Происхождение тебя. Как детство определяет всю дальнейшую жизнь

20. Пройдем весь путь – тогда уснем

Читатели, знакомые с американским поэтом XX века Робертом Фростом, поймут, что название последней главы представляет собой видоизмененную строку одного из его самых известных стихотворений – «Снежный вечер в лесу». В нем лирический герой описывает, как остановился посреди долгой дороги, чтобы полюбоваться красотой зимнего пейзажа, прежде чем продолжить путь. На наш взгляд, это прекрасно отражает то, что мы попытались сделать в своей книге. Мы остановились на полпути в своем многолетнем приключении по исследованию человеческого развития, надеемся, от утробы до могилы, чтобы подвести итоги своей работы и поделиться с читателями самыми любопытными открытиями, попутно пояснив, как именно мы к ним пришли.

На протяжении всей книги мы называли свои исследования «приключениями», поскольку именно таковыми они нам и казались – что, как мы надеемся, почувствовали и читатели. Как упоминалось в предисловии, мы вообще изначально думали, что назовем книгу «Приключения исследователей: вопросы человеческого развития». Несмотря на то что мы зачастую знаем, куда идем и что, скорее всего, найдем – вспомните, как мы сравнивали себя с охотниками за сокровищами, шеф-поварами и садоводами, – бывает и так, что мы больше спрашиваем, чем предполагаем, а потому больше походим на искателей приключений. Насколько бы определенными ни были наши ожидания, исследования неоднократно нас удивляли – и тем, что мы в итоге находили, и тем, чего не находили. Например, в начале путешествия никто из нас даже не догадывался, что мы обнаружим связь между влиянием семьи и половым созреванием женщины (7-я глава), сердечно-сосудистыми заболеваниями в зрелости (17-я глава) или генетической предрасположенностью к успеху (13-я глава) – и так далее. Равно как никогда бы мы не догадались, что курение травки способствует работе легких (11-я глава), а поливиктимизация никак не влияет на эпигенетическое метилирование (16-я глава).

Учитывая то, насколько широкий круг вопросов мы охватили в этой книге, стоит отметить: поначалу мы и не думали, что когда-то прибегнем к междисциплинарному подходу. В течение своей исследовательской деятельности мы просто обнаружили, что должны выйти за пределы тех направлений, которыми привыкли заниматься – а именно психологии развития и клинической психологии. Исследовательский путь привел нас в том числе и к тому, что мы больше не можем сказать наверняка, в чем заключается наша профессия, кто бы нас об этом ни спросил – сосед в самолете, друзья друзей, с которыми мы видимся на посиделках, или родственники на семейном празднике. Такие слова, как «психолог», «исследователь в области медицины» и даже «ученый в области человеческого развития», похоже, не отражают нашей сути до конца, и слишком часто, когда мы говорим, что изучаем «человеческое развитие», люди спрашивают: «А это что?» Приходится долго объяснять. В итоге мы привыкли говорить, что изучаем, «как люди становятся тем, кем становятся».

Основополагающий подход к науке, который объединяет между собой фундаментальные и эмпирические исследования, занимает в наших научных изысканиях главное место. То есть в некоторых случаях предположения, которые мы проверяли, непосредственно вытекали из теории. Вспомните как мы проверяли теорию об антисоциальном поведении, которую предложила Моффитт и согласно которой существует два вида «нарушителей порядка» (5-я глава), или как Белски взглянул на человеческое развитие с точки зрения дарвинизма, благодаря чему мы додумались изучить, как неблагоприятные обстоятельства взросления ускоряют половое созревание (6-я глава). Однако были и приключения, которые начались не благодаря теории, а благодаря вопросам, которые нас волновали. Так и появился наш труд о том, как темперамент, который проявляется в раннем возрасте, связан с дальнейшим развитием (2-я глава) и как на развитии ребенка сказывается то, кто приглядывает за ним в отсутствие родителей (8-я глава). Хотя мы рассматривали эти вопросы, основываясь на общих представлениях о человеческом развитии, например когда мы изучали темперамент, то проверяли, является ли развитие человека непрерывным, – предпринятые исследования не основывались на какой-то определенной теории. Повторим вышесказанное: когда у нас была «карта», позволяющая выдвигать определенные предположения, мы действовали как охотники за сокровищами и искали что-то конкретное, или как повара́ – и готовили что-то определенное. Однако если карты не было, мы походили на искателей приключений, которые готовы ко всему, однако понятия не имеют, чего ждать.

