Происхождение имён рек и озер

Человек издревле селился на берегах больших водоемов. Где вода — там и жизнь. Плодородная долина Нила в Египте, долины Тигра и Евфрата в Месопотамии, Хуанхэ в Китае, Инда в Индии являлись очагами самых крупных древних цивилизаций. Роль рек и других водных объектов — озер и морей — в истории культуры была давно отмечена географами и историками. Некоторые из них даже придерживались ошибочной точки зрения, согласно которой географическая среда — это главный фактор прогресса и социального развития. При этом недооценивалось определяющее влияние социально-экономических факторов развития общества. Географическую теорию прогресса, в частности, поддерживал в конце XIX в. русский ученый Л. И. Мечников (брат известного биолога И. И, Мечникова), который утверждал; «С нашей точки зрения, основной причиной зарождения и развития цивилизации являются реки»[24].

Несмотря на очевидное преувеличение роли географического фактора, следует все же отметить, что бассейны больших рек действительно сыграли определенную роль в концентрации населения, в развитии ирригации и земледелия. Реки были и путями сообщения; продвижение по ним обеспечивало возможность освоения новых территорий.

Названия самых больших водных объектов, известных людям с доисторических времен, нередко означают просто «вода», «река». Имя реки Инд происходит из санскритского слова синдху — «река», в искаженной форме оно пришло в Европу через греков и римлян. В названиях больших европейских рек Дон, Дунай, Днепр, Днестр также содержится ираноязычный корень, означающий реку, поток. В современном осетинском языке до сих пор сохранилось слово дон в этом же значении, а владыка вод в осетинском нартскохм эпосе именуется Донбетром (этот персонаж играет большую роль в осетинской мифологии; кроме того, его дочь Дзерасса стала родоначальницей нартов). Китайцы называют реку Янцзы Янцзы-цзян, или Чан-цзян, — «Длинная река», но прежде она звалась просто Цзян — «Река». Народы Приамурья называют Амур словом Мамцу «Большая река» (правда, не очень ясно, какое из обозначений было первичным; возможно, название Амура было перенесено на всякую большую реку). Название нашей реки Оки ученые производят из разных языков: либо из финского joki — «река», либо из индоевропейского слова, родственного латинскому aqua— «вода».

Исследователи вскрывают общие корни с тем же значением «вода, река» и в названиях некоторых крупных рек Сибири. Так, имена Лены (по-эвенкийски Елюенэ, Лена, Линэ), Енисея и Яны объясняются из эвенкийского языка: слово йэнэ (йонэ) в эвенкийском фольклоре и некоторых говорах означает «очень большая река». Йэнэ — эвенкийское название реки Яны. Якуты называют Лену Орюсь («Большая река») [Митрошкина, 1980]. Это название может применяться колымскими якутами для Колымы, вилюйскими — для Вилюя [Серошевский, 1896].

Большие озера в то же время, судя по некоторым названиям, ассоциируются у ряда народов с морем. Озеро Байкал, как полагает G. А. Гурулев [1982], обязано своим названием якутскому языку — от слова со значением «большая вода, озеро, море» (по-эвенкийски Байкал называется Ламу — «Море»). Следует заметить, что в древности море, озеро, река могли не различаться; менялась и сама гидрография. До сих пор мы зовем морями Аральское и Каспийское моря, хотя из географии точно известно, что эти водоемы на самом деле представляют собой озера. Есть ведь и Московское море (водохранилище), и Красноярское море, и «Калужское море» (так в шутку называют жители Калуги искусственно созданное озеро в долине реки Яченки, близ Соснового Бора).

Немного истории

Исстари реки и озера были важнейшими путями сообщения. Не потеряли они своего значения и в наше время. В Северной и Северо-Западной России, в Озерном крае, гидрографическая сеть настолько густая, что можно легко попасть в соседнюю речную систему. Сейчас реки и озера соединяют между собой каналами, в древности же тянули суда волоком по водоразделу между реками. Память о волоках сохранилась в названиях речек, озер, населенных пунктов. В верхнем течении Волги, например, находился известный волок в районе реки Ламы. Город Волоколамск получил название именно по этому признаку — волок на реке Ламе. В том же районе есть две маленькие и мелководные речки — обе с названием Волошин. Как полагает Ф. И. Иванов [1962], изучавший топонимию водных путей бассейна Волги, речки так названы из-за своей мелко-водности: по ним приходилось не плыть, а главным образом волочить груженые суда. Ф. И. Иванов приводит и другие примеры названий рек, которые давно интересовали русских историков и географов: Сьежа, Сходня. Первое из них образовано от глагола съезжать (с горы), второе — от сходить (с возвышенности). Одно из толкований гидронимов объясняет, почему для названий выбрано только одно грузовое направление: съезжать и сходить, но не въезжать и восходить. Река Сьежа входила в трассу древнего водного пути, по которому новгородцы с XII в. доставляли в Новгород продовольствие. В обмен на продовольствие они везли вверх по р. Сьеже импортные товары для меновой торговли. Товаров было немного, и новгородцам не составляло труда поднимать вверх по реке почти пустые лодки. Но зато когда они возвращались обратно с полным грузом, то плыли по течению реки и таким образом отдыхали после утомительной дороги. Может быть, отсюда и получила река Сьежа свое название.

Для названия реки Сходни русский историк И. Е. Забелин [1905] выдвинул другое объяснение. В древности она была многоводнее и называлась Всходней. В IX–XII вв. она стала частью водно-волокового пути из Москвы во Владимиро-ХЗуздальское княжество. По Всходне поднимались вверх по течению («всходили») до волока на реке Клязьме, а затем плыли по Клязьме к Оке и Волге.

Историко-географы, исследуя водные пути на различных этапах их хозяйственного использования, обращают большое внимание на географические имена. Так, белорусский ученый В. А. Жучкевич [1977] в своих историко-географических очерках о дорогах и водно-транспортных путях Белоруссии фиксирует топонимы, непосредственно связанные с древними сухопутными дорогами, водными путями и волоками. Больше всего таких имен среди названий населенных пунктов типа Волок, Заволочье, Мыто, Мытище, Накло, Переходцы, Конотоп и др. {мыто и накло— плата, сбор с проезжающих; термин конотоп обозначал трудные для преодоления участки пути, топи на дорогах)., Есть и соответствующие названия рек и озер, составляющих часть водно-транспортных путей, например озеро Бродно (от слова брод) в Россонском районе. По мнению В. А. Жучкевича [1977], названия реки Беседь (левый приток Днепра) и приречных деревень Беседы, Беседовичи и т. п. связаны со словом беседы*, так назывались специальные сигнальные устройства, укрытия, сооружавшиеся на берегах рек еще с IX–XI вв.[25]

Многие названия древних водно-волоковых путей на севере европейской части СССР объяснил топонимист А. П. Афанасьев [1979]. Эти названия происходят из русского, коми и других языков. Например, в бассейне Мезени, видимо, существовали волоки по линиям рек: Мезень — Пёза — Рочуга — ручей Волоковой — волок 10 км — озера Волоковые — Рубиха — Чирка — Цильма — Печора; Вашка — Евва — волок — ручей Ыджыд-Мосерь-ёль (в переводе с коми языка «Большой волоковой ручей») — Мезень и др. Эти древние водно-волоковые пути восстановлены А. П. Афанасьевым исключительно по данным топонимики, но их реальность, как правило, подтверждается либо историческими источниками, либо сведениями, полученными от местных жителей, например путь из Явзоры через ручей Волоковой на Курмыш.

Реконструкция древних водно-волоковых путей по топонимическим данным, как с полным основанием считает А. П. Афанасьев [1984], может оказать большую пользу специалистам при создании проекта Единой водной системы европейского региона СССР. Технико-экономическое обоснование переброски части стока северных рек в бассейн Волги (оно разработано в 1979 г. Союзгипроводхозом, Гидропроектом и Институтом водных проблем АН СССР) показывает, что проектируемые гидроузлы и каналы переброски воды через водоразделы совпадают с древними волоками. Безусловно, выявление как можно большего количества древних водно-волоковых путей очень важно; часто это бывает осуществимо только средствами топонимики.

Названия водных объектов, так же как и названия поселений, отражают определенную историческую эпоху. Правда, с гидронимами дело обстоит немного сложнее: в них труднее выявить такие элементы, которые указывали бы на достаточно узкий, ограниченный во времени исторический период, в который было дано название.

Иногда время возникновения гидронима определяется с помощью одноименного населенного пункта. Так, название озера Осечно в Новгородской области происходит от названия деревни Осечно, расположенной близ него. В свою очередь, деревня получила свое наименование по слову осек — тан называли в Древней Руси засеку, устраивавшуюся на границах в целях обороны. Этим же словом могли обозначать изгородь в лесу из срубленных и наваленных друг на друга деревьев. Название деревни и озера могло возникнуть еще в древнерусскую эпоху, но, скорее всего, оно было дано в период интенсивного освоения новгородских земель в XIV–XVI вв.: писцовые книги XVI в. уже фиксируют оба имени.

Хозяйственная деятельность человека на всех этапах истории общества, развитие промышленности и земледелия, различные трудовые процессы нашли свое отражение в топонимии, в первую очередь в названиях населенных пунктов. Но и в гидронимах такие имена экономико-географического цикла составляют значительный пласт.

В болоте или озере Мочило вымачивали лен, в речке Лубенке мочили луб — кору дерева, лыко; река Теребешка, скорее всего, протекает по местности, расчищенной от зарослей (теребить в псковских говорах значит «дергать, рвать, драть», тереб в северных говорах — «росчисть из-под кустарника, зарослей»); река Дорка связана со словом дор в том ясе значении (от драть) — «росчисть, чищоба». Если мы встречаем такие названия, как Теребешка и Дорка, это означает, что некогда в данной местности практиковалось подсечное земледелие (т. е. примитивная система земледелия, основанная на вырубке леса и выращивании сельскохозяйственных культур с использованием естественного плодородия почвы).

Для исторической экономической географии интересны такие названия, как Рудня, Гута, Буда, Майдан… Изучение подобных названий позволило Л. Л. Трубе [1979] довольно точно датировать их появление на территории Горьковской области — бывшей Нижегородской губернии. Дело в том, что эти названия были связаны с развитием в России поташного производства, особенно в XVII–XVIII вв. Поташ, т. е. углекислый калий, с давних времен использовался в мыловаренном и стекольном производстве. В XVII в. в связи с бурным развитием этих отраслей промышленности потребность в поташе резко возросла. Поташ настолько ценился, что им рассчитывались как валютой за привозимые из-за границы товары. Исторические документы свидетельствуют о том, что поташный промысел был принесен на нижегородскую землю белорусскими переселенцами (а в Белоруссию — из Польши). Имя реки Рудня, на которой стоит село Починки — крупный центр поташного производства в России, связано с белорусскими словами рудня, рудница — «небольшое предприятие, выплавлявшее железо из руды».

