Пробуждение: магическая печать (СИ)

Гл. 11. «Завеса тайны»

— Мама! — радостно закричала Эмма, спускаясь со второго этажа.

Она подбежала к женщине и крепко обняла её.

— Наконец-то!

С момента их отъезда прошла неделя. Эмма вздохнула и посмотрела в довольные, светящиеся счастьем глаза Джессики. Если бы она только могла рассказать, поделиться с ней тем, что так беспокоит её. Она обязательно расскажет ей о том, как провела эту неделю. И, конечно, она никогда не расскажет ей, как она провела её на самом деле.

— Где Макс? — спросила Эмма.

Ей нужно было поделиться с ним — она ждала так долго. И, не смотря на то, что рядом всегда были члены «Созвездия» и Феликс, девушка не решилась говорить с ними прежде, чем расскажет обо всем тому, кому доверяла больше всех. Поэтому, первым делом после того, как обнять мать, она спросила её о своем друге.

— Он пошел к ребятам, — ответила Джессика, вешая пальто.

Она взяла куртку Алека, и отпустила его к прыгающей от радости дочери. Мальчик и девочка расположились на диване и начали делиться новостями.

— Прямо как вы! — заметила женщина, кивая на детей. — Солнышко, налей мне чаю, пожалуйста!

Она подошла к столу и присела.

Быстро вскипятив и разлив воду по чашкам, Эмма растворила в ней любимый жасминовый чай матери и села напротив.

— Мам, — продолжила она, — так почему Макс не пришел сразу сюда? Что-то срочное?

— Да нет, просто я попросила его позвать к нам ваших друзей и, еще кое-кого, чтобы вместе отметить нашу победу! — она перевела взгляд на Алека. — Теперь у вас с Кари, официально, есть братишка. А это значит — вы с Максом теперь тоже брат и сестра.

— Здорово! — улыбнулась девушка и добавила: — Всегда хотела иметь брата, а кандидатура Сваровского меня вполне устраивает!

Несколькими часами позже, когда в их доме собралось много народа, Эмма углубилась в воспоминания. Она сидела на диване между Феликсом и Лилиан, которая рассказывала Ричарду Сион о том, почему он должен посетить Мадрид на осенних каникулах. Она, во что бы то ни стало, решила показать её и Вивиен дом, в котором родилась и город, где провела первые пять лет своей жизни.

Попросив Феликса сделать ей кофе, Эмма оглядела собравшихся. Сэм, Артур и мистер Леони говорили о делах академии. При этом Мартин энергично жестикулировал руками, что, по мнению её крестного, придавало его речи дополнительные баллы на слушании дела, но неимоверно раздражало при дружеской беседе.

На ковре, вместе с Алеком, играли Виктор и Ванесса. Изловчившись, мальчик прыгнул на Громова и тот, шутливо, повалился на спину, изобразив свое поражение. Несси от всей души посмеялась, когда тыча в неё пальцем, Алек заявил, что король Виктор проиграл турнир и теперь королева Ванесса достается ему. Уоррен, пытаясь успокоить закатившегося Эмиля, посмел возразить, сказав, что Несси — его королева, а не Виктора, на что Ал выдал такое, от чего вся четверка пятикурсников схватилась за животы:

— Что ж, — с серьезным видом произнес мальчик, подходя к Лему, — придется и тебе надрать задницу!

Эмма улыбалась, глядя на то, как светятся глаза её друга при виде брата. Макс действительно был счастлив, и ей так не хотелось омрачать это чувство. Поэтому, она не стала говорить ни о том, чем закончилась еще одна её тайная вылазка с Альгадо, ни о том, что она вообще была.

— Мы отлично добрались до Мюнхена! — сказала Джессика, обнимая Кари. — Мистер Альгадо был очень любезен. Не понимаю, вашего общего предубеждения и страха касаемо этой фамилии!

— Думаю, дело не в фамилии, — заметил Артур. — Мой брат властен и бывает резок по отношению к людям.

— Точно! — поддержал Феликс, садясь рядом с Эммой. — С корицей — как ты любишь! — сказал он ей, передавая большой бокал, и продолжил. — Я согласен, с мистером Шорсом: дело не в фамилии.

Он обнял девушку, и Эмма почувствовала себя под защитой.

— Декан ведь тоже — Альгадо, — пояснил он свою мысль, — но мы его совершенно не боимся!

Эмма спрятала свое лицо в чашке с кофе. Похоже, Феликс все еще злился на Артура за субботнюю отработку.

— Он отличный преподаватель и наставник! Правда, Эмм?

— Вам не вогнать меня в краску, Штандаль! — заметил Артур и улыбнулся. — Но я думаю, вы преувеличили мои достоинства.

— Вовсе нет! — решилась Эмма, и он сразу же перевел взгляд на неё. — Вы действительно отличный преподаватель, мистер Шорс, и я благодарна вам за то, что вы взялись готовить меня к экзаменам на физмат.

— Так это правда? — спросил Эмиль. — Она сможет перейти?

— Да, если сдаст экзамены хорошо, — ответил Артур. — А она сдаст!

Эмма испытывала искреннюю благодарность к декану. С тех пор, как он сообщил, что будет индивидуально учить её, она с нетерпением ждала начала занятий. И дождалась.

В этот понедельник он нашел её на «Психологии труда» и вызвал в коридор.

Эмма тихо беседовала с Яной, когда дверь открылась, и Артур вошел в кабинет.

— Добрый день, мисс Френч! — приветствовал он преподавателя. — Могу я забрать мисс Керн на минутку?

— Что ему от тебя нужно? — прошептала Яна.

— Расскажу потом, — пообещала она и вышла за дверь.

В коридоре Артур сразу перешел к делу. Он достал из папки листок и передал его девушке.

