот так выглядит смена научных «династий» на многих кафедрах нашего института. Такая преемственность, несомненно, укрепляет научную школу, способствует ее развитию и поднимает авторитет не только руководителя школы, но его учеников и приверженцев, которые сами нередко становятся лидерами школ и направлений. Например, из школы академика А. И. Абрикосова вышли при его жизни на самостоятельную работу ряд крупных, известных профессоров, в том числе и профессор И. В. Давыдовский, талантливый и оригинальный ученый, который явился создателем новой научной школы. Профессор Н. А. Краевский в свою очередь творчески развил идеи учителя и создал новое направление в патологии.

Известный академик-хирург С. И. Спасокукоцкий, чья школа широко известна в стране, передал эстафету своему ближайшему ученику, талантливому организатору науки и новатору-хирургу академику А. Н. Бакулеву. Это он первый в нашей стране начал производить операции на сердце и положил начало развитию большого раздела в хирургии. Сейчас его ученики — один в Сибири, профессор Е. Н. Мешалкин, а другой в Москве, профессор В. С. Савельев, — успешно продолжают работать в области хирургии сердца, способствуя дальнейшему развитию школы Бакулева.

Нередко бывало так, что ученик превосходил своего учителя, успевал сделать больше в науке. И скорее всего, так должно быть! Пусть ученик пойдет дальше учителя — к этому надо стремиться. Иначе трудно рассчитывать на успех в развитии науки, той или иной школы или направления. Бывает, что именно в трудах учеников по-настоящему раскрывается все величие и значение подвига учителя, которому при жизни, в силу тех или иных причин, не удалось добиться признания выдвинутой гипотезы, внедрить в практику разработанный метод диагностики или лечения. Перед учеником, по образному выражению профессора Б. Д. Петрова, стоят две задачи: «Во-первых, подражать учителю, следовать ему и, во-вторых, не подражать, не следовать ему, противопоставлять себя ему, обгонять его». Эти слова перекликаются с восточной поговоркой: «Ты не мастер, если твой ученик тебя не превзошел».

Известно, что на праздновании 25-летнего юбилея научной и преподавательской деятельности выдающегося терапевта С. П. Боткина его учитель по университету профессор И. Т. Глебов, приветствовал Сергея Петровича, как «бывший учитель и настоящий ученик».

Ученик известного хирурга-анатома конца прошлого века А. А. Боброва, П. И. Дьяконов, благодаря своему патрону стал не только крупным хирургом, но и выдающимся топографоанатомом, создателем школы, вокруг которого сложилась «могучая кучка» талантливых ученых, выпустивших ряд монографий, учебников и руководств по топографической анатомии и оперативной хирургии. Патологоанатом профессор М. Н. Никифоров создал базу для творческой деятельности ученика — А. И. Абрикосова, которого по праву называли «старостой советских патологов».

Термин «научная школа» не должен пониматься упрощенно, как некая группа учеников, работающих вместе, под одной крышей с шефом. Ученик может даже и не видеть учителя, не встречаться с ним и вместе с тем считать себя представителем школы, научные взгляды которой он разделяет и поддерживает.

Не каждому профессору суждено быть создателем школы или направления в науке. Некоторые ограничивают свою деятельность тем, что готовят квалифицированных специалистов, работают по той или иной проблеме, печатают научные статьи, пишут учебники, методические пособия, и это важное и полезное дело.

«Помочь талантливому человеку войти в науку, — говорит академик М. А. Лаврентьев, — для ученого дело, пожалуй, более важное и почетное, чем даже крупный собственный научный результат».

Очень важно, чтобы руководители научных школ помогали воспитывать у своих учеников лучшие качества советского ученого — принципиальность в науке и жизни, высокую идейность, чувство неразрывной связи с народом.

Нельзя представлять себе, что формирование и развитие научной школы всегда идет по восходящей. Жизнь динамична — новое, прогрессивное в науке утверждает себя, изживая старое, отжившее. И бывает, что та или иная школа, исчерпав свои возможности, переживает упадок, вплоть до распада, полной ликвидации. Причин для этого много, объективных и субъективных. Иногда проблема, над которой работал коллектив, решена, а переключиться вовремя на новую ни руководитель школы, ни его ученики не смогли, не хватило пороху… Или уходит из жизни лидер школы, а достойного преемника рядом не оказалось.

Как найти выход из создавшегося положения? Не исключена возможность прихода на кафедру нового лица со стороны, воспитанника другой школы. Если на кафедру пришел талантливый ученый, опытный и знающий руководитель, то коллектив, почувствовав это, быстро войдет в колею, будет творчески развиваться и расти.

Куда сложнее, когда место заведующего кафедрой занимает человек, не соответствующий этой должности. По существующему положению конкурс может быть объявлен только на вакантную должность. А «не соответствующему» профессору достаточно получить на Ученом совете определенное число голосов, чтобы остаться еще на пять лет у руководства. И, что греха таить, не всегда на Ученом совете решаются сказать товарищу по работе, что тот не справляется со своими обязанностями, не соответствует занимаемой должности. А ведь думать надо не о мелочном самолюбии, не о ложно понятом товариществе, а о том, что в результате такой вот «жалостливости» с нашей стороны снижается качество обучения по тому или иному предмету, будущие врачи не получают полноценных знаний.

Бывают, разумеется, случаи, когда совет все же говорит «нет». Однажды речь шла о переизбрании на кафедру профессора Ч. Все знали, что вот уже много лет профессор Ч. только числится на кафедре, но не работает. К лекциям не готовится, читает по старинке, многие студенты перестали их посещать. Предвидя исход обсуждения своего отчета на совете, Ч. подал десяток заявлений в различные инстанции: авось помогут оттянуть неприятный финал. Он так и не понял, что сам вынес себе приговор как ученому, перестав расти, работать над собой.

Как предотвратить подобные случаи? Может быть, ограничить возрастные сроки пребывания на должности профессора и преподавателя, как это сделано для руководящего состава научно-исследовательских институтов? Там профессор имеет право заведовать лабораторией, отделом до 65 лет.

Да и во многих странах (США, Англия, Франция и др.) профессора после 65 лет уходят на пенсию. Вероятно, следует подумать о том, чтобы после определенного возраста руководители кафедр могли либо уйти на отдых, либо остаться в должности консультантов.

Когда уходили на отдых руководители кафедр, наши маститые профессора, такие, как Я. С. Пржеборовский, А. А. Хрусталев, В. Ф. Черваков, перед ректором каждый раз возникал вопрос: как найти им равноценную замену? Проблема не из легких. Опыт убедил меня: на каждой кафедре должен быть человек (и не один), способный взять на себя руководство, тот самый ученик, который заменит, а может быть, и превзойдет своего учителя.

КАК ГОТОВИТЬ НАУЧНЫЕ КАДРЫ?

Кто будет спорить против того, что подготовка профессорско-преподавательских кадров для вузов и научно-исследовательских институтов — вопрос чрезвычайной важности? Это признают все. Но очевидно и другое: вопрос этот далеко нельзя считать решенным. Не могу не поделиться мыслями по сему поводу.

Профессорско-преподавательские медицинские кадры готовятся в вузах и научных институтах Москвы, Ленинграда, Киева — словом, в ведущих научных центрах страны. Только в нашем институте, например, в 60-е годы защищены сотни докторских и кандидатских диссертаций: в аспирантуре и ординатуре одновременно учится более 600 врачей.

Здесь растет научная смена не только для «своего» института, но и для академических лабораторий других институтов столицы, областных и республиканских вузов. Научным работникам, которые готовят диссертации, ученые института никогда не отказывают в помощи. И все же путь к ученой степени очень тернист. Актуальность темы, овладение современными методиками, кооперирование исследований и т. д. — здесь трудности неизбежны, закономерны и естественны. Но я говорю о другом. Готовить диссертацию в обычных условиях молодому ассистенту трудно. Основное время ученого отнимает педагогическая работа, а если он при этом клиницист, то добавляется и ведение больных. Ведь творческий отпуск предоставляется только для завершения и оформления диссертации.

У руководителей институтов, пожалуй, еще больше забот вызывает подготовка докторов наук, хотя это люди в большинстве зрелые и самостоятельные. Мне думается, докторов наук надо готовить организованно, через докторантуру. Такая система подготовки докторов наук в свое время оправдала себя, и к ней следовало бы вернуться.

Ведь для завершения творческих исследований часто необходимо руководство крупных ученых, особые лаборатории и время, свободное от учебной и педагогической работы. Все это может дать двухгодичная докторантура. Она сослужит хорошую службу молодым ученым, особенно тех вузов, где еще не хватает аппаратуры и консультантов должной квалификации.

Наш опыт подтверждает это. За короткий срок — пять лет — на кафедре оперативной хирургии успешно закончили докторские диссертации и защитили их кандидаты медицинских наук из вузов Омска, Симферополя, Читы, Горького, Волгограда, Запорожья.

В Министерстве высшего образования СССР, на всесоюзном совещании актива работников здравоохранения этот вопрос не раз был предметом оживленных дебатов. Все сошлись на том, что если почему-либо нельзя возродить докторантуру, то подобная ей форма должна быть найдена. Например, перевод ассистентов на должность научных сотрудников. И такое решение было принято. Периферийные вузы, наконец, получили возможность зачислять ассистентов, доцентов на должности младших, а также старших научных сотрудников с двухлетним освобождением их от преподавательской работы на кафедре для оформления докторской диссертации.

Это, так сказать, организационная сторона дела. Очень важная, но далеко не главная. Ведь диссертация, кандидатская или докторская, не самоцель. Работа над диссертацией — доро́га роста ученого. Почему же порой тема диссертации не имеет практического и научного значения? (Не секрет, что иногда после защиты сам диссертант и не вспоминает о своей работе.) Да потому, что иной раз утверждение тем на заседаниях Ученого совета проходит примерно так: аспирант что-то докладывает, члены совета благодушно слушают. И только через два-три года выясняется, что тема выбрана неудачно. Тогда начинаются споры, разборы, поиски виновных. А время? Время ушло впустую. Нетрудно понять, что если бы споры и обсуждения были до утверждения темы, если бы члены совета заранее ознакомились с ней, то потом не пришлось бы сожалеть о напрасно растраченном времени и средствах.

Темы диссертаций не внутреннее дело кафедры или вуза. Научная работа сейчас планируется в масштабах всей страны. Планирование научных тем по проблемам союзного значения осуществляется Академией медицинских наук СССР и Ученым советом Минздрава СССР. Кроме того, аналогичная работа ведется также учеными советами союзных республик. В этих условиях можно и нужно избегать случайных тем и дублирования.

Есть, однако, и еще одно «но». Самая хорошая и нужная тема, самые благоприятные условия работы не помогут, если в науку приходит человек случайный. Вот почему первостепенное значение имеет вопрос о том, кого мы принимаем в аспирантуру и ординатуру.

По существующему положению институт набирает аспирантов на теоретические и практические кафедры из людей, имеющих практический стаж работы. Предпочтение отдается работникам периферии. На протяжении многих лет по согласованию с Министерством здравоохранения институт рекомендует в аспирантуру наиболее одаренных студентов, которые сразу же после окончания вуза сдают экзамены в аспирантуру. Но они не приступают к занятиям, а нередко едут на работу по назначению. Институт поддерживает с ними связь и после двух-трех лет работы возвращает для учебы в аспирантуре.

К сожалению, институт ограничен в приеме в аспирантуру и ординатуру своих бывших студентов. Да и жизненные обстоятельства у людей складываются не всегда благоприятно для продолжения учебы. Мне кажется, что лица, пришедшие в институт после практической работы, могли бы зачисляться в аспирантуру сразу по окончании вуза, особенно на теоретические кафедры. А лучше — зачислять в аспирантуру врачей, имеющих двух-трехлетний стаж работы по избранной специальности.

Давно пора изменить практику зачисления в ординатуру по рекомендациям областных здравотделов. Эти рекомендации далеко не всегда объективны. Ведь не раз бывали случаи, когда они давались лишь для того, чтобы избавиться от «беспокойного» или случайного человека.

Вузы должны иметь право отбора студентов в клиническую ординатуру путем собеседования и предварительного испытательного срока, а не путем конкурса характеристик. Руководителю следовало бы предоставить право отчислять из ординатуры людей в том случае, если стало очевидным, что данный ординатор не способен справиться с работой. Но пока у профессоров вуза нет такого права, приходится скрепя сердце готовить подчас малоперспективных специалистов, а тем более ученых.

Немало тревожных мыслей вызывают учебные планы аспирантуры: весь первый год аспирант занимается общеобразовательными дисциплинами, готовится к сдаче кандидатского минимума, а на научную работу остается всего два года. А ведь кандидатские экзамены лишь усложненный вариант вступительных. Так не лучше ли усложнить вступительные экзамены и засчитывать их как кандидатские?

И еще несколько слов — о судьбе диссертаций. У таких крупных вузов, как 1-й Московский медицинский институт, есть право издания сборников аспирантских работ. Ну, а как быть тем вузам, у которых такого права нет? Хотелось бы видеть наиболее интересные работы опубликованными в журналах и сборниках. А это иногда труднее, чем написать диссертацию. Не пора ли возродить хорошую традицию журнала «Клиническая медицина», в котором был специальный отдел, где периодически публиковались подборки аспирантских и студенческих статей? Есть, вероятно, и другие пути. Но ясно одно: работы аспирантов должны пользоваться каким-то преимуществом для публикации.

Путь, который проходят врачи через аспирантуру в ассистенты, не легкий. Я уже не говорю о том, что далеко не каждому под силу по окончании института вновь сесть на «студенческую скамью» — пройти курс ординатуры, аспирантуры, выполнить ряд работ, сдать кандидатский минимум, написать научный труд и публично защитить его на Ученом совете. В процессе формирования и становления ученого-преподавателя возникают различные коллизии: то у молодого специалиста не ладится опыт и он опускает руки, начинает убеждать себя, что ему не стать научным работником; то не дается тема диссертации, то, увлекшись одним, упускает другое, важное и нужное. Уйдя с головой в эксперимент, один аспирант клинической кафедры отстает в клинике как врач, другой, наоборот, занимаясь практической работой, больными, не справляется с экспериментальными исследованиями.

Помню историю Галины Александровны Д. Способная, одаренная аспирантка, решившая посвятить себя изучению сложных вопросов электрофизиологии мозга, «потерялась» на кафедре, оказалась предоставленной самой себе. Как это произошло? Ее руководитель, занятый другими делами, не сумел выкроить для нее времени, не уделил ей должного внимания. Галя отчаялась, собралась уходить…

И вот ректор должен был решать вопрос о ее отчислении. Состоялся длинный и нелегкий разговор с заведующим кафедрой. Стало ясно: виновата не столько аспирантка, сколько ее руководитель. Я перевел Д. на другую кафедру. Ей дали соответствующую ее подготовке и интересам тему. Человек буквально преобразился. Интересные опыты следовали один за другим. Вскоре она пишет первую, затем вторую, третью научные статьи. И наконец, успешно защищает свою диссертационную работу на Ученом совете. Сейчас Галина Александровна — ассистент одной из теоретических кафедр. Работает хорошо, с огоньком и уже заняла достойное место среди молодых кадров института.

Но бывает и так: молодой человек, попав в аспирантуру со студенческой скамьи, думает, что это та же учеба, только времени для самостоятельных занятий больше. Значит, можно не спешить, строить свой день, как заблагорассудится.

Вспоминается случай, когда к Н. Н. Бурденко пришел представиться врач-аспирант. Первое, о чем он спросил профессора: «Когда я обязан приходить и когда могу уходить?» Я остолбенел, рассказывал Бурденко, и рефлекторно ответил ему: «Можете уходить прямо сейчас и больше не приходить». Однако после вспышки профессор все же сменил гнев на милость и принял его на работу. Но аспирант для себя сделал выводы на всю жизнь. Теперь он сам воспитывает кадры.

Тема диссертации непременно должна быть по плечу аспиранту, по-настоящему увлекать его. Нельзя перед новичком ставить сложные, трудно выполнимые задачи, если он не подготовлен для их решения, не имеет опыта и необходимых знаний по специальности. Другое дело, если аспирант предварительно работал год-два в научном кружке, знаком с проблемой, разрабатываемой на кафедре, знает литературу, владеет методиками. Такому аспиранту смело можно дать поисковую тему диссертации, он в силах справиться. Так примерно обстояло дело у Б. Константинова, А. Хилькина, Г. Соловьева, В. Шумакова (я уже писал о них), которые пришли в аспирантуру, чтобы закончить научные исследования, начатые в студенческом научном кружке. Их надо было не столько стимулировать в работе, сколько сдерживать и направлять в определенное русло, чтобы они «не растекались мыслию по древу».

Многое зависит от внимания к судьбе будущего ученого. Если аспирант выполнил в срок диссертацию и защитил ее, профессор должен помочь ему полнее раскрыть свои способности в научной или преподавательской деятельности. Бывает ведь, — закончит молодой человек аспирантуру, его переводят в ассистенты, а преподавать, вести занятия со студентами он не любит, не лежит у него душа к этому. Человек мучается, переживает, не зная, как поступить. Заявить об этом открыто не решается, а профессор не обращает внимания на то, что занятия ведутся формально, без души.

В таких случаях надо помочь молодому специалисту разобраться в собственных планах. Если ассистент твердо решил оставить преподавательскую работу, мешать ему не следует, напротив нужно содействовать переходу на лечебную или научную работу. Я никого на кафедре не задерживал и не жалею об этом. Вспоминаю, что сам в свое время горел желанием перейти в клинику, и профессор П. Н. Обросов, заведующий кафедрой топографической анатомии, понял меня и оказал необходимую помощь. А получив в клинике должную подготовку, снова вернулся на ту же кафедру, где проходил аспирантуру. Так произошло и с некоторыми другими моими товарищами по работе.

Не на каждой кафедре научная смена готовится одинаково. На одной — лучше, на другой — хуже.

Вот, например, за одно и то же время (1962—1964 годы) на кафедре патологической анатомии, которой руководил А. И. Струков, было подготовлено четыре доктора и шесть кандидатов, а на кафедре неорганической химии — ни одного. Правда, мне могут сказать, что химиков следует готовить в институтах химического профиля. Но у нас именно в связи с такой точкой зрения долго был застой на кафедрах фармацевтического факультета, а потом, когда их взяли на Ученом совете в оборот, лед тронулся, и сейчас там успешно готовят и защищают как кандидатские, так и докторские диссертации.

Подготовка докторов наук по многим причинам сложнее и труднее, нежели кандидатов. Это ясно и понятно для всех. А вот как сделать так, чтобы защита докторских диссертаций была в вузе не таким редким явлением, как сейчас, особенно на периферии, — об этом надо серьезно думать и нашей Академии медицинских наук, и крупным столичным вузам.

Может быть, по прошествии нескольких лет эти строки прочтет ректор или заведующий кафедрой медицинского института. Им будут понятны мои волнения, и, возможно, те проблемы, о которых пишу, будут уже решены. Что ж, именно поэтому их и надо поднимать сейчас, эти вопросы.

Недавно Министерство высшего и среднего специального образования СССР приняло решение об организации при головных вузах факультетов по подготовке и совершенствованию преподавательских кадров. Это уже шаг вперед.

Преподаватели, направленные на факультеты повышения квалификации, получают возможность выйти из круга своих каждодневных забот и обязанностей. Они изучают новейшую медицинскую литературу, знакомятся с новыми методиками и осваивают лучшие образцы преподавания предмета. Некоторые слушатели факультета, находясь в головном институте, успевают завершить свои научные исследования. Коллективы кафедр представляют им необходимые условия для учебы и углубленной работы по своей специальности, вплоть до помощи в завершении диссертаций.

Но главное, ради чего созданы такие факультеты, — это совершенствование педагогического мастерства, повышение уровня не только специальных, но и педагогических знаний, чего так не хватает многим нашим преподавателям. Качество подготовки врачей во многом зависит от знаний преподавателей, их умения передавать эти знания студентам. Никакие программы, учебники, наглядные пособия не могут заменить живое слово преподавателя, его опыт. И педагогическое мастерство ассистента нуждается в постоянном совершенствовании. Блестящие лекции или практические занятия, которые проводит опытный педагог, только кажутся легкими — мало кто знает, сколько труда и времени затрачивают на их подготовку преподаватель и его помощники.

В последнее время наряду с работой факультетов повышения квалификации преподавателей широко проводятся учебно-методические совещания в масштабах институтов, республик и всего Союза. Здесь обсуждаются методы преподавания на клинических и теоретических кафедрах, наиболее удачные средства демонстрации по ходу занятий, отбираются учебные кинофильмы, специальные пособия для программированного обучения и пр.

Несколько слов о месте программированного обучения в медицинских институтах. Прошла волна повсеместных увлечений и надежд, что именно программированное обучение позволит справиться с потоком огромной информации, которую должны «переварить» студенты-медики. Теперь стали очевидными ограниченные возможности программированного обучения там, где речь идет о воспитании у студентов клинического мышления, где ни в какие алгоритмы не могут быть уложены сложнейшие функции здорового и тем более больного человека.

Вряд ли следует ради моды создавать программированные пособия по тем предметам, которые имеют четкие параметры, определения сущности изучаемых вопросов (анатомия, физика, химия, рентгенология и др.). Мне пришлось читать корректуру одного программированного руководства, которое можно было одолеть только при дополнительной консультации самого автора. Можно представить себе положение студента, получившего «в помощь» такое руководство.

Вместе с тем программирование огромного фактического материала, требующего запоминания в процессе самостоятельной работы студентов, весьма полезно. Это поможет студентам лучше осмысливать сложные физиологические, патофизиологические, клинические явления.

Период исканий того, как применять программированное обучение в высшей медицинской школе, завершается. «Самодеятельности» кафедр в данном вопросе приходит конец. Пора думать о создании специальных учебных пособий для самостоятельной работы студентов по тем разделам, которые могут быть запрограммированы. Это, разумеется, не исключает поиска и новых, более прогрессивных форм и методов обучения студентов. Без этого трудно рассчитывать на прогресс медицинской науки.

ФИГУРА НОМЕР ОДИН

Когда, вспоминая о прошлом, я думаю о том отрезке жизни, который провел на профессорской работе в 1-м медицинском институте, то неизменно прихожу к выводу: решающую роль в формировании врача играет ассистент.

Именно он непосредственно руководит практическими занятиями студентов в лабораториях, у постели больного, именно он помогает им делать первые шаги в научных кружках. Многое требуется от преподавателя-ассистента. Он непрерывно должен пополнять свой собственный научный багаж, участвовать в разработке серьезных научных проблем, быть в курсе последних достижений смежных дисциплин, а главное, любить свое дело — обучение и воспитание студентов.

Есть разница в проведении занятий на теоретических кафедрах и в клинике, у постели больного. Здесь надо всегда помнить, что перед тобой лежит человек, чутко прислушивающийся к разговору врача со студентами. На практических или семинарских занятиях теоретической кафедры ничего подобного нет. Ассистент тут свободно ведет разговор по поводу любого заболевания, его течения и исхода.

Рабочий день преподавателя-ассистента заполнен до предела, особенно на клинических кафедрах: ассистент обязан присутствовать на лекциях профессора, работать с отстающими студентами, проводить консультации во время экзаменационной сессии, помогать будущим врачам в их научных исследованиях, дежурить в клиниках и на кафедрах, когда студенты самостоятельно готовятся к занятиям и т. д. И все это делать хорошо, с душой. Не удивительно, что преподаватели-ассистенты порой загружены сверх всякой меры. Официальная учебная нагрузка ассистента достигает… 800 часов в год! Это официальная, а фактическая — еще больше.

Преподаватели-ассистенты составляют основу кафедры. Они больше, чаще других находятся рядом со студентами, как их непосредственные учителя и воспитатели. Они лучше всех знают сильные и слабые стороны каждого студента. Ассистенты составляют и наиболее значительную часть преподавательского коллектива вуза. От уровня их знаний, подготовки, культуры, научной и общественной активности зависит лицо кафедры. Хорошим можно назвать только тот коллектив, где наряду с опытными, зрелыми преподавателями есть молодежь, недавно окончившая аспирантуру и защитившая диссертации. Умудренные опытом и знаниями преподаватели должны помогать молодым ассистентам повышать свое педагогическое мастерство, готовить себе смену. Одинаково плохо, когда коллектив преподавателей кафедры состоит либо из одних пожилых ассистентов, либо из только что окончивших аспирантуру. Знаю это по собственному опыту.

Был случай, когда я согласился с формальными доводами кадровиков института, и в итоге были отправлены на пенсию два ассистента, которые могли бы еще не один год работать. Сожалею об этом до сих пор. Опытные педагоги ушли на покой раньше времени, и студенты лишились хороших наставников, учителей. Тем более обидно, что одна из этих ассистентов лучше других знала наш очень сложный предмет — топографическую анатомию и оперативную хирургию.

Вообще без педагогической жилки вряд ли стоит браться за столь тонкое дело — учить и воспитывать студентов. Помню, как профессор М. П. Кончаловский, после обхода больных в отделении у одного из своих ассистентов, сказал ему:

— Вот если бы вы половину того, что сами знаете, передавали студентам, они стали бы знаменитыми врачами.

Ассистент этот впоследствии стал известным ученым. А вот настоящий преподаватель из него так и не вышел. Не было у него преподавательской жилки. Видно, это также, как говорят, дар божий.

Способность преподавать, учить надо всячески развивать и поддерживать. И если ассистент преуспевает в этом деле, следует повышать его в должности, переводить в доценты, чтобы в недалеком будущем рекомендовать на самостоятельную работу.

Глубокий след в сердцах не только студентов, но и всех, кто его знал, оставил ассистент кафедры факультетской хирургии, впоследствии доцент — М. А. Бубнов. Я о нем упоминал в первой части книги. Человек необыкновенной доброты и доброжелательности к людям, его окружавшим, он вместе с тем был строг и требователен. Его любили и уважали все в клинике: студенты, няни, сестры, хирурги и сам заведующий кафедрой Н. Н. Еланский.

Михаил Александрович, на мой взгляд, может служить образцом преподавателя высшей школы. Замечательный клиницист, блестящий диагност, хирург, филигранно владевший техникой, он был одним из достойнейших учеников Н. Н. Бурденко. Студенты обожали Бубнова. И прежде всего потому, что видели в нем достойного подражания врача, человека, самозабвенно влюбленного в свою специальность.

Вспоминается такой случай.

В клинику поступила больная, работница завода «Каучук», с диагнозом: хронический аппендицит, инфильтрат[37] в стадии рассасывания. Случай представлялся банальным. Больная находилась под наблюдением врачей поликлиники. Она уже лежала с этим диагнозом в одной из московских больниц, но, побоявшись операции, выписалась домой. Однако боли продолжали беспокоить ее, и она снова легла в клинику.

Студент-куратор обратил внимание на то, что инфильтрат в брюшной полости меняет свое положение. Кроме того, больная жаловалась, что боли «отдают» в поясницу. Студент доложил об этом М. А. Бубнову, тот как бы между прочим предложил сделать обзорный рентгеновский снимок поясничной области. И вдруг — туберкулез позвоночника! Этот диагноз был как бы на грани прозрения. Легко понять, какое это впечатление произвело на студента.

Цикл занятий давно кончился. Студент, о котором идет речь, и его товарищи уже занимались в других клиниках, но он продолжал ходить на факультетскую хирургию и принимал участие в лечении «своей больной». Терпеливо учился гипсовать, вместе с ординатором делал для больной гипсовую кроватку, а затем по поручению М. А. Бубнова связался с директором завода «Каучук» и помог больной получить путевку в туберкулезный санаторий.

Так, Михаил Александрович, оставаясь как бы в стороне, вырабатывал у своих учеников любознательность, самостоятельность и настойчивость, прививал им любовь к профессии врача и живой интерес к медицине. Под таким руководством не вырастал и не мог вырасти врач-чиновник.

Любил Бубнов и оперировать с ординаторами — первогодками и студентами. Имея весьма солидную топографо-анатомическую подготовку и блестящую технику, он и здесь был для молодежи образцом. Ничто не ускользало из поля его зрения. С большим тактом, ненавязчиво, он подсказывал, что и как надо делать. В наиболее ответственные моменты Михаил Александрович иногда начинал «бурчать». Но операция всегда заканчивалась в атмосфере теплых, дружеских взаимоотношений старшего, многоопытного хирурга с его порой весьма «желторотыми» помощниками.

М. А. Бубнов всегда внимательно прислушивался к тому, как студенты разговаривают с больными. Не слишком ли много информируют их о заболевании и ходе лечения? Достаточно ли учитывают состояние и психику больного? Ведь неосторожно сказанное слово, отнимающее у больного надежду на выздоровление, может принести непоправимый вред.

В подтверждение этого Михаил Александрович нередко ссылался на разговор раненного на дуэли А. С. Пушкина с доктором Шольцем, который первый осматривал больного в квартире на Мойке в Петербурге.

«— Что вы думаете о моей ране? Я чувствовал при выстреле сильный удар в бок, и горячо стрельнуло в поясницу, дорогой шло много крови, — скажите мне откровенно, как вы рану находите?

— Не могу вам скрывать, что рана ваша опасная.

— Скажите мне, — смертельная?

— Считаю долгом вам это не скрывать, — но услышим мнение Арендта и Саломона, за которыми послано.

— Спасибо! Вы поступили со мной, как честный человек, — при сем рукою потер он лоб. — Нужно устроить свои домашние дела.

Когда приехал лейб-хирург Арендт, он тоже осмотрел рану.

Пушкин просил его сказать откровенно: в каком он его находит положении, и прибавил, что, какой бы ответ ни был, он его испугать не может, но что ему необходимо знать наверное свое положение, чтобы успеть сделать некоторые нужные распоряжения.

— Если так, — ответил ему Арендт, — то я должен вам сказать, что рана ваша очень опасна и что к выздоровлению вашему я почти не имею надежды.

Пушкин благодарил Арендта за откровенность и просил только не говорить жене.

Уезжая, Арендт сказал провожавшему его в переднюю комнату Данзасу — близкому другу Пушкина, который был на дуэли секундантом: «Штука скверная, он умрет»»[38].

Прошло больше 100 лет со дня смерти А. С. Пушкина. Но и сейчас не стихают споры по поводу того, правильно или нет поступали врачи, когда столь откровенно говорили тяжелораненому поэту о его безнадежном состоянии.

Острые споры возникали и здесь, на практических занятиях. Их умело вел и направлял Михаил Александрович.