Разграничивая исследования, основанные и не основанные на некой теории, мы не можем не вспомнить, что прежде вторые по умолчанию проигрывали первым. В ходе своей научной деятельности мы стали свидетелями чудесных перемен: эмпиризм, который раньше пренебрежительно называли «подходом Пыльного котла» (отсылка к Среднему Западу США, где, как считалось, особенно ценились эмпирические исследования) внезапно приобрел в весе. Однако с появлением возможности обрабатывать большие данные – из-за чего ученые теперь могут, к примеру, выяснить, какой из миллионов генетических вариантов связан с определенным фенотипическим признаком (например, курением) – многие признали, что теория уже не справляется со всеми доступными эмпирическими сведениями. Итак, ученые перестали говорить: «Предположим, что это происходит вот так, и проверим предположение», – и всё чаще заявляют: «Пусть все считает компьютер». На самом деле мы и сами использовали второй подход – когда изучали детский темперамент (2-я глава). Напомним, что тогда мы просто попросили компьютер обработать, используя сложную мультипеременную, многочисленные данные о поведении детей, чтобы затем поделить их на группы. Мы не стали предполагать, какие группы детей наверняка обнаружим, хотя в работах предшественников и могли найтись подходящие нам подсказки.

Кроме того, главное место в нашем подходе к исследованиям занимает желание оставаться беспристрастными. То есть мы не ставили перед собой задачу что-то найти (например, то, что курение травки отрицательно или положительно влияет на психологическое и поведенческое развитие, а также физическое здоровье; подробнее об этом – в 11-й главе), даже когда у нас были для этого веские основания. Вместо этого мы стремились разобраться, как развивается человек. Поэтому, даже когда мы предполагали или просто надеялись, что придем к определенным итогам, мы держали себя в руках, чтобы ни в коем случае ничего не исказить. Наверное, мы не можем на сто процентов быть уверены, что были непредвзяты всегда и везде, однако делали все возможное, чтобы исключить влияние наших личных предпочтений. Возможно, как нельзя лучше это доказывают наши постоянные попытки оспорить собственные выводы, даже если они соответствуют нашим ожиданиям. В итоге мы проявляем себя как заядлые эмпирики. Как бы ни легла эмпирическая карта, мы готовы это принять.

Как и путешественнику в стихотворении Фроста, нам предстоит еще долгий путь, прежде чем мы уснем. Хотя исследование NICHD прекратилось, когда участникам исполнилось пятнадцать лет (поскольку мы решили вопрос, ради которого оно и запускалось), данидинское исследование и исследование E-Risk продолжаются по сей день. Повторим то, что рассказывали в первой главе: в 2018–2019 годы, в возрасте сорока пяти лет, участники данидинского исследования вновь приходили к нам для сбора данных, в том числе с помощью МРТ. А еще мы пишем эти слова и одновременно готовимся вновь увидеться с участниками исследования E-Risk, которым уже за двадцать. Мы ни в коем случае не считаем, что на этих двух встречах наши исследования закончатся. Мы надеемся продолжать их до тех пор, покуда позволяет финансирование и наши собственные силы. А если сил не останется, мы надеемся передать эстафету последователям, совсем как раньше, много лет назад, ее нам передали авторы данидинского исследования.

Мы полагаем, что эта книга показала, насколько ценны, причем в долгосрочном понимании, лонгитюдные исследования, о которых в ней говорится. Мы неоднократно отмечали, что долгосрочные исследования, которые сложно поддерживать, приносят свои плоды еще долгое время после того, как были собраны исходные данные. Мы не можем перестать удивляться и радоваться (хотя, возможно, и должны) тому, как новые научные направления и технологии (благодаря которым мы, например, выявляли метилированные гены в эпигеноме, о чем мы рассказывали в 16-й главе; или недавно получили изображение мозга сорокапятилетних участников данидинского исследования), подталкивают нас к рассмотрению вопросов, о которых мы даже не задумывались тогда, когда только собирали данные об участниках.