В Белоруссии и на Украине много рек типа Буда — от названия места для производства поташа [Стрижак, 1967]. Корень этого слова такой же, как в русском слове будка, в украинских словах будинок — «здание», будувати — «строить». Устаревшее русское, украинское и белорусское слово гута означало «стекольный завод» (ср. современное польское huta — «металлургический завод»), поэтому речки типа Гута, Гутянка и др. связаны с местами распространения стекольной промышленности.

Историки и топонимисты стараются датировать возникновение тех или иных географических названий, установить последовательность появления различных топонимических пластов. Это можно сделать в том случае, если ученый располагает историческими документами. Но и сами по себе названия могут нести отпечаток определенной эпохи.

Белорусский топонимист В. А. Жучкевич пишет: «Каждое название — своего рода исторический документ или памятник, своеобразие которого состоит в том, что он узнается нами сквозь призму языка»[26]. Каждая историческая эпоха, по мысли исследователя, характеризуется своим «топонимическим словарем», так как для каждого исторического этапа развития общества характерны свои особенности материальной и духовной культуры. Например, различия в способах ведения хозяйства влияли на смысл названий, даваемых рекам. Если какой-либо народ использовал реки прежде всего как пути сообщения, то типичными гидронимами были слова со значениями «Тихая река», «Правая», «Левая» и т. д. Если же население занималось рыболовством, то существенными становились другие названия: «Рыбная», «Безрыбная», «Щучья»…

В. А. Жучкевич попытался проследить этапы становления топонимии центра и запада европейской части СССР, которая складывалась в течение нескольких тысячелетий. Так, на самом раннем этапе возникли многочисленные гидронимы: этому способствовали лесистый и заболоченный характер местности, отсутствие дорог и потребность в путях сообщения, недостаток естественных ориентиров (положительных форм рельефа) и довольно густая речная сеть. В дальнейшем, с ростом поселений, роль гидронимов стала падать, так как главными ориентирами стали названия крупных селений; по ним начали называть и многие небольшие речки.

Интересное исследование исторической топонимии Воронежского края принадлежит В. П. Загоровскому [1973], который проследил с точностью до нескольких десятилетий время возникновения многих названий в разных районах. Конечно, точность датировок возрастает от столетия к столетию по мере увеличения числа исторических документов. Что касается гидронимов, то наиболее древние из них — неславянские — принадлежали носителям иранских, тюркских, финно-угорских языков. Датировать эти названия можно лишь приблизительно, учитывая время проживания в Подонье скифо-сарматских племен, аланов, булгаро-тюрков, половцев, мордвы. В массе географических названий прошлого встречаются и русские: такие гидронимы, как Доможирово озерко, реки Излегоща, Острогоща, — явно наследие древнерусской эпохи. Они происходят от славянских двуосновных имен Доможир, Злыгость, Остро-гость. Название типа Доможирово озерко могло появиться только до основания города Воронежа (1585 г.) и составления Дозорной книги 1615 г. (подробного описания Воронежского уезда): к тому времени имя Доможир уже вышло из употребления на Руси.

В XVI в. начинается новый период освоения Воронежского края, проходивший в четыре этапа. Каждый этап имел свои характерные особенности, и в соответствии с этим складывалась топонимическая система Воронежского края. Так, в течение первого этапа (начиная с середины XVI в. до 1585 г.) организуется регулярная сторожевая служба на новых рубежах России. Служилые люди, а также казаки беглые вольные люди и рязанские крестьяне, распространившие свою хозяйственную деятельность вниз по течению Воронежа, осваивают край, его реки, озера, леса, перенимают географические названия от местного иноязычного населения; отдельным, неизвестным им, географическим объектам присваивают новые имена. В дальнейшем новые жители дали названия не только крупным, но и совсем мелким объектам: ручьям, рощам, оврагам, лесным полянам. Так образовался большой пласт русской микротопонимии. В XVIII в. широко распространяются названия по фамилиям помещиков.

История отдельных частей Воронежского края демонстрирует последовательность возникновения названий и освоения территории. В восточной части, в бассейне реки Хопра, мелкие реки, ручьи, озера имеют русские имена (Терновка, Вязовка, Грязнуха, Ильмень, Лебяжье), а названия крупных рек — иноязычные (Хопер, Карачан, Савала, Кардаил). Объяснить это явление можно тем, что крупные реки, сведения о которых доходят даже до отдаленных местностей, были известны русским (например, жителям Рязанской земли) еще в эпоху господства в придонских степях половцев и татар. А малые реки и озера были переименованы или названы вновь, так как они были неизвестны широкому населению. Названия небольшим речкам и озерам присваивались до возникновения постоянных поселений, поэтому они в основном отражали природные условия и не связывались с определенными лицами или владельцами земельных участков. Чаще всего названия речек переносились на те поселения, которые позже появлялись на их берегах.

Картина возникновения исторических слоев гидронимии Воронежского края оказывается типичной в том случае, если мы станем изучать историю и ход освоения многих других земель. Обратимся, например, к территории бассейна реки Майн в ФРГ. Географические названия этой области были исследованы специалистом по истории немецкого языка В. В. Кузиковым [1977], который различает несколько этапов в истории формирования топонимии в зависимости от истории развития общества. На первом, доисторическом этапе основой номинации были слова, обозначавшие водное пространство и его свойства, причем в гидронимах древнеевропейского происхождения различаются хронологически самый древний тип и типы, близкие к последующим славянскому и балтийскому гидронимическим слоям. Затем следует эпоха существования германских племенных диалектов (I в. до н. э, — V в.> н. э.). Географические названия преимущественно отражают флору и фауну майнских земель. В раннефеодальное время (VI в. — середина XI в.) топонимия свидетельствует о расчистке территории, появлении частного землевладения, установлении границ между феодальными владениями, а также о христианизации Германии. Свои особенности имеет и топонимия, возникшая в эпоху развитого феодализма (XI–XV вв.), децентрализации примайн-ских земель (XVI–XVIII вв.), в новейшую эпоху (XIX–XX вв.). С ходом общественного развития все более убывает количество названий, данных по природным особенностям географического объекта, и возрастает роль общественно-исторического фактора.

Следует отметить, что связь развития топонимии и развития общества не так прямолинейна, как об этом иногда пишут исследователи. Эта связь опосредована и системой языка, и топонимической системой данной территории, традициями в присвоении названий, и культурой отношения к именам.

Как можно заключить из всего того, что было сказано в данном разделе, названия наиболее значительных водных объектов сложились на самых ранних этапах заселения какой-либо территории. Поэтому в дальнейшем нас будут интересовать самые древние названия, уходящие своими корнями в глубь истории.

Племена и реки

В отличие от названий населенных пунктов гидронимы в массе своей более устойчиво сохраняются во времени. Поэтому свидетельства гидронимии представляют собой неоспоримую ценность для истории, Имена озер, крупных рек и их притоков рассказывают об этническом составе древнего населения, обитавшего по их берегам, о племенных территориях и тотемах, о миграциях и путях миграций древних племен, о сменах населения на одной и той же территории. Так, не случайно обилие балтийских гидронимов в Польше: там жили ныне исчезнувшие балтийские народы — ятвяги, прусы и др. Река Волга в зависимости от языка проживающих на ней народов имеет много названий: в тюркских языках Итиль (в современном чувашском сохранились названия Этел, Атал), в марийском Йул, а наиболее древнее название этой реки — Ра (которое упоминал еще Птолемей) — сохранилось до сих пор в мордовских языках.

Устойчивость гидронимии вовсе не означает, что одно и то же название не изменяется во времени. Порой оно изменяется до неузнаваемости. Так, имя французской реки Роны (теперь Rhône) в латинских источниках писалось Rhodanus — видимо, таким было и произношение в древности.

А как только ни писалось в русских источниках название большой реки Шелони, впадающей с запада в озеро Ильмень! Только на протяжении последних трех веков ее обозначали в документах и на картах как Шалонь, Шо-лонь, Шолона, Сцелон, Шелонь. Видимо, был разнобой и в произношении. Что же говорить о более древних временах, когда ильменские словене и кривичи осваивали Озерный край? Как звучало это, по-видимому, субстратное, название в устах местного населения (финно-угров или балтов), уже невозможно проверить: в данной области в течение многих веков живет только русское население. Тем не менее сопоставление названий водных объектов на разных территориях и метод реконструкции позволяют восстановить исходные формы гидронимов.

Многие названия водных объектов связаны с этнонимами, т. е. именованиями этнических групп, племен, народностей, наций. Эти две категории имен — гидронимы и этнонимы — имеют большое значение для этногенетических исследований. Под этногенезом понимаются происхождение какого-либо народа, начальные этапы его возникновения и дальнейшее формирование его этнографических, лингвистических и антропологических особенностей. Ученые полагают, что наиболее древними собственными именами в период этногенеза можно считать названия крупных рек и озер и названия племенных группировок.

Имена крупных водных объектов, сохранившиеся в течение веков и тысячелетий, с трудом поддаются объяснению: как правило, они допускают несколько этимологий. Их ценность для этногенетических исследований поэтому носит сравнительно ограниченный характер, названия более мелких водных объектов легче объясняются из определенных языков. В то же время именно анализ названий крупных географических объектов (вспомним то, что говорилось в предыдущем разделе об Алдане) позволяет говорить о далеком прошлом, выяснять особенности этногенеза, древних контактов и миграций народов.

Этнонимы тесно связаны с топонимией. Они могут быть вторичными образованиями от территориальных обозначений; в других случаях этнонимы, наоборот, являются основой наименований племенных территорий.

Многие названия славянских, в том числе древнерусских, племен произошли от гидронимов. Полочане жили по реке Полоте, бужане — по Бугу, полабы — по Лабе (Эльбе). Название еисляне относилось к одному из западнославянских племен по месту его обитания на верхней Висле. Член-корреспондент АН СССР О. Н. Трубачев [1983] связывает с Вислой и этноним иллирийцы (Illyrii) из реконструированной формы *uisluri. Эти древние «висляне» были венетами, прародина их находилась именно в низовьях Вислы, а позже они приняли имя «иллирийцы» и перенесли его с собой в ходе миграции на юг, в Паннонию и Далмацию.

О. Н. Трубачев [1974], изучая типы славянских этнонимов и их связь с гидронимами, отмечает, что есть прямое соотношение между этническими особенностями разных народов и способами образования этнонимов. Уже немецкий филолог XIX в. Я. Гримм заметил, что ни одно древнегерманское племя не было названо по крупной реке (Эльба, Рейн), так как германские народы были склонны к миграциям. Совсем другая картина наблюдается у славян, кельтов, иллирийцев, фракийцев.

У славян многие этнонимы обязаны своим возникновением рекам — по месту обитания племен и реже по происхождению. Последний случай наблюдается в названии племени ободриты, которое означает «жители по реке Одеру»; на самом же деле этноним относится к племени, исторически засвидетельствованному в стороне от Одера.

Параллели из этнонимии кельтов, иллирийцев, фракийцев многочисленны: Ambisontes — «племя по обе стороны реки Изонты», Narensioi — «жители по реке Нарон», Ambarri — «племя по обе стороны реки Арар». Такая близость в способах образования кельтских, иллирийских, фракийских и славянских этнонимов позволила О. Н. Трубачеву утверждать, что соответствующие народы жили на сопредельных территориях, причем славяне, вероятно, занимали срединное, промежуточное положение между иллирийцами и дако-фракийцами. Славянская прародина, таким образом, была не замкнута в своих границах и представляла собой подвижный ареал.