Одни студенты резко осуждали врачей за их негуманное отношение к тяжелораненому Пушкину, другие, наоборот, оправдывали, ссылаясь, что, мол, в то время над такими вопросами не задумывались, смотрели проще — состояние психики больных не принималось во внимание, как это имеет место сейчас. В конце концов Михаил Александрович делал короткое заключение, в котором говорил, что врачи, по его мнению, были в этом случае излишне откровенны — чем тяжелее и опаснее заболевание, тем большая осторожность должна быть проявлена в разговоре с больным. В ряде случаев врач может даже погрешить против истины и не сказать больному всей правды. «Откровенность до цинизма, до жестокости, — считал известный наш хирург В. А. Оппель, — не может способствовать мобилизации сил больного, чтобы преодолеть недуг».

— Но значит ли, что мы, врачи, всегда должны скрывать от больного истину? — спрашивал Бубнов. — Нет, не значит. Чем легче заболевание, тем меньше оснований врачу уходить от правды. Чтобы не потерять доверия больного, врач не должен без особой надобности уклоняться от истины. На вопрос больного о серьезности предстоящей операции, например апендэктомии, нельзя умышленно преуменьшать опасность, боясь, что больной откажется от операции. Серьезный доверительный разговор с больным по поводу любой операции не пугает последнего и не уменьшает его веры и доверия к врачу.

«Не делай больному того, чего не сделал бы себе или своим близким», — не раз повторял Михаил Александрович мудрую заповедь.

Родственников, теряющих любимого человека, надо всемерно щадить. Как бы настойчиво ни спрашивали они о болезни, ее исходе, следует избегать натуралистического ответа. У родителей, чей ребенок находится в безнадежном состоянии, нельзя отнимать надежды на его выздоровление. Трагический исход неизбежен, но «терзание души» изо дня в день, в течение многих месяцев, ощущение потери ребенка, внушаемое притом врачом, недопустимы, говорил профессор Кассирский.

Отмечая безграничное доверие и уважение, которым пользуются у нас в народе врачи, он подчеркивал: ни в коем случае нельзя злоупотреблять этим доверием, проявлять малейшую небрежность, халатность по отношению к больному. Подобные действия граничат с преступлением, поскольку способны повлечь за собой тяжелые последствия. Так Михаил Александрович постепенно вводил студентов в деонтологию — науку о врачебной этике. Причем он не только рассказывал, как нужно разговаривать с больным, но и показывал врачебное искусство на примере собственной деятельности. «…Личный пример воспитателя — это луч солнца для молодой души, который ничем заменить невозможно», — говорил замечательный русский педагог К. Д. Ушинский.

— Никогда не забуду встреч с доцентом Бубновым, — вспоминает бывший студент, ныне профессор А. П. Сорокин. — Это был один из самых настоящих волшебников медицины. Под наблюдением Михаила Александровича я курировал палату с гнойными заболеваниями. Здесь лежали тяжелобольные с хроническими заболеваниями, трудно поддающимися лечению. Обычно о таких говорят — ничего нельзя сделать… Опыта у меня не хватало, знаний — тоже, но так хотелось помочь, избавить от страданий! В те времена в зените своей славы был пенициллин. Но и большое количество препарата, введенное больной, не помогало справиться с инфекцией. Болезнь (остеомиелит кости голени) как бы застыла на мертвой точке. Человек таял на глазах. Сознавая свое бессилие, приглашаю на консультацию Михаила Александровича. Он внимательно выслушал меня, посмотрел больную и порекомендовал отменить пенициллин, снять и все другие лекарства, а назначить толченую яичную скорлупу, новокаиновую кольцевую блокаду бедра и смазывание йодом кожи здоровой ноги. Сначала мне показалось, что Михаил Александрович хочет подшутить надо мной, но он тут же пояснил: микробы «привыкли» к пенициллину, а организм сам не в состоянии справиться с болезнью, возможно, из-за того, что много вводится лекарств и с пораженного очага все время идут патологические рефлексы. Надо подбодрить организм калорийным питанием, сменой назначений создать у больной хорошее настроение, атмосферу уверенности в излечении, снять патологические рефлексы (блокадой) и стимулировать восстановление раздражением кожи здоровой ноги йодом. Все очень просто, но это была, как я потом убедился, мудрая простота. Все назначения я проводил с исключительным вниманием, сам следил за рационом, далее смазывание кожи здоровой ноги йодом сам производил в перевязочной и все это обставлял соответствующим образом. Какое же было удивление всех (в том числе и мое), когда недели через две больная стала подниматься с постели, а потом оставила костыли!

Михаил Александрович Бубнов неоднократно избирался секретарем парткома института. И в этом, несомненно, сказывалось общее уважение к его партийным, человеческим и педагогическим качествам. Жаль, что рано оборвалась жизнь М. А. Бубнова. Сказались трудные годы, проведенные на фронте, и напряженные дни в послевоенное время, когда он спешил закончить докторскую диссертацию…

Рассказывая о важнейшей в медицинском институте фигуре — ассистента, вижу перед собой Михаила Александровича, его вдумчивое лицо, его немного усталые, но такие внимательные глаза. С точки зрения воспитания настоящих врачей, он сделал больше, чем иной профессор.

В последние годы некоторая часть молодежи, работающая в научно-исследовательских институтах, вузах, все свои устремления и силы отдает подготовке диссертаций, публикации статей, а от педагогической деятельности отлынивает, занимается ею неохотно. И в этом большой ущерб делу. Однако лишь недавно вновь заговорили во весь голос о педагогической деятельности ассистента, о необходимости неустанно и непрерывно повышать ее уровень.

Что греха таить, мы нередко оцениваем педагога высшей школы однобоко: у кого пять статей — того ругаем. У кого двадцать пять — говорим: перспективный преподаватель! И начисто забываем о главном — о педагогическом таланте, педагогическом мастерстве. А ведь такой подход наносит вред преподаванию, отталкивает молодежь от педагогической деятельности.

Думается, вряд ли помогут здесь какие-то общие мероприятия, показательные занятия и семинары. Если бы кафедры были однородны, близко подходили друг к другу по своему профилю, то в таких случаях имел бы смысл обмен опытом между ними. Но у нас что ни кафедра, то своя специфика, свой предмет.

А вот методическая работа, живой обмен педагогическим опытом на самой кафедре, несомненно, приносит пользу. Такие методические конференции нужно поощрять и поддерживать. На них молодежь учится, приобретает навыки ведения занятий. И если тут же опытный ассистент разбирает то или иное занятие в доброжелательном тоне, не обижая молодого преподавателя, то цены нет таким совещаниям.

Большую помощь росту ассистента как педагога оказывает руководитель кафедры. Его присутствие на занятиях, которые проводит ассистент, причем не на одном, а на нескольких, дает многое и профессору, и ассистенту. Профессор ближе знакомится с преподавателем, узнает его сильные и слабые стороны. А ассистент после разбора занятия в кабинете профессора делает для себя необходимые выводы. Такая форма работы с ассистентами, особенно на теоретических кафедрах, оправдывает себя.

Занятия у нас на кафедре проходят в большом зале — операционной. Одновременно здесь находится 6—8 студенческих групп. Если учесть, что в каждой группе 13—15 человек, то нетрудно подсчитать, сколько студентов в зале. Причем каждый преподаватель что-то объясняет или спрашивает. Поэтому не так просто ассистенту в таких условиях держать студентов в напряжении, чтобы они не отвлекались и сосредоточенно работали за своими столами.

Конечно, в современных учебных помещениях создаются оптимальные условия для занятий. Ну, а здание нашей кафедры построено 100 лет назад. Бывает, молодой преподаватель так увлечется рассказом об операции или хирургической анатомии области, что забудет о соседе, который занимается рядом. Там начинают нервничать, беспокоиться. Тогда приходится незаметно принимать меры к тому, чтобы увлекшийся умерил свой пыл.

Долго и терпеливо приходится обучать аспиранта или молодого ассистента педагогическому мастерству, умению держать в поле зрения всех студентов, доносить до них свою мысль. Пройдет много времени, прежде чем преподаватель будет испытывать удовлетворение от проведенного занятия, будут довольны и студенты. Уместно вспомнить слова Н. Н. Бурденко: «Студент не знает, как надо преподавать медицину, но студент знает, как не надо преподавать».

ПОМОЧЬ РАСТУЩЕМУ

Непременно ли ассистент должен стать доцентом, а доцент профессором? Такой вариант, по идее, конечно, желателен, но практически едва ли осуществим. Не из каждого ассистента можно подготовить доцента, и, тем более, далеко не каждый доцент станет профессором, руководителем кафедры. Причин тому немало, как объективных, так и субъективных.

Все это так. Но как отнестись к распространенному мнению, что, пожалуй, лучше оставаться доцентом под эгидой маститого профессора, нежели уходить на самостоятельную работу?

Мне, как ректору, приходилось терпеливо, настойчиво вести работу со многими доцентами. Некоторых из них убеждать, что пребывание на кафедре сверх всякого срока нежелательно: во-первых, такой «засидевшийся» закрывает перспективу для выдвижения ассистентов, а во-вторых, сам перестает расти, хотя нередко у него есть данные, чтобы самостоятельно заведовать кафедрой. Но заставить человека, привыкшего к должности доцента, уйти после защиты докторской диссертации на самостоятельную работу порой не легко. И тут, думается, должна быть создана система поощрения и морального, а может быть, даже материального.

Уход из института на самостоятельную работу в сравнительно молодом возрасте — до 40 лет — дает одни результаты, а, скажем, в 60 — другие. Молодой профессор, в расцвете сил, энергично берется за организацию коллектива, за оснащение кафедры новейшим оборудованием, успешно преодолевает трудности и, порой незаметно для себя, растет, приобретает опыт, знания, становится видным человеком в вузе. Ему идут навстречу, помогают, поддерживают. Будучи воспитанником определенной школы, он продолжает развивать ту или иную проблему, над которой работал ранее под руководством своего шефа, не теряя с ним связи, и часто добивается успеха, выдвигается в число тех, кто определяет данную отрасль науки.

Не без гордости слежу за становлением на самостоятельной работе ассистента А. П. Сорокина. В свое время он был рекомендован нами на заведование кафедрой анатомии одного из вузов Казахской ССР. В трудных, сложных условиях он не только создал первоклассную кафедру, но и организовал лабораторию по исследованию тончайших структур соединительной ткани. Ему удалось продвинуть дальше важные исследования, проводимые у нас на кафедре. Замечу, что А. П. Сорокин ушел на самостоятельную работу в молодом возрасте. Он смело взялся за новое для него дело и не только сам занимается научными исследованиями, но и ведет за собой сотрудников кафедры, сплачивая их в единый, дееспособный, успешно работающий коллектив.

Так же поступил в свое время и ассистент Вилянский. По окончании аспирантуры он остался в Москве — заведовал хирургическим отделением. Я посоветовал ему пойти на самостоятельную работу, помог подготовить и защитить докторскую диссертацию, а затем рекомендовал его в один из медицинских институтов Сибири. Молодой ученый, разумеется не без внутренней борьбы, согласился. Прошло не так уж много времени, и на страницах научных журналов стали появляться его статьи. Теперь он и его сотрудники систематически выступают по актуальным вопросам теоретической и клинической хирургии.

А вот еще один пример. Вернулась к нам на кафедру из хирургической клиники ассистент Т. Ф. Лаврова для работы над докторской диссертацией. Несколько лет назад она закончила аспирантуру по кафедре топографической анатомии и решила перейти на работу в хирургическую клинику. Мы не возражали. Но прошли годы, и ей стало физически трудно часами стоять за операционным столом, нести круглосуточные дежурства. Она колебалась, но потом все же оставила клинику и вернулась на кафедру, где проходила аспирантуру. Имея достаточный опыт в хирургии и знания, Т. Ф. Лаврова сравнительно легко «вжилась» в тему докторской диссертации. В установленный срок она выполнила и успешно защитила диссертацию, после чего была рекомендована на заведование кафедрой в один из периферийных вузов Российской Федерации. Татьяна Федоровна много работает над собой и помогает расти молодежи.

Но, к сожалению, есть и примеры другого рода, с которыми ректору приходится сталкиваться. Однажды мы рекомендовали на кафедру периферийного вуза доцента почтенного возраста. Он предварительно выезжал в этот вуз, знакомился с кафедрой. С воодушевлением говорил о том, какие перед ним открылись перспективы и возможности. Но уже вскоре с грустью сообщал: «Не уверен, хватит ли сил справиться с делами на кафедре…» Через некоторое время мы и сами поняли, что выдвинули человека с большим опозданием — он, так сказать, «перезрел», пересидел на кафедре, былые возможности ушли, и ему теперь уже не под силу новое сложное дело.

С работой на кафедре, как правило, такой человек — внешне — справляется, особых претензий к нему не бывает. Но сам он чувствует, что уже не может выдвинуть смелых научных идей, боится нового, работает без перспективы, без уверенности в поддержке коллектива, и в целом от этого страдает кафедра.

Безусловно, нельзя вульгаризировать проблему и весь разговор сводить только к возрасту. Никакого шаблона, правил или рецептов по поводу того, кого и когда выдвигать на самостоятельную работу, быть не может. Тут все должно решаться строго индивидуально. И в расчет надо брать способности ученого, его организаторское умение, стремление все время идти дальше, профессионально расти, искать, не бояться трудностей.

Неоспоримо одно: нужно всячески поддерживать ассистента, доцента, если он по-настоящему стремится к совершенствованию, к росту, к выходу на самостоятельную работу, поддерживать даже, может быть… в ущерб работе кафедры. Пусть он пишет статьи, читает, выступает с докладами на конференциях и съездах. Человек должен чувствовать помощь и всеобщую заинтересованность в его росте. Если оказать ему нужное содействие в период расцвета сил и способностей, можно смело рассчитывать, что он не только будет на должном уровне самостоятельно вести кафедру, но и успешно работать в той или иной области науки.

Хочется высказать и еще одну, на первый взгляд «крамольную» мысль. Научно-исследовательские институты и лаборатории Академии медицинских наук охотно принимают на работу доцентов и ассистентов, имеющих степень доктора. Им поручают заведование лабораториями, отделениями. Это соблазняет многих, особенно тех, кто в ущерб своему будущему отказывается ехать в периферийный вуз на самостоятельную работу. Не по зову сердца, а по малодушию идут они в научно-исследовательские институты.

Так было, например, и с доцентом Д., способным эпидемиологом. Он должен был сделать выбор: либо, оставаясь в вузе, закончить докторскую диссертацию и уйти на самостоятельную работу, либо перейти в научно-исследовательский институт. Он выбрал последнее и оставил преподавательскую деятельность в нашем институте. А через три года попросился обратно.

— Не могу заниматься только лабораторными исследованиями, не могу без студентов, — признался он.

Мы поддержали просьбу Д. Теперь он с увлечением отдается преподавательской работе. Но ведь не всякий так вот, три года спустя, сделает решительный шаг, признав свою ошибку. И скольких отличных преподавателей лишаются из-за этого медицинские институты!

Парадоксально, но факт: обилие научно-исследовательских институтов в Москве, что называется, расхолаживает многих ассистентов и доцентов. Они перестают совершенствоваться как педагоги и готовить себя к самостоятельной работе.

Чтобы устранить диспропорцию в росте научно-преподавательских кадров в условиях вузов и научно-исследовательских институтов, необходимо шире объединять деятельность кафедр и НИИ, как это проводится в ряде крупных вузов страны.

Конечно, объем обязанностей научного работника — преподавателя вуза и научного работника исследовательского института сравнивать трудно. Да и условия работы в научно-исследовательских институтах в большинстве случаев много лучше, чем на кафедре. Там ему помогают лаборанты, препараторы, и весь настрой лаборатории, отдела, института способствует целенаправленной деятельности; он знает, что тема, стоящая в плане НИИ, подкреплена и материально-технически: предусмотрены необходимое количество животных, аппаратура, персонал. Вот эта сторона дела часто подкупает ассистента или доцента. Но все-таки, обращаясь к своей ректорской деятельности, должен отметить, что для большинства преподавание в вузе остается основой жизни.

Приходится работать в трудных условиях: ежедневно 5—6 часов вести занятия со студентами, обслуживать больных (на клинических кафедрах) и, конечно же, продолжать научные исследования. Нужно постоянно думать и следить за тем, чтобы идти вперед и в педагогической, и в научной, и в лечебной области. Ассистент-преподаватель не может ограничить свою деятельность только одной исследовательской работой или только педагогической. Возникшие «ножницы» сейчас же дадут себя знать, весь коллектив кафедры сразу обратит на это внимание, и такому ассистенту-преподавателю придется «спуститься с неба на землю». Зато какая это отличная школа! Как много получает человек от возможности постоянно приумножать свои знания и передавать их другим! Сколько мыслей, идей появляется у него в постоянном общении с молодежью!

Преподавателя института, как правило, отличает эрудиция, умение свободно излагать мысли. Он всегда может выступить с докладом, прочитать лекцию, провести занятие. Как ни трудно порой бывает ассистенту вуза, он не может не получать от своей многосторонней деятельности большого удовлетворения.

Постоянно расти, повышать свое педагогическое мастерство, заниматься наукой, — без всего этого немыслима преподавательская работа.

III. ОДИН В ПОЛЕ НЕ ВОИН

Учитель работает над самой ответственной задачей — он формирует человека.

М. И. Калинин

УЧЕНЫЙ СОВЕТ

Мы бережно храним традиции старейшего российского высшего учебного заведения, знавшего столько светлых имен нашей медицины. Вместе с тем в жизнь института все время входит что-то новое. Каждый год на смену оканчивающим курс вливается новое пополнение; уходят отслужившие свое профессора и преподаватели — их места занимают выдвиженцы кафедр или же приглашенные из других вузов. В разное время пришли к нам выдающиеся ученые — профессора П. К. Анохин, Б. В. Петровский, Д. А. Жданов.

Но не только меняются люди, меняются и задачи, которые приходится решать институту. Так встал вопрос о необходимости наряду с выпуском врачей-лечебников и гигиенистов готовить провизоров, фармацевтов. На основе решений партии и правительства, принятых в конце 50 — начале 60-х годов, была усилена деятельность кафедр по подготовке научно-исследовательских кадров, выпуску крупных руководств, монографий и учебников.

Стало традицией: перед началом заседания Ученого совета ректор знакомит присутствующих с вышедшей новой книгой, автором которой является член совета института. Это производит хорошее впечатление на собравшихся и, конечно, доставляет большое удовольствие автору, которого тепло и сердечно поздравляют. Помню, как мы поздравляли профессора Е. М. Тареева с выходом в свет капитального руководства по заболеваниям почек. Над созданием этого труда профессор работал много лет. Вскоре по нашему представлению ему была присуждена Ленинская премия. А как все были рады появлению учебников А. Л. Мясникова по внутренним болезням, В. И. Стручкова по общей хирургии, А. И. Струкова по патологической анатомии! Ведь по этим книгам сейчас учатся студенты медицинских институтов. Было радостно чувствовать себя членом коллектива, где созданы эти замечательные пособия для студентов и практических врачей. Несомненно, каждый из нас мечтал подготовить и издать подобный же труд по своей дисциплине.

Утверждение в звании или должности, защита диссертации и многие другие важнейшие вопросы, касающиеся разносторонней деятельности института, решаются на Ученом совете — высшем консультативном органе института. В его работе принимают участие наряду с проректорами и деканами факультетов заведующие кафедрами и их заместители, представители общественных организаций. Этот орган по своему составу является весьма солидным и представительным. В мое время заседания Ученого совета проходили по понедельникам два раза в месяц и длились не больше двух часов. Выступления на совете всегда были конкретны и лаконичны. Никому не разрешалось нарушать принятый регламент — это тоже стало своего рода традицией.

На Ученом совете периодически заслушиваются отчеты об учебной, научно-исследовательской, лечебной и идейно-воспитательной работе факультетов, а также отчеты о деятельности научного студенческого общества. Проводятся конкурсы на замещение профессорско-преподавательских должностей и выборы деканов факультетов. Идет большой разговор о производственной практике студентов, о проблемах дальнейшего улучшения идейно-политического воспитания студентов, заслушиваются итоги финансово-хозяйственной деятельности.

Мой опыт говорит, что среди наиболее важных и ответственных для ректора можно назвать заседания Ученого совета перед началом учебного года и в конце его, когда председатели экзаменационных комиссий дают оценку не только выпускникам, но и кафедрам, институту. На этом совете притихшие профессора внимательно слушают, что говорят в их адрес председатели государственных экзаменационных комиссий. Докладчики — представители министерства, принимающие «продукцию» института, люди независимые, авторитетные, видные ученые. Их критические замечания достойны серьезного внимания.

Вспоминается одно из заседаний совета. Председатель комиссии обратил внимание на то, что некоторые студенты подзабыли важные разделы по топографической анатомии — не умели рассказать строение пахового канала, ход лицевого нерва, и я краснел на совете, поскольку, помимо всего прочего, замечание прямо относилось к работе руководимой мною кафедры.

Тяжело переживал профессор И. А. Пашинцев, когда оказывалось, что иные студенты, ориентируясь в материалах по диалектике, философии, подзабыли кое-что из курса истории КПСС, который они проходили раньше.

Именинниками чувствовали себя профессора-терапевты. Председатель экзаменационной комиссии лечебного факультета, профессор А. М. Дамир подчеркнул хорошую подготовку студентов по терапии, умение обследовать больного, разобрать сложный случай заболевания, назначить лечение, выписать рецепт.

А затем начинались прения. Признавая критику в свой адрес правильной, И. А. Пашинцев в своем выступлении просил Ученый совет обратиться в Министерство высшего образования с предложением изменить систему преподавания общественных дисциплин, поставить их в учебном плане так, чтобы между ними не было такого большого разрыва, как сейчас. Его предложение все одобрили. Затем было принято решение усилить подготовку студентов по клинической физиологии и рецептуре. Об этом просили и врачи-аспиранты. Профессор П. К. Анохин охотно согласился прочитать студентам-выпускникам несколько лекций о компенсаторных механизмах при обширных операциях на органах, которые производятся в клинике.

На заседания Ученого совета, посвященные началу учебного года, приходит послушать ректора большая часть преподавателей и врачей института. Всех интересует, что нового дал нам минувший год в научной, лечебной и учебной работе, какие задачи ставятся перед коллективом в предстоящем семестре, будут ли изменения в учебном плане, программах и сроках обучения студентов. Сообщаю, что Министерство здравоохранения ставит вопрос о введении субординатуры для студентов старших курсов и интернатуры для окончивших врачей; министр просит высказаться по этому важному вопросу, тем более что наш институт уже имеет в прошлом некоторый опыт начальной специализации студентов шестого курса.

Мы старались тогда помочь студенту получить как можно больше теоретических знаний и практических навыков по избранной им специальности. Такая полезная специализация проводилась в течение пяти лет. Потом министерство неожиданно решило отказаться от нее и перешло на подготовку врача-лечебника общего профиля. Сейчас трудно сказать, почему было принято такое решение. Возможно, управлению кадров Минздрава проще распределять молодых врачей общего профиля, нежели подбирать места и устраивать специалистов по избранной специальности. По-видимому, это соображение сыграло тогда не последнюю роль в отказе от субординатуры. Но время — лучший ценитель любого метода — показало, что субординатура являлась более прогрессивной формой обучения, нежели подготовка врача общего профиля.

Члены Ученого совета горячо поддержали начинание министерства, которое, несомненно, повысит уровень подготовки и качество выпускаемых врачей. Правда, реформа в обучении должна привести к удлинению срока обучения на один год. Но этот год интернатуры «студент» с дипломом врача проводит на рабочем месте, под руководством квалифицированных специалистов в одной из крупных городских или областных больниц. Причем оплачивает стажировку учреждение, куда был направлен молодой врач по окончании института. Следовательно, врач вернется в больницу не со студенческой скамьи, а после того, как получит начальную подготовку по избранной специальности.

Несмотря на прогрессивное значение интернатуры вне института, у меня возник вопрос: как будет ректорат осуществлять контроль за «студентами седьмого курса», работающими во многих городах страны? Вероятно, идеалом можно считать интернатуру на клинических базах института. За такой метод специализации ректор института может отвечать.

Новая форма обучения таит в себе много возможностей. Но пока только возможностей. Все зависит от того, как организовать это интересное дело. И тут есть над чем поломать голову профессорам и ректору. Ректору в первую очередь.

Ведь специализация резко меняет отношение студентов к занятиям в клиниках. Если раньше при подготовке врача широкого профиля студентов трудно было убедить посещать лекции по ряду дисциплин (например, глазные болезни, ухо — горло — нос, кожные), нести ночные дежурства по скорой помощи или в родильном доме, то при новой форме обучения студентов, желающих получить специальность хирурга или травматолога, не вытянешь из клиники. Никто из преподавателей уже не считает по головам: сколько студентов присутствует на лекции. В этом нет необходимости. Мы провели как-то опрос студентов, чтобы выяснить, почему они охотно посещали клинику при специализации и утеряли интерес к ней, когда институт перешел на подготовку врачей широкого профиля. Нам отвечали: при субординатуре все знали, что их направят после окончания института работать по специальности, поэтому и старались не терять зря время. Ну, а когда отняли такую возможность, пропал интерес углубленно изучать ту или иную дисциплину, — все равно по специальности работать после вуза не придется.

Помимо учебных дел на Ученом совете нередко обсуждаются вопросы строительства и реконструкции института в соответствии с принятым решением партии и правительства. Этот вопрос затрагивает всех сотрудников института — от санитарки до профессора. Каждого интересует, как будет развиваться дальше институт. Идут оживленные споры. Одни предлагают заново спроектировать институт и построить его за чертой города, другие считают правильным ограничиться реконструкцией старых зданий клиник и кафедр. Это намного дешевле, и не нужно никуда переезжать. Принимается компромиссное решение: помимо реконструкции и надстройки старых зданий возвести несколько новых корпусов на Девичьем поле.

Все с нетерпением ожидают, как скоро будут воздвигнуты новые клиники, учебные корпуса, общежития и жилые дома для сотрудников института.

За 10 лет нам удалось вдвое увеличить число студентов, открыть вечерний факультет, влить фармацевтический институт на правах факультета. Расширилась материально-техническая база института.

За этим скупым перечнем стоит напряженная деятельность большого коллектива, который наряду с научными и учебными делами помогал дирекции и парткому решать нелегкие вопросы строительства клиник, теоретических кафедр, жилых домов и общежитий для студентов.

Надо прямо сказать, опыта и знаний в такого рода делах ни у кого из нас не было. Ведь одно дело — учебная работа, другое — планирование и осуществление большого строительства. Одно дело — учить студентов — это наша профессия, другое — спорить с подрядчиками и прорабами. Приходилось, как говорится, на ходу осваивать новую «специальность». Мы учились разбираться в тонкостях проектирования и оформления разной технической документации, «выбивать» земельные участки, финансы, искали подрядчиков и т. д.

Надо учесть, что, когда все это начиналось, страна еще далеко не полностью залечила раны, нанесенные войной, и не удивительно, что строительные дела требовали огромных затрат сил и энергии. Далеко не просто было освободить территорию клинического городка на Девичке от старых, ветхих зданий и на их месте возвести клинику детских болезней или институт хирургии. Но городские партийные и советские организации охотно помогали нам во всем и шли навстречу при решении больших и малых дел.

Не обходилось и без курьезов. Помню, одобрили мы проект здания новой детской клиники. Оно должно было вплотную примыкать к старому, построенному в конце XIX века. На бумаге все выглядело отлично. И только когда строительство подходило к концу, мы вдруг поняли, что новое двухэтажное здание рядом хоть и со старой, но высокой, внушительной клиникой будет выглядеть жалким карликом. Что делать? Звоню председателю исполкома Моссовета, умоляю приехать. Надо отдать ему должное: Владимир Федорович Промыслов всегда внимательно прислушивался к нашим просьбам. Он приехал, осмотрел строительство, проект и тут же предложил «набросить» еще этаж.

А сколько «сражений» пришлось выдержать, воздвигая новую клинику гастроэнтерологии или клинику профзаболеваний и гигиены труда! Редкий день не собирались заинтересованные в строительстве руководители кафедр в кабинете ректора или прямо на строительной площадке. Может быть, кому-то покажется странным, что ректор вынужден заниматься строительством — ведь у него есть заместители, отдел капитального строительства, опытные инженеры. Да, все это так. Но если хотите, и в этом сказывалась сила традиции коллектива. Это были наши клиники, наши общежития, дома. Как же можно не заниматься всем этим?!

ЛИСТАЯ СТАРЫЙ РЕКТОРСКИЙ КАЛЕНДАРЬ

Направлять деятельность большого коллектива невозможно без повседневной помощи общественных организаций, деканов, начальников отделов. Так уж повелось — раз в декаду, а то и чаще проводится оперативное заседание ректората. Здесь руководство обычно обсуждает наиболее острые, злободневные вопросы жизни вуза. На ректорате заслушиваются отчеты о работе отдельных служб и подразделений института, дается оценка их деятельности, принимается решение об укреплении того или иного административного звена; рассматривается выполнение плана по капитальному строительству и ремонту зданий клиник, учебных корпусов, снабжению их необходимым оборудованием, реактивами; ведется контроль за деятельностью эксплуатационной службы и т. д.

Ректорат стал своего рода коллективным органом управления огромным хозяйством института, и в этой коллективности — его сила. Сотрудники помогали ректору принимать правильное решение по обсуждаемым вопросам и, главное, проводить его в жизнь.

Для того чтобы показать, как оно складывается и организуется — время ректора, беру старый, случайно сохранившийся кабинетный календарь с пометками, записями на каждый день и пытаюсь восстановить по этим торопливым записям несколько таких дней.

…Время ректора до отказа заполнено делами и заботами. Сегодня с утра надо заняться строительными делами — обсудить проекты новых клиник, рассмотреть техническую документацию и сметы. Спорим, взвешиваем, решаем. Во второй половине дня встреча в Моссовете — речь пойдет о переселении граждан, проживающих в 9-этажном здании по Малой Пироговской улице, 16. Хлопочем об этом здании для общежития уже два года.

Вечером заседание парткома. Первый вопрос — прием в партию. Надо быть: вступает в партию профессор В. Э. Салищев, которого давно знаю по совместной работе, и об этом надо сказать. В партию идет отличный человек. Это в некотором роде событие для всей организации, и, как бы ты ни был занят, не принять участия в этом событии нельзя.

Второй вопрос — отчет партийной организации лечебного факультета об идейно-воспитательной работе среди студентов. Приглашены преподаватели общественных дисциплин, ассистенты клиник и теоретических кафедр. Желающих выступить в прениях по докладу много. Секретарь парткома затронул в отчете деятельность не только кафедр, но и отдельных коммунистов, а это всегда вносит оживление, остроту.