Эти исследования ценны не только тем, что их можно дополнять новыми данными. Важно то, что можно измерять одни и те же показатели много раз – и смотреть, как они меняются с течением времени. Например, в восемнадцатой главе мы использовали данные о показателях, которые измеряли, когда участникам было двадцать шесть, тридцать два и тридцать восемь лет, после чего нам удалось определить, кто из участников стареет быстрее, а кто медленнее. Напомним также, что в одиннадцатой главе мы рассказывали о том, как курение марихуаны влияет на уровень интеллекта – благодаря тому, что его мы измеряли неоднократно, нам удалось определить, у кого он снижается заметнее, пусть и ненамного.

Мы намереваемся и впредь повторно собирать данные по различным показателям, а также добавлять новые, шагая в ногу с прогрессом и/или возрастом участников – и это, надеемся, приведет нас к новым открытиям. По правде говоря, в дальнейшем могут обнаружиться новые вопросы, о которых мы пока даже не задумываемся, но которые сможем изучить благодаря своим данным. Однако вместо того, чтобы размышлять о будущем, давайте возвратимся назад и вспомним, какие ответы мы получили на вопросы, которые поставили перед собой в первой главе книги.

Кто есть Дитя? Отец Мужчины

Первым стоит рассмотреть давнее мнение: то, как дети думают, чувствуют и ведут себя в первые годы жизни, предвещает их дальнейшее развитие – и именно об этом мы и говорили во второй части. Возможно, то, что мы выяснили в процессе ее написания, лучше всего описать так: по различиям между детьми в течение первого десятилетия жизни определенно – и неоднократно – удается предсказать, какой будет их жизнь десятилетия спустя, однако в таких предсказаниях нельзя быть уверенным на сто процентов. Все потому, что развитие не заканчивается к концу первого десятилетия жизни. По меньшей мере некоторые люди продолжают расти и меняться и после этого.

Мы выявили, что раннее детство и дальнейшая жизнь крепко связаны, однако не стоит упускать из виду то, что по темпераменту некоторых трехлетних детей можно предугадать, как они будут вести себя в дальнейшей жизни. Напомним, что, согласно нашим наблюдениям, многие из своенравных и, наоборот, замкнутых малышей с возрастом почти не менялись (см. 2-ю главу). В итоге первых мы назвали «мятежниками», а вторых – «беглецами». С этими выводами соотносится и то, что дети, которые в первые десять лет жизни лучше владели собой, проявляли повышенное самообладание и впоследствии (см. 3-ю главу), причем во многих сферах жизни (например, связанных с работой, семьей или здоровьем). Также мы выявили, что у людей, у которых СДВГ обнаруживали в детстве, совсем не обязательно обнаруживали СДВГ в зрелости (см. 4-ю главу), однако дети и подростки, у которых это расстройство обнаруживалось, в будущем все равно сталкивались с его последствиями.

Как на ребенка влияет жизнь в семье и за ее пределами

В третьей и четвертой частях мы обсуждаем открытия, согласно которым опыт развития и внешние обстоятельства в семье и за ее пределами очевидно влияют на развитие детей. Например, в пятой главе мы рассмотрели преемственность в воспитании и выяснили: то, как воспитание девочки (но не мальчика) влияет на то, как она будет обращаться со своим трехлетним ребенком. В восьмой главе мы отметили: если в отсутствие родителей за ребенком как следует присматривают, это благотворно влияет на его умственное и языковое развитие, однако если (по меньшей мере американский) ребенок с течением недель, месяцев, лет много часов проводит без родителей, в детстве он будет задиристее и непослушнее, а в подростковом возрасте – безрассуднее и несдержаннее. В шестой и седьмой главах отмечалось, что неблагоприятная семейная обстановка (например, если в доме часто происходят ссоры, если детей воспитывают непоследовательно) повышает склонность ребенка к антисоциальному поведению, особенно если у него с самого начала были проблемы с психикой и поведением (6-я глава), и даже ускоряет половое созревание девочек (7-я глава). В одиннадцатой главе мы разъяснили: пусть даже привычка курить травку, которая обычно возникает под влиянием сверстников, почти не сказывается на физическом здоровье, психическое здоровье она по-настоящему губит. В девятой главе обсуждается, как издевательства со стороны сверстников и/или проживание в неблагополучном районе подрывают благополучие ребенка, причем проживание рядом с зажиточными семьями лишь сильнее давит на ребенка из семьи небогатой.

