Так эмоционально прекрасен вид ее с закрытыми глазами, наслаждающейся вкусом моего члена, что заставляет меня к чертовой матери опять стать твердым. Я бы мог брать ее часами.
Ее бедра все еще дрожат от интенсивности оргазма, в то время как я слизываю ее соки со своих пальцев. Она чертовски вкусная. И тугая. В следующий раз я хочу, чтобы она кончила на мой член.
У меня занимает какое-то время отдышаться, пока я глажу ее волосы, позволяя положить ей голову мне колени.
Совершенство.
Я хватаю одеяло, приготовленное в комнате и находящееся здесь специально для ухода. Натягиваю ее трусики на место, тяну ее маленькое тело себе на руки и устраиваюсь на скамье, разместив ее на своих коленях.
— Тебе понравилось? — тихо спрашиваю я, целуя ее волосы.
Ее сладкий вкус до сих пор ощущается на моем языке, и я хочу больше, но не здесь.
— Да,— тихо отвечает она и кладет щеку мне на плечо. Ее горячее дыхание щекочет мне шею.
— Это то, зачем ты пришла сюда?
Она прочищает горло и чуть смещается у меня на коленях.
— Я не знаю, зачем пришла сюда.
— Ты ищешь Хозяина, — отвечаю я ей.
— Да.
— Ты нашла одного.
Она ерзает у меня на коленях. Отсутствие ответа заставляет меня нервничать.
— Я не заинтересован в игре. Я хочу настоящее, — говорю я, удерживая ее взгляд.
— Я тоже, — тихо отвечает она.
— Я хочу тебя, Катя. И не хочу делиться.
Она идеальна. Я могу дать ей то, чего она хочет и что ей нужно.
Все в точности, как я себе представлял. Вплоть до этого момента. Она не дает ответ, который мне нужен.
— Я не хочу, чтобы кто-то подумал, что ты не под запретом.
Я чувствую, что мое сердце колотится, пока я разговариваю с ней. Я хочу, чтобы мой ошейник был на ее шее. Желаю, чтобы все знали, что она занята. Никто не может дать ей то, что могу я. Она еще не знает, но я собираюсь провести ее путями, о которых она даже не мечтала.
Ее светло-голубые глаза взлетаю ко мне, а тело напрягается. Впервые с тех пор как она здесь, Катя показывает признаки страха. Боязнь обязательств.
Но будь я проклят, если она позволит кому-нибудь прикоснуться к ней. Если она передумала, чтобы я был ее Хозяином, то мне придется переубедить ее.
— Ты несчастна со мной? — спрашиваю я ее.
— Нет, это не так. Я просто не готова.
— Если ты здесь без ошейника, то другие могут подойти к тебе.
И я уверен, к чертовой матери, что не собираюсь этого допустить.
— У тебя есть мое слово, — ее голос дрожит.
— Мне не нужно твое слово, — говорю я хриплым голосом, показывая свое доминирование над ней и указывая на серьезность того, что я испытываю к ней, отказывающей мне в этой просьбе.
Я не буду ставить ей ультиматум. Она еще не моя, и эта демонстрация неповиновения — не очень хороший знак. Но у нее имеется прошлое. И я остро осознаю тот факт, что ее восприятие отличается от моего. У нее есть реальные опасения, которые должны быть решены. Тем не менее, я хочу, чтобы она была помечена как моя.
— Меня рассердит, если ты отвергнешь мой ошейник.
Она обнимает себя руками и смотрит в сторону, печаль заметна в ее прекрасных чертах.
Она медленно поднимает подбородок, ее глаза находят мои.
— Это все, что я могу дать сейчас...
Ее голос затихает, прежде чем она произносит обращение. Но я слышу его на ее кончике языка. Хозяин. Теперь, когда наша игра закончена, она возвращается назад. Она старается обезопасить себя. Я не возражаю против этого, но она больше чем просто в безопасности со мной. Ей нужно только отпустить.
— Что тебе нужно от меня? — спрашиваю я, нежно взяв ее своей рукой за подбородок.
Сначала она сомневается, но все же опирается на мое прикосновению. Ее глаза закрыты, когда она отвечает:
— Я не знаю. Я боюсь.
— Ты уже знаешь, не бойся.
Как ее хозяин я несу на себе бремя ее забот.
— Я хочу, чтобы ты была моей рабыней, Катя.
— У меня имеются проблемы.
Она смотрит вдаль в сторону двери, и я понимаю, что происходит у нее в голове. Катя не хочет, чтобы ей воспользовались, и она не знает, сможет ли справиться с этим. Все хорошо. Я могу справиться со всеми ее тревогами. Я должен помнить, что у меня тут имеется очень большое преимущество. И она понятия не имеет, сколько я знаю.
Ее необходимо успокоить, возможно, покормить, и просто поговорить. Я попробую делать все не спеша, хоть и не хочу. Но она явно нуждается в этом.
— Пойдем, — говорю я, беру ее за руку и увожу из игровой комнаты по направлению к обеденному залу.
Сегодня там запланировано шоу. Игры с огнем, на которые, должно быть, любопытно посмотреть. Это не то, с чем играю я, но, тем не менее, это интересно.
— Я должна идти.
При этом она остается стоять на месте, и смотрит на меня, как будто прося разрешения уйти. Она еще не моя. Это до боли очевидно. Но я не собираюсь позволить ей уйти с этим дерьмом.
— Ты никогда не будешь мне лгать снова.
Мой голос жесткий. Она не должна уходить.
Она яростно качает головой и настаивает:
— Я не вру, — ее голос пронизан страхом. — Я действительно должна идти. Я не очень хорошо чувствую себя сейчас.
Ее дыхание наполнено паническими вздохами.
— Это не значит, что тебе нужно идти. Если ты в чем-то нуждаешься, то все, что тебе необходимо сделать, так это просто сказать мне.
Адреналин выплескивается в мою кровь. Я расстроен и зол. Я должен был спланировать все лучше.
— Я не хочу, — честно отвечает она мне, и я глажу пальцем по тыльной стороне ее ладони.
Слишком много, слишком скоро. Я ненавижу Джо Леви в этот момент. Я хотел, чтобы ей было комфортно. Я хотел все сделать медленнее.
Я поцеловал тыльную сторону ее ладошки и кивнул.
— Это было слишком много для тебя, не так ли?
Ее глаза расширяются, и она хочет что-то сказать в ответ, но закрывает рот.
— Вы не понимаете.
Я понимаю. Я, черт побери, все понимаю. Если бы я разыграл все правильно, она бы не чувствовала себя сейчас настолько неуверенно. Я могу это исправить.
— Ты вернешься сюда. Завтра вечером, — даю я ей команду.
Она фокусирует свое внимание на мне. Ее покорность очевидна.
— Если ты, конечно, хочешь продолжить.
— Да, — отвечает Катя глухим голосом.
— Я бы тоже, котенок. Я понимаю, тебе нужно время, чтобы переварить все это. Подумай над этими вещами сегодня и завтра в течение дня. А потом ты вернешься сюда. Я не хочу, чтобы ты возвращалась сюда без ошейника.
Она послушно кивает головой.
— Я это сделаю.
— Ты будешь думать обо мне сегодня вечером, котенок, — шепчу я, наклоняюсь к ней и сжимаю ее немного крепче, — но ты не будешь прикасаться к себе.
Я вижу желание в ее глазах, когда она шепчет:
— Да.
Часть меня хочет расширить ее границы сегодня же вечером. Отвести ее в отдельную комнату и поговорить с ней о ее нуждах. Я смогу убедить ее, что могу обеспечить ее потребности, так же как я знаю, что она может удовлетворить мои.
Но ей необходимо подумать над этим. Мне нужна от нее полная отдача, а без готовности надеть мой ошейник, у меня нет и этого.
Сегодня вечером я напишу для нее список. Мне следует ясно очертить ей четкий набор правил. Катя — человек привычки и стандартного образа жизни, и она желает Хозяина. А это значит, что ей нужны правила.
Это моя ошибка. Но я сделаю все правильно.
Глава 8
Катя
Я ворочаюсь в постели, не в состоянии заснуть, мои соски, мой клитор пульсируют от желания. Низкий стон из-за сексуальной неудовлетворенности слетает с моих губ, пока я скрещиваю свои ноги, пытаясь успокоить непрекращающееся сжимание моих мышц внизу живота. Это преследует меня с тех пор, как я покинула клуб, вместе с воспоминаниями о том, как использовал Айзек мой рот для своего удовольствия.
Черт.
Мне очень понравилось. Мне доставляла удовольствие каждая секунда, проведенная с ним. Быть использованной и выполняя его приказы. Я поворачиваюсь на кровати снова, мое тело блестит от пота. Как здесь чертовски жарко. Не помогает и то, что я сгораю от желания, нахожусь на взводе и готова к очередному взрыву оргазму. Черт, черт, черт. Я жалею о том, что ушла. Мне нужно больше. Я хочу больше. Мне следовало остаться.
Мне так много хотелось сказать Айзеку, столько исследовать. Боже, я хочу его. То, как он подошел и бросил вызов другому Хозяину из-за моего тела, а затем взял меня под контроль так чертовски сексуально. Мою кожу покалывает, пока я вспоминаю решимость Айзека, проявленную ко мне, как он настоял на своем, как заставил меня принять всю его длину.
Мои конечности дрожат, мой клитор пульсирует, пока мою память наводняют воспоминания об огромном члене Айзека, которым я давилась, когда он погрузил свои пальцы в меня. Еще один стон разочарования срывается с моих губ. Это было так чертовски жарко. Айзек все время полностью все контролировал. Это было нереально. Он мгновенно понял, что я хотела. Что мне, твою мать, нужно.
И мне нужно больше. Сейчас.
Я решаю, что должна вернуться, борясь с желанием протянуть руку вниз и дотронуться до моего пульсирующего клитора. Как ему удалось так меня завести? Я не могу ждать. Единственная проблема заключается в том, что я вообще боюсь серьезных отношений. Меня страшит неизвестность. Хотя в клубе, я буду в безопасности.
Я снова ворочаюсь, ощущая разочарование и желая потереться моей киской о постельное белье, чтобы получить хоть какое-то облегчение. Но он сказал мне не делать этого. У меня нет разрешения. Сама мысль заставляет меня дышать спокойнее. Я буду подчиняться ему. Я не буду его разочаровывать.
Не могу забыть, каким мощным и властным он был. Взгляд его глаз за этой маской… полный желания. К моему разочарованию добавляется рев моторов на улице, который я слышу за окном, от проезжающих мимо машин на шоссе. Звуки только мешают моей попытке провалиться в сон, но даже если бы их и не было вовсе, я все равно была бы не в состоянии заснуть. Я так завелась и мне необходимы его прикосновения. Прошло так много времени с тех пор, как я желала чего-то такого. Давно я не испытывала эту потребность.
Но это не то, что обычно не давало мне уснуть — это что-то новенькое. Много ночей я не могла нормально спать, но по совершенно иной причине. Дрожь проходит по моему позвоночнику, и тяжесть давит мне на грудь. Я закрываю глаза и качаю головой, отказываясь возвращаться туда.
Когда еще один импульс отдается в моем клиторе, я стараюсь игнорировать эмоции, угрожающие задушить меня, как душили ночь за ночью до этого. Я слишком взволнована. Ибо возвращая по крупицам свою жизнь назад, я мечтала о таком месте, как Клуб «Х», где могла бы исполнить свои фантазии и сделать себя цельной снова. Я заслуживаю счастья во всех отношениях, включая мои сексуальные потребности, которым я не находила выход. До сегодняшнего дня.
Но он хочет большего. Ошейник. Я хватаю себя за горло, мой пульс учащается, когда я вспоминаю металлическую цепь, натянутую вокруг моей шеи и шипы, больно впивающиеся в кожу.
«Нет», — думаю я и качаю головой, не желая двигаться в эту сторону. Темные воспоминания. Но уже слишком поздно. Я не могу перестать испытывать ощущение удушья от ошейника моего Хозяина, который он использовал для обучения меня. Потребность разгорается в моем теле, несясь по моим венам, в то время как волна страха накрывает меня, и я сажусь в постели вертикально, мое сердце бешено колотится в груди. Горячий пот, покрывавший мою кожу, становится холодным, пока я пытаюсь обрести над собой контроль.
«Айзек не такой», — говорю я сама себе. Он не будет похож на него.
Не должно быть никакого сравнения. Айзек даже отдаленно не походит на него. Ошейник — единственное, что их связывает. И обращение. Хозяин. Я уже чувствую что-то с Айзеком, чего никогда не испытывала с моим предыдущим Хозяином. Уважение. Хотя это трудно понять. В некотором смысле, Айзек напоминает мне Мастера О.
Слезы колют мне глаза, когда я вспоминаю единственного Хозяина, который был добр ко мне. Когда я была рядом с ним, то ощущала себя в безопасности. Он был заботливым, и всегда чувствительным к моим потребностям и желаниям. В некотором смысле, я ненавидела его за то, что он заставлял меня чувствовать себя в безопасности, и потому что хотела, чтобы он забрал меня и сделал своей. Но он этого не сделал. Он обладал властью спасти меня, но и пальцем не пошевелил. Я чувствовала себя преданной из-за того, что он устраивал представление, будто хорошо относится ко мне, когда, в действительности, не заботился обо мне. Никто из них никогда этого не делал.
Я притягиваю колени к груди, инстинктивно оборачивая пальцы вокруг своей лодыжки. Я была настолько наполнена желанием от событий сегодняшнего вечера, что даже забыла покрыть мои лодыжки утяжеленным одеялом. Но мне нужно это сейчас. Я сижу на кровати, и мне кажется, что прошли часы, а, на самом деле, всего лишь несколько минут. Прислушиваюсь к движению машин, проезжающих по улице, мое сердце бьется в груди, и я пытаюсь оттолкнуть от себя мрачные воспоминания.
Все ушло. Все в прошлом. Я имела дело с этими эмоциями и думала, что примирилась с ними.
«Ложь, — шепчет мне темный голос внутри меня. — Ты едва признала их существование».
Я судорожно вдыхаю, отказываясь слушать его, и спокойно зачитываю в своей голове стихотворение «Огонь и лед» (прим пер.стихотворение Роберта Фроста), повторяя его снова и снова. Этому трюку я научилась давным-давно, чтобы уменьшить свое беспокойство.
«Кто говорит, что мир погибнет от огня, а кто — от льда.»
Я закрываю глаза, шепча стихотворение, которое я запомнила, и позволяю успокаивающей размеренности слога заглушить все остальные мысли, пока ритм моего сердца замедляется, и выброс адреналина идет на убыль. Мне просто необходимо попытаться немного поспать.