В другой работе О. Н. Трубачев приводит еще один, очень интересный и более сложный, пример связи этнонима и гидронима. В античных источниках упоминается племя иксоматы, проживавшее на берегах Танаиса — Дона. О. Н. Трубачев, сторонник концепции продвижения индоарийских племен в Индию из района Северного Причерноморья, сопоставляет название иксоматы с древнеиндийским именем реки Икщумати (Iksumati), притока Ганга, а также реки Ичамати в бассейне Брахмапутры. Предположительно арийские племена принесли эти названия с запада на восток в ходе освоения Индии. «Это прозрачное суффиксальное производное от др. — инд. iksu-«сахарный тростник», — пишет автор, — откуда Iksu-mati значит «тростниковая или богатая сахарным тростником»[27]. Географические реалии, как полагает О. Н. Трубачев, подтверждают обилие тростника и камыша на Дону, но автор приводит и еще один, чрезвычайно важный, чисто лингвистический, аргумент. Оказывается, что на римской карте мира по другую сторону Танаиса, т. е. на его левом берегу, где жили иксоматы, имелась надпись Cannate, которую можно прочесть только как латинское Cannatae — «тростниковые». Это название является, по-видимому, буквальным переводом индоарийского этнонима иксоматы, и, таким образом, значение этнонима О. Н. Трубачев считает доказанным.

Но можно высказать и некоторые сомнения по поводу того объяснения, которое предложил О. Н. Трубачев. Во-первых, этноним иксоматы сопоставлялся непосредственно с гидронимом, который притом весьма удален географически от Подонья. Сравнение в первую очередь с другими этнонимами Причерноморья, возможно, вскрыло бы иные (ираноязычные?) связи названия иксоматы, хотя автор и считает такие попытки безуспешными. Кроме того, сопоставление с гидронимией имело бы большую доказательную силу, если бы в гидронимии самого бассейна Дона были найдены подобные названия.

И еще один, дополнительный, вопрос возникает по этому поводу. Слово iksuh в санскрите означает «сахарный тростник». Но сахарный тростник — тропическое растение, которое не растет на территории СССР вообще, в Подонье в частности. Тростник, растущий на Дону, и сахарный тростник тропиков — совершенно разные растения, принадлежащие даже к разным родам и имеющие лишь отдаленное сходство друг с другом.

Если древние индийцы принесли с собой из Северного Причерноморья слово iksuh, то могло ли оно означать некогда просто «тростник», а затем быть перенесено на «сахарный тростник»? Такой перенос в принципе возможен, но в данном случае проблематичен. Ведь в санскрите имеется совершенно другое слово — nadah (najah) для обозначения обыкновенного тростника.

Слово iksuh в древнеиндийском языке — неясного происхождения, изолировано, его этимологические связи неизвестны [Mayrhofer, 1956, Bd. 1]. Оно могло появиться в речи ариев, пришедших в Индию, и как заимствование из местных (дравидийских) языков Индии, хотя этот вопрос не исследован. В самом деле, сахарный тростник был новым растением для пришельцев в Индию; вряд ли в их языке могло раньше существовать его название. Обозначение же обыкновенного тростника или камыша индоарии, что вполне естественно, могли принести с собой со своей старой родины. Известный языковед из ФРГ М. Майрхофер [Mayrhofer, 1963, Bd. 2] в своем этимологическом словаре древнеиндийского языка приводит большое количество материала по поводу слова nadah — «тростник, камыш». Родство его с иранским корнем *nada- (в том же значении) несомненно. Более далекие сопоставления показывают, что родственные индоиранскому слову корни присутствуют в литовском и армянском языках. Таким образом, налицо индоевропейское происхождение названия обыкновенного тростника в древнеиндийском языке.

Как нам кажется, географические и ботанические реалии, не говоря уже о лингвистических данных, заставляют считать гипотезу о родстве этнонима иксоматы с названием индийской реки Икщумати недостаточно убедительной: она нуждается в дальнейшем развитии и обосновании, хотя у нее есть и сильный аргумент — надпись Cannate на римской карте.

Приведем другие примеры связи этнонимии и гидронимии — наименование водного объекта по названию племени или народа, обитавшего по его берегам. Чудское озеро (по-эстонски Пейпси-ярв) было названо русскими людьми Чудским в знак того, что к западу от него обитал народ чудь — так в Древней Руси именовались различные финно-угорские племена, в первую очередь эсты.

Сложный этнический состав населения Татарии отразился в так называемых этногидронимах: болото Чир-меш сазы — «Черемисское болото» (черемисами называют марийцев), Мукшы куле — «Мокшинское озеро» (мокша — название части мордовского народа) [Саттаров, 1977].

У селькупов — самодийского народа, проживающего в Западной Сибири, — существовала родовая организация, которая была изучена в XIX в. М. А. Кастреном, в 20-х годах нашего века Г. Н. Прокофьевым. Селькупы прежде делились на два рода, носящие имена Лимпыл пелекыл тамдыр («Орла половинный род») и Косыл пеле-кыл тамдыр («Кедровки половинный род»). Это названия древних тотемов, т. е. таких животных и птиц, рыб, растений и т. д., которые считались мифическими предками данного рода или фратрии. Примечательно, что тотемические названия переносились и на реки. Ведь каждый род имел свою родовую территорию, считавшуюся его собственной: границы ее были строго очерчены. Реки и озера также входили в родовую территорию, как и охотничьи промысловые участки.

У селькупов есть реки с названиями, означающими в переводе «Река Орла», «Река Кедровки». Видимо, если не все такие гидронимы, то по крайней мере часть из них отражает названия указанных селькупских родов. Известно, например, что во время шаманских обрядов топография шаманской дороги распадается на путь по Реке Кедровки и на путь по Реке Орла, что явно связано с делением селькупов на две фратрии [Золотарев, 1964]. В местностях, заселенных селькупами, встречались реки с названиями Сангель-кы («Глухариная река»), Кула-кы («Воронья река»), Караль-кы («Журавлиная река») и др. — по названиям родов [Бояршинова, 1960]. У коми-пермяков есть река Сюзь — в переводе «Филин». Это тоже тотемическое название, связанное с наименованием рода Сюзь [Кривощекова-Гантман, 1968].

А ведь если не знать этих этнографических фактов, такие названия можно было бы принять за зоогидронимы, подобные тем, о которых рассказывалось во втором разделе.

Древнейшие топонимы и этнонимы далеко не всегда позволяют однозначно решить вопрос, что же именно было первичным, а что вторичным. Было ли названо племя ижора по одноименной реке Ижора и всей Ижорской земле (Inkerimaa), или же, наоборот, этноним послужил источником возникновения географических названий? То же самое касается, с одной стороны, балтийского племени и племенной территории Дайнава, с другой — одноименных рек и озер в Литве.

По всей вероятности, в древности одним и тем же словом могли обозначать племя, закрепленную за ним территорию и главную реку, протекающую по этой территории. В качестве примера можно привести название реки Камы. Специалист по коми-пермяцкой топонимии А. С. Кривощекова-Гантман [1968] полагает, что древние пермяне (предки современных коми и удмуртов) употребляли слово кам для обозначения главной реки и племени, проживавшего в ее бассейне (этноним кам, ком — теперь коми). В произведениях коми-пермяцких писателей встречаются записанные ими народные легенды о герое по имени Кам, сыне доброго божества Ена; его имя в легендах связывается с Камой. Кроме того, этноним кам, ком, вероятно, в древности имел значение «человек». Таким образом, одно и то же слово кам, ком в пермских языках употреблялось вначале для обозначения человека, затем племени, территории, главной реки и позже, возможно, культурного героя (демиурга) преданий народа коми. В связи с именем реки Камы следует упомянуть о том, что в удмуртском языке есть слово кам — «большая река, течение». Кроме того, в алтайской гидронимии многочисленны названия со словом кем, хем — «река»; как предполагают, это слово может быть заимствованием из индоевропейских языков [Мурзаев, 1984]. Этимологические связи названия Камы еще нельзя считать окончательно выясненными.

Где была родина индоевропейцев?

Этимологический анализ древней гидронимии позволил установить ее характер, значение лексических основ, а также заглянуть в прошлое человечества. Через названия рек, озер, морей, смысл многих из которых ученым удалось расшифровать, доносится к нам голос наших далеких предков — охотников и рыболовов, скотоводов-кочевников и земледельцев. Очень часто только благодаря названиям, пережившим предметы материальной культуры, ученые делают важные выводы о языке исчезнувшего народа, а следовательно (хотя отношение языка и этноса далеко не однозначно), о том, какой именно народ мог обитать на данной территории.

Наибольшее распространение в мире имеют языки, принадлежащие к так называемой индоевропейской языковой семье. В древности народы, говорящие на языках этой семьи, занимали гораздо более ограниченную территорию, чем в настоящее время. В результате миграций и роста населения эти народы распространились на огромном пространстве Европы, а также на части Азиатского континента, не говоря уже о более позднем заселении Америки, Австралии и Океании, части Африки.

К древним народам, говорившим на индоевропейских языках, условно применяют термин «индоевропейцы». Это чисто языковое понятие, а не этническое, так как в этническом и расовом отношениях индоевропейцы были далеко не однородны.

Для того чтобы читатель мог лучше ориентироваться в дальнейшем изложении, нам придется дать краткую справку о локализации индоевропейских языков древней Европы в середине I тыс. до н. э. [Порциг, 1964]. Для этого периода и сами древние языки, и территория их распространения могут считаться уже достаточно надежно установленными.

На юго-востоке Италии, в Апулии и Калабрии, говорили на мессапском языке, близкородственном языкам восточного побережья Адриатического моря, в области древней Иллирии. Восточную часть долины реки По населяли венеты. Венетский язык во многом близок к латинскому, распространенному в тот период лишь на очень небольшой территории по нижнему течению Тибра. Латинский язык, близкий к нему фалискский, а также оскский (на юге) и умбрский (в Центральной Италии) относятся к так называемой италийской группе языков. К северу от Альп располагалась кельтская языковая группа: кельты жили на Рейне, по верхнему течению Дуная и в Восточной Франции; часть кельтских племен проникла в Испанию, другая — в Ирландию. Восточными соседями кельтов в Тироле и по Среднему Дунаю были иллирийцы; область иллирийского языка в этот период охватывала территорию от западной части Балканского полуострова почти до Балтийского моря. Не все ученые признают такой широкий ареал иллирийцев; он был установлен языковедом из ФРГ X. Краэ по данным гидронимии. Между тем значительное число исследованных им гидронимов может быть интерпретировано и на почве других индоевропейских языков. Археологические данные также свидетельствуют о спорности паниллирийской гипотезы. К северу от большого горного массива Центральной Германии жили племена, говорившие на германских языках (исторические источники еще их не упоминают).