Часть этих и других наблюдений согласуется с тем, к чему можно прийти, руководствуясь здравым смыслом (например, если часто оставлять ребенка на чужом попечении, это пагубно скажется на его развитии), однако порой наши открытия кажутся совершенно неожиданными (например, что плохое поведение подростка – это не нечто преходящее). Мало того, что здравый смысл у каждого свой (например, кто-то считает, что с ребенком должна сидеть только мать, а кто-то не согласен; кому-то кажется, что подросток обязательно перерастет склонность к хулиганству, а кто-то так не думает), так еще мы обнаружили, что нельзя полагаться на него во всем: плохое поведение в подростковом возрасте может затянуться и до зрелости (6-я глава), а то, насколько хорошо за ребенком присматривают в отсутствие родителей, даже не смягчает влияния необходимости расставаться с родителями с младенчества и до начальной школы (8-я глава). Когда мы делимся своими заключениями, то часто слышим: подумаешь; а то до этого нельзя было додуматься и без исследований. Якобы не стоило тратить на это время, деньги и силы. В таком случае мы отвечаем, что порой «здравые» мысли «здравы» отнюдь не для всех – у кого-то может быть и свой здравый смысл, – не говоря уже о том, что на одном здравом смысле науки не построишь. Поэтому мы считаем лонгитюдные исследования очень ценными, особенно если речь идет о таких вопросах, которые мы рассматриваем в этой книге: большинство из них трудно, если вообще возможно, изучить экспериментально; кроме того, именно лонгитюдные исследования помогают приобрести знания, полезные как для детей и их родителей, так и для всего общества в целом.

После того как мы объяснили, почему нельзя полагаться на один только здравый смысл, необходимо сделать еще два замечания о том, как на развитие человека влияют невзгоды и потрясения, которые он переживает в стенах родного дома и за его пределами. Во-первых, насколько бы явными ни были обнаруженные нами связи между обстоятельствами, нельзя со стопроцентной уверенностью заявлять, что те или иные обстоятельства (воспитание, разлука с родителями, травля или бедные соседи) непременно приведут к определенным исходам. Мы лишь подчеркиваем, насколько важно понимать, что развитие непрерывно и, совсем как погода, определяется множеством зачастую взаимосвязанных и влияющих друг на друга обстоятельств и условий. Вот почему соотношение лишь указывает на вероятность, не определяя ни одного исхода окончательно – о чем мы неоднократно напоминаем в этой книге. Совсем как по одной только влажности или атмосферному давлению нельзя сказать наверняка, сколько выпадет осадков в тот или иной день, невозможно, зная только одну сторону развития человека – будь то подход к его воспитанию или то, в каком он рос районе, – точно предсказать его будущее. Это не значит, что пытаться вообще не нужно, однако в своих попытках необходимо учитывать множество условий и обстоятельств, поскольку судить о возможном будущем человека только по какому-то одному показателю в большинстве своем бессмысленно.

Наследственность

Кроме того, влияние на развитие человека внутрисемейных и внешних обстоятельств можно рассмотреть с точки зрения науки, к которой мы также обращались в книге, а именно генетики. Лишь изредка в своих исследованиях мы могли не обращать внимания на наследственность участников. Вот почему, рассуждая в предыдущих абзацах и на протяжении всей книги о том, как на развитие человека влияет пережитый опыт и внешние обстоятельства, мы непременно делали оговорки, связанные с наследственностью. Здесь стоит указать, что некоторые ученые вполне оправданно выступают против исследований о человеческом развитии, которые сосредоточены на влиянии внешней среды и при этом не обращают внимания на наследственность. «Разграничивать врожденное и приобретенное невозможно, даже глупо», – утверждают некоторые вдумчивые критики. В конце концов, будет ли химик, изучая свойства воды (H₂O), пренебрегать Н, чтобы сосредоточиться на O? Пусть даже такое воззрение имеет все основания, неизменно следующее: ученые, которые исследуют поведение и развитие, наоборот, видят разумным изучать влияние врожденного и приобретенного по отдельности, а также – во взаимодействии, совсем как мы делали в четырнадцатой и пятнадцатой главах, посвященным ГС-взаимодействию.

