Проект «Мегаполис»

Глава первая В ЗАСАДЕ НА «ЗАЙЦА»

Время приближалось к полудню. Человек в смокинге, покусывая травинку, сидел на вершине холма, поглядывая на серую ленту Ярославского шоссе. Он выбрал удачное место для наблюдения — со стороны дороги его не было видно, только заросший бурьяном склон. Неподалеку, в березовой рощице, была укрыта помятая «Волга», там же, под сиденьем, лежал и пистолет генерала МВД. В этот час на трассе было мало машин, все они, не задерживаясь, проносились мимо дорожного столбика, на котором красной краской была выведена цифра 50 — столько километров оставалось до Москвы.

Приятели Днищева еще не появились, хотя встреча с Рендалем должна была состояться через час, если, конечно, она вообще произойдет. Сергей предполагал, что может случиться и другой вариант: например, нейролингвистическая программа — установка на передачу денег, заложенная Лешей Карпуньковым, — каким-то образом выпадет из подсознания, сотрется, или вступят в силу иные законы психики и Рендаль даже не вспомнит о назначенном времени. Но будет хуже, если вся эта психообработка вообще полетит к черту, даст обратный эффект, а хитрый эстонец приготовит им свой сюрприз, — тогда рыболовы сами попадут в сети. Вполне возможно, что место встречи уже тихо и незаметно оцепляется сотрудниками РУОПа. Вон вдоль дороги ковыляют два грибника с корзинами — не они ли?

«А-а!.. — махнул рукой Днищев. — Какая разница! Чай, за это дадут не больший срок, чем за Гуслярского и Кожухова». Мысли его снова вернулись к происшедшему на даче в Хотькове. В который раз он проанализировал всю ситуацию и пришел к выводу, что преступление было задумано классически. Выбраны две жертвы: Олег и он, обоих обвели вокруг пальца, только хозяин сыграл роль трупа по-настоящему, а ему выпала роль убийцы. Зарезали Кожухова несомненно одним из тех двух антикварных ножей, но другой нож предварительно был подсунут Сергею. Он был уверен, что и кровь на нем той же группы, а может быть, вообще была как-то взята у Олега. Во время анализов. Экспертиза определит, что Кожухов зарезан ножом Днищева, кроме того, там его отпечатки пальцев. Причина? Ссора в «Игларе» — свидетели имеются.

Днищев рисовал картину, которая наверняка привидится и следователю: Олег спускается вниз, в выставочный зал, за княжеской шапкой, дверь открыта (ключи обнаружились у Днищева), злоумышленник там, между ними вспыхивает конфликт, дальше все ясно. Убийца, сделав свое дело, выходит в сад и присоединяется к гостям (предварительно он спрятал нож под ковриком), а реликвию, как и говорил многоопытный генерал, перебрасывает сообщнику. Конечно, есть тут кое-какие натяжки, но был бы человек, а статья ему всегда найдется…

Но кто же настоящий убийца? Кто спускался по лестнице впереди Кожухова? Куда делась княжеская шапка? Сергей понимал, что, если он не докопается до ответов на эти вопросы, его никто не спасет. Он сам, своими силами должен найти убийцу, для чего все равно придется вернуться в Хотьково и побывать на даче Полины. Хорошо бы и ее застать там же. Уж она-то наверняка знает, кто убил ее мужа и куда делась злополучная шапка. Сергей пытался вспомнить последнюю фразу, произнесенную Кожуховым, и смех того человека — ему казалось, что он уже слышал его где-то, так смеялся кто-то из гостей, но память упорно отказывалась возвращаться к этой сцене, словно проскальзывая мимо. А потом внимание Днищева отвлек медленно проехавший по дороге милицейский «уазик».

Сергей наклонил голову, хотя и знал, что его не видно. «Уазик» остановился возле дорожного столбика, и из него выпрыгнул человек. Затем машина поехала дальше, а человек, покрутив головой, побрел в сторону холма. По мере того как он приближался, Сергей высовывался все больше и больше из зарослей бурьяна, с изумлением узнавая знакомые черты. Этим человеком был Леша Карпуньков, только без усов и бороды.

— Эй! — крикнул Днищев. — Где твои вторичные половые признаки?

— Сбрил, — весело отозвался тот. — Для конспирации.

— И ради нее же ты приехал на милицейском «уазике»?

— Больше никакой попутки не было. Таксисты дерут много, а менты меньше.

— Ладно. Где ребята?

— Каждый добирается своим ходом: ты же отобрал «Волгу». Не пропил ее еще?

— Только собираюсь. Если с Рендалем ничего не выгорит.

— Не беспокойся. Я гарантирую, что он привезет денежки в срок.

Карпуньков вдруг повалился на колени и прижал лоб к траве. Днищев оторопело посмотрел на него.

— Прости, отец родной! — шутливо загундосил Леша. — Обманул я вас, братцы, без ножа зарезал… Грех на мне тяжкий!

— Я тут тоже одного, без ножа, — сказал Сергей, наблюдая за его кривляньями. — Хватит, вставай. Заранее прощаю.

Психиатр тотчас же вскочил на ноги, отряхнулся.

— Говори, что случилось.

— Да пустяки. Просто я в тот раз Рендаля закодировал не на шесть миллионов, как мы уславливались, а на три. Посчитал, что так будет лучше, меньше хлопот. Зачем жадничать?

Днищев развел руками.

— Хар-рош… А чего ж не попросил всего пары тысяч?

— Я подумал, тогда ты меня убьешь.

— Ну ладно, главное, чтобы он хоть что-то привез.

Они сели рядышком в бурьян и стали наблюдать за дорогой. Вскоре показался молоковоз, лихо затормозивший около столбика с цифрой 50. Из кабины выпрыгнула брюнетка в длинном платье и прытко побежала в сторону холма.

— Никак, Генка в своем маскарадном костюме, — догадался Карпуньков. — Смотри, как чешет!

— Подозреваю, что по дороге его пытались изнасиловать, — заметил Сергей.

Запыхавшийся Черепков присоединился к ним через пару минут.

— Я и не знал, что местные водители такие хамы! — с возмущением сказал он, пожимая руки приятелям. — Приставать к честной девушке!

— Леша, ответь как специалист, — попросил Днищев, — у трансвеститов меняется психика, если они постоянно носят женское платье?

— Ты хочешь сказать, что наш Гена превратился в бисексуала?

— Хватит вам издеваться! — возмутился Черепков. — Сами же виноваты, нарядили меня черт знает во что…

— Кстати, Гена, забыл тебя предупредить: ты мог бы явиться в брюках, как обычно, — заметил Леша. — Рендалю ты уже не понадобишься. Программа заложена…

— Что же ты… собака, раньше…

— Успокойтесь, — остановил их Днищев. — А где Савва?

Из-за поворота показалась мерно цокающая лошадь, везущая телегу с сеном.

— Может быть, он загримировался под кучера?

— Или под мерина.

— Савва не придет, — грустно произнес Черепков. — С ним произошло несчастье. Сегодня утром он мне звонил из больницы. Скверная история. Я думаю, что над нами навис какой-то рок, как над теми придурками, которые вскрыли гробницу Тутанхамона.

— Если Рендаль — египетский фараон, то я — бенгальский тигр, — сказал Днищев. — Продолжай.

— Вчера вечером Савва вернулся домой поздно. А в квартире его уже кто-то поджидал. Не успел он запереть дверь, как получил сзади удар дубинкой по башке… Очухался часа через два, голова шумит, кругом темно, еле добрался до телефона. Вызвал «скорую»… Но все вещи на месте, так что это не ограбление. Потом его отвезли в больницу с сотрясением мозга. У него теперь какой-то очковый синдром.

— Знаю, — сказал Леша. — Это когда на водолаза похож.

— Честно говоря, — продолжил Гена, — Савва думает, что в квартире поджидали не его, а тебя, Серега. Просто не разобрались, зато и не убили до конца.

«Люди Василия Федоровича, Мишка-валютчик или… еще кто-то?» — подумал Днищев.

— Да, плохо, — произнес он. — Но я тоже влип в нехорошую историю. Сегодня ночью. Так что насчет рока ты, наверное, прав. Поздравьте меня, я убийца.

И Сергей рассказал приятелям о том, что произошло на даче в Хотькове.

— Надо как-то выкручиваться, — после некоторого молчания подал голос Гена. — По-моему, прежде всего тебе стоит хорошо спрятаться. Давай махнемся: ты мне — смокинг, я тебе — женское платье и парик?

— Гена прав, — поддержал его Карпуньков. — А спрятаться тебе лучше всего у меня.

— Где?

— В сумасшедшем доме. Не смейся… Там, среди психов, никто тебя искать не станет, да и не найдет. Полежишь недельки три, а к тому времени что-нибудь придумаем. С деньгами Рендаля мы тебе устроим свободный выезд за границу.

— Конечно, — согласился и Гена. — Это самый надежный вариант. Тебе даже не надо будет притворяться. Никто тебя и не отличит от настоящих психов.

— Стоп! — произнес Днищев, предостерегающе поднимая руку. — Кажется, заяц устремился в капкан.

По дороге медленно двигался черный лимузин, приближаясь к пятидесяти километровому столбику.

Глава вторая КОЖАНАЯ СУМКА С СЮРПРИЗОМ

Приятели затаив дыхание напряженно следили за машиной.

— Рендаль! — воскликнул Гена и в радостном порыве хлопнул себя по ляжке. — Удалось!

— Сейчас шофер должен затормозить, а потом эстонец вынесет сумку с деньгами, — тихо сказал Леша. — И оставит ее возле столбика. Такую установку он от меня получил.

— А не тяжеловато это будет для хилого старичка? — поинтересовался Днищев. — Три миллиона — сумма немалая.

— В подобные моменты у подопытных появляются дополнительные физические силы. Сдюжит, — авторитетно заявил психиатр. — Внимание! Смотрите, что произойдет дальше.

Черный лимузин, как и было предсказано, остановился возле пятидесятикилометровой отметки. Наступила такая зловещая тишина, что стало слышно сопение суслика где-то неподалеку, на склоне. Но из машины никто не выходил.

— Что они там, уснули? Леша, напрягись как следует, подкинь Рендалю парочку мыслей, чтобы выползал поскорей, — взволнованно прошептал Днищев.

— Отстань. Я же не телепат.

— А может быть, это какая-нибудь ловушка?

— Подождем еще минуту — и даем деру…

Наконец правая задняя дверца лимузина отворилась. Показалось румяное и сморщенное личико старика-младенца Рендаля. Как-то боком он выбрался из машины, волоча в руке кожаную сумку довольно внушительного объема. До приятелей донеслось его натужное покряхтывание. Не глядя по сторонам, эстонец положил возле дорожного столбика свою ношу, повернулся и влез обратно в лимузин. Машина медленно тронулась с места, сделала разворот и, набирая скорость, поехала в сторону Москвы. Лишь только она скрылась из глаз, Днищев первым поднялся на ноги.

— То, о чем так долго твердили большевики, свершилось! — произнес он.

— Не радуйся раньше времени, — остановил его Гена. — Вполне возможно, что сумка заминирована. Эти прибалты на все способны. Только мы подойдем к столбику, она и рванет.

— Что ты предлагаешь? Так и будем на нее глазеть?

— Бросим жребий. Пусть ее возьмет кто-нибудь один. Тогда остальные смогут хотя бы его похоронить.

— Ладно, я пойду сам, — сказал Сергей. — Все-таки это была моя идея.

— А я давал Рендалю кодированную установку, — возразил Леша, — поэтому отвечаю не меньше тебя.

— Слушайте, без моего маскарада у вас бы ничего не вышло! Правда, если я взорвусь, кто будет кормить Гошу и Макса?

Пока они препирались таким образом, на шоссе показались красные «Жигули». Они вильнули возле дорожного столбика и резко затормозили. Скрежет колес отрезвил приятелей. Из машины выскочил высокий блондин, воровато оглянулся и с нескрываемым удовольствием протянул руки к кожаной сумке.

— Стой! — заорал Днищев, ломая бурьян и мчась вниз по склону семимильными прыжками. — Уши оторву вместе с руками!

Блондин вскинул голову, увидел несущегося на него человека в смокинге и, расстроенный, шмыгнул обратно в машину. Через несколько секунд «Жигули» рванули с места, окутав подбежавшего Днищева облаком пыли.

— Я бы тебя даже у Александрова догнал! — облегченно произнес Сергей.

Он нагнулся к сумке, схватил ее в охапку и побежал назад в укрытие, где его поджидали приятели.

— Ну и прыткий же ты, — завистливо сказал Гена. — Просто бумеранг. Подошвы не сгорели?

Днищев бросил сумку на землю, ощупал ее с боков, нажал кулаком сверху. Присевший рядом Карпуньков зачем-то понюхал кожу.

— Там что-то мягкое, — определил Сергей. — Отойдите подальше, буду вскрывать.

— Знаешь, что там может быть мягкого? — спросил Гена. — Куча дерьма — подарок от суверенной Эстонии.

— Посмотрим…

Сергей взялся за «молнию», осторожно потянул ее на себя. Открыл, распахнув сумку. Внутри лежали деньги…

Три головы наклонились над сумкой. Три пары глаз были прикованы к ее содержимому. Гена Черепков радостно вскрикнул, схватился за волосы и сорвал с них парик. Сергей Днищев сунул обе руки в сумку, вытащил две охапки купюр и швырнул их обратно. Леша Карпуньков почесал в затылке и крякнул.

— Удалось… — как-то неуверенно произнес он.

— Конечно! — подтвердил Гена, еще не понимая, чем так расстроен Сергей.

А тот с кислой миной на лице добавил:

— Ай да Рендаль, ай да сукин сын!

Потом вытащил еще одну охапку денег и бросил ее в воздух.

— Это что за купюры? — хмуро сказал он. — Он что, подшутить над нами вздумал?

Гена также вытащил одну бумажку.

— А и верно. Ведь тут же наши, российские… Ничего не понимаю.

В сумке лежали отечественные банкноты самого малого достоинства.

— Главное — эксперимент удался, — сказал Карпуньков, отводя глаза в сторону.

Насвистывая какую-то мелодию, он поднялся с колен.

— Зато я, кажется, начинаю понимать, — хмуро промолвил Днищев. — Эй ты, психиатр недоделанный, иди-ка сюда!

— Ну чего тебе? Гена, пересчитай-ка лучше сумму.

— Не трудись, — остановил Черепкова Днищев. — Я не сомневаюсь, что тут ровно три миллиона. Рублей… А теперь, Леша, ответь мне на один вопрос: когда ты кодировал Рендаля, ты хоть раз произнес слово «доллар»?

— А к чему? И так ведь ясно, что имелось в виду.

— Нам ясно! А ему?

— Я дал установку приготовить три миллиона. По правде говоря, забыл только упомянуть, в какой валюте. — Леша снова почесал в затылке. — Уж извините, ребята. У каждого бывают издержки производства. Всего не предусмотришь…

— Поздравляю! — Сергей пнул ногой сумку с деньгами. — Здесь нам как раз хватит на три ужина в ресторане! Такую гениальную операцию зарубить!

— Сам виноват. Надо было вначале порепетировать. Хотя бы на Савве.

— Исчезни. Накупи на эти деньги клистирных трубок.

— Хватит вам ссориться, — вмешался Гена. — Ну подумаешь, промашка вышла! Все-таки мы доказали, что можем провернуть дельце не хуже других. Ничего страшного, заработаем в другом месте. Сергей еще какой-нибудь план придумает.

— Нет уж! Мне теперь не до планов. Теперь я сам в роли зайца, спасаться надо. Ладно, Леша, принимаю твое предложение: лягу в палату для психов. Там мне, судя по всему, только и место.

— Когда тебя ждать? — деловито спросил Карпуньков.

— Завтра, — подумав, ответил Сергей. — Сегодня у меня свидание с одной девушкой. В Семхозе. А деньги эти, — он снова пнул сумку ногой, — отдайте Савве, что ли, на лечение. И скажите, что «Волга» мне еще немного понадобится…

— Ты не волнуйся. — Карпунькову хотелось как-то утешить его напоследок. — Я постараюсь поместить тебя не среди буйных.

— А я стану тебя навещать, — добавил Гена.

— Спасибо, родные. Всегда знал, что вы до конца жизни будете пить мою кровь. Пошли, подброшу вас до ближайшей станции…

Глава третья ДОСТОЙНАЯ НАГРАДА СПАСАТЕЛЮ

Сергей дважды объехал деревообрабатывающий комбинат и сельскую общину братства, где за забором хорошо проглядывался большой желтый дом. «Но только там ли Света? — подумал Днищев. — Вполне возможно, что ее уже перевели в другое место». Подметив у ворот караульную будку, Сергей усмотрел метрах в ста и укромную лазейку в заборе, из которой прямо при нем вышмыгнул какой-то человек, громыхнувший посудой.

— Эй! — позвал его Днищев, опуская ветровое стекло. — Тару понес сдавать?

— Ну!

— Не трудись, закрыто.

Мужичок почесал кепку, с ненавистью глядя на плохого вестника.

— Но я тебе дам на водку, — пообещал Днищев, — только ответь: ты сам-то из братства?

— Ну!

— А устав не запрещает пить?

— Ну! — так же односложно отозвался мужичок. Но, впрочем, добавил: — Кому как.

— Рад, что словарный запас увеличился втрое. Послушай-ка, друг, мне у вас переночевать надо. Можешь устроить? Наверняка у тебя есть своя келья или как там? Схорон?

— Какая, к черту, келья! — возмутился мужичок. — Каморка на комбинате. Распиловщик я.

Оценивающе поглядев на Днищева, он тотчас же определил и сумму:

— Три бутылки водки.

— Согласен! — весело откликнулся Днищев. — Вот деньги, беги за пузырями, а я пока машину загоню куда-нибудь. В твою дыру она не пролезет.

Отогнав «Волгу» к лесному массиву, Сергей покрутил ручку приемника, надеясь услышать что-либо об убийстве на даче в Хотькове, но никакой информации не получил. Не говорилось ничего и о том, как проходит расследование факта гибели банкира Гуслярского. Заперев дверцу и сунув пистолет со спины под смокинг, Днищев неторопливо направился к лазу в заборе.

Между тем оба следствия велись весьма интенсивно. Хотьковским делом занималась Московская областная прокуратура. В принципе тут все было ясно: у следователя, молодого и прыткого, не оставалось никаких сомнений в том, что убийство бизнесмена Кожухова совершено Сергеем Днищевым из корыстных побуждений, а также на почве недавней ссоры в кафе «Иглар». Надо было найти самого преступника и похищенную им княжескую шапку. При задержании требовалась особая осторожность, поскольку преступник был вооружен именным пистолетом генерала МВД, который лично взял под контроль это дело и жаждал расправы над злоумышленником. На оперативном совещании было решено в случае сопротивления живым Днищева не брать. Так оно и проще, и возни потом на допросах меньше. А шапка — хрен с ней…

Довольно загадочная гибель Гуслярского наделала шума больше, и ею занималась ФСБ. Специалисты службы безопасности весьма быстро определили, что банкир был отравлен неизвестным пока ядом, помещенным в телефонную трубку. Его пары проникли через дыхательные пути в кровеносную систему. Также скоро вышли и на след одного из охранников — Сергея Днищева, который мог иметь доступ к кабинету Гуслярского с пятницы на субботу. Этого охранника требовалось немедленно задержать, но в квартирах родителей и бывшей жены его не оказалось. Проверили возможные варианты, где бы он мог скрываться, но пока Днищев обнаружен не был. Интерес сотрудников ФСБ подогревала и крупная премия за поимку преступника, назначенная Ассоциацией банкиров.