— Это ваше новое расписание, Эмма, — пояснил он. — Я все уладил в вашем деканате, и завтра жду вас на первый урок.

Эмма с интересом разглядывала листок. Как он и говорил ранее, они будут занимать три раза в неделю.

— Какие учебники мне нужно взять в библиотеке? — поинтересовалась она, перестав изучать расписание.

Артур посмотрел на неё и покачал головой.

— Нет, — ответил он, закрывая папку, — я уже обо всем позаботился. Вся необходимая на данный момент литература у меня на кафедре. Вы получите некоторые учебники завтра, а сейчас, возвращайтесь в аудиторию.

— Спасибо, мистер Шорс, — улыбнулась она. — Всего хорошего!

— До свидания, Эмма! — ответил он и ушел.

С того дня они провели уже три занятия: вторник, четверг и вчера. Феликс был крайне расстроен, что она не смогла пойти погулять с ним в субботу, но он понимал, как важны для Эммы эти занятия. При этом, он, как и в предыдущие дни встретил её и проводил до дома. Эмма потерлась волосами о щеку парня и почувствовала, как он улыбнулся. Его мягкая ладонь нежно поглаживала её плечо.

Вчера Артур устроил ей пробное тестирование. Все время, от начала, до конца занятий, она сидела за его личным ноутбуком и отвечала на вопросы.

— Что это за программа? — спросила она, закончив тест нажатием кнопки «подсчет». Программа запустила процесс обработки данных.

— Это — специально разработанная система оценки знаний студентов нашего факультета, — ответил Артур, присаживаясь за её парту. — Мы пока не получили официального разрешения на использование её в рамках оценки знаний студентов академии, но Роман, точнее — ректор, обещал Демиену помочь в её продвижении.

— Вашему племяннику? — переспросила Эмма. — А он здесь причем?

— Он — разработчик и правообладатель.

— Что? — сказать, что это удивило её, значило бы в разы приуменьшить эффект.

Вообще-то она была в шоке. Её удивление позабавило Артура, и он улыбнулся.

— Я и не думала, что…

— Что он хорош не только в танцах? — закончил мужчина, поднимаясь, и ей стало неловко.

Значит, он все-таки видел их на танцполе неделю назад. После непродолжительной паузы мужчина сказал:

— А вот и результаты!

Эмма отхлебнула еще кофе и втянула ноздрями пары корицы. На душе было легко от того, что все они сейчас вместе. А еще, она чувствовала вкус победы, своей победы.

— Ээ… Эмма, — нерешительно заговорил Артур, когда появились результаты теста.

— Что?

Волнение охватило её, и страх взглянуть на экран только подпитывался ошарашенным выражением на его лице.

— Я провалилась, да? — надрывно спросила она, кусая ногти. — Провалилась?

— Знаешь, — начал он, поправляя воротник рубашки. — Я бы сказал, что «да».

Эмма замерла.

— На сколько? — спросила она, осилив страх.

Уж лучше было знать все сразу, чем томиться в неведении.

Артур повернул монитор и ткнул пальцем в цифру «три» на экране.

— Ровно на столько, — ответил он, не веря, — чтобы не попасть на четвертый курс физико-математического факультета.

— Простите, что? — не поняла она, и Артур, все еще немного ошарашенный, произнес:

— Тест показал, что уровень твоих знаний соответствует «твердой четверке» третьего курса и «тройке» четвертого.

— И, что это значит?

— А то и значит, что теперь мы будем готовить тебя по программе на третий курс!

В тот вечер она поделилась этой новостью с Феликсом. Он был так рад, что схватил её, поднял на руки и нес всю дорогу до дома. Он был рад, ведь если все получится — в следующем году Эмма будет учиться в его группе. Он уже строил планы, как выгонит своего соседа по парте, для того, чтобы освободить ей место рядом с собой. Как и сейчас, обнимая её, он стремился быть рядом постоянно. Это могло показаться давлением с его стороны, но ничего подобного она не чувствовала. Феликс никогда не навязывал ей себя, он не настаивал на чем-либо, если она была против. При этом, она знала — он искренен с ней. Феликс не боялся выражать свое мнение прямо и открыто. В тоже время ему было не безразлично, что по тому или иному поводу думает сама Эмма. Это было приятно. Вспоминая свои предыдущие отношения, она видела, что уважение и доверие в них были односторонними. С Феликсом все было иначе. И она ничего не имела против того, чтобы быть рядом с ним еще чаще.

— Что ты делаешь? — Макс подсел к Эмме и Феликсу, который дул на её кофе.

— А ты не видишь? — отозвался парень.

— Работаешь холодильником?

— Скорее — вентилятором! — она прикрыла рот парня своей ладонью. — Хватит уже Фел. Я же сказала — он не горячий.

— Смотря, о чем ты говоришь, — вставила Лилиан. — Или о ком.

Её тон и красноречивый взгляд дополняли фразу словами: «я-то знаю, о чем говорю, а вот догадываешься ли ты?». И, о да, она догадывалась. Как можно было не понять, когда подруга доставала её одним и тем же вот уже более недели?

— Господи! Что это было? — воскликнули в один голос Лилиан и Мориса.

Коллективный психоз — верный признак — что-то, правда, не в порядке. Глядя на расширенные зрачки и ощущая волну безудержного любопытства, Эмма мечтала испариться на месте, подобно каплям воды на асфальте в сорокоградусную жару.

— Просто танец, — ответила она, оглядываясь по сторонам в поисках путей отступления.

Ну почему? Почему она сразу не пошла к выходу? Конечно, побег не уменьшил бы эту рвущуюся вперед «жажду знаний», он бы даже подогрел сплетни, но сейчас, сейчас ей бы не пришлось чувствовать себя насекомым под увеличительным стеклом. Господи помоги!

— Ну, допустим, что и «просто», — с выражение произнесла Мориса. — Но, что ему было надо?