В южной части Балканского полуострова с иллирийцами граничили носители греческого языка, которые жили здесь уже в середине II тыс. до и. э. и ранее. Большую территорию занимала фракийская языковая область — восточную часть Балканского полуострова и территорию современной Румынии; в раннеисторическую эпоху фракийцы заселили и некоторые районы Малой Азии. Там же, в Малой Азии, на Анатолийском плоскогорье, с XII в., до н. э. проживали носители фригийского языка, переселившиеся сюда с Балкан. С фригийской областью в Восточной Анатолии граничили другие индоевропейцы — носители армянского языка, которые только в VI в. до н. э. продвинулись в Армению, в древнее Урарту. К востоку от армянской и фракийской областей, в Северном Причерноморье, была область иранских языков (часть индоиранских, или арийских; на востоке в то время арийская область охватывала весь современный Иран и Северную Индию).

Кроме перечисленных языков, сохранились фрагментарные памятники давно исчезнувших реликтовых индоевропейских языков, на которых в древности говорили в различных частях Европы.

Такая картина складывается по историческим источникам для середины I тыс. до н. э. Но еще ранее, в середине II тыс. до н. э., в Передней Азии были распространены другие индоевропейские языки — хеттолувийские (или анатолийские). Споры возникают относительно первоначальной локализации тохарского языка, носители которого мигрировали далеко на восток и в середине I тыс. и. э. оказались на территории Южного Синьцзяна, Албанский язык впервые фиксируется историческими документами также довольно поздно, в XV в. н. э., на территории бывшей иллирийской области. Его более ранняя локализация затруднена. И в середине I тыс. до н. э. еще нет упоминаний о той области, которую занимали балтийские и славянские языки. По данным лингвистической географии, славянские языки должны были располагаться рядом с фракийским в районе Карпат, но первые сведения о них относятся к тому времени, когда фракийский язык уже исчез. Область же расселения тех племен, которые позже выступают как исторические балтийские племена, располагалась севернее славянской (письменные памятники балтийских языков появляются очень поздно — с XV в.).

Чем более древний период развития отдельных индоевропейских языков рассматривают языковеды, тем больше сходства и черт генетической близости обнаруживается при сравнении этих языков. Реконструкция более древних этапов развития индоевропейских языков показала, что существовала праиндоевропейская языковая общность, которую предположительно можно датировать VI–IV тыс. до н. э. В этот период уже были оформлены четыре главные группы индоевропейских языков: северная, западная, центральная и южная. В III тыс. до н. э. большинство индоевропейских языков, употребляемых на довольно обширной территории, были уже обособлены в отдельные языки, хотя и близкородственные между собой [Георгиев, 1958].

Индоевропейцы должны были распространиться из определенного эпицентра, в котором они сложились и оформились именно как индоевропейцы. Это не означает, конечно, что эпицентр представлял собой совсем небольшую и замкнутую территорию: территория могла быть довольно значительной по масштабу. В зависимости от этапов расселения индоевропейских племен прародин индоевропейцев могло быть несколько с точки зрения хронологии — первичная, вторичная и т. д. Соответственно миграциям и расселению племен происходило и членение, дробление праиндоевропейской языковой общности, которая, как многие полагают, с самого начала обнаруживала тенденции к диалектной дифференциации.

Существуют различные концепции первоначальной индоевропейской прародины. Каждая из них имеет свою историю. В 50-х годах, например, многие специалисты считали, что прародина находилась в бассейне Дуная, в его восточной и центральной частях, а также частично в Северном Причерноморье. Эта прародина была установлена в результате исследования той лексики, которая присуща всем индоевропейским языкам: общие термины земледелия и скотоводства, общие названия высоких гор, равнины и моря, снега и летней жары, названия волка и медведя, бука, березы и т. д.

Сторонниками данной концепции были как языковеды (В. Георгиев, Т. Бэрроу, Б. В. Горнунг, В. Мерлинген), так и археологи (В. Г. Чайлд, Я. Филип, П. Н. Третьяков и др.). Болгарский языковед академик В. Георгиев [1958] полагает, что из Дунайского бассейна и Северного Причерноморья предки индоевропейских племен распространялись с юга на север в эпоху палеолита, мезолита и неолита, осваивая обширные пространства Северной и Средней Европы, причем движение шло главным образом вдоль водных путей. Уже во время раннего неолита (приблизительно с VI тыс. до н. э.) индоевропейские племена обитали в Центральной и Восточной Европе, от Рейна и Альп до Дона. На севере они доходили до Северного и Балтийского морей и Западной Двины. На юге в пределы этой области входили бассейн Дуная и Балканский полуостров.

Отчасти сходную картину рисует в работе о происхождении индоевропейцев ученый из ФРГ Л. Килиан [Kilian, 1983]. В его представлении, индоевропейцы в среднем неолите (4500–4000 до н. э.) обитали на территории, включавшей Южную Швецию, область между бассейнами Рейна и Вислы, Подунавье, бассейны среднего течения Днепра и Дона. К северу и северо-востоку от этой зоны жили североевразийские племена (предки будущих финно-угров и других уральских народов). К югу и западу от нее (в том числе и на Балканском полуострове) обитали народы Средиземноморья, а еще южнее, на Африканском побережье и в Аравии, — семито-хамитские народы. Л. Килиан не претендует на то, чтобы считать очерченную им территорию прародины первоначальной, указывая, что в палеолите индоевропейская общность могла складываться в каком-то другом месте.

Новая концепция была выдвинута в последние годы в трудах советских ученых Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова [1981], которые помещают прародину индоевропейцев в Переднюю Азию (Восточная Анатолия, Южный Кавказ и Северная Месопотамия); хронологически для нее устанавливается период V–IV тыс. до н. э. Историк-востоковед И. М. Дьяконов [1982], в свою очередь, убежден в локализации прародины индоевропейцев в Европе, в районе между Балканами и Карпатами.

Мы упомянули лишь некоторые труды лингвистов и историков, освещающие вопросы прародины индоевропейцев. Как видно уже из этого краткого перечня, проблема прародины остро дискуссионна и весьма далека от своего окончательного разрешения. По-видимому, это дело будущего.

В большинстве работ в качестве важного аргумента используются данные ономастики, и прежде всего гидронимики. Так, И. М. Дьяконов отмечает полное отсутствие древних индоевропейских гидронимов в Передней Азии. В Малой Азии индоевропейские названия есть, что вполне естественно: эту область занимали носители хетто-лувийских языков. Такое древнее название реки, как Hulana (слово, родственное русскому волна и названиям некоторых литовских рек), может быть не общеиндоевропейским, а просто хетто-лувийским. По мнению И. М. Дьяконова, наличие широких параллелей между гидронимией Малой Азии и гидронимией Балканского полуострова (иллирийской, фракийской, дакийской и др.) не позволяет исключать Балканы из числа возможных областей первоначальной прародины индоевропейцев.

Широко применяют данные ономастики Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов. Например, наличие арийских топонимов в Северном Причерноморье, на Кубани и в Прикаспии дает ученым основание предполагать проникновение определенных арийских элементов с Ближнего Востока через Кавказ. Для «древнеевропейских» языков в качестве общего исходного ареала (вторичного) принимаются области Северного Причерноморья и приволжских степей. При этом сопоставляются некоторые ранние индоевропейские гидронимы, засвидетельствованные в Северном Причерноморье и в центральноевропейском ареале; ср. Солучка (из *solgtj- и еще ранее из *salantia) и названия рек с тем же корнем в Литве — Salantas, в Швейцарии — Salontia и т. п.

Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов пишут: «Характерно, что древние индоевропейские гидронимы сохраняются за мелкими реками и притоками крупных рек, тогда как сами крупные реки переименовываются при появлении новых этнических элементов, ср. иранские названия крупных рек Восточной Европы (Дон, Днепр, Днестр и др.)»[28]. Это утверждение, следует заметить, прямо противоположно распространенному в ономастической литературе мнению о том, что именно названия самых крупных рек наиболее устойчиво передаются от одного этноса к другому и часто несут следы наиболее древнего языкового субстрата.

О древности названий больших или малых рек пишет также языковед из ФРГ В. Шмид [Schmid, 1981], который решает этот вопрос компромиссно. Он считает, что представление об устойчивости гидронимов не должно быть абсолютным. В гидронимии есть слои разного возраста: названия больших рек Рейн и Майн старше, чем имя речки Мюленбах («Мельничный ручей»). В то же время названия больших рек Днепр, Днестр и Даугава (Западная Двина) в СССР, Вардар на Балканском полуострове более молодые, чем имена многих небольших рек в Центральной Европе. Поэтому дело не в том, большая река или маленькая, а в том, что среди массы гидронимов сохранился слой хронологически более ранних названий водных объектов. Данные названия древнее, чем те языки, на которых в историческое время говорило население, живущее по берегам этих рек и озер. Такие, самые древние, индоевропейские названия, не объясняемые из современных и известных нам самостоятельных древних языков, именуются в научной литературе древнеевропейской гидронимией. Термин «древнеевропейский» не особенно точен, и, по всей вероятности, его можно отождествить с понятием «древнеиндоевропейский», так как подавляющее большинство древнеевропейских гидронимов объясняется на индоевропейской почве, а наличие доиндоевропейского субстрата доказано лишь для периферийных районов Западной и Южной Европы.

Реконструкцию значительного слоя древнеевропейской гидронимии, распространенной по всей Европе, осуществил X. Краэ. Продолжили эти исследования X. Кун, В. Шмид, В. Георгиев и многие другие. Древнеевропейской гидронимии присущи некоторые характерные черты, например наличие корней со значениями «вода», «источник», «течь, нестись потоком», также с обозначениями цвета: «блестящий, белый» и т. п. Кроме того, гидронимы имеют определенную структуру — индоевропейские словообразующие элементы и флексии (окончания).

Многие названия рек в Литовской ССР образованы от корня *аl(а), который сохранился в латышском слове aluots — «источник». Это гидронимы типа Alanga, Alanta, Alantele, Alunta, Almaja, Alme, Almone, Almenas, Aluote, Alovele. Названия рек с этим же корнем встречаются и в Западной Европе: Ala в Норвегии, Aller в ФРГ, приток Везера (древняя форма *Alara), Almo в Италии, Aumance во Франции (из *Almantia), Alm в Голландии и т. д.

Мы уже говорили о том, что название реки Инд в Индии происходит от древнеиндийского слова sindhu — «река». Это слово в европейских языках не встречается. Но зато индоевропейский корень *sindhna сохранился в названиях рек Sinn (правый приток Майна), Shin и Shannon в Ирландии [Schmid, 1968]. Древнеиндийское слово danu — «капля», авестийское danu и осетинское don (дон) — «вода, река» находят соответствия не только в названии Дуная (по-немецки Donau), но и в Donwy (Северный Уэльс).

