Прогулки по Риму

Глава 12 Страшные Уста Истины

У нашей группы седьмой день поездки ушел на посещение древних бань. Термы Диоклетиана оказались совсем недалеко от нашей гостиницы, в парке около Термини, часть их занимает теперь Национальный римский музей. В термы Каракаллы нас повезли на хорошо знакомом красном автобусе. Здесь я с удивлением узнала, что император Каракалла на самом деле обладал очень красивым именем — Септимий Антонин, а Каракалла было его прозвищем за то, что по натуре он был настоящим варваром, язычником и распространял среди населения одежду германских племен — длинный плащ с капюшоном под названием «каракалле». Фактически император был предатель и отступник, к тому же беспощадный тиран, братоубийца и даже убийца собственной жены. Но справедливости ради нужно отметить, что Каракалла — не знаю, что уж ему так вздумалось, наверное, хотел прославиться и добрыми делами, — построил в Риме прекрасные общественные бани, при которых были даже библиотеки, спортивные сооружения и большой парк. Вот эти монументальные развалины мы и отправились смотреть. Но то ли мое бедное воображение не в силах было воссоздать огромную толкучку из обнаженных тел — одновременно в этих банях могли мыться тысяча шестьсот человек, а в банях Диоклетиана, между прочим, до трех тысяч, — то ли меня утомили рассказы о злодеяниях самого Каракаллы, но бани произвели на меня странное впечатление. Я вспомнила высказывание: «Римляне делят время между политикой, гладиаторскими боями и термами». Сразу же подумалось, что они еще занимаются массовыми убийствами и репрессиями в борьбе за власть — рассказы о проскрипциях, кознях, интригах даже среди тех, кто считался наиболее гуманным деятелем, холодили кровь. Вот великий Цезарь все-таки не был замешан в кровосмесительной войне, но тот же Октавиан, которого с таким упоением изображал Джим, в борьбе за единоличную власть положил немереное количество знатных римлян, воинов и простых граждан. Зато, когда бойня закончилась, ему сенатом и всем народом был дарован титул божественного Августа, спасителя отечества. Сенат сам принес к его ногам императорский титул и огромную власть, в то время как великий Цезарь положил жизнь лишь за толику того, что досталось его преемнику. А народ вдруг перестал орать на площадях, писать похабные стишки на стенах бань и стал слагать Августу хвалебные песни, прославляя в веках его мудрость, скромность и доброту. О других древнеримских императорах рассказывать вообще бессмысленно, их правления отличались лишь названиями войн и областей, которые переходили из рук в руки, да количеством погибших. И что-то так мне стало грустно при мысли о том, какой тяжелой ценой досталась Риму республика, какими яркими людьми она себя проявила и как бесславно себя изжила, что за этими размышлениями я не заметила, что в поведении моих сограждан-туристов тоже наметился некоторый перелом.

Сначала на политической почве переругались толстяк и члены его семейства. (Я заметила, у нас, у россиян, уж если дело доходит до драки, так часто на политической почве.) Толстяк, как я поняла, проповедовал нравственные идеалы и считал, что убивать собственный народ нехорошо.

— Каракалла родного брата не пожалел не просто так, а ради государства! — В высказываниях тещи явно слышался двойной смысл.

— Не ради государства, а ради личной власти! И жену сначала в тюрьму, а потом на тот свет спровадил!

— Не ради власти, а ради народа! А у нас в первую очередь о своих семейках думают! Все Сталина ругают! Да Сталин сына родного из плена не мог спасти, потому что у других дети тоже в плену были! — к концу дискуссии разоралась теща.

Всем остальным было неудобно слушать ее крики, но в то же время и нечего было ей возразить. И я сама, и, как мне показалось, другие члены нашей группы вдруг почувствовали себя странно опустошенными и будто причастными ко всем этим ужасным деяниям от Сталина до Каракаллы и ниже согласно хронологической таблице.