В одном она была права: Альгадо ничего не делает просто так. Поверить в то, что он пригласил её ради собственного удовольствия, было глупо. Все знали — «золотой мальчик» не обращает внимание на девочек её сорта.

— Он хотел поговорить о Ганне и той ситуации на допросе, о которой я говорила вам на первом после случившегося собрании.

— Ему что, психологическая помощь понадобилась?

Лилиан взяла новый бокал с коктейлем. Её аккуратные длинные пальчики с идеальным маникюром зацепили трубочку и сделали пару медленных витков в мутно-зеленой жидкости. Эмма улыбнулась, ей нравилось то, как одинаково они мыслили. Брейн была раскованной и веселой, она всегда излучала мощные волны уверенности и буквально заражала окружающих своим оптимизмом. Про таких обычно говорят: «палец в рот не клади» или «за словом в карман не полезет».

— Если бы так! — ответила Эмма. — Он интересовался, не проболталась ли я о Ганне. Вы обе знаете, что это — секрет. Я обещала ему, что никому не расскажу. А он догадывается, что вы в курсе — вот и бесится. Но, — Эмма передала свой бокал Морисе, — мы поговорили и все выяснил, так что забудем об этом. А сейчас, я отойду ненадолго — мне необходимо найти одногруппницу, которая вышла в туалет.

После этих слов, она мгновенно смылась из зала, а когда вернулась — их уже не было видно. Однако, пред уходом, она заметила Лилиан, беседующую на балконе с Ричардом и Эмилем. Их взгляды встретились, и Эмма поняла — так просто ей не отделаться!

Опасения подтвердились на четвертый день после танцев. Все это время ей удавалось избегать расспросов, но в этот день Лилиан поймала её на прогулке в саду. Освободившиеся пораньше, они начали разговор именно с этой темы.

— Ты хоть понимаешь, как шикарно вы двое танцевали? — спросила она, уводя её к озеру.

— Ничего особенного, — отмахнулась Эмма.

— Ни чего себе — не особенно! Судя по тому, что вся академия жужжит как пчелиный рой, задаваясь тем же вопросом, это было нечто большее, чем ничего особенного!

Эмма закатила глаза и отвернулась. Этого ей еще не хватало! Она, конечно не слепая, и заметила, что во время танца очень многие пялились на них, но где-то в глубине жила надежда — «завтра никто и не вспомнит». «Ага, как же! Не вспомнят они! Одна Рудова чего стоит, — девушка вздохнула». От Эммы не скрылось то, как косится на неё соседка по парте и вроде бы — её подруга. Хотя в последнем она уже не была так уверена, и это было грустно. Плюс к тому — это была вина Альгадо и Эмма в очередной раз убедилась в том, что желание придушить его не исчезнет никогда!

Эмма злилась, а тем временем Лилиан продолжала:

— Вы с ним были словно единое целое! Если бы это был не Альгадо, я бы подумала…

Под тяжелым Эмминым взглядом она осеклась и не закончила фразу.

— В ваших движениях было столько эмоций, столько страсти…

— Единственная эмоция, которая присутствовала там — это ярость! — перебила Эмма.

Они стояли меж двух сосен у самой воды. Прислонившись к стволу одной из них, девушка посмотрела в глаза подруги.

— Этот гад шантажировал меня. Он пригрозил, что если я не помогу ему, не пойду с ним на рейд ректорского кабинета, он сдаст нас всех совету!

Лилиан застыла на месте. Она даже рот открыла от удивления и заикаясь, пыталась сформировать мысли в слова.

— Ну вот, отлично! — Эмма поняла, что проговорилась.

— И, что теперь? — Лилиан начала бледнеть. — Он же не… Стоп!

На лице подруги заиграла дьявольская улыбка, и она не предвещала ничего хорошего.

— Ты что, согласилась?

Взгляд, брошенный Эммой, убедил её окончательно, и от испуга не осталось следа. На его место пришел азарт. Теперь Лилиан от неё точно не отстанет!

— Господи, вы что, пробрались в кабинет ректора, пока шли танцы?

— Да, — только и сказала она.

Эта дурацкая ситуация стала выводить её из себя. Лилиан откровенно рассмеялась. Было ясно — все это забавляет её, в то время как Эмма никак не может побороть свои внутренние страхи и сомнения. «Что же, прекрасная идея! — злилась она. — Давайте добьем Эмму Керн окончательно!»

— Так, Демиен теперь — «одногруппница, вышедшая в туалет»?!

— А что я должна была сказать? Что у меня союз с врагом? — «к черту тормоза и остатки терпения, гори все синим пламенем!» — Может быть, нужно было предупредить вас или, еще лучше — взять с собой? Хотя, нет! Думаю, я могла бы просто сказать вам, что не только я, а все мы связаны с Альгадо, ведь он — один из восьми ключей! И да, рискуя тем, что его угрозы могли оказаться правдой, я могла бы наплевать на это и просто разболтать всем эту тайну, которую, кстати, поклялась хранить! А еще, нас чуть не поймал ректор! — Эмма задыхалась. — Что я должна была сказать, Лил?

Эмма уставилась на подругу с широко разведенными в стороны руками. Дыхание было тяжелым, а от долгого монолога пересохло во рту.

— Мне надо присесть, — тихо сказала мулатка.

Лилиан опустилась на массивный корень дерева, возвышающийся над землей словно скамейка. Спустя минуту Эмма присоединилась к ней, она заправила за уши растрепанные волосы и посмотрела на подругу. Эмоциональный пик прошел, и теперь ей было жаль, что она взорвалась.

— Расскажи мне все, Эм, — почти шепотом попросила она. — Ты должна поделиться с кем-нибудь. И, раз уж мне довелось знать больше остальных, раз ты сама доверила мне все это, будь добра — дай мне детали!