Вздохнув, я сползаю со своей маленькой кровати, и она издает скрип, встаю босыми ногами на холодный пол и иду к креслу в углу, на котором аккуратно сложенным лежит тяжелое одеяло. Оно с утяжелением и не предназначено для такого использования, но для меня это работает. Я иду обратно к кровати с ним под мышкой, залезаю на нее, затем укладываю знакомый вес бруска на мою левую лодыжку.
Мне это необходимо. Я испытываю необходимость чувствовать вес, как будто это кандалы. Без этого веса я иногда просыпаюсь глубокой ночью, и чувствую себя так же, как ощущала себя раньше. Сразу после того, как убила его и забрала ключи у него из кармана, лихорадочно ища подходящий к замку от чугунных кандалов, которые были на моей ноге в течение четырех лет. Самые глубокие шрамы остались у меня на тонкой коже, покрывающей выступающую кость моей лодыжки. Всякий раз, когда он тащил меня, возвращая на место и заменяя на другом конце цепи свою руку на тяжелый шар, металл разрезал мне кожу. Его это не волновало.
Сказать по правде, я научилась принимать эту боль и сосредотачиваться на ней, а не на том, что он делал со мной.
Я не боялась сильно, но в ту ночь, когда он сказал мне, что отдает меня Хавьеру, и что я должна быть хорошей для него. Я была в ужасе. Он предупредил меня, что мне лучше не вести себя плохо и не заставлять его снова ломать мне руку. Он сказал, что я старею, и ему не нужна рабыня с больной рукой. Я не могла больше терпеть. Что-то внутри меня, наконец-то, сломалось.
Страх не отступал ни на минуту, пока замок не открылся, и вес не был снят с моей лодыжки. Я боялась, что никогда отсюда не выберусь. Что они поймали бы меня и медленно мучили. Этот страх был настолько силен, что чуть не искалечил меня. Если бы мне не удалось вырваться на свободу, я знала, что была бы уже мертва.
Без веса на ноге я склонна посыпаться ночью, чувствуя, как бешено стучит сердце, и страх смерти циркулирует по моей крови, почти удушая меня.
Я ложусь на спину и по-прежнему жду, когда же придет сон, чтобы забрать меня в свои объятия, и мои воспоминания, наконец-то исчезнут. Именно в этой позиции я научилась спать несколько лет назад. Образы Мастера О и Мастера Си продолжают преследовать меня, заставляя ворочаться на кровати. Но, как и много лет назад, я не шевелюсь с весом на лодыжке, который удерживает меня на месте.
Наконец, я закрываю глаза и стараюсь сосредоточиться на Айзеке. Его спокойствии, властности. Его массивном, пульсирующем члене. Мое тело расслабляется, пока образ моего возможного нового Хозяина выталкивает двоих других из моих мыслей. Мое дыхание становится более ровным, я перестаю потеть, и, наконец, погружаюсь в глубокий сон.
Глава 9
Айзек
Гул волнения пульсирует по клубу, в то время как частый ритм басов оживляет все вокруг, заставляя неосмысленно раскачиваться в такт. Свет мерцает в такт знойной музыке, а женщины, раскачивающиеся на качелях в центре комнаты и танцующие в клетках на сцене, покачивают бедрами и крутят волосами, пока их руки соблазнительно путешествуют вдоль их тела.
Пряди в их волосах украшены светящимися в темноте красками разных неоновых оттенков. Обеденный зал переоборудован в танцпол, столы убраны и создано освещение, необходимое для тематического вечера. И на этой стороне клуба темно.
Это предназначается, чтобы позволить определенным людям с заскоками наблюдать за происходящим. Очевидный вуайеризм.
На танцполе находятся несколько пар, и хотя сначала может показаться, что они двигаются в ритм музыки и танцуют, как и другие, но это не так. Женщина с краю толпы приоткрыла губы, пока Дом толкается позади нее. Ее платье лишь слегка приподнято спереди, но я вижу, что она полностью оголена со спины. Грубый смех поднимается в моей груди, наблюдая за тем, как тот вбивается в нее в такт музыки, прижимая ее маленькое тело к своему. У нее остекленели глаза, а шея повернулась в сторону.
Эта комната наполнена грехом.
Четыре женщины свисают с потолка, соблазняя мужчин внизу. Они не работают на клуб, как и женщины в клетках. Они просто сабмиссивы, наслаждающиеся клубной атмосферой. Такие ночи, как сегодня, предоставляют женщинам немного больше пространства для свободы действий, так долго, как позволят их доминанты.
Сегодня я не на дежурстве. Тем не менее, мои глаза сканируют комнату. Я просто жду ее. Моего котенка. Я захватил с собой небольшой пакет с простым белым шелковым платьем, у которого лямки выполнены из тонких золотых цепочек. Я также принес для нее игрушку, которую мне не терпится надеть на нее. Это тонкая золотая цепочка, соответствующая платью. Она будет обернута вокруг ее шеи, но она больше похожа на ожерелье и очень легкая, поэтому ей будет удобно. Лучшей ее особенностью является длинная цепь с зажимом на конце, которая будет проходить между ее грудью, и дальше под платьем до самого низа, где прикрепится к клитору. Зажим не тугой, не болезненный, а при движении и натяжении цепи будет вызывать всплеск удовольствия в ее теле. Я намерен использовать его в качестве механизма подготовки ее сегодня вечером. У меня имеется список правил и требований. Цепь — единственное, что она должна носить вместо ошейника.
Это справедливый компромисс. Я не знаю, что буду делать, если она откажет мне в этой просьбе. Я хочу ее, но мне нужна ее покорность. Ее полное подчинение. Как для ее пользы, так и для моей.
— Полагаю, ты надел на нее ошейник? — глубокий голос справа от меня привлекает мое внимание.
Джо Леви. Меня это бесит. Не потому, что он перешел черту, но ведь мне придется ответить, что я еще не надел ошейник.
— Она не готова, — отвечаю я легко, как будто этот факт не расстраивает меня, ни в коей мере.
— Да? — спрашивает он, его брови поднимаются, и я могу сказать, что он искренне удивлен.
— Она моя.
Меня не волнует, что она без ошейника. Ему лучше не подходить к ней.
— Понял, — быстро реагирует он. — У меня нет намерения посягать…, — он делает глоток виски из стакана в руке, прежде чем добавить, — пока она не проявит желания в отношении меня.
Мои глаза сужаются, глядя на этого человека. Его с иголочки костюм идеально подходит ему. Его широкие плечи подчеркивают традиционность образа. Этого человека окружает аура тьмы, и отягощает тот факт, что я знаю, он — преступник. Джо связан с плохими людьми, с преступниками. Понятия не имею, почему он еще здесь. Конечно, он маскируется. Мы все здесь делаем это. Но тут нет дураков, и это очевидно для любого из большинства мужчин здесь. Только о нескольких из них я не владею информацией. Хотя Джошуа и Госпожа Линн в полной мере отдают себе отчет, кто является их покровителями. Кроме них, некоторые люди в масках даже для меня являются тайной.
Но нет никакой тайны относительно Джо Леви. Его имя засветилось в газете, и по какой-то слепой удаче он никогда не был осужден за преступления, в которых его обвиняли.
Свет от огней распространяется по всему помещению, освещая его маску, когда он поворачивается, чтобы уйти от меня.
— Без обид, я надеюсь? — спрашивает он, положив руку на мое плечо.
— Пока нет, — отвечаю я низким голосом.
Он только усмехается и идет по краю комнаты, ставя свой пустой стакан на серебряный поднос, проводящей мимо официантки. Она натянуто ему улыбается и продолжает движение по своему маршруту вокруг края помещения, избегая массы тел на танцполе.
Я не заинтересован в пребывании здесь. Я просто жду Катю. Как только она зайдет в фойе, я увижу ее с этой позиции. Я наблюдаю со спины за Джо, как тот исчезает в темноте, ища то, зачем пришел.
Ни за что на свете мы не останемся здесь. На самом деле, как только она согласится с правилами, я не намерен держать ее здесь вообще. Я хочу ее в моем доме. В ее комнате. Доступной для меня в любое время.
Где она и должна быть.
Твою мать, я так нуждаюсь в ней. Она нужна мне, чтобы облегчить это напряжение. Люциан позвонил и попросил разобраться с нерешенным делом, о котором следовало позаботиться. Было легко найти преступника, однако при урегулировании ситуации требовалось сделать все, чтобы не нарушить хрупкого равновесия с двумя моими контактами. Сейчас я на краю и ощущаю нужду. Я не могу позволить этому повлиять на нее. Но я чертовски нуждаюсь в ней.
Но сначала Катя должна подчиняться мне. Я знаю, что она боится сделать этот шаг — согласиться, и тогда я все упрощу для нее. Я заберу ее боль и дам новую цель, чтобы заменить прошлое, преследующее ее.
Мои пальцы зудят от желания, еще раз проверить правила. Мои нервы немного успокаиваются, когда я достаю бумагу из кармана.
Я переписывал их несколько раз, обращая особое внимание на формулировку каждой строки.
Правила — это не то, что легко передается от одного раба к другому. Каждый из них отличается от другого, и каждый имеет свои собственные потребности и требования. Катя особенно отличается от всех и чувствительна, поэтому я должен получить ее согласие.
Музыка кажется становится громче, когда я разворачиваю бумагу и читаю каждую строку.
ПРАВИЛА
1. Ты будешь носить мою цепь. Всегда. Как в Клубе, так и вне его с гордостью. Цепь означает мое право собственности на тебя.
2. Ты никому не позволишь дотронуться до нее, а также сама не будешь трогать цепь.
3.Когда мы не находимся вместе, ты напишешь мое имя на одной части тела по моему выбору. Твой наряд и место моего имени на твоем теле будет определяться мной, и будет прислано тебе накануне вечером.
4. Ты останешься со мной, когда будешь в состоянии сделать этот шаг. Условия могут быть обсуждены.
5. Ты будешь служить, повиноваться и угождать своему Хозяину. И никогда не будешь проявлять неуважения по отношению к своему Хозяину.
6. Ты будешь поклоняться моему телу, а я буду поклоняться твоему взамен.
7. Чтобы получить удовольствие, ты должна заслужить его.
8. Ты будешь доверять мне во всем.
9.Ты не будешь стесняться, отвечая на мои вопросы, и будешь конкретной в своей речи.
10. Ты будешь благодарить меня за дисциплину (прим.пер.Ограничение поведения подчиняющегося партнера за счет соблюдения правил, устанавливаемых подчиняющим партнером) и наказания, которые ты заслужишь.
11. Ты всегда будешь подчиняться твоему Хозяину.
12. Все твои решения будут основаны на том, порадуют они меня или нет.
13.Твои глаза никогда не должны быть опущены вниз, и твоя голова никогда не должна быть склонена. Ты представляешь меня и будешь требовать уважения.
14. Ты будешь держать свои половые органы побритыми, и никогда не будешь носить нижнее белье. В моем присутствие твое влагалище и попа будут доступны для меня в любое время. Так же как и рот.
15.Все твои тревоги и страхи ложатся бременем на твоего Хозяина.
16. Ты без колебаний подчиняешься своему Хозяину.
17. Ты будешь всегда готова угодить своему Хозяину.
18. Ты мое величайшее сокровище, и твое доверие ко мне не будет приниматься как само собой разумеющееся.
19. Ты никогда не будешь достигать оргазма, пока не получишь моего разрешения. Если ты это сделаешь, то будешь быстро и сурово наказана. Для моего собственного удовольствия.
20. При помощи дисциплины и поощрений ты научишься вести себя правильно и станешь лучшим рабом для своего Хозяина.
21. Ты имеешь право предложить варианты дальнейшего обучения или твоих предпочтений с той оговоркой, что они выносятся на рассмотрение твоего Хозяина надлежащим образом.
22.Ты всегда должна реагировать как физически, так и словесно на все, что я хочу сделать с тобой. Твои реакции важны для меня, и ты не будешь ничего скрывать.
23. Если ты решишься быть отмеченной своим Хозяином, ты никогда не будешь напрягать свое тело, когда будешь отшлепана плетью, наказана ударами трости, стека, паддла, ремня, рукой, а также это касается анального или вагинального полового акта. Я хочу видеть твою извивающую плоть, и когда ты напрягаешь тело, то боль будет сильнее. Ты будешь с гордостью носить отметины, сделанные мной.
24. Я не буду делить тебя ни с кем, и ты не будешь предлагать себя сексуально, в любом случае, кому-либо еще.
25. В моем рабстве ты будешь обеспечена свободой. В подчинении ты познаешь свою истинную сущность.
Эти правила являются специфическими для нужд Кати. Я понимаю, что это довольно быстро для нее, но я не заинтересован в другого вида отношениях с ней. Это единственный тип отношений, которые я способен дать. И это то, в чем она отчаянно нуждается. Со временем она это поймет.
У меня готов контракт на подпись Кате. В него также включены Правила, но я желаю, чтобы она ознакомилась с ними. Таким образом, она могла бы увидеть, что именно я хочу от нее. Контракты для Мастеров и Доминантов в Клубе «Х» не редкость. Мы мужчины властные и богатые. Нам нужны контракты на все. Хотя это больше ради нее, чем ради меня.
Пока я складываю листок в руках, готовясь положить его обратно в карман, мои глаза сосредотачиваются на Кате, идущей ко мне. Ее бедра плавно покачиваются, и клянусь, я могу услышать, как ее каблучки стучат по полу, пока ее глаза смотрят на что-то позади меня. Мое дыхание замедляется, когда она замечает меня и останавливается. У нее перехватывает дыхание, она опускает глаза вниз, и медленно опускается на пол, садясь на колени, ожидая меня.
Подчиняясь мне.
Глава 10
Катя
Мое сердце устраивает гонки в груди, когда я прижимаюсь щекой к полу, басы клубной музыки отдаются в моем теле. Пока лежу в позе подчинения, чувствую, что несколько человек ходят вокруг меня, и это заставляет покалывать кожу на моей шее. Они наблюдают, практически насмехаясь надо мной. Но я не осмеливаюсь двигаться. Я не принадлежу им, и останусь так, пока Хозяин не скажет мне, что я могу двигаться. Делать что-либо другое означало бы проявить неуважение. Он увидел, что я пришла. Я знаю это. Когда его глаза встретились с моими, я почувствовала тот же шок, тот же трепет, что я испытала вчера.
Мое сердце колотится в унисон с тяжелым ритмом музыки, мои конечности дрожат от нетерпения. Не могу дождаться, чтобы служить ему. Угодить ему.
Надеюсь, он не заставит меня долго ждать. Я чувствую себя неуверенно без его ошейника, без его знака на мне.
