«У нас был старенький БМВ с задним приводом и ручной коробкой передач, два конвертоплана с прожекторами, десяток машин полиции, узкие улочки Старого города, штук пять стреляющих льдом магов, звериное предвидение и целое множество препятствий на любой вкус, а также угрозы лишения социального рейтинга, тюремного заключения и лишения гражданства, все это вместе и по отдельности. Не то что бы это был необходимый запас для того чтобы уходить от полицейской погони в городе Познань, но если начал собирать самое разное дерьмо в личное дело, то становится трудно остановиться. Единственное что вызывало у меня опасение — это лестницы. Нет ничего более беспощадного, бессмысленного и несвоевременного как гранитные, широкие и массивные парковые лестницы. Конечно тогда я старался не думать об этом, но подспудно понимал, что сколько по парку не гони, рано или поздно мне встретиться эта дрянь».
Мысленная тирада родилась из глубин мой старой памяти — того меня, прежнего.
Какого такого меня?
Еще не полностью вернувшись в сознание, плавая на границе мутной пелены беспамятства, я мысленно смотрел кино из картинок, мыслеобразов и бредовых воспоминаний. Удар молнии, ритуал подчинения, странный незнакомец… Господи, какая же дичь только не привидится.
А привиделось ли? Очень захотелось поверить, что все произошедшее — горячечный бред и сейчас я открою глаза в чистой постели больничной палаты.
Надеялся на это очень сильно, прямо всеми фибрами души. Но… «Не получилось, не срослось», — как говорят хирурги. Круглолицая медсестра-полька, стычка в больнице, запах горелого мяса и одежды, сестра-оборотень, гонка по улицам города и падающие с неба ледяные глыбы — все это было и было совсем недавно. И еще даже до того, как открыл глаза, понял — сижу крепко привязанный к стулу. Ноги сразу в нескольких местах притянуты стяжками к ножкам, руки заведены за спину.
Кроме того, возвращаясь в сознание я ощутил на себе… намордник. Реально намордник — массивный, жесткий. Даже не намордник, а тяжелая полумаска, частично захватывающая голову сзади. И плотно прилегающая к коже, хорошо чувствуется давление, как от массивного респиратора. Тяжелая маска закрывала рот, нос, подбородок — и кроме того еще я ощущал, как будто беруши в уши вставлены.
По мере того, как вместе с возвращающимся сознанием возвращалось и восприятие, я все громче слышал звук своего дыхание. Громкое, сиплое. Дарт Вейдер так шумно дышал в древнем фильме про Звездные войны. И это все определенно из-за надетой на меня маски.
Чуть приоткрыл глаза. Совсем чуть-чуть, чтобы если за мной кто наблюдает, это прошло незамеченным. Вокруг неестественно белый свет, мешает сосредоточится и сфокусировать взгляд.
Открывать глаза полностью не стал, закрыл — мне нужно время прийти в себя, обдумать произошедшее. Вот только думать оказалось непросто. Громкий звук дыхания мешал концентрироваться; причем громкий звук дыхания мешал больше той части моей новой сущности, которая после удара молнии и ритуала отвечала за чувство тревоги, метание молний и вот это вот все. Только сейчас я понял, что чувствую «поднявшуюся на загривке шерсть», вот только это ощущение где-то далеко, едва-едва ощутимо.
Понемногу осознавая неприятное положение, в котором оказался, начинал волноваться. По мере того, как эмоции становились все ярче и росло беспокойство, я начал ощущать, как мне не хватает воздуха. Реально не хватает — я как будто бы дышал неполной грудью. Попробовал вздохнуть глубже — шум дыхания стал громче, а воздуха поступило еще меньше.
Появилось понимание: это все маска. Похоже, намордник настроен на контроль дыхания — чем глубже и чаще дышишь, чем больше возбужден, тем меньше воздуха она пропускает. Отличное решение. Особенно для тех, кто страдает от панических атак — так и скопытиться недолго. Причем без шуток — в такой маске с нервами не совладаешь, и реально кончишься от страха, забившись в падучей.