Для всех ясно, что преподаватели кафедры должны не только уметь хорошо излагать свой предмет, но и воспитывать студентов в духе требований времени. А вот как это делать ассистенту той или иной кафедры, он не всегда знает. Его задача, считает он, — лечить больных, вести научную работу и заниматься со студентами — обучать их основам той или иной дисциплины; остальное не так важно. Ассистент, нередко молодой человек, без должного опыта и знаний, чувствует себя неуверенно, подчас сам нуждается в воспитании. Вот тут как нельзя кстати педагогический и житейский опыт старших товарищей. Они-то и задают тон на парткоме, рассказывают много интересного о формах и методах воспитательной работы со студентами.

На Всесоюзном слете студентов товарищ Л. И. Брежнев говорил, что мы не должны, не имеем права забывать ленинского призыва к тому, чтобы «процесс учебы шел рука об руку с процессом коммунистического воспитания».

«Воспитывать… гораздо труднее, чем учить, давать общее и специальное образование… — отмечал М. И. Калинин. — Ведь воспитатель влияет на воспитуемых не только тем, что дает им определенные знания, но и своим поведением, образом жизни, отношением к обыденным явлениям»[39].

Эти мудрые слова для нас были напоминанием о важнейшей обязанности партийной организации вуза — требовать идейной четкости от всех коммунистов, от каждого педагога, всеми средствами своего влияния создавать в преподавательском коллективе обстановку взаимной взыскательности, принципиальности.

Тамара Ивановна Аникина, одна из лучших наших преподавателей, советует постоянно изучать каждого студента в группе, знать круг его интересов, чем он живет помимо занятий в институте.

Завоевать доверие студента, добиться, чтобы он был с тобой откровенным, не так просто, говорит Тамара Ивановна, но делать это надо, и не от случая к случаю, а каждый день. Тогда многие вопросы воспитания снимутся сами по себе…

Товарищи внимательно слушают Тамару Ивановну и делают для себя необходимые выводы. А ректору такое выступление помогает глубже понять самого преподавателя.

Заседание парткома окончилось тогда поздно. Но запись на листке календаря напомнила: завтра с утра лекция, надо успеть подобрать диапозитивы, таблицы и посмотреть материалы. Тема лекции — топографическая анатомия брюшной стенки, грыжи живота, оперативные доступы к органам брюшной полости. Вернувшись домой, принялся готовиться. Вскоре позвонил ассистент, который помогает мне на лекции. Ему надо знать, как будет построена лекция, какие диапозитивы и рисунки нужно показать и в какой последовательности. Ассистент волнуется: надо сделать и показать типичные разрезы брюшной стенки. И сделать все так, как в операционной, чтобы студенты не смогли заметить изъяны в импровизации операции.

После лекции предстоит обсудить план научной работы аспирантов, выяснить возможности операционного блока и вивария, — от этого зависит их работа над диссертацией. Такие беседы, как правило, затягиваются. Аспиранты нередко просят освободить их от занятий со студентами — слишком много времени они отнимают. Приходится долго убеждать, что для института важна не только научная, но и учебная работа аспирантов. Первые два года придется совмещать научную работу и преподавание. А вот на третьем предоставим возможность целиком заниматься диссертацией…

Впрочем, сказать «целиком» — значит допустить неточность. Ведь наша большая задача в том, чтобы и студенты и аспиранты приобретали навыки организаторской, общественно-политической работы. Об этом как-то состоялся серьезный разговор на Ученом совете.

Известно, что принятая в медицинских институтах система подготовки специалистов, определенная программами и учебными планами, дает им возможность за шесть лет обучения овладеть суммой знаний и практическими навыками, необходимыми для самостоятельной врачебной деятельности. Что же касается их подготовки к организационной и общественно-политической работе, то эта сторона дела чаще всего зависит от собственной активности студента, его заинтересованности и политического кругозора.

Разработанный общественными организациями и ректоратом единый план идейно-воспитательной работы обычно рассчитан на курс, поток, группу. Он, несомненно, играет большую роль в проведении различного рода мероприятий среди студентов. Но, к сожалению, при таком подходе у нас выпадает из поля зрения студент со своими индивидуальными склонностями и интересами.

Для того чтобы преодолеть этот недостаток, партком, ректорат, комсомольские организации решили разработать своеобразный минимум внеучебной работы для студентов. В этот минимум входят: для одних студентов — агитационная работа в группе, для других — культурно-просветительная, для третьих — санитарно-оздоровительная на подшефных предприятиях и колхозах. А некоторые наши студенты активно участвуют в различных общественных организациях, советах, методических комиссиях.

Коллектив той или иной кафедры, прикрепленный к потоку или курсу, в течение всего учебного года помогает студентам проводить общественно-политические мероприятия, заботится о повышении активности молодежи, направляя их деятельность в необходимое русло. Преподаватель в группе не только обучает студентов, но и воспитывает их, помогает приобрести навыки организаторской работы, умение работать с людьми.

Задача преподавателей — не «опекать» молодежь, не подменять комсомольскую организацию, а тесно содружествовать с ней. Мы считаем, что нужно предоставлять комсомольским и профсоюзным организациям возможно больше прав в делах, касающихся распределения стипендий, общежитий, научных студенческих советов.

Так родились у нас в институте общественные деканаты, которые помогают деканам решать многие вопросы учебной и воспитательной работы, поднимать ее уровень и, главное, постоянно держать в поле зрения студента со всеми его индивидуальными особенностями, запросами, интересами.

Следующая запись на старом календаре: заседание центральной методической комиссии. Живо помню и этот день, и это заседание. Обсуждаем проект нового учебного плана для лечебного факультета. Собирается весь «синклит» профессоров — представители всех кафедр института. Пришли даже те, кто обычно на комиссии не ходит, на методические — тем более. Повышенный интерес к заседанию понятен: профессора опасаются — вдруг уменьшат часы по его предмету, сократят штат ассистентов.

Зал заседаний ректората заполнен до отказа. После доклада проректора по учебной части А. З. Белоусова выступают заведующие кафедрами. Каждый из них горячо доказывает необходимость увеличить количество часов по его предмету и… уменьшить по другим. Правда, по каким конкретно — не говорит, не желая портить отношений с коллегами. Теперь декану предстоит учесть в новом плане все эти пожелания. Трудная задача…

Во второй половине дня у проректора по науке профессора В. М. Банщикова собираются представители гигиенических кафедр. Решается вопрос о хоздоговорных научных работах. Представители химических предприятий просят дать заключение о применении синтетических изделий в производстве, быту, сельском хозяйстве. Выполнение этих тем позволит кафедрам получить дополнительные средства на штаты, оборудование и приобретение экспериментальных животных. По предварительным расчетам главного бухгалтера, кафедра коммунальной гигиены может «заработать» 150—200 тысяч рублей в год. Это немалый вклад в наш строгий бюджет. Он откроет новые возможности, новые перспективы. И главное, научная деятельность сотрудников будет больше отвечать запросам практики, производства.

Кафедра коммунальной гигиены провела интересное в научном и практическом отношении исследование по гигиеническому обоснованию допустимого содержания определенных химических веществ в воде, где выращивается промысловая рыба. При разведении промысловой рыбы в прудах и озерах она не выдерживает конкуренции малоценной, но более жизнеспособной «сорной» рыбы. Сотрудники Всесоюзного научно-исследовательского института озерного и рыбного хозяйства вместе с работниками кафедры Г. Н. Красовским и С. С. Спасским разработали метод борьбы с «сорной» рыбой путем обработки водоема полихлорпиненом. Метод получил широкое распространение на водоемах Псковской, Ленинградской областей, Карельской АССР и дал большой экономический эффект, так как применение полихлорпинена оказалось в сотни раз дешевле строительства рыборазводных прудов.

На этой же кафедре доцент К. И. Акулов и М. Н. Рублева по договору с институтом «Мосподземпроект» провели исследование по гигиенической оценке возможного применения труб из полимерных материалов в водопроводной практике. Эта задача также была успешно решена, авторы работы были удостоены медалей ВДНХ.

Вот так было положено начало хоздоговорным работам, которые вскоре стали основой для научной деятельности кафедр гигиены труда, питания, общей гигиены, фармакологии и др. Великолепная, нужная вещь! К слову сказать, это широко практикуется в высших учебных заведениях Франции, Англии и особенно Соединенных Штатов Америки, где к тому же весь бюджет университета, колледжа строится именно на таких исследованиях.

Вечером научное студенческое общество проводит общеинститутскую конференцию. Надо послушать научные доклады студентов, в том числе и со своей кафедры. Ребята волнуются. Здесь же сидят и руководители научных кружков, профессора, доценты, под руководством которых выполнены работы. Каждый из них хочет, чтобы его подопечный выступил наилучшим образом. Это будет заслуга не только докладчика, но и кафедры, руководителя кружка, темы.

Рабочий день закончился поздно, а завтра с утра надо быть в загородном клиническом отделении. Его мы построили сами. Разобрали подлежащие сносу деревянные здания на Девичке, перевезли их в район города Истры и соорудили небольшой клинический городок. Там после курса лечения в детской клинике лежат на поправке наши маленькие пациенты.

…Нет, один день не похож на другой, но, напоминает мне календарь, все они забиты делами и заботами.

Понедельник и четверг — приемные дни в ректорате. Прием посетителей — дело не простое, особенно когда перед тобой неожиданно появляется в качестве просителя известное лицо. Ох, уж эти известные лица! Они появляются в роли ходатая за того или иного молодого человека, чтобы, скажем, перевести его из периферийного вуза в московский. Этот молодой человек выехал из Москвы в периферийный вуз, там выдержал экзамены и поступил в институт. А когда его зачислили, то он буквально с первого дня начал «бомбить» заявлениями ректорат 1-го или 2-го московских медицинских институтов о переводе на учебу по месту жительства родителей. Ну что ж, дело житейское. Однако ректор не может, не имеет права оказывать преимущество тому или иному молодому человеку из-за положения его родителей.

Разговоры такие вести трудно, говорю — вакантных мест нет. А уважаемый гость знать ничего не хочет, настойчиво просит перевести «племянника» или «племянницу» (конечно же, в порядке исключения) на первый или второй курс лечебного факультета.

Как быть? Сдаться, пойти по линии наименьшего сопротивления — и вскоре в институте нельзя будет повернуться от студентов, а ведь их надо учить у постели больного. Интересы дела пострадают.

Стараюсь терпеливо объяснить посетителю:

— Отказываю вам не потому, что у меня плохой характер, а потому, что, пожалуй, лучше, чем вы, знаю работу врача. Никак нельзя допустить, чтобы создавались невозможные условия для их подготовки.

Проситель замолкает, а затем соглашается, что, конечно, ухудшение подготовки врачей и условий лечения больных недопустимо.

— И в самом деле, почему бы племяннику не пожить самостоятельно, без родителей, как в свое время мы учились? — вдруг соображает уважаемое лицо. И мы расстаемся мирно.

Но бывает и так, что родители — старые, больные люди, и им без сына или дочери действительно жить трудно. Тогда приходится дело о переводе выносить на комиссию и принимать решение об удовлетворении их просьбы. Такого рода вопросы рассматриваются обычно в конце первого или второго семестра.

Чтобы посетители сразу же взяли правильный тон в разговоре, особенно когда речь идет об устройстве в институт дочери или сына, я намеренно положил на виду листочек с четко отпечатанным афоризмом, подходящим к случаю:

«Заслуги родителей по наследству не передаются и не дают права их детям претендовать на особое к себе отношение. Они должны собственным трудом заслужить уважение общества».

Часто разговор с теми, кто пришел в качестве ходатая, начинается с обсуждения этого весьма справедливого тезиса. Не все, понятно, сразу соглашаются с ним; некоторые пытаются спорить:

— Позвольте, как же так! Отец боролся на войне, кровь проливал, а детям нет никаких льгот при поступлении в институт?

— Ну, а кто из нас не воевал? — спрашиваю.

— Далеко не все.

— А если кто и не был на войне, разве они не отдавали все силы, чтобы помочь нам, фронтовикам, — на заводах, в шахтах, на поле?! Как быть с их детьми? Может быть, — продолжаю, — уж если и делать исключение, то для тех детей, родители которых погибли?

— Да, пожалуй, вы правы, — после некоторого раздумья говорит посетитель. — Мы как-никак вернулись и, конечно, поможем детям встать на ноги, а вот сиротам действительно следует помочь в первую очередь…

— Так мы и делаем, — говорю я.

В экзаменационную пору в роли посетителей чаще всего выступают студенты, провалившие один или два экзамена. Они сидят мрачные, насупившиеся и, как правило, стараются в постигшей их неудаче винить кого угодно, только не себя. Или начинают пылко доказывать, что получили «неуд» чисто случайно, просят «войти в положение», допустить к пересдаче. В таких случаях приходится обращаться к помощи секретаря курса, и проситель настораживается. Либо действительно студент провалился на экзамене случайно, либо он «хроник» — с трудом тянется, с горем пополам переходит с курса на курс.

Последнее бывает чаще: декан с такими студентами разговаривать не любит — они его берут измором. Когда его терпение лопается, он направляет такого студента к проректору или ректору.

Одно могу сказать: хорошие студенты редко попадают на прием к ректору. Им просто некогда да и незачем. Разве только перед окончанием института такой студент нерешительно переступит порог ректората, чтобы поинтересоваться, куда будут направлять оканчивающих институт. Нельзя ли попасть в свою область — Тульскую, или Орловскую, или Калининскую, где у него живут родители, и он хочет устроиться на работу в районную больницу поблизости от своего села. В таких случаях комиссия при распределении старается пойти навстречу молодому специалисту.

Прием посетителей, студентов стараюсь проводить так, чтобы в это время никто из сотрудников института не заходил и не беспокоили телефонные звонки. Не раз убеждался, что, когда врывается телефонный разговор, беседа с посетителем как-то вянет и потом трудно входит в свое русло. Когда же ты весь уходишь в разговор, оказываешь необходимое внимание, то даже при отказе в просьбе посетитель покидает кабинет без раздражения и обиды.

Нередко приходилось приглашать для решения тех или иных вопросов проректоров или главного врача, особенно в случаях, когда нужно было кого-нибудь положить на обследование и лечение в клинику.

После приема мысленно подвожу итоги — кому и в чем удалось помочь а кому пришлось отказать. Думаю, взвешиваю, проверяю себя — правильно ли решил, и, если убеждаюсь, что отказал неправильно, без достаточных оснований, прошу пригласить товарища снова зайти ко мне или позвонить по телефону. Не стесняюсь признаться посетителю, что после его ухода еще раз рассмотрел просьбу и буду искать возможность ее удовлетворить.

Умение признать свои ошибки, промахи и, признав, исправить их — это обязательное качество администратора. Человек, считающий себя безгрешным, никогда не ошибающимся, многое теряет и не приобретает ничего.

Нередко в ректорат заходит секретарь парткома; в беседе дает понять, что в таком-то деле я недостаточно глубоко разобрался и решение надо изменить. Он приводит убедительные доводы и ничего не остается, как согласиться с ним и постараться исправить допущенную ошибку.

Секретарь парткома — Игорь Анатольевич Сычеников, доцент, воспитанник института, в прошлом опытный комсомольский работник — великолепно знает людей, работу кафедр и клиник, умеет доходить до сути, решает вопросы со знанием дела. Очень принципиален, требователен и вместе с тем хороший, отзывчивый человек. Он врос в жизнь института и болеет за него, умеет вовремя подсказать, дать нужный совет. Бывает, что мы не соглашаемся друг с другом, спорим, выносим вопрос на заседание парткома, ректората. Как говорится, просим рассудить.

Помню, как поначалу я пытался делать все сам, не обращаясь к помощи заместителей, деканов, общественных организаций. Тогда мне казалось, что проще вопросы решать самому, нежели поручать их кому-то. Другие могут решить не так, как надо, к тому же уйдет много времени на разговоры и разъяснения. Секретарю парткома такой стиль работы, разумеется, не нравился. Но, будучи человеком деликатным, он не считал нужным сразу же ставить вопрос в лоб. Как-то он прочел мне к случаю высказывание В. И. Ленина, что коммунистам надо «не «самим» стараться «все» делать, надрываясь и не успевая, берясь за 20 дел и не кончая ни одного, а проверять работу десятков и сотен помощников, налаживать проверку их работы снизу, т. е. настоящей массой; направлять работу и учиться у тех, у кого есть знания… и опыт…».

Меня поразила глубина и точность ленинской мысли, и я сказал об этом. «Вот видите, — ответил секретарь. — Тут есть над чем подумать… Нельзя создавать в коллективе мнение, что только вы можете все сделать, решить, а другие ничего не могут».

Критические замечания, советы партийный секретарь делал в таком доброжелательном тоне, что обижаться на них было просто невозможно. Вскоре усвоил: одному, без помощи коллектива, и впрямь сделать ничего нельзя. Надо привлекать к общественной и административной работе как можно больше людей. Не бояться выдвигать молодых работников института. Больше доверять и не забывать проверять выполнение поручений. Вещи вроде общеизвестные. Но пока не постигнешь их сути на собственном опыте, они останутся только фразами. И хорошо, когда рядом есть человек, помогающий тебе понять это.

Еще усвоил я одно правило: коллектив живет полнокровной жизнью, когда все заняты делом. Дисциплина на работе должна быть строгой. Не случайно, «склочные дела» обычно появляются там, где отсутствует живая, творческая работа, где люди предпочитают проводить время в праздных разговорах в коридоре, в курилке и т. п. Один из видных наших ученых, профессор Н. И. Напалков, говорил: «Если на работе сотрудники не заняты делом, а занимаются посторонними разговорами, толку от них не ждите, ждите склок».

В этих словах заключена житейская наблюдательность и предостережение всем, кто занимается организационной работой. В большом деле воспитания коллектива ты один сделать ничего не можешь!

И сегодня, когда мое 10-летнее ректорство уже позади, часто вспоминаю о тех, кто были моими верными помощниками. Без них, без этих хороших людей, знающих ученых, преданных своему делу, как-то и представить себе не могу наш институт, который я любил и люблю.

Много лет обязанности проректора по учебным делам и вопросам строительства выполнял А. З. Белоусов. Мы с ним давние товарищи — вместе работали в комсомоле; был он и секретарем вузовского бюро комсомола. С той комсомольской поры сохранил Алексей Захарович любовь к работе с молодежью, со студентами. Белоусова трудно застать в кабинете. Он обладает удивительной способностью быть вездесущим: то на кафедре, то на новостройке, то — и это чаще всего — в окружении студентов, преподавателей. Меня всегда поражали его работоспособность, умение вести учебные дела, руководить строительством новых корпусов, студенческих общежитий, клиник, жилых домов.

Проректором по научной части долгие годы был профессор В. М. Банщиков. По специальности психиатр, он одновременно заведовал клиникой имени Корсакова, одной из ведущих в стране. Но это не мешало ему быть организатором научной работы в институте. Человек он на редкость уравновешенный, спокойный и покладистый. Дело свое знает досконально.

Большое, неоспоримое достоинство Василия Михайловича — умение организовать научные конференции, выпуск в свет ученых трудов. Но убедить его почаще бывать на кафедрах так и не удалось. Он остался при своем мнении: надо предоставить больше самостоятельности заведующим кафедрами. Так же как и Алексей Захарович, Банщиков влюблен в институт, много сделал для его развития, совершенствования.

Я не случайно рассказываю здесь о двух проректорах. Не случайно потому, что убежден: любой вуз, медицинский в том числе, может выполнить свое назначение — готовить высококвалифицированные кадры — только в том случае, если учебный и научный процессы тесно переплетены друг с другом. Убежден: чем выше научная деятельность кафедры, факультета, института, тем эффективнее идет вся учебная и воспитательная работа.

Я рассказал здесь о моих товарищах и помощниках в трудном деле обучения и воспитания нашей смены. А теперь мне хотелось бы вспомнить несколько фактов из жизни самих студентов, поговорить об их мечтах и интересах.

Несмотря на большую занятость студентов практическими занятиями, лекциями и разного рода общественными мероприятиями, свободного времени у них все же бывает достаточно, особенно на старших курсах.

И нам есть о чем подумать — как рационально организовать досуг и способствовать удовлетворению их научных интересов к той или иной отрасли медицины. Около двух тысяч студентов из восьми тысяч обучающихся в институте серьезно работают в научных кружках при кафедрах. Причем на экспериментальных кафедрах, где можно ставить опыты на животных, студентов работает больше, чем на чисто теоретических. Многие студенты в свободное время посещают клиники, осваивают сложные методы диагностики и лечения больных, несут дежурства по акушерству, неотложной хирургии, терапии. Эти будущие врачи уже определились, нашли себе специальность.

После обязательных занятий, наспех пообедав, студенты бегут кто в клиники, кто в лаборатории и допоздна сидят там за опытами или в операционной. Но ведь важно, чтобы они не росли однобоко, не уподоблялись узким специалистам, высвобождали время для посещения театров, музеев, занятий спортом. Когда группа ребят после вечернего обхода больных в клинике или после опытов ходит вместе в театр или кино, между студентами, естественно, устанавливаются более близкие, дружеские отношения, которые остаются на долгие годы, а у некоторых, можно сказать, на всю жизнь.

Значительная часть студентов находит себя в разного рода кружках самодеятельности. Для художественного воспитания и развития дарований у нас работают со студентами видные режиссеры, артисты и художники. Много радости приносят вечера художественной самодеятельности, где выступают студенты. Бывает, правда, что некоторые из них за время занятий в кружках вместо служения медицине решают перейти к служению Мельпомене. Так, например, бывшие наши студенты Лифшиц и Левенбук стали мастерами эстрады, сейчас они выступают на профессиональной сцене.

Во время летних каникул, участники самодеятельности обычно направляются на гастроли в сельские районы, на целину и там с успехом выступают перед многочисленными коллективами. Осенью они возвращаются в Москву довольные, радостные от сознания, что выполнили свой долг перед тружениками полей и новостроек. У секретаря комитета комсомола института на столе лежат пачки почетных грамот, и он горячо благодарит «артистов» за то, что не подвели, достойно выполнили поручение комсомола.

Горячо, с энтузиазмом работают студенческие отряды, посланные на целину. Там они помогают в уборке урожая, строят жилые помещения, скотные дворы, словом, работают вовсю. Особенно памятным для нас был 1958 год, когда на целине уродился богатый урожай и мы отправили на его уборку отряд из 300 студентов вместе с преподавателями института. Во главе отряда послали члена парткома доцента Льва Владимировича Метелицу. Вначале думали, что без преподавателей студентов отправлять нельзя: мало ли что может произойти. Вдруг они не будут выходить на работу, сорвут уборку урожая, тогда на институт ляжет пятно! Так рассуждали не только мы, но и комсомольские руководители. Вот почему в студенческие отряды на первых порах входили ассистенты и аспиранты. Однако вскоре выяснилось, что студенты могут свободно обходиться без нянек и наставников, народ они взрослый, достаточно организованный и подготовленный к работе. Лев Владимирович поступил правильно, когда предоставил студентам полную самостоятельность и возложил ответственность за дело на их собственные плечи, а опытных врачей, квалифицированных преподавателей использовал по специальности в качестве врачей в районных больницах и строительных отрядах других вузов.

Когда приехали в Кокчетавскую область, студенты разъезжались в разные пункты — кто в Песковский хлебоприемный пункт, кто в Ломоносовский, кто в Чистопольский. Работа предстояла тяжелая. Машины, нагруженные зерном, приходили одна за другой. В марлевых масках, не разгибая спины, с утра до позднего вечера студенты должны были разравнивать зерно в вагонах. Молодые люди только здесь по-настоящему узнали цену хлеба насущного — узнали болью в спине и грубыми мозолями на ладонях. Особенно трудной была разгрузка хлеба в ночную смену, нередко под дождем.

Дружба здесь воспринималась совсем по-другому, нежели в Москве, на студенческой скамье. Там проявлением дружбы подчас считалось послать товарищу шпаргалку или дать переписать конспект лекции, а здесь другое дело. Так, например, звено девушек однажды осталось работать в ночь, ребят с ними не было; рядом проходили Вадик Вербов и Валерий Высоцкий, они устали и едва волочили ноги, но, увидев девчат, решили, что надо помочь, и вместе с девушками проработали всю ночь.

Запомнился случай, когда вдруг в степи начался пожар. Не все в Песковском лагере сразу поняли, что нужно делать. Первыми, кто быстро сориентировался, были Виктор Корпушкин и Валерий Веневцов. Они сразу же подняли на ноги лагерь, и пожар через полчаса был потушен, пшеница спасена.

В своих воспоминаниях о целине студенты пишут:

«Экзамен, который мы выдержали, не выставляется в зачетку, не влияет на стипендию, но эта школа многому нас научила: верить в людей, быть непримиримыми к своим недостаткам. Мы стали более собранными, научились работать и ценить труд — мы стали старше. По календарю только два месяца прошло, а на самом деле значительно больше».

Учась в институте, будущий врач должен и выработать твердый характер, и развить физическую силу, и получить необходимую закалку, которая так пригодится, когда надо будет переносить все те испытания, которые лягут на его плечи; придется иногда и сутками стоять за операционным столом, ночами не отходить от постели тяжелобольного; в непогоду, по бездорожью добираться до далекого кишлака или заброшенной в горах геологической партии, чтобы спасти жизнь человека. Думаю, что трудовая деятельность студентов, особенно первокурсников, как раз и способствует этому.

Комсомольские активисты выдвинули вопрос о том, чтобы построить своими силами спортивную базу под Москвой и на юге, где-нибудь на берегу Черного моря. Выступая перед комсомольцами, разъяснил им, что строить лагерь — дело трудное и одного желания мало, надо вложить в это много сил и энергии. «Если беретесь и не остынете на середине, партком и дирекция готовы поддержать вашу инициативу…» Начались бесчисленные хождения по инстанциям; наконец получили участок под Москвой в районе Истры и минимальные средства на оплату специалистов, необходимых при строительстве жилых помещений и дороги. Комитет комсомола создал штаб, а он в свою очередь сколотил несколько отрядов из студентов.

Лагерь мы строили два года, за это время ребята и девчата хорошо освоили профессии маляров и штукатуров, а некоторые оказались неплохими плотниками — помогали настилать полы и потолки. Жили тут же в палатках, сами готовили обед и ужин и даже находили время для развлечений. Мы, взрослые, удивлялись, откуда только берутся у ребят силы. После целого дня тяжелого физического труда они, как ни в чем ни бывало, шли на спортивную площадку и азартно играли в волейбол, футбол, а то устраивали лихие танцы, на которые собирались девушки и парни из окрестных деревень. Важно, чтобы в коллективе было хоть два-три человека, умеющих организовать ребят, быть заводилами. Вот таким «бродилом» оказался, к примеру, Володя Горшков — землекоп, водовоз и дровосек. Его так и называли: «бог воды, земли, огня и пищи».

Продолжу разговор об обязанностях ректора.

Вот запись в календаре о депутатском приеме. Мне, как ректору, было оказано высокое доверие в течение трех созывов быть депутатом Московского городского Совета. Работа почетная, ответственная, требует времени и умения быстро вникать в самые разнообразные стороны жизни города. И главное, находить решение по просьбам и заявлениям избирателей. Просьбы могут быть разные: одному нужно помочь устроиться на работу поближе к дому, другому — получить место в яслях или детском саду, третий хлопочет о расселении многодетной семьи. А есть вопросы, которые касаются устройства жизни многих семей. В таких случаях на прием приходит целая делегация…

В Пуговчатом переулке стоял неприглядный покосившийся барак. Дом подлежал сносу. А пока в нем проживало больше 20 семей. Райисполком не один раз выносил решение о переселении жильцов и сносе барака, но выполнить его не мог: не было в районе свободной площади. Время шло, жильцы нервничали — писали в разные инстанции письма, вызывали комиссии. И вот делегация жильцов из барака у меня на приеме. «Вы наш депутат, помогите: боимся остаться в этом бараке еще на зиму».

Вижу, что за столом я ничего не решу, иду с жильцами в их дом. А потом «делаю визиты» в райисполком, Моссовет. Нигде не отказывают, сочувствуют, но… не решают. Иду на прием к председателю Моссовета, подробно рассказываю о трудном положении жильцов барака, показываю фотографию дома.

— Действительно, надо найти какую-то возможность расселить жильцов, сломать эту развалину, — говорит наконец председатель.

Вскоре последовало распоряжение о переселении и сносе дома. Люди довольны таким решением, удовлетворен и я: хлопоты увенчались успехом.

Все знают, как остра в Москве жилищная проблема. И всегда на собраниях, среди избирателей, приходилось отчитываться по жилищным делам — кого переселили из подвала в благоустроенный дом, кому помогли получить отдельную квартиру, а кого попросили подождать, если условия жизни семьи сносные. В то время на прием приходили главным образом люди, нуждавшиеся в срочном улучшении жилищных условий. Если видишь, что положение не терпит отлагательств, то вместе с избирателем идешь в исполком и там «пробиваешь» это дело.

Год от года появляются в столице новые кварталы, сносятся ветхие здания, и на их месте быстро вырастают дома-гиганты, меняющие облик и архитектуру города. Это сказывается и на работе депутата, меньше приходит посетителей с просьбами помочь с жильем. Но потребности людей многообразны, и, естественно, со своими нуждами они обращаются к депутату.

Вот и сейчас пришли на прием несколько старушек пенсионерок, просят — кому достать путевку в подмосковный санаторий, кому изготовить протезы зубов. А некоторые обращаются ко мне как врачу, за советом по поводу того или иного заболевания, просят помочь достать редкое лекарство, положить на обследование и лечение в клинику. Таких просьб стало заметно больше. Значит, нужно обратить внимание горздрава на необходимость улучшить контроль за медицинским обслуживанием пенсионеров и престарелых граждан. Ведь число их с каждым годом растет.

Депутатская деятельность — это не только приемы и встречи с избирателями, но и работа в медицинской секции Моссовета. Ее возглавляет опытный организатор здравоохранения депутат П. Т. Приданников. Он много лет руководил горздравотделом и поэтому хорошо знаком с работой лечебной и санитарной служб города. Каждое заседание медицинской секции, на котором присутствуют руководители здравоохранения города и районов, главные врачи больниц, директора поликлиник, — большая школа для всех них. Здесь они получают советы и поддержку в проведении важнейших оздоровительных мероприятий. Если возникает необходимость вынести вопрос на обсуждение президиума Моссовета или сессии городского Совета, то депутаты — члены секции здравоохранения принимают самое деятельное участие в обсуждении поставленного вопроса и подготовке постановления сессии.

Еще одна лаконичная запись в настольном календаре: «…объединение кафедр с профильными лабораториями и исследовательскими институтами». Эта новая организационная форма связи учебных и научных учреждений нам, медикам, была еще мало известна.