Во время скандала экскурсовод, итальянка, знающая русский язык, как родной, как-то сжалась, достала платочек и стала в него смущенно сморкаться. Лара взяла инициативу в свои руки, подошла к толстяковой теще и громко крикнула ей в самое ухо:

— Господа! Минутку внимания! Сейчас мы поедем к Устам Истины! Я взяла специальный пропуск, чтобы нас подвезли как можно ближе! Занимайте места в автобусе, господа!

Теща всколыхнулась и первая побежала к автобусу, а уж за ней поплелись все мы, причем по дороге толстяк несколько раз останавливался, отдувался, пил воду и что-то еще озабоченно бормотал про себя в пылу запоздалой полемики.

Ехали мы тоже странно, на московский взгляд. Наш шофер выбрал отнюдь не самую короткую дорогу. Сначала он вернулся назад, чуть не к черте города, потом проколесил по боковым улицам и опять повернул в центр, но не по прямой, а специально оговоренными в пропуске закоулками. Наконец мы подъехали к какой-то церкви, и экскурсовод с Ларой пригласили нас выходить.

Уста Истины уже видели в кино те из нас, кто постарше. Грегори Пек с Одри Хепберн в фильме «Римские каникулы» разыграли около Уст чудесную сцену. И вот мы группой подошли к этому самому месту. Кому-то интересны были сами Уста, а кому-то приятно было побывать там, где снималось знаменитое кино.

При ближайшем рассмотрении Уста Истины оказались прикрепленной к стене толстой металлической крышкой люка древней римской канализации. В центре металлического круга действительно красовалась неприятного вида маска, а вместо рта у нее зияла довольно широкая щель — сюда две тысячи лет стекала дождевая вода с древнеримских улиц. А лет пятьсот назад, когда канализация была переделана, этот люк решили вертикально пришпандорить на стену какой-то церкви, чтобы добро не пропадало. Так убили сразу двух зайцев: и памятник древнего прикладного искусства сохранили, и средство уличения врунов изобрели.

В эти довольно страшные древние Уста нужно было сунуть руку и поклясться, что говоришь правду. Если человек в самом деле говорил правду — рука оставалась целой, если же нет — справедливые и честные боги руку отнимали. Экскурсовод рассказала нам, что в Средние века, чтобы ни у кого не возникало сомнений в необходимости быть правдивым, за стеной прятался палач и время от времени рубил руки мечом.

— Как он узнавал, чью руку надо отсечь? — заинтересовалась юная возлюбленная.

— Действовал наугад! — уверенно заявила Лиза. — Любой человек когда-нибудь в чем-нибудь да обманывал. И даже если руку отрубали зря, невозможно было доказать, что Уста самой Истины ошиблись!

Несколько притихшие, мы подошли к маске. Толстяк, я заметила, специально держался позади всех — вдруг жене или теще придет в голову странная мысль!

— Господа, подходите ближе! — с некоторой ехидцей пригласила Лара. — Кто из вас рискнет вложить свою руку и честь в Уста Истины?

Мужчины замялись. Женщины напряглись, но никто не двинулся с места.

— Где же храбрецы? — поддержала Лару экскурсовод. — Не бойтесь, за стеной теперь нет палача!

— А кто там есть? — осторожно спросил спутник Лизы.

— Сюрприз! — загадочно протянула Лара. — Вот просуньте руку, и увидите!

Юная возлюбленная теснее прижалась к своему спутнику.

— Ты меня любишь?

— Еще бы! — Он обнял ее за талию.

— Поклянись!

— Клянусь!

— Ну, тогда сунь туда руку! — Она шутя вырвалась из его объятий.

— О-о!

Я заметила, их очередной поцелуй был таким долгим, что Лиза не смогла сдержать ироничной ухмылки. Жена толстяка нахмурилась и смешно сложила губы гузкой. Толстяк напыжился, вздохнул и сделал шаг по направлению к люку.

— Стой! Не ходи! — вдруг в наступившей тишине раздался громовой голос его тещи.

— Почему? — удивилась экскурсовод. — Мужчина хочет продемонстрировать жене свою верность!