Спокойно. Спокойно. Волноваться не надо — начал я увещевать сам себя. Задышал ровнее и надо же — все получилось. Кислород вновь поступал в полном объеме, снова вдыхал полной грудью.
— Ты уже можешь открыть глаза.
Женский голос раздался удивительно четко, причем полностью отсекая сиплые звуки дыхания. Прилепленная к лицу маска, частично закрывающая и уши, сработала как активные наушники.
Голос кстати красивый. Женственный, чувственный; но при этом крайне неприятный. Странное ощущение — как будто вместе со словами чужая воля под кожу залезает.
И еще от этого голоса у меня снова «шерсть на загривке дыбом встала». Но лишь на короткое мгновение — маска сразу же отреагировала на проснувшееся предчувствие, вообще на несколько секунд отрубив мне подачу кислорода. Прямо на вдохе. Крайне неприятное ощущение, концентрацию мигом сбивает.
Глаза я, кстати, так и не открыл до сих пор.
— Дмитрий, ну хватит уже. Я ведь давно поняла, что ты очнулся.
Открыл все же глаза, сощурившись от яркого света. Надо же, а недавно меня слепили, неудобств не доставляло. Тоже маска-намордник работает? Похоже на то.
Около минуты потратил, чтобы проморгаться. Когда глаза от белого слепящего света перестали жечь и слезиться, присмотрелся. Нахожусь в большой комнате, в которой кроме моего стула — ни одного предмета мебели. Ровный бетонный пол под ногами, грубая каменная кладка стен. Окон нет, совсем — подвал, похоже.
Сижу на стуле. По пояс голый, на мне только синие штаны больничной робы. Передо мной женщина, удивительно молодая и красивая для окружающей картины. Лет двадцать пять, не больше, а то и моложе. Ни грамма косметики, светлые волосы стянуты в тугой хвост. Лицо красивое, благородных черт я бы даже сказал. Выделяются глаза — радужка нечеловеческая, с внутренним отблеском фиолетового магического сияния. Почти как у Марии, только без вкраплений лилового.
Фигура у незнакомки приметная, стати выделяющиеся — стянутые серым мундиром без знаков различий. Высокие кавалерийские сапоги, черная портупея разделяющая грудь наискось. Еще нашивку бы ей на плечо с угловатым немецким орлом — и молодая дознавательница будет выглядеть точь-в-точь как с картинки застенков Гестапо или Абвера. К тому же антураж камеры соответствующий.
Так, что-то меня еще волнует, зудит непониманием. Вот, понял: свет вокруг неестественный, призрачный. Причем его источник не лампа — а, надо же, небольшой едва колышущийся шар над плечом собирающейся допрашивать меня женщины.
— Как будешь оправдываться? — уперся в меня взгляд странных фиолетовых глаз.
Мысли в голове заметались в попытке найти достойный ответ на вопрос. Или вообще не отвечать? Так, а как я ей отвечу, если у меня намордник на лице?
— Ах да, у тебя же намордник на лице, — в унисон произнесла дознавательница, причем на ее лице появилась улыбка.
«Так, она что, мысли читает?»
— Ты в подвале контрразведки на допросе у магистра-ментата, мой хороший! — улыбка стала еще шире. — Конечно я читаю твои мысли!
«Да ну, бред какой-то», — подумал я примерно в таком смысле, не удержавшись от более крепкой характеристики.
— А вот от обсценной лексики попросила бы воздержаться, — моментально отреагировала дознавательница, глядя мне в глаза.
Глаза.
Она поймала мой взгляд — стоило это осознать, как преодолевая звук сиплого дыхания, мешающий концентрации, я почувствовал давление на внутреннюю сторону черепа. Словно чужие щупальца шевелятся.
Попытался отвести взгляд, избегая блестящих фиолетовых глаз. Получилось не сразу, с трудом. А когда удалось, едва ощутимо почувствовал, как будто рвется незримая тонкая нить. Сразу исчезла четкость звуков, вернулся звук дыхания — словно я под водой на большой глубине. Дознавательница фоном говорила что-то, но я не услышал — у меня вновь отсекло подачу кислорода.