Эмма развернулась и облокотилась о спину подруги.

— Боюсь, ничего большего мне не остается.

Да, теперь она знала все. Даже Макс, которому она безгранично доверяла — не знал, и это, пожалуй, было к лучшему, ведь знай он все — непременно свернул бы Альгадо шею. Эмма положила голову на плечо Феликса. Нет, она не переживала за Альгадо, — ей самой не раз представлялась картина, где она душит его, — но Эмма не хотела, чтобы Макс получил очередную отработку. Прознай об этом О'Рой — она из шкуры вылезет, но оторвется на нем по полной.

— Ты уже говорила с Максом? — спросила Лилиан тихо-тихо, наклонившись к самому уху.

— Нет еще, — отозвалась Эмма. — Давай потом поговорим.

— Конечно, — Лилиан вернулась к разговору с Ричардом.

Раздался стук в дверь. Эмма гадала, кого имела в виду её мать, когда предупредила, что у них будут еще гости. Но она и не думала, что среди пришедших миссис Сион и Штандаль, а так же Оливера Стига, будут отец Виктора и Роман Соболев.

Увидев Соболева, Эмма дернулась. Кофе, уже не горячий, но от этого не менее мокрый, нещадно пролился на новые джинсы, привезенные ей матерью.

— Мне нужно переодеться! — сказала она, разглядывая пятна на ткани.

— Я с тобой, — Феликс поднялся следом.

Эмма взглянула на него, не зная, что сказать. Мысль о том, что он увидит её полуголой, была не тем, о чем ей хотелось думать в присутствии такого количества гостей в их доме. И, все же, она улыбнулась.

— Сядьте, Штандаль! — скомандовал Артур.

Эмма и Лилиан, впрочем, как и все, повернулись в сторону стола.

— Девушка идет переодеваться. Что вы там будете делать?

Нехотя, под веселый смех друзей, парень опустился на место. Артур же вернулся к разговору с Сэмом о лошадях.

— Я пойду, — сказала Лилиан, беря Эмму за руку. — Надеюсь, мне можно, мистер Шорс?

Под очередной взрыв смеха и слегка удивленный взгляд декана физмата, девушки удалились в комнату. К насупившемуся Штандалю подошла Кари. Она села на диван и, раскрыв свои огромные карие глаза, спросила его:

— А почему тебе нельзя пойти с Эммой, Фел?

— Сам не знаю! — ответил парень.

Он испытывал противоречивые чувства к декану своего факультета. С одной стороны он уважал Шорса за его ум, преподавательский талант и непохожесть на других Альгадо — внешность не в счет. С другой же, этот человек уже не первый раз лезет не в свое дело. Он не понимал, почему Шорс обращает внимание на них с Эммой, когда её собственная мать не сказала ни слова.

В это время новые гости поздравили Макса и Джессику, которая уже суетилась о дополнительных приборах на стол. Вскоре они все расселись и продолжили праздник. Через некоторое время после этого в дверь снова постучали, и Макс пошел открывать. На пороге стояла Кира Соболева. Увидев её, парень слегка растерялся, но она избавила его от дилеммы и заговорила первая:

— Я ищу отца, — объяснила она свой визит и прошла в дом. Взгляд девушки тут же нашел Соболева. Она поздоровалась с присутствующими и обратилась к нему: — Папа, мне нужно поговорить с тобой.

Поднявшись из-за стола, мужчина подошел к дочери. Он приобнял её за талию и проводил к дивану, на котором сидели Феликс и Макс.

— Побудем еще немного, дорогая! — сказал он и предложил ей присесть. — Мы поговорим позже, а сейчас ты можешь провести время в хорошей компании.

Кира нехотя опустилась на диван между парнями.

— Макс, — обратился к нему ректор. — Надеюсь, ты поухаживаешь за девушкой?

Парень нерешительно поднялся. Играющий на полу Ал поднял на него глаза и подмигнул.

— Да, ко…

— Нет! — сказала Кира, потянув его обратно за рукав рубашки. — Это не обязательно!

— Я просто принесу тебе чай или кофе, ладно? — предложил Макс и она кивнула.

— Чай, пожалуйста, — озвучила девушка. — Без сахара.

Когда макс ушел выполнять заказ, Феликс решил немного развлечь однокурсницу разговором. И, так как обычно он говорил, что думал, а сейчас он думал об Эмме, то Кира услышала следующее:

— Ты прямо как Эмма, — начал он. — Она тоже не пьет с сахаром по вечерам.

— Много сахара — вредно, Штандаль! — ответила Кира. — Видимо, девушка твоего друга это понимает.

— Подожди, — не понял он. — Ты сейчас о ком?

— О Керн, конечно. Ты же с нею меня сравнил?

— Нет, то есть да, с ней. Но я не о том. О каком друге ты говоришь?

Кира посмотрела на него как на дурочка. Не хватало только крутящего движения указательного пальца у виска, но ему казалось, что он почти видит, как она это делает. Он ждал ответ.

— О Сваровском, о ком же еще? — она облокотилась о спинку дивана. — Вся академия жужжит по поводу их романа.

К удивлению девушки Феликс рассмеялся.

— И, с каких пор ты стала слушать дворовые сплетни?

— О чем ты?

— Макс! — позвал парень друга.

Сам он давно уже перестал сомневаться, но разубедить еще одного человека в том, чья это девушка, было приятно.

— Сейчас, — отозвался тот.

Смахнув назад упавшую на глаза челку, он достал было сахарницу, но тут же убрал её на место. Потом он подошел к дивану с чашкой в руке.

— У тебя с Эммой роман! — сказал Феликс, напуская на себя как можно больше серьезности.

Фраза «попала в лоб» и он усмехнулся выражению его лица: «что серьезно, Феликс? Опять?», загоревшемся на лице Макса мигающей кнопкой.