Разыскивал Сергея Днищева и РУОП, с которым связался референт Рендаля в ту злосчастную субботу. Обратился он туда по собственной инициативе, поскольку от самого хозяина, ведущего себя после посещения троицы весьма странно, никаких указаний не последовало. Рендаль обрывал все разговоры на эту тему, которые референт пытайся завести. В понедельник эстонец велел приготовить три миллиона рублей, уселся в лимузин, отпустил референта и уехал. Возникло сильное подозрение, что дело тут нечисто, но если Рендаль подвергся шантажу, то почему потребовали столь смехотворную сумму? Или это лишь первый взнос? Руоповцев заинтересовало и фальшивое удостоверение Днищева, с которым он мог натворить немало дел. Но, примчавшись в ту же субботу в особняк Рендаля, они уже не застали ни Днищева, ни его сотоварищей. Начались поиски…

В скорейшем обнаружении и ликвидации Сергея были заинтересованы и люди из Организации, отвечающие за банковский проект. Днищев являлся самым опасным свидетелем в деле Гуслярского. Вторым человеком, на которого неминуемо вышло бы расследование, был начальник службы безопасности Агропромбанка Хрунов, но он уже благополучно скончался в воскресенье утром, попав под колеса грузовика. В эти же часы в сквере возле Большого театра непонятным образом сорвалось обезвреживание Сергея Днищева. Вечером того же дня была предпринята вторая попытка — в квартире на улице Гнедича, где Днищев временно проживал. Но и здесь произошла осечка: ошибочно пострадал хозяин квартиры.

Координатор проекта в Органе требовал от Василия Федоровича сделать все возможное и невозможное, чтобы найти бывшего зятя. У того имелась кое-какая зацепка: Сергея можно найти через некую Светлану Муренову, находящуюся в данный момент в «Братстве отца Назария». Но пока Василий Федорович молчал, проявляя лишь видимую активность. Он решил предоставить дело судьбе. Самое забавное заключалось в том, что никто из них не знал (да и не мог знать — настолько секретно и автономно разрабатывались в Организации все проекты), что Сергей Днищев уже очень тесно связан с Органом, а точнее — с Алексеем Алексеевичем Кротовым, Кротом, и должен исполнить свою роль в другом проекте — «Мегаполисе». А в ближайшее время Днищев обязан был появиться на Базе Кротова.

Ну и последним, кто жаждал встречи с Сергеем, был Мишка-валютчик, безуспешно поджидавший его в пустом подъезде. Он твердо решил разделаться с Днищевым, приготовив ему сюрприз в виде одноразовой стреляющей авторучки, купленной по случаю еще в начале лета у заезжего грузина, который привез в Москву целый чемодан этой безусловно нужной продукции.

Всего этого Днищев конечно же не знал, попивая дурную водочку клинского разлива в пропахшей смолой и лаками каморке Семена Пахомыча, распиловщика на деревообрабатывающем комбинате братства. Попутно расползающийся в улыбке Пахомыч выдавал и все местные секреты: кто, где, зачем и когда… Днищев уже выяснил, где находится карцер-цугундер для провинившихся в чем-либо сестер и братьев — в одноэтажном домишке позади комбината. Там имелись два расположенных друг против друга подвала, и Света, очевидно, пребывала в одном из них. Оставалось выяснить, у кого хранятся ключи от подвалов.

— Да там же, в домишке, и висят на стенке! — ответил Пахомыч. — А тебе, сокол, зачем про то знать?

— Сестричка у меня там, родная. Хочу передачу снести.

— А-а, добре. Ступай. — И распиловщик, положив голову в лужицу водки, задумался о чем-то серьезном.

Но Днищев пошел туда не сразу, решив дождаться темноты.

Между тем еще утром, когда в подвал принесли скромную пищу. Света предприняла очередную попытку уговорить своих товарок по заключению выбраться каким-либо способом из хранилища. Сделать это было трудно. Женщины были настолько подавлены идеями отца Назария и так боялись его наместника в общине, что не хотели слушать ни о каком побеге.

Тогда Света, как опытный змей-искуситель, начала нашептывать им о прелестях жизни на свободе. Тему выбрала самую что ни на есть женскую — о сладостях любви, хотя сама обладала в этой области весьма малым опытом, то есть практически никаким. Выручили книги из библиотеки отца, прочитанные ею. Увлекшись, Света стала импровизировать на ходу, выдумывая какие-то сумасшедшие, полные любви и разврата истории, будто бы пережитые ею самой. Слушательницы поначалу фыркали, отворачивались и зажимали уши, потом прониклись. Заблестели глаза у самой молодой, затем и у двух остальных. Видно, все они очень истосковались по любви и мужской ласке. Вспомнили и свое прошлое, счастливые денечки. Разговор приобретал обоюдный характер. Потихоньку начали обсуждать тему, охать, призадумались над своим житьем-бытьем. К вечеру Света решила, что ее соседки по «хранилищу» созрели окончательно. И не ошиблась: женское сердце всегда будет рваться к любви… Тогда Света рассказала им о своем плане, и женщины, обретшие за двенадцать часов новую веру, всецело поддержали ее. Стали ждать, когда принесут хилый ужин.

Но в этот день как на грех ужин отменили. Вернее, в домик его принесли, а до подвала он не дошел. Двое служителей, отвечавших за кормление узников, позволили себе последовать примеру Семена Пахомыча, приобретя несколько тех же бутылок клинского разлива. Умаявшись от их поглощения, они рухнули на свои лавки и захрапели. В таком состоянии и застал толстых охранников пробравшийся в домик Сергей Днищев. Оценив картину пиршества и обшарив все закоулки в поисках ключа, он начал пинками поднимать брыкающихся служителей культа. Наконец с великим трудом они разомкнули веки.

— Эй вы, сонные тетери! — заорал на них Днищев. — Отворяйте брату двери…

— А ты кто? — уставились на него лодыри.

— Отец отца Назария, — отозвался Днищев. — Быстренько ключ, и топаем в подвал. Ревизия.

Охранники возражать не стали — клинский разлив делает людей совершенно податливыми и ручными, а ключ нашелся отчего-то в банке с квашеной капустой. Все трое затопали вниз. Сергей решил, вызволив Свету, запереть в подвале обоих молодцев.

Громыхая засовами, отворили дверь, но внутри было так темно, что они чуть не попадали друг на друга. Крохотное оконце вверху женщины предусмотрительно забили соломой.

— Эй! — позвал Днищев. — Есть тут кто живой?

В ответ на это рядом с ним раздался глухой удар кровельного железа, за которым последовало падение тела.

— Кто упал? — спросил Днищев, всматриваясь в темноту.

Еще раз громыхнул железный лист, и на пол свалился второй охранник. Сергей чиркнул спичкой, осветив угол подвала. Перед ним стояла Света Муренова. Она очень похудела, под глазами, горевшими ненавистью и яростью, были темные круги. Поначалу Днищев даже не узнал ее.

— Света? — спросил он. — Господи, как же я рад!

— Вы? — Губы девушки разочарованно поджались. — Так и думала, что без вас ничего не обходится.

Она подала какой-то знак и добавила:

— Ну что ж, я тоже рада…

И в это мгновение кровельный лист, который держали три женщины, опустился на голову незадачливого спасателя.

Глава четвертая ЗАЛЕТНОЕ ЧУДО В ПЕРЬЯХ

Беглянки под покровом темноты воспользовались лазейкой Семена Пахомыча, добежали до станции, сели в электричку и укрылись в Сергиевом Посаде, где проживала одна из женщин — любительница скоромного, за что и угодила в «хранилище» братства. Однокомнатная квартирка была настолько пуста и бедна, что с трудом отыскалась пара чашек и щепотка чаю. Но эта скромная обитель показалась им раем.

— Все, что здесь было, пошло в братство, — пояснила хозяйка. — Теперь придется заново добро наживать. А ты, Света, молодец, ловко придумала. Как мы всех троих мужичков уложили!

— Светлана у нас вроде атаманши, — согласилась другая. — С виду молодая, а, чувствуется, погуляла в жизни…

— Прожженная, — добавила третья, хотя этот комплимент выглядел несколько двусмысленно.

Но Света и сама сейчас чувствовала себя какой-то иной: более взрослой, опытной, прошедшей нелегкие испытания. Кроме того, она ощущала в себе и дар проповедника, впадающего от самовнушения в необходимый транс и подавляющего тем самым слушателей. Как коварно она сумела убедить всех трех женщин в силе любви и наслаждений, вытащить их из когтей отца Назария! Но, впрочем, эта мысль показалась ей и забавной и пугающей. Ведь в таком случае чем же она лучше рыжего лжепророка? Тревожило ее и странное появление наглого Сергея вместе с охранниками. Откуда он взялся? Или тоже связан с братством, или… явился, чтобы помочь ей? Почему-то хотелось верить в последнее. Как жаль, что она не успела объясниться с ним! Не надо спешить бить кровельным железом по голове, пока не расставишь все точки над «и». В квартире не было телефона, а Света очень хотела переговорить и с родителями, и с Милой Ястребовой. Как они там? Ничего, утро вечера мудренее… Наконец, успокоившись, женщины улеглись на нашедшихся матрацах. И Света тоже уснула, во сне ей почему-то, привиделся Сергей, на шее у которого вместо жабо болтался лист железа, хотя он все равно смеялся, грозя ей пальцем.

Но Сергею, очнувшемуся в третьем часу ночи на земляном полу в подвале, было не до смеха. Он потер затылок, обнаружив большую яйцевидную шишку. Затем начал вспоминать, что с ним произошло и кто его звезданул сзади, пока он разговаривал со Светой. Сергей зажег спичку, осветив рядышком два тела охранников, мирно храпящих. Потом проверил, на месте ли пистолет. Посмотрел на часы. Толкнул подвальную дверь. Хорошо хоть, что его тут не заперли. Поднявшись по лестнице и усевшись на топчан, Сергей закрыл глаза и задумался: куда теперь?

Неожиданно из глубин подсознания в памяти всплыл номер телефона: 123–31–15. Сергей отмахнулся от него, но он зазвенел настойчивым колокольчиком, словно приглашая к началу киносеанса. И теперь от него уже трудно было избавиться. Так продолжалось минут двадцать, и Сергею казалось, что он сходит с ума: проклятый номер не отпускал его ни на секунду. А потом исчез так же внезапно, как и появился. «Что это было?» — подумал Днищев, откинувшись на топчане. После нейролингвистического программирования Рендаля, которое продемонстрировал Карпуньков (уж ему-то, специалисту, можно было верить), Сергею стало чудиться, что и его подвергают какому-то психотропному эксперименту и, возможно, в скором времени он начнет слышать голоса, команды и будет выполнять их… Нет, это слишком невероятно, чтобы быть правдой. Он не должен поддаваться. А как же Рендаль? Разве они сами имели право проводить подобные внушения? Не случилось ли так, что он попал в тот же капкан, приготовленный для эстонца? Но что можно взять с него, изгоя, да еще и преследуемого всеми?

Полежав немного на топчане и расслабившись, Сергей рывком вскочил на ноги и вышел из домика. «Пойти, что ли, к Пахомычу поспать до утра?» — подумал он. В каморке распиловщика еще горел свет, а все окна в желтом доме уже были погашены. Примыкавший к нему сбоку флигель, в котором, по словам Пахомыча, останавливался отец Назарий, был, как ни странно, освещен. «Господи, сделай так, чтобы он сейчас находился там!» — взмолился Сергей, охваченный охотничьим азартом. Он пошел по дорожке к флигелю, с крылечка которого в это время спустился другой человек, двинувшийся ему навстречу. Его длинная ряса волочилась по земле, а рыжая бородка была гордо задрана вверх. Это шагал к узникам «хранилища» отец Назарий, желавший поглядеть на свою жертву — Свету Муренову. Он приехал в общину час назад, успел поужинать и отпустить охранников. На середине дорожки ему встретился человек в смокинге, в котором он не сразу узнал Днищева. А как только разглядел, тотчас же повернулся на сто восемьдесят градусов, прибавив шагу. Но на плечо ему уже легла твердая рука, и вкрадчивый голос прошептал:

— Вякнешь хоть слово — убью! — И Сергей помахал подхваченным с земли поленом.

— Я ничего… здравствуйте, добрый вечер, прошу пожаловать… очень рад видеть, — залепетал отец Назарий. — Как вам у нас, нравится?

— Очень. Особенно подвалы. Так ты, гаденыш, не выпустил Свету?

— Хоть сейчас. Извините, распоряжение запоздало… людишки нерадивые… почта, телефонная связь. Бардак кругом!

— Верно. Большое бордельеро. А ну, ступай! — Сергей подтолкнул его в бок поленом.

— Куда? Я не хочу.

— Да тут рядышком. На лесопилку.

— Зачем?

— Будем кое-что отпиливать.

Схватив отца Назария за шиворот, Сергей потащил его к каморке Семена Пахомыча. Там стоял тяжелый угарный запах, а сам хозяин продолжал созерцать мир в той же позе, в какой его оставил гость. Только количество водки в бутылках поуменьшилось. Побледневший отец Назарий взглянул на поднятую Днищевым бензопилу.

— Снимай штаны, — строго сказал Сергей, включая механизм.

Бензопила коварно завизжала.

— Нет! — выкрикнул лжепророк. — Только не это!

— Да брось ты! Больно не будет. Я же опытный хирург.

Отец Назарий рухнул на колени, забился головой о дощатый пол. Пила продолжала визжать в опасной близости от седалища проповедника, а Пахомыч вдруг вскинул голову, посмотрел вокруг мутным взглядом и громко произнес:

— Ежели так, то оно — конечно, а наоборот — нельзя, свет погасите, олухи! — Голова его вновь заняла устойчивое положение на столе.

Сергей поднес пилу к подушке на топчане, и из нее вылетела куча перьев. Он выключил механизм.

— Раздевайся, — сказал Сергей. — Хватит об пол биться.

Отец Назарий взглянул на него снизу, вывернув шею. Зубы его выбивали мелкую дробь.

— Не буду резать, — успокоил его Днищев. — Мне твоя сутана понравилась.

Проповедник быстро вскочил на ноги, сбросил верхнюю одежду.

— Все снимай. До последней нитки.

Опасливо косясь на бензопилу, отец Назарий начал разоблачаться. Вскоре он предстал перед Сергеем в голом и довольно жалком виде, покрытый рыжеватой шерсткой.

— А куда же ты дел хвост и копыта? — удивленно спросил Сергей. — Странно.

Он отложил бензопилу и, подхватив стоявшее в углу ведерко с дегтем, выплеснул его на отца Назария, окатив того с головы до ног. Потом поднял распоротую подушку и стал осыпать лжепророка перьями, приговаривая:

— Вот так, не дергайся, еще здесь украсим, как в Америке. Ты же любишь Америку? Вот теперь можешь отправляться туда прямым ходом, там тебя примут, а к нам не суйся!

Отец Назарий тихо постанывал, испуганно сверкая глазами. Пахомыч вновь вскинул голову, посмотрел на вывалянного в дегте и перьях гуру и философски изрек:

— Все полеты на сегодня отменяются, не боюсь вас, гады, это вы всю закуску сперли! — и занял исходное положение.

— Теперь пошли! — приказал Днищев, подхватив в руку рясу. — Народ должен знать своих героев.

Подталкивая отца Назария щепкой, он подошел к распределительному щиту, находившемуся между комбинатом и желтым домом. Здесь, как поведал еще трезвый Пахомыч, включались наружное освещение и сигнальная сирена, призывающая к общему сбору прихожан братства. Порой она ревела и ночью, когда отца Назария осеняли мудрые мысли и он собирал паству на центральной площадке. Но теперь в его пернатой голове таилась всего одна дума: провалиться сквозь землю. Днищев открыл щиток, нашел два рубильника и дернул их вниз. Тотчас же зажглись фонари и завыла сирена. Отец Назарий прижался спиной к столбу. Подождав несколько минут, пока из дверей не стали выбегать люди, Сергей неторопливо пошел прочь. Дальнейшее его уже не интересовало.

Глава пятая ПОМНИ ОБ ЭТОМ…

На въезде в Сергиев Посад со стороны Москвы дорога была перекрыта усиленным нарядом милиции. В пятом часу утра поступило сообщение, что к нему движется бежевая «Волга» с помятыми крылом и бампером, преследуемая машинами ГАИ, а в ней находится разыскиваемый преступник, который вооружен и чрезвычайно опасен, — надо сделать все возможное для его задержания или ликвидации. Недалеко от Семхоза, на Ярославском шоссе, «Волга» угодила в скрытый блокпост, была обстреляна, но каким-то чудом сумела развернуться и вырваться из засады. Фамилия преступника — Днищев.

Около шести часов над городом зависли серые тучи и полил дождь, прекратившийся спустя сорок минут. А в начале восьмого по проселочной дороге в Сергиев Посад вошел священнослужитель в рясе, смешавшись с идущими к лавре богомольцами. Вид его не вызывал никаких подозрений. Трудно было представить, что ряса надета на смокинг, в кармане которого лежит пистолет.

Сергей направился к железнодорожному вокзалу, намереваясь сесть в электричку и добраться до Москвы. Там он сможет связаться с Карпуньковым и «перезимовать» в его дурдоме до лучших времен. Но неожиданно внимание Днищева привлекла группка старушек, среди которых было и несколько молодых людей, молча стоявших с какими-то плакатами на подступах к привокзальной площади. Аскетического вида священник в черной рясе и клобуке выделялся среди них своим решительным видом и словно бы возглавлял пикет. На плакатах было написано: «Уберите цирк-шапито из Сергиева Посада!» Только сейчас до Сергея дошло, что именно на вторник Герман назначил свое представление, и он вспомнил обклеенные афишами стены домов. Наверное, именно его труппа и приехала в город. «Ну что же, — подумал Днищев, — раз я обещал принять участие, вот лучшее место, где можно спрятаться…» Черты лица молодого священника показались ему знакомыми. Протиснувшись поближе, Сергей услышал, как к тому обращаются: «Отец Андрей…» И в памяти стали всплывать далекие институтские годы. Ну конечно же! На одном курсе с ним учился довольно чудаковатый парень — Андрей Мезенцев, который не то чтобы сторонился всех, но словно создавал вокруг себя непроходимое поле, взращивая на нем семена доброты и разума. Потом, после окончания Бауманского, он и вовсе исчез, но кто-то говорил, что Мезенцев принял сан и какой-то приход близ Сергиева Посада. Наверное, это он и есть — отец Андрей.

Сергей подошел еще ближе к священнику, заглянул ему в лицо. Тот окинул его внимательным взглядом, улыбнулся и, будто бы легко и спокойно преодолевая легшую между ними пропасть в десяток лет, полную духовных исканий, доброжелательно произнес:

— Я рад, что мы наконец встретились. Здравствуй, Сережа!

— И я… не ожидал. Странно… Привет, Андрей. Или как к тебе надобно теперь обращаться? — невнятно проговорил Днищев.

Он всегда относился к сокурснику с симпатией, хотя они и не были дружны. Его смущало и то, что перед ним стоял искренний служитель Бога, вставший на этот путь добровольно, по зову души и сердца, а он, преследуемый милицией и еще черт знает кем, обвиненный в двух убийствах, надевший рясу отца Назария и выглядевший таким же лжепророком, не знал, как ответить на чистый и ясный взгляд институтского приятеля. Его вдруг пронзила мысль, что, возможно, Андрей уже обрел истину, пока все они продолжают ковыряться в дерьме, продавая и обманывая друг друга, почитая хитрость за ум, себялюбие — за радение, жалость за доброту, а страх и осторожность — за укоры совести, лишенной милосердия и любви. Он даже покраснел и, чтобы скрыть напряжение, буркнул:

— Где бы тут пивка попить, не знаешь?

— Успокойся, — остановил его одним движением руки отец Андрей. — Я же чувствую, что ты чем-то измучен. Отойдем в сторонку.