Похоже, маска восприняла проявление свободы воли как проявление силы, которую надо потушить. Сдерживая волнение, я попытался успокоиться. Щупальца чужой воли в голове исчезли, дознавательница мысли больше не читает. Так, а если проверить не глядя ей в глаза…
«Эй, подруга, а ты глотаешь?»
Идея проверки была хороша, а вот исполнение подкачало. Вот что за привычка сначала делать, а потом думать? К счастью, дознавательница мои мысли больше действительно не читала. Думаю, продолжай она это делать, отреагировала бы уж точно.
Получается, когда я очнулся, необычно выглядящая красивая дознавательница установила зрительный контакт и словно подцепила меня на крючок. Сейчас значит главное не смотреть ей в глаза; хотя — я привязан к креслу, если она решит вновь поймать мой взгляд, интересно как я смогу ей помешать?
Подтверждая мои мысли, дознавательница пошла в мою сторону. И как пошла! — двигаясь грациозно, словно на подиуме. Ближе, ближе, еще ближе… Коснулась меня, повела пальчиком по плечу, обходя. Она что, на меня сесть собирается?
«Во-воу, подруга, ты реально?»
Дознавательница действительно ломала шаблоны — с грацией танцовщицы перекинула через меня ногу, усаживаясь сверху, как садится умелая стриптизерша на жениха во время мальчишника.
Все это время я наблюдал за ней, стараясь дышать ровно и не смотреть в глаза. Тем более рядом обтянутая ладно скроенным серым кителем грудь, не поднимать взгляд выше совсем несложно. К тому же у меня получилось сосредоточиться на дыхании и выгнать все мысли из головы — просто гонял по кругу счет «вдох-выдох», неожиданно помогло.
Посидели немного. Дознавательница конечно молода и красива, талия тонкая, но сама отнюдь не пушинка — ноги под ее тяжестью уже начали затекать. Поэтому я решил рискнуть — не прекращая дышать ровно, довольно смело поднял взгляд, глянув в фиолетовые глаза. Снова ощутил давление — как на большой глубине, когда ныряешь.
Вдох, выдох. Вдох, выдох — и тяжесть исчезла. Дознавательница, усевшаяся на меня сверху и положившая руки на плечи, уважительно поджала губу.
— Надо же, какой способный мальчик, — резюмировала она. — А если так?
В голове родился звон, перед взором упала темнота. Очнувшись, я почувствовал, как дознавательница берет меня за подбородок и поднимает голову. Воспоминание пришло постфактум — она резко усилила нажим, после чего я испытал ощущение словно у меня на голове котелок, и по нему ударили сразу несколькими кувалдами.
Хорошо так ударили, в ушах до сих пор гулко звенит.
— Прости, малыш, перестаралась, — голос дознавательница доносился словно сквозь вату. — Давай, чтобы не повторять, ты мне сейчас все расскажешь. Ты мне в итоге все равно все расскажешь, просто это будет быстро и приятно, или же долго и больно. Ты что выбираешь?
Ответить я не успел, да похоже моего ответа дознавательница и не ждала. Пока приходил в себя от ментального удара, перед глазами мелькнула изящная девичья кисть, и я услышал щелчок. И второй — дознавательница одно за другим расстегнула крепления маски, коих оказалось четыре.
Когда она потянула маску у меня с лица я почувствовал, как из-под кожи выходят воткнутые иглы. Ощущение появилось на скулах, сзади на шее и под челюстью. В глазах после ментального удара изображение плыло, но успел увидеть что угловатая маска действительно похожа на нечто среднее между тяжелым глухим намордником и тяжелым респиратором. Как есть шлем Дарта Вейдера, только нижняя его часть, без колпака.
Легко отброшенная, маску улетела в угол.
— Как ты, малыш?
— Превосходно, — прошептал я, с трудом справившись с голосом — горло пересохло.
— Отлично, мне нравится твой позитив. Не обижайся на демонстрацию, это чтобы у тебя не было иллюзий насчет разницы нашего уровня владения и подготовки. А то может вдруг ты бросил пару молний и уже посланником бога себя почувствовал.