Я готова дать ему большее. Я дрожу, пока ожидаю, когда он подойдет ко мне, я сосредоточена на чувстве недовольства, которое он должен испытывать из-за того, что я не подчинилась ему вчера. Мое сердце замирает, так как я задаюсь вопросом, что если он злится и не захочет меня сегодня? Это может быть его первое наказание, его первый урок для меня.
Но он сказал мне прийти. Я так и сделала. И я буду повиноваться. Я сделаю все, что он захочет от меня, чтобы угодить ему. Даже если он не захочет меня сегодня вечером, я сделаю так, как он скажет. Я нуждаюсь в нем. Я желаю видеть его своим Хозяином. И я сделаю все, чтобы показать ему, что готова быть покорной.
Мои глаза открываются, а тело напрягается, когда его сильная рука ложиться на мой затылок, посылая разряд тока вниз по моей шее и спине.
— Посмотри на меня, котенок, — рычит он глубоким голосом, перекрывая басы играющей музыки.
Моя грудь вздымается, и я смотрю в эти великолепные зеленые глаза, когда его полные губы касаются моих, и он проводит по ним своим языком. Я углубляю поцелуй, наслаждаясь его обладанием мной. Он отстраняется прежде, чем мне было бы достаточно, оставляя меня бездыханной. Я мгновенно жажду его губы снова на моих, но ничего не говорю. Я возьму то, что он хочет мне дать.
— Ты помнишь мое имя? — спрашивает он после того, как поднимает меня с пола и удерживает от падения.
— Айзек, — отвечаю я сразу же, почти задыхаясь.
Мое сердце замирает из-за вспышки разочарования в его глазах. Черт! Он хотел, чтобы я сказала Хозяин. Ну, не глупая ли я? Я уже разочаровала его. Беспокойство растекается по моей груди, во мне поднимаются сомнения. Может быть, я никогда не была хорошей рабыней, и в конечном итоге это окажется большим разочарованием, оставив меня с разбитым сердцем.
Айзек кладет свою руку на мою спину и удерживает мой подбородок, привлекая тем самым мое внимание к своему лицу в маске.
— О чем ты думаешь? — его тон суров, и я чувствую его раздражение.
Я все испортила.
— Я плохая рабыня для вас, — говорю я тихо, мой голос почти ломается, а тело дрожит. Я боюсь отказа.
Я чувствую жар и уязвимость. Волнения нет, а страх очень даже присутствует.
Айзек сжимает мой подбородок, и слова слетают с его губ властно, но мягко.
— Ты идеальна для меня. И я не позволю тебе думать иначе. Ты понимаешь?
— Да, — послушно отвечаю я, и у меня почти срывается с губ слово. Хозяин.
Я так сильно его хочу, но не могу заставить себя произнести это слово. Так долго это право принадлежало кому-то другому. Тому, кто не заслуживал этого.
Он изучает меня пару мгновений, его зеленые глаза исследуют мое лицо, прежде чем он кивает и ведет меня по коридору в зал.
Мне следует удержать свою челюсть от падения, когда мы входим в большой зал.
Атмосфера в клубе сегодня так сильно отличатся от той, что была вчера.
Сегодня вечером плотные шторы на сцене открыты, с потолка свисают позолоченные клетки с полуголыми танцующими женщинами. В каждой клетке находится женщина, одетая в красивые наряды, как и накануне, некоторые из них даже связанные, крутящиеся, извивающиеся и танцующие на нескольких метрах пространства пола клеток.
Некоторые женщины даже мастурбирую, их крики и стоны накладываются на мягкие удары ритмично играющей музыки, в то время как властные мужчины наблюдают за ними из-за столов снизу. Мои глаза расширились, и мое сердце бьется быстрее от осознания, но у меня не получается восхищаться невероятной сценой, разыгрывающейся передо мной, так как Айзек продолжает движение через зал и по коридору мимо игровой комнаты.
Мое сердце начинает бешено мчаться, пока я следую за ним. Он ведет меня в темницу? Чувство паники овладевает мной, и я чуть отстраняюсь. Я останавливаюсь на мгновение, практически задыхаясь, но несусь вперед, как только Айзек приподнимает бровь на меня. Я буду ему подчиняться.
Положа руку на горло, я пытаюсь успокоить свой бешеный пульс и хаотичные эмоции. Не знаю, смогу ли я справиться сейчас с темницей, но готова принять любое наказание, которое Айзек сочтет необходимым. Если он возьмет меня там, то это во имя благих намерений. Я должна верить в это. Доверие и подчинение являются ключом для этих отношений. Я должна повиноваться, даже когда не хочу, довериться, даже если у меня имеются сомнения.
Мы доходим до другого длинного коридора, который тускло освещен с оттенками темно-красного. Я с трудом могу видеть и придвигаюсь ближе к Айзеку, пока он ведет меня по темному коридору. В начале и в конце коридора стоят мужчины в костюмах, которые выглядят, как представители чертовой секретной службы, охраняющие двери, которые мы проходим.
Я чувствую на себе их взгляды, когда мы проходим мимо, и дрожь проходит по моему позвоночнику, но я смотрю вперед прямо перед собой. Мы достигаем больших двойных дверей, рядом с которыми в конце коридора стоит один охранник. Он кивает Айзеку, и мои щеки горят, когда он обращает свой взгляд на меня. Я не опускаю голову, так как мне нечего стыдиться. Я понимаю, это могло бы рассердить Айзека. Я знаю, он хочет, чтобы я гордилась тем, что он взял меня в качестве рабыни.
Айзек осторожно толкает двойные двери, и они легко распахиваются, открывая взору комнату внутри. У меня перехватывает дыхание, когда я вступаю в чистую роскошь. Шикарная комната залита потрясающими нейтральными оттенками серого и сиреневого. Даже потолок роскошен и задрапирован панелями из темно-серой шелковой ткани и украшен великолепной хрустальной люстрой с пузырями. По середине комнаты на плюшевом лохматом сером ковре стоит широченная кровать размером с Калифорнию с бархатными серыми подушками и соответствующим шелковым ворсовым одеялом. Изголовье кровати также покрыто серым бархатом и поднимается вплоть до потолка, так, что у меня захватывает дух.
Это абсолютно сногсшибательно. Я никогда не видела ничего похожего на эту кровать. Или эту комнату. Две стеклянные тумбочки находятся по обе стороны от кровати, а вращающееся кресло находится слева. На стенах размещена абстрактная живопись и имеется стеклянная дверь, которая ведет куда-то в темноту. Но самое захватывающее здесь — это великолепный стеклянный шкаф, наполненный хлыстами, цепями и другими инструментами и игрушками, предназначенными как для наказания, так и для поощрения. Моя кожа разгорается от желания.
Айзек закрывает за нами двойные двери, и комната погружается в тишину. Слабый ритм музыки мгновенно исчезает. Мою кожу покалывает, пока я жду его команды, сердце как бешеное колотится в груди. Но он молчит. Вместо этого, он хватает меня за руку и ведет к кровати, призывая меня сесть. Мое сердце бьется быстрее и быстрее с каждой секундой. Где-то в смешении трепета и моего желания затаился страх. Но я здесь в безопасности. Я доверяю Госпоже Линн. В этом клубе мне нечего опасаться.
Бархатная кровать издает небольшой скрип, когда я своим весом опускаюсь на нее, и я почти издаю стон, когда мягкая ласка соблазнительного материала касается моего зада. Я втягиваю воздух в легкие, пока Айзек продолжает стоять, а мои глаза смотрят на его большую выпуклость в брюках. Мой рот наполняется слюной, когда я вспоминаю, как его массивный член входил в мое горло, и мое влагалище нагревается от необходимости, мои соски становятся твердыми, как чертов камень. Айзек смотрит мне в глаза, забавляясь.
Он должен понимать, как я голодна, как сильно хочу его. Надеюсь, он знает, что за этим кроется нечто большее. Я желаю угодить ему. Плохо. Я жду, чтобы он дал мне команду, разочарование растекается по меня, когда он подходит к краю кровати и наклоняется. Он возвращается с красивым мешком с атласными ручками в руках и ставит его рядом со мной. Я подавляю желание заглянуть в него. Помня, что он хочет, чтобы я смотрела только на него, и всегда уделяла бы полное внимание только ему. Мне нужно сначала получить разрешение. Всегда.
— Можно? — спрашиваю я, глядя на него вопросительно.
Он внимательно смотрит на меня своими красивыми зелеными глазами.
— Да.
— Я скучала по вашему прикосновению, — ляпаю я.
Не знаю, почему эти слова сорвались у меня с губ, и я тут же ненавижу этот момент. Это те же самые слова, что мне говорил Мастер Си. Мысль об этом заставляет мою кровь застыть, и мне приходится приложить усилие, чтобы не показать отвращение к себе самой.
Сильная рука Айзека охватывает заднюю часть моей шеи и затылок, наклоняется, прижимаясь своими губами к моим. Я растворяюсь в нем, потрясенная напором его властных губ. Этот страстный поцелуй заставляет меня забыть боль, вызванную воспоминаниями о прошлом. В тот момент, когда я думаю, что поцелуй приведет к чему-то большем, Айзек отрывается, упираясь свои лбом в мой.
Я глотаю разочарование, которое следует от понимания того, что должна принять то, что он дает, даже если это не совсем то, что хочу я.
— Ты думаешь обо мне и только мне, когда я с тобой, — говорит Айзек твердо. — Меня не волнует, что у тебя на уме. Только я имею значение. Только угождение мне имеет значение. К черту всех остальных. Я ясно выразился?
Мое сердце чуть не выпрыгивает из груди. Он прав. Он единственное, что имеет значение. Мне лучше знать. Но я боюсь, что продолжу его разочаровывать.
— Да, Хозяин, — произношу я.
Шок проходит через меня, как только я произношу эти слова. Я не планировала употреблять их, и не знаю, готова ли я к этому. Но теперь уже поздно.
Без предупреждения Айзек проталкивает свои руки между моих ног и грубо задирает платье, толкая меня спиной на кровать. Я падаю на бархатные подушки, голова находится на опасно близком расстоянии от изголовья, в это же время Айзек раскрывает мою блестящие от влаги половые губы и безжалостно засовывает свои пальцы внутрь меня, заставляя меня ахнуть.
— Скажи это еще раз, — требует Айзек хриплым голосом, наполненным властностью и желанием.
Я выгибаю спину, мои стенки сжимаются вокруг его пальцев, хлюпающие звуки заполняют мои уши, когда он двигает пальцами во мне, как сумасшедший, заставляя сжать мои бедра с его пальцами, находящимися внутри меня, от возбуждения. Мое тело воспламеняется от страсти и удовольствия. Мои конечности напрягаются от надвигающегося оргазма.
— Хозяин, — кричу я, мой голос наполнен ноющим желанием. Я уже близка к кульминации, мой низ горит, как в чертовой печи, живот скручивается в тугой узел.
Айзек явно доволен моим послушанием, и набирает темп своих наказывающих пальцев, целуя мой подбородок. Его сильное тело, лежащее на мне, заставляет меня быть живой и взять то, что он дает мне. Я краснею, думая, что охранник снаружи должно быть слышит звуки моего удовольствия, но мне плевать.
— Хорошая девочка, кончи свободно.
Его грубый голос посылает дрожь желания по всему моему телу.
— Кончи для своего Хозяина.
Айзек опускает голову и прикусывает мои затвердевшие соски с жалящей силой, пока продолжает атаковать мое влагалище. Это больше, чем я могу вынести. Это отправляет меня за край и вознаграждает освобождением.
Запрокинув голову, я кричу, пока тысячи ударных волн взрываются в моем теле. Мои конечности дрожат с каждым спазмом мышц влагалища вокруг его пальцев. Мое дыхание останавливается, а мое тело чувствуется парализованным от интенсивности. Когда все заканчивается, и он, наконец, отстраняется от меня, я лежу без движения, ожидая его приказаний. Я откидываюсь на кровать, лежа безвольно и с дрожью втягивая воздух в легкие, пока Айзек направляется к шкафу, где аккуратной стопочкой сложены небольшие полотенца для рук. Он улыбается, глядя на меня сверху вниз, когда начинает аккуратно вытирать между моих бедер, грубой текстурой полотенца посылая остаточные волны удовольствия по моему телу, впрочем, влажные пятна заметны по всей кровати.
Как только он заканчивает, то отбрасывает полотенце в сторону и садится рядом со мной, гладя меня по волосам и успокаивая.
Через мгновение он шепчет:
— Я предпочел бы быть не здесь, котенок.
Мой пульс ускоряется от страха. Я что-то сделала неправильно?
— Я не понимаю.
Он поднимает меня, усаживая на свои колени, успокаивая. Я устала и слегка прислоняюсь к нему, хотя пристально слежу за его реакцией, в случае если это не то, что он хочет.
— Я желаю, чтобы ты была в моем доме, — уточняет Айзек, наполняя меня незначительным облегчением. — У меня приготовлена для тебя комната. Но мне необходимо твое полное подчинение.
Айзек лезет в карман и достает из него сложенную бумагу.
— Ты должна прочитать это сейчас и сказать, находишь ли ты их приемлемыми, чтобы следовать им.
Что это?
Мое сердце начинает бешено биться, я медленно беру сложенный лист бумаги у него из рук и открываю его. Мои глаза жадно пожирают каждое слово на аккуратно смятом документе.
ПРАВИЛА
1. Ты будешь носить мою цепь. Всегда. Как в Клубе, так и вне его с гордостью. Цепь означает мое право собственности на тебя.
2. Ты никому не позволишь дотронуться до нее, а также сама не будешь трогать цепь.
3.Когда мы не находимся вместе, ты напишешь мое имя на одной части тела по моему выбору. Твой наряд и место моего имени на твоем теле будет определяться мной, и будет прислано тебе накануне вечером.
4. Ты останешься со мной, когда будешь в состоянии сделать этот шаг. Условия могут быть обсуждены.
5. Ты будешь служить, повиноваться и угождать своему Хозяину. И никогда не будешь проявлять неуважения по отношению к своему Хозяину.
6. Ты будешь поклоняться моему телу, а я буду поклоняться твоему взамен.
7. Чтобы получить удовольствие, ты должна заслужить его.
8. Ты будешь доверять мне во всем.
9.Ты не будешь стесняться, отвечая на мои вопросы, и будешь конкретной в своей речи.
10. Ты будешь благодарить меня за дисциплину (прим.пер.Ограничение поведения подчиняющегося партнера за счет соблюдения правил, устанавливаемых подчиняющим партнером) и наказания, которые ты заслужишь.
11. Ты всегда будешь подчиняться твоему Хозяину.
12. Все твои решения будут основаны на том, порадуют они меня или нет.