Такие примеры особенно показательны. Если какое-либо название сохранилось во всех тех областях, где жили индоевропейцы, оно не происходит из одного определенного языка: это название значительно старше и относится к эпохе до образования самостоятельных индоевропейских языков, т. е. носит наддиалектный характер. Древнеевропейская гидронимия устанавливает единство всех индоевропейских языков и тем самым способствует уточнению локализации этого общего индоевропейского языка. Это не означает, разумеется, что в прародину индоевропейцев входили любые территории, на которых встречаются древнеевропейские названия, в том числе Ирландия, Индия и т. п. Вопрос о прародине не может решаться на основе лишь одних топонимических данных. Древнеевропейская гидронимия— это субстрат, усвоенный различными народами от периода древнеиндоевропейской языковой общности и сохранившийся в эпоху более поздних передвижений отдельных народов, которые переносили древние индоевропейские названия на новые территории.

Известно, что в Шотландии до прихода на эту территорию германцев — англосаксов и скандинавов — говорили (и продолжают говорить до сих пор) на кельтских языках, относящихся также к индоевропейской языковой семье.

Поэтому такое название реки, как Farrar, теоретически могло бы быть объяснено с помощью любого из указанных языков. Однако все эти возможности отпадают, когда мы узнаем, что название шотландской реки было впервые упомянуто Птолемеем в 150 г. н. э., т. е. гораздо раньше прихода германцев и раньше зафиксированного историей появления в Шотландии известных нам кельтских племен. К тому же Птолемей, описывая Британию, вероятно, пользовался какими-то более ранними источниками, что позволяет еще более «удревнить» этот гидроним [Nicolaisen, 1976].

Название Farrar фигурирует у Птолемея в форме Varar. Этот гидроним можно считать докельтским — древнеиндоевропейским. Он происходит из корня *ųer — «увлажнять» и имеет соответствия в других частях Европы: Vara (в Лигурии), Varia (во Франции; современные названия рек Vaire и Veyre), Varantia (приток Дуная, теперь Woernitz). По мнению английского ученого У. Николайсена, широкие параллели названию Varar на Европейском континенте позволяют предположит, что Шотландия до прихода кельтов уже была заселена индоевропейскими племенами. Тем более что название Farrar в этом смысле не единично: в Шотландии существует целая «сеть» гидронимов индоевропейского типа, не объясняемых ни из кельтских, ни из германских языков.

Создатель теории древнеевропейской гидронимии X. Краэ строил свои выводы о ее географическом распространении на основе анализа материала Северной и Центральной Европы (рис. 1). Поэтому восточные границы древнеевропейской гидронимии и древнеиндоевропейской языковой общности им установлены без учета многих данных: так, он привлекает балтийский материал. но почти не использует материала славянских языков и т. д. В результате некоторые выводы X. Краэ, а также сторонников его концепции (В. Шмид и др.) о географической локализации древнеевропейской гидронимии носят спорный характер. Но о балтах, славянах и особенностях гидронимии их территорий мы расскажем в следующем разделе.

Рис. 1.

Древняя гидронимия Европы (по X. Краэ и В. В. Седову)

а — древнеевропейские гидронимы;

б — иранские гидронимы; в — фракийские гидронимы;

г — догреческие (анатолийские и «пеласгские») гидронимы;

д — этрусские гидронимы,

е — доиндоевропейские гидронимы;

ж — ареал древней финно-угорской гидронимии

Пока же приведем (в алфавитном порядке) названия некоторых крупных рек Европы, которые объясняются из общеиндоевропейского или из отдельных древних индоевропейских языков[29].

АДДА — река в Северной Италии, левый приток реки По. В римских источниках Ad(d)ua. Из индоевропейского корня *adu- со значением «течение воды, поток» (ср. также ОДРА).

БРАДАНО — река на юге Италии (Апулия), впадает в Ионическое море. Древняя форма Bradanus. Из иллирийского языка, означает «богатый бродами». От индоевропейского корня *bhrdh-, отсюда же русское слово брод.

БУГ — название нескольких рек: правого притока Вислы (Западный Буг), впадающей в Черное море (Южный Буг), в Югославии. Южный Буг в древнерусском языке назывался Богъ (по-польски Boh). Название не имеет однозначной этимологии; кроме того, некоторые ученые сомневаются в общности названий Западного и Южного Буга. Одно из объяснений связывает имя Южного Буга с русским словом бег — «течение» и немецким Bach — «ручей»; возможно также объяснение из иранских языков. Древние греки называли Южный Буг ГИПАНИС (впервые у Геродота, V в. до н. э.), что, возможно, связано с индоевропейским корнем *uр- «вода».

ВАРДАР — река на Балканском полуострове (в Югославии и Греции), впадает в Эгейское море. Из индоевропейского сложного слова со значением «черная вода». Этимология подтверждается тем, что один из притоков реки в настоящее время носит славянское название Црна — «черная».

ВЁЗЕР — река в ФРГ, впадает в Северное море. Древняя форма имени — Wisura. Название происходит из индоевропейского корня *uis-/*ueis- со значением «вода (река)».

ВИСЛА — река в Польше, впадает в Балтийское море. Древние формы имени — Vistula, Vistla (у Плиния, Помпония Мелы, Птолемея, I–II вв. н. э.). Название происходит от того же индоевропейского корня, что и ВЕЗЕР (см.). Высказывались также мнения о славянском, кельтском и другом происхождении.

ВИТ — река в Болгарии, правый приток Дуная. Древняя форма имени — Utus (у Плиния, I в. н. э.).

Название объясняется из фракийского языка, в котором можно восстановить слово *uto от индоевропейского корня *udo(r) со значением «вода». Тот же корень присутствует и в русском слове выдра, а также в названиях нескольких рек европейской части СССР — Уда, Уды, Удыч, Удра.

ДВИНА — названия двух больших рек в европейской части СССР: Западная Двина (впадает в Балтийское море) и Северная Двина (впадает в Белое море). Возможно, название было перенесено с Западной Двины на Северную. Происхождение имени ДВИНА не может считаться окончательно выясненным. Одна из этимологий сравнивает имя с индоевропейским корнем *dheu — «течь, литься».

Не исключено также, что немецкое название Западной Двины Diina позволяет сопоставить его с наименованиями Дуная, Дона, Днепра, Днестра. Предлагались и объяснения из балтийских языков. Финно-угорское происхождение названия Западной Двины, которое предполагается некоторыми учеными, маловероятно: для финно-угорских слов нехарактерно начальное сочетание согласных дв-; по-эстонски Западная Двина называется Вейна-йыги. Латышское название Западной Двины ДАУГАВА в переводе означает «многоводная».

ДНЕПР — река в европейской части СССР, впадает в Черное море. Славянское Дънѣпръ отражает более раннее название Данаприс, известное по греческим источникам с V в. до н. э. Название объясняли как сложное слово иранского происхождения: *danu-apara — «задняя, отдаленная река»; вторая часть названия иногда толкуется как иранское арга — «водная глубь» (т. е. Днепр — «глубокая река»). Другое объяснение (О. Н. Трубачева) предполагает, что славяне усвоили название Днепра не от скифов, а от фракийцев или даков, которые контактировали со скифами в районе среднего течения Днепра. Иранское (скифское) слово danu — «река»— было усвоено дакамии попало в измененной форме к славянам с добавлением дако-фракийского элемента *-ipr, который отражен в названиях рек: Ибр в днепровском бассейне, Ибър в Болгарии и др. (из фракийского слова со значением «козел»). Древнее название Днепра БОРИСФЕН (у Геродота) толкуется из иранских языков со значением «широкое место, широкая область» (первоначально это имя, вероятно, относилось к устью реки).

ДНЕСТР — река в европейской части СССР, впадает в Черное море. Славянское Дънѣстръ, латинские формы Данастер (у Иордана, VI в. н. э.), Данастиус (у Аммиана Марцеллина, IV в. н. э.), древнегреческое Данастрис. В противоположность Днепру толкуется некоторыми учеными из иранских языков как «ближайшая (по эту сторону) река» — *danu-nazdyo. Первая часть названия, как в гидрониме ДНЕПР (см.), вторая объясняется многими как индоевропейское слово *isro-s со вставным t между s и г от глагола «течь, стремиться». От этого же корня образовано название подмосковной речки Истры и древнее название нижней части Дуная— Истр (Istros). О. Н. Трубачев объясняет гидроним Днестр как состоящий из иранского и фракийского (-istr-) компонентов — аналогично названию Днепра; славяне усвоили оба имени от дако-фракийцев. Древнее название Днестра — Тирис (у Геродота), Тирас (у Страбона, I в. до н. э.) — из иранских языков (скифского) со значением «быстрый».

ДОН — река в европейской части СССР, впадает в Азовское море. От индоевропейского корня danu — «течь», отразившегося в иранском danu — «река», в осетинском дон — «вода, река». Возможно и фракийское происхождение. Название родственно гидронимам ДНЕПР. ДНЕСТР, ДУНАЙ (см.), есть другие параллели в гидронимии Европы. Древняя форма ТАНАИС (у Геродота, Страбона) отражает соответствующее иранское слово.

ДРАВА — река в Австрии и Югославии, правый приток Дуная. Более ранняя форма — Dravos (у Плиния). Иллирийское название от индоевропейского слова *drouos — «течение, река».

ДУНАЙ — самая большая река в Западной Европе, впадает в Черное море. Древние греки называли ее ИСТР (у Гесиода, VII в. до н. э.) — из фракийского языка, см. ДНЕСТР; позже римляне — Danuvius (Цезарь, I в. до н. э.). Название Истра относилось к нижнему течению Дуная. Дунай — кельтское наименование верхней и средней частей реки, которое затем с продвижением кельтов на восток вытеснило Истр. Кельтская форма Danuv, современная немецкая Donau указывают и на связь с иранскими наименованиями, см. ДОН, а также ДНЕПР, ДНЕСТР.

ЗААЛЕ — река в ГДР и ФРГ, левый приток Эльбы, а также несколько одноименных рек в бассейне Майна, в Тюрингии и др. Современное название Saale происходит из Sala и объясняется из индоевропейского корня *sal-, который сохранился в латинском слове salum — «открытое море», прусском salus — «дождевой ручей» и др. Некоторые объясняют от корня *sal-«соль».

ИЗОНЦО — река в Югославии и Италии, впадает в Адриатическое море. Современные названия (итальянское Isonzo, словенское Soca) возникли из средневековых форм Isontins и Sontius, зафиксированных в VI в. Из иллирийского названия Aesontius, которое восходит к индоевропейскому корню *eis — «бурно, быстро двигаться».

МААС — река во Франции, Бельгии и Нидерландах, впадает в дельту Рейна. Голландское название этой реки Маас и французское Мёз восходят к кельтскому Mosa из индоевропейского корня *mus-«влага, сырость».

МАЙН — река в ФРГ, правый приток Рейна. Из кельтского или иллирийского названия Moinas, которое, возможно, восходит к индоевропейскому *moinia — «болото».

МАРЙЦА — река на Балканском полуострове, в Южной Болгарии, впадает в Эгейское море. Название известно с XII в. по византийским источникам; первоначально так называлось устье реки Эброс, затем распространилось на всю реку. Марица — фракийское название от слова mari — «море, болотистая местность» (как в немецком Marsch — «топь, болотистое место»). Родственно названиям других рек в Европе — венгерскому Марош (по-румынски Муреш) и др. Старое имя болгарской реки — Эброс сохранилось в названии притока Марицы Ибър (см. Днепр).