Поэтому мы в ряде глав говорили о том, что, возможно, некие обстоятельства (например, воспитание, разлука с родителями и район проживания) соотносятся с определенными исходами, поскольку и на внешнюю среду, и на исход влияет какая-то генетическая предрасположенность. Допустим, что мальчики, которые от природы сильнее склонны к антисоциальному поведению, невольно навлекают на себя грубость со стороны родителей – тогда получится, что наследственность ребенка влияет на обстоятельства его взросления. Тем не менее мы неоднократно подвергаем собственные выводы сомнению и проверяем много иных – и здравых – возможных объяснений, тем самым в той или иной мере делая поправку на влияние наследственности. При этом позвольте пояснить: мы можем полностью исключить влияние наследственности лишь в редких случаях, например сравнивая особенности развития однояйцевых близнецов, которые проживают в одной семье, однако которые в разной степени подвергаются травле (10-я глава) или поливиктимизации (16-я глава). Вот почему в пятой части мы сосредоточились на генетике.

Что нам удалось выяснить? Во-первых, благодаря GWAS мы были способны изучить связь между множеством геномных вариантов и такими фенотипическими признаками, как курение, успех, антисоциальное поведение и депрессия; тем не менее даже такие технологии не позволяют отразить полноценную картину, пусть даже это и не умаляет ценности основанных на них изысканий. Повторим: развитие вероятностно и определяется целым набором условий и обстоятельств. В четырнадцатой главе, посвященной наследственности и антисоциальному поведению, и в пятнадцатой, посвященной наследственности и депрессии, совершенно ясно сказано: при изучении человеческого развития важно учитывать как врожденное, так и приобретенное.

Поэтому нельзя уверенно заявлять, например, что жестокое обращение с ребенком непременно ведет к агрессии; необходимо делать оговорки. То же самое касается того, как жизненные потрясения увеличивают склонность к депрессии. Однако вспомните: когда, основываясь на работах предшественников, посвященных эпигенетике, мы попытались определить, влияет ли виктимизация на экспрессию генов – через метилирование ДНК, которое мы измеряли и на уровне эпигенома, и на уровне генов-кандидатов, – свидетельств в поддержку своих предположений нам найти так и не удалось.

Зрелость и старение

В четвертой части мы попытались донести до читателя: не только психическое, но и физическое здоровье уходит корнями в детство, а потому различия в состоянии здоровья взрослых людей можно объяснить опытом их взросления. Вспомним нашу наиболее примечательную находку: чем больше неблагоприятного опыта (например, жестокого обращения) и обстоятельств (например, проблемы с психикой у родителя) выпало на долю ребенка, тем хуже было его физическое здоровье к тридцати восьми годам (17-я глава). Кроме того, в трех из четырех случаев оказалось, что нелегкое детство очевидно отразилось на здоровье участников, «проникнув им под кожу» (18-я глава). Далее мы выяснили, что в зрелости – или даже раньше – по множеству показателей и даже лицу можно понять, кто стареет быстрее других, причем скорость старения зависит от того, насколько непростым у человека было детство.

Механизмы развития

В совместных трудах мы по большей части стремились выйти за рамки выявленных проспективно связей между детским опытом и внешними обстоятельствами – и психологией, поведением и состоянием организма, в том числе здоровьем, в дальнейшей жизни. Основное место в наших приключениях в области человеческого развития занимали попытки исследовать, где это возможно, механизмы развития, через которые внешнее влияние переходит во внутренние особенности. По правде говоря, именно поэтому в восемнадцатой главе мы изучали, благодаря каким биологическим событиям неблагоприятный детский опыт превращается в проблемы со здоровьем.

Как мы неоднократно отмечали, одно дело – знать, что некие расстройства (например, СДВГ в детстве – см. 4-ю главу) или некий опыт (например, жестокое обращение – см. 14-ю главу) влияют на некую сторону развития, однако совсем другое – понять, как одно влияет на другое. Поэтому иногда мы в первую очередь изучали, как те или иные обстоятельства связывает между собой определенный социальный или поведенческий опыт, а иногда – биологических посредников, пусть даже исследование первоначально было посвящено не им. В первом случае мы могли обнаружить, например, что «ловушки юности», такие как низкая успеваемость, наркотики и подростковая беременность, связывают между собой антисоциальное поведение в детстве и жизненные проблемы во взрослой жизни, в том числе склонность к преступлениям (6-я глава). Во втором случае мы имели возможность выяснить, допустим, что невзгоды детства связаны с эрозией теломер, воспалениями и откликом на стресс (18-я глава).

Однако пока мы можем лишь предполагать, что неблагоприятный опыт детства со здоровьем в зрелости связывают именно выявленные нами процессы: наши участники еще слишком молоды, чтобы утверждать это наверняка. Тем не менее напомним: когда мы в шестнадцатой главе рассматривали такой биологический процесс, как эпигенетическое метилирование, то почти не обнаружили свидетельств того, что гены, как переменные, зависят от опыта виктимизации.