13.Твои глаза никогда не должны быть опущены вниз, и твоя голова никогда не должна быть склонена. Ты представляешь меня и будешь требовать уважения.
14. Ты будешь держать свои половые органы побритыми, и никогда не будешь носить нижнее белье. В моем присутствие твое влагалище и попа будут доступны для меня в любое время. Так же как и рот.
15.Все твои тревоги и страхи ложатся бременем на твоего Хозяина.
16. Ты без колебаний подчиняешься своему Хозяину.
17. Ты будешь всегда готова угодить своему Хозяину.
18. Ты мое величайшее сокровище, и твое доверие ко мне не будет приниматься как само собой разумеющееся.
19. Ты никогда не будешь достигать оргазма, пока не получишь моего разрешения. Если ты это сделаешь, то будешь быстро и сурово наказана. Для моего собственного удовольствия.
20. При помощи дисциплины и поощрений ты научишься вести себя правильно и станешь лучшим рабом для своего Хозяина.
21. Ты имеешь право предложить варианты дальнейшего обучения или твоих предпочтений с той оговоркой, что они выносятся на рассмотрение твоего Хозяина надлежащим образом.
22.Ты всегда должна реагировать как физически, так и словесно на все, что я хочу сделать с тобой. Твои реакции важны для меня, и ты не будешь ничего скрывать.
23. Если ты решишься быть отмеченной своим Хозяином, ты никогда не будешь напрягать свое тело, когда будешь отшлепана плетью, наказана ударами трости, стека, паддла, ремня, рукой, а также это касается анального или вагинального полового акта. Я хочу видеть твою извивающую плоть, и когда ты напрягаешь тело, то боль будет сильнее. Ты будешь с гордостью носить отметины, сделанные мной.
24. Я не буду делить тебя ни с кем, и ты не будешь предлагать себя сексуально, в любом случае, кому-либо еще.
25. В моем рабстве ты будешь обеспечена свободой. В подчинении ты познаешь свою истинную сущность.
Слова выжигаются в моей памяти, пока я перевожу взгляд с бумаги на Айзека. Я ожидала, что будут некоторые правила и с ними легко согласиться, но я не ожидала, что список будет таким длинным. Насколько я могу судить, существует только одно правило. Повинуйся своему Хозяину. Я опускаю взгляд на бумагу и тщательно просматриваю каждый пункт очень внимательно.
Айзек смотрит на меня, его зеленые глаза впиваются в меня с напряжением, как будто он ждет, что я запротестую.
— Пойми, что единственные отношения, которые я хочу с тобой, — это следование этим правилам. Некоторые пункты могут быть предметом переговоров, а некоторые — нет.
Неосознанно я поднимаю руку к горлу, а мои пальцы скользят по моим шрамам. Все это кажется таким реальным. Я пытаюсь сглотнуть, но комок растет в моем горле, это больно и грозит задушить меня.
Следующие слова Айзека заставляют мою кровь превратиться в лед.
— У меня имеется контракт к тебе на подпись.
Я уже так много подписала, но знаю, что этот будет отличаться. Тот, где я соглашаюсь стать его рабыней. Это не будет просто вещью, которую я смогу сделать так, как пожелаю. Приходя в клуб, я хочу играть.
Мое сердце замирает, пока тревога накрывает меня. Я хочу этого. Я понимаю, что делаю... но не знаю, смогу ли позволить это себе. Я открываю рот, чтобы сказать, но слова не выходят. Я не предполагала, что это произойдет так быстро.
— Ты можешь уйти в любое время, не опасаясь потерять меня как своего Хозяина.
Айзек нежно кладет руку на мое бедро, пока документ подрагивает в моей руке.
Я хочу найти утешение в его словах, но это сложно.
— Я была рабыней до этого, — говорю я почти шепотом.
Айзек кивает.
— Я знаю, что ты в каком-то смысле прошла обучение, но у меня другие вкусы и предпочтения. Думаю, что тебе это должно быть ясно из некоторых правил.
— Да, — отвечаю я.
Я, конечно, никогда не могла без сгибания головы в поклоне смотреть на того, другого моего Хозяина. Я не имела права глядеть ему в глаза без разрешения. Я познала те правила на своей шкуре. Они никогда не были написаны на бумаге, ничего подобного не было. Я была не в состоянии требовать уважения от других, и вынуждена вести себя так, словно была пустым местом. Потому что я была никем. Мне трудно дышать, когда я сравниваю этих двоих. Айзек не такой, как мой предыдущий Хозяин. Стыд и вина накрывают мое тело. Воспоминания о том, через что я прошла, поглощают меня, холод и страх завладевают мной.
— Я не могу, — вырывается из меня, я резко встаю и почти падаю с кровати.
Мне необходимо выбраться отсюда. Я чувствую головокружение и мне нужен воздух. Я не могу дышать.
Айзек кладет руку на мое плечо, а другую — на мое бедро, поддерживая меня и удерживая от падения. Он может сказать, что я не в порядке, и он не давит на меня. Я благодарна ему за это.
— Шшш, ты со мной, котенок, — утихомиривает он меня, успокаивая, но я все еще не могу дышать.
— Ванная, пожалуйста.
— Конечно, — говорит он и выводит меня из комнаты.
Мужчины смотрят на нас, пока он ведет меня в отдельную ванную комнату в зале. Я цепляюсь за его руки, когда он пытается оставить меня, я не готова его отпустить.
— Я здесь. Я буду здесь, когда ты вернешься. Обещаю тебе, все в порядке.
Медленно я отхожу от него в сторону и сосредотачиваюсь на стуке моих каблуков по кафельному полу, одновременно стараясь восстановить дыхание.
Зайдя внутрь комнаты, я облокачиваюсь на раковину, склоняя голову, мой разум пытается справиться с паникой.
Постепенно шум крови в ушах сменяется глухим гулом музыки, которую я слышала, когда вошла в клуб. Я здесь в безопасности. Я в безопасности.
Я шепотом повторяю слова стихотворения «Огонь и лед» снова и снова. Медленно мой пульс восстанавливается, зрение становится более четким. Я моргаю, чтобы избавиться от вспышек воспоминаний, и смотрю на женщину, глядящую на меня в зеркале.
Я сильная. Я здорова. Я исцелена.
Исцелена ли? Не знаю. Я больше ничего не знаю. Не уверена ни в чем. Резко втягивая в легкие воздух, я включаю кран, позволяя прохладной воде омыть мою разгоряченную кожу, и начинаю жадно ее пить, чтобы успокоить мое сухое, болезненное горло. Я подскакиваю от звука открывающейся двери, но также быстро я расслабляюсь, когда Госпожа Линн входит в комнату. Ее яркие красные туфли на каблуках стучат по полу.
Она направляется прямо ко мне, ее глаза расширены от беспокойства.
— С тобой все в порядке, Катя? — мягко спрашивает она меня, кладя руку на мое плечо.
Я выключаю кран, концентрируясь на звуке. Моя нижняя губа дрожит, но я честно отвечаю ей:
— Я не знаю…. Я пытаюсь.
Я выпускаю судорожный выдох, чувствуя, как слезы подступают к глазам, жаля их. Я не заплачу.
— Трудно отпустить и поверить, что все будет хорошо.
Несмотря на мое замешательство, я знаю, что все еще хочу Айзека в качестве Хозяина. Его всего. Но не могу предоставить ему столько власти и контроля так скоро. Я не могу сделать это. Не буду. Я просто беспокоюсь, что он не сможет дождаться меня, ведь он может подумать, что я слишком сломлена, чтобы меня можно было починить. Но я не буду этого делать. Пока нет.
— Это все из-за твоего Хозяина? — спрашивает он меня. — Он вообще твой Хозяин?
— Не знаю, — я снова отвечаю честно, и мне больно, так как я понимаю, что он не мой Хозяин.
Хозяину необходим контроль во всем.
— Нет, он не мой Хозяин.
— Но ты хочешь, чтобы он им был? — спрашивает она в успокаивающей манере.
— Да, — отвечаю я быстро. — Хотя боюсь, что не смогу подчиниться прямо сейчас.
Я должна закрыть глаза и отодвинуть эмоции. Я знаю, что не могу полностью подчиниться ему, даже если хочу его. Я желаю его в качестве моего Хозяина. Но сейчас просто не могу.
— И ты боишься, что он не станет ждать тебя?
Я киваю головой, смахивая предательские слезы на моих горящих щеках, когда шепчу сдавленным голосом.
— Да.
Госпожа Линн смотрит на меня с прохладным сочувствием, в то время как ее слова вытаскивают меня из моей задумчивости.
— Что-то мне подсказывает, что он сделает все, чтобы обладать тобой, Катя. Так что не стоит недооценивать власть, которую ты имеешь в этих отношениях.
Она гладит рукой по моей спине, пока я пытаюсь взять себя в руки.
— Будь с ним честна, и то, что ты хочешь, придет к тебе. Обещаю.
Она позволяет ее словам повиснуть в воздухе, прежде чем оставить меня наедине со своими мыслями.
Боже, я надеюсь, она права.
Глава 11
Айзек
Я не могу позволить ей уйти вот так. Я запускаю руки в волосы, расхаживая в зале снаружи женского туалета. Я понимаю, что это много для нее. Знаю. Но мне необходимо, чтобы она приняла окончательное решение, и я мог бы начать свое обучение и помочь ей.
Я совсем без сил. Я воспринимаю это всерьез. Мне нужно ее согласие. Может быть, я прошу слишком много? Но я не понимаю, как такое может быть. Она говорит, что хочет этого, и я знаю, что она нуждается в этом.
Госпожа Линн выходит первой, и я замираю.
— Я в курсе, что ты сделал, — говорит она, и я знаю, что она почти произносит мое имя, но кто-то проходит позади нас, переключая ее внимание и напоминания, где мы находимся. — Ты должен быть нежным.
Я смотрю на нее, и моя кровь закипает от гнева.
— Она не твоя забота.
— Поправочка. Она еще и не твоя забота, — она делает шаг ближе, понижая голос. — Возможно, стоит попробовать иной подход?
Она выгибает бровь, как будто я упускаю что-то очевидное.
— Ты знаешь, я не страдаю деликатным подходом, — говорю я себе под нос.
Я понимаю, что запарываю все это с королевским размахом. Но как? У меня нет ни малейшего представления. Мне только нужно ее согласие, и тогда все станет намного проще.
— Может быть, стоит поначалу показать ей, каково это. Дать ей попробовать, постепенно подготовить к этому.
Подготовить ее к этому. Как я, твою мать, должен это сделать?
Ее слова еще отдаются в моей голове, когда дверь ванной комнаты открывается, и мой котенок выходит оттуда со сжатыми кулачками и опущенной головой, печальный взгляд запечатлен на ее лице.
— Подумай об этом, — тихо говорит Госпожа Линн, прежде чем уходит, оставив меня один на один с теми советами, которые удосужилась мне предложить.
— Катя?
Я закрываю пространство между нами, ожидая, что она посмотрит на меня. Когда она это делает, мое сердце разрывается из-за нее.
— Прости, Айзек…
Я прикладываю пальцы к ее губам. Она мгновенно замолкает, ее печальные глаза расширяются, дыхание становится прерывистым.
— Не нужно извиняться. Ты не сделала ничего плохого. Я недоволен только собой.
Я убираю руку и оставляю целомудренный поцелуй на ее губах, а затем на шее, взяв ее маленькую ручку в свою.
Я переворачиваю ее ладошку и целую на ней место, где бьется пульс.
— Мне нужно, чтобы ты вернулась и поговорила со мной. Я должен знать, что ты думаешь по поводу предложенных мной правил, котенок.
Я смотрю ей в глаза и нежно потираю ее запястье сильными успокаивающими движениями подушечками моих больших пальцев.
— Да, Хозяин.
Мне очень хочется улыбнуться, но я не позволяю себе этого, пока не выясню, что буду делать с ней.
Когда я веду ее обратно в комнату, то молчу. Я погружен в свои мысли. Не хочу торопиться. Не желаю позволить ей возвратиться к себе домой и оставаться там без меня по вечерам. У меня есть потребности, но, что важнее, ее мучают ночные кошмары. Я должен стать ее Хозяином, но какой смысл быть им, если я позволю ей пройти через все это в одиночку?
Я не могу. Мне только необходимо, чтобы она осознала это.
Я открываю дверь, игнорируя тот факт, что мои люди стоят за пределами комнаты. Дверь открывается с громким щелчком, и я кое-что понимаю.
Она не может знать этого, потому что не понимает, что значит настоящий Хозяин.
Она только познала обидчика в образе Хозяина.
Я закрываю дверь, чувствуя в себе новые силы.
— Иди сюда, котенок, — говорю я, присаживаясь на край кровати и поглаживая место рядом с собой.
Она послушно подчиняется, положив ладони на свои бедра. Я покажу ей, чего стоит настоящий Хозяин.
— Некоторые вещи ты делаешь прекрасно, Катя, — хвалю я ее. — Как это, — я накрываю своей рукой ее. — Ты знаешь, как стоять на коленях и кланяться, и как ты решаешь, сидеть тебе или стоять, ожидая моего появления.
Она смотрит мне в глаза, но в нежной, светло-голубой глубине отражается неимоверная печаль и застенчивость.
— Ты сама научилась? — спрашиваю я ее.
— Нет, — отвечает она слабым голосом. — У меня был Хозяин.
— Только один?
— Он делился мной, поэтому у меня было много Хозяев.
Хотя она по-прежнему не двигается и смотрит только на меня, но ее тело напрягается, а глаза тускнеют. Нам необходимо пройти через это, но мне ненавистно, что такое происходит именно сейчас. Без моего ошейника, и с большой вероятностью того, что она может покинуть меня, так как у нее нет обязательств передо мной. Хотя я могу сделать это помягче.
— Тебе понравилось, что тобой делились?
— Нет, — отвечает она, и ее дыхание изменяется от страха.
Я спешу успокоить ее тревоги.
— Это меня радует. Я не делюсь с другими.
Я слегка улыбаюсь ей и осторожно поглаживаю шею.
На мгновение она прикрывает глаза, пока я сильными успокаивающими движениями поглаживаю пальцами низ ее шеи и плечи. Она напряжена, ее мышцы чрезвычайно жесткие.
— Эти следы оставил твой Хозяин? — спрашиваю я ее вскользь.
Иногда некоторые из пар Хозяин/раб предпочитают постоянные отметины на теле. Но я уже знаю, что это точно не выбор Кати.
— Только некоторые из них, остальные были оставлены другим человеком.
То, как она произносит эти слова, заставляют холодку пробежать по моему телу вниз. Я догадываюсь, какого человека она имеет в виду. Я уже попытался установить его местонахождение и нескольких других, в случае, если не смогу найти его сам.