— Бог просил передать, что никого не посылал, — уже более внятно ответил я.
Светловолосая дознавательница неожиданно рассмеялась.
— А ты мне нравишься.
— Ты мне тоже.
— Ой-ой, не дерзи, малыш!
— Я в состоянии аффекта.
— Солнце, если тебе за оскорбление монаршей персоны отрубят голову, я сильно расстроюсь. Так что успокой свое состоянии аффекта. Как ты, уже нормально меня воспринимаешь? — пощелкала пальцами у меня перед глазами дознавательница.
Отвечать я не стал, просто кивнул. Это кто здесь, кстати, монаршая персона? Вариантов как бы много и не было, всего один, но как-то он не вмещался в мое восприятие реальности.
— Давай начнем сначала, — доверительно улыбнулась дознавательница. — Как будешь оправдываться?
— Очну… — начал говорить и кашлянул, не сразу справившись с голосом.
— Попить?
— Да, было бы неплохо.
Воды принесли через полминуты. Кто, я не видел — зато слышал скрип тяжелой двери за спиной. После того, как осушил стакан — дознавательница меня заботливо поила, говорить стало гораздо легче.
— Очнулся во время ритуала, который проводили неизвестные мне две девушки и мужчина. Потом они что-то неправильно сделали, и судя по внешнему виду, все неожиданно умерли. Что было до этого — я просто не помню, память потерялась.
— Имя помнишь?
— Свое или твое?
— Ах ты наглец! — уже не сколько разозлилась, сколько удивилась дознавательница. — Свое помнишь?
— Свое помню. Дмитрий Новицкий.
— Сестру помнишь?
— Сестру не помню. Только имя — Наоми Новицкая.
— Хм, похоже не врешь, — приложила пальчик к губе дознавательница и отвела от меня взгляд.
Так, она меня сейчас сканировала что ли? Похоже на то. Вот только я ничего не чувствовал — в голове еще глухо, как будто ваты напихали, в ушах легкий звон до сих пор.
— Ну что ж, малыш, придется залезть тебе в голову.
У меня вдруг возникла уверенность — вспоминая слова странного незнакомца о защите моей памяти, что ничем хорошим попытка залезть в мою голову для дознавательницы не закончится.
С одной стороны, если попробует — туда ей и дорога. С другой — я уже поссорился смертельно с местным воеводой, аж целым князем. И с полицией — вспомнил я вылетевшего через лобовое полицейского. Остальное вспоминать так подробно не стал, но сомнений нет — в Познани меня теперь многие не очень любят.
А вот спецслужба, которую представляет дознавательница, надеюсь врагом меня пока не рассматривает. Вот только если эта дознавательница с фиолетовыми глазами превратится в такой же кровавый цветок, как и наставник княжон Лещинских, я точно страйк большой любви от представителей местной власти и силовиков соберу.
К тому же еще оговорка насчет «монаршей» персоны меня никак не оставляла. Правда поведение дознавательницы под эту оговорку совсем не подходило — она снова уселась на меня и подвинулась так, что обтянутый тканью мундира бюст едва не касался моего лица. И это оказалось весьма волнительно — неожиданно почувствовал я жар в груди, и не только.
Казалось бы, ситуация не располагает, но я вдруг понял, что поглощен наблюдением за обтянутым кителем бюстом дознавательницы чуть менее чем полностью.
Едва стоило это осознать, как вдруг догадался о причине такого откровенно вызывающего и провоцирующего поведения дознавательницы; помогло то, что вспомнил лекцию, прочитанную бароном Горановым про человеческие инстинкты, когда он потерял над собой контроль и кричал на Марию, брызгая на меня слюной.
Дознавательница похоже сейчас также действует с упором на мои инстинкты — только делает это на порядки более умело, чем княжна Мария или даже София.
— Ну что малыш, приступим? — улыбнулась странная светловолосая контрразведчица. — Просто посмотри мне в глаза, больно не будет…
— Я бы не советовал этого делать.
— Почему это? — судя по интонации, удивилась дознавательница.
— Мне кажется, что в мою голову лучше не лезть, или может случиться неприятность.