Потом, когда они встали возле молодых лип, священник спросил:

— А зачем ты надел рясу, Сережа?

— Так, сдуру. Маскировка. Длинная история. И какая-то совершенно нелепая.

— А ты расскажи. Может быть, я смогу чем-нибудь помочь.

— Чем? Укроешь меня в монастыре?

Сергей неестественно засмеялся, но отец Андрей вовсе не обиделся. Он продолжал так же внимательно, сочувственно смотреть на него, словно пытался проникнуть в те смутные и темные пятна в его душе, которые расползались, как метастазы. И Днищев вновь почувствовал необъяснимое доверие к Андрею. Он видел перед собой не сокурсника Мезенцева, а духовного отца, как бы ниспосланного высшей силой — не случайно, нет, а в самый трудный и переломный момент, когда искушение уже почти получило над ним власть. Сергея что-то толкнуло изнутри, поддержало, и он смущенно пробормотал:

— Да, да, конечно. Я расскажу тебе…

Прошло полчаса, в продолжение которых настроение Днищева постоянно менялось: он то иронично описывал свои похождения, то говорил страстно, с болью, то вдруг хмурился и еле цедил слова сквозь зубы, недоумевая, зачем вообще нужна эта исповедь. А лицо отца Андрея приобретало все более скорбное выражение, но он внимательно слушал Сергея, а иногда, когда тот в затруднении замолкал, поддерживал его простым и ласковым словом.

— Ну все, — сказал наконец Днищев. — Отныне я в бегах. Меня или убьют, или надолго посадят в тюрьму. Что же мне теперь делать? Повеситься?

Отец Андрей молчал. Сергею захотелось повернуться и уйти, но его удержал голос священника:

— Все совершенное тобою — и плохое и хорошее — шло от чистого сердца, и большой вины на тебе нет. Скажу, что дальше тебя ждут еще более сильные испытания, потому что остановить тебя нельзя. Но ты обязан преодолеть их сам, своими силами, и выйти к свету. В твоей душе он уже горит. Есть Христос лечащий, милосердный, но есть и воинственный, борющийся со злом. Как можем мы любить первого и не принимать второго? Но пока ты следуешь лишь одной его ипостаси. Ты — воин, призванный побеждать врага, дьявольских слуг. Но прими в душе и милость к падшим, и любовь к ближним своим. Скажу тебе словами Священного писания: «Знаю дела твои, и труд твой, и терпение твое, и то, что ты не можешь сносить развратных, и испытал тех, которые называют себя апостолами, а они не таковы, и нашел, что они лжецы». Так, Сережа, и с тобой. Ты облечен в одежду, обагренную кровью, но разве кровь пророков, и святых, и всех убитых на русской земле не на них, которые первыми подняли меч? Разве не сотрясается наша Земля и не рыдают небеса, глядя на нас? Кто поднимет меч, чтобы сразиться с ними? Но только знай и верь, ради чего и кого ты поднял его, не размахивай им напрасно. Побеждающему дано сесть с Богом на престоле… Но времени осталось мало. Помни об этом.

Отец Андрей наклонил голову Сергея и перекрестил ее, тихо прочитал молитву. Затем, не говоря больше ни слова, отвернулся и пошел к своей пастве. Сергей посмотрел ему вслед и громко произнес:

— Так что же мне делать?

Священник остановился, повернул голову и повторил те же три слова:

— Помни об этом.

Сергей некоторое время постоял, осмысливая фразу отца Андрея. Ему хотелось чего-то большего, может быть, какого-то конкретного разрешения своих проблем, но он чувствовал, что в высказанном таился гораздо более глубокий смысл, который предстоит осознать не сразу. И если бы бывший сокурсник предложил ему укрыться где-нибудь в Псковском монастыре, это, наверное, принесло бы меньшую пользу.

На площади возле вокзала высился веселый купол цирка-шапито, и Днищев направил свои стопы в его сторону. Первым, с кем он столкнулся у входа, был благоухающий духами Федося — сожитель его бывшей жены.

— Сергей Сергеевич! — заулыбался тот. — Как странно вы выглядите в этом наряде! А мы вас заждались. Натали сказала, что вы непременно приедете. Милости прошу.

— А ты что тут делаешь, балбес парфюмерный? — грубо спросил Днищев.

Но Федося ничуть не обиделся.

— Контролером на входе, — важно ответил он. — Герман Иванович обещал бешеные деньги.

— Дядя Герман тебя наколет.

— Кто его спрашивает?

Рядом с ними выросла здоровенная фигура Бори Черниговского, у которого татуировка, кажется, просвечивала сквозь одежду. Из-за его спины вышел и сам Герман. В нем чувствовались одновременно и напряжение, и отчаянная веселость.

— Серега записался в монахи? Хвалю за конспирацию. Наконец-то явился. А я уже начинал на тебя крупно сердиться. Хотел даже уволить. Ну, теперь-то мы повоюем как следует.

— В каком смысле? — спросил Днищев.

— В прямом.

Сзади подошла Натали, не стесняясь, обняла его и поцеловала в губы.

— Приветствую тебя в нашей цирковой семье! — радостно прошептала она.

Глава шестая В АДУ

Цирк-шапито собрал около полутора тысяч зрителей, разместившихся в четырех секторах, отгороженных друг от друга металлическими решетками… К ним вели два прохода — нижний и верхний, а кулисы, откуда должны были выбегать артисты, располагались напротив главного входа. По коридору из-за кулис можно было попасть во внутренний дворик, окруженный забором, бытовками и клетками, в которых так и не появилось ни одного зверя — ни крупного, ни мелкого. Не было нигде видно и никакого особого реквизита, отсутствовали гримуборные, а в оркестровой ложе над кулисами вместо инструментов лежали два железных ящика. Все это Сергея Днищева не столько поразило, сколько позабавило. Цирковая затея Германа обещала крупный провал, если только он не приготовил супер гениальный сюрприз.

Но цирковая труппа, или «семья», как назвала ее Натали, действовала слаженно, целеустремленно. По коридору сновали люди в трико, балахонах, расшитых звездами плащах, перенося какие-то ящики поближе к арене; контролеры проверяли билеты; люди в униформе любезно сопровождали зрителей по проходам к секторам. Сам Герман давал указания по рации, проверял готовность, всем своим видом напоминая полевого командира. А возле Сергея продолжала крутиться Натали, словно приглядывая за ним.

— А что это за баллоны? — спросил Сергей, провожая взглядом Борю Черниговского, обряженного в шутовской костюм. Его лицо было густо измазано синей, белой и красной краской.

— Веселящий газ! — хихикнула Натали. — Последняя новинка: зрители будут хохотать до упаду.

Днищев выглянул в щелочку из-за кулис. Все сектора уже были заполнены, многие пришли с детьми, стоял гул. «Пикет отца Андрея не помог, — с некоторой горечью подумал Сергей. — Народ хочет зрелищ и хлеба».

— Любуешься? — спросил сзади Герман. — Не бойся, ты выйдешь только на парад-алле, а дальше все пойдет по сценарию.

Сергею уже надоело допытываться, что это за сценарий. Неожиданно ему показалось, что в третьем ряду правого сектора сидят… Да, точно, это были они: Света и Мила Ястребова. Он даже вздрогнул, настолько часто судьба сводит их в последнее время. Прошло всего около четырнадцати часов, когда он полез в подвал, чтобы вызволить пленницу, и вот она уже тут, сидит, болтает с подружкой и уплетает мороженое. Но дело объяснялось просто. Ранним утром Света дошла до телефона-автомата и дозвонилась в Москву, Миле. Ей не хотелось показываться перед родителями в таком затрапезном виде, и она попросила привезти что-нибудь из одежды. Мила примчалась тотчас же и, радостно охая, выслушала историю подруги. Затем девушки перекусили в кафе, а чтобы окончательно рассеять мрачные воспоминания, решили заглянуть в попавшийся по дороге цирк-шапито.

Днищев обернулся к Натали:

— Размалюй-ка мне лицо своей косметикой, — сказал он. — Не хочу, чтобы меня узнали.

— Правильно, — согласился Герман.

Он дал последние указания по рации: приготовить снаряжение. Потом махнул рукой толпившимся в коридоре жонглерам, акробатам, клоунам и прочей цирковой братии.

— Пошли! — скомандовал он.

Откуда-то сверху зазвучала музыка, знакомая всем с детства. Парад-алле начался…

Сергей также вышел на арену в своей рясе, сделал три почетных круга вместе со всеми, приветствуя зрителей, увидел их радостные лица. С последними аккордами марша «артисты» удалились за кулисы, а в центре арены остался один Герман.

— Уважаемый публикум! — коверкая слова, громко воззвал он. — Единственный и неповторимый цирк-шапито готов приступайт к своей нелегка работа! Чичас выстюпят лючший мировий артисты! Вы увидите много-много забавных нюмеров, будете долго-долго смеяться и грюстно-грюстно плякать! Я вижу в зале карош детей, пухленьких, как бюлка. Они, канешн, ждут клоун. Давайт все вместе попросим его выйт из-за кулис! Эй, дядя Бора, не прячьсь!

— Дядя Боря! — закричали в зале.

Между тем за кулисами происходило что-то странное. Из распакованных ящиков стали доставать оружие, бронежилеты и раздавать их «артистам».

— Бери! — подтолкнула Сергея Натали. — Тебе некуда деваться. Танечка у Германа.

— Врешь! — сказал Сергей.

— Как хочешь. — Она пожала плечами. — Не надо было тогда, в «Игларе», болтать перед Германом, что ты готов на любое преступление. Поэтому он тебя и привлек.

— Я был пьян. А вы сошли с ума.

— Посмотрим. Но учти: сделаешь один неверный шаг — и тебя пристрелят. А потом убьют и дочку. Так что выбирай.

Кто-то сзади подтолкнул Сергея дулом автомата и спросил:

— Может быть, ему сразу всадить пулю?

— Зачем же? Он член нашей семьи. — Зеленые глаза Натали горели от возбуждения, и Сергей подумал, что сейчас она еще больше похожа на салемскую ведьму. Вот, значит, какой «цирк» задумал Герман…

— Ладно, если ты так кочевряжишься, походи пока без оружия, — распорядилась Натали. — Все равно ты влип вместе со всеми. Потом сам поймешь.

Мимо них прошел Боря Черниговский в шутовском балахоне, с размалеванным лицом, сжимающий в правой руке автомат Калашникова. Он вышел на арену.

— О-ля-ля! — закричал Герман, продолжая кривляться. — А вот и дядя Бора. А что это у него в руках? Детская игрушка: пуф! пуф! Сейчас он мало-мало постреляйт!

Тотчас же раздалась автоматная очередь, направленная под купол цирка. Зрители, в особенности дети, завизжали от восторга. Они еще не понимали, что происходит. Между тем в верхнем проходе уже появились униформисты с автоматами, а центральный вход заблокировали контролеры.

— Ну, пошли! — весело сказала Натали, подталкивая Сергея.

Те же жонглеры, акробаты, клоуны, но уже вооруженные автоматами, снова вышли на арену. Но теперь должен был начаться совершенно иной парад-алле. И музыка в цирке больше не звучала. Днищев глянул на оркестровую ложу, где также появились три человека с автоматами и какими-то шлангами. Ему показалось, что он присутствует на съемках фильма ужасов или все это снится. Сколько всего было бандитов? Определить приблизительно Сергей мог: человек тридцать-сорок. Но ведь кто-то должен был оставаться и снаружи.

Боря Черниговский дал еще одну автоматную очередь вверх, проделав в куполе массу дырок. После появления на арене «артистов» с оружием радости в зале поуменьшилось. Все притихли, еще не желая верить в худшее.

— Ну, все! — произнес Герман совершенно другим голосом. — Шутки кончились. Всем сидеть на своих местах! Будете шуметь — сами же и пострадаете. Цирковая программа меняется. Теперь все вы — мои заложники.

Кто-то в одном из секторов истерически засмеялся, еще двое поддержали его, но в основном в зале установилась тишина.

— Брось дурака валять! — крикнул мужчина с четвертого ряда. Он сидел вместе с девушкой и продолжал улыбаться.

— Иди сюда! — позвал его Герман.

Мужчина охотно встал и спустился вниз. Безмятежная улыбка не сходила с его губ.

— Повернись спиной, проделаем маленький фокус, — продолжил Герман.

И лишь только мужчина отвернулся, он вытащил из кармана пистолет и выстрелил ему в затылок. Тот рухнул на колени, затем повалился на бок. Возле головы расплылась лужа крови, в которую вытекали мозги.

— Говорил же этому чертову строителю, чтобы больше опилок клал, — проворчал Герман, посмотрев на Борю Черниговского.

Девушка в четвертом ряду закричала, и тотчас же ее крик подхватили во многих других местах. Столкнувшиеся с реальной смертью люди наконец-то поняли, что их привели в ад…

— Вот психи! — обозленно выругался Герман и подал знак.

По этому сигналу с разных сторон раздались короткие очереди: стреляли с верхнего прохода, с арены, из оркестровой ложи. Пальба длилась несколько секунд и оборвалась внезапно, но ее хватило, чтобы люди в секторах упали ничком, забились под скамейки в надежде укрыться от пуль.

Не всем повезло. Громко стонали раненые, еще сильнее кричали возле трупов убитых их близкие, а те, кто остался в живых, старались не шевелиться. Сергей метнул взгляд в ту сторону, где сидели Света и Мила, но их не было видно. Он увидел, как к Герману подбежал один из контролеров и выкрикнул:

— Мы завалили двух ментов у входа!

— Ну и правильно сделали, — спокойно отозвался тот. — Стреляйте по всем, кто попытается приблизиться.

Дальнейшее происходило очень быстро. Людей стали сгонять вниз к арене, которую «артисты» уже освободили, попятившись к кулисам и главному входу. Вновь поднялся невообразимый шум, и началась паника. Униформисты с верхнего прохода действовали четко, орудуя прикладами, словно дубинками. Раненых пристреливали. Над головами то и дело проносились автоматные очереди, раздававшиеся из оркестровой ложи. Гарь, дым, стоны, мольбы о пощаде смешивались в этом зверском побоище. Часть людей прогнали по коридору во внутренний дворик. Там их затолкали в приготовленные клетки, которые выкатили через ворота и разместили по периметру — вокруг всего цирка-шапито. Остальные тесной толпой сгрудились на арене и в нижних рядах. Между ними и униформистами наверху лежали трупы. Сколько их было, никто бы сейчас не взялся подсчитать. Возможно, что там еще были и раненые, которых террористы не успели пристрелить. Над цирком-шапито простерла свою зловещую длань смерть…

Глава седьмая ПРАВИЛА ИГРЫ БЕЗ ПРАВИЛ

Привокзальная площадь была оцеплена милицией и внутренними войсками, а уже через полчаса начались предварительные переговоры с террористами. Все последующее время в район захвата продолжали прибывать специальные части. Здесь были команды из антитеррористического центра, РУОПа, ФСБ, армейские подразделения, другие профессионалы. К шестнадцати часам информация о событиях в Сергиевом Посаде пошла в эфир. Опередили всех конечно же зарубежные журналисты из Си-эн-эн. И немудрено, поскольку в это время иностранцев в лавре было достаточно. Потом пошли кадры и по российскому телевидению, в основном одни и те же: показывали цирк-шапито, выставленные перед ним клетки с людьми, сложенные перед входом трупы, а также вид сверху — с кружащихся над площадью вертолетов. Был организован штаб по обезвреживанию террористов, создана правительственная комиссия. Удалось перехватить радиопереговоры бандитов, сделать высокоточной фотоаппаратурой некоторые снимки. Под дулами автоматов была установлена прямая телефонная связь — это было пока единственное, что разрешил Герман. Очередная террористическая акция в России приобретала размах.

Вскоре выяснилось, чего требовали бандиты, обещавшие в случае штурмовой атаки на цирк расстрелять всех заложников. У террористов имелось еще одно средство воздействия. В привезенных ими баллонах находился сильнодействующий нервно-паралитический газ, который они угрожали взорвать и развеять над городом. Его было достаточно, чтобы погрузить весь Сергиев Посад и ближайшие окрестности в ядовитое марево, способное уничтожить все живое. Последствия было трудно просчитать, поскольку с изменением направления ветра облако газа могло перекинуться на Москву, распылиться на огромное расстояние. То, что террористы выбрали местом проведения своей акции Сергиев Посад, наличие рядом древнейшей русской православной святыни — лавры, делало их угрозы особенно зловещими. События приобретали политическую окраску.

Террористы требовали шестьдесят миллионов долларов. Кроме того, к вокзалу обязаны были подогнать электропоезд с шестью вагонами, а путь следования в сторону Ярославля освободить от всех других эшелонов. В дальнейшем бандиты должны были указать место, где приземлятся транспортные вертолеты. Если их требования не будут выполнены, то на рассвете двадцать третьего августа они приведут свои угрозы в исполнение. В серьезности их намерений сомневаться не приходилось: о том говорила гора трупов, сваленных перед входом в цирк-шапито.

В восемнадцать часов в переговоры с террористами вступили представители церкви. К цирку-шапито с увещеваниями вышел священнослужитель, отец Андрей, организовавший до этого несколько пикетов против выступления «артистов» в Сергиевом Посаде. Но при приближении к шатру он был почти в упор расстрелян из автомата. Труп его до сих пор лежал на привокзальной площади, а кадры гибели постоянно прокручивались по телевидению. Это бессмысленное убийство явило особую жестокость террористов, их озлобленность и готовность на все. Зачем было убивать безоружного священника? Чтобы показать России и всему миру свою сатанинскую сущность? Или они уже не отвечали за свои поступки, теряли контроль над ситуацией да и становились невменяемыми?

Переговоры между тем продолжались, но проходили с трудом. Не удалось ни снизить требуемую сумму, ни вызволить кого-либо из заложников, хотя бы детей. Террористы не шли ни на какие уступки. А находившиеся в клетках люди производили ужасное впечатление: своим видом и криками они напоминали диких зверей. Плакали дети, из цирка-шапито периодически доносились выстрелы: то ли там действительно убивали, то ли шла психическая обработка сознания. В таких условиях не могло быть никакой речи о штурме, хотя на этом и продолжали настаивать представители спецподразделений. Вице-премьер, недавно получивший эту должность, занял обтекаемую позицию. Он то и дело вступал в телефонную связь с главарем террористов, обговаривая условия, которые ни одна из сторон все равно не стала бы выполнять. Шла игра в поддавки. Возможно, вице-премьер ждал каких-то особых указаний сверху. Но их не поступало.

А внутри цирка-шапито тем временем происходило следующее. Оцепенение, охватившее Днищева в первые минуты, быстро прошло. Он оценил ситуацию и понял, что с террористами, готовыми на все, справиться очень трудно. Даже если на штурм пойдет «Альфа», здесь будет гора трупов. Еще неизвестно, что в баллонах. Сергей мог бы, конечно, застрелить Германа из своего пистолета, но это мало что изменило бы: другие бандиты продолжили бы начатое. Надо на какое-то время принять их правила игры. И постараться помочь заложникам. В их толпе на арене он увидел и Свету с Милой. Слава Богу, обе оказались живы и находились здесь, внутри, а не в клетках возле цирка. Потом к нему подошел бледный трясущийся Федося с автоматом в руке.

— Сергей Сергеевич, что же это? — зашипел он. — Я и не знал… Какой ужас!

— Молчи, — остановил его Днищев. — Ты хоть сам не стрелял?

— Нет… Я думал, что буду продавать билеты, и больше ничего.

Возле них остановился Герман с рацией.

— А где твой автомат? — рявкнул он на Сергея.

— Не достался, — спокойно ответил тот.