Необходимость в создании таких исследовательских институтов, объединенных с кафедрами, возникла не сразу. Вначале мы думали, как бы поднять уровень работы той или иной кафедры в пределах сметных ассигнований института. Потом оказалось, что содержать, например, кафедру госпитальной хирургии на бюджете института невозможно. Коллектив кафедры с приходом Б. В. Петровского стал разрабатывать новые вопросы хирургии — пищевода, сердца, кровеносных сосудов, легких, а также осуществлять в клинике пересадку органов, в частности почек. Для успешного решения этих и других важных проблем современной хирургии потребовались строительство нового корпуса, дорогостоящая аппаратура, квалифицированные специалисты-«смежники» и большие средства на медикаменты и реактивы.

Думали, решали — как быть? Ведь чтобы провести операцию на сердце с помощью аппарата «искусственное сердце — легкие», нужно иметь запас крови четыре-пять литров. Я не говорю уже о затратах на медикаменты, реактивы, приборы, оборудование и, наконец, на содержание большого количества врачей, инженеров, техников, медицинских сестер, без которых невозможно осуществить подобного рода операции. А таких крупных дорогостоящих операций обычно проводится в клинике за неделю 8, 10, а то и больше. Где же взять средства, как подвести материальную базу под все это? Можно, конечно, ущемить интересы других кафедр и взять часть средств от них на обеспечение работы хирургической клиники. Но тогда эти кафедры будут отставать в научном росте, что вскоре скажется и на подготовке врачей.

Мы узнали, что в последние годы на базе ряда кафедр технических вузов созданы научно-исследовательские институты.

В результате такого «симбиоза» стало возможным иметь крупный квалифицированный коллектив, оснащенный новейшей техникой, которому по плечу брать на себя разрешение больших научных проблем, имеющих важное народнохозяйственное значение. А главное, вновь созданное комплексное исследовательское учреждение бралось на самостоятельное содержание и снабжение. В результате представлялась возможность расширить штаты, приобрести оборудование не только для научной работы, но иметь и необходимые учебные пособия и оснащение для занятий со студентами.

Перспективное дело!

Вначале мы решили создать на базе госпитальной хирургической клиники научно-исследовательский институт клинической и экспериментальной хирургии, который являлся бы составной частью 1-го Московского медицинского института.

В итоге такой реорганизации все почувствовали, как расширились возможности кафедры госпитальной хирургии, как быстро стала она расти и решать многие вопросы медицинской науки. От такого объединения кафедры и института выиграли и студенты, которые получили возможность обучаться хирургии в первоклассном научно-исследовательском и учебном заведении.

Значительно поднялся авторитет 1-го Московского медицинского института, в системе которого стали организовываться вначале институт клинической и экспериментальной хирургии, а затем произошло объединение кафедры акушерства и гинекологии с соответствующим институтом.

Сравнительно недавно на базе терапевтической клиники, руководимой известным ученым, специалистом в области заболевания желудочно-кишечного тракта, академиком В. Х. Василенко, был создан Научно-исследовательский институт гастроэнтерологии (лечения заболеваний желудка и кишечника). Для вновь создаваемого института построено новое здание на Девичке, которое отвечает современным требованиям, с учетом размещения в нем и кафедры терапии.

Так за сравнительно короткое время на базе трех кафедр 1-го Московского медицинского института имени Сеченова были созданы научные центры, которые не только взяли на себя решение многих важнейших в научном и практическом отношении проблем, но и стали осуществлять координацию исследований по этим проблемам в масштабе всей страны.

НАД ЧЕМ РАБОТАЮТ КАФЕДРЫ

Главная забота нашего коллектива, основа основ всей его деятельности — это рост института как учебного и научного центра.

Выбор основных направлений исследований осуществляется на базе перспективного плана, подготовленного Академией медицинских наук. Профессора, преподаватели и научные сотрудники нашего института (их более 1100), представители самых различных теоретических, санитарно-гигиенических и клинических дисциплин, имеют неоценимые возможности для проведения комплексных научных работ, для плодотворных исследований на стыке самых различных отраслей медицины.

Проблемы, которые прежде всего занимают кафедры, — это предупреждение и лечение сердечно-сосудистых и желудочно-кишечных заболеваний, злокачественных новообразований и других грозных для человека болезней. Вопросы анестезиологии и реаниматологии также стоят на первом плане. В клиниках совершенствуются и разрабатываются новые способы диагностики и лечения в соответствии с последними достижениями науки.

Обширная программа исследований сердечно-сосудистых заболеваний основана на таких современных методах, как селективная ангиография (например, коронарография — рентгенологическое обследование артериальных сосудов сердца), тонкие биохимические методики, различные электрофизиологические методы. Ведутся углубленные исследования иммунных и гемодинамических изменений, а также влияния на них современных фармакотерапевтических средств.

Пристальное внимание всех терапевтических кафедр института привлекает разработка лечения недостаточности кровообращения.

Убедительно продемонстрировано преимущество комплексного лечения (сердечные препараты в сочетании с препаратами, нормализующими обменные процессы) перед изолированной терапией только сердечными препаратами. Исследованы нарушения отдельных сторон обменных процессов в мышце сердца и их значение в развитии сердечной недостаточности. Много сил и времени уделяется изучению ишемической болезни сердца и инфаркта миокарда. Изучены лечебные свойства ряда препаратов для нормализации сердечного ритма у больных с ишемической болезнью. Полученные данные позволяют уже сказать о возможности выявления ранних признаков сердечной недостаточности у больных с ишемической болезнью сердца с помощью современных инструментально-рентгенологических методов.

Кафедры института издавна комплексно разрабатывают проблему анестезии. Так, еще в середине прошлого столетия, когда стало известно о снотворном действии эфира и хлороформа, хирургические кафедры вместе с фармакологами и химиками медицинского факультета дали научное обоснование применению метода обезболивания и впервые ввели его в хирургическую практику.

Достижения в этой области, как эстафета, передаются из поколения в поколение врачей. В начале 30-х годов появились новые обезболивающие препараты и методы их применения — газовые наркотики (нарцилен, этилен), внутривенные (эвипан и серия барбитуровых препаратов), совкаин — удлинивший продолжительность спинномозговой анестезии. Медики взяли на вооружение циклопропан, кураре, а в последнее время получил широкое распространение внутритрахеальный наркоз. Наркозная смесь, в состав которой входит и кислород, при этом методе вдувается через трахею в бронхи, что позволяет хирургам смело раскрывать плевральную полость, не боясь спадения легких при операциях на сердце, легких, органах средостения.

Теоретические и прикладные аспекты проблемы обезболивания широко исследуются на кафедре фармакологии. Это направление связано с именем крупного исследователя-нейрофармаколога В. В. Закусова, в течение ряда лет возглавлявшего эту кафедру. Значительной заслугой профессора В. В. Закусова является создание им большой научной школы фармакологов (друзья в шутку называют его многочисленных учеников «закусятами»). Сейчас кафедрой руководит один из ближайших его учеников — профессор Д. А. Харкевич, успешно развивающий идеи своего шефа. Применяя современные методы исследования, на кафедре изучаются тонкие механизмы действия наркотиков, обезболивающих и других веществ, влияющих на центральную нервную систему. Большое внимание уделяется поиску новых лекарственных средств. В содружестве с химиками Института фармакологии АМН СССР сотрудники кафедры предложили ряд новых препаратов, применяемых при хирургических операциях. Это наркотик нового типа — оксибутират натрия, вещества, парализующие мышцы (типа кураре), — анатруксоний и другие, средство для управляемого снижения артериального давления — гигроний. Авторам препаратов выданы авторские свидетельства и патенты. За исследования в области фармакологии нервной системы профессору Д. А. Харкевичу была присуждена премия имени основоположника отечественной фармакологии Н. П. Кравкова.

Отличительной чертой кафедры фармакологии является ее тесная связь с клиниками. Такое творческое содружество теории с практикой обогащает и фармакологов, и клиницистов, благоприятствуя разрешению многих важных вопросов и способствуя зарождению новых идей и направлений.

Сейчас, когда анестезиология стала самостоятельной дисциплиной и появились врачи-специалисты анестезиологи, кафедры института продолжают разрабатывать эту проблему, обогащая медицинскую практику новыми методами обезболивания. Так, в факультетско-хирургической клинике, руководимой профессором М. И. Кузиным, родился новый метод обезболивания — электронаркоз. Механизм действия электронаркоза связан с торможением коры полушарий головного мозга, преимущественно двигательно-чувствительной зоны. Сконструирован аппарат для электронаркоза, в том числе и аппарат автоматического действия. На оба аппарата получены авторские свидетельства.

Практика показала надежность нового аппарата для электронаркоза, и теперь усилия направлены на получение физиологических параметров тока, которые могут вызвать наркотическое состояние с минимальным побочным действием. Большое значение придается радиоскопическим исследованиям во время наркоза, а также испытанию новых медикаментозных средств. Продолжается изучение влияния наркоза на функцию почек и на свертывающую систему крови. Тщательное научное исследование функции различных органов и систем в период наркоза позволит создать способы обезболивания, применимые у больных с хроническими заболеваниями почек, печени и других органов.

Среди работ, посвященных внедрению современных методов анестезии в специализированные отрасли клинической медицины, важное место занимают исследования общего обезболивания в хирургической и терапевтической стоматологии, проводимые коллективом кафедры челюстно-лицевой хирургии под руководством профессора Н. Н. Бажанова. В результате выработаны наиболее рациональные методики общего обезболивания в стоматологической практике, в том числе у больных с сопутствующими сердечными и легочными заболеваниями.

Немалых успехов добился институт в разработке и совершенствовании методов диагностики. Взять хотя бы инструментальный метод исследования бронхов (бронхоскопия). Профессор В. Н. Виноградов убедительно показал его преимущества перед другими методами исследования бронхов. Новый, прогрессивный метод не только был усовершенствован в терапевтической клинике, но и при активной деятельности коллектива кафедры широко внедрен в медицинскую практику.

Лечение больных с заболеваниями бронхов и легких с помощью бронхоскопии дает весьма положительные результаты. Так, например, при лечении больных с легочными нагноениями стойкие и длительные ремиссии получены у 83 процентов больных. Инструментальный метод исследования бронхов в ряде случаев является подготовительным этапом лечения перед радикальной операцией на легких.

Трудно переоценить роль хирургических кафедр института в разработке новых операций на легких, пищеводе, сердце и кровеносных сосудах. Б. В. Петровский и В. И. Стручков являются авторами новых, оригинальных методов лечения, получивших самую высокую оценку, — они удостоены Ленинской премии.

В клинике общей хирургии, руководимой профессором В. И. Стручковым, разработан метод зондирования сердца с контрастным исследованием сосудов легкого. Эксперименты дали возможность получить объективные признаки отличия нагноительных заболеваний от рака легкого. Работы по определению давления в полостях сердца и крупных сосудов представляют большой практический интерес для решения вопроса о показаниях и противопоказаниях к радикальным операциям при хронических нагноительных процессах; разработана методика анестезии при бронхоскопии, что значительно уменьшило ее опасность.

Госпитальная хирургическая клиника всегда играла ведущую роль на всероссийских и всесоюзных съездах хирургов. Со времен деятельности профессоров П. И. Дьяконова и А. В. Мартынова, П. А. Герцена, а позже М. Н. Ахутина и В. Э. Салищева в клинике углубленно разрабатываются вопросы хирургии сердца, сосудов, печени и желчных путей, щитовидной железы. И если П. А. Герцен мечтал в свое время об операциях на сердце, в частности при его приобретенных или врожденных пороках, то в настоящее время коллективом клиники госпитальной хирургии совместно с сотрудниками научно-исследовательского института экспериментальной и клинической хирургии выполнено свыше 3 тысяч такого рода операций.

Разработан ряд оригинальных оперативных методик хирургии сердца при врожденных и приобретенных пороках. Применяется доступ через правое предсердие для ушивания дефектов межжелудочковой перегородки. В клинике успешно выполнены операции протезирования клапанов сердца шариковыми протезами. В. И. Шумаковым разработаны протезы митрального, трехстворчатого, аортального клапанов сердца.

Предложенный Б. В. Петровским метод пластики измененных участков сердца после инфаркта за счет мобилизации лоскута диафрагмы завоевал признание и известность далеко за пределами нашей страны.

Ведутся перспективные работы по созданию искусственного сердца и пересадке сердца. Изучаются вопросы реконструктивной и восстановительной хирургии пищевода, желудка и кишечника. Разработан ряд оригинальных операций при коротком пищеводе, грыжах пищеводного отверстия диафрагмы. Изучаются типы восстановительных операций при злокачественных новообразованиях пищевода.

Плодотворно трудятся ученые института в области совершенствования реконструктивных и восстановительных операций на органах дыхания. М. И. Перельманом, А. П. Кузьмичевым и др. проведено уже свыше 100 операций резекции бронха. В эксперименте ведется исследование по пересадке легкого.

Профессор Н. А. Преображенский в числе первых успешно произвел тончайшую пластическую операцию на среднем ухе и восстановил слух больному. Вскоре эта операция была внедрена в практику, благодаря чему стало возможным вернуть слух многим больным. За разработку нового метода восстановления слуха и внедрение его в клинику профессор Преображенский получил Ленинскую премию.

Все шире вторгается хирургия и в область сосудистых заболеваний. Начато изучение новых аспектов хирургического лечения сосудистых поражений, ведется разработка более целесообразных методов прямой реконструкции коронарных артерий при недостаточности кровообращения в мышце сердца. Сотрудниками кафедры оперативной хирургии И. А. Сычениковым, Р. К. Абоянц, Т. Г. Руденко и другими созданы принципиально новые полубиологические сосудистые протезы, позволяющие избежать свертывания крови в протезе (тромбоза). Разрабатываются новые протезы, которые можно будет применять для пластики сосуда в инфицированной ране.

В области злокачественных новообразований основным направлением работы кафедр института стала ранняя диагностика и прогнозирование развития опухолей важнейшей локализации, в частности опухоли желудка, легкого, молочных желез. С помощью наиболее совершенных комплексных методов (рентгенологических, радиоизотопных, биохимических) проводятся исследования по выявлению ранних форм рака и предраковых заболеваний, выделению «групп риска»[40], созданию специальных программ для обработки полученных результатов на ЭВМ. Определение чувствительности опухолей к препаратам, приостанавливающим их рост, в зависимости от уровня обменных процессов в исследуемой ткани дает возможность подобрать индивидуальное медикаментозное лечение злокачественных образований.

Ведутся исследования в области физиологии, биологии, биохимии, наследственности, направленной изменчивости.

В теле человека совершается огромное количество химических и физических реакций. Достаточно указать, что каждую секунду в нашем организме распадается и вновь создается 3 миллиона эритроцитов. Эти процессы идут под воздействием ферментов[41].

Вопросы энзимологии — науки о ферментах — разрабатывает кафедра биохимии под руководством профессора С. Р. Мардашева.

На кафедре анатомии вот уже много лет ведутся исследования в области анатомии лимфатической системы. Профессор Д. А. Жданов и его сотрудники заново исследовали внутриорганную лимфатическую и кровеносную систему человека. При этом ими были использованы принципиально новые методы послойного изучения сосудов. Начав с данных по нормальной анатомии лимфатической системы, сотрудники кафедры углубляют свои поиски в области патологии, чтобы получить более точные сведения о распространении ракового и воспалительного процессов в организме человека. Это в свою очередь во многом поможет диагностике и лечению ряда заболеваний.

Большие достижения имеет кафедра патологической анатомии института. На кафедре выросла целая плеяда выдающихся ученых. Наличие единой «наследственной» линии на кафедре, передающейся по традиции от поколения к поколению, благотворно сказывается в научной работе. С помощью новейших методов исследования успешно разрабатываются проблемы, близко стоящие к запросам и требованиям практического здравоохранения. Если раньше в течение многих лет изучались инфекционные болезни, их клинико-анатомическое сопоставление, то в тематике работ последнего времени появляются и вопросы онкологии, сердечно-сосудистой патологии, болезней нервной системы.

Профессор Струков и его сотрудники продолжают тесный контакт с клиницистами на уровне современных методических и технических возможностей. На кафедре применяются новейшие методы: электронная, ультрафиолетовая и люминесцентная микроскопия, авторадиография — методика, позволяющая контролировать обменные процессы в том или ином органе с помощью радиоактивных изотопов. На примере изучения морфологии окислительно-восстановительных процессов в мышце сердца при инфаркте, комплексного изучения коллагенозов — тяжелых прогрессирующих заболеваний всей соединительной ткани организма — можно показать значение работ кафедры для практической медицины.

Значительны заслуги наших ученых и в разработке проблемы атеросклероза. Много лет трудились коллективы физиологов в Ленинграде под руководством академика Н. Н. Аничкова и в Москве, руководимые С. С. Халатовым, чтобы доказать в эксперименте зависимость образования атеросклероза от избыточного холестерина. Опыты имели большое влияние на дальнейшую разработку проблемы у нас и за рубежом. Профессора А. Л. Мясников и Е. М. Тареев — руководители терапевтических клиник института — показали, что при атеросклерозе нарушается не только липидный, но также белковый и углеводный обмен. За последние годы удалось определить и взаимосвязь между гормональными нарушениями и развитием атеросклероза.

Основным межкафедральным центром научных исследований нашего института является ЦНИЛ. Идея ее организации как общеинститутской базы принадлежит ученику И. П. Павлова профессору С. И. Чечулину, который и организовал первую Центральную научно-исследовательскую лабораторию еще в 30-х годах в 1-м Московском медицинском институте. Научно-организационная деятельность этой лаборатории направлена на проведение исследований по разработке и усовершенствованию новейших моделей, современных высокоспециализированных методов исследования и экспериментального лечения болезненных состояний. Результаты многолетней работы ЦНИЛ имени Чечулина в нашем институте со всей очевидностью показали перспективность такой организации научной деятельности. В ней объединены исследователи различных специальностей и сосредоточено современное и уникальное оборудование. Все это обеспечивает всесторонний подход к изучению поставленных проблем, высокий методический уровень исследований и повышает научную ценность и объективность получаемой информации.

По примеру ЦНИЛ 1-го Московского медицинского института подобные центральные лаборатории созданы при 68 медицинских вузах и институтах усовершенствования врачей.

Статус межкафедральных лабораторий, объединенных в 1971 году в Лабораторно-диагностический центр института, делает их естественными центрами комплексирования научных исследований и позволяет обеспечить проведение их на высоком уровне в любой клинике и на многих кафедрах института.

Так живут и работают все 74 кафедры 1-го Московского медицинского института имени И. М. Сеченова, внося свой вклад в разработку наиболее актуальных проблем медицины. «Учебное без научного, как бы ни была приманчива его внешность, только блестит». Как современно звучат эти слова великого русского хирурга Пирогова!

IV. СОТРУДНИЧАТЬ НА БЛАГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Люди, будьте человечны! Это ваш первый долг.

Жан-Жак Руссо

Мне, как и моим коллегам, много раз приходилось выезжать за рубеж, представлять Родину на международных научных конференциях, устанавливать и налаживать связи с учеными разных стран.

Медицина как наука никогда не была ограничена интересами какой-либо одной нации или государства. С давних времен ученые коллективно решали сложнейшие проблемы борьбы с болезнями, поддерживали друг друга, делились успехами. Человечество высоко ценит таких выдающихся ученых, как француз Пастер, англичанин Флеминг, немец Кох, американец Кеннон, русский И. П. Павлов; они обогатили науку замечательными открытиями, послужившими для блага всех народов.

Необходимость творческого сотрудничества ученых-медиков диктуется самой жизнью: чем шире фронт наступления на болезни, тем вернее и быстрее придет победа над ними.

ВСТРЕЧА С АНГЛИЙСКИМИ МЕДИКАМИ

Помню, как группа советских профессоров-медиков по приглашению Британской медицинской ассоциации посетила Англию. В задачу делегации входило установить дружеские контакты с учеными этой страны, ознакомиться с их достижениями, обменяться опытом.

Плодотворными и интересными были наши встречи с лондонскими медиками, знакомство с английскими научными и лечебными медицинскими учреждениями.

Мы познакомились с работой одного из крупнейших научно-исследовательских центров — института Милл-Хилл. Нас принял руководитель этого учреждения профессор Харлес. В Милл-Хилле ведутся всесторонние исследовательские работы по различным разделам теоретической медицины. Он связан с другими лечебными учреждениями, где проверяются разрабатываемые институтом методы лечения. Большую работу ведет институт по антибиотикам, противораковым средствам, гипотермии. При искусственном понижении температуры тела человека до плюс 28—26 градусов резко уменьшается потребность тканей в кислороде. Они вполне могут прожить 6—8 минут без кислорода. Этого короткого срока опытному хирургу достаточно, чтобы вскрыть сердце и выполнить небольшую по объему, но исключительно важную манипуляцию: расширить отверстия сосудов, устранить дефект перегородок. Мы сообщили нашим коллегам, что советские хирурги также успешно работают в этой области и что подобные операции у нас ставятся в ряд повседневных.

Заслуживает внимания, что экспериментаторы Милл-Хилла пробовали понижать температуру тела животного до плюс 10—15 и ниже градусов, а затем постепенно возвращали к жизни, казалось бы, угасший организм. Эти опыты представляют большой интерес для практической и теоретической медицины.

Любопытна конструкция аппарата, с помощью которого хирург направляет на область сердца радиоволны, возбуждающие сердечную деятельность. Казалось бы, аппарат должен явиться ценнейшим подспорьем при операциях на сердце. Однако, сказали нам, прошел ряд лет, а аппарат все еще не вышел из стадии проверки его в эксперименте на животных. К сожалению, в медицине бывает так, что препарат, метод хорошо оправдывают себя в эксперименте и оказываются непригодными для лечения человека.

Интересную работу провели в Милл-Хилле с новым препаратом пенициллина «ВН». Этот препарат уже широко применяется в лечебной практике. Как известно, пенициллин вводится в организм человека посредством серии уколов. Английские медики разработали и обосновали новый метод введения пенициллина в организм человека. Созданный ими препарат не подвержен действию соляной кислоты в желудке и полностью проходит в ткани. Больной получает возможность принимать пенициллин в обычных таблетках в домашних условиях, не прибегая к помощи медицинской сестры. Правда, английские врачи выразили обоснованное беспокойство тем, что в связи с широким применением в лечебной практике пенициллина выявились пенициллиноустойчивые формы микробов, которые не поддаются воздействию препарата.

Значительную работу проводят сотрудники института по борьбе с гриппозными заболеваниями. Лаборатории, которые изучают проблему гриппа, имеют свои филиалы во многих странах Европы, Азии, Африки, Америки. Получая сведения о характере эпидемии и гриппозного вируса, они имеют возможность ставить прогнозы о появлении вспышек гриппа и рекомендовать действенные профилактические меры.

В свою очередь, большой интерес у английских специалистов вызвало сообщение профессора Л. Ф. Ларионова о применении в СССР новых противораковых препаратов: новэмбихина, допана и сарколизина. Особенно их заинтересовал сарколизин, показавший свою эффективность при некоторых видах опухолей. Нам говорили, что в Англии отмечается рост заболеваемости раком легких, особенно в промышленных городах, где в воздухе скапливается много выхлопных газов и угольной пыли. В 1956 году смертность от рака легких среди мужчин составляла 72,6 на 100 тысяч жителей, среди женщин — 11,1. Резкое увеличение заболеваемости раком легких, по данным английского Совета медицинских исследований, связано также с курением, в особенности сигарет.

Из лечебных учреждений английской столицы мы посетили госпиталь Святой Марии и клиники Института усовершенствования врачей.

Госпиталь Святой Марии был построен около 200 лет назад. Жители Лондона знают этот госпиталь, многие лечили здесь свои недуги. Здание старинной архитектуры поражает посетителей своим суровым обликом, массивностью стен. Но когда входишь в госпиталь, то не чувствуешь, что этому зданию сотни лет. Кажется, что его построили лишь вчера, а сегодня с утра в его палатах поселились первые больные. Тишина, чистота, образцовый порядок, внимательный уход за больными характеризуют это старейшее медицинское учреждение Англии. Немалая заслуга в этом старшей медицинской сестры — матроны, которая руководит работой медицинских сестер и является весьма уважаемой и авторитетной фигурой. Даже назначения по уходу врачи должны вначале передать старшей сестре, которая уже затем передает постовым сестрам.

Госпиталь имеет свою школу медицинских сестер, которые живут здесь же. Их обучению и воспитанию уделяется большое внимание. Минимальный срок обучения — три года. Выпускницы школы являются хорошими помощниками врачей, освобождают последних от заполнения многих видов медицинской документации. На них лежит не только уход за больными и выполнение назначений врача, но даже и уборка помещений.

Приятно видеть в палате у больных аккуратных, подтянутых девушек, одетых в специально сшитые униформы, причем только по цвету кофточки можно отличить кадровую сестру от практикантки. Правда, строгость и деспотизм матрон, по мнению некоторых врачей, создают напряженную обстановку в больницах. Их влияние распространяется и на общежития медицинских сестер, где обычно установлен строгий режим прямо-таки монастырского типа, не позволяющий сестрам распоряжаться даже своим свободным временем. В связи с этим, а также с низким заработком медицинские сестры нередко оставляют работу в больницах и стараются приобрести другую специальность.

Медицинские работники борются за свои права и улучшение материального положения. Так, не раз в послевоенные годы в стране происходили массовые выступления медсестер с требованием увеличения заработной платы и улучшения условий труда. Их требования были поддержаны трудящимися ряда других профессий. Правительство вынуждено было пойти на уступки, несколько повысив ставки средних медицинских работников. Тем не менее наблюдается острая нехватка медсестер.

Неблагополучно обстоит дело и с врачами. Их, так же как и медсестер, не устраивают условия труда, низкая зарплата. Врачей в больницах не хватает. В 1961 году в Англии на 10 тысяч населения приходилось около 11 врачей, то есть в среднем 1 врач на 950 человек, тогда как в СССР в том же году на 10 тысяч населения приходилось 19,5 врача (в среднем 1 на 507 жителей).

Профессор Робб, известный английский специалист по операциям на крупных сосудах, познакомил нас с научной работой, которая проводится в госпитале Святой Марии. Он показал ряд операций на сосудах с применением нового пластического материала — поливинилалкоголя. Подобного рода операций (проведенных им весьма успешно) мы в других лечебных заведениях Англии не видели, что объясняется, по-видимому, отсутствием достаточно широкого обмена мнениями и опытом между английскими врачами.

Нам, медикам, было интересно наблюдать, как английские коллеги выполняют сложные операции на различных органах, в том числе и на сердце. Подавляющее большинство операций (до 97 процентов) проводится под общим обезболиванием. Впрочем, трудно спорить против всех преимуществ общего обезболивания (при операциях) перед местной анестезией. Но, по нашему мнению, вряд ли следует совершенно игнорировать местную анестезию, как это делают английские хирурги. У нас в Советском Союзе большинство крупных операций делается также под общим обезболиванием, когда сознание человека на время операции полностью выключается. Но вместе с тем местное обезболивание, разработанное А. В. Вишневским, достаточно широко применяется в клинической и особенно амбулаторной практике.

Проведя целый день в госпитале вместе с профессором Роббом, мы как-то незаметно сблизились и подружились с ним. У нас с ним оказалось до некоторой степени общее прошлое. В годы войны против гитлеровской Германии и они я были на фронте — армейскими хирургами. Но он находился на театре военных действий в Африке, я же был в составе советских войск, изгонявших фашистских оккупантов с родной земли. Через наши руки в годы войны прошли многие тысячи раненых солдат. Да, нам было что вспомнить и о чем поговорить. И не только из области прошлого.

Профессор Робб с большим вниманием выслушал рассказ о том, над чем сейчас работают советские хирурги, живо интересовался работами в области операций на сердце и желудочно-кишечном тракте.

Между наставлениями и советами своим врачам и медицинским сестрам Робб успевал спрашивать нас: а как в СССР оперируют на кровеносных сосудах? Какие материалы применяются для пластики сосудов? Достаточно ли обеспечены врачи? Сколько получает профессор? Как часто удается бывать в театре, на концертах?

Мы побывали в гостях у профессора Робба. Он жил в типичном лондонском доме, состоящем из нескольких секций, выкрашенных в разные цвета. Квартиры расположены не по горизонтали, как принято у нас, а вертикально. Каждая имеет свой вход с улицы. Внизу — кухня и детская, на втором этаже — столовая и на третьем — спальная комната. Отопление, как и в большинстве домов, — камин. Эта традиция поддерживается и в новых домах, хотя малая рациональность такого способа отопления общеизвестна. Когда в отопительный сезон миллионы кубометров черного угольного дыма выбрасываются в воздух, весь город тонет в едкой гари «смога» — густого тумана. Туман держится иногда по нескольку дней, парализуя движение городского транспорта и затрудняя дыхание жителей.

Наша беседа текла неторопливо. По-спортивному стройный, подтянутый, с теплыми светло-голубыми глазами, профессор Робб добродушно поглядывал на детей, которые никак не хотели уходить к себе в комнату, — вероятно, гостей из Советского Союза они видели впервые.

Разговор наш затрагивал самые различные темы. Расспрашивая о жизни интеллигенции в Советском Союзе, профессор Робб не без горечи заметил, что жизнь в Англии с каждым годом становится труднее.

— Все дорожает, — говорил Робб. — Работать приходится много. Мой рабочий день начинается рано, в половине девятого утра, и кончается поздно вечером. И так каждый день! Единственное, чего я хочу, — это не спеша и осмысленно лечить больных, а взамен получить сносные условия жизни для себя и семьи. Не знаю, удастся ли мне это здесь…

Через два года, как я потом узнал, Робб стал одной из жертв американской политики «выкрадывания умов». Он уехал из Англии в США, куда его пригласили как очень опытного и перспективного хирурга. Американцы не стесняются приобретать в Европе не только произведения искусства, но и видных специалистов — ученых, инженеров, химиков, врачей. Не случайно, например, в 1963 году в США эмигрировало более 900 английских ученых. Почти во всех случаях причина одна: неудовлетворительные условия жизни и оплаты труда, а также недостаточность средств, выделяемых правительством на научную работу. Видный ученый, специалист по молекулярной физике доктор Попльтан так объяснил свой отъезд в США:

— Американцы под воздействием успехов русских уделяют больше внимания науке. В Америке у меня будут лучшие возможности для научных исследований.

Может быть, это и так. Но за Англию все же обидно: специалисты — это богатство нации, и лишаться даже части этого богатства неразумно…

На другой день профессор Робб попросил, чтобы мы познакомили студентов медицинского колледжа, где он читал лекции, с достижениями нашей медицины. Особенно заинтересовал аудиторию советский аппарат по сшиванию тонких кровеносных сосудов. Для того чтобы лучше изучить прибор, нас попросили разрешить запечатлеть его работу на пленку. Мы охотно выполнили эту просьбу. А затем наша делегация преподнесла сосудосшивающий аппарат в дар Британской медицинской ассоциации.

