Посвящается Ните
Их звали: одну Эдна Баудер, другую — Пэм Стайгервальд, — этих учительниц начальной школы из городка Батлер, штат Пенсильвания. Прежде они не бывали в Нью-Йорке. Конечно, Нью-Йорк не назовешь другим концом света, но если ты живешь в глуши вроде Батлера, любой большой город покажется чем-то невероятно далеким. Накануне сорокалетия Пэм ее подруга Эдна объявила, что по случаю юбилея устроит ей такой уик-энд, какого Пэм никогда не забудет. И как выяснилось, она оказалась абсолютно права.
Мужья возрадовались, узнав, что путешествие будет «только для девочек». Услышав про целых два дня магазинных бдений, бродвейское шоу и экскурсы в памятные места сериала «Секс в большом городе», они заявили, что пустят себе пулю в висок, если им предложат сопровождать благоверных. Поэтому, усадив жен на автобус, они ограничились напутствием хорошо повеселиться и особенно не напиваться, ибо Нью-Йорк известен уличными грабителями и в этом городе нужно всегда быть начеку.
Пэм и Эдна забронировали гостиничный номер в районе Пятнадцатой и Третьей улиц. Цена была вполне приемлемая, по крайней мере по нью-йоркским меркам, правда, они все равно сочли его слишком дорогим, поскольку собирались там лишь ночевать. Экономя деньги, они дали себе слово не брать такси, однако карта метрополитена оказалась сложной, как чертеж космического корабля, и они решили: «Черт с ними, с деньгами!» Итак, подруги совершили поход в «Блумингдейл» и в «Мейсис», а также в огромный обувной центр на Юнион-сквер, где легко уместились бы все магазины Батлера и еще осталось бы место для почты.
— Хочу, чтобы мой прах после смерти развеяли здесь, — вздохнула Эдна, примеряя сандалии.
Они вздумали подняться на Эмпайр-Стейт-билдинг, но таких желающих было в избытке, а когда у тебя всего сорок восемь часов на Большое Яблоко, вряд ли захочется три из них убить на топтание в очереди, так что с этой идеей пришлось расстаться.
Пэм предложила пообедать в кафетерии, где в одном из фильмов Мег Райан имитировала оргазм.[1] Их столик стоял рядом с тем, за которым снимали актрису — там даже висела памятная табличка! — но они решили, вернувшись в Батлер, рассказывать всем, будто сидели именно за тем, «звездным» столиком. Эдна заказала сандвич из бастурмы и книша.[2] Слово «книш» она узнала впервые. Пэм попросила: «Мне то же самое!» — и обе едва сдержались, чтобы не прыснуть со смеху, когда официантка удивленно округлила глаза.
После ленча они пили кофе. Эдна вдруг пожаловалась:
— Мне кажется, Фил встречается с той официанткой из «Деннис»…
И она разрыдалась. Пэм поинтересовалась, есть ли основания для подобных подозрений. Она всегда считала Фила — мужа Эдны — человеком хорошим, на обман неспособным. Эдна ответила, что не уверена, спит ли Фил с той женщиной, однако каждый день он ходит пить кофе в заведение, где она работает. Разве это случайность? И главное, теперь он почти утратил к ней, Эдне, всяческий интерес…
— Перестань, — увещевала подругу Пэм. — Мы все так заняты! Заботы о детях… У Фила две работы… Да у него попросту не остается сил!
— Возможно, ты и права, — согласилась Эдна.
— Тебе нужно просто отвлечься от всей этой ерунды, — дала совет Пэм. — Ведь ты привезла меня сюда, чтобы развлечь? — Она открыла путеводитель и отыскала страницу, помеченную стикером. — Лучшая терапия — шопинг! Мы отправляемся на Канал-стрит.
Эдна не имела ни малейшего представления, зачем Пэм заявила, что там продаются сумки — настоящие дизайнерские сумки или по крайней мере их точные копии — за совершенно смешные деньги. «Правда, если хочешь найти что-нибудь действительно стоящее, придется потратить время», — добавила она. Пэм прочитала в каком-то журнале, будто самый лучший товар в магазине не всегда выкладывают на видное место. Иногда даже приходится заглядывать в подсобное помещение.
— Дорогая, ты просто читаешь мои мысли! — воскликнула Эдна.
Они снова поймали такси и попросили высадить их на углу Канал-стрит и Бродвея, но на пересечении Лафайет и Гранд-стрит машина внезапно остановилась.
— Что случилось? — спросила у шофера Эдна.
— Авария, — пояснил он с акцентом, который Пэм не могла распознать — для нее он мог быть каким угодно: от сальвадорского до швейцарского. — Несколько кварталов стоит, я не смогу объехать пробку.