— Не может быть, оружия навалом. Иди в бытовку, возьми. Эй, Ашот, проводи его…

— Я провожу, — вмешалась Натали, а идя вместе с Сергеем по коридору, шепнула: — Наконец-то. Правильно. Я уж не стала тебя выдавать. Кстати, я знаю один укромный уголок, где мы могли бы заняться любовью. Ты не против?

— А ты любишь трахаться посреди трупов?

— Какая разница где?

— Скажи, ты солгала, что Танечка у Германа?

— По правде говоря, не знаю. Но возможно. Он умеет держать на крючке.

Днищев старался не упустить ни одной подробности, запоминая все, что видел. Он подумал, что Натали можно было бы как-то использовать, поскольку она много знала. Но от предложения уединиться в бытовке за ящиками с гранатами отказался.

— Можно взорваться в пароксизме страсти, — ответил он, но несколько гранат сунул под рясу, когда охранявший оружие бандит отвернулся.

Вооружившись автоматом, Сергей вместе с Натали возвратился назад. «Придется вспомнить морпеховские навыки», — подумал он, прикидывая свои возможности. Потом начались долгие переговоры, которые пока ни к чему не приводили. А в шесть часов вечера произошел случай, когда ему захотелось тут же пустить автомат в дело: на его глазах Боря Черниговский расстрелял приблизившегося к входу отца Андрея, с которым Днищев беседовал совсем недавно, утром.

— Одним попом меньше! — захохотал бандит, подмигнув Сергею.

— Зачем ты это сделал? — подошел к ним Герман.

— А-а, болтовня одна. Какой с него прок?

А Днищеву, сжавшему зубы, вспомнились последние слова Мезенцева, сказанные ему утром: «Времени осталось мало. Помни об этом». Он произнес их словно про себя самого.

Но времени оставалось мало для всех…

Днищев, влившийся в «семью» террористов, получил одно преимущество: теперь он мог свободно передвигаться везде. Он спустился вниз, к арене. Заложники, тесно прижавшись друг к другу, сидели не только там, но и вплоть до четвертого ряда. Здесь он еще раньше заприметил Свету и Милу. Девушки были так напуганы, что с ужасом вжали голову в плечи, когда к ним приблизился размалеванный человек в рясе и с автоматом в руке. Встав перед ними, Днищев произнес:

— Не волнуйтесь. Все обойдется.

— Кто вы? — спросила Света, чувствуя что-то знакомое и в лице, и в голосе.

Встрепенулась и Мила, которой Сергей, пожалуй, был знаком ближе.

— Тот, кто должен тебе сто долларов и кто вытащит вас отсюда, — отозвался Днищев и пошел дальше: ему не хотелось привлекать ненужное внимание.

Он уже не слышал, как Света горестно застонала:

— Господи! Он снова тут… Я не вынесу…

— Молчи! — шепнула подруга, толкнув ее локтем в бок. — Если Сергей тут, то мы спасены. Уж я-то его знаю получше тебя.

— А откуда? — покосилась на нее Света, испытывая какую-то досадную ревность.

Свобода передвижения обернулась для Днищева обратной стороной. Когда он смыл надоевший грим и вышел во внутренний дворик, чтобы осмотреть бытовки, то через некоторое время на стол оперативного штаба, где понемногу скапливалась собранная по крупицам информация о террористах, легла и фотография Сергея, которая и так была очень хорошо знакома областной милиции.

— А-а, этот, Днищев. Разыскивается по делу об убийстве в Хотькове.

— И в связи с гибелью банкира Гуслярского, — хмуро заметил крупный чин из ФСБ.

— А не он ли вообще у них за главного? — высказал предположение какой-то генерал. — Птица, видно, высокого полета. Еще неизвестно, какой хвост за ним тянется…

Глава восьмая ПОЛТЕРГЕЙСТ В ЦИРКЕ

Снайперы, размещенные на крышах домов и вокзале, продолжали держать под прицелом весь цирк-шапито и внутренний дворик с бытовками — по сигналу они могли запросто ухлопать штук семь бандитов, чьи лица мелькали то тут, то там, но это ничего не решило бы. А тем временем в оперативный штаб прибыли сразу три высоких начальника — директор ФСБ и министры обороны и внутренних дел. Тотчас же вновь возник вопрос о штурме цирка-шапито. В принципе цитадель террористов можно было захватить сравнительно легко, но… как быть с нервно-паралитическим газом, которым они угрожали? Спросили специалистов: могли бандиты раздобыть с военных складов это страшное химическое оружие? Ответ был такой:

— В нашей стране при желании они раздобыли бы даже ранцевую ядерную бомбу.

Решили вести переговоры дальше, вытягивать заложников любыми способами, обменивать их на что угодно, а штурм, если он все же потребуется, отложить на то время, когда террористы станут грузиться в поезд, поскольку уже было ясно, что деньги и транспорт им придется предоставить. А по дороге, возле какого-нибудь тихого русского городка, обезвредить их будет проще. И если они все-таки взорвут газ, то пожертвовать удаленным городком вроде Углича куда спокойнее, чем Сергиевым Посадом, расположенным рядышком с Москвой. Вице-премьер помчался в Центробанк за деньгами, а министры продолжали обсуждать ситуацию.

— Эх, если бы у нас там был хотя бы один свой человек! — посетовал директор ФСБ.

— А еще лучше, если бы их было большинство среди террористов, — сказали в ответ. — Или вообще все.

Возник вопрос: куда могут направиться бандиты, когда им предоставят поезд? Ведь при желании он сможет поменять маршрут на любой узловой станции, а теоретически — оказаться в любой точке бывшего Советского Союза, чья транспортная система еще продолжала оставаться единой.

— Это будет поезд-призрак, этакий «Летучий голландец» на колесах, — высказался министр внутренних дел.

— Пока другой наш «голландец» тюльпаны собирает, — добавил его заместитель, имея в виду уехавшего премьер-министра.

— В любом случае надо срочно вытащить сюда министра путей сообщения и подключить его к оперативному штабу, — заметил кто-то.

— И раздать всем жителям, и нам тоже, противогазы, если только их еще не все продали в Пакистан и Израиль.

Прибыла делегация думских депутатов. Они изъявили желание обменять себя на заложников.

Подобного рода опыт у них уже имелся, к тому же на носу были новые выборы. Кто-то проворчал:

— Думают, все им гладко сойдет, а ведь когда-нибудь дураков и пристрелят.

Среди депутатов был и небезызвестный Ярченко, приехавший сюда прямо из Хотькова, с осиротевшей дачи Олега Кожухова. Увидев его, министр обороны выпустил пар.

— А этот шут гороховый что здесь делает? — не стесняясь в выражениях, спросил он.

— Сам болван! — смело отозвался Ярченко.

Готовую вспыхнуть ссору остановил простой телефонист, находившийся на постоянном проводе с террористами.

— Тихо! — рявкнул сержант, невзирая на обилие многозвездных генералов. — Они снова выходят на связь.

На этот раз Герман пошел на некоторые уступки. Он менял тактику: согласился выпустить двенадцать детей, если пришлют продукты питания, и разрешил посетить цирк-шапито трем иностранцам и двум отечественным журналистам с телекамерой. Когда ему предложили обменять заложников еще и на депутатов, он посмеялся и ответил:

— Раз они вам там не нужны, то мне и подавно. Впрочем, ладно, махнемся не глядя. За каждого истукана по шесть детей, большего они не стоят.

Затем, когда обмен состоялся, примчался вице-премьер и с Германом снова вышли на связь. Предложили не шестьдесят, а тридцать два миллиона. Он неожиданно согласился на эту сумму, заметив, что она соответствует количеству его зубов, но в таком случае поезд меняет маршрут и пройдет через Москву в сторону Минска. На это в оперативном штабе ответили гордым «нет». Переговоры снова стали заходить в тупик.

— Ну, а ядом-то бутерброды нашпиговали? — поинтересовался кто-то.

— Чтобы отравить заложников? У террористов наверняка своя пища. Главный теперь начинает играть на общественном мнении — недаром пригласил журналистов.

— Эх, почему у него не три зуба! — вздохнул заместитель министра финансов.

— Ничего, выбьем, — утешил его генерал из МВД, чей пистолет находился у Днищева.

Не все депутаты вдруг пожелали обмениваться, но те, кто пришел к Герману, были приняты им почти с дружеским умилением. В этот момент он как раз беседовал с журналистами, позируя перед камерой.

— Я не хочу убивать людей — это вынужденная мера, — говорил он. — Наоборот, я защищаю слабых, а деньги, которые мы требуем, пойдут на поддержку нуждающихся. Раз этого не может сделать государство, займусь я сам.

Журналисты щелкали фотоаппаратами, записывали речь на диктофоны и скрыто восхищались его мужеством и благородством.

— Скажите, а зачем вы убили священника?

— Мы думали, что он агент спецслужб.

— Но разве может один человек справиться со столькими людьми?

— Конечно, нет, — засмеялся Герман. — Но навредить может.

Эти слова Германа самым неожиданным образом вдруг стали сбываться. В цирке-шапито начали происходить странные вещи. Днищев, пользуясь тем, что теперь на него мало кто обращал внимание, наметил те точки, где можно сделать укол. Он учел и то обстоятельство, что террористы не будут открывать стрельбу по заложникам, если какой-либо несчастный случай произойдет не по их вине, тем более когда в цирке находятся журналисты, а Герман красуется перед ними, словно павлин.

Сначала пострадали два вышедших в главный проход террориста: плохо закрепленная доска внезапно сорвалась и рухнула им на голову.

— Чертов строитель! — выругался Герман. — Надо было его пристрелить после окончания работ.

Он оборвал беседу с журналистами и велел отнести раненых в бытовки. У одного оказался перелом основания черепа, и ему уже вряд ли чем можно было помочь; второй, судя по всему, получил сильный ушиб мозга и стал нетранспортабельным. Проверили крепление — все действительно держалось на ниточках, словно готовилось для одноразового использования.

В оркестровой ложе на перилах сидел террорист, свесив ноги и положив на колени автомат. Как только его напарник вышел по нужде, что-то легонько подтолкнуло террориста в спину и он полетел вниз, упав на скамьи седьмого и восьмого рядов и сломав при этом ногу и ключицу. Он начал так орать, что Боре Черниговскому пришлось заткнуть ему рот ладонью.

— Идиот! Сам виноват! Куда ты теперь годишься?

Боря Черниговский самолично взвалил раненого террориста на спину и отволок за бытовки, где через некоторое время крики смолкли. Возвращаясь обратно по коридору, наместник Германа увидел четверых развлекающихся от скуки подельников. Один из них жонглировал двумя гранатами, а трое (среди них и Днищев) наблюдали за его действиями и подбадривали. Боря постоял рядом, потом пошел дальше, бросив фразу:

— Ты, смотри, поосторожнее. Взял бы лучше бутылки…

— А тремя сможешь? — спросил Днищев.

— Смогу!

Террорист отцепил от пояса гранату и продолжил жонглирование. Остальные захлопали.

— А четырьмя? — поинтересовался Сергей, бросив ему свою гранату с вынутой чекой.

Он поспешно вышел во внутренний дворик. Сзади раздался оглушительный взрыв. К месту происшествия он прибежал вместе с другими.

— Доигрались! — орал Боря Черниговский, — пиная ногами развороченные тела.

— А я-то… я-то… только по нужде вышел! — в тон ему кричал Днищев. — Как чувствовал…

— Прекратить ор! — еще сильнее завопил Герман. — Черт-те что тут творится!

— Гиблое место, — покачал головой один из террористов. — Говорил же я — не стоило убивать священника…

— Молчи, а то и тебя замочу! — пообещал Боря Черниговский. — Эй, кто-нибудь, уберите отсюда эту падаль… Туда, за бытовки!

Днищев и еще один, с нашлепкой на носу, стрелявший по заложникам с верхнего прохода, вызвались «убрать падаль». За бытовками находилась яма, где уже лежали трое, «успокоенные» Борей Черниговским. Когда Днищев и террорист добавили к ним еще троих, развороченных гранатой, Сергей подумал, что шестерым будет скучно без седьмого. Шея террориста с нашлепкой хрустнула, а лицо его развернулось на сто восемьдесят градусов и с удивлением уставилось на Днищева. Забросав яму строительным мусором, Сергей вприпрыжку побежал обратно.

Проходя мимо арены, он увидел группу депутатов Думы, сидевшую особняком. Среди них был и Ярченко.

— Ба! — закричал тот, радостно потирая руки. — Знакомые лица! В террористы подались от плохой жизни?

— Нужда заставит, — отозвался Днищев. — Как там, в Хотькове, все живы, никого больше не убили?

— Да кого ж еще, раз вы уехали?

— Мало ли. Шапку-то нашли?

— Найдешь, пожалуй. Признайтесь, вам ведь теперь все равно терять нечего: куда ее дели?

— Скушал.

— Придется клизму ставить. — И депутат Ярченко хохотнул.

А Днищев вдруг посмотрел на него как-то по-новому. Он вспомнил этот смех. Так смеялся тот человек, который спускался по мраморной лестнице в выставочный зал впереди Олега Кожухова. За несколько минут до убийства…

Глава девятая БЕЗУМНЫЙ ПОЕЗД

Василий Федорович и Кротов почти одновременно, но из разных источников получили информацию о том, что среди террористов, захвативших заложников в Сергиевом Посаде, находится Сергей Днищев. Оба встретились с координаторами своих проектов в Организации. У Василия Федоровича больше не оставалось иного выбора, как содействовать скорейшей ликвидации бывшего зятя, при захвате которого живым мог потянуться след в деле Гуслярского. Кротов же настоял на том, чтобы любым способом вытащить из всей этой заварухи одного из исполнителей проекта «Мегаполис», на которого он потратил слишком много времени.

Как и прежде, суперконспирация в Органе сыграла злую шутку в этой нестыковке программ, в результате чего среди снайперов, державших в оптических прицелах цирк-шапито, появился еще один, с удостоверением ФСБ, перед которым была поставлена локальная задача: застрелить террориста, разгуливающего в рясе, причем отдавший подобный приказ не принимал в расчет то, что могут возникнуть непоправимые последствия, например ответное убийство заложников или даже взрыв нервно-паралитического газа. Но в районе цирка-шапито появились также и люди Кротова, чьи удостоверения были скреплены не менее мощными и вызывающими уважение печатями: их целью являлось сохранение Днищева для последующей его переброски на Базу Органа, расположенную в десятке километров от Сергиева Посада.

Любопытно, что в действиях и Василия Федоровича, и Кротова присутствовали личные мотивы: оба они симпатизировали Сергею Днищеву, но первый, несмотря на многолетнюю привязанность, решил все-таки сдать его Организации, по существу подписав смертный приговор, а второй, наоборот, будучи в полном праве пожертвовать им, надеялся уберечь. Впрочем, возможно еще бессознательно, Алексей Алексеевич рассчитывал, что Днищев также окажется ему полезен, и не только в проекте «Мегаполис», скорее даже вопреки ему…

Переговоры между террористами и оперативным штабом продолжались целую ночь, и все это время оставалась угроза штурма или взрыва нервно-паралитического газа. Также всю ночь в цирке-шапито орудовал полтергейст — поселившаяся в шатре нечистая сила. Запутался ногой в проволочной петле и свалился с верхнего прохода один из бандитов-униформистов, вывихнув при этом ступню и сломав пальцы на правой руке. В темном коридоре напоролся на острый, выступающий из стены стержень другой террорист. Еще один, очевидно от перенапряжения, покончил с собой возле бытовки: пистолет, из которого он пустил себе пулю в висок, был зажат в его руке. Трое игравших в карты (четвертым был Днищев) передрались так, что двоим из них потребовалась медицинская помощь. Но раненым, которых не имело смысла тащить за собой, Боря Черниговский оказывал «скорую помощь» по-своему: все они получали сильнодействующее лекарство, успокаивающее их навсегда.

— Ты выполняешь работу «Альфы», — со злостью заметил ему Герман.

— Разве я виноват, что ты подобрал такую дурацкую команду? — огрызнулся тот. — Они то и дело ломают себе руки и ноги. А на хрена нам калеки в этом деле?

Возразить на резонное замечание Бори Черниговского было нечего. Но Герман потерял уже двенадцать человек из тридцати пяти, и у него начало закрадываться сильное подозрение, что кто-то умело водит его за нос, подстраивая все эти травмы. Кто? Наибольшую озабоченность вызывал у него один человек, и Герман приказал Натали неотступно следить за ним, постоянно находиться рядом.

К четырем часам утра договоренность наконец-то была достигнута: террористы получали поезд в направлении Сергиев Посад-Ярославль и тридцать два миллиона долларов, а в ответ отпускали значительную часть заложников. С собой они брали лишь около двухсот человек. Погрузка людей в поезд должна была начаться в половине шестого утра.

В оперативном штабе было решено проводить штурм не в эти минуты, а когда поезд будет в пути, то есть использовать запасной вариант. С этой целью разрабатывались специальные мероприятия по блокированию железнодорожного полотна в сорока километрах от Сергиева Посада. Но во время погрузки произошел инцидент, который чуть не привел к трагедии, вернее, она все же произошла, но не в таком масштабе, как ожидалось. У одного из снайперов, очевидно, сдали нервы, и он спустил курок. Пуля вошла в правый глаз террористу в рясе и вышла у основания черепа. Бойня заложников была чудом остановлена, и то благодаря тому, что погрузка в составы практически завершилась. Но все равно, когда состав уже тронулся, из последнего вагона были выброшены трупы двух женщин. Убитым террористом оказался Федося, который за два часа до этого выменял у Днищева понравившуюся ему рясу на выкидной нож…

Локомотив, к которому прицепили шесть вагонов, набирал скорость. «Неуправляемый поезд» — так окрестили данный состав журналисты. Но это образное выражение было не совсем верно: просто бригаду машинистов по требованию Германа заменили два террориста, имевших когда-то отношение к железнодорожному транспорту. В каждом вагоне ехало примерно сорок заложников и три-четыре террориста. Но в головном находилось всего четыре человека — сам Герман, Боря Черниговский, Натали и Ашот. Здесь же разместили баллоны с нервно-паралитическим газом и мешки с долларами. Куда направлялся поезд и где должна быть его конечная остановка, знал только Герман, тщательно проработавший все детали своей операции.

Днищев оказался во втором вагоне, где кроме него были еще два члена банды. Он знал, что Света и Мила не попали в число отпущенных заложников, но где, в каком вагоне они находились — было неизвестно. За «неуправляемым поездом» двигался еще один, набитый спецподразделениями, и точно такой же мчался далеко впереди, очищая путь, который, впрочем, и без того был предельно освобожден от эшелонов. Единственное, на чем настояло Министерство путей сообщения, — это продолжить движение составов в сторону Москвы. В воздухе кружили армейские вертолеты, а по Ярославскому шоссе мчались автомашины с солдатами внутренних войск, соревнуясь в скорости с поездом террористов.

Сергей перед самым рассветом выпытал у Натали важную информацию: в небольших баллонах, которыми так угрожал Герман, находился не нервно-паралитический газ, а закись азота, о чем, впрочем, болтливая «ведьма» поведала ему с самого начала, когда сказала о «веселящем газе» — средстве для наркоза больным. Она же и похитила его из больницы, где подрабатывала медсестрой. Если бы Сергей твердо знал об этом раньше, то, наверное, все проблемы были бы решены еще в цирке-шапито. Теперь же пришла пора действовать по-настоящему.

Они ехали уже семь минут, а скорость все возрастала. Ведущие состав террористы плохо справлялись с поездом. В вагон Сергея вошли Боря Черниговский и Натали, настроение у них было хорошее.

— Скоро, миленький, — пообещала Натали, проходя мимо Днищева.

— А вы куда?

— В последний вагон. Есть некоторые дела.