— Это не я сказал, — пояснил он и указал на Киру. — А она.

— Феликс, — Макс сел на диван, передавая девушке чай. — Может быть, хватит уже? Одно и то же каждый раз… Пора бы уже успокоиться и поверить, что мы с Эммой — друзья, не более, а теперь еще и родственники. И вообще, мне нра… — тут, взгляд девушки заставил его сменить направление, — мне не нравится, что ты продолжаешь доставать меня этим!

— Ревность — неблагодарное чувство, Штандаль! — сказала Кира, отхлебнув чаю.

— А тебе-то, откуда знать? — фыркнул парень. — Ты, похоже, совсем не ревнуешь Альгадо к Кэтрин Мидл!

— А почему я должна его ревновать? — поинтересовалась Кира, поднося чашку к губам.

— Ревность и любовь — не разделимы!

В следующий миг его окатило брызгами. Откашлявшись, Кира поблагодарила Макса за платок, который так и не достался Феликсу.

— Любовь? — переспросила она в изумлении. — Ты считаешь, что я влюблена в Демиена?

Кивок Феликса и она закатила глаза.

— Ты что, совсем уже того? — воображаемый палец у его виска обрел материальность движения. — Вот скажи мне: ты любишь Морису?

— А причем тут моя сестра?

— Просто ответь!

— Да!

— А ты её ревнуешь?

— Ревную? Нет, она же моя сестра! — ответил он. — К чему ты это все?

— К тому, Штандаль, что раз уж мы тут мифы развеиваем, то на тебе еще один разгром: Я не влюблена в Демиена, а он не влюблен в меня: мы дружим с самого детства — он для меня как брат. Это не та любовь, которая может вызвать ревность! Ясно?

Глаза Феликса обвели гостиную, и следом за ним Кира обнаружила, что все собравшиеся смотрят на них с интересом.

— Кто следующий? — спросил Эмиль, заметив её напряжение. — Я вот, к примеру, все еще сплю с плюшевым медвежонком.

Теперь все смотрели на него и Кира облегченно вздохнула.

— А что? — он скрестил руки на груди. — Это тяготило меня: попытки прятать его от соседей по комнате, страх разоблачения, самоанализ психологического застоя, страх расставания… А теперь, я признался, и вроде как свободен! Кари, — обратился он к малышке. — Ты любишь плюшевых медведей?

— Нет! — уверенно ответила она, протягивая ему ежика. — У меня есть живой Мармеладка!

Пока все смеялись над Радугой, Кира спросила Макса:

— Она что, назвала ежика Мармеладкой?

— Да, — так же тихо ответил он, улыбаясь.

— Как конфету?

Макс рассмеялся. Он посмотрел в её глаза: зеленые с серой паутинкой, длинные ресницы, касающиеся тонких бровей, и этот блеск во взгляде.

— А вы с Эммой и правда, очень похожи! — заметил он.

— Чем же?

— Да многим! — ответил он, разворачиваясь к ней всем корпусом. — Вы обе любите лошадей. Хорошо разбираетесь в физике, — перечислял Макс. — У вас обоих приятный голос и красивые выразительные глаза. Вы даже одним и тем же вещам удивляетесь одинаково.

— Прости, что?

— Я говорю, вы удивляетесь одинаково.

— Да нет же, что там про глаза? — уголки губ дернулись в неуловимой улыбке. — Ты считаешь, что у меня красивые глаза?

— И не только, — ответил Макс, немного смутившись. — Хочешь еще чаю?

— Да, пожалуй, с мармеладкой!

— Пре непременно! — весело заверил он.

Передав ему в руки чашку, девушка проследила, как Макс подошел к зоне кухни и включил чайник.

— Наверное, он — хороший друг, — сказала Кира, обращаясь к Феликсу.

— Лучше нет! — ответил он. — А я знаю многих.

— Для каждого свой друг — лучший!

Феликс взглянул на неё и сказал с усмешкой:

— Но со своим-то ты разругалась! — заметил он. — Поняла, наконец, что он — полное дерьмо!

Кира вздрогнула и резко обернулась к нему. Макс тоже обернулся и увидел, как девушка вскочила на ноги.

— Знаешь, Штандаль! — зло бросила она. — Не тебе судить о людях, которых не знаешь! И, более того, не тебе указывать мне на недостатки моих же с кем-либо отношений! Понял?

— Понял! — быстро сказал парень.

Во всей этой атмосфере праздника и доверия, он совершенно забыл, с кем разговаривает. Еще минуту назад перед ним сидела вполне нормальная, открытая девушка. Но стоило ему задеть её, как она превратилась в гордую снежную королеву.

— Я ухожу, пап! — совершенно спокойно предупредила Кира, поцеловав Соболева в щеку. — У вас очень вкусный чай, миссис Керн! — поблагодарила она Джессику и направилась к двери.

Макс подошел к Феликсу.

— Что ты ей сказал, дурень? — зашипел он на друга.

Тот хотел ответить, но его перебил голос ректора, обратившийся к Максу:

— Макс, — позвал он. — Проводи Киру до её комнаты, пожалуйста!

Девушка пыталась возражать, но отец настоял на своем. Спорить с ним совершенно не хотелось, да и зачем? Если он решил что-то, то уже не отступит. Открыв дверь, она кивнула Максу, и он поспешил следом.

Скинув джинсы, она стояла перед шкафом в низких стрингах.

— Красивая татушка! — заметила Лилиан, указывая на развилку, начинающуюся от перехода спины в ягодицы. — Давно сделала?

Эмма обернулась и провела пальцами по замысловатому узору.

— Очень давно, — ответила она, продолжив рыться в шкафу. — Это забавная история. Мне было столько же, сколько сейчас Карине, когда мы с бабушкой ездили в Шартр — город, где она родилась.