При посещении клиник мы заметили, что английские медики широко применяют консервированную кровь, а также замещающие кровь растворы. При необходимости используются средства, останавливающие кровотечение (фибринная пленка, желатиновая губка, тромбин).

Организация службы крови в Англии несколько отличается от службы крови в Советском Союзе. Там нет институтов и станций переливания крови, специально приспособленных для этой цели операционных. Делом переливания крови ведают так называемые «службы» (Blood Transfusion Service). При каждом центре имеются специальные бригады, которые выезжают на предприятия, учебные заведения, фабрики, фермы и берут кровь от доноров, причем в любом помещении. Донорство в Англии не профессиональное. От каждого донора кровь берут два раза в год. За 10 взятий крови донор получает специальную бронзовую медаль, за 25 — серебряную и за 50 — золотую медаль.

Проблеме переливания крови в Англии и некоторых других странах посвящена книга профессора социологии англичанина Ричарда Титмуса «Дружеский дар». Титмус приводит убедительные доказательства быстрого роста потребности в крови в медицинских целях. Это объясняется прогрессом медицины в таких направлениях, как хирургия на открытом сердце и легких, трансплантация органов и тканей, терапия с помощью препаратов и компонентов крови, искусственной почки. Однако удовлетворить все возрастающие потребности в донорской крови не представляется возможным, особенно в связи с увеличением продолжительности жизни человека и ростом несчастных случаев на дорогах. Дефицит крови привел в ряде стран к открытому вмешательству в эту сферу частных предпринимателей. Так, по данным Титмуса, это явление в США приняло угрожающие размеры. Только 7 процентов доноров дает кровь безвозмездно, из гуманных соображений. Объем крови, заготовленной частными предпринимателями, вырос с 1961 по 1967 год на 242 процента. Судя по ценам на кровь, предприниматели получают от ее продажи немалые барыши. Цена за флакон крови (400 граммов) колеблется от 30 до 100 долларов. Титмус приводит случай пересадки сердца в Калифорнии в 1968 году, когда за кровь был выставлен счет на 8361 доллар!

Во время пребывания в Англии мы имели возможность составить представление о британской системе здравоохранения. Организация здравоохранения в Англии более прогрессивна, чем в других капиталистических странах. С 1948 года она на 80 процентов финансируется государством; населению представляется возможность бесплатно пользоваться медицинской помощью. Это, несомненно, значительное достижение — результат длительной борьбы рабочего класса страны за улучшение условий жизни, вынудившей буржуазию пойти на известные уступки.

Но было бы неправильно не замечать того, что государство, находящееся в упряжке НАТО, расходует миллиарды фунтов стерлингов в год на военные цели, в то время как скудные ассигнования на нужды здравоохранения все более ограничиваются. Не случайно из года в год увеличиваются размеры взносов населения на социальное страхование, оплату многих видов медицинской помощи.

Кроме того, в связи с перегрузкой врачей общей практики и с большими очередями на госпитализацию, в Англии широко распространена частная врачебная практика. Многие люди, не получив помощи в государственных лечебных учреждениях, все чаще прибегают к услугам частнопрактикующих врачей и вынуждены платить за это большие деньги.

В государственные больницы попасть на стационарное лечение трудно из-за нехватки коек, особенно для хронических больных, а также женщин с гинекологическими заболеваниями. Поэтому при многих больницах введены платные койки. Однако стоят они дорого и далеко не всем по карману. Состоятельному человеку платная помощь дает право выбора врача-специалиста и отдельной палаты.

Состояние системы здравоохранения часто подвергается критике. Так, делегат от Бирмингема в своем выступлении на конференции либеральной партии заявил, что положение с больничным делом в стране нельзя считать нормальным, поскольку «две трети всех больниц построены 70 лет тому назад, а около 20 процентов из них — столетней давности».

Тем не менее многие стороны организации здравоохранения в Англии заслуживают внимания и представляют определенный интерес.

Нам рассказали, что государственные органы здравоохранения и санитарное законодательство возникли в Англии в конце первой половины XIX века. В 1919 году было образовано министерство здравоохранения. В 1946 году принят закон об организации Национальной службы здоровья. Закон отличался от предыдущих тем, что правительство впервые взяло на себя не только выполнение санитарных мероприятий, но и лечебное дело. Местные органы здравоохранения (графств и городов) в соответствии с этим законом подчиняются министерству здравоохранения. Частнопрактикующие врачи могут перейти на службу к государству и получать от него оплату за прием больных, занесенных в специальные списки пациентов, пользующихся бесплатной медицинской помощью. Однако эти врачи сохраняют право частной практики, и им разрешено принимать своих платных пациентов в государственных лечебных учреждениях, где они работают.

Все больницы — частные и благотворительные — перешли в ведение государства. Однако во главе этих учреждений остались лица, возглавлявшие их до национализации.

Имеются и районные больничные советы, которые в основном ведают больницами и службами специалистов в районах. Каждый совет состоит из 22—23 членов, назначенных министром по соглашению с университетами, органами здравоохранения, представителями медицинской корпорации, предпринимателями, профсоюзами и т. д. Все эти должности являются почетными — неоплачиваемыми.

Широко практикуется система консультативного обслуживания на дому. Любая помощь специалистов — консультантов, как, например, по туберкулезу, по психическим болезням и т. д., оказывается всему населению независимо от страхования.

Медицинские сестры нанимаются непосредственно местными органами здравоохранения или добровольной организацией. Около половины своего рабочего времени сестры уделяют уходу на дому за престарелыми или хроническими больными.

Местные органы здравоохранения располагают работниками, которые могут оказывать помощь в ведении домашнего хозяйства, когда это необходимо в связи с болезнью, родами или когда в доме есть дети и старики. Это обслуживание платное, но органы здравоохранения назначают плату в зависимости от обеспеченности семьи.

Добровольные организации также оказывают помощь больным и физически неполноценным людям. Функционируют эти организации, как правило, за счет труда неоплачиваемых добровольцев. Свыше половины всех больниц в Англии и Уэльсе имеет свои лиги друзей или подобные организации, которые создают столовые для амбулаторных больных и библиотеки для стационарных больных, помогают транспортировать больных, организовывают посещение их в больницах, пошив постельного белья, одежды и т. д.

Эти и другие особенности медицинской службы в Англии дают полезный материал для раздумий и дискуссий и вновь подтверждают: обмен опытом полезен для обеих сторон.


Деловая программа нашего визита была очень напряженной, но все же мы имели возможность осмотреть Лондон, пройтись по его улицам, ознакомиться с памятниками и историческими местами, побывать в знаменитом Гайд-парке.

Большой и разноликий город, расположенный на берегах Темзы, с его 9 миллионами жителей, имеет многовековую историю, и каждый век существования оставил свои специфические черты, заметные и сейчас. В британской столице рядом с ультрасовременными зданиями можно увидеть дома, построенные в XIV, XV веках — закопченные, с узкими окнами и островерхими крышами. Большинство из них двух- и трехэтажные. Многоэтажных зданий значительно меньше. Небоскребов, типа американских, здесь почти нет, и вроде бы англичане и не собираются их строить. Нам говорили, что этому отчасти мешают глинистые почвы, на которых стоит Лондон, но, кроме того, существует традиция: когда-то королева Виктория запретила возводить в черте города здания высотой более 33 метров, дабы ничей посторонний взор не проник в пределы Букингемского дворца. Поэтому город растет вширь. Сейчас, чтобы пересечь столицу Великобритании из одного конца в другой, надо покрыть расстояние не меньше 60 километров.

Первые этажи зданий, особенно на больших улицах, заняты под магазины, мастерские, рестораны. Причем нередко на одних улицах сосредоточены рестораны, на других, как, например, Пикадилли, — кинотеатры. На Флитстрит находятся редакции крупнейших газет Англии. Отсюда ежедневно утром и вечером выбрасывается на рынок «пища для умов», приготовленная по рецепту толстосумов. Главные банковские конторы, куда сходятся тайные нити управления страной, помещаются в Сити. Там же находятся монументальные здания Фондовой биржи и кафедрального собора Святого Павла.

Англия, когда-то всесильная колониальная держава, утратила свои прежние позиции в мировых делах. По мнению многих, этот процесс упадка продолжается. Правящие круги страны ищут выхода из тупика, предлагают рецепты «спасения» Англии, разные и — неэффективные. Призрак былого могущества империи мешает им трезво взглянуть на вещи, найти такой курс, который бы действительно поднял авторитет Лондона в международных делах.

Осколки былого величия Британии заметны повсюду. Ощущаешь их и в лондонских музеях.

Самый интересный, — бесспорно, Британский. Богатства, собранные здесь, потрясают. Вот памятники Древнего Востока — «Розеттский камень» и ассирийские рельефы из Ниневии. Вот уникальные шедевры греческого искусства — скульптуры афинского Акрополя, снятые с Парфенона статуи и рельефы, фрагменты стен храма. Осматриваешь эти чудесные творения человеческого гения, и невольно приходит мысль: а ведь, по справедливости, их давно следовало бы возвратить народам тех стран, откуда они были вывезены ловкими дельцами, скупщиками или просто взяты «по праву» завоевателей. Так, в частности, оказались в Британском музее около 2 тысяч папирусов, вывезенных из Египта.

В Британском музее находится одна из самых больших библиотек мира, состоящая из 5 миллионов книг, многих тысяч ценнейших рукописей и манускриптов. В библиотеке музея работали К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин.

К. Маркс, поселившийся в Лондоне в 1849 году, много лет был постоянным читателем библиотеки, собирая материалы по экономической истории Англии, создавая «Капитал». В мае — июне 1908 года Владимир Ильич Ленин работал здесь над книгой «Материализм и эмпириокритицизм».

Русский отдел Британского музея богат книгами и рукописями XV—XIX веков, в частности здесь представлены интересные материалы по истории революционного движения в России.

С особым чувством мы посетили могилу Карла Маркса на Хайгейтском кладбище. По узенькой тропинке между надгробиями подошли к могиле великого гражданина мира. У изголовья ее — куст многолетних роз и мраморная плита, положенная другом Маркса Фридрихом Энгельсом. В 1956 году на Хайгейтском кладбище был открыт памятник Карлу Марксу, сооруженный на средства трудящихся многих стран, в том числе и Советского Союза.

Склонив головы, мы почтили память гения, имя и дело которого переживут века.

* * *

После недельного пребывания в Лондоне мы вылетели в Эдинбург — древнюю столицу Шотландии.

Город расположен на холмистом южном побережье Северного моря у залива Ферт-оф-Форт. Прямые и широкие улицы выгодно отличают его от других городов Англии. Эдинбург — город четких и строгих линий, многочисленных замков, газонов и парков с развесистыми платанами и каштанами. Многочисленные здания в стиле северной готики придают его облику своеобразный колорит.

Принцесс-стрит, главный проспект, — краса и гордость эдинбургцев, спускаясь отлого вниз, переходит в зеленый массив парка, а затем обрывается у основания огромного каменного утеса, вершину которого венчает старинный Эдинбургский замок. Сюда ежедневно подъезжают и приходят толпы туристов и гости, чтобы отдать дань воспоминаниям о далеком прошлом мужественного и храброго народа, в жестоких битвах отстаивавшего свою свободу.

Со стен крепости открывается чудесный вид на город и залив. Видны старинные древние здания, окруженные зеленью парков, грандиозный памятник Вальтеру Скотту.

Встречи на шотландской земле были очень сердечными. Сэр Дэвидсон, который нас принимал в Эдинбурге, сказал, что приезд советских врачей является большим событием для всей медицинской общественности города.

— Личный контакт будет способствовать укреплению связей между медиками Шотландии и Советского Союза, — заключил он свою приветственную речь.

В филиале Британской медицинской ассоциации была устроена встреча делегации с врачами города. Любопытная деталь: за 300 лет существования Общества терапевтов ни одна женщина не переступила порога этого клуба. Исключение было впервые сделано для наших советских женщин — членов делегации, профессоров Л. Г. Богомоловой и М. Н. Фатеевой, которых приняли здесь очень тепло.

Шотландские коллеги показали нам много интересного. При посещении лечебных учреждений мне пришлось присутствовать на одной операции, которую демонстрировал профессор Брус. Операция производилась на желчных путях у женщины, страдавшей желчнокаменной болезнью. Прошла она хорошо. Но я видел, какого напряжения стоила доктору Брусу эта сложная и трудная операция, проведенная им в малоприспособленном помещении, бывшем бомбоубежище.

За первое послевоенное десятилетие в Англии, говорили нам, не было построено ни одной новой крупной больницы. Расширение больничной сети идет главным образом за счет реконструкции и приспособления старых зданий. Это, конечно, не лучший способ решения проблемы, но что можно предпринять при более чем скромных ассигнованиях правительства на нужды здравоохранения!

Из Эдинбурга мы выехали в крупный промышленный центр и портовый город Шотландии Глазго.

После приема в ратуше нам был показан госпиталь, в котором работал виднейший английский хирург Листер. На одной из стен здания укреплены барельеф Листера и мемориальная доска в память этого выдающегося деятеля медицины. В госпитале сохранилось несложное оборудование и аппараты, которыми пользовался ученый.

Осматривая вещи, принадлежавшие Листеру, невольно подумалось: совсем не лишним было бы создать специальный музей, посвященный жизни крупнейшего хирурга своего времени. Отметим кстати, что мы были поражены, когда прочитали в газетах, что знаменитому Флемингу, давшему человечеству пенициллин, памятник поставлен в Испании, а не на его родине в Англии.

Интересно отметить, что лечащие врачи в Шотландии работают в большинстве своем по совместительству. Поэтому после обхода больных и назначений, а также после операций во второй половине дня они ведут частный прием или посещают на дому закрепленных за ними больных. Их материальные условия в значительной мере зависят не столько от учреждений, где они работают, сколько от частных визитов. При этом над врачами постоянно довлеет необходимость заботиться о том, чтобы не потерять клиентуру, а следовательно, и заработок. Они как бы являются домашними врачами отдельных семей. По заявлению английских медиков, их материальное положение было бы много лучше, если бы не большие налоги, взимаемые государством, а также высокая плата за квартиру. Подоходный налог с врачей — прогрессивный: он возрастает по мере увеличения дохода от практики.

Врачи-шотландцы показали нам ряд медицинских кинофильмов. Один из них произвел особенное впечатление. В нем очень наглядно рассказывалось об операции пересадки роговицы по известному методу Филатова. Мы были восхищены этой картиной, и шотландские друзья подарили ее нам.

В Бирмингеме нам показали госпиталь королевы Елизаветы, переоборудованный недавно по последнему слову техники. По бесшумному мягкому полу коридора мы прошли в просторные, светлые палаты, а также осмотрели хорошо спланированные операционные комнаты, размещенные на различных этажах здания. Обращает внимание то, что при строительстве лечебных учреждений или, вернее, при реконструкции их англичане широко применяют гипслинолеум и звукоизолирующие материалы. Стены между палатами могут быть при желании раздвинуты, а в некоторых местах они заменены стеклом, что позволяет медицинской сестре наблюдать со своего поста за несколькими больными. Мебель портативна и удобна для дезинфекционной обработки. Кровати в палате стоят высоко и имеют ряд простых приспособлений для еды, чтения книг.

Это научно-учебное учреждение резко отличается от многих других больниц, которые мы видели в Лондоне, Эдинбурге, Глазго. Несомненно, англичане могут строить превосходные больницы; остановка только за необходимыми средствами.

Делегация советских врачей побывала в студенческих городах — Кембридже и Оксфорде.

При Оксфордском университете имеется большая библиотека, располагающая, в частности, многими редкими изданиями, старинными книгами по различным отраслям науки и литературы, вышедшими в различных странах, в том числе и в России. Эти книги представляют большую научную и историческую ценность. В библиотеке нам показали русский перевод Аристотеля, относящийся к 1633 году, письмо Бориса Годунова королеве Елизавете I, былины и песни, записанные англичанами у нас на Севере в 1816 году.

Мы посетили учебные залы и лаборатории различных кафедр медицинского факультета университета.

Хорошо оборудованы кафедры гистологии и анатомии. Студенты имеют возможность изучать ткани и органы человеческого тела. На кафедрах ведутся и исследовательские работы, правда, не так интенсивно и не в таком широком плане, как в наших институтах. В основном же сотрудники кафедр заняты учебной работой: читают лекции, проводят практические занятия со студентами.

При посещении кафедры анатомии, наряду с разработкой важных и актуальных проблем, касающихся, например, положения человеческого тела при различного вида физических упражнениях, нам было показано исследование, посвященное вопросу: каким концом выходит яйцо из курицы — тупым или острым? Автор сего труда установил исключительно ценный, с его точки зрения, факт, что яйцо выходит острым концом. Невольно подумалось: сколько еще сил и средств расходуется подчас на такие вот исследования (и отнюдь не только в Англии)…

Живо и интересно прошла наша встреча с оксфордскими студентами-медиками. Так же как и кембриджских воспитанников, их интересовал уклад жизни советских студентов, чем они заняты в свободное время, каковы их привычки и вкусы. Наши собеседники были удивлены, узнав, что в советские высшие учебные заведения свободно принимают мужчин и женщин, тогда как в Англии женщине попасть в университет трудно. Их принимают в пределах не более 10 процентов от общего количества первокурсников. Задавались и такие вопросы: может ли советская студентка выйти замуж? Должны ли студенты за время учебы проходить военную службу? Как одеваются учащиеся? Какие у них прически?

Мы отвечали терпеливо и подробно, стремясь к тому, чтобы наши юные собеседники возможно полнее представили себе жизнь советской молодежи, о которой, кстати говоря, многие английские газеты и кинофильмы создают превратное, а то и ложное представление.

Оксфордские медики с трудом могли поверить тому, что у нас нуждающиеся студенты получают от государства стипендию, место в общежитии, питание со скидкой. Что путевку на лечение советский студент получает бесплатно от своего профсоюза, членом которого он состоит обычно с первого курса.

Вскоре мы возвратились в Лондон.

Во время посещения Королевского колледжа хирургов профессор Платт показал замечательный музей, созданный известным английским ученым Гунтером, и ознакомил нас с весьма интересными материалами, относящимися к избранию почетными членами Королевского колледжа ряда известных наших хирургов — Н. А. Вельяминова, С. П. Федорова, Н. Н. Бурденко, С. С. Юдина, Б. В. Петровского.

В колледже терапевтов советских врачей принимал известный невропатолог профессор Р. Брейн. Нас очень заинтересовали уникальные препараты кровеносной системы человека, изготовленные в XVII веке Гарвеем. Уильяму Гарвею принадлежит открытие кровообращения. Его идеи получили широкое распространение и оказали большое влияние на дальнейшее развитие научной материалистической физиологии. И. П. Павлов писал, что «врач Вильям Гарвей подсмотрел одну из важнейших функций организма — кровообращение и тем заложил фундамент новому отделу точного человеческого знания — физиологии животных».

Под конец нашего пребывания в Англии врач, сопровождавший делегацию в поездке по стране, пригласил нас к себе домой, чтобы познакомить со своей матерью. Дочь русского писателя Эртеля, она в 1912 году вышла замуж за англичанина и переехала с ним на постоянное жительство в Лондон. Там она окончила филологический факультет университета, много занималась переводами.

Старая женщина с ясными светло-голубыми глазами встретила нас приветливо, не знала, куда посадить. Ей очень хотелось поговорить с русскими, узнать, как там живут теперь в России. Ее интересовало все: неужели под Петроградом проложили метро? Как же это могли сделать, ведь город стоит на болоте?! Можно ли в СССР купить квартиру и сколько стоит это? Дорого ли обходится обучение детей в школе?

Видя, что вопросам нет конца, сын мягко напомнил матери, что гостей пора бы пригласить к столу.

Хозяйка дома всплеснула руками, засуетилась.

— Милые мои, я совсем вас заговорила, — сказала она. — Я ведь так вас ждала, так ждала! Боялась — вдруг не придете. Не навестите меня на чужбине. Да, да! Моя родина не здесь, а там, где родились и умерли мои родители! Но ничего не поделаешь. Бывает и так: живешь в одной стране, а все думаешь о другой, и кажется тебе, что настоящая жизнь еще впереди… Только кажется… Но вот мое утешение. — Она встала и торопливо подвела нас к шкафу. — Вот, видите, книги Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Достоевского, Салтыкова-Щедрина — в моем переводе на английский язык. Этому я посвятила многие годы жизни…

Оживленная беседа продолжалась и за столом, где уже лежали английские сандвичи и пыхтел наш тульский земляк — пузатый, до блеска начищенный самовар…

Во время пребывания в Англии мы часто встречались с профессорами и преподавателями в неофициальной, домашней обстановке. Вели непринужденный разговор на самые различные темы, касающиеся нашей профессии. Говорили также и о том, что полезно чаще встречаться, обмениваться мнениями по интересующим обе стороны вопросам.

Через два года с ответным визитом в Советский Союз прибыла делегация видных английских деятелей медицины. Между прочим, среди них был и известный ученый-терапевт Гамильтон, с которым мы близко познакомились во время поездки в Англию. Он сразу же поинтересовался: остались ли мы довольны приемом в Англии и удалось ли нам побывать в частных домах? Мы ответили, что нас принимали очень хорошо, мы не раз были гостями в семьях медиков и храним об этом добрые воспоминания. Гамильтон тут же спросил:

— Что же, и нас будут приглашать в частные дома?

— Непременно, — сказал я. — Если вы ничего не имеете против, я готов принять вас у себя дома сегодня же.

Англичанин едва мог скрыть свое удивление.

— Разве вам не нужно спрашивать разрешения? — помедлив, все же спросил он.

Насколько все-таки глубоко укоренились на Западе, даже у людей, лояльных к нам, давние предрассудки в отношении советского образа жизни и быта советских людей! Я молча пожал плечами. Мой собеседник все понял, улыбнулся и поблагодарил за приглашение.

Вскоре члены делегации британских медиков сидели у меня в гостях, и мы за дружеской беседой провели остаток дня. Утром англичан принял министр здравоохранения, и вместе с ними была разработана обширная программа пребывания в Советской стране. Программа никем и ничем не ограниченная. Мы постарались удовлетворить все пожелания английских коллег, ответить на все их вопросы.

Встречи и беседы с врачами и учеными Англии вновь выявили обоюдное стремление к упрочению дружеских связей на основе взаимного доверия и понимания.

Развитие советско-английских контактов в области науки и культуры, пришли мы к единодушному выводу, поможет создать определенные предпосылки и для улучшения климата политических отношений между двумя крупнейшими европейскими державами.

ЗА ГИМАЛАЯМИ

Делегация советских медиков была приглашена на съезд врачей Пакистана. Встречи с этой страной все мы ждали с большим интересом: никто из членов делегации никогда ранее там не был.

Конечно, мы многое слышали, читали о Пакистане и все же не имели достаточно конкретного представления о том, как живет народ этой страны, в недавнем прошлом британской колонии, как решаются проблемы, оставшиеся пакистанцам «в наследство» от многолетнего хозяйничанья колонизаторов. Очень занимал нас, врачей, и вопрос, над чем и в каких условиях работают потомки древних и славных восточных медиков, как встретят они советских людей, которых видят не так уж часто.

Аэропорт Карачи. Президент медицинской ассоциации столицы доктор Х. Патель, почтенный, очень живой и дружелюбный человек, встретил нас с большой сердечностью и сразу же стал, как говорится, вводить в «курс дела». Мы почувствовали, что общественность страны придает большое значение съезду врачей, узнали, с каким интересом пакистанские врачи относятся к нашей медицине и особенно к тому, как у нас внедряются в жизнь новейшие достижения науки.

На съезд врачей из обеих частей Пакистана съехалось около 600 делегатов. Было заслушано более 30 докладов. В основном они касались наиболее распространенных в Пакистане заболеваний — туберкулеза, дифтерии, гастроэнтерита и других. (В отдельных районах страны туберкулезом болеет около трети населения. И не случайно участники съезда уделили самое пристальное внимание вопросам профилактики и лечения этой болезни.)

В первый же день работы съезда было предоставлено слово делегатам СССР и США. Профессор Альтон Ошнер (США) прочел доклад на тему «Курение и рак легкого». Он привел факты зависимости развития рака легких от действия никотина. Продемонстрированные докладчиком таблицы показывали рост заболеваний раком легких в Америке в связи с увеличением числа курящих.

Можно привести также данные Всемирной организации здравоохранения о том, что количество смертельных исходов, вызванных раковыми заболеваниями, растет. В частности, за 10 лет (с 1952 по 1962 год) смертность от рака в ряде стран Европы увеличилась в два раза, в США она выросла на 60, в Канаде — на 55 процентов. Среди мужчин США за последние 20 лет заболеваемость раком легких увеличилась в восемь раз, а среди женщин — в три раза.

С докладом о перспективах развития хирургии в области пересадки органов и тканей было поручено выступить мне.

Собравшиеся внимательно выслушали рассказ о проводимых в Советском Союзе научных работах и просмотрели фильм о пересадке сердца и головы собаке.

— Такого мы еще не видели… Это что-то фантастическое, — говорили потом слушатели.

Большой интерес был проявлен к докладу доктора Р. Джавадова о ликвидации многих инфекционных болезней в Азербайджане.

В перерывах между заседаниями пакистанские коллеги не без гордости показывали нам лучшие медицинские учреждения Карачи. Мы ходили по клиникам медицинского факультета, заглядывали в палаты госпиталя имени Джинны. Возникало много вопросов, и пакистанские врачи охотно отвечали на них.

На медицинском факультете, располагающем хорошими учебными корпусами и клиниками, мы познакомились с профессором Мюбарек. Она возглавляет детскую клинику. Женщина-профессор в мусульманской стране, где часто можно встретить ее согражданок, еще закрывающих лицо паранджой, — это уже само по себе многозначительно. К тому же наша новая знакомая оказалась человеком глубоких знаний, широко мыслящим, с ясной головой и добрым сердцем.

В отделении, где лечатся дети, больные дистрофией и менингитом, мы увидели живые, обтянутые смуглой кожей скелетики; в глазах ребят застыла недетская печаль.

— Делаем все, что можем, но… — госпожа Мюбарек выразительно развела руками.

Да, пакистанские медики горят желанием помочь своему народу. Но возможности их ограниченны. Сказывается прежде всего длительное господство английских колонизаторов, которые многие годы грабили и разоряли страну, довели ее до крайней степени отсталости и нищеты. Кроме того, ни для кого не является секретом, что многолетнее участие Пакистана в блоках СЕАТО и СЕНТО наложило на него бремя непосильных военных расходов, что не могло не сказаться и на финансировании здравоохранения.

Ассигнования на нужды здравоохранения в Пакистане недостаточны. Несмотря на то, что годовая сумма бюджетных расходов на здравоохранение за период с 1948 по 1953 год возросла почти в пять раз, она составляет всего один процент общегосударственного и провинциальных бюджетов. Кое-кто в правящих сферах Пакистана полагал, что участие в военных союзах, сколоченных западными державами, вызовет подъем экономики страны, позволит разрабатывать ее природные богатства в национальных интересах. Но этого не случилось. Связав Пакистан обременительными обязательствами, империалисты не дали ему ничего взамен. Они еще сохранили некоторые ключевые позиции в экономике, сбывая втридорога свою продукцию и вместе с тем постоянно снижая цены на местные товары, идущие на экспорт. Тормозится развитие тяжелой промышленности. И не случайно в Пакистане в последнее время все чаще раздаются голоса тех, кто требует выхода из военных блоков[42], выступает в защиту национальных интересов, за самостоятельное социальное и экономическое развитие, за укрепление дружественных отношений со странами социализма, и прежде всего с северным соседом — Советским Союзом. Как известно, эти призывы встречают в нашей стране одобрительный отклик.

Интерес ко всему советскому был проявлен и на съезде врачей. И не столько в том, как нас слушали (внимательно слушали всех выступающих), сколько в том, о чем нас спрашивали.

— Как вам удалось за такой короткий срок ликвидировать в стране малярию и оспу?

— Чем объяснить ваши успехи в области борьбы с туберкулезом?

— Каковы бюджетные ассигнования на развитие медицины?

И, выслушав наши ответы, пакистанцы говорили, как бы высказывая свои заветные мечты: если бы и у нас в Пакистане, где столько людей умирает ежегодно от разных болезней, удалось осуществить хоть малую толику того, что сделали вы…

Были и такие вопросы, которые показывали, как мало информированы пакистанцы о нашей родине. Сколько в Советском Союзе больной платит врачу за операцию? — спрашивали нас неоднократно. В аудиториях колледжей Пакистана нам неизменно задавали вопросы: сколько платит советский студент за обучение? Могут ли студенты жениться?

Все это, как нам кажется, лишний раз подчеркивало значение расширения научных, культурных и технических контактов между СССР и Пакистаном для дела взаимопонимания и добрососедства народов наших стран. Гостеприимные хозяева познакомили нас с Карачи и Лахором.

Мы посетили университет Лахора, который только что отпраздновал столетие своего существования. И снова имели возможность убедиться, как живо интересуются развитием медицины в СССР наши пакистанские коллеги. На лекцию о советской клинической и экспериментальной хирургии пришло более тысячи человек, хотя в университете насчитывается всего лишь 700 студентов. Все долго аплодировали гостям из Советской страны.

Я подробно рассказал об операциях на сердце и кровеносных сосудах, которые проводятся в Советском Союзе с помощью аппарата «искусственное сердце — легкие», сообщил об экспериментах по пересадке органов и тканей. Особенно заинтересовала слушателей демонстрация сосудосшивающего аппарата советской конструкции. Пригласив к себе в ассистенты внимательно наблюдавшую за ходом операции молодую женщину, я попросил ее нажать рычажок аппарата и тем самым осуществить соединение сосудов. Заметно волнуясь, женщина дотронулась до рычажка. Мгновение — и аппарат сработал! Операция закончилась успешно. Это вызвало бурю восторга. Мы еле успевали отвечать на десятки вопросов об успехах развития советской медицинской техники.

На другой день мы были гостями женского колледжа имени Фатимы, созданного в 1948 году, вскоре после провозглашения независимости страны. Душой и организатором колледжа является видный ученый, профессор Шаджуат Али. Он рассказал нам, что в колледже обучается 600 студентов, срок обучения — пять лет. Колледж уже выпустил 400 врачей.

Профессор с гордостью сообщил, что в настоящее время пять женщин-пакистанок заведуют кафедрами, многие женщины читают лекции.

— Я мечтаю о том, чтобы весь наш преподавательский состав был женским! — с энтузиазмом воскликнул Шаджуат Али.

— Но тогда вам придется сдать свой портфель, — пошутили мы. — Женщины-профессора объединятся и предъявят вам ультиматум…

Профессор рассмеялся:

— Ну что ж, я предвижу такую возможность и вполне к этому подготовился. — Он тут же познакомил нас со своей дочерью, профессором анатомии. — Как видите, я предусмотрительный человек: готовлю себе преемника!