Я разминаю ей плечи, ненавидя, что именно я вызываю эти воспоминания.
— Мне не нравится оставлять постоянные знаки, — говорю я спокойно.
Я хочу отметить ее, дать ей боль, но только для того, чтобы усилить ее удовольствие. Не таким образом.
— Было ли это наказанием или удовольствием? — спрашиваю я ее.
— Мое наказание, и их удовольствие.
Я останавливаюсь от ее признания.
— Твоему Хозяину нравилось твое наказание? — делаю я паузу для эффекта и продолжаю массировать ей плечи, пока спокойно говорю. — Я не знаю Хозяина, который бы наслаждался наказанием. Это должно идти рука об руку с разочарованием, — я оставляю поцелуй на ее шее. — Полагаю, этот Хозяин был плох для тебя.
— Да.
— Я хочу быть хорошим для тебя.
Она поднимает свои глаза к моим, в ее взгляде промелькивает искра желания, разрушая негативную атмосферу, сложившуюся от нашего разговора.
— Были ли правила, которые он давал тебе, похожие на мои? — я снова протягиваю ей листок бумаги, чтобы она прочитала их. — Я могу внести изменения, если захочешь.
Она медленно раскрывает список, разглаживая его на коленях, и внимательно читает каждую строчку. Ее губы шевелятся, молча повторяя строчки текста.
— Он не давал мне правил, похожие на эти. Я должна была подчиняться ему все время.
— И что ты думаешь об этом? Поскольку, разумеется, его команды должны были быть для твоей же пользы и безопасности. Думаю, что это присуще отношениям Хозяин/раб, — я следую пальцем по ее шрамам, и продолжаю. — Но, очевидно, некоторые аспекты твоего благополучия игнорировались, и это очень плохо.
Она медленно кивает головой, откашливается и шелестит бумагой в руках.
— Это отношения не были хорошими, нет.
— Как по мне, так это вовсе не похоже, чтобы он был Хозяином.
Это привлекает ее внимание.
— Насилие и жестокое обращение не должны допускаться, ни при каких обстоятельствах.
Я глажу своими руками ее руки, нежно лаская ее кожу и целую в шею.
— Все, что мы делаем, будем по взаимному согласию. Каждая часть подготовки будет изложена для тебя с известными тебе последствиями и наградами.
Она молчит, но ее глаза широко раскрыты и сосредоточены на мне.
— Ты ищешь такие отношения Хозяин/раб? — спрашиваю я ее, вглядываясь в ее светло-голубые глаза.
— Да, — тихо отвечает она.
— Я желаю доминировать над тобой в сексуальном плане, Катя, а также и в других отношениях. Я хочу нести ответственность за каждый аспект твоего благополучия. Во-первых, во время тренировки тебе будет трудно. Не буду лгать. Я хочу контролировать, и мне нужна честность и доверие в ответ.
— Я хочу заставить тебя кричать, котенок, хочу выпороть, а после утешить. Хочу дать тебе обостренное наслаждение, которое поглотит твою сущность, — я нежно целую ее в губы и шепчу на ухо. — Я хочу видеть мои следы на твоем обнаженном теле. Мои намерения не чисты, уверяю тебя в этом. Но я буду справедливым Хозяином. Я позабочусь о тебе так, как ты и не мечтала.
Она смотрит на меня пару мгновений, ее дыхание становится прерывистым. Мой член такой чертовски жесткий только от мыслей обо всех тех вещах, которые я хочу с ней сделать.
Больше не могу этого выносить. Я нагибаюсь, удерживая свою руку на ее затылке, и сминаю ее губы. Она стонет мне в рот, раскрывая губы и позволяя мне взять ее. Я толкаю ее на кровать, она ахает, ее руки обнимают меня, сжимая, пока она целует меня в ответ, словно изголодавшись, и я знаю, что она готова для меня. Для этого.
Другая моя рука движется под ее платье, кончиками пальцев прослеживая линии ее нижнего белья. Мой член упирается ей в бедро. Я хочу взять ее, пока она испытывает необходимость быть оттраханной. Но не сейчас. Нет, пока она не даст то, что мне нужно.
Я разрываю поцелуй, тяжело дыша. Мой член адски тверд, и я хочу взять ее прямо сейчас. Но мне нужно знать, что она хочет из того, чего желаю я. Мне необходимо насытиться. Несмотря на то, как сильно я хочу узнать ее как человека, у меня также имеются потребности. И мне нужно знать, что мои собственные желания будут удовлетворены. Я открываю глаза, и смотрю, как тусклый свет отражается на ее тонких серебристых шрамах.
— Я хочу оставить свой след на тебе. Непостоянный, но хотя бы раз в неделю.
Впервые за долгое время я испытываю стыд, признаваясь в своих темных желаниях. Она до сих пор не отреагировала на мои потребности. Мне необходимо понимать, что она действительно хочет этот аспект наших предполагаемых отношений. Я хочу высечь ее, чтобы кровь прилила к ее коже, и позволить выплеску эндорфинов дать ей высшее наслаждение, которое она не смогла бы достичь иным образом. Мне это нужно и для самого себя.
Я хочу, чтобы ее переполнили чувства, желаю, чтобы она поглотила все то, что я могу сделать для нее.
— Да, пожалуйста, — отвечает она тихим голосом, ее глаза наполовину прикрыты. — Хозяин, пожалуйста, отметьте меня.
— Я сказал тебе, чего я хочу, Катя. Но что ты хочешь от меня? Тебе нужен Хозяин, но что это означает для тебя?
— Я хочу чувствовать себя полноценной. Ради самой себя, — она тяжело дышит, крепко сжимая руки вместе. — Это значит, что я хочу, чтобы кто-то командовал мной.
Она смотрит на меня, и в ее глазах заметна уязвимость.
— Я хочу удовлетворить все ваши потребности и желания, а также быть хорошей для вас, — она убирает волосы с лица. — Я не знаю, есть ли вообще в этом смысл, — произносит она, качая головой.
— Это прекрасно. Ты совершенна.
Она вспыхивает от моей похвалы.
— Мне нужно, чтобы ты согласилась с этими правилами. Или скажи мне, какие изменения должны быть внесены в них.
Страсть медленно отпускает ее, пока она лежит на кровати, ища глазами мое лицо.
Я помню слова Госпожи Линн. Дать ей попробовать, постепенно подвести ее к этому. Но я не понимаю, как это возможно. Мой интерес — это полный контроль во всем. Я не знаю, как найти с ней компромисс.
Я закрываю глаза, вздыхая глубоко. Я не в состоянии обеспечить золотую середину.
— Это то, что ты описала, то, что ты хочешь. Все, что тебе нужно сделать, это согласиться, — говорю я ей совершенно искренне.
— А что если мы будем встречаться здесь? — говорит она, и ее тихий голос нарушает тишину. — Я согласна на все ваши правила, но только хотела бы, чтобы наше время было ограничено рамками клуба на данный момент. Пока я не буду готова.
Она тяжело сглатывает, резко бросает взгляд на меня и снова возвращает его к пышному одеялу на кровати.
Она выглядит виноватой и чувствует себя неуютно. Я касаюсь ее шеи, где должен, по идее, быть мой ошейник. На шее видны слабые метки от того ошейника, что она носила прежде. Шрамы, доказывающие, что он был надет на нее без ее согласия.
— Я все еще хочу видеть свой ошейник на тебе, но я возьму то, что ты готова дать мне сейчас.
Она смотрит на меня с удивлением. Я полагаю, она не ожидала этого.
— Я покажу тебе, что значит быть моей, пока мы здесь. Но ожидаю, что ты будешь придерживаться правил, когда будешь находитесь далеко от меня.
— Буду.
— Катя, что означает быть Хозяином? — спрашиваю я ее, чтобы оценить, как она это понимает.
— Это означает, что вы владеете рабом, — отвечает она с легкостью.
— Это все, что это означает? — спрашиваю я ее.
Она смотрит на меня с любопытством.
— Я хочу, чтобы ты подумала об этом.
— Хорошо, Хозяин, — отвечает она, на ее лбу по-прежнему морщинки, глаза сужены, как будто она действительно задумалась об этом. Надеюсь, что так оно и есть.
Я беру сумку с подарком и вытаскиваю бледно-голубую коробочку из него, кладу ей на колени.
— Я хочу, чтобы ты носила мои цепи, пока не будешь готова к моему ошейнику.
Она медленно открывает коробку.
Кончиками пальцев осторожно пробегается по тонкой золотой цепочке.
Она сделана с алмазными краями, поэтому сверкает даже при небольшом источнике света.
Я забираю коробочку у нее из рук, достаю цепочку, и держу ее так, чтобы надеть ее на Катю. Она поднимает волосы с плеч и едва дышит, пока я застегиваю ее на ней. Я поглаживаю пальцами ее нежную кожу, пока расправляю ее ошейник.
— Очень красиво. Спасибо, Хозяин, за такой подарок.
Моя темная часть, которую трудно приручить, сильно возбуждена от вида того, что моя цепь надета на ней.
— Ты никогда не снимешь ее. Только во время мытья, а затем снова вернешь ее на место.
В еще одной коробочке в моем пиджаке находится аксессуар. Но с этим придется повременить.
Она послушно отвечает:
— Обещаю.
Глава 12
Катя
Две недели до рождества
Это кажется не реальным. Я выхожу в заднюю дверь клуба «Х», мои пальцы осторожно скользят вдоль красивой цепочки на моей шее. Каждый шаг заставляет чувствовать тянущую боль между ног. Айзек тщательно поработал надо мной. И я этим полностью наслаждалась.
Прошло уже больше недели, как мы стали встречаться с ним каждый вечер, и я позволяла ему брать меня и доминировать над моим телом, доводя до таких сексуальных высот, которые мне никогда и не снились. Мне нравится проводить с ним время, заслуживая удовольствие, делая все, что он прикажет, чтобы потом он вознаградил меня. Я живу ради этого. Я никогда не останусь здесь. Это временно. Каждый день я осознаю, что увижусь с ним, и подчиняюсь ему, находясь за пределами клуба. Мои пальцы нежно пробегают вдоль плотных обоев в зале с отдельными комнатами.
Я не желаю оставаться здесь, да и он тоже. Правда, по разным причинам. Он хочет лайфстайл 24/7 со мной, а я нет. Не могу пойти на это.
Дошло до того, что я не могу дождаться вечера, чтобы увидеться с ним, постоянно обнаруживая, что весь день, пока работаю, он не выходит у меня из головы. Это необычно для меня. Как правило, очаровательные, игривые собаки в приюте могут заставить меня забыть обо всем.
Но не об Айзеке.
Я чувствую себя виноватой, зная, что должна сосредоточить все внимание на собаках, когда нахожусь с ними, но не могу избавиться от мыслей об Айзеке. Он сказал мне, что я свободна не думать о нем на работе, но не могу остановиться. Он в моих мыслях каждую секунду. Все, о чем я могу думать, как порадовать его и стать для него лучшей рабыней. Лучшим питомцем. Его котенком. Небольшая улыбка играет в уголках моих губ, и щеки заливаются румянцем. Мне нравится, как он называет меня котенком.
Айзек хочет, чтобы я находилась в его доме, под его командованием все время, и он говорит мне каждый вечер, что это доставило бы ему удовольствие. Я жажду этого, но не могу спустить курок. Это так близко к фантазии, о которой я так мечтала, но боюсь, что как только я приму, это превратиться в нечто ужасное. Что-то вроде моего прошлого.
Тепло покидает мое тело, заменяя себя холодом, который заставляет меня взять себя в руках. Мои руки скрещены, я обнимаю свои предплечья. Я не могу позволить этому случиться. Направляюсь к постели, уверенная в том, куда я иду даже при тусклом свете. Мои тонкие, полупрозрачные одежды вздымаются за моей спиной. Я прошла через эти залы достаточное количество раз за последнюю неделю, так что не заблужусь. Охранники знают меня, и знают, кому я принадлежу. Они открывают мне двери и позволяют войти к ожидающему меня Хозяину.
Я глубоко втягиваю воздух в легкие, впитывая в себя окружающее меня великолепие, наслаждаясь насыщенным запахом и роскошными материалами в комнате. Я пока еще не привыкла ко всему этому. Это не кажется реальным. Я счастлива думать об этом, как о фантазии.
Я подхожу и сажусь на роскошную кровать, вздыхая, осторожно кладу ладони на верхнюю часть бедер и жду его. Айзек запретил мне находиться в другом месте в клубе без него, пока я не ношу его ошейник. Могу только дойти до его собственной комнаты, и все. Я делаю прерывистый вдох при мысли о том, чтобы снова быть в ошейнике.
Не знаю, почему я просто не могу принять его ошейник. Он сказал, что на первый раз даст мне с пряжкой. Тот, который может быть легко удален, и не имеет замка. Но даже это заставляет меня чувствовать себя неловко. Легкая цепь, висящая на моей ключице терпима, но что-то более туго облегающее мою шею вызывает больше страха, чем гордости.
Я тяжело сглатываю и стараюсь не думать об этом, пока мои мысли возвращаются к сегодняшнему вечеру.
Да, сегодняшнему вечеру. Я с нетерпением жду его.
Мое сердце начинает безумную гонку от волнения, и мой желудок закручивается от тревоги, пока я думаю о том, что ждет меня впереди. Сегодня Айзек показывает меня. Я собираюсь находиться на сцене, в то время как он продемонстрирует сабспейс клубу. Он выпорет меня для нашего общего удовольствия, и будет подводить меня все ближе и ближе к опьяняющему состоянию. Я впиваюсь пальцами в пышные постельные принадлежности, нуждаясь, чтобы зацепиться хоть за что-нибудь, пока мои ноги дрожат от слабости. Я более чем готова к этому. Во многих отношениях я взволнована, но от других, я просто в ужасе. У меня остались слабые следы от кошки-девятихвостки, которую он использовал в прошлые выходные. Они почти сошли, но сегодня будут заменены на новые. Странно, как мысль об ошейнике вызывает страх, но мысль о том, что меня высекут и выпорют вызывает только возбуждение. Он не причиняет мне боль ради боли. Все только для удовольствия.
Подношу руку к шее, пока вспоминаю, как Айзек довел меня до такого состояния, что я потеряла контроль над своим сознанием. После того, как он в течение часа играл с моим телом, делая то, что считал нужным, я была в сознании и понимала, что не могла реагировать, как обычно. Это было почти как в трансе, мое тело пело от удовольствия настолько сильного, что я была буквально парализована. Он приказал мне не кончать больше, но я ничего не могла с собой поделать. Хуже того, я не могла отвечать ему. Я лежала безвольно на скамейки для порки, не чувствуя ничего, кроме как покалывание от интенсивного удовольствия, накрывающего меня.