Как только они скрылись в тамбуре, Сергей обернулся к сидевшему рядом хмурому террористу:

— Пойду загляну к Герману. Узнаю, когда остановка, чтобы успеть сбегать за кипятком на станцию.

Тот кивнул головой, провожая его взглядом. Днищев закрыл за собой дверь, прошел через тамбур и соединяющий вагоны сцеп. Предстояло действовать быстро, поскольку времени в запасе оставалось мало. И снова Днищеву вспомнились последние слова отца Андрея. Распахнув дверь, Сергей оказался напротив Германа и Ашота. На него уставилось дуло автомата.

— Тебе чего? — спросил Ашот, который с самого начала невзлюбил Днищева. — Кругом марш!

— Водка есть?

— Я тебе что сказал? — Ашот поднялся с сиденья.

Герман внимательно наблюдал за ними. Рука его лежала на пистолете. Сергей миролюбиво улыбнулся и стал поворачиваться, словно намеревался уйти. Он знал, что стрелять нельзя ни в коем случае, иначе выстрелы услышат в соседних вагонах и сюда слетится все воронье. Неловким движением он уронил свой автомат на пол.

— Раз-зява! — презрительно хмыкнул Ашот, глядя, как нагибается Сергей.

А через секунду лезвие выкидного ножа торчало у Ашота в горле и он сам, взмахнув руками и выронив оружие, повалился в проход. Еще спустя мгновение рука Германа, успевшего схватить пистолет, была прижата к столу, а кисть вывернута и сломана. Он застонал от боли.

— Убью… тебя… сволочь… — хрипел и плевался Герман.

— Может быть. А может быть, я тебя, — ответил Днищев. — Где моя дочка? Если хочешь жить, говори.

— Не знаю… Ею занималась… Натали.

Днищев ударил его рукояткой пистолета в висок.

— Ты еще понадобишься, — сказал он.

Сергей направился к кабине машиниста. Он распахнул дверь и прикладом автомата тотчас же «выключил» одного из террористов. Другой согнулся от удара в солнечное сплетение. Он попытался вытащить из-за брючного ремня пистолет, но Днищев резко двинул его коленом в лицо, и тот больше не поднимался. Разобравшись в управлении, Сергей поставил тумблер на самый малый ход. После он встал в тамбуре и приготовился. Ждать пришлось недолго. На его счастье, Боря Черниговский появился один, сзади не было даже Натали. Но помощник Германа словно ждал нападения: он увернулся от удара, выставив вперед нож-финку.

— Замочить меня решили, сучары? — прошипел он. — Так я и думал.

Сергей отбил выпад прикладом, перехватил руку, и они оба повалились на пол, перекатываясь в тамбуре. Нож отлетел в сторону. В какой-то момент Боря Черниговский оказался сверху, нанося размашистые удары по голове Днищева, но тому удалось перебросить его через себя, и бугай влетел в салон первого вагона. Жестокая драка продолжилась там, рядом с трупом Ашота. Один из развязанных мешков с деньгами был отброшен к стенке, и вылетевшие доллары, поднятые потоком воздуха, закружились над смертельными врагами. Оружия у них уже не было, они бились тем, что попадалось под руку. Боря Черниговский был намного выше и тяжелее Днищева, но поворачиваться в узком пространстве ему было гораздо труднее. Краем глаза Сергей увидел кипевший на плитке кофейник, схватил его и выплеснул содержимое в лицо противника. Ошпаренный бандит взвыл, схватился за глаза и отпрянул назад. Тогда Днищев поднял автомат Ашота и нанес Боре Черниговскому последний, сокрушительный удар прикладом, взявшись обеими руками за ствол.

— Это тебе за Андрея Мезенцева, — произнес он, тяжело дыша и отбрасывая в сторону окровавленное оружие.

Голова гудела, сердце готово было выскочить из груди. Сергей опустился на лавку, вытер ладонью лицо. Он боялся, что шум привлечет внимание двух террористов из второго вагона. Надо было спешить. Передохнув минутку, он вытряхнул из одного мешка доллары и уложил туда пять баллонов с закисью азота. Потом нашел в сумке Германа респираторы. Сунул несколько в карман. Подобрал свой автомат, пистолет и вышел в тамбур.

Войдя в свой вагон, Сергей направился к сидевшим рядышком двум террористам. Они удивленно смотрели на мешок, в котором должны были быть деньги. Не говоря ни слова, Днищев вытащил баллон и направил струю газа в их лица. Когда бандиты заулыбались, он бросил баллон на пол и пошел дальше, мимо испуганных заложников. В третьем вагоне было четыре террориста, по двое с разных концов.

— Ребята, Герман посылает нам подарок! — сказал Днищев. — Идите сюда.

Он опустил мешок на пол, сунул туда руку и приготовил баллон. Когда бандиты подошли близко, он выпустил в них струю, вращаясь по кругу. Быстро побежал в конец вагона, чувствуя, что и сам начинает «плыть», хотя задерживал дыхание. Отдышавшись в тамбуре, Сергей надел респиратор: он опасался, что станет следующей жертвой наркоза.

В четвертом вагоне все три бандита сидели кучно. Днищев направил на них автомат и предупредил, чтобы не шевелились. Потом открыл газ, поставил баллон рядом с ними, подождал немного и пошел дальше. Он видел, что и заложники начинают «балдеть», строить друг другу глазки, ловить руками воздух, смеяться… «Ничего, — подумал Сергей. — Кто много пережил, имеет право и повеселиться».

В пятом вагоне он также держал под дулом автомата всех четырех террористов, пока распылял газ. Но в шестом произошла осечка. Увидев входящего в вагон человека в респираторе, один из бандитов вскинул оружие, но Днищев выстрелил раньше. Пуля попала в плечо. Выпустив автоматную очередь над головами других террористов, Сергей достал последний баллон и открыл газ. Пройдя вагон насквозь, он вышел в тамбур, отдышался и понаблюдал за веселящимися людьми. Некоторые даже запели, правда, слаженного хора не получалось. «Надо отобрать оружие, — подумал Днищев, — а то как бы не пришла охота устроить салют». Другая мысль кольнула сознание: где Света и Мила? Тотчас же он вспомнил, что нигде не видел и Натали. Она оставалась последней из банды, кто еще мог предпринять какие-то действия.

Сергей пошел обратно по вагонам, осматривая заложников и отбирая у террористов оружие. Они отдавали его охотно, словно вручали цветы. Сергей складывал автоматы в тамбурах. Раненому в шестом вагоне бандиту он остановил кровь, перетянув руку жгутом. Поезд неспешно полз по лесу…

А Натали тем временем, вытащив свой респиратор, пробиралась в головной вагон, отталкивая липнущих к ней и танцующих заложников. То, что операция сорвалась, она поняла, когда увидела входящего в пятый вагон Сергея с автоматом и баллоном в руке, но успела смешаться с заложниками и, сколько хватало сил, задерживала дыхание. Потом, когда Днищев прошел мимо, она миновала опасную зону и выскочила в тамбур…

Свету и Милу Сергей обнаружил в третьем вагоне. Они говорили друг с другом на каком-то птичьем языке, сидя возле окна, а усатый мужчина обмахивал их ладонями рук, изображая, очевидно, павлиний хвост.

— Нет, любезный, так не годится, — слегка отодвинул его Днищев. — Девушки заняты. Одна — моя жена, другая — невеста.

Он подхватил обеих подруг и повлек их к тамбуру. Те еще сильнее защебетали, пытаясь выпорхнуть из рук, подобно птичкам. Но у Сергея была мертвая хватка. Он вынес ценный груз в тамбур, отодвинул входную дверь и дал девушкам вволю наглотаться воздуха, похлестав еще и по щекам. Наконец они пришли в себя, с некоторым недоумением, но по-прежнему весело разглядывая Днищева.

— Ох, Сережа! — произнесла Мила, наклоняя голову к его плечу. — Что случилось?

— Я рада, — сказала Света. — Кажется, вы исправляетесь. Как вы очутились среди бандитов?

— Я тебе всегда говорил, что я — хороший; — ответил Сергей. — Но твоему упрямству нет границ. Придется всерьез заняться исправлением твоего характера. Кстати, я все еще должен сто долларов. Где-то там, в первом вагоне, у меня завалялось тридцать два миллиона. Не желаешь взглянуть?

Сергей вытащил запасные респираторы и помог их надеть.

— Пошли! — сказал он. — Нам надо еще остановить поезд, пока мы не доехали до Монреаля.

Днищев повел подруг за собой. Но едва они открыли дверь в головной вагон и сделали несколько шагов, как из кабины машиниста вышла Натали, направив в их сторону пистолет.

— Ну что же ты, Сержик? — с укором произнесла она и выстрелила.

Пуля просвистела над головой.

— Брось оружие, — ответил Днищев. — Вы все равно проиграли. Зачем лишнее сотрясение атмосферы? — Он двинулся вперед. — Отдай пистолет.

Натали держала его обеими руками и снова выстрелила. Сзади кто-то вскрикнул. Сергей бросился к Натали, но она успела сделать еще два выстрела, прежде чем он выбил из ее рук пистолет. Схватив лежавший рядом баллон, Сергей пустил ей в лицо целую струю газа и держал так до тех пор, пока она не обмякла и не потеряла сознание от огромной дозы закиси азота.

Бросив Натали, Сергей побежал назад. Света стояла на коленях возле лежащей навзничь Милы.

— Она мертва, — произнесла Света, взглянув на Днищева.

— Вот… черт! — пробормотал он.

Сергей не знал, что еще сказать: за последние сутки он видел столько смертей, что вроде бы стал к ним привыкать.

— Побудь пока здесь, — добавил он. — Я попробую остановить поезд.

В кабине машиниста Сергею потребовалось несколько минут, чтобы определить, где находится тормозная система. Потом он вернулся обратно к Свете, которую начала бить мелкая дрожь.

— Света, послушай! — сказал он, встряхнув ее за плечи. — Поезд тормозит и скоро остановится. Но мне нельзя здесь больше быть. Сюда хлынет столько людей в погонах, что мне не хотелось бы с ними общаться… Я тебе потом все объясню. Верь мне. И знай, что я… люблю тебя… — Он приподнял ее лицо, по которому текли слезы, и поцеловал. — Все будет хорошо, мы встретимся… А теперь иди в кабину машиниста и, когда я спрыгну, подавай сигналы.

Света посмотрела ему в глаза и кивнула. Но она все еще держала его обеими руками, не желая отпускать.

— Ты остаешься здесь единственным разумным человеком, — напомнил Сергей. — Ничего не бойся, все страшное уже позади.

Он оторвался от нее и пошел к тамбуру.

— Сережа! — услышал он позади дрогнувший голос. — Мы встретимся?

— Непременно, — Днищев улыбнулся. — Через несколько дней.

Помахав рукой, он закрыл за собой дверь в салон.

…Аудиовизуальное наблюдение за вдруг резко сбросившим скорость поездом ставило офицеров спецслужб в тупик. Что там происходит? В вагонах раздавались смех, пение, громкие крики, словно справляли свадьбу, а в окнах мелькали радостные лица, люди обнимались и целовались даже с террористами. Шло какое-то всеобщее братание.

— Нет, это какой-то безумный поезд, — заметил кто-то. — Похоже, что все там посходили с ума. Или они попросту перепились?

Тем временем состав вполз в тоннель, куда с другой стороны въехал товарняк с лесом.

Глава десятая ПОДПОЛКОВНИК ИЗ СУМАСШЕДШЕГО ДОМА

В районе Лосиноостровской Сергей спрыгнул с товарного состава, нашел телефон-автомат, дозвонился до Леши Карпунькова и назвал улицу, где он будет ждать.

— Я вышлю за тобой машину «скорой помощи», — сказал приятель. — И предупрежу врача. Ты только не удивляйся, если на тебя наденут смирительную рубашку — так надо…

Выйдя из телефонной будки, Сергей усмехнулся. За прошедшие четыре часа его новенький смокинг так пообтрепался и измазался, что Днищев напоминал в нем разорившегося графа Монте-Кристо. Не мешает переодеться, хотя бы в смирительную рубашку. Впрочем, то, что он увидел за последнее время, в чем довелось принять участие, могло кого угодно сделать кандидатом в психиатрическую лечебницу. Кроме того, Сергей знал, что, несмотря на его недавние действия, несмотря на обезвреживание террористической группировки Германа, охота на него не прекращалась и будет продолжена. Убийство террориста, одетого в рясу, служило тому доказательством. Ему не простят ни Гуслярского, ни Кожухова, поскольку слишком влиятельные силы были заинтересованы в том, чтобы он стал единственным виновником этих преступлений. И Сергею еще предстояло разобраться хотя бы в том, что же на самом деле произошло в Хотькове. А за дальнейшую судьбу Светы он не беспокоился. Поезд остановится, и в вагоны хлынут спецназовцы, руоповцы, омоновцы и все прочие, кому не лень, которые в дальнейшем отрапортуют об удачно завершенной операции, получат награды и звездочки на погоны. Ну что же, таковы изгибы этой сумасшедшей жизни… Главное, что Света жива и не пострадала. А Танечка?

Днищев снова вошел в телефонную будку, набрал номер. Трубку снял бывший тесть.

— Василий Федорович, где Танечка?

— Сергей?.. — голос «хитрого лиса» дрогнул. Чувствовалось, что он уже похоронил Днищева. — Вот… дьявол! Ты где? В… поезде? Там?

— Ага, — усмехнулся Днищев, а сам подумал: «Прокалываться начал старик». — Они сказали мне, что захватили дочку.

— Нет-нет, не беспокойся, — поспешно ответил Василий Федорович. — Она здесь, с нами. Тебя просто взяли на пушку. Сергей, ты прости меня, — бывший тесть замолчал. — Но я все равно должен сделать то, что обязан сделать.

— Знаю.

— Я хочу сказать, что ты как-то раздвоил мою душу. И я желаю тебе удачи.

Днищев медленно опустил трубку на рычаг. Ему больше не хотелось разговаривать. К тому же из-за поворота выскочила машина «скорой помощи», и он помахал шоферу рукой. Дверца открылась, на землю спрыгнули врач и два санитара.

— Ребята, сюда! — позвал их Днищев. — Пациент — я.

— Ты не пациент, ты — псих, — ответил один из санитаров, выкручивая ему руки; второй стал натягивать смирительную рубашку.

— Полегче, полегче, — успокоил их врач. — Тащите его в машину. Поехали!

Сергей не сопротивлялся, позволил связать себя и уложить на выдвижные носилки. Ему даже показалось забавным, что со столь «опасным террористом», как он, справились всего два санитара. «Скорая» отвезла его в Медицинский психиатрический центр на Каширке, и Днищева повели по коридорам, пока не запихнули в одну из палат, где уже лежали или бродили такие же — с завязанными за спиной рукавами рубашек. На новенького они не обратили никакого внимания, занятые своими мыслями. Толкнувший его на кровать санитар ехидно заметил:

— Вот твое место, дубина. Отсюда уже не убежишь!

За ним мягко щелкнула дверь, а Днищев подумал: где же Карпуньков? Или его заманили в ловушку? Может быть, и так. Если все это дьявольские козни Василия Федоровича, то ему предстоит остаток дней провести здесь, в психиатрической больнице… Утомленный размышлениями, вымотанный за последние дни, как марафонец, Днищев незаметно уснул.

Между тем когда поезд с заложниками и террористами остановился и его облепили спецподразделения, они не встретили никакого сопротивления, наоборот, их ожидал необычайно радушный прием. Единственный трезвый человек находился в кабине машиниста — это была одна из захваченных девушек, Светлана Муренова. Она-то и рассказала о том, что здесь происходило. Состав был оцеплен, но некоторые журналисты все же сумели прорваться, и услышанную правду уже трудно было скрывать. Получалось так, что всю операцию по ликвидации банды практически провел один человек. Кто он, этот Днищев, и как оказался среди бандитов? И каким образом один подменил все структуры, призванные для борьбы с террористами? Все эти вопросы грозили вызвать большой скандал в обществе. Как поступить в данном щекотливом случае, быстрее всех сообразил директор ФСБ.

— Днищев — наш агент, внедренный в банду Германа, и он блестяще справился с заданием, — невозмутимо заметил он.

Оперативный штаб собрался в головном вагоне поезда, откуда уже были убраны трупы Милы, Ашота и Бори Черниговского. Министры и генералы из других ведомств прикусили языки.

— Куда же он тогда делся? — язвительно спросил кто-то.

— Видите ли, суперагенты такого класса, действующие, как правило, в одиночку, не имеют права раскрываться… Поэтому он ушел, как только завершил операцию. Ему еще предстоят другие задания.

На директора ФСБ все посмотрели с нескрываемой завистью. Везет же некоторым! Так вдохновенно лгать! И получить все лавры… По возвращении в Москву директор ФСБ дал указания помощникам, и машина начала набирать бешеные обороты. Досье на Днищева лежало на столе через полчаса.

— …После окончания Бауманского старший лейтенант запаса… — читал один из помощников.

— Капитан, — поправил директор ФСБ, — потому что с этого времени он стал выполнять особо секретные поручения КГБ. Оформите в дело. Придумайте легенду, а также те задания, в которых он превзошел хваленого Джеймса Бонда. Это будет наш, отечественный суперагент, работающий в одиночку. И чтобы комар носа не подточил!

— Нет проблем, — согласно кивнул головой помощник.

— Дальше. В банду он внедрился полгода назад, будучи майором. А теперь готовьте документы на присвоение ему звания подполковника.

— Может быть, сразу сделать его полковником?

— Рановато. Если начнет приставать пресса, отвечайте, что в настоящее время он законсервирован для переподготовки к новому заданию. Встаньте на уши, но разыщите его любой ценой. Мы не можем позволить, чтобы он неожиданно всплыл черт знает где. Когда найдете, поздравьте с присвоением очередного звания. Хорошо бы, если бы при этом он еще и… героически погиб.

— Намек понял, — ответил помощник и кисло улыбнулся. — А не получается ли так, что этот Днищев и в самом деле работает на какое-то ведомство?

— Возможно, — ответил директор ФСБ и надолго задумался.

Сергей заснул в звании майора, а спустя шесть часов очнулся подполковником. Леша Карпуньков тормошил его за плечи.

— Хватит спать! Уже третий раз наведываюсь. Легко мне бегать из другого корпуса?

— Развяжи меня, — сказал Сергей.

— А укольчик от бешенства?

Освободившись от смирительной рубашки, Днищев вытянулся поудобнее. Он почувствовал, как пробуждается аппетит.

— Чем у вас кормят?

— Специально для тебя бутерброды с ветчиной и бифштекс. — Карпуньков положил рядом с Сергеем бумажный сверток. — Питайся, а я пойду. Вечером навещу. Спиртика захватить?

— Не откажусь. А тут у тебя не очень уж и плохо.

— Это палата для тяжелых душевнобольных. Ее редко кто посещает, так что отдыхай спокойно…

Когда Карпуньков ушел, Днищев подумал, что лучшего места ему действительно не найти. Разве что на кладбище. Собственно говоря, большинство людей, с которыми он сталкивался в последнее время, в той или иной степени безумны, каждый одержим какой-то навязчивой идеей, ведущей в тупик. Все лгут, обманывают, предают, убивают. Старательно барахтаются в море дерьма. Наверное, есть только две истинные ценности в этом мире — любовь и вера. Они тот спасательный круг, который не позволяет утонуть, помогает сохранять душу живой. Вспомнилась вчерашняя встреча с Андреем Мезенцевым, его слова. Как мало они поговорили, но Сергей словно наглотался свежего воздуха, выйдя из зачумленного дома. А потом снова вернулся к ядовитым испарениям и отражающимся в кривых зеркалах лицам. Видимо, надо бросить все, смириться и зажить тихой жизнью. Как живут эти люди, сидящие рядом на кроватях, бесцельно бродящие по коридорам, бормочущие что-то про себя, далекие от творящейся за стенами этого дома мерзости, выкинувшие ее из своего сердца и разума. И Сергей, глядя на них, снова уснул.