Нам, советским врачам, было приятно ощущать атмосферу энтузиазма, творческого горения, царящую в учебном заведении. И женщины-профессора и студентки вкладывают много сил и души в работу кафедр, лабораторий, кабинетов. Мы не могли не заметить, что между женским и мужским колледжами, расположенными по соседству, идет негласное соперничество. И не случайно наши собеседницы то и дело спрашивали: какой колледж нам больше понравился — мужской или женский?

Нам не хотелось «обижать» ни тех, ни других. Мы пожелали нашим новым знакомым не только соперничать, но и шире обмениваться опытом. Восторженно было принято пожелание об установлении делового контакта с медицинскими институтами Советского Союза.

Пребывание в женском колледже закончилось товарищеским обедом. Студентки оказались не только подающими надежды медиками, но и искусными кулинарками, радушными хозяйками. За столом то и дело слышались смех, веселые шутки. И здесь, конечно, мы еле успевали отвечать на вопросы о Советском Союзе, о положении женщины в советских республиках и т. д. Как жаль, что в составе нашей делегации не было женщин-медиков!

Присутствующие не сразу поверили, что в Советском Союзе матери, родившие и воспитавшие шесть и более детей, получают денежное пособие, награждаются медалями, что у нас существует почетное звание «Мать-героиня». Да и как в это поверить пакистанцам — жителям страны, где ведется кампания за уменьшение рождаемости, а при появлении ребенка родители обязаны уплатить налог…

Преподаватели колледжа и врачи города устроили в честь советской делегации прием. Он был необыкновенно теплым, сердечным. Особенно запомнилось выступление профессора Риаз Али Шаха, президента медицинской ассоциации города Лахора.

— Нам предстоит решать тяжелейшие проблемы, — взволнованно говорил он. — У нас не хватает врачей, медицинских сестер, не хватает мест в больницах, клиниках. Совсем мало научно-исследовательских институтов и высших учебных заведений. Но, господа, после ухода англичан нам пришлось начать все почти с нуля! Вот почему нам дороги и те небольшие успехи, которых мы уже добились…

Отрадно видеть, что советско-пакистанские отношения постепенно улучшаются. Советский народ с глубочайшей симпатией относится к народам Пакистана и Индии, которые, избавившись от колониального ига, стремятся к самостоятельному развитию.

В ГОСТЯХ У ДРУЗЕЙ

Предстояла поездка в Югославию. Официальной целью нашей поездки, состоявшейся в апреле 1966 года, было встретиться с югославскими коллегами, побывать в некоторых лечебных, научно-исследовательских и учебных заведениях. Но уже с первых дней пребывания в Югославии мы почувствовали, что программа выйдет далеко за рамки перечисленного. Мы — это небольшая делегация советских медиков в составе министра здравоохранения СССР академика Б. В. Петровского, министра здравоохранения РСФСР В. В. Трофимова, сотрудника министерства здравоохранения СССР Д. А. Орлова, доцента, патофизиолога Е. М. Петровской и автора этих строк. Екатерина Михайловна, на редкость мягкий, отзывчивый, скромный человек, помогала нам быстро находить контакт с врачами и с полуслова понимала, что для нас важно записать, отметить, запомнить.

Незабываемы югославские встречи. Всюду чувствуется искреннее расположение близкого нам по духу и крови народа. В какой бы уголок страны ни приезжали, мы встречали теплый, радушный прием, находили участников борьбы с фашизмом, непременно вспоминавших добрым словом советских воинов и партизан, вместе с которыми югославы отстаивали свою свободу и независимость.

Во время пребывания в Белграде мы ознакомились с Институтом здоровья, который является своеобразным центром, координирующим и направляющим работу органов здравоохранения республики. Возглавляет Институт здоровья опытный организатор, доктор Краус. В беседе с ним мы узнали много интересного. За последние десять лет в стране почти вдовое увеличилось число поликлиник и амбулаторий. Ныне насчитывается свыше 250 больниц, 3300 общих и 1800 зубоврачебных поликлиник, около 1300 различного рода диспансеров. Число врачей увеличилось по сравнению с довоенным временем в три с лишним раза и достигло 1700.

В Югославии ведется строительство новых лечебных и научных учреждений, реконструкция старых больничных корпусов и зданий. Наши коллеги накопили во многом поучительный опыт в области строительства и реконструкции медицинских учреждений. Новые больничные здания отличаются не только своей отделкой, но и разумной, рациональной планировкой палат, операционных блоков, лабораторий и других помещений.

В стране развивается медицинская промышленность. В учреждениях здравоохранения мы видели современное медицинское оборудование югославских марок: высокого качества рентгеновскую аппаратуру, операционные столы, бестеневые лампы, электронную аппаратуру. На заводе медицинских препаратов «Плива» производятся антибиотики, витамины, гормоны. Продукция завода известна не только в стране, но и за рубежом, в том числе и у нас, в Советском Союзе.

Мы осмотрели хирургическую клинику Военно-медицинской академии, руководимую известным хирургом профессором Папа. За сравнительно короткий срок это старое лечебное учреждение было реконструировано и превращено в первоклассную клинику с большим комплексом диагностических аппаратов и приборов, со светлыми и просторными палатами, с безукоризненной организацией работы врачебного и среднемедицинского персонала.

Профессор Папа, быстрый человек с живыми черными глазами, в течение двух лет работал в клиниках Москвы и Ленинграда. Беседуя с нами, он не раз выражал чувство восхищения своим учителем, выдающимся хирургом С. С. Юдиным. С грустью посмотрев на портрет Юдина, висевший на стене в кабинете, профессор Папа выразил сожаление, что учитель не дожил до того времени, когда его ученик стал располагать первоклассной клиникой, оснащенной новейшими аппаратами и приборами…

Большой интерес представило ознакомление с деятельностью туберкулезного центра, построенного с учетом последних достижений техники. Это образец рациональной организации поликлинического приема больных. Центр ежедневно посещают до 400 больных, но вы нигде не чувствуете тесноты и скопления людей — все делается слаженно, быстро, бесшумно. Можно быстро получить любую справку о состоянии больного, о характере заболевания, особенностях течения процесса и проводимом лечении. Думается, такую организацию работы лечебного учреждения и планировку его помещений стоило бы позаимствовать фтизиатрам Советского Союза. Правда, таких учреждений в Югославии не так уж много, и югославы сознают это, но хорошее начало положено.

Руководители медицинского факультета Белградского университета организовали нам встречу со студентами. Она проходила в клубе, где все мы разместились по принципу «в тесноте, да не в обиде». Стены небольшого клубного помещения с низкими потолками разрисованы незатейливой рукой студента-медика.

Югославские студенты откровенно рассказывали о своих делах, о своей учебе и общественной жизни. Во время летних каникул они выезжают на государственные стройки, помогают в строительстве шоссейных дорог. Юноши и девушки очень гордятся тем, что и их труд вливается в общее дело строительства социализма в Югославии.

— Мы хотим чаще встречаться с вашими ребятами, ведь есть очень много такого, о чем нужно узнать, поговорить, поспорить, — подчеркивали студенты.

Во время пребывания в Югославии не во всем удалось разобраться сразу. В пятидесятые годы в стране проведена обширная реорганизация с перенесением центра тяжести управления на отдельные республики, где действуют свои законы и положения. Это сказалось и на организации здравоохранения.

Нас, естественно, интересовали источники финансирования лечебных и научных учреждений, порядок оплаты врачей и медицинского персонала, принципы стимулирования научных работников, система конкурсов и замещения вакантных должностей, пенсионное обеспечение и другие вопросы постановки медицинского дела в стране.

Как удалось выяснить, единой системы оплаты труда врачей в Югославии нет. Каждая республика, в зависимости от своих экономических условий и ресурсов, определяет и заработную плату медицинским работникам и финансирование лечебных и научных учреждений, причем большое место занимает хозрасчетная договорная система, при которой всячески поощряется инициатива местных органов.

Нет и единой системы оплаты профессорско-преподавательского состава. Часть средств идет от университета, где они находятся на службе, а часть средств им выплачивает больничное учреждение, где они работают или заведуют клиникой. У врачей, работающих на участках в сельской местности, заработная плата выше по сравнению с врачами, работающими в городских лечебных учреждениях.

Несмотря на то, что система здравоохранения Югославии строится на несколько иных принципах, нежели наша, советская, опыт югославских коллег, при всем его своеобразии, представляет интерес и заслуживает изучения.

Государственный секретарь здравоохранения (по нашему — министр) Драгутин Косавец сказал, принимая нас:

— Мы не считаем, что наша организация здравоохранения полностью удовлетворительна. Дело это новое, мы изучаем уже накопившийся опыт, вносим поправки там, где это нужно, и будем работать дальше над совершенствованием сложившейся системы. Нас интересует и ваш опыт. Охотно возьмем все, что есть у вас хорошего и полезного…


Познакомившись с жизнью Белграда, мы отправились в поездку по стране. Первым городом на нашем пути был Сараево, столица Боснии и Герцеговины.

Всем памятен выстрел в Сараево — выстрел, с которого началась первая мировая война.

Жители Сараево сохранили на месте, где был сделан этот выстрел, даже следы на расплавленном июльским солнцем асфальте стрелявшего в Фердинанда Гаврилы Принципа. Но нас влекли не место покушения на Фердинанда и не узенькие улицы старинного города с мечетями, с которых и сейчас раздаются в определенные часы призывы муллы (35 процентов населения города — мусульмане).

Мы побывали на медицинском факультете. Посетили некоторые клиники, в частности клинику глазных болезней, которой руководит известный югославский ученый, профессор Чавка. Хирург-новатор Владимир Чавка — широко использует в своей практике прогрессивные методы лечения тяжелых заболеваний глаз, в том числе и известные методы пересадки роговицы по Филатову. С большой сердечностью он вспоминал своего учителя, с гордостью показывал нам портрет Филатова с его автографом, сборник научных трудов, выпущенный в Сараево и посвященный замечательному советскому ученому.

Мы долго ходили по палатам, лабораториям, осмотрели операционную, рентгеновский кабинет, диагностические кабинеты и с удовольствием убеждались в успехах, достигнутых нашими коллегами.

Профессор Чавка рассказал нам на встрече с врачами города об одном поистине уникальном случае.

— Мы все преклоняемся, — сказал он, — перед мужеством профессора Зимонича, заведующего нашей терапевтической клиникой, который погиб от инфаркта, когда ему не было еще и 55 лет. Умирая, он попросил пригласить к себе студентов, которые слушали его лекции, и с которыми он обычно на обходах разбирал больных. С трагической простотой Зимонич сказал им: «Перед вами умирающий… вот его электрокардиограмма… Запомните, как она выглядит в случае, когда человеку остается жить считанные минуты…» Вскоре его не стало. Мужественный врач, учитель, Зимонич до конца остался верен своей профессии. Даже своей смертью он продолжал учить и воспитывать мужество, волю, без которых нет и не может быть настоящего врача.

Загреб — второй по величине город Югославии. В послевоенные годы в городе стала развиваться тяжелая промышленность, главным образом машиностроение и электропромышленность. По берегу реки Савы выстроились красивые и удобные жилые дома современной архитектуры. Загреб — важный узел железных дорог. От него идут железнодорожные линии на Белград, Триест, Мюнхен, Будапешт. Здесь периодически устраиваются международные выставки с участием многих стран, в том числе Советского Союза. Университет Загреба известен и за пределами страны.

Мы посетили в Загребе школу народного здоровья, где ведется специализированная подготовка как научных, так и врачебных кадров по санитарно-гигиеническому профилю. Школу возглавляет известный ученый-медик и социолог профессор Кесич. Слушатели школы с интересом восприняли наше сообщение об организации и подготовке врачебных и научных кадров в Советском Союзе. Профессор Кесич, долго работавший во Всемирной организации здравоохранения и хорошо знающий состояние подготовки врачебных и научных кадров в Европе и Америке, высказал мнение, что советская система подготовки кадров является более четкой и лучше организованной, чем во многих других странах, в том числе США.

Нам показали комплекс лечебных зданий больницы имени Стояновича. Старые корпуса реконструированы, особенно хорошее впечатление оставляет «сердце» больницы — хирургическая клиника, которую возглавляет известный хирург-кардиолог Бранко Оперхофер. Ему за пятьдесят. Высокий, с крупными чертами лица, в роговых очках, за которыми видны внимательные, изучающие вас черные глаза, нависшие широкие брови срослись на переносице. Оперхофер неторопливо дает объяснения по устройству хирургической клиники и о работе всех подразделений больницы, в том числе и операционной, описывает выполненные им сложные операции на сердце с аппаратом «искусственное сердце — легкие». Югославский ученый в курсе всех новинок в области хирургии сердца и пластических операций на кровеносных сосудах. Он с успехом применяет все, что есть нового по методам обезболивания, оперативной техники при врожденных пороках сердца.

Планировка операционного блока устроена здесь так, что хирургу представляется возможность из центрального пункта, где он готовит руки к операции, свободно пройти то в одну, то в другую операционную, строго соблюдая правила асептики. Рядом с операционными — отделения, где лежат прооперированные больные, причем палаты устроены так, что дежурный персонал постоянно держит в поле зрения всех находящихся здесь больных, оказывая им помощь.

Палаты — чистые, светлые, на 4—6 больных; много полезных приспособлений, дающих больным возможность обходиться без посторонней помощи: прикроватные столики для приема пищи, столики для газет и журналов, приспособления для выполнения гимнастических упражнений и т. д.

Загребские коллеги познакомили нас и с деятельностью хирургической клиники, возглавляемой профессором Юзбашичем. Клиника занимает целый этаж огромного корпуса. Палаты просторные, большие. Для больных, особенно с заболеваниями органов дыхания, имеются своеобразные приставки к кроватям, пользуясь которыми больные периодически делают несложные физические упражнения, что помогает им быстрее восстанавливать свои силы.


Живописна столица Словении Любляна. Она окаймлена Камнишскими Альпами и поясом густых зеленых лесов. Через город протекает одетая в гранит река Люблянца. Среди достопримечательностей города — Люблянская крепость, построенная в IX веке, и выросший после войны большой металлообрабатывающий завод «Литострой», изготавливающий гидротурбины. В Любляне есть университет, академия наук, старинная библиотека (открытая в 1821 году), техникумы, музеи, театры.

Приехав в Любляну, мы посетили патофизиологическую лабораторию местного медицинского института, которой руководит видный ученый, профессор Жупанчич. Знакомство с его лабораторией показало, что он и его ученики стоят на переднем крае медицинской науки, в совершенстве владеют современными методами биохимического анализа деятельности нервной клетки. Мы вели задушевный разговор о прошлом и будущем науки, об успехах и трудностях, о том, сколько еще предстоит сделать нам, медикам, для здоровья людей. Профессор Жупанчич с большой теплотой вспоминал то время, когда он посетил Советский Союз и некоторое время работал в лаборатории И. П. Павлова.

Вечером нас пригласили в охотничий домик в альпийских лугах. По тону югославских друзей понял, что речь шла не совсем об обычной встрече. Так оно и было. Нас ожидала встреча с участниками партизанского движения, по-братски сердечная и задушевная.

Славные традиции антифашистской борьбы живы в Югославии, и замечаешь это на каждом шагу. Многие из тех, кто ныне заседает в Народной Скупщине, управляет заводами, заведует клиниками, учит студентов, в прошлом с оружием в руках отстаивал и свободу и независимость Югославии. Всем известно имя хирурга и общественного деятеля профессора Стояновича, который в годы войны был главным хирургом Народной армии. Руководитель школы здоровья в Любляне доктор Цвахте, с которым мне довелось познакомиться, также был участником партизанского движения, он долгое время находился в концлагерях и вместе с русскими испытал на себе ужасы фашистского плена. Да, эти люди знают, что такое война.

* * *

Надолго запомнятся Плитвицкие озера в Хорватии, пленительные красоты Словении, гигантские Постойские пещеры.

Нам рассказали о тех драматических событиях, которые разыгрались в пещерах в годы войны… Фашисты устроили здесь склад боеприпасов и хранилище бензина. Партизаны обнаружили этот склад и в ходе отчаянно смелой боевой операции взорвали его. Присмотревшись, можно заметить, что свод туннеля, ведущего в пещеру, и сейчас еще местами покрыт копотью, оставшейся после взрыва.

А дело было так. Склад горючего — более ста цистерн с бензином — находился недалеко от главного входа в пещеру под усиленной охраной жандармерии. Партизанами решено было подобраться к складу из близлежащей пещеры по узкому подземному коридору. На пути группы были выложенная из камня стена, завалы, металлические решетки и, наконец, перед самым складом — несколько рядов колючей проволоки. После долгих усилий группа пробилась к цистернам и заложила, где надо, взрывчатку с детонатором. Огромной силы взрывом фашистский склад был уничтожен.

По возвращении в Белград состоялась встреча с руководителями министерства здравоохранения. В ходе дружеской беседы они горячо поддержали наше предложение о необходимости установления более тесных связей как между учеными и врачами, так и между студентами наших стран. В свою очередь они предложили наладить непосредственный контакт между отдельными медицинскими учреждениями и институтами СССР и Югославии.

РАЗНОЛИКАЯ ЯПОНИЯ

Встречи и контакты с зарубежными друзьями нередко выходят за рамки чисто профессиональных интересов, приобретают характер политических акций. Да это и понятно. В наше бурное время сами понятия — ученый и общественный деятель — неразделимы. Советский ученый не может замыкаться в кругу своих, пусть очень ответственных и важных, повседневных дел, жить в отрыве от насущных проблем, волнующих и тревожащих все человечество. Наши ученые живут не только судьбами своей страны, но и судьбами всего мира. Встречи и контакты на разных широтах и меридианах со своими коллегами, учеными и общественными деятелями разных стран, стремление внести свой посильный вклад в общее дело борьбы за мир и взаимопонимание между народами, за дальнейший прогресс науки — почетный и ответственный долг советского ученого, патриота и гражданина.

Япония. Страна парадоксов… Потерпевшая сокрушительный разгром во второй мировой войне, пережившая национальную катастрофу, эта страна за два с небольшим десятилетия стала одним из высокоразвитых государств и не только успешно конкурирует на международном рынке с фирмами западных держав, но и вытесняет их в области радиоэлектроники и оптики, полупроводников и производства синтетических материалов. Япония вышла на первое место среди капиталистических стран в судостроительной промышленности, по выпуску радиоприемников, на второе (после США) — по выплавке стали, производству цемента, синтетического волокна и телевизоров, третье — по выпуску хлопчатобумажных тканей и выработке электроэнергии.

В чем причины столь бурных темпов роста японской экономики? Как выглядит сегодня страна Восходящего Солнца? Как живет ее народ? По приглашению Гэнсуйкин — японского общества, борющегося за запрещение атомного и водородного оружия, мы отправились в Японию, задавая себе эти вопросы.

…Комфортабельное судно «Байкал» режет водную гладь Тихого океана. Снизу доносится мерное гудение машин, а через полуоткрытые иллюминаторы — плеск свинцово-серой волны.

На рассвете мы увидели Японию. Входим в один из самых крупных портов Японии — Йокогаму. Традиционная процедура санитарного досмотра, и вот мы уже на берегу, тепло встреченные японскими друзьями. После экспромтом проведенной пресс-конференции выезжаем в Токио.

Вскоре перед нами открылся самый крупный город мира, в котором живет более 11 миллионов человек. В этом гиганте, как в фокусе, сосредоточились все болезни крупных городов современности. Многие из этих болезней стали хроническими, и сколько бы архитекторы, экономисты, социологи ни бились над поисками средств для их излечения, кажется, вряд ли можно найти такие средства при капитализме.

Токио — средоточие экономической, финансовой, научной, культурной, торговой жизни Японии. К нему, как магнитом, притягивает со всей страны молодежь, мечтающую найти здесь применение своим силам. Ежегодно в Токио прибавляется до четверти миллиона жителей. И всем им нужна работа, жилье. Из-за квартирной дороговизны токийцы селятся все дальше и дальше от центра, раздвигая тем самым границы города. Беспорядочно разбросанные деревянные одноэтажные дома лишены самых элементарных жизненных удобств. Особенно болезненна для Токио одна из самых трудноразрешимых проблем большого города — проблема транспорта.

Токио широко разбросан по побережью бухты. Он окутан плотной стеной копоти, чада и пыли. Тысячи фабричных труб ежедневно, ежечасно выбрасывают гарь. Ни в одном городе мира, пожалуй, нет такой копоти, столь губительной для человека и для зеленых насаждений — на центральных улицах деревья чахнут и погибают.

Столица реконструируется. Цены на землю, особенно в центре, взвинчены баснословно, и город растет главным образом в высоту. За последние годы улицы значительно обновились. Положительную роль в этом сыграли проведенные здесь Олимпийские игры, которые потребовали расширения проспектов и строительства новых магистралей. В центре города возводятся новые здания акционерных компаний и крупных фирм. Выглядят они еще внушительнее, нежели их заокеанские собратья: японцы обращают большое внимание не только на внешнюю, но и на внутреннюю отделку помещений, используют строительные материалы высокого качества, искусно подбирают цвета.

Центральные улицы Токио достаточно широки и могут пропускать большие потоки транспорта, но они запружены до отказа мчащимися машинами самых разных марок. На особенно опасных перекрестках стоят столбики с раскрашенными досками, на которых указывается число жертв за прошедший день. Это — своеобразное предупреждение: водители и пешеходы, будьте осторожны!

Школы в Японии чаще всего размещены в старых двухэтажных, ничем не примечательных зданиях. Однако возле каждой — хорошо оборудованная спортивная площадка.

Мы нанесли визит известному общественному деятелю, лауреату Международной Ленинской премии Каору Ота. Общительный, остроумный, живой, он сразу начал рассказывать нам о своих впечатлениях от поездки в Советский Союз.

— Скоро в Хиросиме и Нагасаки, — сказал затем Каору Ота, — состоится традиционная конференция сторонников мира, куда соберутся представители многих стран, в том числе и Советского Союза. Она будет посвящена борьбе народов против агрессии США во Вьетнаме. Уверен, что ваша делегация, как всегда, внесет достойный вклад в успех конференции…

Американская война во Вьетнаме, засилье американской военщины в Японии очень тревожат широкие круги японской общественности. И японские патриоты активно борются за мир. Взять, к примеру, такую общественную организацию, как Гэнсуйкин, штаб которой мы посетили.

За последнее время она окрепла, расширила связи с массами и превратилась в влиятельную политическую силу в Японии. Главная опора Гэнсуйкин — профсоюзное объединение СОХИО, насчитывающее в своих рядах более 4 миллионов человек, и Социалистическая партия Японии. Гэнсуйкин поддерживают также Всеяпонский крестьянский союз, Совет женщин, объединения врачей, юристов, художников, профессоров, преподавателей и студентов университетов.

Один из руководителей Гэнсуйкин рассказал нам о многообразной деятельности этой организации, в частности познакомил с опытом движения «Народное голосование за мир». Гэнсуйкин поставила своей целью: собрать до 30 миллионов подписей под петицией, призывающей прекратить агрессию США во Вьетнаме, не допустить ядерного вооружения Японии. В сборе подписей принимают участие широкие круги населения, в первую очередь рабочие, служащие и крестьяне.

* * *

Мы побывали в порту Сасебо, в городах Нагасаки, Хиросима, Осака, Киото, Сидзуока, Яйдзу и, наконец, в знаменитом своими историческими памятниками Никко.

Сасебо — небольшой порт. Он расположен на берегу красивой бухты, которая окаймлена горами, покрытыми густым лесом и кустарником. Скрытая от глаз, тихая, уютная гавань фактически оккупирована американцами. Они используют ее как перевалочную базу, а также для ремонта своих военных судов.

Несколько лет назад сюда стали заходить американские атомные подводные лодки. Общественность портового города с возмущением заявила протест, провела митинги и демонстрации. Но, несмотря на это, американская военщина продолжает получать от японских властей разрешение на свои опасные визиты в Сасебо. Естественно, что гнев и тревога японцев в связи с этим нарастают.

В японской жизни немало парадоксов. И здесь, в Сасебо, мы увидели, с одной стороны, многолюдные митинги, собрания, демонстрации, призывающие к тому, чтобы американцы убирались вон из города, а с другой — на широко открытых дверях ресторанов, кабачков, магазинов надписи: «Приветствуем дорогих американских солдат и офицеров». Бизнес есть бизнес! Мы подумали об этом не только тогда, когда прочитали столь гостеприимные приглашения. Известны вещи посерьезнее: при участии японцев американцы снаряжают свои самолеты и корабли, направляющиеся в сторону Вьетнама; 90 процентов напалма, которым сжигали заживо вьетнамских женщин, стариков, детей, поставляла Япония…

Вечером мы встретились с представителями общественности Сасебо. Абэ Кухинито — видный деятель Гэнсуйкин — рассказал о том, как жители города ведут борьбу под лозунгом превращения Сасебо из военного города в мирный. На встречу пришел и известный профессор Иноуэ Кэндиро, чтобы приветствовать первых советских людей в их порту; до сих пор в Сасебо не было ни одной советской делегации: иностранные гости редко посещают этот порт.

Профессор Иноуэ Кэндиро с грустью рассказал о том, что в минувшую войну погиб его единственный сын.

— Я всеми силами ненавижу войну, — сказал профессор, — и решительно протестую против американской агрессии во Вьетнаме, против того, чтобы в какой-либо мере использовали в этих целях и Японию. Я буду до конца своих дней бороться за сотрудничество с советским народом, за установление прочного мира…

Утром у городской ратуши Сасебо состоялся большой митинг, посвященный маршу мира, который продолжался 37 дней и закончился в Хиросиме. Митинг начался с коротких выступлений, в которых призывали положить конец войне во Вьетнаме, вывести из Сасебо американский военный флот. Затем демонстранты прошли по улицам города и направились навстречу другой колонне, которая в это же время вышла из Нагасаки. Возглавил марш мира видный профсоюзный деятель Ямасита Хиробума. Через каждые 25 километров участники марша сменяли друг друга. К концу пути колонна демонстрантов насчитывала уже сотни тысяч человек. Во всех крупных городах и населенных пунктах демонстранты устраивали митинги и собрания, разъясняли людям цели и задачи своего марша, призывали принять участие в борьбе за мир.

В пригороде Сасебо мы побывали на рисовых полях, разбросанных лоскутками по всей прибрежной полосе. Некоторые участки размещены террасами по склонам гор.

Земли для возделывания здесь мало, и используется она по-хозяйски, с любовью и невероятным старанием.

Июнь — самая страдная пора. С утра до глубокой ночи под палящими лучами солнца трудятся японские крестьяне на полях. Редко кто разогнет спину и поднимет голову, чтобы взглянуть на мелькнувший мимо поезд. Все их внимание зеленым кустикам, корни которых нужно хорошенько упрятать в грунт, как следует обработать. Пройдет немало времени, прежде чем высаженная рассада станет тугими рисовыми метелками. Много, много раз крестьяне пройдут по рядам высаженной рассады, поднимут упавшие кустики, уменьшат количество воды на поле или, наоборот, прибавят, уберут пробивающиеся сорняки, разбросают подкормку. И если не промчится тайфун и не произойдет какого-либо другого стихийного бедствия, можно ждать доброго урожая. Тогда крестьянин сможет расплатиться за полученные в кредит сельскохозяйственные машины, уплатить налоги, всякого рода сборы и обеспечить себя пропитанием.

Путь из Сасебо в Нагасаки лежал вдоль побережья Тихого океана. Асфальтовая лента круто петляет среди лесов и гор, то поднимается вверх, то спускается вниз. Вдоль дороги мелькают броские указатели: отель, где можно остановиться, ресторан, магазин… Иногда дорога ныряет в туннель, тянущийся на десятки метров, причем не сразу чувствуешь изменение в освещении: мягкий желтый свет туннеля не раздражает зрения. В местах, где возможны обвалы, японцы ставят сетки и цементируют их. Кое-где для крепления грунта высеиваются специальные травы с мощной корневой системой.

Всем известно, что Нагасаки — крупный порт, играющий немалую роль в экономике страны; здесь расположен один из самых больших доков, где строят современные океанские суда.

Известно и другое…

9 августа 1945 года американцы сбросили на Нагасаки атомную бомбу. В радиусе 5 километров погибло более 70 тысяч человек и примерно столько же было ранено, обожжено, отравлено.

О трагедии Нагасаки напоминает монумент, установленный в центре города в 1955 году. Это огромная бронзовая фигура рабочего, одна его рука обращена к небу, другая отставлена в сторону. По-разному воспринимают эту скульптуру туристы. Но основная идея памятника — предостережение и призыв к живущим не допустить повторения атомной катастрофы выражена скульптором достаточно ясно.

В торжественной обстановке состоялась церемония передачи советского медицинского оборудования для госпиталя в Нагасаки. Мэр города господин Судзута, подчеркнув, что жители Нагасаки издавна питают теплые, сердечные чувства к русскому народу, поблагодарил за ценный дар и заявил: дружба между нашими странами должна крепнуть и развиваться.

Беседа с японскими врачами показала, что они мало знают о достижениях советской медицины. Видимо, потому, что советская медицинская литература мало переводится на японский язык. Для наших коллег, например, было неожиданностью узнать, что у нас развита сердечно-сосудистая хирургия, успешно разрабатывается проблема пересадки органов и тканей, созданы «умные» аппараты, которые позволяют сшивать кровеносные сосуды мельчайшего диаметра.

С понятным волнением мы въезжали в Хиросиму.

Сейчас невозможно представить себе размеры катастрофы, происшедшей, когда президент США Трумэн дал приказ военно-воздушным силам США сбросить на этот город атомную бомбу. Трудно представить бушевавшее над Хиросимой море огня, в котором погибло 240 тысяч человек.

Уже не раз писалось о том, что самый страшный памятник многострадальной Хиросиме — тени погибших на стенах домов и железобетонных перилах мостов. За какие-то доли секунды люди, попавшие в сферу действия атомного огня, исчезли, превратились в ничто. Остались только их тени, остались навечно… И пусть эти тени служат предостережением тем, кто содействует агрессивным планам американской военщины.

На месте взрыва атомной бомбы разбит молодой парк, воздвигнут памятник жертвам бомбардировки, сооружен музей. Его экспонаты в какой-то мере дают представление о происшедшем. Художники воспроизвели картину невиданного в истории разрушения: скрученные металлические конструкции мостов, трупы людей, остовы разрушенных зданий…

Мэр Хиросимы господин Хамаи показал нам еще один памятник жертвам атомной бомбардировки — круглый столбик высотой сантиметров пятнадцать и толщиной в три сантиметра, выточенный из слоновой кости. На нем бусинки иероглифов, имена тысяч и тысяч погибших от атомной бомбардировки. Прочитать их можно лишь через сильное увеличительное стекло.