Айзек закричал на меня, и плетка коснулась моей кожи, но вместо резкого всплеска боли, которую я чувствовала всего пару мгновений назад, я ощутила прилив сильного жара, распространившегося огнем по каждой клеточке моего тела. Мои соски затвердели, и я громко застонала, пытаясь пошевелиться, в то время как небольшая перегрузка моего разума заставила мою киску содрогнуться, и теплая жидкость потекла из моего горячего ядра вниз по внутренней стороне моего бедра.
— Котенок, — я помню, как он задавал мне вопрос голосом полным угрозы. – Ты намеренно ослушалась меня?
Он зарычал, когда сжал волосы у основания моей шеи и поднял мою голову вверх.
— Нет, — выдохнула я это слово, или, по крайней мере, думая, что произнесла его или попыталась сказать. — Хозяин, — я едва шептала, умоляя его о милости и понимании.
Если бы только я смогла испытать страх, в котором я нуждалась в этот момент. Но все, что я могла чувствовать, было нарастающее удовольствие и желание испытать на себе больше его прикосновений. Он прошелся зубами по моей коже, прежде чем припасть своими губами к моим, а затем пристроил свой массивный член к моему входу и резко вошел в меня с такой силой, что я закричала. Я кончала снова и снова, пока он врывался в меня, трахая так, словно владел мной. И в этот момент он действительно владел мной. И каждое мгновение с тех самых пор. Он подарил мне так много, а я все еще не дала ему одну вещь, которую он просил.
— Котенок.
Я задыхаюсь, когда смотрю вверх и вижу стоящего передо мной Айзека, одетого в черный вечерний костюм и выглядящий в нем чертовски сексуально. Он глядит на меня своими великолепными зелеными глазами с такой интенсивностью, которая заставляет меня задрожать. Я была настолько погружена в свои мысли, что даже не заметила, как он вошел.
— Хозяин, — говорю я с благоговением.
— Ты прекрасно выглядишь, — делает он мне комплимент своим низким голосом, шаря при этом своими наполненными желание глазами по моему телу.
Румянец обжигает мои щеки, и я тихо отвечаю:
— Спасибо, Хозяин.
Я хочу быть идеальной для него, желаю удовлетворить каждую его потребность.
Так почему же тогда я не ношу его ошейник? Почему бы мне не позволить ему иметь себя, когда он жаждет? — спрашивает голос в моей голове.
Моему внутреннему голосу стоит заткнуться.
Он подходит ко мне, и при каждом его шаге мое дыхание становится все быстрее и быстрее. Его пальцы проходятся вдоль моего плеча к краю шелкового халата. Он наклоняется, оставляя поцелуй на моей шее, а затем сладкий, целомудренный поцелуй на моих губах. Мне приходится сдерживать себя, чтобы не наклониться к нему. Я хочу большего. Намного большего.
— Ты будешь демонстрировать себя на сцене, — говорит Айзек, поймав мой взгляд и удерживая его, отчего мою кожу начинает покалывать.
Это констатация факта.
— Да, Хозяин, — говорю я покорно.
От его близости, я не чувствую ничего, кроме желания. Ошеломительного желания угодить ему и быть за это вознагражденной.
— Ты знаешь, что для тебя безопасно проделать все это, и что я никогда не попрошу моего котенка сделать что-то, что причинит тебе вред.
— Да, Хозяин, — соглашаюсь я.
Это необходимо для демонстрации. И я не возражаю. Я горжусь тем, что учитель будет использовать меня перед ними.
Айзек проводит длинным пальцем вдоль моего подбородка, останавливаясь, чтобы приподнять его.
— Ты будешь идеальной сегодня, — говорит он и его голос переполнен пылом, возбуждение нарастает во мне от его глубокой интонации, моя киска болезненно сжимается от необходимости.
— Многие из членов клуба не имеют ни малейшего понятия, как выполнять эту сцену. Мы окажем им услугу, обучая их, как делать это безопасно.
Я киваю головой, мое сердце грохочет в груди, а моя киска мучается от нужды.
Айзек, похоже, хочет сказать что-то еще, когда убирает мои волосы за плечи и целует меня в шею, но потом вздыхает.
— Я скучал по тебе сегодня, — признается он.
Мое сердце радостно бьется от его признания. Я тоже скучала по нему. Я хочу сказать ему, что мне жаль, в то время как глубокая боль оседает в моей груди. Это моя вина. Я сломана и не могу дать ему то, что он заслуживает. Из-за моего прошлого. Из-за Хозяина, который был у меня до него.
Айзек поднимает пальцами мой подбородок и притягивает мои губы к своим, словно прочитав мои мысли.
— Ты думаешь только обо мне, когда находишься со мной, — шепчет он напротив моих губ.
— Да, Хозяин.
Он поглаживает меня по голове, успокаивая.
— Пойдем, котенок.
Прикрепив тонкую цепочку, похожую на поводок, он ведет меня из комнаты на сцену.
Глава 13
Айзек
— Все это сейчас заведет Далию, — говорит Люциан с ухмылкой.
Он возбужден с тех пор, как попал сюда. Я никогда не видел его таким счастливым.
— Это не так просто, как выглядит, — предупреждаю я его.
Прошлой ночью он наслаждался шоу. Каждый наслаждался. Сабспейс является особенно притягательным психическим побочным эффектом БДСМ. Катя являлась прекрасным примером этого прошлым вечером. В конце шоу мне нужно было только слегка подуть на ее клитор, чтобы заставить кончить. Сегодня у нее будут болезненные ощущения. Я инстинктивно смотрю в сторону фойе, пока подношу бокал холодного пива к губам.
— Ни хрена! У нее нет такой терпимости к боли, как у твоего котенка.
Мое тело напрягается, когда он называет Катю ласкательным именем, которое я использую для нее. Странно, что я не возражаю против того, чтобы активные, властные мужчины в битком забитой комнате наблюдали за тем, как мой сладкий котенок кончает по команде и теряется в удовольствии, становясь невменяемой. Но упоминание ее ласкательного имени в устах другого мужчины подводит меня к краю. Это касается моего лучшего друга не в меньшей степени.
Он поднимает руки в жесте защиты.
— Твой котенок, — он подчеркивает слово «твой», и, можно сказать, что волосы на моем загривке опускаются.
— Ты в последнее время ходишь по краю, — говорит он тихо, и, понизив голос, спрашивает. — Это из-за, — он откашливается, — нападения?
Моя кровь леденеет, и я качаю головой. Мне ненавистно даже упоминание чего-то подобного, как только это сделано.
— Как я и говорил, все прошло легко.
Он кивает головой, на его лице появляется мрачный взгляд, когда он делает глоток виски.
— Ты даже не представляешь, как много хорошего сделал для нее.
Я наблюдал за дядей Далии для Люциана. Справедливость восторжествовала, когда этот ублюдок был убит. Человек, обижающий маленьких девочек, не заслуживает того, чтобы жить.
— Я счастлив, что она успокоилась.
Я действительно рад. Жизнь и смерть — две вещи, к которым я отношусь серьезно. Этого придурка было легко найти. С судимостью и знанием его текущего местонахождения, так как он находился в базах данных из-за прошлого осуждения, он стал легкой мишенью.
Я смотрю на свои руки, пока думаю о мужчинах, которых я убил. Я могу пересчитать их всех на обеих руках. И каждый заслужил смерть. Но мне ненавистно это. Я ненавижу сам себя.
Из-за всей этой крови на руках я не смогу удержать такую женщину, как Катя. Она не заслуживает убийцу. Но я могу дать ей справедливость. Я могу исцелить ее, прежде чем буду должен освободить ее.
Тех двоих мужчин, которых я ищу в Колумбии для моего котенка,… их трудно найти. Все указывает на то, что они мертвы. Но я не поверю, пока сам не увижу доказательства. У меня имеются друзья во многих местах. Высокопоставленные и не очень. И если они все еще дышат, то я найду их. Я не остановлюсь, пока не сделаю это.
Даже если она никогда не подчинится мне, я позабочусь, чтобы они заплатили за то, что сделали с ней.
— Мне жаль, что я заговорил об этом, — я слышу раскаяние в голосе Люциана. — Я вижу, тебя что-то беспокоит.
Я тяжело вздыхаю.
— Ты бы чувствовал то же самое, если бы Далия отказалась от тебя.
Я устал от этого. Катю абсолютно устраивает жить таким образом, но мне нужно больше.
Прошли недели, и каждый вечер Катя приходит и ждет меня в моей цепочке на шее. Когда я не встречаю ее у входа, чтобы поприветствовать, то она отказывает всем, кто уделяет ей внимание. Катя почтительна с ними, но отвечает, что ждет своего Хозяина.
От меня потребовалось всего лишь несколько раз прийти с ней и привести ее в офис, чтобы все поняли, что она моя. Она сидит у моих ног, пока я работаю, а потом я забираю ее в частные комнаты.
Игровые комнаты развлекают публику, где я хотел бы пометить ее, но я чувствую пустоту.
Она не хочет носить мой ошейник.
Не позволяет мне забрать ее домой.
До сих пор у нее ночные кошмары.
Она рассказывает мне о них постфактум, и меня убивает, что я не нахожусь с ней в этот момент там.
Она отказывает мне в роли Хозяина … в этом. Я даже не знаю, как все это назвать. Это похоже на детские игры. Да она покорна, и мне нравится ее общество. Но это не то, чего я хотел. Это только вкус того, что ей действительно нужно. И лишь часть того, чего я хочу от нее.
Но она не дает мне большего.
Не знаю, сколько еще, я смогу выдержать.
Прошлым вечером я наказал ее за отрицание меня. Я окончательно потерял рассудок. У меня имеются потребности, и она должна ознакомиться с ними. Она моя Рабыня, черт побери!
Катя не может ей быть, если не видит меня вне стен клуба «Х».
Я взял паддл и поставил ее на колени. Шлепая плоским паддлом снова и снова по ее пышной попке.
Справа, слева, по центру. Ее бледная кожа превратилась в ярко-красную. Она вскрикивала, считая удары, и слезы капали из уголков ее глаз.
Сорок ударов. Ее кожа стала горячей и с красными припухлостями. Я знаю, что сегодня на ее заднице выступят синяки.
Когда я закончил, она была горячей, влажной и готовой для меня. Я взял ее, вбиваясь каждым ударом, полным гнева, который накопился во мне. Она хотела этого. Это то, что вывело меня из себя так сильно. Она хотела, чтобы ее наказали. Она скорее пойдет на это, чем отдаст мне всю власть над собой.
Я ненавидел это. Она кончала снова и снова на моем члене, но у меня не выходило. Не таким образом.
Мне нужно что-то изменить.
Она чувствует себя виноватой и хочет этих отношений, я знаю это. Но не может сделать шаг. Она боится.
А я чертовски устал ждать.
Я был взволнован, пока она лежала рядом со мной, прижавшись, на сгибе моей руки, в то время когда я целовал ее волосы и успокаивающе поглаживал по руке. Я хочу не просто секса. Да, она соблюдает правила, но какой смысл, если меня нет там, когда она нуждается во мне?
Я хочу большего. Но это все, что она дает мне.
Госпожа Линн проходит мимо нас, и я быстро встаю, чуть не опрокидывая тяжелый стол. Люциан хватает свой напиток, уравновешивает его. Он хмурит брови, пока смотрит на меня вопросительно, но я не отвечаю. Мне нужно поговорить с ней, пока я могу.
— Госпожа Линн, — зову я ее.
Она милостиво поворачивается ко мне на своих каблуках.
— Да? — спрашивает она.
— Мне нужен твой совет, — говорю я тихо.
— Неужели?
— Да.
Меня раздражает, что она отвечает как бы невзначай, но опять же, я раздражен уже в течение нескольких дней.
— Кате… ее удовлетворении. У нее нет оснований для дальнейших отношений, — говорю я ей.
— Понимаю, — отвечает Госпожа Линн, ее глаза смотрят в пол.
— Ее необходимо подтолкнуть. Она слишком боится дать себе то, что ей необходимо.
— Ты знал, когда брал ее, что она может быть не готова? — она произносит это утверждение так, словно это вопрос.
— Конечно, знал, но она нуждается в этом. Ты знаешь, что она нуждается.
Любой, глядя на нее, знает, в чем она нуждается. Я подвожу ее в качестве Хозяина, потому что она отрицает меня. Я не могу этого допустить!
— Это меня уже не … , — начинает говорить Госпожа Линн, но я прерываю ее.
— Ее до сих пор мучают ночные кошмары. Ты знаешь об этом? — спрашиваю я ее более резко, чем следует, гнев и отчаяние наполняют мой голос.
Несколько человек оборачиваются на меня, но я игнорирую их. Это не нормально.
— Поздно ночью Катя кричит, и она одна. Она даже не сообщает мне!
Я знаю об этом, поскольку просматриваю ее сообщения в Интернете. Она нуждается во мне.
— Она не понимает, насколько сильно нуждается в этом.
Или, может быть, понимает. В последнее время я задавался вопросом, а что если она отрицает саму себя. Если она знает, что я могу помочь ей, но решила избегать этого в пользу боли.
Это может быть бессознательным решением.
А, возможно, это является ее способом наказать себя за желание такого образа жизни. Сердце разрывается на две части от этой мысли. Ненавижу это. Черт побери, я не могу больше терпеть.
— Убеди ее, — говорит мне Госпожа Линн.
Я тяжело дышу и невесело усмехаюсь, зажимаю переносицу, когда пульсирующая головная боль накрывает меня.
— Как? — спрашиваю я ее.
— Аукцион определит ее судьбу.
Слова Госпожи Линн превращают мою кровь в лед. Я не хочу, чтобы она шла на аукцион. Я не могу смириться с тем фактом, что она будет рассматриваться кем-либо еще в качестве доступной.
— Я не понимаю, как … , — начинаю я говорить, но Госпожа Линн прерывает меня.
— Я посмотрю, что смогу сделать для тебя.
Она слегка улыбается мне и кивает, поймав мой взгляд.
Аукцион. Мое сердце бьется медленнее, как только я представляю ее наверху на сцене в темной комнате с направленным на нее светом. Я не знаю, как Госпоже Линн удастся убедить ее. Катя не заинтересована в деньгах.
Однако в этот момент я доверяю ей. Я не знаю, что еще я могу сделать.
Глава 14
Катя
— Взять его, Тоби! — кричу я, бросая пищащую игрушку в виде ящерицы во дворе приюта, и гляжу на Тоби, золотистого ретривера, летящего за ней, как молния, чтобы схватить ее. Я испускаю легкий вздох, когда он достигает игрушки и захватывает ее своими мощными челюстями, жуя, из-за чего игрушка издает писк.