МОЗЁЛЬ — река во Франции, Люксембурге и ФРГ, левый приток Рейна. Из кельтского (галльского) Mosellа — «маленький Мос/Маас» (см. МААС).

МОРАВА — названия нескольких рек, из которых наиболее значительны: 1) река в Югославии, правый приток Дуная; 2) река в Чехословакии, левый приток Дуная. Эти наименования рек могут быть, вероятно, различного происхождения. Чешский гидроним зафиксирован в форме Марус у Плиния и Тацита (I в. н. э.), его можно сопоставить с МАРИЦА (см.). Река в Югославии в древности называлась Маргос (у Страбона), Маргис (у Плиния). Имя этой реки иллирийского или фракийского происхождения, от индоевропейского корня *morgo- «болото». Возможны другие объяснения. В славянском названии могло произойти смешение *mari- «болото» и *mor- «вода» (откуда и русское слово море).

ОДРА (немецкое название ОДЕР) — река в Европе, протекает преимущественно в Польше, впадает в Балтийское море. В источниках Одра впервые упоминается в X в. в форме Odera. Название происходит из индоевропейского *adu- (*adro-) со значением «течение воды, поток». Многочисленные соответствия по всей Европе, в том числе Адда (из Адуа), приток реки По в Северной Италии; река Адров (с вариантами имени Одров, Одровка, Одра), правый приток Днепра, и др.

ПРУТ — река в европейской части СССР, протекающая по границе СССР и Румынии, левый приток Дуная. Упоминание о ней впервые встречается у Геродота в формах Пбрата, Пюретос. Название иранского происхождения со значениями «широкий», «брод»; сохранилось осетинское слово форд (фурд) — «большая река, море» от этого же корня. На древних римских картах Прут обозначался также как Alanus fluvius — «Аланская река» от наименования иранского племени аланы.

РЕЙН — река в Западной Европе, протекает главным образом в ФРГ, впадает в Северное море. У античных авторов называлась Ренус, Ренос, по-немецки Rhein. Из индоевропейского *reinos — «река», «поток»; возможно, название пришло из кельтских языков: в галльском языке renos, rhenus или rino означают «текущая вода, река», также «озеро, море» и т. п.

СААР — река во Франции и ФРГ, правый приток Мозеля. Старое название Саравус, из индоевропейского *ser- «течь».

САВА — река в Югославии, правый приток Дуная. Имя встречается в формах Саос, Савое в греческих источниках (Птолемей, Страбон) и в форме Савус в римских (Плиний). Название происходит из иллирийского Savos, от индоевропейского *seu-/*sou-«течь, сочиться, сок, влажность».

СЕРЁТ — река в европейской части СССР и в Румынии (Сирет), левый приток Днестра. Имела много других названий в древности. Современное название упоминается впервые у Аммиана Марцеллина в форме Сарат, в византийских источниках X в. — Серетос от индоевропейского *ser-, см. также СААР. Могло быть оставлено иранским населением, имеет также многочисленные соответствия во фракийской и иллирийской гидронимии.

СОНА — река в Восточной Франции, правый приток Роны. Французское название Saone отражает более древнее галльское Sauconna — «тихая, спокойная», известное с IV в. Древнеримское название этой реки Арар — из кельтских языков от индоевропейского *аr- «течь, текучая вода»; название родственно одному из древних имен Серета — Арарос.

СТРУМА (СТРИМОН) — река в Болгарии и Греции, впадает в Эгейское море. В древнегреческих источниках в форме Стримон (у Гесиода, VII в. до н. э.). Из индоевропейского *srum-. Этот корень (со вставным t) присутствует в русском слове струя, в немецком Strom — «течение».

ТЁМЗА — река в Великобритании, впадает в Северное море. Современное английское наименование Thames, в римских источниках Tamesis (у Цезаря), Tamesa (у Тацита). Возможно, из индоевропейского *ta- «течь» или из кельтского слова со значением «темный» (т. е. Темза — «темная вода»).

ТИБР — река в Италии, впадает в Тирренское море. По-итальянски Tevere из латинского Tiberis. Возможно, название связано с кельтским dubr-«вода».

ТИМОК — река на Балканском полуострове, правый приток Дуная. В римских источниках Timachus (у Плиния), фракийское название из индоевропейского *tьm-akuа — «темная (черная) вода». Первая часть этого слова содержит тот же корень, что и русское тьма, темный, вторая — что и латинское aqua — «вода». Любопытно отметить, что с этим балканским гидронимом совершенно сходно название реки Тьмаки, притока Волги, протекающей в городе Калинине. Возможно, оба названия — Тимок и Тьмака — одного происхождения.

ТИСА (ТИССА) — река в СССР, Венгрии и Югославии, левый приток Дуная. В римских источниках Патиссус (у Плиния), Тисас и др. у более поздних авторов. Имя Патиссус, видимо, обозначало область (приставка Па- та же, что и в русском Поволжье, Поднепровье), а Тисас — название реки, возможно, фракийского или славянского происхождения (в славянском тис — название дерева).

ЭЛЬБА (ЛАБА) — река в Чехословакии, ГДР и ФРГ, впадает в Северное море. Лаба — измененная славянская форма от немецкого Elbe. Название производят от индоевропейского *alb- «идти, течь» или от *albho- «белый» (тот же корень, что и в латинском albus — «белый»).

Из приведенного сравнительно небольшого списка названий крупных рек Европы (на самом деле число этих имен может быть значительно умножено, если вспомнить о других больших и второстепенных притоках) можно сделать несколько выводов.

Во-первых, налицо однородность смысла всех этих древних названий, которые обозначают в основном «воду», «реку», «болото» и их признаки, а также действия — «течь», «нестись потоком» и т. п.

Во-вторых, совершенно очевидно, что названия, образованные от одного корня, в разных языках настолько разошлись в своем звучании, что их современные формы нельзя непосредственно сравнивать между собой. Что общего, например, у современных названий Саар и Серет, Маас и Мозель? Лишь при сопоставлении древних форм имен выявляются общие основы, позволяющие возводить названия к определенным индоевропейским корням. В исследовании гидронимии, таким образом, действует та же методика реконструкции, которая применяется во всем сравнительно-историческом языкознании.

И последнее. Читатель, вероятно, заметил, что в нашем списке фигурируют преимущественно названия рек Средней и Юго-Восточной Европы. В нем очень мало или совсем нет имен крупных рек Франции, Италии, Испании. Индоевропейская гидронимия в этих странах, бесспорно, имеется. Но названия самых больших рек — Сены, Луары, Гаронны, По, Дуэро, Тахо, Эбро — вызывают разногласия среди ученых. Многие высказываются за до-индоевропейское, субстратное происхождение этих имен, что согласуется с археологическими данными: западные и южные окраины Европы были заняты народами, говорившими на неиндоевропейских языках. Остатками этого древнего населения являются современные баски; остальные народы были ассимилированы индоевропейцами, и память о них осталась лишь в географических названиях и частично в исторических источниках.

Нет в списке и имени самой большой реки европейской части СССР — Волги. Современное ее название либо славянское (от влага, волглый — «сырой, влажный»), либо финно-угорское (означает «белая, светлая» и связано с именем Вологды). А вот древнее название этой реки — Ра — вполне могло бы попасть в наш список, оно происходит из иранских языков и этимологически связано с индоевропейским наименованием росы. Мордовские названия Волги — Рав, Раво, Рава — также заимствованы из иранских языков.

Подобно Западной Европе, этническая карта России с древних времен представляла собой конгломерат племен и народов, оставивших более или менее значительные следы в гидронимии.

Мы рассмотрим здесь лишь один вопрос: исторические контакты древних балтов и славян на территории СССР по данным гидронимии.

Балты и славяне на Русской равнине по данным гидронимии

Балтийские и славянские народы говорят на языках, относящихся к индоевропейской языковой семье. В древности балты и славяне, по-видимому, сформировались в северо-восточной зоне индоевропейской общности. Их происхождение, пути миграции, взаимные отношения и формирование балтийских и славянских языков являются предметом многолетних серьезных научных дискуссий, в которых принимают участие лингвисты, археологи, этнографы, антропологи. Один из главных вопросов в этих дискуссиях — существование особо тесных связей между балтийскими и славянскими языками, что породило проблему балто-славянского языкового единства.

Балтийские племена складывались на основе родственной группы скотоводческо-земледельческих племен шнуровой керамики и боевых топоров, расселявшихся с запада на восток из Центральной Европы в конце III — начале II тыс. до н. э. Балтийские племена сложились в Прибалтике (их потомки — современные литовцы и латыши); кроме того, их индоевропейские предки в результате миграций проникли на территорию Верхнего Поднепровья (среднеднепровская культура) и в Волго-Окское междуречье и междуречье Волги и Клязьмы (фатьяновская культура). Другими племенами шнуровой керамики были носители балановской культуры на Средней Волге. К середине I тыс. до н. э. в Поднепровье и Пбочье сложились культуры, которые, как считают археологи, определенно принадлежали балтам.

Формирование славян, как считают многие историки и лингвисты, происходило в Центральной и Восточной Европе. Известный советский археолог доктор исторических наук В. В. Седов [1979] полагает, что славяне в древности были западными или юго-западными соседями балтов и жили где-то в бассейне Вислы. Начало формирования славян происходило в V–II вв. до н. э. в междуречье Вислы и Одера в результате взаимодействия лужицкой и поморской культур, причем лужицкая культура была общей для части древнеевропейского населения, а поморская, возможно, принадлежала балтам. В конце II в. до н. э. на западе славянского ареала складывается пшеворская культура, а рядом с ней, в Припятском Полесье и в прилегающих к нему среднеднепровских областях, — зарубинецкая культура. Последняя просуществовала до II в. н. э.; ее связывали со славянами, но В. В. Седов считает, что целиком отождествлять племена зарубинец-кой культуры со славянами было бы преждевременно, так как их культура имеет связи и с балтами. Он предполагает, что язык этих племен был одинаково близок к балтийским и славянским диалектам. Зарубинецкие племена продвинулись затем на северо-восток, в области Верхнего Поднепровья и на Оку, где уже жили местные балты в окружении финно-угорского населения.

Дальнейшая судьба славян в Восточной Европе прослеживается вполне отчетливо. В V–VII вв. н. э. началось широкое расселение славян в Европе; в эту эпоху славянские языки уже достаточно различались между собой. Складываются славянские группировки, упоминаемые древними авторами, — славены и анты (общее наименование славян также было венеды)-, с VIII в. формируются средневековые племенные объединения славян.

Сложная этническая история тех территорий, на которых сформировалась древнерусская народность, не могла не отразиться на этнографических особенностях древнерусских племен, их языке, географических названиях их земель. В гидронимии восточнославянских территорий сохранились следы древних индоевропейских и балтийских названий, имеющих соответствия в гидронимии Литвы и Латвии. Это субстратные названия, усвоенные славянами.

Большая заслуга в открытии огромного пласта верхнеднепровской гидронимии балтийского происхождения принадлежит видным советским ученым В. Н. Топорову и О. Н. Трубачеву [1962]. Их монография «Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья» явилась блестящим образцом лингвистического анализа географических названий и послужила мощным стимулом для дальнейших исследований гидронимии Поднепровья и других соседних территорий.