Устойчивость

Мы неоднократно замечали, что обстоятельства и условия, которые подрывают человеческое развитие, можно уравновесить чем-то светлым и добрым. В таких случаях речь шла о развитии устойчивости, о которой мы не раз вспоминали в ходе наших приключений. Пусть даже семейные ссоры и ускоряли половое созревание девочек, достаточно сильная привязанность к матери в младенчестве препятствовала развитию отрицательных исходов (7-я глава). Мы обнаружили, что девочки с ускоренным половым созреванием сильнее склонны к риску, однако одновременно с этим выяснили, что от безрассудного поведения их способна уберечь школа для девочек. А помните, как поддержка семьи помогала детям оправиться от травли (10-я глава)? Мы также обнаружили, что на устойчивость влияет не только социальное окружение, но и наследственность. Участники данидинского исследования мужского пола, с которыми плохо обращались в детстве, намного реже вырастали склонными к жестокости, если были носителями высокоактивных аллелей гена МАО-А (14-я глава).

Как грамотно влиять на развитие человека?

В нескольких главах мы подчеркивали: если понять, что влияет на устойчивость человека перед лицом угрозы (в частности, повышает ее) и как те или иные обстоятельства взросления связаны с определенными исходами, отражающими влияние детства на последующее развитие, то можно принести большую пользу обществу, разработав подходящие методы вмешательства. И не важно, будет это вмешательство направлено на то, чтобы предотвращать те или иные проблемы, устранять уже возникшие или делать жизнь тех, кто с проблемами не столкнулся, лучше прежнего. Допустим, мы не можем возвратиться в прошлое и изменить опыт взросления того или иного ребенка или подростка. Если мы поймем, через какие механизмы те или иные обстоятельства повышают вероятность определенного исхода, то можно будет повлиять на соответствующие социальные, поведенческие и биологические обстоятельства в надежде избежать пагубных последствий. Это среди всего прочего объясняет, почему ни один исход не предопределен – по тем или иным обстоятельствам взросления и внешним условиям возможно предсказать лишь вероятность какого-либо исхода. К примеру, мы знаем, что увеличим давление воды в доме, если заменим или починим поврежденный участок ржавой трубы, которая идет от водопровода к крану в ванной комнате. А разобравшись в том, как работает «трубопровод» человеческого развития, мы можем влиять на «давление воды» в человеческой жизни.

Однако при этом мы должны сделать оговорку: за редким исключением, от исследований к практическому применению путь непрямой, даже в тех случаях, когда множество ученых кричат о том, что нужно делать, чтобы не произошло того-то и того-то. Ученые могут обнаружить, что некое обстоятельство повышает вероятность благоприятного (например, высокой успеваемости) или неблагоприятного исхода (например, снижения умственных способностей), однако, насколько бы полезными ни были их изыскания, они могут так и не превратиться в ощутимые попытки помочь людям. Возможно, лучшее доказательство этого – законы о продаже и употреблении табака. Давно доказано, что курение губит здоровье, которое обходится обществу в миллионы долларов, однако мы ценим свободу и выбор каждого, а потому не запрещаем табак. Другими словами, то, как воспримут те или иные научные данные, зависит от убеждений и ценностей, которыми живет общество. Лишь по некоторым открытиям однозначно понятно, как следует поступать, чтобы жить лучше, однако это скорее исключение, нежели правило.

Это не значит, что ученые не должны лезть в политику, однако если уж они это делают, то пусть будут добры не прикрываться «чисто научными целями». В таких случаях в игру уже вступают взгляды и ценности, равно как и научные воззрения, однако об этом зачастую не говорят или забывают. Действительность нередко такова, что беспристрастные люди, в том числе и ученые, приходят к противоположным или по меньшей мере различным выводам, даже изучая одно и то же. Обычно так происходит, потому что они по-разному измеряют и оценивают свидетельства.