Спустя еще два часа он поднялся, подошел к окну и стал смотреть на ковырявшегося в клумбе человека в больничной пижаме. За этим безмятежным занятием и застал Сергея прибежавший и встревоженный чем-то Леша Карпуньков.

— Серега, атас! — торопливо произнес он. — Надо делать ноги.

— А что случилось? — равнодушно спросил Днищев. — Море вышло из берегов?

— Генка нас предал, раскололся!

— Как же так? — Сергею не хотелось никуда уходить из этой тихой обители.

— Сам позвонил. Сказал, что час назад к нему нагрянули какие-то люди, спрашивали про тебя, били, сломали руку… Короче, он сообщил, где ты можешь быть.

— Значит, выхода не было, — спокойно ответил Днищев. — На его месте так поступил бы каждый.

— Хватит киснуть! — Карпуньков сгреб его за плечи и потащил к выходу. — С минуты на минуту они будут здесь. Я уже приготовил машину.

Подгоняемый приятелем, Сергей ускорил шаг. Кровь вновь начала бурлить в его венах. Они выскочили через черный ход и побежали к машине «скорой помощи».

— Залезай! — приказал Карпуньков. — Я сяду за руль. Пригнись!

Машина, сделав круг по больничному парку, выехала из ворот, а мимо нее промчались два черных «мерседеса», набитые людьми.

Глава одиннадцатая ЗАБАВЫ МОЛОДОГО ВРАЧА

— Заедем к Савве, — сказал Сергей. — У меня там осталось кое-какое барахлишко, надо переодеться.

— Савва в больнице. Я был у него вчера. Сильная гематома головы.

— Значит, прощай Каир? Ладно, я знаю, как попасть в квартиру.

— А потом? — спросил Карпуньков, увеличивая скорость и включая сирену.

— Потом… — Сергей задумался. — Потом в Хотьково. Есть одно неоконченное дельце.

По дороге Днищев нацепил белый халат, а заодно положил в наружный карман фонендоскоп, став похожим на издерганного постоянными вызовами врача.

— Леша, — сказал он, — давно хотел тебя спросить: могли мне внушить некий телефонный номер, по которому я непременно должен был позвонить?

— Подобное психотропное воздействие возможно, — кивнул головой Карпуньков. — В Америке, да и у нас, такие исследования ведутся давно, с пятидесятых годов. Проводились эксперименты. Потом они были засекречены: видно, добились значительных результатов. Да что говорить, разве наша «шутка» с Рендалем не доказательство тому?

— Значит, из меня могут сделать управляемого зомби?

— Как и из любого другого.

— А какие средства защиты?

— Практически их нет. Система блокировки сознания от психовоздействия всегда запаздывает, поскольку тут мы имеем дело с невидимым облучением. Ладно, поехали, я подожду в машине. Но если тебе интересно, прочту лекцию по дороге в Хотьково.

Сергей спрыгнул на землю и побежал к подъезду. Стоя возле лифта, он почувствовал угрозу, исходящую со стороны лестницы. Там стояли какие-то люди.

— Эй, доктор! — позвал один из них, и Днищев узнал голос Мишки-валютчика.

«Никак не угомонится», — подумал Сергей и, не оборачиваясь, буркнул:

— Некогда мне. Срочный вызов.

— Так, может быть, я-то врача и вызывал?

Судя по шагам, Мишка спускался вниз, а за ним и все остальные. Но они еще не признали в докторе Днищева, поскольку он стоял к ним спиной. Наверное, просто решили развлечься от скуки.

— Ты какие лекарства привез? — спросил Мишка, балующийся морфием.

Подъехал лифт, створки дверей начали открываться. Кто-то опустил руку Сергею на плечо.

— Тебе задали вопрос, док!

— Таблетки от кашля и пурген устроят?

Днищев развернулся и нанес правой удар в челюсть тому, кто стоял сбоку. Затем, схватив Мишку обеими руками за шиворот и поясницу, швырнул его в раскрывшуюся кабину лифта, успев лягнуть еще кого-то не глядя. Сам он тоже заскочил в кабинку, встав ногами на валявшегося валютчика, и успел нажать нужную кнопку. Мишка ударился об стенку так, что фанерная обшивка лифта треснула, и теперь держался руками за голову и стонал. Сергей чуть попрыгал на его теле, проверяя звуковую гамму. Когда лифт поднялся на восьмой этаж, он вытащил Мишку на лестничную клетку.

— Долго ты еще будешь мне надоедать и обижать медицинских работников? — с укором спросил Сергей. — Кто же тебя лечить станет, дурень?

Он позвонил в соседнюю квартиру. Дверь открыл шофер-дальнобойщик. То, что под Днищевым, словно коврик, лежал какой-то человек, хозяина квартиры не слишком удивило.

— Есть проблемы? — спросил он. — Лечишь его?

— Да, Паша. Мне нужно через твой балкон перебраться в Саввину квартиру. А ты пока попридержи этого таракана.

— Хорошо, — согласился шофер и встал на место Днищева. А так как он был раза в полтора тяжелее, то Мишка закряхтел еще громче.

Днищев вошел в квартиру шофера, чмокнул Люсю, пожелав ей много детей, перелез через балкон и быстро переоделся, нацепив старые джинсы и простую рубашку. Смокинг он положил в целлофановый пакет. Потом, подумав немного, набрал тот, вновь начавший звучать в сознании номер телефона, с которого восьмого августа начались пертурбации в его жизни. Как и прежде, Сергей звонил по коду, набрав номер вначале один раз, затем два, три, опять три, один, еще раз один и пять. Но теперь он соединился не с автоответчиком. Он не знал, что его поведение внесло коррекцию и в действия Кротова и Алексей Алексеевич, после того как Днищев столь блистательно исчез из поезда с террористами, сам занял место у аппарата, нарушая инструкцию и грозя вызвать на свою голову неминуемый гнев координатора проекта Щукина. Но в последнее время, когда проект «Мегаполис» стал все больше и больше приоткрываться перед Кротовым и он начал осознавать его цели, мнение координатора отодвинулось на второй план. Более того, Алексей Алексеевич неожиданно для себя задался вопросом: а что вообще стоит за Организацией, с которой он призван сотрудничать? В данных условиях ему был просто необходим свежий, неординарный человек, отвечающий параметрам Днищева, на которого он смог бы опереться в случае чего. И Кротов не сомневался, что Днищев обязательно позвонит: после медицинских обследований, прошедших в пятницу, установка на необходимость контакта двадцать третьего или двадцать четвертого августа уже была заложена в подсознание всех восьмерых «исполнителей» проекта.

Днищев удивился, услышав в трубке не монотонный женский голос, а мужской — человека с Чистых прудов.

— Сергей Сергеевич, вы? Отвечайте.

— Да, я. Здравствуйте, Алексей Алексеевич.

— Где вы сейчас находитесь? Впрочем, это неважно. Можем ли мы сегодня встретиться? Вас ждут на Базе, как мы и уславливались.

— Но вы говорили о завтрашнем дне, четверге.

— Верно. Просто я подумал, что в ваших же интересах перебраться на Базу как можно скорее. Мы могли бы отправиться туда прямо сейчас.

— Нет, это не получится. У меня есть кое-какие дела.

— Хорошо, — согласился Кротов. — Назовите удобное для вас время и место, куда я пришлю машину.

Сергей некоторое время раздумывал. Он почему-то верил этому мумиеобразному человеку, а чутье редко подводило его.

— Семь часов утра, станция Хотьково, — сказал он наконец. — Говорите номер машины, я записываю…

— Что ж, удачных вам развлечений, — произнес напоследок Кротов. — Засим прощайте.

— Засим тоже, — отозвался Днищев, вешая трубку.

Он вышел на лестничную клетку, протянул Паше, продолжавшему занимать свой пост на поверженном валютчике, целлофановый пакет.

— Тут смокинг. Он тебе еще тогда понравился. Дарю. Надо только почистить кое-где.

— Спасибо! — обрадовался шофер. — Теперь на трассе даже дорожные столбики попадают. А тут дружки этого прибегали, да я их шуганул. Чего они к тебе привязались?

— Молодые еще, маются. Им бы наши заботы.

Днищев подхватил валютчика и поволок его вниз по лестнице.

— Вообще-то, Мишка, я тебе даже благодарен, — говорил он по дороге. — Ты, сам того не ведая, познакомил меня с такой чудесной девушкой, что я готов отдать тебе сто долларов. Но не сделаю этого, потому что ты подлый и жадный, а Бог таких не любит и наказывает. Я в данном случае рука Божья. Точнее, нога, — добавил Сергей, выволакивая Мишку из подъезда и отправляя его мощным пинком через палисадник.

Пока он шел к машине, валютчик поднялся с земли, дрожащей рукой вытащил из кармана свою стреляющую авторучку, направил ее в спину Днищева и нажал на спусковую кнопку, яростно выкрикнув:

— Получай, зар-раза!..

Пулька оцарапала плечо, задев кожу и окрасив рубашку пятном крови. Днищев с изумлением посмотрел назад. А Мишка, бросив авторучку, стал пятиться к стене. Потом он опустился на землю, вытянув ноги и закрыв лицо ладонями.

— И ты хотел меня убить? — спросил Сергей, подходя вплотную. — За какие-то паршивые сто долларов? Что же с тобой будет дальше, дружок? За такие поступки исключают из пионеров. Но я даже не буду тебя бить.

— Давай перевяжу, — сказал подошедший Карпуньков. — У меня в машине есть все необходимое. Ведь в сердце стрелял, гад!

— Брось. Мое сердце может поразить только любовь. И вот ради этой любви я его прощаю.

Днищев плюнул в сторону Мишки, повернулся и пошел к машине.

Глава двенадцатая КУПАНИЕ В НАВОЗНОЙ ЖИЖЕ

По дороге в Хотьково Сергей несколько раз просил остановиться возле телефона-автомата, выходил, звонил Свете Муреновой, но ее квартира загадочно молчала. Он садился в машину и продолжал слушать рассуждения Карпунькова о психотропном воздействии на человека. Сердце ныло от тупой боли, сжималось, словно кто-то держал его в кулаке. В последнее время оно вело себя очень своевольно, капризно отвергая притоки крови, брыкаясь, стремясь вырваться из сдерживающей его оболочки.

— Что-то ты бледный, — встревоженно произнес Леша, отвлекаясь от своей лекции. — Когда все кончится, положу тебя в больницу на обследование.

«А что должно кончиться? — подумал Днищев. — Кончаются помидоры в овощной лавке, а жизнь идет по кругу». Он громко зевнул, выражая этим свое пренебрежение к медицине.

— В давние времена человека превращали в зомби с помощью тетрадоксина, — продолжал между тем Леша. — Этот яд в пятьсот раз сильнее цианистого калия. Но когда такого мертвеца выкапывали и оживляли, сознание его оставалось девственно-чистым. Он становился хорошим рабом, но совершенно непригодным для решения сложных задач. Потом пришло время создавать зомби второго поколения, более гибких. Тут уже начали использовать наши, родненькие средства двадцатого века — ультразвуковые и микроволновые излучения, гипноз и внушение, психохирургию и психофармакологию, ну и конечно же компьютерную технику. В таких зомби вкладывают сразу по нескольку личностей. Зомби второго поколения может и не подозревать, носителем каких программ он является. Вспомни смерть многих казначеев ЦК, которые вдруг один за другим стали выпрыгивать из окон. Они были автоматически заряжены на соответствующее кодовое воздействие, которым могла оказаться совершенно невинная фраза, произнесенная по телефону. Но и эти зомби несовершенны. Известны случаи, когда «блоки на забывание» получали прорыв и тайное становилось явным. Кроме того, здесь требуется кропотливая и индивидуальная работа с каждым «клиентом», и, заметь, очень дорогостоящая!

Сейчас ученые, и здесь, и в Америке, как бы повернули вспять. Не отказываясь от технических и экстрасенсорных средств воздействия на человека, они обратились ко всякого рода оккультным, эзотерическим знаниям древних. Там, в прошлых веках, не дураки жили, тоже знали, как манипулировать сознанием. Короче, идет разработка массового психотропного оружия. А зомби третьего поколения — это будем мы, вместе взятые, вся наша страна, Россия. Нас и так ведут куда угодно. Наступит момент, подадут сигнал перерезать глотку соседу — и все начнут кидаться друг на друга. Это ж какая благодатная территория освободится от ненужных людишек!

— А есть все-таки защита? — спросил Днищев.

— Только собственные волевые усилия, — отозвался Леша. — Другой нет. Мы наблюдали у Рендаля так называемый «эффект открытой личности», когда я заложил в него определенную программу. Но тут несколько иное: его психика уже давно была разрушена. А если бы это был здоровый человек, обладающий повышенным самоконтролем, сильной волей, то наша затея лопнула бы как мыльный пузырь. Даже любое техническое кодирование сорвалось бы. Есть индивиды, которые экранируют себя от всякого психотропного воздействия… Ладно, приехали, вот твое Хотьково. Куда дальше?

— К дачным участкам.

Они остановились неподалеку от дома Полины Кожуховой. Сергей вспомнил последние слова Олега, когда тот спускался по мраморной лестнице вниз: «…Никто не захочет совать нос в дерьмо». Тогда он не обратил внимания на эту фразу, но в ней таился какой-то ключ к разгадке. Возможно, хозяин разговаривал с убийцей, с которым находился в хороших отношениях. Тот смеялся. А что, если они вместе, вдвоем, решили инсценировать похищение княжеской шапки? А почему не втроем, с Полиной, пока та развлекала гостей? Но, наверное, Полина и убийца вошли за спиной Олега в свой сговор. Вот зачем Днищев был приглашен на вернисаж — стать козлом отпущения… Сергей невесело усмехнулся.

— Значит, здесь тебя подставили? — спросил Карпуньков. — Что будем делать?

— Мне кажется, я знаю, где искать княжескую шапку, — сказал Днищев. — Но как пробраться в дом?

— Включим сирену на полную мощность — и к воротам, — предложил Леша. — Попробуют они не пустить «скорую помощь»! А пока я буду объясняться со сторожем, ты вылезешь через заднюю дверь.

Так и поступили. Заспанный сторож поспешно отворил ворота, посторонился, пропуская машину. Карпуньков спрыгнул на землю, и Днищев услышал его голос:

— Это Цветная улица, дом восемь? Врача вызывали?

Сергей незаметно выскользнул из машины и спрятался за кустами сирени. Потом перебежал дальше, в глубь сада. Он услышал, как через некоторое время «скорая помощь» отъехала, а ворота снова закрылись. Теперь Днищев остался один. Он заметил, что в доме на первом этаже загорелись два окна, потом Полина спросила о чем-то сторожа, выйдя на крыльцо. Значит, она никуда не уезжала. «Стережет шапку», — усмехнулся Сергей. Вскоре свет в доме снова потух.

В прошлый раз Днищеву довелось прогуляться по саду, и он хорошо представлял, что и где находится. Но сейчас его интересовало лишь одно — квадратная яма в углу участка, заполненная доверху жидким навозом и прикрытая полиэтиленовой пленкой. Днищев направился прямо туда, подсвечивая себе маленьким фонариком, взятым из машины. Он набрел на яму так внезапно, что чуть не провалился туда сам. Если его предположения верны, если Олег имел в виду именно это «дерьмо», то княжеская шапка, которую носил московский владыка, должна быть только здесь. Сергей пошел вдоль забора к сараю, где хранились садовые инструменты, выдавил плечом дверь, поискал и выбрал острую тяпку с загнутыми концами и длинной ручкой. Потом вернулся назад. Конец тяпки утонул в навозной жиже, но достиг дна, и Сергей, обходя яму по периметру, стал вращать тяпку в разных направлениях. Наконец она наткнулась на что-то твердое и, судя по звуку, железное. В этот момент Днищев почувствовал себя счастливым кладоискателем. Кажется, его предположения начали сбываться.

Уцепившись зубьями тяпки за кольцо, Днищев вытащил на поверхность небольшой металлический ящик. Тут же, в бочке с водой, он обмыл его, вытер травой. Затем вскрыл запоры. Внутри лежал целлофановый пакет. Сергей осторожно развернул его. В лучике света заиграли бриллианты, украшающие древнюю реликвию, заблестела парча. Но в самой шапке лежал еще один предмет, упавший на землю. Днищев нагнулся и увидел испачканный кровью антикварный нож — тот самый, которым был зарезан Олег Кожухов. Вынув платок, Сергей завернул в него самую важную улику и положил его вместе с княжеской шапкой обратно в целлофан. Потом отнес ящик с находкой к сараю и спрятал под крыльцо. Теперь оставалось главное — повидаться с Полиной.

Он направился к дому, поискал открытое окно и влез внутрь. Ощупью пошел в те комнаты, где, как он заметил, загорался свет. Войдя в спальню, посветил фонариком. На широкой кровати спали два человека — Полина и… сомнений не было: этот выпуклый череп принадлежал депутату Ярченко. Днищев нащупал на стене выключатель и щелкнул им, осветив комнату. Ярченко вскинул голову с подушки, зажмурился.

— Вставайте, граф, — произнес Сергей. — Я приготовил вам горячий шоколад и сухарики. В тюрьму. Там они пригодятся.

— Я не употребляю шоколад, — с завидным самообладанием отозвался Ярченко. — Вы уже не играете в террориста? Какая у вас роль на сей раз?

— Вора-домушника, — ответила за Сергея Полина.

Она откинула покрывало и встала, совершенно обнаженная, не стесняясь обоих мужчин. Пройдя мимо Сергея к столику, налила себе в бокал немного вина и повернулась.

— Итак, — сказала она, улыбнувшись, — чему мы обязаны столь поздним визитом?

— С поминок холодное пошло на брачный стол, — процитировал по-своему Днищев, подавая ей шелковый халатик. — Вам не холодно?

— Ничуть.

— И все же. Мы тут собрались не для того, чтобы делать снимки для «Плейбоя». Я посетил вас, друзья мои, в тоске и печали. — Сергей взял еще один бокал и также налил себе вина. — Честно говоря, мне плевать, что вы угрохали толстяка Олега. Но зачем же идти за вас на каторгу по Владимирскому тракту, обливая горючими слезами тяжелые кандалы? На мой взгляд, это несправедливо. Благородные люди так не поступают. Почему бы вам было не выбрать какого-нибудь месье Клецкого? Он бы слинял в Париж, и дело с концами. Моя душа страдает от вашего жестокосердия.

— Ты кончил? — насмешливо произнесла Полина.

— Это все еще надо доказать, — вставил Ярченко, натягивая брюки.

— Кто будет что доказывать? Убийца моего мужа? Да еще в придачу и террорист, которого с собаками ищут по всему Подмосковью. Смешно. Нет, миленький. Я тебя отпускаю. Только из-за нескольких сладостных минут с тобой. Надеюсь, ты успеешь скрыться в каком-нибудь Туркменистане.

— Разумно, — согласился Ярченко. — И никому не придется обливать горючими слезами тяжелые кандалы. Давайте выпьем за это.

— Но на ножике-то отпечатки пальчиков нашего славного депутата, — сказал Сергей, чокаясь с ним.

— Нет, ваши.

— Мои — на моем. А ваши — на вашем, — любезно ответил Днищев. — Вот ведь в чем загвоздка.

— А где он? — спросила Полина, настораживаясь.

— Думаю, неподалеку отсюда. В какой-нибудь яме с дерьмом, где ни его, ни шапку никто не станет искать.

