Проданная замуж

19

На следующее утро я проснулась больной. Гудела голова, и тошнило. Это было неудивительно после вчерашних событий, но Осгар забил тревогу и повез меня к врачу.

Расспросив о симптомах, доктор попросила меня лечь на кровать за раздвижной перегородкой. Осгар ждал по другую сторону. Ощупав мой живот, доктор сказала:

— Вы знаете, что беременны?

— Что? — хором воскликнули мы с Осгаром.

Доктор улыбнулась.

— Видимо, я получила ответ на свой вопрос. Я назначу некоторые анализы, чтобы удостовериться, но похоже, что вы уже месяце на четвертом. — Осгар зашел за перегородку и обнял меня. — Поэтому я не могу назначить вам никаких лекарств. К тому же все эти симптомы — обычные проявления беременности.

— Это будет наш второй ребенок, — улыбаясь, сказал Осгар.

Я обняла мужа, чувствуя себя одновременно напуганной и счастливой. Я любила Осгара еще сильнее. Второй ребенок, сказал он, и, хотя я никогда не сомневалась в его любви к Азмиру, эти слова стали тому доказательством, если таковое вообще требовалось.

Нам нужно было многое решить за следующие несколько месяцев. Я переживала, что наше жилище не годится для Азмира, не говоря уже о втором ребенке. Тем временем я становилась все больше и больше. Ноги начали отекать, кроме того, я теперь страдала от кровотечений из носа.

Когда я была беременна Азмиром, мать говорила, чтобы я не принимала таблеток, которые выписывал доктор, потому что ребенок якобы станет слишком крупным и мне будет трудно его рожать. Ее указания по-прежнему довлели над моим сознанием, и, хотя доктор дала мне таблетки, содержащие железо, я их не принимала. Несмотря ни на что, я продолжала верить в правоту слов матери. Тем не менее я исправно посещала женскую консультацию, и Осгар обычно составлял мне компанию, хотя иногда оставался дома с Азмиром.

Вторая беременность воспринималась мною иначе, потому что я не чувствовала осуждения со стороны медсестер, они относились ко мне точно так же, как к другим мамам. Осгар окружил меня заботой, которую мне не так легко оказалось принять. Если я плохо себя чувствовала, он заставлял меня прилечь, подложив под ступни подушки, и не разрешал делать домашнюю работу. Он меня баловал, а я смущалась. За мной никто никогда так не ухаживал, и мне было не по себе, когда Осгар делал это. Мне почему-то казалось, что я теряю контроль над собой. Я говорила мужу, что хорошо себя чувствую, когда мне было плохо. Я заставляла себя делать всю работу по дому, забирать Азмира из садика, заваривать ему чай, а потом обессиленно падала на кушетку. Я настолько привыкла делать что-то для других, что просто не могла остановиться и подумать о себе. Я хотела быть сильной, хотела со всем справляться, вернее, чувствовала, что должна быть сильной. Нужно было ходить по различным инстанциям, добиваться, чтобы нам выделили дом; нужно было подать документы для получения визы для Осгара, чтобы тот мог оставаться в Великобритании; нужно было заботиться о нуждах своей семьи.

Каждую неделю я пешком ходила в город — билет на автобус был мне не по карману, — и только для того, чтобы узнать в социальной службе, нашли ли они для нас жилье. Ответ всегда был одинаковым:

— Нет, мне очень жаль, но пока мы ничего не можем вам предложить.

Ужасно было каждый раз слышать одно и то же. Осгару нужно было сообщить иммиграционной службе постоянный адрес, так как он подал документы для получения постоянной визы. Он мог остаться в Соединенном Королевстве на том основании, что женат на гражданке Британии. Я постоянно волновалась, разрешат ли ему остаться со мной. А что, если его вышлют из страны? Как я сама справлюсь с двумя детьми, без дома и практически без денег? Я каждый день молилась, чтобы наступило просветление. Я хотела только получить дом и чтобы Осгар остался со мной. Неужели это так много?

Но вот, за две недели до ожидаемого рождения ребенка, нас наконец-то позвали к телефону.

— Освободился дом недалеко от того места, где вы сейчас находитесь. В одиннадцать часов вас будет ждать сотрудник жилищного отдела, чтобы удостовериться, что вы сочтете это жилье подходящим, — сказала женщина из социальной службы.

— Я беру его! — воскликнула я, стараясь не кричать от радости. — Не важно, где он, лишь бы имелись четыре стены и крыша над головой!