— Твоя бабушка — француженка? Ух ты!

— Да, по маме. В то время, в Шартре проходила ежегодная ярмарка с гуляниями и бабушка повела меня на праздник. Мы гуляли, ели яблоки в карамели на палке, смотрели уличный кукольный театр — было весело, и, было жарко. Поэтому, зная, что недалеко есть озеро, мы захватили с собой купальники.

На берегу было много народа и развлечений: водные горки, катамараны и просто места для отдыха и спокойного загара. Мы переоделись в специальных кабинках и направились к воде, а когда устали — решили, что пора собираться домой. Мы почти добрались до кабинок, как нас остановила разряженная женщина. Она приглашала всех взрослых и детей принять участие в увлекательном развлечении — раскрашивании долго стойкими красками. — Эмма усмехнулась. — Когда бабушка дала свое согласие, она решила, что будет забавно увидеть выражение лица моей мамы, когда я скажу ей, что сделала татуировку. Мы выбрали место, чтобы мама не сразу обнаружила, и женщина-художник за пять минут украсила меня этим необычным узором.

Эмма достала с полки несколько вещей.

— Я была ребенком, и просто играла, а бабушка хотела посмеяться над мамой, но, когда это не смылось ни через месяц, ни через два — обеим стало не до смеха.

— И как твоя бабуля не поняла, что это — настоящий татуаж? — удивилась Лилиан. — Это же, наверняка, было больно!

— Нет, — ответила Эмма. — Не было. Я точно не помню, но, кажется, было тепло.

— Тепло?

— Да, тепло. Я чувствовала сильное тепло и может быть еще легкое покалывание. Но это было так давно, что я могу ошибаться.

Лилиан подошла ближе и внимательно рассмотрела татушку.

— И зачем было уродовать детей? — возмутилась она.

— Уродовать? — воскликнула Эмма, оборачиваясь. — Ты же сказала, что она красивая?!

Лилиан рассмеялась и кивнула. Да, она считала это красивым, но ведь тату сделали Эмме против её воли. Сама она ничего толком не смыслила в процессе татуажа, поэтому решила не вдаваться в дальнейшие рассуждения на эту тему. Но она заметила, что за пятнадцать лет рисунок ни капельки не испортился. И это было очень странно, ведь Эмма давно выросла из пятилетней девочки.

— Безразмерная татушка, — пошутила она.

Глядя на себя в зеркало, Эмма задумалась о том, что с её стороны было чрезвычайно глупо реагировать на появление ректора таким образом. То, что произошло в вечер танцев, то, что она слышала тогда, не давало покоя. Это было странно и страшно, и тем, вокруг кого все это вращалось, был он — Соболев. Она не хотела выдавать себя. К их неизбежной встрече Эмма морально готовилась, начиная с самого утра каждого дня. Но, в течение недели, этого так и не произошло.

— Ну и чего ты трясешься, словно фруктовое желе? — спросила Лилиан.

Девушка подошла к подоконнику и открыла окно. В комнату сразу же подуло прохладой. На улице стоял октябрь месяц, и хотя в это время температура воздуха в Баварском регионе не падает меньше десяти градусов выше ноля, синоптики обещали в два раза меньше. Подтверждением тому стали мелкие «мурашки» покрывшие её с ног до головы. Повернувшись к подруге, Эмма укоризненно надула губы.

— Холодно, тебе не кажется?

— А я думала, кому-то стало жарко!

Улыбнувшись своей лисьей улыбкой, девушка закрыла окно и уселась на подоконник. Тем временем Эмма натянула новую тунику поверх темно-серых капри. Длинные расклешенные рукава имели разрез по внутренней стороне от самого локтя.

— Опять бордовая… Хочешь вывести из строя Сваровского, или умаслить Шорса? Ой, прости! — Лилиан схватилась ладонями за щеки. — Он же не просто Шорс, он — Альгадо-Шорс!

— Ну, ты и язва!

— Ладно, прости. — Лилиан села на кровать. — Я просто хотела отвлечь тебя от этих мыслей, о которых ты мне ничего не хочешь рассказывать.

— На то есть свои причины.

Эмма не то чтобы не хотела, она боялась рассказать. Ей казалось, что если она промолчит, это само уничтожит услышанный разговор и все сопутствующие ему обстоятельства того вечера.

— Что произошло, Эмма? — спросила девушка. — Я же твоя подруга! Ты рассказала мне так много, а про какой-то разговор молчишь?

— Лил, — Эмма села рядом.

Груз, лежащий на душе долгое время, становится таким тяжелым, когда кто-то просит скинуть его, соблазняя избавиться от ответственности.

— Это сложно, понимаешь. Я боюсь, что могла неправильно понять то, что услышала.

— Ясно, — девушка поднялась. — Хочешь сойти с ума от возможно ложных умозаключений — вперед! Недаром ты сейчас на социолого-психологическом факультете: у вас много специалистов, которые помогут, в случае крайней необходимости. Так что успокойся и пойдем в гостиную. Только больше не шарахайся от ректора, а то это может показаться странным. Мне вот уже кажется!

Лилиан медленно пошла к двери.

— Стой, — окликнула Эмма. — Ты права!

Лилиан обернулась.

— Я не хочу рассказывать, но мне нужно это сделать, иначе я действительно сойду с ума! — Эмма кивнула подруге приглашая сесть рядом. — И пообещай, что сама не начнешь вести себя странно после услышанного. Мы должны сохранить это втайне от остальных, пока не решим, что делать. Хорошо?

— Как скажешь, — согласилась Лилиан. — Я обещаю, что все услышанное мной сейчас останется строго между нами ровно на столько, насколько долго ты сочтешь нужным.

— Я солгала тебе, — начала Эмма.