Чтобы понять, о чем мы, подумайте вот над чем. По восьмой главе мы поняли, что дети, которых (как обычно бывает в США) часто, надолго и с раннего детства оставляют на чужом попечении, в детстве ведут себя задиристее и непослушнее, а в юности – безрассуднее и несдержаннее. Казалось бы, что с этим делать? Кто-то решит, что матерям лучше сидеть с детьми самим, а закон должен обязывать работодателей оплачивать декретные отпуска, однако другие люди с этим не согласятся. Они могут заявить, что с точки зрения дохода, карьерного роста и психологического благополучия матери выгоднее будет пожертвовать некоторыми сторонами развития ребенка – а значит, надо сосредоточиться на том, чтобы вокруг было как можно больше хороших дошкольных учреждений, в том числе для совсем маленьких детей. Мы привели такой пример, чтобы показать: даже беспристрастное мнение, не говоря уже о предвзятом, может у каждого быть своим, поскольку каждый по-своему видит, что лучше для детей, родителей, семей и даже общества.

Пусть нас и радует порой отклик власть имущих на определенные научные заключения – причем авторы могут и не согласиться по поводу того, насколько здравым был тот или иной отклик – это отнюдь не означает, будто мы имеем право что-то кому-то указывать. Возможно, мы и разбираемся в человеческом развитии, однако решать судьбы мира – не для нас.

В конце концов, мы не экономисты, не философы и не историки – и это мы лишь начали перечислять тех, кто разбирается в судьбах мира явно лучше. Кроме того, пусть мы и приходим к знаниям научным путем, наши убеждения и ценности из-за этого не становятся выше чужих.

Что дальше?

Рассмотрев основные вопросы, которые мы ставили перед собой, и связанные с ними мысли, мы хотели бы поделиться некоторыми планами на будущее; рассказать, что мы уже намереваемся и надеемся исследовать в будущем. Одиннадцати сотням пар близнецов – участникам британского исследования E-Risk скоро будет за двадцать. Мы с нетерпением ждали этого более двух десятилетий, поскольку благодаря данным о повзрослевших близнецах сможем проверить, как социальный опыт влияет на физическое и психическое развитие. Когда близнецы были маленькими, то катались повсюду в одной коляске и видели мир одинаково. В детстве они тоже во многом жили похоже. Например, в большинстве случаев ходили в одну и ту же школу, часто учились в одном классе, под руководством одного и того же учителя с определенным подходом. Но, повзрослев, они начнут жить обособленно: у них будут разные партнеры, разный опыт работы и, несомненно, разный родительский опыт. Один близнец может попасть в тюрьму, а второй – нет; один может начать курить, а второй – нет; один может найти близкого друга, в то время как второй будет нелюдимым; и, наконец, один близнец может стать вегетарианцем, а второй – есть мясо и дальше. Мы с нетерпением ждем возможности изучить последствия разного жизненного опыта у людей с общим детством и генетикой.

Поскольку мы написали целую книгу о том, как детство влияет на дальнейшую жизнь, неудивительно, что мы ожидаем проследить, пусть и не всегда окончательно явное, проявление прошлого опыта близнецов в их будущем. Кроме того, мы хотим посмотреть, окажутся ли те участники, у которых с большой вероятностью должны возникнуть проблемы, устойчивее ожидаемого. Если да, то мы попытаемся определить, как именно им удалось избежать неблагоприятного исхода; однако, скорее всего, будут и дети, развитие которых проходило гладко, но которые в итоге столкнулись с проблемами, и тогда нам тоже необходимо будет понять, почему так произошло.

Кроме того, не за горами исследование на основе данных об одной тысяче участников данидинского исследования, которые уже приближаются к пятидесятилетию – тем самым предвещая нам новые приключения. Мы намерены и дальше отслеживать, насколько быстро стареет каждый из участников исследования – и когда им будет за пятьдесят, и когда им будет за шестьдесят, – повторно измеряя многочисленные биологические показатели, на которые мы обращали внимание, когда им было двадцать шесть лет, тридцать два года, тридцать восемь и сорок пять лет. Вновь измерив длину теломер и эпигенетическое метилирование, мы проверим, наблюдаются ли возрастные изменения в эпигеноме.

Мы посмотрим, какие обстоятельства, окружавшие участников в детстве, ускоряют или замедляют их старение и ускоряют ли старение проблемы с психикой, которые участники успели накопить с течением лет. Кроме того, мы оценим, связана ли скорость старения с адаптивными функциями, включая физическое состояние, умственные способности, структуру и работу мозга (согласно данным МРТ), а также работу органов чувств, отвечающих за слух, зрение и вкус.

Как мы уже говорили выше, уснуть нам предстоит, только когда мы пройдем весь путь.