Пэм расплатилась с таксистом, и они пошагали в сторону Канал-стрит, наткнувшись через несколько домов на толпу. Эдна пробормотала: «О Боже!» И отвернулась. Пэм замерла на месте. На капоте желтого такси, врезавшегося в фонарный столб, они увидели человеческие ноги. Тело пробило лобовое стекло и повисло на приборной доске. Искореженный велосипед торчал из-под передних колес автомобиля. За рулем никого не было. Возможно, шофера уже отвезли в больницу. Люди, нашивки на спинах которых оповещали о том, что это нью-йоркские полицейские и пожарные, осматривали машину и опрашивали собравшихся.
Кто-то бросил в сердцах:
— Чертовы эти курьеры на велосипедах! Удивительно, как это подобные аварии не случаются чаще?
Эдна взяла Пэм под руку.
— Я не могу на это смотреть.
Добравшись до пересечения Канал-стрит и Бродвея, Пэм и Эдна так и не смогли стереть в памяти картинки увиденного. «Такое случается», — то и дело повторяли они, словно эта фраза, подобно заклинанию, должна была успокоить их, дав возможность насладиться двухдневным отпуском.
Пэм сфотографировала на телефон Эдну под вывеской, на которой значилось: «Бродвей», — затем Эдна запечатлела Пэм на том же месте. Прохожий предложил сделать их общий снимок, но Эдна отказалась, вежливо поблагодарив его. Это было лишь уловкой, объяснила она чуть позже, ведь тот человек хотел украсть их телефоны! «Я не вчера родилась», — добавила Эдна для убедительности.
Когда они добрались до противоположного конца Канал-стрит, им показалось, будто они очутились в другой стране. Разве не так выглядит рынок где-нибудь в Гонконге, Марокко или Таиланде? Вся улица была заполнена лотками и крошечными тесными магазинчиками.
— Да, это тебе не Сирс-тауэр, — заметила Пэм.
— Как здесь много китайцев! — удивилась Эдна.
— Так мы же в Чайнатауне, — сказала Пэм.
Бродяга в толстовке с надписью «Торонто мейпл лифс»[3] просил милостыню. Еще один сомнительный тип пытался всучить им какие-то листовки, но Пэм отмахнулась от него. Девчонки-подростки хихикали и удивленно таращились на них. Некоторые даже умудрялись болтать, не вынимая наушников, в которых тихо журчала музыка.
Витрины магазинов ломились от выставленного в них товара: ожерелий, часов, солнечных очков. Возле одной из лавок виднелась табличка «Скупка золота». С пожарной лестницы свисала длинная вертикальная реклама: «Татуировки — Пирсинг — Временные татуировки хной — Оптовая продажа украшений для пирсинга — Книжный магазин и художественный салон на втором этаже». Повсюду маячили вывески «Кожа» и «Кашемир», а также множество надписей на китайском. Там был даже «Бургер-кинг».
Они зашли в один из магазинов и обнаружили в нем с дюжину разных лавок. Это место напоминало мини-маркет или блошиный рынок, где крошечные магазинчики разделены стеклянными стенами. В каждом магазинчике — определенный вид товара. Витрины с ювелирными украшениями, с DVD-дисками, часами, сумками.
— Взгляни, — заметила Эдна. — Это же «Ролекс»!
— Они не настоящие, — отозвалась Пэм. — Но выглядят потрясающе. Думаешь, в Батлере кто-нибудь заметит разницу?
— А по-твоему, в Батлере кто-нибудь знает, что такое «Ролекс»? — рассмеялась Эдна. — Ой, посмотри, сумки!
«Фенди», «Кэуч», «Кейт Спейд», «Луи Витон», «Прада».
— Цены невероятные! — поразилась Пэм. — Сколько нам пришлось бы заплатить за такие сумки в фирменном магазине?
— Во много раз больше, — подтвердила Эдна.
Китаец за прилавком предложил им свою помощь. Пэм, стараясь держаться так, словно хорошо знает это место, что было очень непросто, когда у тебя из сумочки торчит путеводитель по Нью-Йорку, спросила:
— А где здесь у вас настоящий товар?
— Что? — удивился продавец.
— Ваши сумки очень милые, — проговорила она. — Но где вы храните самые лучшие?
Эдна в тревоге покачала головой:
— Нет-нет, нас все устраивает. Мы выберем что-нибудь из этого.
Но Пэм стояла на своем:
— Подруга сказала мне, хотя я не уверена, что она имела в виду именно ваш магазин, будто у вас есть и другие сумки, помимо тех, которые выставлены в витрине.
Китаец пожал плечами.
— Посмотрите еще вон там! — Он указал в глубь магазина. Место напоминало кроличью нору.