Мысли вернулись к тому моменту, с которого начался весь этот сумбур в её голове.

В дверь вошли двое.

— Что бы ни случилось! — добавил Альгадо, и она молча кивнула.

Они стояли в темноте, и лишь маленький лучик света пробивался в дверную щель сквозь скрывающую их завесу. Ей не хотелось говорить, да и не стоило. Кому хочется попасть в руки ректора при проникновении в его собственный кабинет? Эмма не хотела, поэтому, она не стала упираться, когда сев на пол, Альгадо потянул её за собой. Медленно и тихо она опустилась рядом с ним. Похоже, что застревать в темных, узких местах с «золотым мальчиком» становится её бичом.

Да, места и правда, было мало. Благодаря тонкому, но все же достаточному, лучу света, она могла видеть смутное очертание чего-то квадратного со стороны парня. То, что это ящик с коньяком она поняла только после того, как Демиен достал одну бутылку и отвернул крышку. В тот же миг она ощутила отвратительный запах, который не любила с самого детства. Но, эта жидкость была любимым напитком деда, и каждый праздник ей приходилось «наслаждаться» его парами, выпускаемыми Эдуардом Керн старшим при разговоре.

— Что ты делаешь? — прошептала Эмма.

— Собираюсь насладиться спектаклем! — он поднес бутылку к носу и вдохнул. — И кто разливал это сокровище в такую дешевую тару?

Эмма тихо вздохнула. Она злилась на Альгадо, но это раздражение, которое он вызывал, было отличным щитом от нарастающего волнения.

— Будешь? — предложил он, приблизив горлышко слишком близко.

— Просто заткнись! — бутылка вернулась обратно по траектории.

Прикрыв нос рукой, Эмма прислушалась.

Через щель в дверях можно было различить силуэты двоих мужчин. То, что это мужчины, она поняла только после того, как они начали разговор. А пока, один из них взял что-то и поставил на пол, по звуку и последующим действиям она догадалась, что это стул.

— Так о чем ты хотел поговорить, Диего?

Голос Соболева — абсолютно спокойный и ровный, произвел обратное впечатление на Демиена. Услышав имя, он чуть было не подавился коньяком. Эмме пришлось закрыть ему рот рукой, дабы его кашель не выдал их с головой. Убрав её руку, он сделал еще глоток и превратился вслух. И, следующее, что они услышали и узнали, был голос Диего Альгадо — отца парня.

— Меня беспокоит твое отношение к некоторым студентам, Роман, — сказал он. — И к студентам вообще.

— Что ты имеешь ввиду? Говори, не стесняйся: я всегда готов выслушать претензии в свой адрес и исправить то, что действительно того требует.

— Меня интересует ответ на один вопрос: почему ты воспринял в штыки мою помощь с охраной академии? И, более того, почему все, что я предлагаю для повышения уровня безопасности, приводит тебя в откровенную оппозицию? Чем были плохи камеры в общественных зонах?

— Ничем, пока ты не назвал общественной зоной личные комнаты студентов, — прозвучал ответ.

— Это детали, — отмахнулся Альгадо старший. — Я же вижу, что ты чем-то недоволен. И это началось еще несколько лет назад, когда в академию поступили студент с потока моего сына. В чем дело, Роман? Ты ведешь себя так, будто не доверяешь мне! Или дело в чем-то другом?

Эмма и Демиен сидели и не смели шелохнуться. В голосах взрослых звучали странные нотки. Она не знала, заметил ли Альгадо, но это и не было важно, — Эмма просто слушала и запоминала.

— Почему ты зациклился на «Созвездии»? — внезапно спросил Диего.

Услышав упоминание об их группе, девушка вздрогнула, что не укрылось от сидящего рядом. Демиен сделал очередной глоток.

— Я не «зацикливаюсь», как ты выражаешься, — заметил Соболев. — Но как ректор я обязан быть в курсе всех объединений студентов во вверенном мне заведении. Это моя работа.

— Твоя работа следить за их учебой, а не за ними самими, — парировал Альгадо старший.

Почувствовав на своей щеке теплое дыхание, Эмма быстро развернулась и уткнулась носом в нос парня.

— Что за «Созвездие», Керн? — прошептал он, глядя ей в глаза.

Надо заметить, что уже тогда в них появился первый отблеск пьяного огонька.

— Тихо! — прошептала она в ответ, стараясь отодвинуться как можно дальше.

За завесой продолжали:

— Моя работа, Диего, включает в себя намного больше обязанностей, чем ты предполагаешь!

— И, помогать создавать новые семьи — одна из них?

Было видно, как силуэт Диего Альгадо поднялся со стула и приблизился к шкафу. Теперь он находился не более чем в тридцати сантиметрах от них. Инстинктивно Эмма вжалась в парня.

— Хотя, — продолжал Диего, — здесь возможен и личный интерес, не так ли?

— О чем ты?

— Надо признать, — в голосе послышалась усмешка, — эта рыжеволосая нимфа и на меня произвела впечатление!

Трясущимися руками Эмма рванула бутылку на себя и сделала длинный глоток.

— О ком это он? — нервно спросил Альгадо.

Эмма не ответила, но это сделал Соболев:

— Причем здесь Джессика Керн?

Бутылка коньяка быстро перекочевала обратно к парню.

— Хватит пить! — зашипела Эмма, пытаясь вырвать сосуд из его рук.

— Лучше заткнись, Керн! — прошипел он в ответ.

И, не смотря на то, что она не знала, что её больше пугает: быть рядом с опьяневшим Альгадо или быть пойманной, — она выбрала последнее и прекратила попытки.

— Вот видишь, — усмехнулся Диего. — Мне даже не пришлось уточнять!