Мы прошли по молодому парку, разбитому заботливыми руками жителей Хиросимы. Деревья для парка были присланы из многих стран. У плантации благоухающих белых роз дощечки с надписями: «Будем выращивать розы и сохранять мир»… И снова памятник — в память погибших детей, воздвигнутый на средства, собранные детьми. Сделан он в виде округлого конуса, на вершине которого — тонкая фигура девочки с журавликом в руке. «Пусть во всем мире будет мир — это наш призыв, наша клятва» — высечено на памятнике.

Когда расцветает сакура, у памятника особенно многолюдно. Юноши, девушки, старики и дети не забывают положить к его подножию пышные букеты сакуры.

Жизнь есть жизнь. Она снова кипит на улицах обновленной Хиросимы. Оставшиеся после атомного взрыва остовы зданий снесены почти все, кроме одного — бывшей торговой палаты. Оно стоит на берегу реки как напоминание потомству о разыгравшейся здесь трагедии.

Город живет сложной и противоречивой жизнью. Из стекла и алюминия воздвигаются современные здания торговых предприятий, банков, гостиниц. И в то же время тысячи граждан продолжают ютиться в хижинах, построенных из старых ящиков. В этих трущобах особенно остро ощущается нищета и бедность обездоленных. В домиках нет ни водопровода, ни канализации. Тусклое освещение. Улочки настолько узки, что по ним с трудом могут пройти двое.

В госпитале, где лечат людей, пострадавших от последствий атомного взрыва, главный упор сейчас делается на борьбу с развивающимся малокровием и рубцами, наиболее частыми спутниками лучевой болезни. В госпитале установлено советское оборудование, полученное им в 1965 году. Наша общественность собрала тогда более 50 тысяч рублей на приобретение новейших диагностических приборов и аппаратов, которые помогли японским врачам сделать немало добрых дел.

Несмотря на то, что за жизнь каждого больного ведется борьба, в Хиросиме ежегодно умирает до тысячи человек, страдающих лучевой болезнью.

Есть здесь и госпиталь, содержащийся на средства американцев, где работают только американские врачи. Они тщательно исследуют пострадавших, наблюдают за ними, регистрируют у них отклонения от нормы и… фактически оставляют без реальной помощи. Более того, американские врачи скрывают от своих японских коллег результаты исследований, препятствуют им в ознакомлении с полученными данными для совершенствования методов лечения лучевой болезни.

Известный общественный деятель, редактор журнала «Сатердей ревью» Норман Казенс, посетивший Хиросиму, писал:

«Мы имеем дело с парадоксальным фактом, когда наши учреждения расходуют тысячи долларов, чтобы обследовать человека, страдающего лучевой болезнью, но не жертвуют ни одного цента на его лечение…»

Последствия атомной катастрофы в Хиросиме не изгладились в памяти людей, хотя кое-кто заинтересован в том, чтобы о них забыли. Свидетельство тому — недавно построенный в Хиросиме огромный роскошный бар. Под оглушительное завывание джаза и улюлюканье полупьяной американской матросни «актрисы» демонстрируют стриптиз на американский манер.

Незабываемое впечатление оставляет Киото — древняя столица Японии. В течение многих столетий здесь находилась резиденция японских императоров. Изумительный по форме, ажурный, удачно вписанный в окружающий ландшафт дворец высится на берегу залива. Сейчас здесь музей.

Киото больше, чем какой-либо другой город, сохранил особенности национальной культуры, восходящие к глубокой древности. Две тысячи храмов, дворцы, школы гейш, произведения древнего искусства, исторические документы, церемониальные одежды…

Наш приезд в Киото совпал с прибытием туда государственного секретаря США Дина Раска. Господин Хасимото — заместитель председателя совета профсоюзов Киото — только что вернулся с аэродрома и взволнованно рассказал нам:

— Вы, конечно, догадываетесь, господа, какую встречу мы оказали господину Раску. Дело в том, что — как мы считаем — Раск приехал затем, чтобы добиться еще большего участия Японии в войне с Вьетнамом. Вот поэтому мы и решили достойно встретить его!

Господин Хасимото то и дело вынимает платок, вытирает вспотевшее лицо и шею: в Киото очень жарко.

— Нам разрешили присутствовать на аэродроме. Туда направилась большая колонна демонстрантов. Шли мы спокойно. Полиция настороженно следила за нами, но повода вмешаться у нее не было. Только подойдя к аэровокзалу, мы высоко подняли транспаранты с надписями: «Раск, вон из Японии!», «Американцы, прекратите грязную войну во Вьетнаме!» и все стали громко скандировать эти слова. Встреча американца была скомкана. Его поспешили усадить в машину и увезти под усиленным эскортом полицейских. Правда, и нам досталось. Полицейские набросились на нас с дубинками, бомбами со слезоточивым газом. Восемь человек были арестованы. Но мы своего добились!

Мы воочию убедились, что и тихий Киото стал ареной бурной политической борьбы.

Вечером вновь в дорогу. Суперпоезд, курсирующий на линии Осака — Токио, развивает скорость до 200 километров в час. Обтекаемый, цельнометаллический состав комфортабелен и удобен, вращающаяся стеклянная дверь, открываемая фотоэлементом, мягкие кресла, полы, застеленные синтетическими коврами, широкие окна, кондиционированный воздух.

Проезжаем самую высокую гору в Японии — Фудзияма. Чаще всего она скрыта за облаками, но нам повезло — мы видели эту национальную святыню японского народа.

У причала городка Яйдзу разгружают рыбацкие суда. Вручную и кранами поднимают тонны выловленного тунца. Тушки полуразделаны. В таком виде рыба сортируется тут же, на пристани, и развозится по маленьким кустарным предприятиям для дальнейшей переработки. Мы посетили одно из таких предприятий. Нам показали готовые, разделанные бруски спрессованной рыбы, которую готовят к отправке на рынок. Хозяин предприятия — уже немолодой японец, побывавший в плену в Советском Союзе, охотно рассказывает о своем производстве, называя его «семейной фабрикой».

О Яйдзу, вероятно, никто в мире ничего не услышал бы, если бы не одно событие, известие о котором облетело весь мир.

В ночь на 1 марта 1954 года на небольшом японском рыболовецком судне, находившемся близ Маршалловых островов, шла обычная работа. Вдруг в кромешной тьме ночи рыбаки увидели вспышку света невероятной силы. Свет был настолько резким и сильным, что рыбаки невольно закрыли глаза ладонями, закричав от боли. Чудовищный грохот потряс небо. Некоторое время спустя на шхуну посыпался мелкий серый песок. За несколько минут все покрылось слоем мельчайшей пыли, похожей на рисовую пудру… Вскоре мир узнал: в Тихом океане, возле Маршалловых островов, американцы без предупреждения взорвали водородную бомбу. Так японцы в третий раз пострадали по вине своих американских «друзей». Из двенадцати рыбаков, получивших лучевую болезнь, особенно пострадал радист Кубояма. Несмотря на все принятые меры, спасти его не удалось.

Мы побывали на кладбище, где похоронен Кубояма, побеседовали с вдовой умершего, рано постаревшей женщиной, работающей на консервной фабрике. Она до мельчайших подробностей помнит тот день, когда Кубояма вернулся с последнего лова. — Когда его свели на берег, — рассказывала она, — он сразу потерял сознание. Его отправили в Токио. Поехала и я с ним. Почти полгода мучился мой муж, борясь за жизнь, но с каждым днем сил у него становилось все меньше. В последние дни его подкрепляло лишь сознание, что наше горе разделили не только друзья-рыбаки, но и все честные люди мира. Мы тогда получали — да я и сейчас еще получаю — много писем. Я благодарю всех, кто принял такое участие в нашей беде. Очень хочу, чтобы ни одна женщина не потеряла больше мужа или сына, не пережила того, что пришлось пережить мне.

Ежегодно жители Яйдзу устраивают митинги и демонстрации, отмечая тот памятный день, когда в порт вернулось рыбацкое судно, покрытое смертоносным пеплом.

Посетив Японию, мы собственными глазами увидели накал классовых битв, политической борьбы, потрясающей страну от Токио до Хиросимы, познакомились с мужественными людьми, полными решимости добиться мирного и демократического будущего для своей родины.

ПО БЕЛЬГИИ

Стюардесса нашего лайнера объявила — пересекаем границу Бельгии. Внизу плыла очень зеленая земля, аккуратнейшим образом разлинованная полосками и квадратами спеющих хлебов, густо опутанная сетью дорог и так заселенная — это сверху особенно видно, — что местами города ее как бы переходят один в другой.

Бельгия. Вот она какая… В Питере в дни первой мировой войны, когда армия кайзера Вильгельма II напала на Бельгию, я вместе с другими ребятами во дворе распевал вслед за взрослыми песенку:

Бельгия, Бельгия, жаль мне тебя!

Бельгийцы. Это слово произносилось с уважением, и к нему непременно добавлялось: «славные», «стойкие» или «мужественные». Нетленна страница истории, рассказывающая о том, как небольшой народ грудью встал на защиту своего отечества и показал высокий героизм в борьбе с врагом. Защитники крепости Льеж взорвали плотины, с тем чтобы ценой гибели полей и поселков задержать продвижение немецких полчищ.

В 1940 году вооруженный до зубов гитлеровский вермахт снова напал на Бельгию. Война и теперь пришла в страну с берегов Рейна и Мозеля. На этот раз буржуазия во главе с королем Леопольдом III сдала страну на милость победителя. Страну, но не народ. Народ продолжал героическое сопротивление, возглавляемое коммунистами, и бельгийские патриоты вписали не одну героическую страницу в историю движения Сопротивления. Здесь действовали и русские военнопленные, бежавшие из концлагерей. Была даже целая партизанская бригада из русских под командованием И. А. Дядькина, известного бельгийцам под кличкой Ян Бос.

Все это вспомнилось нам — делегатам Советского Комитета защиты мира, пока самолет снижался над аэропортом Брюсселя.

Бельгия — государство «размером с носовой платок», как шутят сами бельгийцы (300 километров на 200). Однако, когда позже я мысленно подводил итоги поездки, мне кажется, что и в этой маленькой стране за короткое время удалось повидать многое.

Мы прибыли в страну не в очень благоприятное время. В стране бушевали страсти по поводу перебазирования в Бельгию штаба НАТО. Опасная война, разожженная Израилем, полыхала на Ближнем Востоке. Под бомбами агрессоров продолжал бороться за свободу многострадальный Вьетнам. И где-то совсем близко от Бельгии, на берегах Рейна, вновь разгорались реваншистские аппетиты.

Все эти и многие другие проблемы волнуют и тревожат бельгийцев. Волею судеб их страна — в центре водоворота событий в Европе. Известно, что Бельгия оказалась втянутой в целый ряд западных блоков, союзов и объединений, которые мало что ей дают, но вяжут по рукам и ногам. Она участник НАТО, член Бенилюкса — таможенного и экономического союза трех стран, член Европейского объединения угля и стали, член Европейского экономического сообщества, штаб-квартира которого находится в Брюсселе. И у людей невольно возникает вопрос — не слишком ли велико для маленькой Бельгии бремя всех этих союзов и блоков?

Вхождение Бельгии в «общий рынок», детище международных монополий и трестов, привело к усилению небольшой кучки магнатов, связанных с иностранными, и прежде всего с американскими, монополиями, и дальнейшему разорению сотен мелких и средних бельгийских предприятий, особенно в текстильной и угольной промышленности.

Одновременно с завозом угля из-за границы растут горы непроданного угля, добытого в шахтах Бельгии, а это приводит к закрытию шахт, сначала на юге, в Боринаже, Турне, Шарлеруа, а затем и в областях Льежа и Кампины. Целые области как бы вымирают, закрываются предприятия по обработке угля. Угроза нависает и над металлургическими заводами. Протестуя против антинациональной политики правящих кругов Бельгии, рабочий класс отвечает мощными забастовками, захватом заводов, подлежащих закрытию. Их действия широко поддерживает прогрессивная общественность.

Мы решили посетить замороженный «угольный» район Боринаж, и друзья организовали такую поездку. В район Боринажа прибыли вместе с известной общественной деятельницей Изабеллой Блюм. Взору сразу же открылось грустное зрелище — полупустынные улицы и дороги. Мрачные здания закрытых фабрик и заводов, унылые фигуры шахтеров. За короткое время эти места покинули 27 тысяч оставшихся без работы горняков.

— Здесь я родилась, выросла, начала жизнь, — сказала Изабелла Блюм. — Не верится, что можно умертвить богатый край, остановить жизнь. А ведь умерщвляют…

Изабелла Блюм — пожилая, но очень энергичная и волевая женщина. Она давно связала свою судьбу с движением за мир. В юности учительница истории в школе, она оказалась свидетельницей того, как полчища Вильгельма II в августе 1914 года растоптали Бельгию. Такое забыть нельзя. И с тех пор Блюм отдает все свои силы делу мира. Ее не сломили ни преследования, ни травля. На заседаниях бельгийского парламента, на рабочих собраниях, на митингах звучат ее страстные, боевые речи истинной патриотки.

Председатель Бельгийского союза мира, член Президиума Всемирного Совета Мира Изабелла Блюм внесла большой вклад в дело укрепления мира и дружбы между народами Бельгии и СССР. В 1972 году Советское правительство наградило ее орденом трудового Красного Знамени.

Едем в Монс — промышленный центр района. По дороге видим, как бульдозеры рвут на части поля деревни Касто, укатывают катками полосы будущих дорог, везут тяжелые железобетонные плиты. Тут открывается другая трагедия. Землю высвобождают, чтобы возвести огромные коробки здания под штаб-квартиру НАТО. Строителей торопят, работы ведутся днем и ночью, натовские хозяева, выдворенные из Франции, хотят побыстрее обосноваться на новом месте. Что им до бурных протестов бельгийской общественности? Стоит ли церемониться с какой-то Бельгией? Кто в силах заступиться за жителей Касто, которых бесцеремонно гонят с родных мест? Тех, кто посговорчивей, берут на черную работу по обслуживанию многочисленной челяди, прибывшей сюда вместе с высокопоставленными чиновниками НАТО. Говорят, больше всего понаехало западных немцев. «Третье за столетие вторжение немецкой армии», — горько шутили бельгийцы.

После поездки в Боринаж у нас состоялась встреча с группой бельгийских сенаторов и депутатов парламента.

В ходе встречи был откровенный обмен мнениями по вопросам политической ситуации в Европе. Социалист Анри Ролен, в прошлом председатель сената, видный политический и государственный деятель, высказался в поддержку идеи упразднения обеих существующих в Европе военных группировок (НАТО и Варшавского договора) и замены их общеевропейской системой коллективной безопасности.

Депутат парламента Роллан Жилле, далекий по своим взглядам и убеждениям от коммунизма, тоже придерживается реалистического взгляда на вещи. Он высказался в том духе, что необходимо учитывать итоги второй мировой войны, и поэтому надо, чтобы все европейские государства признали линию Одер-Нейсе в качестве западной границы Польши.

Сенатор де Баэк, подводя итоги дружественной беседы, подчеркнул: «Все бельгийцы искренне желают мира. Такая небольшая страна, как Бельгия, не может иметь далеко идущих претензий. Горький исторический опыт обязывает нас стремиться к сохранению мира». Касаясь проблем НАТО, де Баэк заметил, что, хотя раньше многие бельгийцы верили в существование «советской угрозы», сейчас положение существенно изменилось. Подавляющее большинство членов парламента считают Советский Союз великой миролюбивой державой.

Большое впечатление произвели на нас встречи с общественностью Шарлеруа и Куртрэ, в ходе которых мы долго и откровенно беседовали.

Казалось бы, Бельгия и СССР расположены не так уж далеко друг от друга, и возможности для взаимной информации имеются. Тем не менее многое из того, что мы рассказывали, было для наших собеседников чуть ли не откровением.

Нам часто задавали вопросы о положении женщин в Советском Союзе. И многим из наших собеседников трудно было поверить, что никакой дискриминации женщин при приеме на работу и в учебные заведения у нас нет, что их труд оплачивается наравне с мужским, в соответствии с занимаемой должностью. А когда мы сообщили, что больше 50 процентов советских врачей — женщины, это вызвало всеобщее восхищение. Меня нередко спрашивали, как врача, сколько стоит та или иная операция, сделанная в больнице, сколько должен платить за лекарства и уход больной, находящийся на стационарном лечении. Правда ли, что большинство советских женщин рожают в больнице? Вопросы сыпались, как из мешка. И мы старались ответить на них возможно более конкретно и обстоятельно.

В поездке в Льеж нас сопровождала неутомимая Рози Орлендер — генеральный секретарь Бельгийского союза защиты мира. Маленькая женщина с тонкими чертами выразительного лица покорила нас с первого взгляда радушной улыбкой, доброжелательностью, искренностью. Ей хочется, чтобы мы как можно больше осмотрели, лучше узнали ее страну. И когда кто-то пошутил, что не мешало бы предусмотреть часик-другой и для сна, она ответила: «Что вы, господа, разве в таких поездках думают об отдыхе?! Когда я была в Советском Союзе, я спала еще меньше, чем вы у нас».

Льеж — большой промышленный город, известный своими революционными традициями. Это центр тяжелой индустрии Бельгии. Несмотря на то, что немало заводов и фабрик находятся в черте города, вы их почти не замечаете: так много здесь зелени и воды.

Мы посетили в Льеже «коммуну» — район, где живут рабочие металлургических заводов. Во главе «коммуны» стоит молодой энергичный бургомистр Андре Коолз. Ему 40 лет, он депутат парламента, социалист. Его отец, бургомистр той же «коммуны», погиб в немецком концлагере. Андре Коолз — энтузиаст благоустройства района, изыскивает средства (а это нелегко) для строительства жилых домов, школ, больницы. По тому, как относятся к нему люди, видно, что бургомистр в городе популярен. «Я хочу выполнить завет моего отца, — говорил нам Коолз, — строить возможно больше домов для рабочих, дать им возможность жить в сносных условиях, растить и обучать детей. Конечно, мы не можем предоставлять рабочим квартиры бесплатно, как это делается у вас, но кое-чего мы все же добились…»

Бургомистр охотно согласился показать нам рабочие районы города. В большом комплексе жилых зданий выделяется белый трехэтажный дом для престарелых — гордость «коммуны». Пожилые рабочие, у которых нет родственников, живут здесь в отдельных комнатах, на полном обеспечении. За это они должны вносить администрации определенную сумму из своей пенсии.

— Деньги на строительство дома престарелых, — рассказывает Андре Коолз, — мы всеми правдами и неправдами «выколотили» из администрации завода. Кроме того, получаем небольшие отчисления от профсоюзов. Планируем строительство спортивных сооружений, детских площадок, школ…

В другом рабочем районе Льежа мы посетили построенную на средства профсоюзов поликлинику и стационар на 60 коек для рабочих. Доктор Дельвини с гордостью познакомил нас с планировкой медицинского центра. Для того чтобы осуществить это строительство, ему пришлось потратить неимоверно много сил и здоровья. «Я удовлетворен тем, что сделал для рабочих, — сказал Дельвини, — но повторить что-то подобное я был бы уже не в состоянии. Вы представить себе не можете, как это у нас трудно».

После обхода больничного комплекса мы обменялись мнениями по многим интересовавшим нас вопросам, в том числе и специальным, медицинским. Оказалось, доктор Дельвини — уролог. Он тепло вспоминает свои встречи с советским урологом профессором Фрумкиным, который несколько лет назад посетил его больницу, присутствовал на операциях и подарил ему свою монографию.

Поздно вечером вернулись в Брюссель.

Два последних дня наши гостеприимные хозяева отвели для знакомства со столицей Бельгии. Незабываемое впечатление производит знаменитая площадь Гранд-Плас с ее замечательным ансамблем зданий, с ее всемирно известной городской ратушей и причудливой башней, выстроенными в средние века. Нельзя было, конечно, и отказать себе в удовольствии полюбоваться на фонтан «Маннике-Пис», установленный на углу улиц Рю де Евтюв и Рю де Шен. Это бронзовая фигура мальчика, который с удовольствием пускает струйку в резервуар. Этот мальчуган со своей неиссякаемой струйкой для Брюсселя то же, что волчица для римлян или сидящая на камне русалочка для жителей Копенгагена. Существует немало легенд, поясняющих необычный монумент. Говорят, что когда-то Брюссель был осажден скрытно подобравшимся противником. И вот рано утром, когда все крепко спали, маленький мальчик вышел на крыльцо. Вышел и увидел, что в город вот-вот хлынут вражеские войска. Мальчик закричал, поднял тревогу. Город был спасен! В честь этого события будто бы и был сооружен фонтан «Маннике-Пис».

…Смотришь днем на жизнь Брюсселя и кажется, что все обстоит благополучно, все чем-то заняты, куда-то спешат. Оживленное движение. Масса туристов. Бойкая торговля. Но вот приходит вечер, и облик города меняется. По улицам бродят в поисках пищи безработные. А рядом с центром, в переулках — освещенные окна. Окна-витрины. За ними сидят и лежат полуодетые женщины. Вяжут. Читают комиксы. Просто глазеют на улицу: это товар. Слоняются по тротуарам разрумяненные молодые люди. Это тоже товар. Неторопливо, парами ходят полицейские. Закон охраняет и эту торговлю. Спрос на «живом рынке» растет: натовские офицеры денег не жалеют. Оживление! А мне вспомнились пустынные улицы умирающих индустриальных районов…

* * *

Помимо деловых контактов со своими коллегами за рубежом, участия в научных конференциях мне, как ректору МОЛМИ, довелось вести постоянную работу в международных медицинских организациях, в частности представлять нашу страну в качестве эксперта во Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), являющейся одним из специализированных учреждений Организации Объединенных Наций. С помощью ВОЗ медики более чем 120 стран объединяют свои усилия в борьбе за здоровье людей во всем мире. С 1957 года СССР и другие социалистические страны принимают активное участие в ее работе.

Главное внимание Всемирная организация здравоохранения сосредоточивает ныне на решении проблем, имеющих жизненное значение для многих, особенно слаборазвитых, стран и требующих совместных усилий и согласованных действий. Речь идет о постановке здравоохранения, проведении санитарных и противоэпидемических мероприятий, о ликвидации таких заболеваний, как холера, оспа, малярия, паразитарные тифы, туберкулез, о борьбе с загрязнением окружающей среды. Для многих стран мира среди важнейших проблем — охрана материнства и детства, сестринское дело, социальная и профессиональная гигиена, подготовка специалистов — медиков, санитарное просвещение. Все это также входит в круг повседневных забот Всемирной организации здравоохранения.

С 1958 года ВОЗ проводит в жизнь широкую международную программу совместных исследований, координацию работ, помогающую медикам различных государств пополнять знания в области насущных проблем медицины и общественного здравоохранения, обмениваться накопленным опытом.

Из всего многообразия решаемых организацией проблем я хотел бы выбрать те, которые касаются обучения студентов — будущих врачей. С моей точки зрения, они имеют очень важное значение.

Запомнился симпозиум, который проходил во французском городе Нанси. Там были подробно обсуждены пути и средства преподавания профилактической медицины. Подчеркивалось, что единство лечебной и профилактической медицины, углубление объема знаний в области социальной медицины становятся сейчас насущной задачей. Широкий обмен опытом, методами преподавания профилактических аспектов медицины и особенно опыт Советской страны, где профилактика заболеваний стала основой всей постановки народного здравоохранения, бесспорно помогли развитию обучения профилактике во многих медицинских учреждениях мира.

Сегодняшний врач должен знать о влиянии, которое оказывают на человека условия его жизни, труда и быта, экономические и социальные факторы. Без этого правильно подойти к сегодняшним задачам здравоохранения невозможно.

Проблемы, обсуждавшиеся на симпозиуме в Нанси, нашли отражение и в дальнейшей работе ВОЗ. Так, в 1966 году в Лиссабоне состоялся симпозиум по вопросам подготовки врачей общественного здравоохранения. Были рассмотрены различные системы общественного здравоохранения в Европе, причем особый интерес представила та часть симпозиума, которая была посвящена работе медицинских школ, методам обучения и преподавания. Первостепенное значение приобретают эти проблемы для развивающихся стран Африки и Азии, где медицинские учебные заведения создаются впервые. И организация достаточно эффективной помощи этим странам в рамках ВОЗ является важной общественно-политической задачей.

Многие участники симпозиума особо подчеркнули ту мысль, что непременное условие успешного решения задач общественного здравоохранения — это создание условий жизни, необходимых для поддержания здоровья и нормального физического развития человека. На симпозиуме отмечалось, что в СССР и социалистических странах государство берет на себя полную ответственность за обеспечение населения всеми видами медицинского обслуживания. Медицинская помощь каждому человеку осуществляется здесь бесплатно, причем упор делается именно на профилактику заболеваний. В этом сказывается преимущество строя, для которого нет ничего важнее здоровья человека.

Один из аспектов деятельности Всемирной организации здравоохранения — объединение усилий для более эффективного использования статистических данных в деле общественного здравоохранения. В Бельгийском институте гигиены и здравоохранения было проведено международное совещание с участием ведущих преподавателей статистики и эпидемиологии, организаторов здравоохранения и клиницистов. Причем главное внимание уделялось вопросу о месте этих дисциплин (статистики, эпидемиологии, социальной гигиены) в подготовке будущих врачей. Для специалиста в области здравоохранения статистика является основным методом, которым он пользуется в целях учета заболеваемости, определения эффективности применяемых методов профилактики и лечения, оценки и прогнозирования нужд здравоохранения. Проблема эта особенно остро стоит в недавно освободившихся странах, уступая «пальму первенства» в промышленно развитых странах проблеме эпидемий неинфекционных заболеваний, связанных с применением токсических веществ в промышленности и сельском хозяйстве, загрязнением воздуха, ионизирующей радиацией, а также с бесконтрольным расширением сферы применения фармацевтических препаратов.

Вопросу о будущем специального образования в Европе были посвящены заседания медиков в Копенгагене в 1967 и 1968 годах. Речь шла о принципах дальнейшего улучшения медицинского образования, с тем чтобы в его системе смогли найти свое место новые отрасли знаний. Участники обсуждения пришли к важным выводам о необходимости более тесной координации в преподавании основных медицинских дисциплин, объединения этих дисциплин с социальными и другими науками. Обращалось внимание на необходимость такой подготовки студентов, которая обеспечивала бы выработку подлинно научного подхода к оценке получаемых данных, понимание проблем здоровья и болезни в обществе, факторов, способствующих или препятствующих их решению.

При обсуждении этого вопроса был освещен опыт медико-биологического факультета 2-го Московского медицинского института, готовящего высококвалифицированных специалистов, главным образом по таким дисциплинам, как молекулярная биология, генетика, радиобиология, биофизика, биохимия и т. д. Доклад советского представителя об этом опыте вызвал всеобщий интерес.

До сих пор я вел речь о проблемах, касающихся улучшения подготовки будущих врачей, совершенствования их профессионального уровня. Но есть и другая сторона дела — охрана здоровья самих студентов. И эта проблема также не осталась вне поля зрения ВОЗ.

На одном из симпозиумов, где мне довелось быть заместителем председателя, на обсуждение экспертов был поставлен вопрос об организации быта и медицинской помощи студентам в университетах. Как живут, учатся, питаются и отдыхают студенты-медики, какая забота проявляется об их здоровье, — для многих стран это острые и больные вопросы.

На заседаниях симпозиума мы выступали за создание специальных служб охраны здоровья студентов, которые обеспечивали бы их медицинское обслуживание, способствовали подготовке здоровых, энергичных и знающих кадров, особенно в развивающихся странах. Были подробно обсуждены объем деятельности служб охраны здоровья студентов, а также характер их работы, включающей медицинское обследование абитуриентов, периодические осмотры студентов. Много полезного говорилось о гигиене внешней среды и соблюдении правил безопасности в высших учебных заведениях, о формах медицинского обслуживания (как амбулаторного, так и стационарного), вопросах питания, борьбе с инфекционными болезнями среди студентов.

С большим вниманием участниками симпозиума было выслушано сообщение о том, что в СССР службы охраны здоровья молодежи находятся в сфере постоянных забот партии и государства, которые делают все для обеспечения плодотворной учебы и физической закалки студенчества.

Многолетний опыт работы в международных медицинских организациях глубоко убеждает меня в том, что совместная целеустремленная борьба медиков многих стран за здоровье людей планеты, за улучшение условий их существования может принести и приносит положительные плоды. Мы щедро делимся опытом постановки медицинского образования, медицинской науки в нашей стране, оказываем большую и бескорыстную помощь развивающимся странам. Да иначе и быть не может.

* * *

Завершая свой рассказ о встречах и контактах за рубежом (конечно, речь шла только о некоторых, наиболее запомнившихся поездках), я снова возвращаюсь к заботам и делам института. Сколько их, этих забот и дел…

V. ЭСТАФЕТА СЛАВНЫХ ТРАДИЦИЙ

Человек тем более совершенен, чем более он полезен для широкого круга интересов общественных, государственных.

Д. И. Менделеев

АКТОВЫЙ ДЕНЬ

11 октября 1940 года в Кремлевском дворце Михаил Иванович Калинин в торжественной обстановке вручил 1-му Московскому медицинскому институту орден Ленина за «выдающиеся заслуги в области развития медицинской науки и подготовки высококвалифицированных деятелей медицины». С тех пор стало традицией: ежегодно в этот день проводить Актовые чтения, на которые обычно собираются профессора, преподаватели, студенты института, а также гости из вузов и научно-исследовательских институтов Москвы. На заседании присутствуют государственные и общественные деятели столицы, представители заводов и предприятий, руководящие работники министерства. Не забывают, конечно, прийти и бывшие питомцы института.

В президиуме — все члены Ученого совета. На трибуну поднимается заведующий кафедрой, который на этот раз удостоен чести прочитать по избранной им теме Актовую речь. Он не сразу находит себя, волнуется, особенно в первые минуты. И это всем понятно.

Кто выступит с Актовой речью на очередном торжественном заседании, решает Ученый совет. Предварительно кандидатуру обсуждают на заседании ректората вместе с представителями общественных организаций. Дело это важное, ответственное. Заведующий кафедрой и возглавляемый им коллектив должны отвечать самым высоким требованиям в постановке научной, учебной, идейно-воспитательной работы со студентами. Готовясь к Актовой речи, профессор подводит итоги многолетним собственным исследованиям и научным работам, проводимым сотрудниками под его руководством.

Замечательная традиция Актовой речи, обновленная в советское время, родилась давно — сразу же после открытия Московского университета.