К балтийским названиям в бассейне Днепра относятся такие гидронимы, как Абеста, Ажовка, Бебря, Бержица, Верепета, Вопь, Дегна, Лучеса, Мерея, Наровля и др/ Например, название Бержица содержит основу берж-, означающую в балтийских языках березу (по-литовски berzas), В гидрониме Верепета отразилось слово со значением «водоворот» — литовское verpetas. А правый приток Днепра Вопь обязан своим наименованием балтийскому географическому термину «река»: в литовском и латышском — пре, а в вымершем древнепрусском языке было аре.

Это же балтийское слово звучит и в названии притока Оки — реки Упы. Название же Вопь с начальным (протетическим) «в» отражает звуковые процессы, происходившие в языке восточных славян в древнерусский период; ср. русское восемь из осмъ.

О. Н. Трубачев [1968], продолживший исследование гидронимии более южных областей Поднепровья, нашел ряд балтийских гидронимов на Правобережной Украине. Так, название реки Вересна соответствует литовскому гидрониму Versne, который объясняется из слова versme — «исток». Есть и другие балтийские гидронимы в этом районе, но в целом их гораздо меньше, чем в Верхнем Поднепровье, и они явно расположены на периферии древней территории балтов. Кстати, в этом районе обнаруживаются многочисленные связи местной гидронимии с гидронимией фракийцев и иллирийцев.

Балтийские названия, как и следует ожидать, густой сетью покрывают бассейн Оки. Многие из этих названий были изучены В. Н. Топоровым и картографированы В. В. Седовым в сопоставлении с ареалами археологических культур. Верхнеокские земли осваивались славянами довольно поздно. Начиная с XI в. здесь происходила постепенная славянизация балтов. Два колонизационных потока славян — кривичи с северо-запада и вятичи с юго-запада — встретились в Подмосковье, причем оба племени уже контактировали с балтийским населением на других территориях. В. Н. Топоров [1982] выявил около 400 гидронимов балтийского типа в самом Подмосковье, а также в прилегающих районах Калужской, Смоленской и Калининской областей; среди них такие имена как Болва, Вазуза, Кубрь, Лама, Лота, Лусенка, Можайка, Нара, Отра, Руза, Сетунь, Скобра, Таруса, Угра, Ужепа и др.

Некоторые из изученных В. Н. Топоровым названий можно было бы объяснить иначе — на славянской почве, но тем не менее число бесспорных балтизмов в Подмосковье на самом деле весьма значительно. Они оставлены западнобалтийским племенем голядь, упоминание о котором (в районе реки Протвы) впервые встречается в Ипатьевской летописи под 1058 г., т. е. раньше первого упоминания о городе Москве (1147 г.). Балтийское население в Подмосковье как самостоятельный этнос, но уже в стадии двуязычия, держалось до середины, может быть и до конца, XIII в.

Имя реки Москвы, от которого произошло наименование столицы нашей страны, естественно, явилось предметом изучения для дореволюционных и советских историков и филологов. О его происхождении высказывались самые противоречивые гипотезы [Никонов, 1966]. Слово Москва объясняли из финно-угорских (пермских, мерянского) и иранских языков, но эти толкования в настоящее время отвергнуты. Из многочисленных славянских этимологий признаны наиболее серьезными те, которые были выдвинуты крупными славистами: С. П. Обнорским, Г. А. Ильинским, П. Я. Черных, Т. Лер-Сплавиньским и др. [Смолицкая, Горбаневский, 1982]. Значение гидронима Москва устанавливается как «топкая, болотистая, мокрая» — от слова москы, связанного с понятием «влага». Соответствие гидрониму Москва есть в других славянских землях: река Московица (Московка) — приток Березины; ручей Московець на Украине, реки Mozgawa или Moskawa в Польше и в ГДР.

Близки к славянскому слову по форме и по значению некоторые родственные слова из балтийских языков. Балтийскую гипотезу происхождения имени Москва разработал В. Н. Топоров: оно возводится к древним формам *Mask-(u)va, *Mask-ava или *Mazg-(u)va, *Mazg-ava от корней со значениями либо «топь, грязь», либо «извилистая (река)» [Топоров, 1982]. Название Москва В. Н. Топоров анализирует с точки зрения словообразования, ставя это имя в один ряд с другими водными именами на — ва, типа Нигва, Смедва, Локнава, связанными с балтийским гидронимическим ареалом.

По всей видимости, славянская и балтийская гипотезы, о которых рассказано выше, не противоречат друг другу, и следует думать, что название реки Москвы может быть как балтийским, так и славянским, но принадлежность его к балтийским более вероятна, так как славянское население Подмосковья, взаимодействуя с балтийским и финно-угорским населением, усваивало большое количество названий, происходивших из местных языков. Само же нарицательное слово, лежащее в основе гидронима Москва, относилось к лексике, возникшей в период раннего интенсивного балто-славянского языкового взаимодействия.

В городе Москве сохранились и некоторые другие балтийские названия, например известный приток реки Москвы Яуза (по летописи под 1156 г. — Ауза). Ранее объяснения этого имени искали в славянских, финно-угорских и тюркских языках. Русский историк И. Е. Забелин объяснял имя Яуза как «узкая», сопоставляя это название с топонимами Вязьма, Вязема, Вазуза, Вязь, Уза, т. е. «вязь или связь, союз одной местности с другой, хотя по очень узкому потоку» [Забелин, 1905]. Были попытки объяснить слово Яуза из финно-угорских языков со значениями «сосновая река» или «приток реки», из тюркских языков — от слова яуз — «злой»; эту этимологию с полным основанием критикует Э. М. Мурзаев [1974].

Что касается тюркских языков, то гораздо более подходящим было бы связать название Яуза (старая форма Ауза) с тюркским географическим термином ауз, аеуз — «рот, устье, ущелье, горный проход» [Мурзаев, 1984]. Но подобную этимологию опровергают исторические данные. Ранние тюркские названия в Москве имеются, например Балчуг — улица, находящаясяв непосредственной близости от Яузы: от татарского слова балчуг, балчык — «влажная земля, глина, жидкая грязь, болото» [Мурзаев, 1984]. Известно, что свое название улица (первоначально урочище) Балчуг получила от татар, приезжавших из Золотой Орды. Но тюркские названия в Москве вряд ли могли появиться раньше XIII в. Река же Яуза упоминается в источниках уже в середине XII в., причем название это, видимо, было хорошо известно и прежде. В устье Яузы археологи открыли одно из древнейших поселений Москвы, предшествовавшее Кремлю Юрия Долгорукого [Векслер, 1968]. Кроме того (и это достаточно убедительный аргумент), есть и другие реки с таким названием: вторая Яуза протекает в Клинском районе Московской области и в Калининской области (правый приток реки Ламы). От истоков же второй Яузы течет и третья Яуза, которая впадает слева в реку Сестру. Есть и Яуза, правый приток Гжати, в Смоленской области. Названия этим рекам золотоордынцы дать никак не могли. Все реки с названием Яуза протекают в области древнего расселения балтийских и финно-угорских племен.

В. Н. Топоров сопоставил гидроним Яуза с некоторыми латышскими топонимами типа Auzes, Auzupurvs, Auzuplava, Auzini и др. — от слова auzajs — «стебель овса, ость, солома». На первый взгляд значение не очень подходящее реке, но вспомним, что стебель растения может виться, гнуться. «Извилистая река» — вполне приемлемое объяснение. Кстати, в Яузу справа впадает река Стебелька (всего в бассейне Москвы — пять рек с таким именем) — вот и дополнительный аргумент в пользу правильности этимологии. Одно название сохранилось в балтийской форме и непонятно русскому населению, другое, рядом — в переводе. По всей вероятности, балты и славяне в Подмосковье жили в тесном контакте в условиях длительного двуязычия: только в этом случае могли сохраниться такие гидронимические дублеты.

Балтийские названия удалось обнаружить и в северо-западных областях РСФСР, граничивших с историческими тверскими землями. Прежде считалось, что существуют лишь отдельные изолированные названия рек и озер в Псковской области, объясняемые из балтийских языков. После систематического обследования гидронимии древних новгородских и псковских земель автор настоящей книги установила, что на этих территориях присутствует не только финно-угорская субстратная гидронимия, но и балтийская, и притом в значительном количестве. Можно спорить лишь о путях проникновения балтийских гидронимов в эти земли.

Археологические данные (по В. В. Седову) не показывают культур, целиком принадлежащих балтам, в Озерном крае, хотя отмечаются отдельные балтийские элементы в материальной культуре древнерусских племен — кривичей и новгородских словен, которые впервые появились на Северо-Западе в V–VI вв. Пути проникновения кривичей и словен в этот район также по-разному оценивались археологами: либо племена эти пришли в Озерный край с запада, из областей верхнего течения Немана, бассейнов Буга и Вислы, либо шли на север из Верхнего Поднепровья. Не исключено, что кривичи, с одной стороны, и словене, — с другой, заселяли свои новые территории разными путями.

В любом случае гидронимы псковских и новгородских земель, объясняемые из балтийских языков, чрезвычайно близки к другим балтийским гидронимам, сохранившимся в качестве субстрата на восточнославянских территориях, и имеют широкие соответствия в Латвии и Литве, а также в древнепрусских землях. Конечно, мы имеем в виду древние названия: ведь есть еще и топонимы, оставленные в Псковской и Новгородской областях поздними переселенцами XIX в. — крестьянами из Литвы и Латвии. Впрочем, эти новые названия, как правило, принадлежат населенным пунктам, а не рекам и озерам.

Приведем некоторые примеры из гидронимии северо-западных областей РСФСР.

Озерный край… Так называют Валдайскую возвышенность и Приильменье, которые отличаются густой гидрографической сетью и обилием ледниковых озер. Если мы взглянем на карту Калининской области, то, например, в районе озера Селигер, городов Торопец, Осташков и Вышний Волочек обнаружим много балтийских гидронимов. Название озера Допшо объясняется из литовского слова — dubus — «глубокий». Озеро Журедайно имеет составное название: первая часть — та же, что и в латышских словах zura, zure — «грязная вода», zuret — «течь», вторую часть можно обнаружить в имени озера Дайнис в Литве. Название озера Озарон напоминает русское слово озеро. Ведь нередко река называется просто Река, Речка, а озеро — Озеро, Озерное, Озеры и т. п. Действительно, и здесь, в Торопецком районе, озеро именуется просто «Озеро», но это название не русское, а балтийское. Соответствие ему находим в древнепрусских[30] областях: болото Azara, прусское слово assaran — «озеро».

Интересное название озера обнаруживаем в Осташковском районе — Стерж. В письменных источниках встречается вариант этого имени — Стреж, но он более поздний, результат переделки названия в устном произношении. Форма же Стерж — ранняя, что подтверждается и названиями волости Стерж и деревни Стержа, зафиксированными в новгородских писцовых книгах. По этой причине мы не можем считать название русским и сравнить его с географическим термином стреж, стрежень — «место наибольшей скорости течения реки». Правда, есть в русском языке еще и слово стержень, этимологически родственное словам стреж, стрежень. В словенском языке стржен имеет следующие значения: «сердцевина дерева», «стержень гнойника», «стрежень течения».