Мне так не терпелось обрести место, которое можно было бы называть домом, что в половине одиннадцатого мы уже стояли перед домом в районе Мосс-Сайд и ждали, когда подъедет сотрудник жилищного отдела. То было маленькое здание с террасой, без сада перед парадной дверью, которая открывалась прямо на тротуар. Мы заглянули через окно в гостиную, которая оказалась небольшой и оклеенной черно-белыми обоями. Все выглядело очень опрятно, и, когда нас впустили в дом, мы поняли, что будем здесь счастливы. На втором этаже размещались две спальни — побольше, с двуспальной кроватью, и поменьше, как раз для маленького мальчика. Кухня, она же столовая, была достаточно просторной, чтобы вместить обеденный стол и канапе.

Наконец-то у нас есть постоянное жилье, дом, в котором появится на свет наш малыш. Но здесь не было мебели. Везде, где нам приходилось жить раньше, была кое-какая мебель.

— На чем же мы будем спать? — спросила я.

— Сегодня я получу деньги, — сказал Осгар, — и куплю подержанную кровать. Кроме того, мы не обязаны сразу же выезжать из комплекса для бездомных. Уверен, у нас есть как минимум несколько дней, чтобы все решить.

Тем вечером мы вернулись в квартиру и уже готовились ложиться спать, как вдруг я заметила, что чувствую себя более усталой, чем обычно.

На следующий день Осгар ушел на работу, но пообещал вернуться к обеду. Азмир сложил свои игрушки в пакеты, а я упаковала нашу одежду в чемодан. Я сделала немного, но чувствовала себя обессиленной, будто тяжело работала все утро. Когда Осгар вернулся домой к обеду, я лежала на кровати и сказала ему, что плохо себя чувствую, — я ощущала приступы боли в животе.

— Это все из-за переживаний по поводу переезда, — сказал Осгар.

Я не была в этом уверена. Боли были похожими на схватки. Я определила периодичность приступов — около семи минут. В половине первого я сказала Осгару, что ребенок, пожалуй, готовится появиться на свет.

— Уверена? — обычно спокойное лицо мужа теперь было взволнованным. — Ты действительно скоро будешь рожать?

Я вспомнила, как рожала Азмира.

— Нет, думаю, пройдет еще какое-то время, — ответила я.

Но Осгар уже начал суетиться и вызвал такси, для чего сходил к телефонной будке. Машина приехала через пару минут, и слава Богу, потому что иначе я родила бы прямо дома. Когда мы подъезжали к больнице, схватки усилились. А когда в двенадцать сорок пять мы прибыли на место, я едва держалась на ногах, идя в приемное отделение.

— Думаю, ребенок скоро родится, — выдохнула я, обращаясь к женщине, дежурившей на приеме. — Схватки усиливаются.

— Вы можете идти? — спросила медсестра, выбежавшая мне навстречу. — Я сейчас вернусь, — продолжила она, не дожидаясь ответа. Исчезнув на несколько секунд, медсестра вернулась с креслом-каталкой. — Садитесь, милая, и я отвезу вас прямо в родильное отделение.

Я села в кресло, а Осгар и Азмир зашагали рядом, оба немного встревоженные. По пути в родильное отделение я объяснила Азмиру, что скоро у него появится маленький братик или сестричка, так что ему будет с кем играть. Сын улыбнулся, и лицо его озарилось радостью при мысли о маленьком братике или сестричке. Перед тем как медсестра вкатила мое кресло в родильный зал, Азмир прошептал:

— Надеюсь, это будет братик.

Я улыбнулась сыну.

В родильном зале другая медсестра дала мне специальную рубашку для рожениц. Еще две медсестры включали приборы и подсоединяли провода. Как только я переоделась в рубашку, мне помогли лечь на кровать и принялись закреплять на мне датчики приборов. В этот момент схватки стали очень сильными, и я почувствовала желание тужиться.

— Вы еще не можете быть готовой! — сказала медсестра. — Я не проверила, полностью ли открылись родовые пути. Подождите, подождите!

— Я не могу ждать! — прокричала я в ответ.

Одна из медсестер побежала за акушеркой. В этот момент у меня отошли воды и схватки превратились в сплошную непереносимую боль. Казалось, что-то вцепилось мне в позвоночник и крутит, крутит его без пощады, такими мощными были у меня схватки. Ничего подобного не было при рождении Азмира.

— Больно! — закричала я. — Дайте мне что-нибудь от боли! Мне нужно что-нибудь от боли!

— Слишком поздно. Ребенок выходит. Тужься, Сэм, тужься!

Пришла акушерка и заняла место медсестры. Она заглянула мне между ног, потом посмотрела на меня и спросила:

— Вы планировали рожать дома?

— Нет, — сказала я. Казалось, что мои внутренности разрываются на части.

— Я вижу головку, — сказала акушерка. — Осталось всего несколько толчков.

Я тужилась снова и снова, а потом услышала крик — это кричала я? — и короткое всхлипывание.

— Мальчик!

