Прогулка под деревьями

Ночь — это спящий город огромный,

где ветер веет… из далей каких летел

к приюту нашего ложа. Июнь и полночь.

Ты спишь, меня отвели к берегам безбрежным,

лещина трепещет… И слышен зов

все ближе, ближе… клянусь, похож

на мерцание в чаще, похож на тени

те самые, в вихрях первого круга…

(О зов летней ночи, о нем так много

могу сказать — и твоих глазах…) Но это только

птица ночная, сова. Манит к себе

в леса предместья… И запах тел на рассвете

вдруг обретает привкус тленья,

под горячею кожей кость проступает,

пока звезды гаснут над перекрестками улиц.

Я чужой в этой жизни, и только с тобой

говорить бы хотел на иных языках

потому что, быть может, ты дом мой родной —

мой апрель, из дождинок гнездо в тополях,

мой струящийся улей, рассветный каскад,

моя Нежность-рожденная-ночью (когда на заре

засыпают любовники после услад

и какая-то девушка плачет на мерзлом дворе.

Ну а ты? в этом городе больше тебя не найти

ты не бродишь вдоль улиц, не ищешь ночные пути

в этот час я один со всей легковесностью слов

помню губы живые…) О зрелость плодов

и источник дорог золотых и плющ на влажном стволе…

все слова о тебе, о моей невозможной, нездешней земле…

Как некоторым нравится в печали

покинуть город и блуждать вдали,

так я хочу остаться у развалин

и рыться там, где тело погребли

единое, что было нашим телом

на ложе случая, и ликовала страсть

(в то время наше небо просветлело,

звездою темною, но я ей дал упасть…)

Оставить гипс, железо доски с гнилью!

Но нет, как пес, зарывшись в след, иду

так рою глубоко, что наконец найду

желанное — я стану светлой пылью

Скелетом, рассыпающимся в прах

Затем, что слишком этой встречи жду.

ИНТЕРЬЕР

Давно пытаюсь с комнатой смириться

где я живу, себе кажусь влюбленным

случайные предметы, стол, окно

в нем каждый вечер новый сад я вижу

где сердце певчего дрозда в плюще трепещет

и всюду свет, где истончилась тень.

Пожалуй, соглашусь, что воздух мягок,

что дома я, что будет день погож

но только вот в изножии кровати

засел паук (приполз себе из сада)

его не смог я растоптать; теперь

он сеть плетет, в углу подстерегая

мой легкий призрак…

NINFA

В этих садах никогда не иссякнет пение вод —

это прачки — иль нимфы каскадов — ведут хоровод,

голос мой, увы, не сольется с хором прекрасных,

тех, что мимо бегут и меня покидают, бесстрастны,

мне остается лишь собирать лепестки увяданья

в травах, где все голоса когда-нибудь свяжет молчанье.

Нимфы, источники — образы грез сокровенных!

Но что иное можно искать в этих местах блаженных

кроме голоса девушки светлой? И разве я лгу?

вон под деревом пес, воробьи собрались на лугу,

возле ивы горящей в огне рабочие землю копают

и сладчайшие их голоса окликают

из сияния дня… Моя юность и их

на глазах высыхает, как выжженный солнцем тростник

и ко всем приближается март…

Это, верно, не сон

снова слышу я голос из давних, минувших времен,

самый нежный на свете, долетевший из глуби весенней…

— Доминик! я не ждал тебя встретить под сенью

Сада этого, рядом с чужими людьми. Ты ли это?

— Молчи!

Я не та, что была, я давно превратилась в иное…

И проходит она, покидая земное,

Улыбаясь хозяевам и как река ускользая

Этот парк на закате навек покидая

Пока солнце теряется там, за гребнем холма…

И вот уже пять часов пополудни, зима.

Как ясен в марте лес, волшебно нереален.

Еще прохладно в нем и свет почти хрустален.

Совсем немного птиц, но, может быть, в подлеске

поет кукушка — там, где в светлом блеске

боярышник цветет. Дымок взлетает белый

искрясь уносят все, что за день прогорело,

умершая листва горит живой короной

и, познанью учась у забытых путей,

в ежевике находишь гнездо анемона —

он звезды вечерней светлей.