— Я не понимаю ход этого разговора, — Соболев приблизился к шкафу за завесой. — Но не думаю, что это важно и требует обсуждения сейчас. У меня внизу идут танцы, и твой брат в одиночку следит за порядком, так что я попрошу меня извинить…

— Конечно, Роман! — согласился Альгадо. — Я никогда не перестану восхищаться твоим энтузиазмом в работе, и все же, — он сделал паузу, и Эмме показалось, что она прозвучала как предупреждение, — я бы хотел, чтобы ты не выделял кого-либо из учащихся академии. Они все одинаковы!

Диего откланялся, а Соболев продолжал стоять на месте.

— Одинаковы, — повторил он. — Как бы не так!

Это воспоминание пролетело перед ней за пару секунд.

— Я солгала тебе о том, — повторила Эмма, — что было после того, как ушел Диего Альгадо. Мы с его сыном просидели в этом чертовом шкафу еще минут двадцать. Соболев не хотел уходить, он, кажется, отослал сообщение с пейджера и ждал. Через десять минут, или около того, в кабинет постучали, и он открыл: пришел мужчина. Они говорили в самом кабинете, но нам все равно было слышно.

— Роман, что случилось? — встревоженный голос пришедшего не был знаком Эмме, однако, по тому как застыла бутылка у лица Альгадо, она поняла, что ему он известен хорошо.

— Не знаю, я не уверен.

— Ты послал экстренный код! — заметил мужчина. — А еще, я встретил на лестнице Диего Альгадо.

— Он тебя заметил?

— Нет, я спрятался в нише, и, судя по тому, что ты спрашиваешь — я правильно сделал.

— Да, — ответил Соболев. — Мне кажется, он подозревает меня.

— В чем?

— Он намекнул — ему не нравится то, что я наблюдаю за членами «Созвездия».

— Он нам-мекнул?

Голос мужчины пропустил паузу, давая понять его реакцию на слова ректора.

— Волнуется, гад! — зашипел Альгадо.

Эмма сидела молча, она так ничего и не понимала. Но напряжение, которым был пропитан воздух помещения, упорно поддерживало в ней беспокойство.

— Что будем делать? — спросил Соболев. — Он может помешать нам, если узнает.

— Он не просто может, — поправил второй мужчина, — он сделает это наверняка. Ты бы не сделал на его месте то же самое?

— Нет, меня это не волнует! — жестко ответил ректор. — Меня волнует только то, что если он, или кто-либо догадается, мы не сможем сделать исчезновение восьми студентов незамеченным! Что мы будем делать, Борис? — повторил он свой вопрос.

Эмма, в очередной раз отняла бутылку у парня.

— Кто такой Борис? — спросила она у Альгадо.

— Борис, — сказал он, — это преподаватель с лингвистического факультета — Борис Громов — отец Виктора Громова.

— Что?

— Молчи, и не мешай слушать!

Из кабинета ничего не доносилось, и они уже было подумали, что мужчины ушли, но тут раздался голос Громова старшего:

— Выход один: если он что-либо предпримет, мы должны остановить его первыми, иначе он сорвет наши планы и тогда — все, мы уже не сможем…

— Он не знает, это точно, — перебил Соболев. — Но он понимает — что-то не чисто. Нужно быть осторожными. Ты ничего не говорил Виктору?

— Что? Нет! Я не уверен, что сделать это сейчас — хорошая идея.

— Послушай, Борис! — сказал ректор. — Время идет, а у нас сплошные пробелы. Если мы не найдем эти сокровища, то все кончено!

— Мы найдем! — твердо сказал Громов. — И, спустя столько веков, мы приведем все к логическому завершению. Это сделаем мы.

Рассказ был окончен. Она постаралась передать все в точности так, как оно было на самом деле.

— Ты понимаешь, что это значит? — Эмма с волнением посмотрела на подругу.

— Мы все в еще большем дерьме, чем предполагали, — констатировала Лилиан, и Эмма распознала напряжение сквозившее в её голосе.

Что им было делать? Когда опасность грозила извне, было не так страшно как теперь, когда она узнала, что враг — среди них. И то, о чем говорили Соболев и Громов, подтверждало реальность происходящего: да, все они могут умереть следующим летом.

— Ты думаешь, Виктор знает?

— Нет, уверена, что нет! — ответила Эмма. — Иначе его отец не сказал бы, что они должны действовать осторожно, не вызывая подозрений ни у кого из вас, тем более его сына.

— Что же нам делать, Эмма? Если мы расскажем — мы не знаем, как поведет себя Виктор. Он ведь вполне может встать на сторону отца.

— А ты бы встала на его месте?

— Нет, ни за что! — ответила она. — Но мне бы было сложно удержаться от разбора полетов! А это значит, что Виктор, скорее всего, начнет допытываться правды у отца, чем поставит в опасность всех нас!

Эмме стало страшно. Ей снова предстоял сложный выбор, и она знала, что любое решение ни к чему хорошему не приведет. Если она все расскажет сейчас, Виктор и правда может натворить глупостей, а если промолчит, то будет постоянно бояться того, как он станет относиться к ней, когда узнает правду.

— Будем молчать! — заключила Эмма. — Пока — это единственно верное решение, которое я вижу. А сейчас, — она встала, — давай уже вернемся к остальным.

Выходя из комнаты, Лилиан настраивалась на то, чтобы мило улыбаться ректору и всем остальным. Но, когда они оказались в гостиной, подруги обнаружили, что ни ректора, ни отца Виктора там уже не было.

— Соболев так быстро ушел, — как бы невзначай заметила Эмма, садясь с Феликсом. Макса она тоже не нашла, но решила не спрашивать.

— Да, они с Громовым уже ушли.

Девушки переглянулись. И, прочтя понимание в глазах подруги, Эмма почувствовала облегчение. Все-таки хорошо, что она рассказала ей обо всем, тянуть этот груз в одиночку больше не было сил.