В десять минут второго Азим был уже у меня на руках — медсестры едва успели доставить меня в родильную палату. Я была обессилена. Раньше я думала, что могу дарить лишь некое ограниченное количество любви. Но я ошибалась: я держала на руках этот маленький сверточек, и любовь захлестывала меня; я ожидала, что придется делить душевное тепло между моими драгоценными мальчиками, но обнаружила, что меня переполняет одинаково безграничная любовь к Азмиру, Азиму и Осгару. Это было изумительно.

Через несколько мгновений ко мне подошел Осгар, и я увидела слезы на его глазах.

— Медсестра сказала, что родился мальчик, — произнес он, крепко обнимая меня.

Я только кивнула, испытывая такое облегчение, такую радость от сознания, что я на этот раз не одна.

Рядом с Осгаром появился Азмир.

— Можно посмотреть? Можно посмотреть? — нетерпеливо спрашивал он.

— Да. Иди сюда, — сказала я, протягивая руки. — Обними меня. Твое желание сбылось. У тебя теперь есть маленький братик.

Мы еще какое-то время обнимали и целовали друг друга, а потом одна из медсестер положила руку на плечо Осгару.

— Вы не могли бы выйти? Мы должны ее почистить. Мы отвезем ее в палату, когда закончим. Можете подождать там.

— Мы любим тебя, — сказал Осгар и помахал рукой, а Азмир послал мне воздушный поцелуй.

Я помахала им в ответ.

— Скоро увидимся.

Когда меня привезли в палату, Осгар и Азмир уже ждали там. Азим спал в своей кроватке. Я поцеловала его и легла на свою кровать.

— У тебя усталый вид, — сказал Осгар, нежно убирая прядь волос с моей щеки. — Отдыхай. Мы пойдем в город, купим одежду для малыша, а попозже, вечером, вернемся тебя навестить.

Я из последних сил кивнула и заснула крепким сном. Разбудила меня медсестра. Она сообщила, что ребенок плачет.

— Вы уже решили, как будете его кормить: грудью или из бутылочки? Похоже, он проголодался.

— Конечно, грудью, — сказала я.

Медсестра передала мне на руки Азима и задернула занавеску, отделявшую мою кровать.

Осгар и Азмир навещали меня каждый день, пока я лежала в больнице. Меня отпустили домой на четвертый день, и у входа уже ждало такси, вызванное Осгаром.

Когда мы приехали в наш новый дом, я обнаружила, что Осгар обставил комнаты мебелью. Теперь у нас были подержанная кушетка, купленная за двадцать фунтов, и старая раскладушка для Азмира. А в нашу спальню Осгар купил новый матрас, который положил на пол в углу комнаты.

— Я не мог позволить себе многого, но по крайней мере предметы первой необходимости у нас есть, — сказал он.

— А я купил Азиму одежду, мама, — с гордостью сказал Азмир. — Посмотри! — И вытащил все из пакета.

— Какая прелесть, милый. Молодец, хорошие выбрал вещи.

Я стояла в гостиной со спящим Азимом на руках. Осгар обнял меня за талию и крепко прижал к себе. Азмир обхватил ручками мои ноги и улыбнулся, глядя на новорожденного братика. Моя собственная любящая семья.

Когда родился Азмир, у меня ничего для него не было и я переживала из-за этого, но теперь я могла быть спокойна, потому что Осгар позаботился обо всем, до мелочей. Самое главное — я была не одна, и ничего прекраснее этого чувства я не испытывала. Я прижалась к Осгару, поцеловала его в щеку и сказала:

— Все чудесно.

Мне пришлось пережить еще одно потрясение: суд над Манцем должен был состояться через два месяца после рождения Азима. Я держалась в стороне от всего этого, но мне все же пришлось давать свидетельские показания. Полицейский, которому было поручено доставить меня в здание суда, зашел к нам домой накануне и сказал:

— Мы знаем, что некоторые ваши родственники участвуют в судебном процессе и, возможно, будут присутствовать на завтрашнем заседании, — они все это время были здесь. Когда войдем в зал суда, просто не смотрите на них, не заговаривайте с ними. Хорошо?

Я кивнула, но у меня были другие планы на этот счет.

На следующее утро я надела свое самое красивое новое платье, какого они никогда бы мне не купили, а войдя в здание суда, смотрела по сторонам, пока не удостоверилась, что мать заметила меня. Я знала, что она будет там. Она просто смотрела на меня. Я не отвела взгляд. Высоко подняв голову, я, сопровождаемая полицейским, прошествовала в комнату для свидетелей. Я гордилась собой, гордилась, что пришла сюда сегодня, что осмелилась противостоять ей — всем им, — потому что дома меня ждала моя собственная любящая семья.

Манца признали виновным в организации похищения людей и приговорили к четырем годам заключения в печально известной манчестерской тюрьме «Стрэйнджвейз».