Полина медленно обошла Днищева, присела к трюмо. Глядя на отражение Сергея в зеркале, произнесла:

— Я так и знала, Сереженька, что за твоей бесшабашной внешностью скрывается острый ум. Жаль, что для этого дела пришлось выбрать именно тебя. Ты — редкий экземпляр, не то что это циничное животное. — И она ткнула пальцем в сторону Ярченко.

— Ну зачем же так, дорогая? — возразил тот. — Этот комплимент слишком щедр. Я всего-навсего твой скромный ученик. Ведь это ты придумала всю операцию.

— А ты исполнил.

— Хватит вам препираться, — попросил Днищев. — Поберегите силы для прокурора.

— Зачем? — Полина повернулась и направила на него небольшой серебристый пистолет. — Все останется как прежде. А наши взаимоотношения мы выясним потом, когда тебя уже не будет. Можешь сделать напоследок глоток вина.

— Пить вредно, — ответил Сергей, ставя бокал на столик. — Боюсь, это повредит моей печени.

— В твоем положении заботиться о здоровье, по крайней мере, глупо.

— Где же ты решила меня убить? Судя по тому, что я живу лишние две минуты, не здесь.

— Конечно. Зачем портить ковер? Мы сходим к яме и проверим, все ли там на месте. А потом ты будешь паинькой и встретишь смерть, как подобает настоящему римлянину и мужчине.

— В данном случае я предпочел бы оказаться женщиной. С Крайнего Севера. Там все-таки не совершают погребение в навозных ямах в условиях вечной мерзлоты.

— Оставим пустые разговоры. Иди, Сереженька, впереди и не дергайся. Я знаю, что ты очень прыткий. Но у меня диплом за отличную стрельбу. Поверь, что с двух шагов я не промахнусь.

— А мне что делать? — спросил Ярченко, повязывая галстук, словно собирался на выступление в Думу.

— Ты иди следом за мной.

Так, цепочкой, на некотором расстоянии друг от друга, они прошли через весь сад и приблизились к яме с навозом.

— Возьми палку, ищи, — приказала Ярченко Полина.

Тот подобрал какую-то деревяшку и стал тыкать ею в навозную жижу. Сергей с усмешкой наблюдал за его действиями. Он стоял немного боком к Полине.

— Ничего нет! — Ярченко плюнул в яму.

— А вы нырните, — посоветовал Днищев. — И ручками, на ощупь.

— Нырять будешь ты, — заметила Полина.

В это мгновение на улице завыла сирена, приближаясь к воротам дома. Сергей догадался, что Карпуньков, которому надоело ждать, вновь решил навестить мнимых больных. Полина чуть повернула голову, взглянув в сторону ворот, но этого было достаточно. Ударом ноги Сергей выбил из ее руки пистолет, хотя она все же успела нажать на курок, послав пулю в звездное небо. Ярченко бросился на Днищева, размахнувшись своей деревяшкой, но тот боднул его головой в грудь, и всенародный депутат полетел в яму с навозом. Полина, в бессильной ярости пытаясь использовать свое последнее средство — коготки на пальцах, также промахнулась (Сергей отступил в сторону) и упала в этот необычный бассейн. Оба они забарахтались там, цепляясь за край ямы.

— Надеюсь, вы умеете плавать? — поинтересовался Днищев.

Он подобрал серебристый пистолет и положил его в карман. Затем отошел к сараю и вытащил из-под крыльца металлический ящик. Когда он вернулся к яме, Полина и Ярченко уже выбирались из нее, оскверняя воздух не только дурным запахом, но и отборным матом, который не всегда услышишь в самой распоследней пивной.

— Угомонитесь, — сказал Днищев. — Ведите себя как римляне. Прежде всего вам стоило бы помыться.

Он повел их обратно к дому, но теперь шел позади. Возле открытых ворот стояла машина «скорой помощи», и сторож, увидев свою хозяйку в столь странном виде, надолго потерял дар речи. Леша Карпуньков, напротив, не смог сдержать смех.

— В твоих интересах не мешать дальнейшему судопроизводству, — посоветовал сторожу Днищев. — Иначе придется и тебя искупать в навозной жиже. И вообще, шел бы ты куда-нибудь погулять. Расчет получишь утром, когда приедет милиция.

Пока Полина и Ярченко принимали совместную ванну, продолжая браниться, Днищев передал Карпунькову металлический ящик и объяснил суть дела. Время приближалось к пяти часам утра.

— Скоро вы там? — Сергей постучал в дверь ванной комнаты, распахнул ее и вошел, глядя на моющихся любовников.

— Что вы собираетесь делать? — спросил Ярченко, отплевываясь.

— Хочу, чтобы вы оба написали признание в убийстве Олега Кожухова. Когда вы это исполните, я дам вам шанс. Вы сможете уехать и скрыться, а милицию я вызову только через два часа.

— Вы благородный человек, — поспешно отозвался депутат. — Я согласен.

— Он — благородный негодяй, — поправила Полина, с ненавистью глядя на Днищева.

— Уж какой есть, — ответил тот, пожимая плечами.

Затем Сергей вернулся в комнату и развалился в кресле.

— Леша, — сказал он. — С милицией тебе придется объясняться одному. К семи часам мне нужно будет исчезнуть.

— Надеюсь, не навсегда? — спросил друг.

— Кто знает… — хмуро произнес Днищев.

Глава тринадцатая СЕМЬ БЕШЕНЫХ ПСОВ ДЛЯ МОСКВЫ

В начале девятого утра черная «Волга», в которой находились два человека, уже знакомых Днищеву (они возили его на медицинское обследование), подъехала к Базе Организации. Здесь ему предстояло провести несколько дней, вплоть до того момента, когда должна была начаться акция, завершающая проект «Мегаполис». Но в чем она заключалась, по-прежнему утаивалось даже от Кротова, который лишь благодаря своим аналитическим способностям мог сделать некоторое смутное предположение. Тем более о том не ведали двое сопровождающих Днищева, один из которых был несколько курносый, а второй, напротив, горбоносый. Оба они являлись ближайшими помощниками Кротова.

Сам Днищев уже перестал волноваться за свою дальнейшую судьбу, побывав за последние дни в таких переделках, которых ему хватило бы на многие годы жизни. Он чувствовал, что его словно оберегает какой-то ангел-хранитель, мешающий упасть споткнувшемуся о выставленное копытце другого ангела — падшего. Сергею было даже любопытно узнать, что еще выкинет для него судьба, какие испытания она готовит ему и в чем смысл его пребывания на этой загадочной Базе. Но его спутники в черной «Волге» оказались малоразговорчивыми.

— С утра я глух и нем, поскольку в это время суток меня мучит изжога, — заметил горбоносый, ведя машину в сторону Сергиева Посада.

— А я вообще еще сплю, — добавил курносый, продолжая тем не менее зорко следить за дорогой.

Оба они находились в мобильной группе, посланной Кротовым к цирку-шапито на выручку Днищеву, но, пожалуй, впервые в своей жизни не справились с заданием и теперь с некоторым недоумением поглядывали на странного пассажира, оказавшегося проворнее их. Но Днищев не стал расстраиваться. После того как Полина и Ярченко поспешно бежали с дачи в Хотькове, он поспал полтора часа и ушел, не дожидаясь вызванной милиции. Завершить историю с княжеской шапкой и убийством Олега Кожухова должен был уже Леша Карпуньков, получивший все необходимые инструкции и два листка бумаги с показаниями вдовы и депутата. Сергей надеялся, что хоть древняя реликвия будет возвращена в Оружейную палату. А судьба Полины и Ярченко его мало беспокоила. Возможно, они всплывут где-нибудь на Мальте, избавившись наконец от запаха навоза, хотя этот аромат все равно будет преследовать их до конца жизни.

База занимала площадь в несколько гектаров и была обнесена высоким забором. Кроме того, периметр с внутренней стороны забора был окружен спиралью Бруно, упасть в которую означало сильно покалечиться, если не превратиться в инвалида. Такая спираль, запрещенная международной конвенцией, применялась осенью 1993 года в Москве, во время осады парламента. Примерно в те месяцы и выросла в окрестностях Сергиева Посада База Организации. Периодически на ней проходили подготовку специальные агенты, призванные решать те или иные задачи, причем не только на территории России.

Сам Кротов получил доступ к Базе недавно, в связи с реализацией проекта «Мегаполис», но, будучи задействованным и в прежних проектах, был давно наслышан о ее существовании. В последнее время на свой страх и риск он пытался самостоятельно выяснить стратегические цели Организации, куда его пригласили после распада КГБ и увольнения из ГРУ. Все чаще он начинал сомневаться в полезности того дела, которому служил. Анализируя некоторые события, происходящие в России и других странах, он видел, что на них падает тень Организации. И почти всегда они были связаны с нефтью, оружием, золотом или наркотиками, то есть с теми «китами», на которых держится современный мир. Но преследует ли Организация объективно положительную для России цель? Или само существование России для ее стратегов не играет ровным счетом никакой роли? Это было неясно. Одну и ту же акцию, например войну в Чечне, можно было рассматривать с разных, совершенно противоположных позиций: за и против.

Другие события, к которым, вне всякого сомнения, также была причастна Организация, тоже играли двоякую роль. Более того, они как бы делили общество пополам, внося смуту и ставя государство на грань гражданской войны. Кому же в таком случае была выгодна деятельность Организации? Начиная свою работу здесь, видя мощную поддержку силовых структур и предполагая косвенную заинтересованность самого президента, Кротов уверял себя, что продолжает заниматься безопасностью страны. Но в дальнейшем его взгляды стали трансформироваться. Теперь он был убежден, что принимает участие в действиях безумного механизма, который вышел из-под контроля людей, его создавших. Это мнение укрепилось после серии бесед с координатором Щукиным, когда тайны проекта «Мегаполис» начали понемногу приоткрываться…

База делилась как бы на два участка. На одном находились жилые помещения, на другом, гораздо большем по площади, — взлетные полосы, ангары для легких одномоторных самолетов типа «Сессна», а также стрельбище. В двухэтажном подковообразном доме, куда поместили Днищева, со вчерашнего вечера уже жили остальные семь исполнителей — те, которые вместе с ним проходили медицинское обследование. Каждый из них занимал уютную комнату в левом крыле «подковы», оборудованную всем необходимым, включая приборы скрытого наблюдения. В центральной части дома находились апартаменты Кротова и его помощников, а далее — в правом крыле — резиденция координатора проекта Щукина и его охранников.

Кроме того, на Базу прибыл известный в Организации Психоаналитик, тот самый, чей легкий акцент выдавал в нем иностранца. Со своей командой специалистов и привезенной аппаратурой он разместился в бетонном бункере, куполообразная крыша которого вырастала из земли позади подковообразного дома. Но на Базе существовала и автономная охрана, не подчиняющаяся ни Кротову, ни Щукину, — она была связана непосредственно с руководством Организации. Технический и обслуживающий персонал находился в небольших домиках за самолетными ангарами. Всего к двадцать четвертому августа на Базе было около пятидесяти человек, многие из которых встретились здесь впервые.

Кротов сразу же собрал всех восьмерых исполнителей у себя, поздоровавшись со всеми за руку. Он был отменно вежлив и любезен. Потом они поступили в распоряжение Психоаналитика и его специалистов по психотропному воздействию и вплоть до обеда, который был подан в столовую, подвергались неявному информационно-управляемому влиянию, проводившемуся с помощью резонансных генераторов и магнитных релаксометров. Так начался первый этап обработки исполнителей проекта «Мегаполис». Затем пошла индивидуальная работа с каждым из привезенных на Базу.

Сразу же после обеда состоялась и очередная беседа Кротова и Щукина.

— Вы уже выяснили, кто из этой восьмерки кроликов лишний? — спросил координатор.

— Пока еще нет. Они недавно на Базе.

— Поторопитесь. Учтите, что благодаря вашей инициативе мы были вынуждены допустить сюда кота в мешке.

Зоологические термины координатора позабавили Алексея Алексеевича, но лицо его продолжало хранить хмурое выражение.

— Впрочем, исчезнуть с Базы из них никто не сможет, так что опасность минимальна, — продолжил Щукин. — Я лично считаю, что этим человеком является Днищев. Тот самый, который отличился в поезде с террористами и за которого вы так ратовали.

Кротов промолчал. Он уже решил про себя: если его предположения верны, то Днищев окажется самым нужным для него человеком.

— Еще одно обстоятельство: на Базе семь самолетов и для выполнения акции намечено семь участников, — хитро усмехнулся Щукин. — А также семь объектов.

— Чудесно. Но не пора ли нам более конкретно поговорить о конечной цели проекта «Мегаполис»? — произнес Кротов, вызывая координатора на откровенность. — Мною созданы все условия, чтобы исполнители не только прошли психотропную обработку сознания, но и за короткое время, в течение трех-пяти дней, овладели навыками летного дела.

— Они должны лишь научиться управлять самолетом при взлете, — поправил Щукин. — Остальное за них сделает автопилот.

— То есть посадки не потребуется. Это как угодно. Но, согласитесь, держать меня и дальше в потемках — не расточительна ли такая роскошь, учитывая мой опыт?

— Вот об этом я и хочу сейчас с вами поговорить. Наш проект не случайно получил название «Мегаполис». По данным аналитических служб, причем тут были задействованы и зарубежные специалисты, Москва через пятнадцать-двадцать лет должна превратиться в гигантский город, с огромной инфраструктурой, соответствующей среднему европейскому государству. Практически этот мегаполис станет центральным городом земного шара, с которым не смогут конкурировать ни Лондон, ни Нью-Йорк, ни Париж. Ни одна столица мира не выдерживает таких темпов развития. Это раз. К тому времени Москва превратится в абсолютно антирусский город, чему мы уже оказываемся свидетелями. То есть в России будет образован супергигантский анклав, не имеющий к ней никакого отношения, но являющийся тем не менее ее столицей. Парадокс, который грозит вызвать чудовищные катаклизмы не только здесь, но и во всем мире, где будут смотреть на Москву как на угрозу своему благополучию. Это два. И третье — наша акция призвана решить сразу несколько задач: помешать на ранней стадии галактическому расползанию Москвы, дискредитировать определенные политические течения и способствовать их нейтрализации, подтвердить смену курса на его еще большее ужесточение, а также направить общественное мнение в сторону от экономических проблем. Я ясно выражаюсь?

— Вполне, — согласился Кротов. — Значит, можно считать, что акция согласована в высших кругах правительства. Очевидно, и президент в курсе?

— Я этого не говорил, — усмехнулся Щукин. — Впрочем, президент уже мало что решает. Организация стоит выше исполнительной власти. Пусть скажет спасибо, что мы его еще до поры до времени терпим.

— Итак, — подвел итоги Кротов, — на эту вавилонскую блудницу, Москву, будут спущены семь бешеных псов.

— Семь самолетов-смертников, — поправил координатор. — С необходимым грузом взрывчатки. Собственно говоря, это будет акцией не столько разрушения, сколько устрашения. Но последствия станут весьма значительными.

— Какие же выбраны объекты? — спросил Кротов.

— Кремль, Лужники, Останкино, район Сокольников… — начал перечислять Щукин, загибая пальцы.

И вновь ни один мускул не дрогнул на лице Кротова. Но ему казалось, что он участвует в каком-то фантасмагорическом сне, который наполнили ожившие чудовища, и одно из них — сам координатор проекта.

— Так что вы на это скажете? — услышал он пытливый вопрос Щукина: тот словно проверял его на лояльность к Органу.

— Чудесно, — коротко отозвался Алексей Алексеевич, не моргнув глазом.

Глава четырнадцатая БАЗА ПРИНИМАЕТ НОВЫХ ГОСТЕЙ

После разговора с Щукиным Кротов долго раздумывал, вертел в руках карандаш, пока неожиданно не переломил его пополам. Услышанное не слишком удивило его. Организация была причастна ко многим акциям, начиная с убийства популярного тележурналиста и отстрела многих банкиров и мафиозных авторитетов и кончая подогревом сепаратистских настроений в различных регионах России. Да и на международной арене она проявила себя достаточно жестко, скрытно вмешиваясь в те горячие дела планеты, где пахло нефтью или имелись иные интересы.

«Кроме того, — рассуждал Кротов, — координатор во многом прав: Москва, как, впрочем, и Петроград, давно, с семнадцатого года, взятая в плен большевиками и довершившими их дело демократами, оторвалась от России, стала больным наростом на ее теле. Но эти два города когда-то были столицами Российской империи, и в их истории много славных страниц. И подобные „хирургические операции“ с бомбежкой напоминали действия костолома. Впрочем, ясно одно: акция непременно вызовет автоматическое введение чрезвычайного положения и установление полной диктатуры, но за спиной президента встанет Организация».

Кротов колебался, как поступить. Будучи профессионалом, облеченный особым доверием Органа, принимавший участие в разработке многих операций, сопряженных с большими жертвами, он не имел права даже на подобные мысли. Если бы к ним сейчас прислушался Щукин или кто-либо другой из Органа, то Кротов был бы немедленно отстранен от проекта, а в дальнейшем его постигла бы незавидная участь. Поэтому, решил он, определяясь в выборе, надо действовать предельно осторожно. Чужими руками. Проект «Мегаполис» будет завершен почти до конца.

После ужина Днищев и остальные семь исполнителей находились в комнате отдыха, где в их распоряжение были предоставлены различные напитки, журналы, бильярд и другие игры. За их поведением и реакцией внимательно наблюдал Психоаналитик из своего бункера. Все они испытывали необычный подъем сил, легкость, какое-то приятное жжение в груди, а также странную говорливость. Единственным, кто вел себя более сдержанно, был Днищев. Его организм, настроенный на волевое сопротивление психотропной обработке, пока проявлял завидное упрямство. Он и сам наблюдал за своими товарищами, отмечая их необъяснимую раскованность: ведь только утром ему с трудом удавалось выжать из них хоть слово.

— Вот этот… Днищев, почему он молчит? — спросил Психоаналитик у своего помощника. — Его поведение мне не нравится. Посмотрите на Харланского — хохочет над каждым забитым в лузу шаром.

— Или Герасимов с Роговым. Болтают, перебивая друг друга. Да и остальные… Для них ультрамозговой контроль протекает вполне естественно.

— Днищеву будем уделять особое внимание.

В это время в комнате появился Кротов с двумя помощниками. Курносый и горбоносый встали по левую и правую руку от него. Все они с интересом наблюдали, как Саакян и Акчурин играют на бильярде.

— Ладно, развлекайтесь дальше, — произнес наконец Кротов и посмотрел на Днищева. — Сергей Сергеевич, выйдем на воздух.

— Куда он его повел? — спросил Психоаналитик. — Это нарушение инструкции.

— Надо доложить Щукину, — заметил помощник.

А Кротов и Днищев вышли из подковообразного дома и не спеша направились в сторону самолетных ангаров.

— Зачем нас обучают пилотажу? — спросил Сергей.

— В свое время узнаете, — отозвался Кротов чуть веселее обычного, словно всем им предстояло участвовать в авиационном параде. — Только что я получил очень интересную информацию. И в серьезных ведомствах бывают утечки. Она касается вас.

— Любопытно.

— И я вас поздравляю вместе с вашими коллегами.

— С чем?

— С очередной звездочкой на погонах. В ФСБ вам присвоено звание подполковника.

Сказав это, Кротов с любопытством посмотрел, как меняется выражение лица Днищева. Он не ошибся в своих расчетах: подобная новость подействовала ошеломляюще. Но Кротов и сам был удивлен не меньше, когда узнал об этом полчаса назад. Теперь все сходилось: восьмым лишним, внедрившимся в проект «Мегаполис», оказывался Сергей Днищев, сумевший подобраться к тайным структурам Организации так близко, что его ликвидация становилась необходимостью. Стоило лишь сообщить об этом Щукину… Но в данной ситуации это уже было не в интересах Кротова. Наоборот, он понял, что сделал правильный выбор, остановившись в своих замыслах на Днищеве, и союз с ним сейчас был просто провиденциальной находкой. Но новоиспеченный подполковник повел себя странно.