Пэм подошла к следующему киоску и, мельком бросив взгляд на сумки, спросила пожилую китаянку в ярко-красной шелковой блузке, где они прячут самый лучший товар.
— Вы о чем? — изумилась женщина.
— Лучшие сумки, — объяснила Пэм. — Самые крутые подделки.
Китаянка смерила Пэм и Эдну долгим взглядом, вероятно, подумав, что если эти две женщины полицейские, то они явно выбрали самое лучшее прикрытие из всех, с какими ей доводилось сталкиваться. Наконец она ответила:
— Вам нужно выйти через черный ход, потом свернуть налево и найти дверь с номером восемь. Зайдите туда. Энди вам поможет.
Пэм взволнованно посмотрела на Эдну.
— Спасибо! — Она схватила Эдну за руку и потащила к двери в конце узкого коридора.
— Не нравится мне это, — проговорила Эдна.
— Да не беспокойся ты, все в порядке.
Однако даже Пэм расстроилась, когда они вышли на улицу. Мусорные баки, повсюду грязь, старые радиодетали. Дверь за ними тут же захлопнулась, а подергав ручку, Эдна поняла, что она заперта.
— Отлично. Мало нам той аварии, теперь новые ужасы.
— Она сказала — свернуть налево, так пойдем, — подтолкнула ее Пэм.
Вскоре они очутились перед металлической дверью, на которой краской было выведено «8».
— Постучим или сразу войдем? — спросила Пэм.
— Ты автор этой блестящей идеи, тебе и решать, — заявила Эдна.
Пэм тихо постучала, подождала десять секунд, а когда никто не ответил, потянула за ручку. Дверь оказалась незапертой. Спустившись на несколько ступеней, они очутились на темной лестничной площадке. Внизу горел свет.
— Добрый день, Энди! — крикнула Пэм.
Никто не отозвался.
— Пошли отсюда, — сказала Эдна. — Я видела чудесные сумки в другом магазине.
— Но мы почти у цели! — возмутилась Пэм. — Давай посмотрим, что там. — Она стала спускаться, чувствуя, как с каждым шагом становится все холоднее. Заглянув вниз, она тут же подняла голову и обратила к Эдне лицо с широкой улыбкой: — Как раз то, что нам нужно!
Эдна последовала за ней и очутилась в темной душной комнате с низким потолком. Помещение оказалось завалено сумками. Они лежали на столах, свисали с крюков на стенах и потолке. Возможно, все дело было в холоде, но это место напомнило Эдне холодильник на скотобойне, только вместо туш здесь повсюду висели кожаные изделия.
— Мы, наверное, умерли, — сказала Пэм. — А это сумочный рай…
Цилиндрические флуоресцентные лампы мигали и жужжали у них над головой, пока они брали и рассматривали разложенные на столах сумки.
— Если это поддельный «Фенди», я съем шляпу Фила, — улыбнулась Эдна. — Кожа на ощупь как настоящая. Они ведь все из натуральной кожи, да? Просто лейбл фальшивый? Интересно, сколько она стоит?
Пэм заметила в противоположной стороне комнаты дверь, завешенную шторой.
— Может, Энди там? — И Пэм направилась к двери.
— Подожди! — остановила ее Эдна. — Давай уйдем, а? Сама посуди, мы в подвале, где-то на задворках Нью-Йорка… Никто даже не знает, что мы здесь.
Пэм возмущенно уставилась на нее.
— Господи, из тебя так и прет Пенсильвания! — Она подошла к двери и крикнула: — Мистер Энди? Одна китайская леди сказала, вы нам поможете. — На этом «китайская леди» Пэм почувствовала себя полной идиоткой. Ничего не скажешь, очень удачное определение. Сразу становится ясно, о ком идет речь.
Эдна продолжила изучать подкладку сумки «Фенди».
Пэм отодвинула штору.
И Эдна услышала странный, похожий на щелчок звук. Она обернулась. Ее подруга неподвижно лежала на полу.
— Пэм? — Она выронила сумку. — Пэм, что с тобой?
Подойдя ближе, Эдна заметила у Пэм на лбу красное пятнышко, откуда что-то вытекало. Словно Пэм вдруг дала течь…
— Господи, Пэм?
Занавеска отодвинулась, и в комнату вошел высокий худой мужчина с черными волосами и шрамом под глазом. У него был пистолет, и он целился Эдне прямо в голову.
В эту секунду она заметила, что в комнате за занавеской сидел пожилой китаец, положив голову на стол. Из его виска ручейком стекала кровь.
Последнее, что услышала Эдна, был голос женщины — не Пэм, поскольку та уже ничего не могла сказать.
— Надо убираться отсюда.
В голове Эдны пронеслась лишь одна мысль: «Домой. Я хочу домой».