— Теперь принеси мне ее! — командую я, указывая ему на свои ноги.
Тоби понимает мою команду, но не двигается, писк игрушки сливается с громкой какофонией игривого скуления и лая собак позади меня.
— Сейчас же! — требуя я.
Тоби продолжает игнорировать меня, я испускаю стон, качая головой и размещая свои руки бедрах, и строю рожицу.
Он меня дразнит, желая, чтобы я последовала за ним. Я не против, к тому же нуждаюсь в игровом единении, чтобы наладить отношение со своими собаками. Это единственное, что помогает подняться моему настроению. Я снова показываю жестом Тоби, утверждая свой авторитет, но он упрямится, глядя на меня и жуя игрушку.
— Ладно, если ты хочешь играть таким образом…
Я начинаю бежать вперед, но, прежде чем успеваю сделать несколько шагов, чувствую тупые пульсирующие импульсы на своих бедрах и заду, напоминающие о том, как все у меня болит.
Напоминающие мне об Айзеке.
Тяжелый груз оседает в груди, пока мои мысли обращаются внутрь меня, и я опускаюсь на колени в траву, позволяя Тоби играть с этой чертовой пищалкой самим с собой. Сегодня я не хочу думать о своих проблемах, предпочитая просто потеряться в своей работе. Но кого я обманываю? Я никогда не смогу выкинуть Айзека из своей головы, как ни стараюсь.
Что еще хуже, я чувствую себя практически больной из-за всего этого. Он разозлился на меня. На прошлой неделе во время порки в нем чувствовался гнев, который заставил его быть более диким, когда он хлестал меня. Это было настоящим наказанием. Когда он заканчивал со мной, потом он всегда успокаивал меня, и боль сочеталась с удовольствием от его прикосновений, но, тем не менее, это было все же наказание.
Худшая часть во всем этом — то, что я жажду его. Я завожусь, просто думая об этом. Какого черта все это? Я не знаю, что случилось со мной, почему я желаю, чтобы он прошелся плеткой по мне так сильно. Он никогда не повреждает мне кожу, и никогда не пересекает черту того, что я могу принять. Думаю, что жажду этого так сильно, потому что после того, как он проделывает все это, он гладит меня, успокаивая мою боль, а потом трахает, доставляя мне большое удовольствие и показывая, что прощает меня.
Но, в конце концов, это ничего не решает. Мы оба знаем, что я все еще отрицаю его ошейник и отказываюсь быть с ним вне стен Клуба «Х»Я потираю виски, когда они начинают пульсировать.
Даже мысль о том, как все чертовски складывается, вызывает головную боль.
Я чувствую легкий толчок со стороны и смотрю вниз в ясные карие глаза. Тоби подошел и положил свою игрушку на мои колени, как будто он чувствует мой дискомфорт. Я ощущаю себя виноватой, когда смотрю на него, словно мои отношения с Айзеком являются предательством моего соглашения по отношению к собакам. Все наши отношения с ними завязаны на доброте, нежности и заботе, в то время как отношения с Айзеком — это нечто темное, извращенное, нацеленное на насыщение моих самых сокровенных желаний.
— Давай, Тоби, — говорю я со вздохом, поднимаясь на ноги.
Другие собаки, находящиеся рядом бросаются в мою сторону, как обычно, к бедру.
— Пошли внутрь. Время ужинать.
Я следую за тявкающей стаей назад в приют. Мое настроение всегда слегка поднимали лающие и возбужденные собаки. Я слегка посмеиваюсь, поглаживая Тоби по голове, когда открываю дверь.
Видя их возбужденные, пушистые морды вокруг, я чувствую тепло в душе. Они зависят от меня. Они нуждаются во мне. Их не волнует, что мужчина по вечерам шлепает меня. Они любят меня безоговорочно.
После распределения собак по загонам и раздачи еды, я хватаю ведро с мыльной водой и щеткой, чтобы пойти продезинфицировать игрушки. Пока я чищу их, мои мысли возвращаются к Айзеку.
Моему владельцу. Моему Хозяину.
Он хочет, чтобы я зависела от него, нуждалась в нем. Я обращаю внимание на лай собак и думаю о том, как все это схоже в некотором роде. Я качаю головой, тяжело вздыхая и желая закричать от отчаяния.
Я не гребаная собака, и не буду сравнивать наши отношения таким образом. Мой телефон издает сигнал, отвлекая меня и возвращая обратно в реальность. Спасибо, е-мое. Я прочищаю горло, пересохшее от волнения, встаю с пола, где я мыла игрушки для собак, и подхожу к столу, доставая телефон из сумки. Я разблокирую экран, и мое сердце падает в груди. Сообщение от мамы. Дыхание застревает в горле, когда я читаю.
Мама: Привет, дорогая. Семья собирается на Рождество. Я очень, очень сильно хотела бы увидеть тебя в этот раз рядом, …. Как и все остальные. Пожалуйста, может, ты приедешь домой?
Люблю,
Мама.
Я бросаю телефон обратно на стол, на заднем фоне лают собак, пульс начинает стучать в висках. Я, честно, не хочу туда ехать. Мне ненавистно чувствовать себя таким образом, но я не могу заставить себя пройти через это. Они все смотрят на меня, словно я сломана, и хуже того, когда я гляжу на них, я чувствую себя такой. Это, черт побери, разрывает меня на куски.
Тем не менее, что я действительно могу рассказать о том, через что я прошла? Что жила в грязи и абсолютной нищете, будучи израненной садистом, посаженная на цепь? Или о том, как я нашла себе нового хозяина, и как я борюсь с решением пойти на лайфстайл 24/7? Я качаю головой, отчаянно жалея, что не могу избавиться от этой головной боли. Нет никакой вероятности, что они когда-нибудь поймут.
Я снова смотрю на экран сотового и чувствую тяжесть в груди. Я знаю, мама переживает за меня, и понимаю, что она хочет увидеться со мной. Если я скажу ей, что не приеду, после того, как я избегала ее все это время, кто знает, как она воспримет это. Я не желаю расстраивать ее, но в тоже время не хочу их видеть.
Вздохнув, я беру сотовый и печатаю ответ. Полагаю, в крайнем случае, я всегда могу использовать собак в качестве оправдания. Они всегда нуждаются во мне. Легко спрятаться за работу и притвориться, словно это не из-за них. Это не напоминание о том, где я была и на что была похожа жизнь, прежде чем они забрали меня.
Я: Постараюсь сделать все возможное, чтобы приехать. Но не могу давать никаких обещаний.
Люблю тебя.
Кэт.
Когда я нажимаю «Отправить», раздается трель дверного звонка у входа. Я слышу стук каблуков по бетонному полу, и сладкий цветочный аромат достигает меня, прежде чем я вижу ее. Я моргаю от удивления, когда Госпожа Линн шагает к кухонному островку, ее волосы собраны в элегантный пучок, пронзительные глаза обрамлены тонкими ресницами. Она смотрится совершенно неуместно здесь, одетая в дизайнерское черно-белое платье – футляр с глянцевым черным поясом по центру, в глянцевых белых туфлях на каблуках. Она выглядит потрясающе.
Я приоткрываю рот от удивления, пульсация ускоряется в груди. Что она здесь делает? На мгновение я беспокоюсь о том, что сделала что-то неправильно, нарушила какие-то малоизвестные правила клуба.
— Госпожа Линн… — начинаю я.
— Ты поднимешься на сцену в моем клубе, — говорит мне Госпожа Линн властным голосом.
Я подсознательно делаю шаг назад с широко распахнутыми глазами. Я никогда не слышала и не видела, чтобы она так вела себя раньше, но то, как она смотрит на меня глазами, наполненными властностью, и это заставляет мою кожу покалывать, я понимаю, что она здесь по делу. Я чувствую облегчение, что она здесь не из-за того, что я в беде или меня привлекут к ответственности за нарушение того, о чем я была не в курсе.
— Простите? — спрашиваю ее я, не понимая, о чем она говорит.
— Пришло время сделать решительный шаг, Катя. Ты знаешь, что тебе это необходимо. Перестань мучить Айзека и перестань терзать себя. Ты пойдешь на аукцион.
Моя рука тянется к горлу, мягко проводя по шрамам, я отвечаю, словно против своей воли:
— Да.
Я потрясена больше, чем когда- либо. Госпожа выделила время в своем плотном графике, чтобы навестить меня в моем приюте. Я никогда даже не могла предположить такое.
— Ты будешь там стоять и предлагать себя в собственность в течение одного месяца, — продолжает Госпожа Линн, и ее голос полон власти. — Ты будешь продана. И тебе предстоит дойти до конца твоего контракта.
Я дрожу, пока ее слова омывают меня, мои руки и ноги слабеют от понимания. Я нуждаюсь в этом. Знаю, что необходимо. И Госпожа Линн это тоже знает. Я должна делать то, что она говорит, но я в ужасе.
Резкий тон голоса Госпожи Линн возвращает мое внимание к ней.
— Ты будешь участвовать в аукционе, ты меня слышишь, Катя? — она слегка наклоняется вперед, опираясь локтями на стол, тук-тук, постукивая по нему очками.
— Я так обычно не делаю. Ты — исключение. — она произносит это так, что я чуть ли не плачу.
— Нет ничего плохого в этом, но мне не нравится видеть отношения, терпящие неудачу, когда они могут быть настолько успешными. Некоторым людям нужен толчок, некоторым — пинок под зад, а некоторым — нужно точно знать, что делать.
Я втягиваю воздух в легкие, растерявшись от ее слов. Знаю, что должна сказать «да», так как уже думала об этом. Это вынудит меня взять на себя обязательства. Вчера вечером Кирстен спросила меня, а что если бы я просто рассмотрела возможность сделать это, а теперь…
Она предложила мне пожертвовать половину денег, которые я получу от аукциона, на приемник для собак, с которыми плохо обращались, а другую половину — отправить в женский приют, в котором я временно жила. Я смогла бы, наконец, рассчитаться. Я всегда этого хотела.
— Катя, — голос Госпожи Линн настолько властен, что когда вижу слезы в ее глазах, то потрясена этим до глубины души.
Я думала, что представляла эмоции в ее электронных письмах. Мы переписывались с ней неделю или около того. И я, по правде сказать, почувствовала связь с ней, правда, почему, не знаю. Я понимала, что она по-своему заботилась обо мне, но проявление ей эмоций, разрывает мое сердце. Я никак не могу заставить себя отказать ей в этой просьбе.
— Ты не можешь так поступать по отношению к своему Хозяину, как делаешь ты, — она слегка покачивает головой, ее голос приглушен и с хрипотцой. — Ты не можешь продолжать отрицать его. Хуже того, ты отрицаешь саму себя.
— Он будет сердиться на меня, не так ли? — шепчу я, сжимая горло рукой.
Как он может не сердиться? Если я позволяю себе быть доступной для другого? Он будет в ярости.
— За то, что ты дашь возможность обеспечить владение тобой на один месяц? — она качает головой, но смотрит мне в глаза. — Нет, он будет благодарен. Ты будешь доставлять ему радость.
Она надевает очки обратно, выглядя при этом шикарно и уверенно, скрывая тот факт, что у нее минуту назад глаза были на мокром месте.
— Он уже знает. Ты сделаешь это. Угождая ему, ты помогаешь себе, Катя.
— Если я сделаю это, то не хочу, чтобы у кого-то еще был шанс купить меня, — выпаливаю я, мое сердце бешено колотиться в груди.
Я не пойду к кому-либо еще. Я не хочу. Нет никого, кому бы я желала отдать власть над собой.
— Это должен быть Айзек.
Госпожа Линн некоторое время молча изучает мое лицо.
— Я позабочусь об этом, — успокаивает она меня, протягивает руку через стол и нежно поглаживает по руке.
— Все будет хорошо. Вот, увидишь.
Когда она прощается со мной и выходит из приюта, аромат ее духов слышится в воздухе, заставляя меня, задастся вопросом, как я смогу пройти через это.
Глава 15
Айзек
15 декабря
— Я убью тебя, — говорю я тихим, угрожающим тоном, когда Зандер берет в руки лопатку.
— Я только храню его. В чем дело? — спрашивает он, пожимая плечами.
Самоуверенный ублюдок. Он вырос с серебряной ложкой во рту, и для него все является игрой. Он хороший человек с большим сердцем, и я обязан ему больше, чем когда-либо смогу вернуть. Но, серьезно, я испорчу кулаком лицо этого красавчика, если он предложит цену за моего котенка.
— Думаю, он просто прикалывается над тобой, — говорит Люциан спокойно, хотя в его голосе слышен намек на смех.
Он везучий сукин сын, — думаю я, пока смотрю на его твердый подбородок и красивую улыбку. Далия — его, только его, и он оберегает ее. Люциан купил ее месяц назад, но она любит его и никогда не покинет.
И зачем ей? Он прошел путь от самого низа до верха. Он хочет семью, твою ж мать, и у него есть то, что он может дать ей, если бы только захотел. Его родители умерли для него, но у него имеется сестра, которая любит Далию. Он богат, и он — нормальный человек, такой, каким я не буду никогда. Уверен, через несколько лет они будут счастливой семьей с детьми.
Его не преследует призраки прошлого, он не наблюдал, как умирала его собственная мать, в то время как он ничего не делал.
Он не убийца.
Убийца — я, и никогда не стану кем-то другим, чем-то большим.
Что может быть еще хуже? Я не желаю ничего иного, кроме как отношений с Катей. Я хочу только обмен властью между Хозяином и рабыней. Я никогда не знал ничего другого. И никогда не узнаю.
Возможно, я смогу купить Катю сейчас, и она сможет научиться любить быть моим котенком. Я позабочусь об этом. Но однажды она захочет большего. Знаю, что захочет. Мне просто нужно будет покончить с этим прежде, чем она осознает.
— Я все-таки не понимаю до сих пор, почему ты позволил ей участвовать? — спрашивает Люциан.
— У нее на шее нет ошейника. У него нет права голоса.
Я скрежещу зубами на незамедлительный комментарий Зандера. Как только последнее слово вылетает у него изо рта, он ловит мой взгляд и, по крайне мере, достаточно вежлив, чтобы выглядеть виноватым.
Люциан бросает на него взгляд, и меня это чертовски бесит. Это тот же взгляд, каким он смотрел на меня. Я зациклился на женщине, которая отказывается носить мой ошейник. У меня имеются мысли о том, что они думают по поводу ее выхода на сцену.
Первая, что она хочет кого-то другого.
Второе, что это наказание, наложенное на нее, чтобы передать ее кому-то еще на месяц.