— Чепуха! — отмахнулся Сергей. — Охота вам шутить в столь поздний час? Я никогда не работал ни в КГБ, ни в ФСБ.

— Да будет вам! — на этот раз махнул рукой Кротов. — Чего уж запираться? Просто в аппарате директора ФСБ есть наши люди.

— А ошибку не исключаете? Может быть, это какой-то другой Днищев?

— Который тоже ехал в поезде с террористами? Нет уж, голубчик, извольте принять мои поздравления.

— Ну, хорошо, принимаю, — с усмешкой согласился Сергей.

— Скажите лучше, как вам удалось выйти на Орган? Мне это интересно с профессиональной точки зрения.

— Какой еще Орган? Задница, что ли?

— Ваше сравнение близко к истине, — подумав, ответил Кротов. — Но в любом случае вы понимаете, что раскрыты и ваша жизнь отныне висит на волоске? Вы же агент высочайшего класса и должны уметь проигрывать.

— Час от часу не легче. Но, может быть, вы все-таки позволите мне дослужиться до генерала?

— Позволю, — улыбнулся Кротов, — потому что хочу предложить вам с этой минуты действовать сообща. Я расскажу вам о проекте «Мегаполис», а вы поможете мне предотвратить трагедию.

— Валяйте. Я, как палочка-выручалочка, везде сгожусь. — Сергею было весело, словно он принимал участие в увлекательной игре.

— Ваша свобода будет по-прежнему ограничена, здесь я бессилен что-либо изменить, — продолжал Кротов. — На Базе я могу рассчитывать только на вас и двух своих помощников.

— А могу ли я воспользоваться вашим телефоном?

— Контакты с ФСБ также исключаются.

— Да плевать я хотел на ФСБ! Мне надо позвонить одной девушке.

— Это можно, — подумав, согласился Кротов.

Обратно в здание они вернулись спустя час…

На следующий день занятия со специалистами по летной подготовке были продолжены. В принципе человек, владеющий навыками автолюбителя, мог запросто поднять легкий самолет в воздух. Дальнейшее должна была довершить автоматика. Но посадить «Сессну» на землю было куда сложнее. Параллельно проходили и психотропные сеансы в бункере Психоаналитика, хотя Днищев в них уже не принимал участия. Кротов освободил его от этой нагрузки, искренне беспокоясь о том, что зомбированный подполковник станет ему менее полезен, чем человек, сохранивший гибкое сознание и трезвый ум. За наглядным примером не стоило далеко ходить: все семь исполнителей акции менялись прямо на глазах. Находясь в постоянном возбуждении, они начали жаловаться на усиливающееся жжение, головную боль, раздающиеся в мозгу голоса. Появилась и плохо контролируемая агрессивность, человеконенавистнические мотивы, тяга к осознанному саморазрушению. Все это было следствием той установки, которую закладывал в их подсознание Психоаналитик со своей командой. Исполнители должны были стремиться к гибели, неся смертоносный груз в своих самолетах.

Вечером к Кротову в кабинет пришел рассерженный Щукин.

— Почему вы создаете Днищеву щадящий режим? — спросил он. — Психоаналитик поставил меня в известность, что этот человек освобожден от сеансов. С какой стати?

— Все очень просто, — ответил Кротов, готовый к подобному вопросу. — Еще неделю назад во время медицинского обследования выяснилось, что Днищев перенес скрытую форму инфаркта, то есть он может умереть в любой час. А психотропное воздействие влияет не только на подсознание, но и на другие органы. Сердце также способно претерпеть функциональные изменения. Зачем нам труп до завершения акции?

— Но… где тогда гарантия, что самолет, которым он будет управлять в неподконтрольном состоянии, войдет в пике в нужном нам месте?

— Не сомневайтесь. Днищев готов на все и без психообработки. Можете сами с ним побеседовать.

— А не водит ли он всех нас за нос? Надо принять дополнительные меры, чтобы он был… послушным мальчиком. И этим займусь я лично, — с угрозой пообещал Щукин.

— Но у меня для вас есть и хорошая новость, — заметил Кротов, стараясь сгладить напряженность в беседе. — Мне удалось выяснить, кто является тем восьмым лишним. По своим каналам. Этот человек — подполковник ФСБ. Чувствуете, как нам наступают на пятки?

— Кто он?

Кротов открыл ящик и вытащил наугад одну из папок с личными делами. Протянул ее Щукину, даже не взглянув на фамилию.

— Легенда у него была составлена блестяще.

— Акчурин, — прочитал координатор. — Ладно, я сам займусь его ликвидацией.

В ту же ночь Акчурин бесследно исчез… На следующий день после обеда Щукин прибежал в еще большей ярости.

— Вы… вы… знаете кто? — заикаясь; проговорил он.

— Спокойно. Выпейте воды, — хладнокровно отозвался Кротов.

— Этот ваш… Днищев… черт бы его побрал! Я чувствовал!

— Да что случилось?

— Я связывался с руководством Организации, изложил, что тут у нас происходит, и совершенно случайно выяснилось… совсем недавно Днищев был задействован в банковском проекте. Помните гибель банкира Гуслярского? Этим занимался небезызвестный вам Веденеев.

— Кажется, Василий Федорович — бывший тесть Днищева?

— Ну да! И он уже несколько дней с собаками ищет чуть ли не по всей России вашего Днищева. А тот преспокойненько сидит у нас и жрет казенный хлеб! И знаете, почему он его ищет?

— Догадываюсь, — спокойно ответил Кротов, хотя эта новость явилась для него полной неожиданностью. Но он вновь отдал должное мастерству подполковника из ФСБ. Видно, за Организацию взялись круто. — Догадываюсь, — повторил он. — Но ликвидацию Днищева теперь считаю неразумной. Пусть уж он выполнит и второе задание Организации, тем более что сейчас у нас осталось ровно семь исполнителей акции.

— А!.. — махнул рукой Щукин. — Объясняйтесь с Веденеевым сами. Через полчаса он будет тут.

— А вы его не пускайте на Базу. К «Мегаполису» он не имеет никакого отношения. Раз прошляпил Днищева, так пусть локти кусает.

— Поздно. Он получил специальное разрешение от руководства. Но он везет сюда и некий сюрприз, с помощью которого мы сможем управлять вашим… любимчиком.

— Судя по всему, он не мой любимчик, а самого Господа Бога, — невозмутимо ответил Кротов, а сам подумал: «Что еще приготовили эти психи?»

Сюрпризом, на который намекнул Щукин, была Света Муренова.

Глава пятнадцатая ПЕРЕД ГИБЕЛЬЮ «ПОМПЕИ»

Три человека в кабинете — Кротов, Щукин и Василий Федорович — после продолжительного спора пришли наконец к удовлетворяющему всех решению. Днищев остается на Базе до завершения проекта «Мегаполис». Света Муренова помещается тут же, в освободившуюся комнату Акчурина, в качестве залога того, что Сергей выполнит намеченную акцию. Василий Федорович контролирует их обоих, поскольку не может вернуться в Москву без «головы» Днищева. Щукин согласовывает эти вопросы с руководством Организации, а Кротов продолжает заниматься своим делом, обеспечивая функционирование проекта.

— Надеюсь, никакие сюрпризы нас больше не ожидают, — сказал Щукин, поглядывая на Кротова.

— Если только луна не свалится на Базу, — пообещал тот.

— В таком случае не мешало бы нам выпить по стопке холодной водки, — предложил Василий Федорович. — И пригласить наших голубков.

Но Света и Сергей, прогуливающиеся перед зданием, не пожелали присоединиться к теплой компании «хитрых лисов». Кротов отвлек Сергея от беседы, отведя его в сторонку, и кратко объяснил ситуацию.

— Положитесь на мое слово, — проговорил он. — В любом случае я сделаю все, чтобы ваша девушка была отпущена. Но во многом это будет зависеть от вас и от нашего с вами уговора.

Помрачневший Днищев вернулся к Свете.

— Человек, который меня привез, сказал, что ты находишься в санатории, — произнесла она. — Но место это напоминает концлагерь.

— Скорее, приют для умалишенных, — ответил Сергей. — Только их фантазии вполне реальны. Боюсь, что и тебе придется задержаться тут на несколько дней.

— А я все равно хотела сменить обстановку. К тому же мне не привыкать к роли заложницы. Ты уже дважды меня спасал.

— Придумаем что-нибудь и на этот раз. Главное, у нас будет достаточно времени, чтобы узнать друг друга получше. В спокойной, почти идиллической обстановке.

— А мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь.

— Кстати, забери наконец свои сто долларов. Мне надоело таскать их в кармане.

— Лучше повесить их в рамочку — в память о нашей встрече.

— Вернемся в Москву, так и сделаем…

И Сергей, притянув Свету к себе, поцеловал ее. А она впервые почувствовала, что не может и не хочет сопротивляться мужчине.

В этот же день директору ФСБ доложили, что следы Днищева отыскались неподалеку от Сергиева Посада, на одной из баз Организации.

— Что еще за Организация? — спросил он.

— Конкретно сказать трудно; поскольку подобраться к ней не можем. Но действует с ведома… — и палец указал вверх.

— А почему я о ней ничего не знаю?

— Потому что вы у нас всего два месяца. Не успели доложить.

— А нельзя ли эту Организацию прихлопнуть?

— Пока не по зубам.

— Ну хотя бы эту чертову Базу? Неувязка всегда объяснима. Да и Днищева надо достать живым или мертвым.

— Это можно попробовать.

— Готовьте план штурма, — директор полистал календарь, — на тридцать первое августа. И ради Бога, держите все в секрете!

— Разве в нашей стране могут быть какие-нибудь от кого-нибудь секреты? — резонно возразили ему. — Эх, хорошо бы сам Днищев ликвидировал эту Базу, как тот поезд с террористами! Меньше было бы головной боли.

— В таком случае придется присваивать ему звание полковника, — вполне серьезно ответил директор ФСБ.

…Пять дней для влюбленных пролетели быстро и незаметно, и им было, все равно, где находиться: здесь ли, в глубокой шахте или на вершине горы. Они были счастливы, несмотря на бдительное наблюдение за ними, и верили, что никакая сила больше не сможет их разлучить. Наверное, так и бывает в жизни — любовь всегда побеждает, иначе мир давно бы рухнул под тяжестью содеянного людьми зла. Но смерть вечно мстит любви за свое поражение, выискивая все новых и новых влюбленных.

Наступило тридцать первое августа. День этот протекал как-то сумбурно, хотя заметно нервничал лишь один Щукин. Шесть зомбированных исполнителей акции вели себя вызывающе агрессивно, бранясь и кляня Москву с ее жителями, и Психоаналитику пришлось даже провести дополнительный сеанс, который снизил их чрезмерную возбудимость. Потом он стал подготавливать свое психотропное оборудование к переброске на другой объект, намереваясь отбыть дня через два. Василий Федорович тенью ходил за Днищевым, словно кошка, караулящая мышь: он инстинктивно чувствовал какой-то подвох в спокойном поведении бывшего зятя. Также невозмутим был Кротов, хотя весь его план по нейтрализации акции висел на волоске: он мог быть раскрыт при малейшей оплошности. А Света вообще не знала, что здесь происходит, не ждала ниоткуда никакой беды и была счастлива с человеком, которого полюбила. Единственное, что отвлекало ее и не позволяло забыться, — это постоянное присутствие Василия Федоровича за спиной.

— Не надоело вам бродить за нами? — спросил у него Днищев, даже не повернув головы. — Ведь не убежим отсюда никуда.

— Не убежите, так улетите, — откликнулся бывший тесть, обрадовавшийся, что с ним наконец-то заговорили.

Его слова были недалеки от истины. Накануне Кротову удалось отвлечь его внимание, и в это время оба его помощника вместе с Днищевым пробрались в ангары и установили шесть магнитных мин под фюзеляжами самолетов. На седьмом должен был лететь Сергей. В комбинезоне у него находился пульт для взрыва в воздухе всех зомбированных смертников. По плану Кротова с Днищевым должна была улететь и Света. Но этого не произошло. К одиннадцати вечера девушку изолировали в одной из комнат здания, разрешив лишь попрощаться с Сергеем, который шепнул ей несколько слов.

— Я не сомневаюсь, что ты вернешься, — тихо ответила она.

Семерых исполнителей акции проводили к самолетам, выстроившимся в ряд на взлетных полосах.

— Твой крайний, — напомнил Днищеву Кротов. — Не волнуйся, о девушке я позабочусь.

Но и здесь судьба подстроила им ловушку. Щукин распорядился так, что Сергею пришлось сесть в центральный самолет, на котором была установлена магнитная мина, а в крайнем поместился Рогов. И теперь его уже ничто не могло остановить до самой Москвы. Один из взрывов должен был неминуемо прогреметь в ее центре.

Днищев переглянулся с Кротовым, тот слабо пожал плечами: поздно. К нему уже поступила информация о штурме Базы, который готовило спецподразделение ФСБ. Если бы он начался чуть раньше, то, возможно, самолеты вообще бы не поднялись. А сейчас они уже разгонялись по взлетным полосам. Оторвались от земли. Набрали высоту. Развернулись в сторону Москвы. Стали удаляться. Скрылись из глаз.

— Пойдемте, — сказал Щукин Кротову. — Дело сделано. Надо выпить за окончание акции.

— Пора отпустить девушку, — напомнил Кротов.

— Подождем еще немного, — отозвался Василий Федорович.

— И вообще, — заметил координатор, — стоит ли ее отпускать? Она слишком много тут видела.

«Хорошо, — подумал Кротов. — Посмотрим, как вы запоете, когда начнется штурм».

Днищев летел в центре этой эскадрильи, имея по бокам шестерых безумцев, которые уже включили автопилоты. Минут через десять он сбавил скорость, но его машина почему-то нырнула вниз, словно провалилась в воздушную яму. Сергей оказался позади всех, снова набрал высоту, потянув штурвал на себя, и решил, что пора действовать. Вытащив пульт, он направил его на удаляющиеся самолеты и пять раз нажал на кнопку. Раздалось пять оглушительных взрывов. Они прогремели на высоте около тысячи метров над Пушкином, разорвав ночь яркими вспышками. Обломки закружились в воздухе, пылая и медленно падая на землю. Самолет Рогова, который находился рядом с другими, отбросило взрывной волной, швырнуло вниз, и он, войдя в штопор, камнем упал на землю. Еще один сильный взрыв прогрохотал возле железнодорожного полотна, разбросав товарные вагоны. А Днищев в эти мгновения, когда его самолет также падал вниз, вспомнил свой давний и страшный сон, где ему была предсказана смерть, где ему было суждено принять ее, разбившись… Он тянул на себя штурвал, но машина не слушалась его, не повиновалась, и он молил Бога остановить падение. Земля приближалась…

Отголоски дальних взрывов долетели до Базы, когда Щукин поднял рюмку с водкой, предлагая пригласить в кабинет и Психоаналитика.

— Что-то рано, — сказал он, взглянув на часы. — Они не успели долететь до Москвы.

В это время громкий голос через мегафон проплыл над Базой:

— Сопротивление бесполезно, вы окружены! Предлагаем сложить оружие и выходить по одному с поднятыми руками!

Сидящие в кабинете переглянулись.

— Это еще что такое? — спросил Василий Федорович.

Кротов пожал плечами.

— Наверное, вторжение НАТО, — пошутил он.

Щукин потянулся к телефону.

— Сидите спокойно, — посоветовал Кротов, направив на него пистолет. — В нашем возрасте лучше избегать лишних стрессов.

Василий Федорович ударил ладонью по настольной лампе, погрузив кабинет в темноту…

Выждав минут пять и повторив свое предложение, сотрудники ФСБ начали штурм Базы с трех сторон. В ответ раздались автоматные очереди. Сопротивление было настолько сильным, что первая атака сорвалась, но через несколько минут бой возобновился. Стреляли и внутри подковообразного здания. В это время над Базой появился легкий одномоторный самолет «Сессна». Он сделал какой-то неровный круг, пытаясь зайти на посадку, потом еще один, чуть ли не задевая шасси за верхушки деревьев. Наконец с третьей попытки самолет коснулся взлетной полосы, промчался в сторону ангаров и замер. Из кабины выпрыгнул Днищев, пошатнулся, словно разучившись ходить, и с недоумением огляделся. Трассирующие пули, казалось, били вокруг него, но стреляли где-то ближе к воротам, а также возле забора.

— Что за карнавал? — пробормотал он и добавил: — Никто больше не заставит меня сесть за штурвал этого самолета!

Оторвав от фюзеляжа магнитную мину, Сергей побежал через все поле к подковообразному зданию. Обогнул его, приблизился к бункеру, толкнул незапертую дверь. Эту минуту он ждал очень долго и не мог отказать себе в удовольствии. Швырнув внутрь мину, он отскочил в сторону и нажал на взрывное устройство. Воздух сотрясся от мощного взрыва, а Днищев уже мчался обратно, к зданию. Там творилось что-то непонятное. В центральной части в коридоре лежали трупы, среди которых он узнал охранников Щукина и помощников Кротова, а в правом крыле еще продолжалась стрельба. Кабинет Кротова был открыт, и Днищев заглянул внутрь. Координатор сидел в кресле и, казалось, дремал, но глаз его был прострелен навылет. Сам Кротов полулежал на столе. При виде Днищева он приподнял голову и направил в его сторону пистолет, потом слабо улыбнулся.

— Как дела? — спросил он, зажимая рукой рану на груди.

— Все… шестеро, — ответил Сергей. — А что у вас тут происходит?

— Маневры.

— Вам нужна помощь?

— Нет. Девушка у себя в комнате. Иди.

— А где Василий Федорович?

— Кажется, спрятался в бункере.

— Напрасно. Бункера больше не существует.

Сергей посмотрел на этого странного мумиеобразного человека с Чистых прудов, чье лицо приобрело серый оттенок, и ему стало жаль его.

— Засим прощайте, — сказал он.

— Мы еще поживем, — ответил ему вслед Кротов.

Сергей помчался в левое крыло здания и плечом вышиб запертую дверь в комнату Светланы. Она сидела на кровати, съежившись, словно маленький ребенок в грозу.

— Сережа! — вскрикнула она радостно. — Наконец-то…

Он прижал ее к себе, поцеловал, ласково гладя по волосам.

— Нам пора, — произнес он спустя некоторое время. — Иначе будет поздно.

Они побежали по коридору, выскочили из здания. Черная «Волга», в которой привезли Днищева, стояла на том же месте.

— Попробуем вырваться отсюда, — проговорил он.

— Нет, — ответила Света, показывая рукой на одинокую «Сессну», стоявшую на краю взлетного поля. — Лучше полетим…

«Чего не сделаешь ради любимой женщины! — подумал Днищев. — Даже изменишь своему слову».

Он сел за руль «Волги», и машина помчалась к самолету. Теперь стреляли по ним, чувствовалось, как пули чиркают по обшивке. Разбилось заднее стекло. Резко затормозив, Сергей и Светлана выскочили из «Волги» и побежали к «Сессне», пригибаясь от трассирующих пуль. Днищев помог девушке забраться в кабину, включил мотор и стал разворачивать самолет в сторону взлетной полосы. Через несколько мгновений «Сессна» начала увеличивать скорость. Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Сергей потянул штурвал на себя…

Самолет поднялся в воздух, набирая высоту и удаляясь все дальше. Он напоминал белую птицу, которая улетала с охваченного огнем острова. И полет этот был прекрасен, словно явился во сне.