Так, может быть, название озера Стерж следует сопоставить с этим русским словом? Нет, не получится: мешает наличие другого названия неподалеку — Стергут. Река Стергут связывает между собой озера Стергут (Стергуто) и Стерж, образуя единую водную систему. Название же Стергут по форме можно сопоставить с именем прусского озера Sterge (Strege) [Gerullis, 1922], хотя значение его неизвестно; слово Стергут содержит еще и балтийский суффикс — ut-.

Район Южного Приильменья также изобилует названиями, имеющими соответствия в балтийских землях: реки Ловать, Явонь, Верготь, Пола, Русса, озеро Цевло и др.

Что касается имени большой реки Ловать (или Ловоть), впадающей в озеро Ильмень с юга, то по поводу этого названия существуют противоречивые мнения. Финский ученый Й. Миккола реконструировал исходную форму *Lavatjoki с предположительно финской основой. М. Фасмер связывал это название с прибалтийско-финскими топонимами Alvatti, Alvattiniemi из финскою alve — «выводок, рыбья молодь» [Фасмер, 1967, т. 2]. Советский топонимист А. И. Попов [1981], предполагая возможность различных этимологий гидронима Ловать — финно-угорской, славянской и балтийской, не отдал предпочтения ни одной из них, так как есть свидетельства в пользу каждой гипотезы; балтийская гипотеза принимается им с меньшей степенью вероятности.

На наш взгляд, именно балтийская гипотеза имеет серьезные шансы на достоверность. Соответствия названию Ловать есть в калужских землях — реки Ловать и Ловатец, а также в Литве: в XVI в. на землях древнего балтийского племени жмудь (современные жемайты) была зарегистрирована река Ловайтис. Из этой формы в славянской передаче закономерно могла произойти форма Ловоть. Правда, значение гидронима остается пока неизвестным. Не следует забывать и о том, что как в бассейне Оки, так и на части территории Литвы сохранились следы финно-угорского субстрата. Так что финно-угорское происхождение названия Ловать в любом случае нельзя полностью исключить, даже если оно стало известно славянам через балтов: последние могли усвоить его, в свою очередь, от финно-угров. Ведь рассматриваемые нами территории отличались сложным этническим составом.

Другие названия рек Южного Приильменья можно связать с гидронимией балтийского типа. Гидроним Верготь (эта река, часть течения реки Полы, протекает в непосредственной близости от Ловати), хотя и неясен по происхождению, возможно, содержит тот же элемент — оть в конце слова, что и Ловоть. На русской почве — оть в заимствованных названиях может отражать как корневое балтийское t (ср. Сороть — закономерная передача с русским полногласием балтийского гидронима Sarte), так и некоторые балтийские суффиксы: — aitis, — utis. Река Цевля, впадающая в озеро Полисто, и озеро Цевло, по мнению русского филолога А. Л. Погодина, обязаны своими наименованиями литовскому языку: из слова kiaule— «свинья» (ср. в Литве озеро Kiaulezeris). Название реки Явонь (правый приток Полы) имеет точное соответствие в Литве: река Jevonis из более ранней формы levonis. Специалист по литовской ономастике А. П. Ванагас производит Jevonis от слова ieva (jieva) — «черемуха» IVanagas, 1981]. Кстати, слово черемуха часто встречается и в славянской гидронимии; в Новгородской и Псковской областях есть такие русские названия — Черемха, Черемша и др.

К северу от озера Ильмень число балтийских названий резко сокращается: там начинается область с преобладанием прибалтийско-финских гидронимов — ижорских, водских, финских, карельских. Но отдельные балтийские гидронимы доходят до Финского залива и до бассейнов рек Оредежа и Невы. Предположительно отнесем к ним названия рек Тосны и даже Нарвы, озера Бебро и др.

На Северо-Западе РСФСР, в псковских и новгородских землях, таким образом, некогда жило древнее население — финно-угорские и балтийские племена. Вместе с тем данные археологии и гидронимии неопровержимо свидетельствуют о том, что эти земли — район ранней славизации. Восточнославянские племена — кривичи и ильменские словене — постепенно осваивали бассейны Великой, Луги, Шелони, Ловати, верхнего течения Западной Двины начиная уже с V в. н. э. Кроме достоверно славянских археологических памятников (курганы словен и кривичей), об этом свидетельствуют ранние славянские названия таких крупных рек, как Великая, Желча, Кунья, Мшага, Плюса, Пскова, Редья, Робья, Снежа и др. Например, имена реки Редьи, левого притока Ловати (Старорусский район), и озера Рдейского, связанного с этой рекой, по-ьидимому, восходят к форме Ръдея из Рудея (Рудья) от корня руд-, представленного во многих словах русского языка: рдеть — «краснеть», руда, ржа и др. В польских говорах сохранились параллельные формы reda и ruda в значении «болото, мелкий сырой торф».

Ранние славянские названия представлены и многими именами с формантами — гощ- и — л-, например река Видо-гоща, озера Иногоща, Городолюбля, Радомле. Такие имена часта бывают вторичными, образованными от названий населенных мест. Последние, в свою очередь, происходят от древних славянских двуосновных имен на — гост, — мир и т. п. Так, в основе названия Радомле лежит имя Радомъ, краткая форма от Радомиръ, РадомЪръ с притяжательным суффиксом — jb. Смысл такого названия — «поселение, принадлежащее Радомиру или основанное Радомиром».

Интересную гипотезу о славянском происхождении названия большой русской реки Шелони выдвинул А. И. Попов [1981]. В летописях с начала XIII в. это имя употребляется в формах Шолона, Шолонь. А. И. Попол указывает на то, что псковские говоры характеризуются особого рода шепелявостью — неразличением «с» и «и». Явление это называется мазуреньем, так как оно резко выражено в польских говорах области Мазовше. В силу этого А. И. Попов предполагает, что имя Шолона равнозначно имени Солона, т. е. «Соленая», и в подтверждение этой этимологии приводит географические сведения об обилии соленых источников и озер по берегам реки Шелони.

Отдавая должное аргументации А. И. Попова, в особенности сопоставлению языковых и географических данных, что всегда желательно в топонимических исследованиях, заметим все же, что можно иначе интерпретировать название реки Шелонь. Во-первых, отсутствие формы Шелонь в письменных текстах XIII в. еще не означает того, что название не имело этого варианта в устной речи псковичей или новгородцев. Даже понятные населению названия варьируют в речи, тем более это касается непонятных иноязычных имен. Если существовали оба варианта, то неизвестно, какой из них был первичным или более правильным по отношению к первоначальной форме гидронима. Может быть, это была и форма Шелонь, а форма Шолонь возникла из Шелонь в результате фонетических процессов по говорам. Трудно, конечно, проецировать современные диалектные данные в прошлое, тем более ранее XI в., когда исследователь уже не располагает письменными источниками, позволяющими изучать историческую диалектологию. Но все-таки заметим, что в части современных псковских говоров (к северо-востоку и востоку от Пскова, в том числе и в Порховском районе, в бассейне Шелони) отмечается произношение о вместо е в предударном слоге после мягких согласных перед твердыми согласными: чердак (ё— здесь обозначение звука о), пёсок, зёрно, пчола [Жуковская, 1968]. Кстати, это так называемое ёканье было известно в северном наречии с XIII в., и переход формы Шелонь в Шолонь фонетически вполне закономерен.

Еще одно соображение. Если говорить о шепелявом произношении свистящих согласных (с, з) и неразличении их с шипящими (ш, ж), то это, действительно, черта, характерная для древних псковских говоров, хотя с польским мазуреньем ее, возможно, не стоит отождествлять. Специалист по истории псковских говоров С. М. Глускина [1962] отмечает, что это явление было характерно только для речи предков псковичей, а новгородцы его не знали. Если учесть, что бассейн Шелони в древности целиком входил в новгородские земли и по берегам Шелони обнаружены лишь сопки — погребальные памятники новгородских словен, а длинные курганы кривичей вообще не отмечаются, то можно ли предположить, что новгородцы могли назвать «Соленую» реку Шолоной? Видимо, нет, это было возможно лишь в языке кривичей. По современным диалектологическим данным, замена «с» на «ш» отмечена главным образом на западе Псковской области, в основном в Печорском районе. Кстати, неразличение «с» и «ш» в речи кривичей С. М. Глускина объясняет влиянием прибалтийско-финского субстрата, которое осуществлялось, возможно, через посредство балтов. При этом мена согласных «с» и «ш» происходила в обоих направлениях, т. е. если могли произносить Шолона вместо Солона, то и обратный переход был возможен; первоначальную же форму имени на этом основании установить невозможно. Точно так же трудно датировать начало процесса неразличения «с» и «ш».

И наконец, даже если форма Шолона более верно отражает древнее название, чем Шелонь, можно сопоставить ее с другими названиями русского Севера. Академик А. И. Соболевский, литовский языковед К. Буга и финский ученый Я. Калима сравнивали название Шелони с гидронимами Шола (бассейн Шексны), Шолоность (приток Ковжи), причем Я. Калима производил эти названия от финского слова salo, карельского salo — «лесной остров».

Таким образом, мы приходим к заключению, что название реки Шелони еще нельзя считать окончательно выясненным. Помимо славянской этимологии можно допустить и финно-угорскую. Не исключено также и балтийское происхождение названия (или же передача финского гидронима через посредство балтийских языков), а также более древнее индоевропейское происхождение, но эта тема уже требует дальнейших углубленных исследований.

Заканчивая рассказ о балтах и славянах в Озерном крае, уместно еще раз напомнить читателю о гидронимах Пола, Полометь, которые мы рассматривали в первом разделе. Что имелось в виду, когда названия рек Пола, Полометь мы относили к древним названиям, объясняемым из индоевропейских лексических основ? Какому языку принадлежали эти названия, какой народ оставил их?

По всей вероятности, эти названия относятся к слою той гидронимии, которая условно называется древнеиндоевропейской, причем на территории Озерного края она может быть наследием языка тех носителей индоевропейской речи, которые впоследствии оформились как балтийский этнос, т. е. предков балтов. Таким образом, индоевропейский гидроним может совпадать по форме с балтийским (известно, что балтийские языки сохранили много архаизмов, унаследованных от индоевропейской эпохи), но отражать хронологически более ранний этап. Не всегда возможно на практике расчленить гидронимы индоевропейские и балтийские, поэтому исследователи часто осторожно называют их гидронимами балтийского типа.

Итак, с учетом всего, о чем рассказывалось в этом разделе, можно определить максимальный ареал балтийских названий восточнославянских земель (рис. 2).

Рис. 2. Гидронимия балтийского типа на территории СССР

И наконец, следует помнить о том, что балто-славянские контакты — всего лишь фрагмент этнических процессов в истории европейской части СССР. Кроме славян и балтов, многие народы — финно-угры, тюрки, иранцы и др. — оставили свой след в гидронимии, и это позволяет проследить их историю.