Обе ситуации уже происходили раньше между парами в клубе.
Некоторые ежемесячно ходили на аукцион. Доминант покупал своего сабмиссива каждый раз, словно это была игра. Ролевой вид игры. Дорогостоящее удовольствие, если учесть, что торги начинаются с отметки в 500 тысяч. Естественно, все это не относится к моей Кате.
Я обязан этим Госпоже Линн. Не знаю, как я отблагодарю ее, но я это сделаю.
Я тревожусь, но стараюсь оставаться спокойным, пока ожидаю начала в темной комнате на верхнем этаже, в которой имеется сцена. Повсюду меня окружает красный и черный цвет, небольшие круглые столы покрыты чистыми белоснежными скатертями.
Мне это напоминает комнату – бурлеск, где выставляются и демонстрируют себя женщины, решившие продать себя с аукциона.
Я взглянул на брошюру, выданную мне, когда я вошел.
Существуют строгие правила, которые должны неукоснительно соблюдаться как покупателем, так и продавцом, чтобы получить право входа и продолжить членство.
Членство сто тысяч в месяц и разрешение участникам посещать аукционы и пользоваться всеми привилегиями членства.
Все стороны чисты и согласны на сексуальные действия, и должны представить доказательства контроля над рождаемостью.
Стартовая цена на выставленных и приобретаемых на аукционе женщин составляет пятьсот тысяч. Последующий торг ведется с шагом в сто тысяч долларов.
До начала торгов подписывается соглашение о конфиденциальности, и ставятся подписи на документах после покупки.
Любые жесткие ограничения отмечаются на аукционе и будут записаны в индивидуальных контрактах.
Палитра цветов Сабмиссива указывает на ее предпочтения, поэтому, пожалуйста, примите к сведению.
Розовый — Девственница
Кремовый — Установление лимитов/БДСМ девственница
Желтый — Простой бандаж Д/С (прим.пер.Доминант/Сабмиссив)
Черный — Карт-бланш
Красный — Боль является предпочтительней С/М (прим.пер.Садист/Мазохист)
Нет цвета — 24/7 обмен властью
Покупатели должны соблюдать все правила клуба, или они будут исключены и будут преследоваться по закону. Сабмиссивы также должны подчиняться всем правилам, или покупатели могут применить к ним правовые меры и никакие суммы не будут выплачены.
С принятыми условиями и положениями заинтересованными участниками этого аукциона являются следующие…
Я переворачиваю страницу, и вижу ее. Она первая в списке участниц на сегодня.
Шумное движение у входа в комнату заставляет меня обернуться. Моя кровь стынет в жилах. Джозеф Леви. Он смотрит мне в глаза из-под своей маски, прежде чем занять свое место за пустым столом в другой стороне комнаты.
Через волны густого дыма от сигар, курящих мужчин, мой взгляд устремлен на него. Из всех присутствующих здесь он единственный, кому я думаю, могу сказать о том, что здесь происходит.
Зандер и Люциан знают. Но другие мужчины? Мне абсолютно плевать на них.
Но Джо хочет рабыню. И меня подмывает дать ему понять, почему я позволил ей пойти на аукцион.
Почему я хотел этого и рад, что она приняла предложение Госпожи Линн.
Не знаю точно, что она сказала ей. Но знаю, что я буду владеть моим котенком официально менее чем через час.
Мое сердце бьется бешено в груди, а нервы на пределе. Я просто хочу, чтобы это закончилось.
— Все будет хорошо, — говорит Зандер, кладя лопатку на стол.— Никто не хочет перебегать тебе дорогу.
Он смотрит мне в глаза, но я инстинктивно оглядываюсь на Джо, чьи глаза устремлены на сцену.
Свет становится менее ярким, и комната погружается в полумрак.
Со щелчком прожектор освещает толстые красные шторы. Аукционист, одетый в простой черный костюм и тонкий черный галстук говорит в микрофон:
— Добрый вечер, господа. Да, начнется аукцион.
Занавес медленно открывается, и моя кожа покалывает из-за смешения эмоций.
Мой котенок стоит впереди по центру. Одна на сцене. Софиты освещают ее загорелую кожу. Они настолько ярки, что шрамы не заметны. Отсюда невозможно увидеть, как они расположены на ее плечах. Но я знаю, что они есть.
Катя стоит со сложенными руками на груди, цветовая палитра отсутствует, и ее глаза устремлены вниз.
Мне все еще тяжело дышать, и моя рука сжимает лопатку.
Она пройдет через это. Она действительно сделает этот решительный шаг.
— Мы начинаем торги с пятьсот тысяч долларов, — говорит мужчина, и я молча поднимаю лопатку.
Я готов отдать все свое состояние, чтобы владеть ею. Мне нужен только один шанс.
— Шесть, — раздается голос Джо в комнате, и я сжимаю челюсть.
Мое тело закипает от гнева, когда я чувствую, что глаза каждого мужчины в комнате направлены на меня.
— Шесть сотен, кто даст семь?
Я молча поднимаю лопатку, не доверяя себе произнести сумму вслух.
— Семь, джентльмен в правом углу.
Катя слегка приподнимает голову, и смотрит на меня. Ее глаза широко раскрыты и полны мольбы. Она опускает их вниз, как только Джо выкрикивает «восемь». Она теребит пальцами подол своего черного платья.
Я знаю. Она напугана по многим причинам, и мне ненавистно, что она страдает в очередной раз. Страх перед другим человеком, который может забрать ее.
— Она моя. Девятьсот тысяч, — выплевываю я, вставая со своего места и обозначая свою позицию, чтобы она стала понятной для всех.
— Господа, пожалуйста. Правила должны соблюдаться, — напоминает мне аукционист, но я отказываюсь сидеть.
— Один миллион, — поизносит Джо, глядя прямо мне в глаза, а затем возвращает взгляд к Кате.
— На колени, — кричит он, и ее ноги слегка дрожат.
Но она сопротивляется. Она смотрит на него, ее нижняя губа подрагивает. Она чертовски напугана.
— Котенок. Ты преклонишь колени для меня, — уверенно говорю я.
Когда она опускается на колени, преклоняя голову перед всеми, я снова поднимаю лопатку.
— Миллион и сто тысяч, — начинает говорить аукционист, но его прерывает звук отодвигаемого Джо стула, после чего тот вылетает из комнаты. Он проходит мимо нескольких мужчин, явно взбешенный. Но он признал. Ее предпочтения и покорность по отношению ко мне были ясно выказаны.
Шум поднимается в комнате, когда аукционист откашливается и говорит в микрофон:
— Один миллион сто тысяч, раз, — произносит он, но его голосу не хватает энтузиазма, и он даже не дает себе труд оглядеть комнату.
Мои глаза сосредоточены на моем сладком домашнем питомце, покорно склонившейся на ярко освещенном деревянном полу сцены, и держащей взгляд прямо перед собой, сосредоточившись на ткани штор, зажатых у противоположной стороны сцены.
— Два.
Я наблюдаю, как ее дыхание сбивается, а глаза стекленеют. Она плотно закрывает их, и слезы катятся по ее раскрасневшемуся лицу.
— Продана.
Глава 16
Катя
Меня, не переставая, трясет, пока я сажусь в кресло напротив мадам Линн и Айзека в ее кабинете. Не могу поверить, что я действительно прошла через это. Во мне до сих пор пульсируют волны эндорфинов, которые переполняли мое тело, пока я стояла на сцене перед всеми. Я была так уязвима и одинока.
Я возвращаюсь мыслями к аукциону, пока стараюсь унять дрожь рук. Свет ослеплял, и я едва могла что-либо видеть, но знала, что они находились там, наблюдая за мной. Оценивая меня. Это пробудило во мне старые воспоминания. Я закрываю глаза, ненавидя вспышку моего темного пошлого.
Мою кожу покалывает, пока я заставляю себя думать о настоящем. Про аукцион и все эмоции, которые тогда наполняли мое тело. Я чуть не упала, мои колени тряслись и подгибались, когда человек в маске начал торговаться с Айзеком, отдавая мне приказ преклонить перед ним колени. Я испугалась, что он перебьет ставку Айзека и заберет меня в качестве собственности только из мести. Но еще больше, чем то, что мужчина в маске мог выиграть, меня страшило, что он мог бы стать для меня ужасным Хозяином, который будет незаслуженно наказывать меня, в первую очередь, за отрицание его. Хотя что-то подсказывает мне, что он не такой. Глаза под маской полны печали. Они излучают что-то такое, знакомое мне, что-то совсем другое.
Но я отказалась ему подчиниться. Он не мой Хозяин. И никогда им не будет. Я бы не дошла с ним до конца контракта. Я бы лучше потеряла деньги, членство. Меня это не волновало. Айзек — мой единственный Хозяин.
Кожаное кресло издает скрип, когда Айзек меняет позу, и мое внимание переключается на его прекрасное лицо. Он смотрит на меня, его взгляд заставляет покалывать мою кожу, расслабляя при этом. Он уже находился здесь, с нетерпением ожидая моего появления, прежде чем я пришла. С тех пор его глаза ни на секунду не покидали мое лицо.
Могу сказать, он желает быстрее покончить с этим и забрать меня домой, что уже хотел сделать в течение нескольких недель. Я практически могу чувствовать желание и возбуждение, исходящее от него. Мой взгляд падает на стопку бумаг, лежащих перед ним. Мой контракт. Правила, написанные черным, крупным, жирным шрифтом, лежат сверху. Уверена, в настоящее время Айзек помнит их назубок. Знаю, черт возьми.
Я перевожу взгляд на Госпожу Линн, пока та что-то еще говорит Айзеку. Они еще какое-то время общаются, но я едва могу дышать, не говоря уже о том, чтобы слушать. Там же перед ней лежит стопка бумаг, которые я еще не подписала. Документы, которые говорят, что я соглашаюсь на лайфстайл 24/7. Я втягиваю в легкие воздух, и осознание того, что все это означает, накрывает меня. Теперь нет пути назад. Я — его.
Он — хороший Хозяин. Я это знаю, но это не помогает мне преодолеть страх, который я испытываю. Айзек забирает меня из Клуба «Х». Я содрогаюсь от мысли, потерять контроль над своей безопасностью и полагаться только на него.
— А что с ее работой? — спрашивает Госпожа Линн, и я фокусируюсь на ее голосе.
Оказывается, все это время она задавала вопросы от моего имени, а я была где-то далеко, вместо того чтобы внимательно слушать, о чем она говорит. Хотя, когда они смотрят на меня, я понимаю, что должна кивнуть и согласиться.
Айзек удерживает на мне свой взгляд, пока отвечает:
— Она будет участвовать во всех общественных мероприятиях и выполнять свои обычные функции. Здесь ничего не изменится.
Госпожа Линн медленно одобрительно кивает.
— Рождество через 10 дней.
— Я прослежу за тем, чтобы она отпраздновала его, как обычно, — говорит Айзек уверенно.
Их слова превращаются в гул на заднем фоне, пока они продолжают обсуждать контракт, а я ловлю себя на том, что возвращаюсь в состояние оцепенения. Я киваю и отвечаю, где нужно, но мысленно вспоминаю мое последнее Рождество. Я поехала домой после Нового Года, думая, что внимание к праздникам уже сошло на нет. А оказалось, что мама не ставила елку, ожидая меня. Елку все еще не нарядили.
Она это сделала для меня. Ничего не трогала и сделала так, чтобы устроить мне настоящий праздник. Мама никогда не узнает, как это больно. Я не хочу праздника. Я не хочу той жизни, которая была у меня раньше. Не знаю, почему она не понимает, насколько это больно. Все из того прошлого, традиции, которые она так стремится соблюсти, отпраздновав со мной, — все это замарано и являются частью моего прошлого, и я хочу, чтобы они там и остались.
Они все были там: она, остальные члены семьи. Они подготовили красиво упакованные подарки и собрались вместе. Ожидая. Наблюдая. Просто глядя. Мне было ненавистно это. Находясь там перед ними всеми, в то время как я разворачивала подарки, мне пришлось заставить себя улыбаться и притворяться, что я в восторге, а они все смотрели, как будто ждали, что я сломаюсь.
Я делаю резкий вдох. Что-то произнесенное Госпожой Линн возвращает меня в настоящее. Оказывается, я могу также предложить правила и условия. Мне необходимо их озвучить до окончания встречи, а я, в конечном итоге, облажалась.
— Я — начинаю говорить, мой голос хриплый и дребезжащий.
Я ерзаю на месте и смотрю на стол. Он — мой Хозяин. У него должен быть контроль. Но есть одна вещь, которую я не могу сделать.
Я чувствую руку Госпожи Линн под столом, она пытается успокоить меня, нежно поглаживая по бедру, пока я говорю. Я благодарна и чувствую, что мое беспокойство немного отступает. Это Айзек. Я могу сказать ему.
Я облизываю губы, глотаю и снова пытаюсь начать говорить.
— Мне бы хотелось видеть солнечный свет. Пожалуйста, не отнимайте его, — умоляю я его. — Я не могу вернуться во тьму.
Я качаю головой, чувствуя, как холодок пробегает по моему позвоночнику.
— Даже в качестве наказания, пожалуйста.
Айзек наклоняется через стол и кладет передо мной руку ладонью вверх. Я мгновенно хватаю его руку для успокоения, и чтобы показать ему свое послушание.
— Конечно, никто не ограничит тебе доступ к солнечному свету, — уверяет меня Айзек, сжимая мою руку. — Ты нуждаешься в этом. Можешь быть уверена, что я никогда не лишу тебя возможностей. Никогда.
Его слова наполнены такой убежденностью, что трудно ему не поверить. Я немного расслабляюсь, когда мое дыхание становится более размеренным. И я стараюсь напомнить себе, что в качестве моего Хозяина Айзек будет защищать только мои интересы.
Все, что мне нужно сделать, это довериться ему. Он уже имел меня несколько раз, доставляя мне такое удовольствие, что я не думаю, что это было возможно, что это в человеческих силах. Он не собирается причинить мне боль, а он намного больше, чем просто способный Хозяин, что уже продемонстрировал.
Я втягиваю в легкие воздух, чтобы успокоиться, когда Госпожа Линн кладет набор золотых ручек передо мной. Кажется, она одобряет, как проходит данная сессия, ее взгляд теплый и заботливый. Я подозреваю, что ей, должно быть, это приятно, так как она преодолела ряд трудностей, заявившись в приют без предупреждения, чтобы обеспечить Айзеку получение ошейника на мою шею.
— Подпиши здесь, моя дорогая, — призывает она меня с нежностью, ее успокаивающий голос омывает меня, словно умиротворяющий, целебный бальзам.