— Верность-то верность! — провозгласила во всеуслышание теща. — Кто бы сомневался! — Жена толстяка приосанилась. — Но вдруг там за стеной и в самом деле кто-нибудь спрятался! Отсюда не видать! Ошибочка может выйти! И дочка моя тогда не только с неверным мужем останется, но еще и с безруким инвалидом! А этого не стоит никакая истина!

— Вы мудрая женщина, мама! — сказал толстяк и нежно поцеловал тещу в щеку, будто полчаса назад между ними не было почти рукопашной. Затем он отошел от стены с таким видом, словно хотел сказать остальным мужчинам нашей группы: «Я был готов выполнить свой долг, но мне не позволили! Пробуйте вы!»

— Ну так сунь туда ручку! — уже серьезно сказала своему возлюбленному юная прекрасная девушка.

— Разве ты не понимаешь, что все это форменная чепуха? Я вовсе не хочу идти на поводу всяких глупостей! — Мужчина попытался ее увести.

— Для меня это не чепуха! — Девушка смотрела на него уже с вызовом. Поскольку их разговор слышала вся группа, экскурсовод, чтобы замять неприятную паузу, попыталась нас увести.

— Господа, нам пора! Не берите в голову, это всего лишь шутка!

— Наши мужчины юмора не понимают! — сказала Лиза и как-то исподтишка скривилась в сторону своего спутника.

Тот закатил глаза и вздохнул, будто хотел сказать, что ему смертельно надоели всякие бабские штучки. Потом он засунул одну руку в карман, быстро шагнул к металлическому кругу и положил в щель вторую руку. Все замерли.

— Черт! — вдруг воскликнул он и лихорадочно стал выдергивать руку из Уст.

— А-а-а! — разом ахнула вся наша группа, а Лиза подбежала к нему и вцепилась в предплечье. Прошла секунда — и целая и невредимая рука мужчины была извлечена на свободу. Все посмотрели на нее и ахнули еще раз. И сам этот мужчина с удивлением смотрел на зажатую в руке розовую гвоздику.

— Что это значит?

Лара и экскурсовод зааплодировали первыми.

— Браво, браво! Честь и хвала! Уста Истины наградили вас цветком. Это значит, вы и в самом деле безупречно верный человек.

— У-ух! — выдохнул мужчина. — А неприятное, должен я вам сказать, чувство, когда из этой дыры тебе в руку тычется что-то незнакомое и холодное.

— Так и инфаркт можно хватить! — обрела дар речи жена толстяка.

А Лиза отломила стебель гвоздики почти по самый цветок и картинно воткнула его в свою прическу.

И только маленькая возлюбленная, пока никто не видел, тихо ушла вперед и по дороге вытирала кружевным платочком бежавшие по щекам круглые прозрачные слезы.

На пути в гостиницу я решила разговорить Лару. Загадка с гвоздикой не давала мне покоя.

— Лара, может, вы помните, как много людей пытались разгадать тайну петергофских фонтанов? — начала я издалека. — И кнопки искали под ногами, на которые не надо наступать, и другие разные приспособления, а на самом деле в кустах еще с петровских времен стоит будочка, в ней сидит человек и по своему желанию обливает туристов водой. За стеной Уст Истины есть тоже такая же будочка?

— Вы никому не расскажете? — Она пытливо посмотрела на меня.

— Клянусь!

— Мы договариваемся с водителем автобуса. Он незаметно тайным путем проходит за стену и вручает в протянутую руку или цветок, или маску с рожками.

— Наугад?

— Наугад.

— А разводов после масок с рожками не бывает? — Я подумала, что мне было бы неприятно, если бы моему мужу вручили такой сувенир.

— Иногда экскурсовод нарочно предлагает проверить свою честность детям. Вот в детские руки и попадают рожки. Для смеха. Взрослым всегда вручают цветы. Мы не хотим никому зла.

— А деньги на это кто выделяет?

— Нашей компании очень важны интересы туристов, — уклончиво ответила Лара.