Первая Актовая речь на медицинском факультете университета была произнесена профессором И. Ф. Эразмусом в 1765 году. Затем торжественные акты стали приурочиваться к юбилейным датам, посвященным основанию университета. На заседаниях присутствовали почетные гости, ученые, писатели, деятели искусств, иностранные гости. В такой день университет принимал праздничный вид: украшалось здание, проводилась церемония награждения лучших профессоров, преподавателей и студентов.

Актовый день являлся подлинно общественным событием, его значение выходило за рамки жизни университета. О том, как оценивали роль торжественных актов университета передовые, прогрессивные деятели России того времени, свидетельствует высказывание В. Г. Белинского, который писал в 1838 году:

«Речи и отчеты, произносимые на торжественном годичном Акте Московского университета, представляют собой драгоценные документы истории этого первого и важнейшего учебного заведения в России. По ним, как по живым летописям, можно следить за его ежегодными успехами, за каждым его шагом вперед».

Традиция, рожденная в Московском университете, была воспринята многими другими университетами России. Ее свято хранят в нашем 1-м Московском медицинском институте, который является преемником и продолжателем славных начинаний медицинского факультета Московского университета.

Когда Виссарион Григорьевич Белинский говорил о годичных актах, как о «драгоценных документах истории», свидетельствующих о прогрессе научной мысли, он, несомненно, имел в виду Актовые речи таких выдающихся деятелей медицины первой половины XIX века, как профессора М. Я. Мудров, Е. О. Мухин, Ф. И. Иноземцев.

Незабываемой для современников была Актовая речь М. Я. Мудрова, которую он произнес в 1820 году. В своем выступлении, посвященном врачебному искусству и поведению врача у постели больного, оратор подчеркивал необходимость постоянного совершенствования знаний: «Во врачебном искусстве нет врачей, кончивших свою науку…» Мудров говорил о задачах медицины так, как будто дело происходит в наши дни: «Задача врача не столько лечить болезни, сколько предупреждать их, а наиболее — учить беречь свое здоровье». Эти вещие слова давно вошли в моральный кодекс врача. Предупреждение заболеваний, профилактика, как известно, стали ведущим принципом советской медицины.

М. Я. Мудров, как и другие русские медики, не только говорил о том, каким должен быть врач, но и личным примером доказал, как надлежит выполнять свой долг. Добровольно, по велению сердца, профессор Мудров поехал на борьбу со вспышкой холеры в Петербург и погиб там при исполнении своих обязанностей. Перед выездом из Москвы в письме, оставленном близкому другу П. Я. Чаадаеву, он так описывал свое душевное состояние:

«Тяжело расставаться с Москвой, к которой привык, которую люблю. Жаль Университет! Тяжело расставаться с близкими, с вами, а долг велит ехать…»

История отечественной медицины знает сотни подобных примеров. С. П. Боткин, выдающийся терапевт конца XIX века, сразу же по окончании медицинского факультета отправился в осажденный Севастополь и под жестоким обстрелом оказывал помощь раненым и больным. Н. Н. Бурденко по окончании медицинского факультета добровольно отправился на русско-японскую войну, где вскоре за храбрость и бесстрашие при оказании помощи раненым был награжден солдатским Георгиевским крестом.

Самопожертвование, благородство, бескомпромиссность в выполнении общественного долга — норма поведения наших врачей. «Профессия врача — подвиг, — писал А. П. Чехов, — Она требует самоотвержения, чистоты души и чистоты помыслов. Не всякий способен на это». Профессор-хирург С. П. Коломин в 1886 году застрелился после того, как по его вине погибла больная. Хотя этот поступок и нельзя оправдать, он свидетельствует о высоких морально-этических требованиях, которые русские врачи всегда предъявляли к себе, когда речь шла об ответственности за больного.

Молодой врач И. В. Мамантов поехал добровольцем в Маньчжурию с отрядом бесстрашного чумолога Д. К. Заболотного. Ученым надлежало выяснить роль грызунов в распространении болезни. Спасая больных, Мамантов заразился легочной чумой и погиб. Перед смертью он писал матери:

«Дорогая мама, заболел какой-то ерундой, но так как на чуме ничем, кроме чумы, не заболевают, то это, стало быть, чума. Милая мамочка, мне страшно обидно, что это принесет тебе горе… Мне казалось, что нет ничего лучше жизни, но из желания сохранить ее я не мог бежать от опасности, которой подвержены все, и, стало быть, смерть моя будет лишь обетом исполнения служебного долга».

Традиции русской медицины продолжали и развивали советские ученые и врачи. М. П. Покровская и Н. Н. Жуков-Вережников испытывали на себе новую противочумную вакцину, М. П. Чумаков — вакцину против энцефалита. З. В. Ермольева подвергла себя серьезному риску, экспериментируя с холерными вибрионами, и т. д.

Во второй половине XIX — начале XX столетия Актовые речи на медицинском факультете произносились учеными, которые внесли значительный вклад в развитие отечественной науки и умножили ее славу. Среди них — А. И. Полунин, И. Т. Глебов, Г. Н. Захарьин, Н. В. Склифосовский.

О научной и врачебной деятельности Н. В. Склифосовского, преемника Н. И. Пирогова, я еще расскажу подробнее. А сейчас хотелось бы поговорить о тех, кто уже в советский период в числе первых были удостоены чести произнести Актовую речь.

11 октября 1948 года Актовую речь на заседании Ученого совета института в присутствии многих почетных гостей, в том числе и из-за рубежа, произнес ближайший ученик И. П. Павлова, лауреат Государственной премии, действительный член АМН СССР профессор И. П. Разенков. Тема его выступления — «Роль желудочно-кишечного тракта в процессах обмена» — была подкреплена обширным экспериментальным материалом, накопленным автором в течение многих лет работы на кафедре нормальной физиологии.

И. П. Разенков — крупный отечественный ученый, внесший большой вклад в науку о физиологии и патологии пищеварения. Труды его и поныне имеют огромное значение для теории и практики советского здравоохранения. Талантливый педагог, он подготовил много учеников, которые развивают его взгляды по целому ряду проблем физиологии, особенно в области пищеварения. Им подготовлено 50 докторов и 80 кандидатов наук. Сотни и тысячи врачей с гордостью считают себя учениками профессора Разенкова.

В 1949 году Актовую речь читали лауреаты Государственной премии, действительный член АМН СССР профессор Б. И. Збарский и профессор С. Р. Мардашев. Их выступления были посвящены новым методам изучения белкового обмена.

Б. И. Збарский был на редкость одаренным ученым-коммунистом. Его имя широко известно как у нас в стране, так и за рубежом, особенно в связи с не имеющим прецедента в мировой науке опытом по сохранению тела В. И. Ленина. Научные исследования Б. И. Збарского и его школы проводились в области изучения биологической химии белковых веществ как в норме, так и при различных патологических состояниях (рак, скорбут, голодание и др.). Им впервые был предложен новый метод исследования пищевой ценности белков, основанный на определении аминокислотного состава всего белка пищевого продукта. Проводимые исследования Борис Ильич всегда тесно связывал с практикой и потребностями советского здравоохранения.

В 50-е годы Актовые речи читались выдающимися деятелями медицины, о которых уже подробно говорилось ранее. Это — В. Н. Виноградов, Н. Н. Еланский, Е. М. Тареев и другие.

11 октября 1964 года с Актовой речью выступил известный ученый-анатом, лауреат Государственной премии, академик АМН СССР профессор Д. А. Жданов. Его речь была посвящена итогам анатомо-экспериментальных исследований лимфатических капилляров в условиях нормы и патологии. Полученные Д. А. Ждановым данные вошли в руководства и учебники, широко цитируются за рубежом. Дмитрия Аркадьевича по праву считают ярким, широко мыслящим анатомом, целеустремленно и плодотворно работающим в чрезвычайно важном разделе анатомии человека. Его исследования по артериальной и лимфатической системе имеют не только большое теоретическое, но и практическое значение для лечащих врачей.

Актовый день — наш праздник. В этот день подводятся итоги деятельности не только кафедры, но и института в целом. Возрождена традиция отмечать лучших профессоров и преподавателей, а также поощрять отличившихся студентов. Лучшим кафедрам, курсам и потокам в этот день вручаются переходящие Красные знамена. В последнее время учрежден даже переходящий кубок лучшему преподавателю года. Он также вручается в Актовый день. Надо ли говорить, как это стимулирует преподавательский состав института!

Студенты получают почетные грамоты за активную работу в научном кружке, в КВН, за работу на целине или в подмосковных колхозах и совхозах. О них тепло говорят прибывшие на торжество представители целинного края, руководители далеких новостроек, где самоотверженно работали наши ребята. Будут чествовать и прославленную агитбригаду, которая выступала с художественной самодеятельностью перед строителями Братской ГЭС, рабочими лесосовхозов Сибири и рыбаками Дальнего Востока. Не забудут помянуть добрым словом молодых врачей гости из Московской и Тульской областей, где студенты ежегодно проходят производственную практику, фельдшерскую и врачебную.

Трудно переоценить общественно-политическое и воспитательное значение Актового дня, особенно когда он хорошо подготовлен, когда кафедре есть что рассказать о своей научной и учебной деятельности, и, наконец, когда институт в целом за год достиг заметных результатов в науке, учебе, идейно-воспитательной работе.

По почину нашего института традиция проводить ежегодно Актовый день воспринята многими вузами страны.

РОДОНАЧАЛЬНИКИ СЛАВНЫХ ТРАДИЦИЙ

В первой части книги я рассказывал о выдающихся деятелях медицинской науки, с которыми мне посчастливилось встречаться. Сейчас, вспоминая о славных традициях нашего института, не могу не отдать дань уважения и признательности корифеям нашей медицины, заложившим основы развития многих важных разделов науки, в частности хирургии. Среди этих славных имен мировое признание снискали великие русские ученые — Пирогов, Сеченов, Склифосовский, ставшие поистине гордостью отечественной медицины.

В 1965 году общественность широко отмечала 200-летие 1-го Московского медицинского института, который до 1929 года находился, как факультет, в составе Московского университета. В связи с этой датой, за выдающиеся успехи в развитии медицинской науки и подготовку кадров институт был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Медицинский факультет способствовал развитию университета в научном и общественном отношении. На этом факультете учились и работали такие выдающиеся ученые и общественные деятели, как М. Я. Мудров, С. П. Боткин, И. М. Сеченов, Н. В. Склифосовский и др.

Здесь в начале XIX столетия учился великий русский хирург Николай Иванович Пирогов — гордость отечественной науки. В своем «Дневнике старого врача» Пирогов с трогательной теплотой вспоминает о времени, проведенном в стенах университета, о влиянии, которое оказали на него прогрессивные деятели отечественной науки.

Огромное значение для развития теоретических наук имела работа И. М. Сеченова — руководителя кафедры нормальной физиологии медицинского факультета. Его бессмертный труд «Рефлексы головного мозга» стал подлинной программой материалистической физиологии. Сеченов впервые дал научное объяснение процессам мышления и сознания, происходящим в мозгу, что заложило основу деятельности гениального русского физиолога Ивана Петровича Павлова.

«Да, я рад, — писал Павлов, — что вместе с Иваном Михайловичем и полком моих дорогих сотрудников мы приобрели для могучей власти физиологического исследования вместо половинчатого весь нераздельно живой организм. И это — целиком наша русская неоспоримая заслуга в мировой науке, в общей человеческой мысли»[43].

Рассматривая организм как единое целое в его неразрывном взаимодействии со средой, Павлов в дальнейшем открыл ведущую роль нервной системы в осуществлении всех жизненных процессов.

Исключительно плодотворным был период конца XIX века, когда на медицинском факультете университета работали такие видные деятели теоретической и практической медицины, как Н. В. Склифосовский, П. И. Дьяконов, А. А. Бобров, В. Ф. Снегирев, Н. Ф. Филатов, С. С. Корсаков, Г. А. Захарьин. Они активно выступали на российских и международных съездах, конгрессах, конференциях медиков. Благодаря их заботам на Девичьем поле в 1893 году было успешно завершено строительство клинического городка — по планировке и организации работы лучшего по тому времени в Европе.

Как эстафету передавали ученые опыт и знания следующему поколению, прививали ему любовь к науке, преданность своему врачебному долгу.

История медицинского факультета Московского университета и всей отечественной медицины неразрывно связана с именем выдающегося русского хирурга и общественного деятеля Николая Васильевича Склифосовского[44].

Пожалуй, нет такой области хирургии и общественной медицины, в которой не сказался бы многогранный талант этого замечательного ученого, клинициста, педагога.

Н. В. Склифосовский был подлинным новатором, прогрессивным деятелем науки. Он впервые по достоинству оценил все преимущества антисептического, а затем асептического метода лечения и ввел асептику в повседневную практику. Будучи почетным председателем I Пироговского съезда в 1885 году, он посвятил свою речь антисептике.

«Этот момент, — вспоминает В. И. Разумовский, — представлял как бы поворотный пункт в России от старой хирургии к новой».

Проводя новые принципы в хирургии, Склифосовский, как ученик и последователь Пирогова, постоянно работал над совершенствованием хирургической техники и придавал особое значение изучению топографической анатомии. Одним из первых в России он начал производить лапаротомию (вскрытие брюшной полости). В 1864 году в Одессе, задолго до антисептического периода, он произвел свои первые овариотомии (удаление яичника), после которых последовало выздоровление. Эти операции положили начало развитию в России полостной хирургии.

Операции Н. В. Склифосовского отличались от операций многих других хирургов того времени простотой и изяществом выполнения. Но главное, они всегда были строго обоснованы и целесообразны. Каждый больной, поступавший в клинику Склифосовского на лечение, подвергался тщательному и всестороннему исследованию до операции и после нее, причем особое внимание обращалось на изучение последствий хирургических вмешательств и выяснение влияния операции на состояние и функцию оперированных органов.

Николай Васильевич Склифосовский известен научными трудами не только в области полостной хирургии. Он смело прокладывал новые пути в медицинской науке. Ему принадлежит идея операции при несросшихся переломах трубчатых костей, получившей название «замка Склифосовского». Разработана техника операции на мочевом пузыре, хирургическое лечение мозговых грыж, удаление зоба и т. д. С именем Склифосовского связано внедрение в практику хлороформного и эфирного наркоза, начатого пионерами этого метода — Пироговым и Иноземцевым, и развитие техники местного обезболивания.

Клиника Н. В. Склифосовского являлась своеобразным центром, куда постоянно стекалась масса врачей, чтобы получить необходимую практическую и теоретическую подготовку по хирургии. За 30 лет своей службы в Московском университете, пишет его ученик Спижарный, Николай Васильевич успел образовать в Москве школу хирургов и поставил свою клинику в уровень с лучшими европейскими хирургическими клиниками.

Склифосовский был одним из выдающихся военно-полевых хирургов второй половины XIX века. Он пользовался уважением и любовью не только среди врачей, но и среди широких кругов русской интеллигенции. Популярность эта была завоевана его достоинствами не только как клинициста-хирурга и ученого, но и неутомимого общественного деятеля. Не будет преувеличением сказать, что на протяжении больше чем тридцатилетней творческой деятельности Склифосовского не было в медицинском мире значительного общественного начинания, в котором бы он не принимал самого живейшего участия.

Склифосовский дружил с С. П. Боткиным и с известным юристом А. Ф. Кони. До глубокой ночи засиживался порой у профессора химии и композитора А. П. Бородина. В доме Склифосовского бывал П. И. Чайковский. Николай Васильевич встречался с Л. Н. Толстым. Художник Верещагин подарил ученому замечательный пейзаж с дружеской надписью:

«Если вы устанете от трудов — долго глядите на мою картину и тогда отдохнете…»

Декан медицинского факультета Н. В. Склифосовский, выдавая диплом об окончании Московского университета Антону Павловичу Чехову, напутствовал добрым словом молодого врача.

В марте 1881 года по поручению Московского хирургического общества и Московского университета Склифосовский выехал в усадьбу «Вишня» к Н. И. Пирогову, чтобы пригласить его в Москву для чествования в связи с 50-летием его научной и врачебной деятельности.

«Всегда ревнивая к славе и чести своих сынов, — говорил Склифосовский, — Москва не хотела уступить празднества знаменитого Пирогова, сделавшегося гордостью русской земли, никому другому; он ей принадлежал и по рождению, и по образованию; наконец, по тем особенностям его великого и могучего духа, в которых сказывался в нем воистину русский человек»[45].

О своей встрече с Пироговым Николай Васильевич позже вспоминал:

«Я прибыл в Вишню рано утром и оставался в ней до позднего вечера, весь день проводя в сообществе этого великого старца. Я удивлялся при этом необычайной свежести его ума, поражен был почти юношеской бодростью его духа».

В тот же день Пирогов попросил Николая Васильевича осмотреть опухоль, появившуюся у него в полости рта. На твердом нёбе справа, там, где в глубине выходит нёбная артерия, Склифосовский обнаружил язву. Раковый характер ее не подлежал сомнению…

Успокоив Пирогова насколько можно, Николай Васильевич уехал в Москву.

«Мне сделалось невозможно тяжело, — писал он. — То было начало недуга, сведшего Николая Ивановича в могилу. Я выехал в Москву, подавленный тайной, обладателем которой сделался невольно…»[46]

22 мая 1881 года состоялось торжественное чествование Н. И. Пирогова. Оно вылилось в празднество передовой русской науки. В знак особой признательности Москва избрала Николая Ивановича своим почетным гражданином. Торжества на некоторое время отвлекли Пирогова от мысли о болезни. Но 24 мая он, обеспокоенный, попросил Склифосовского вторично осмотреть его.

«Тотчас после его исследования, — вспоминал лечащий врач Пирогова С. Шкляревский, — я спросил Николая Васильевича о результатах исследования. Как громом поразил его резко и категорически высказанный взгляд: «Ни малейшего сомнения быть не может, что язвы злокачественные, что существует новообразование эпителиального характера… Необходимо удалить, оперировать, как можно скорее, — добавил он, — иначе неделя, другая, и будет уже поздно и невозможно»»[47].

Далее мы читаем в дневнике. С. Шкляревского:

«25-го язвы Николая Ивановича осматривали, кроме Склифосовского, проф. хирургии Грубе из Харькова и Валь из Дерпта. Оба они находили положение Николая Ивановича столь же тяжелым, как и Николай Васильевич Склифосовский, и высказали свое категорическое мнение о качестве язв не только другим врачам, но и г-же Пироговой. Предлагали оперировать теперь же, немедля, в Москве; иначе будет поздно!»

26 мая под председательством Склифосовского вновь состоялся консилиум (Грубе, Валь, Эйхвальд). После осмотра больного Николай Васильевич, видевший Н. И. Пирогова два месяца назад, заявил, что «он констатирует громадную перемену в смысле увеличения язвы, изменения краев и дна»[48]. Профессора, участвовавшие в консилиуме, пришли к единому мнению: злокачественное новообразование необходимо немедленно удалить.

Надо было сообщить больному решение консилиума. Сделать это попросили Склифосовского. Николай Васильевич находился в смятении. Вот как, по его воспоминаниям, проходила эта полная трагизма встреча:

«Что я скажу ему? Как передам? — недоумевал я, полный отчаяния. — Сказать ли правду или речь прикрасить обходами. Но ведь я должен был говорить с Н. И. Пироговым, которого так чтил… Обуреваемый такими сомнениями, я направился в зал, где ждал нас Николай Иванович. Я боялся, что голос мой дрогнет и слезы выдадут все, что было на душе.

— Николай Иванович! — начал я, пристально смотря ему в лицо, — мы решили предложить вам вырезать язву…

Спокойно, с полным самообладанием выслушал он меня. Ни одна мышца на лице его не дрогнула. Мне показалось, что передо мной восстал образ мудреца древности. Да, именно только Сократ мог выслушать с такой же невозмутимостью суровый приговор о приближающейся смерти…

Настало глубокое молчание. О, этот страшный миг!.. Я до сих пор с болью еще ощущаю его…

— Прошу вас, Николай Васильевич, и вас, Валь, — сказал нам Николай Иванович, — сделать мне операцию, но не здесь. Мы только что кончили торжество и вдруг затеем тризну. Вы можете приехать ко мне в деревню?..

Разумеется, мы отвечали согласием. Операции, однако, не суждено было сбыться…»[49]

Родственники Пирогова уговорили его поехать в Вену к знаменитому тогда хирургу Бильроту. Находясь в крайне тяжелом состоянии, Н. И. Пирогов согласился. Это решение очень огорчило русских хирургов.

После осмотра Пирогова Бильрот заявил, что операции предпринимать не следует. Успокоенный Пирогов уехал в свое имение. Однако диагноз, поставленный Бильротом, оказался ошибочным. Скоро в состоянии больного наступило резкое ухудшение, и 23 ноября Николай Иванович Пирогов скончался.

3 августа 1897 года в Москве на Девичьем поле у здания факультетских клиник состоялось открытие памятника великому русскому хирургу и ученому Н. И. Пирогову. Это было накануне XII Международного конгресса врачей. В Москву съехалось много русских и зарубежных ученых, и все они присутствовали на открытии.

«Первый памятник русскому врачу сооружен на средства русских врачей, — отмечал известный хирург П. И. Дьяконов. — …На постройку памятника царское правительство, кроме «высочайшего соизволения», ничем не откликнулось…»

На открытии памятника с речью выступил Н. В. Склифосовский.

«Мы вступили в колею самостоятельной жизни, — сказал он. — У нас есть своя литература, есть науки и искусство, и стали мы на всех поприщах культуры деятельными и самостоятельными… Народ, имевший своего Пирогова, имеет право гордиться, так как с этим именем связан целый период врачебноведения. Начала, внесенные в науку Пироговым, останутся вечным вкладом и не могут быть стерты со скрижалей ее, пока будет существовать европейская наука, пока не замрет на этом месте последний звук богатой русской речи. У нас нет своего русского Храма Славы, но если когда-нибудь создастся народный «пантеон», то там отведено будет место великому врачу и гражданину…»

Слова Склифосовского сбылись. Советский народ высоко чтит память великих хирургов, и прежде всего Н. И. Пирогова, который высоко поднял престиж русской науки. Но с полным основанием почетное место в народном пантеоне славы может быть отведено и самому Н. В. Склифосовскому.

В Москве, близ Колхозной площади, гигантской подковой раскинулось архитектурное сооружение гениальных русских зодчих XVIII века. Здесь находится Московский городской научно-исследовательский институт скорой помощи, основанный после Великой Октябрьской социалистической революции. Этот институт не имеет себе равных в мире. В 1923 году ему было по праву присвоено имя Н. В. Склифосовского.

…Начиная с 1954 года в крупнейших городах страны ежегодно проводятся Пироговские чтения. Они посвящаются дальнейшему развитию научных проблем, поставленных в свое время Н. И. Пироговым.

В 1968 году Всесоюзные Пироговские чтения проводились в Виннице. В этом городе Пирогов долгие годы жил и работал. Здесь он вырос как земский врач, сюда со всех концов России стекались больные, чтобы получить совет и лечение у «чудесного доктора».

Дом-усадьба Пирогова в селе Вишня, что по соседству с Винницей, скорее напоминает больничное учреждение, ибо значительная часть помещений занята под больницу, амбулаторию и аптеку. Здесь Николай Иванович принимал больных, оказывал им хирургическую помощь, выдавал необходимые лекарства.

Открывая по поручению Президиума Академии медицинских наук СССР и Правления Всесоюзного общества хирургов Пироговские чтения 1968 года, я особо подчеркнул, что разработанные Николаем Ивановичем Пироговым положения стали научной основой организации и тактики медицинской службы в действующей армии, сыграли ценнейшую роль в годы Великой Отечественной войны.

Сейчас в доме-усадьбе Пирогова создан уникальный мемориальный памятник-музей. Здесь выставлены интереснейшие экспонаты, характеризующие жизнь и научную деятельность великого хирурга.

Более девяноста лет назад доктор Д. И. Выводцев тщательно бальзамировал тело покойного Пирогова. Оно и сейчас покоится в склепе по соседству с усадьбой. Тысячи людей приезжают сюда, чтобы отдать дань уважения великому хирургу.

ПРИСЯГА ВРАЧА СОВЕТСКОГО СОЮЗА

С давних времен студенты-медики, выходя из стен учебного заведения, давали клятву верности своему врачебному долгу. Клятвой Гиппократа называлось это. Отличная, между прочим, традиция! Недавно по предложению студентов эту традицию возродили.

Вот как проходит эта церемония в МОЛМИ. В аудиторию, заполненную выпускниками, входят члены Ученого совета, вслед за ними выносят Красное знамя института с прикрепленными к нему орденом Ленина и орденом Трудового Красного Знамени. У знамени замирает почетный караул. Затем один из студентов, обычно отличник учебы и активный общественник, выходит вперед и громко читает текст присяги:

«Получая высокое звание врача и приступая к врачебной деятельности, я торжественно клянусь:

все знания и силы посвятить охране и улучшению здоровья человека, лечению и предупреждению заболеваний, добросовестно трудиться там, где этого требуют интересы общества;

быть всегда готовым оказать медицинскую помощь, внимательно и заботливо относиться к больному, хранить врачебную тайну;

постоянно совершенствовать свои медицинские познания и врачебное мастерство, способствовать своим трудом развитию медицинской науки и практики;

обращаться, если этого требуют интересы больного, за советом к товарищам по профессии и самому никогда не отказывать им в совете и помощи;

беречь и развивать благородные традиции отечественной медицины, во всех своих действиях руководствоваться принципами коммунистической морали, всегда помнить о высоком призвании советского врача, об ответственности перед народом и Советским государством.

Верность этой присяге клянусь пронести через всю свою жизнь».

Последнюю фразу присяги произносят все.

Текст присяги получает каждый молодой врач вместе с медалью в честь 200-летия института.

Волнующе звучат слова студенческого гимна, родившегося в стенах института:

Уходят в даль московских улиц ленты,

С Москвою расстаются москвичи.

Сегодня мы еще студенты,

А завтра — настоящие врачи…

По-разному сложится жизнь юных специалистов. Одни посвятят ее лечению больных, другие — науке, третьи придут на смену тем, кто когда-то приобщал их к великому искусству врачевания, станут преподавателями. Их ждут напряженный труд, успехи и огорчения, неудачи и трудности. Но каждая победа — победа над тяжелым недугом, над смертью, спасением одной жизни, шаг вперед в науке — с лихвой окупает все. Как мы, преподаватели, радовались и гордились подвигом нашего питомца Героя Советского Союза Бориса Борисовича Егорова, который вместе с другими смельчаками участвовал в мирном штурме космоса!

Десять лет ректорства… Десять выпусков. Семь тысяч врачей. Это — «мои дети». Я, конечно, не помню всех имен и фамилий. Не помню всех лиц. Но достаточно слов: «Я ваш выпускник», и в памяти всплывают дни, годы, события, связавшие нас на всю жизнь неразрывными нитями.

Мы не только коллеги, мы члены одной семьи, воспитанные на одних и тех же традициях. И когда узнаю о неудачах своего бывшего студента, они волнуют и тревожат, и незаметно встает вопрос: а может быть, в том и наша вина, что-то упустили, чего-то вовремя не заметили…

Зато успех каждого питомца — праздник института, праздник учителя, который воспитал ученика.

…Бурно и стремительно движется наше время. По зову партии, отдавая все свои силы делу коммунистического строительства, в общенародном строю трудятся и советские медики. Борьба за продление жизни человека, за сохранение его здоровья и работоспособности стала в нашей стране важнейшей государственной задачей, которая с каждым днем решается все более успешно и эффективно. Партия и правительство неустанно следят за развитием медицинской науки, всемерно стимулируют ее рост. Огромные ассигнования выделяются на исследовательскую работу в научных институтах и медицинских учебных заведениях. В широких масштабах идет подготовка врачебных и научных кадров.

Величайшие достижения научно-технической революции, как в фокусе, отражаются в развитии медицинской науки сегодня и в еще более грандиозных перспективах ее завтрашнего дня. То, что совсем недавно было лишь сферой фантастики, стало реальным свершением, практикой современной медицины. Медицина использует величайшие достижения в области физики, химии, математики и техники, ей доступны тончайшие методы физико-химического анализа, она способна проникать в глубочайшие структуры живой материи. Мы стоим на пороге крупнейших открытий в области биологии — подобных тем, какие произошли в области физики и химии. Наша эпоха — эпоха познания сущности живой материи, законов ее развития, — подвела науку вплотную к созданию искусственным путем живых систем. Наступил такой этап в развитии науки, когда жизненные процессы организма исследуются на молекулярном уровне. Достижения молекулярной биологии, вооруженной тончайшей современной препаративной и измерительной аппаратурой, открывают невиданные перспективы управления жизнедеятельностью организма, их наследственностью, процессом роста и размножения, они открывают исключительные перспективы для познания сущности деятельности мозга человека. Глубокое изучение молекулярных основ жизнедеятельности организма в нормальных и патологических состояниях, проблема пересадки органов и тканей, эффективного лечения рака, борьба с вирусными и инфекционными заболеваниями и многие другие проблемы медицины, имеющие огромное значение для человечества, представляют необозримое поле деятельности для молодых ученых-медиков. Они зовут к себе истинных энтузиастов, людей творческой инициативы, глубоких знаний, для которых профессия врача и ученого поистине дело их жизни.

Новые свершения и новые задачи, стоящие перед советской медициной, это и новые требования к ее молодым кадрам.

Конечно, сегодняшние студенты и выпускники медицинских вузов понимают, насколько возросли требования к медицинскому работнику в наше время, как глубоки и всесторонни должны быть его знания, как широк диапазон интересов. А сколько смежных с медициной отраслей науки надо познать, чтобы быть на уровне ее современных требований. Физика, биохимия, математика, биология — все это неразрывно состыковано с медицинской наукой, все это тот фундамент, который нужен сегодня молодому ученому — медику, творцу и экспериментатору, способному двигать нашу науку «вперед и выше». Не обойтись без этих знаний и врачу-практику.

Время диктует новые задачи и ученым — педагогам медицинских вузов. Без постоянного совершенствования и углубления учебного процесса, повышения уровня требований и уровня знаний будущих врачей нельзя решить те важнейшие проблемы, которые ставит партия и народ перед советской медициной.

Высший долг молодого поколения советских медиков — быть достойной сменой своих учителей и, приняв эстафету из рук старшего поколения, понести ее вперед, к новым научным свершениям, новым научным успехам.

* * *

Заканчивая книгу, я думаю о вас, будущие читатели, о молодежи, которой посвятил свои записки.

Перед вами прошла жизнь моего поколения, людей разной судьбы, разных характеров и устремлений, много повидавших, переживших, но вместе с тем познавших в жизни высшую радость — радость призвания, творческого труда.

Счастье служения людям объединяет героев книги, чью эстафету понесет наша смена. И если вы, читатель, найдете для себя на этих страницах что-то полезное и поучительное, буду считать, что труд мой оправдан.

Загрузка...