— Как с Марией и Софией?
— Да.
— Ты же сказал, что ритуал проводили неизвестные тебе участники!? Ты мне соврал?
— Я их не знаю. Имена «Мари и Софи» слышал в процессе.
— То есть ты хочешь сказать, что это не барон Горанов ошибся в ходе ритуала, а ты ему помог расцвести?
Надо же, как одинаково работает людская логика — аналогия с цветком не только у меня возникла.
— Я ему не помогал. Я мало что помню во время истязания, но…
— Истязания? Малыш, ты ничего не перепутал? Ритуал замещения вообще-то безболезненный…
— Даже если этот ритуал проводит криворукая школьница? Она меня там чуть в бараний рог не скрутила! — возмутился я.
Говорил чуть более эмоционально, чем думал. Параллельно еще пришлось удержаться, чтобы не продолжить говорить, рассказывая все что знал — очень уж желание откровенничать сильное появилось. Да, похоже дознавательница реально дело свое знает.
— Что за истязания, малыш? Давай подробно.
— Мари, юная девушка лет восемнадцати, едва меня не сломала несколько раз, с видимым трудом управляя моим телом. И, по словам стоящего во время ритуала за моей спиной человека, к которому обращались как «мастер», во время первой попытки, цитирую его, «едва всех не убила». Во время второй попытки ей помогала девушка, к которой мастер обращался «Софи», но все равно что-то пошло не так, и меня забрызгало кровью с головы до ног.
— Настолько все плохо? — удивилась дознавательница. — Надо же, а князь заявлял, что Мари способная девочка.
— В иных дисциплинах — может быть.
— Так почему ты тогда волнуешься за меня, если говоришь, что Мари неумелая?
— У меня возникло впечатление, что проводящие ритуал во второй раз не ошиблись, а сами об меня убились. Как будто о дорожный столб на большой скорости.
Я сейчас импровизировал, держа в уме слова странного незнакомца о том, что он может закрыть часть моих воспоминаний. Очень мне не хотелось, чтобы дознавательница «расцвела», как барон Горанов. И похоже, оказался убедителен.
— Хм. Интересно, интересно, — протянула дознавательница.
Сразу после этих слов она положила локти мне на плечи, явно задумавшись. Пришлось отстраниться, потому что ее бюст практически уперся мне в лицо.
— Все нормально, я тебе не мешаю? — как будто только сейчас заметив пикантность позы, спросила дознавательница.
— Китель бы расстегнуть, было бы идеально, — пожал я плечами.
— Да ты посмотри какой наглец, а?!
Воскликнула, правда, дознавательница без особого возмущения, больше скорее с живым интересом. Убрав локти с плеч, она грациозно с меня слезла. Ну и отлично — все же не пушинка, не очень удобно было. Не обращая больше на меня внимания, дознавательница отошла и встала прислонившись спиной к стене.
Магистр-ментат — как она в самом начале представилась, явно крепко задумалась. Она даже, удивительное дело, через несколько минут молчания оттянула пальчиком нижнюю губу, замерев так. Потом и вовсе прикусила фалангу пальца — словно забыв, что я на нее смотрю. Похоже действительно крепкую думу думает.
Приняв решение, дознавательница — так на меня и не посмотрев, вдруг оттолкнулась спиной от стены и быстрым шагом покинула допросную камеру.
Хлопнула металлом тяжелая дверь, свет сразу погас. Стало темно и абсолютно тихо. Четверть часа примерно ничего не происходило. Мне хотелось пить и есть, затекли руки и ноги, очень хотелось почесать спину за левым плечом. В общем, было крайне неудобно и неуютно.
Подергался, попробовал «включить» молнии, но магия работать отказывалась. Хотя я ну очень старался. Реагирует только на смертельную опасность? Так я вроде сейчас не на шезлонге с коктейлем…
Как бы то ни было, включаться молниеносная магия никак не хотела, хотя попыток я не оставлял. До того момента, как в камере снова засиял ровный свет, и ко мне пришли.
Причем заявилось так много народа, что в камере сразу стало тесно.