Происшествие в Окдейле

Огни в доме на холме горели только на первом этаже: в просторной гостиной, в столовой, а также в более или менее удаленных от них загадочных помещениях, из которых исходили неприятные запахи и выносили приятные блюда.

Из-за низкого кустарника, пересекавшего широкий газон, за домом следила пара глаз, и на основе этой слежки острый ум, наделенный проницательностью Шерлока Холмса и упорством Артура Раффлса,[1] пришел к выводу, что семья Президента Первого национального банка (а давайте сразу назовем место действия — Окдейл[2]) ужинала, все слуги находились внизу, а на втором этаже никого не было. Обладатель этих самых глаз только что спустился из служебного помещения, расположенного над гаражом. Проникнув туда грабителем в ночи, он вышел, облаченный в отличный костюм, принадлежавший щеголеватому шоферу, и в мягкое клетчатое кепи, низко надвинутое на лоб. Выражение больших карих глаз при этом было довольно напряженным, и окажись здесь психолог, он сумел бы опознать в нашем герое новичка, и даже плотно сжатые красивые губы не обманули бы. Без сомнения, это был юнец, мужественно старающийся преодолеть естественное отвращение к избранному им опасному занятию. Когда, мгновение спустя, он пересекал освещенный лунным светом газон перед домом, плохо сидящая одежда не могла скрыть стройную грациозную фигуру молодого и, вероятно, еще невинного человека.

Невероятная уверенность, с которой парень прошел через лужайку и поднялся по ступеням веранды, говорила о том, что он долго и тщательно наблюдал за местом и знаком с привычками и особенностями обитателей дома на холме. Даже рецидивист не двигался бы более решительно. Казалось, что юноша просчитал все до малейших нюансов. Хотя в благоухающий весенний вечер дверь, через которую можно было пройти с веранды в гостиную, была широко распахнута, злоумышленник проигнорировал это откровенное приглашение в дом Примов, словно знал, что сидящий во главе стола спиной огромному камину, предмету гордости столовой дома, Джонас Прим видит большую часть гостиной.

Низко пригнувшись, молодой человек миновал веранду и подошел к стеклянной двери библиотеки, бесшумно открыв ее легким касанием. Пройдя внутрь, он направился к двери, ведущей к нижней ступени узкой лестницы, построенной для того, чтобы достопочтенный Джонас Прим мог незаметно проскользнуть из библиотеки в спальню на втором этаже мимо миссис Прим, время от времени собиравшей в гостиной представительниц высшего общества Окдейла. Такая удобная лазейка для склонных к уединению мужей и застенчивых грабителей — о, да!

То, что на лестничной площадке второго этажа, было темно, никак не помешало нашему осведомленному взломщику. Он оставил позади себя манящую роскошь будуара миссис Прим, строгую элегантность спальни Джонаса Прима, хотя там можно было обнаружить забытый бумажник или ценные бумаги, и сразу направился к покоям девицы Абигейл Прим. Или нам стоит использовать более мягкое и в то же время более правдивое слово, чем «девица»? По-моему, стоит, ведь Абигейл было всего девятнадцать и она казалась довольно милой, несмотря на имя.[3]

Туалетный столик Абигейл ломился от искусно сделанных красивейших мелочей из серебра, золота и слоновой кости, но грабитель едва скользнул по ним взглядом, прямиком направившись к маленькому стенному сейфу, аккуратно спрятанному за гобеленом. Как, ну скажите, как можно обращаться с такой беззастенчивой фамильярностью с самыми нежными тайнами девичьей комнаты? Неужели мужчина, пусть даже и представитель изнанки общества, о которой ничего не должна знать ни одна Абигейл, способен так грубо ворваться туда? Тем не менее, весьма уверенно и ни чуть не на ощупь, хотя в комнате было темно, злоумышленник пошел к скрытому сейфу, отодвинул рамку с гобеленом, набрал правильную комбинацию на кодовом замке и тут же открыл круглую дверцу. Без малейшего промедления в его карман отправились скатанные в увесистый рулончик купюры и горсть драгоценностей. Некоторые бумаги, обнаруженные в сейфе, он, не колеблясь, отбросил в сторону за ненадобностью. Потом закрыл дверцу, вернул на место гобелен и повернулся к изящному туалетному столику. Из одного ящичка этого изысканного образчика мебели Шератона[4] вор извлек небольшой покрытый никелем пистолет и сразу положил его во внутренний карман пиджака, но при этом ничего не тронул ни на столике, ни в ящике и даже не попытался посмотреть, что лежит в других отделениях. Подобное знание комнаты наследницы Примов довольно легко объяснялось. Несомненно, парень был учеником водопроводчика, не преминувшем воспользоваться возможностью изучить участок земли, с которого хорошо просматривались эти священные покои.

Но даже самые опытные грабители могут ошибаться, и сейчас, когда, казалось бы, все шло как по маслу, неудачное движение локтем сбило со столика серебряный подсвечник, и он с оглушительным звоном ударился о пол. По спине юноши пробежали холодные мурашки, а перед глазами уже возникли образы прибежавших с первого этажа домочадцев. Звук упавшего подсвечника произвел на натянутые нервы взломщика эффект взрыва динамитной шашки во время службы в молельном доме. Вполне возможно, весь Окдейл слышал это, и уж несомненно то, что все, кто находится внизу, напрягли слух и уже направляются посмотреть, что случилось.

К будуару мисс Прим примыкала ванная комната, а перед дверью, ведущей туда, стояла кретоновая[5] ширма, за которой и спрятался вор, нервно вслушиваясь, не приближается ли враг, но единственным звуком, доносящимся с первого этажа, был грудной смех Джонаса Прима. Безбородый злоумышленник вздохнул с облегчением: звук упавшего подсвечника никого не встревожил.

Колени все еще немного дрожали, когда он пересек комнату, вышел в коридор, спустился по лестнице и вновь оказался в библиотеке. Здесь он чуть помедлил, прислушиваясь к разговору в столовой. Говорила миссис Прим:

— Вот теперь я спокойна за Абигейл. По-моему, она понимает все преимущества брака с мистером Бенамом. И к сестре сегодня утром поехала с радостью. Я уверена, что пара недель общения с ним покажут девочке, что он замечательный человек. И нас, Джонас, можно будет поздравить с тем, что дочь хорошо пристроена как в плане семьи, так и в плане достатка.

Тут заворчал Джонас Прим.

— Сэм Бенам в отцы ей годится, — прорычал он. — Если он ей по душе, пусть, но что-то я сомневаюсь, что Абби мечтает о лысом больном ревматизмом муже. Ты б от нее, пышечка, отстала. Пусть сама себе найдет жениха, своего ровесника.

— Детка еще слишком юна, чтобы решать подобное, — ответила миссис Прим. — Найти ей подходящего мужа моя обязанность. И, Джонас, буду тебе очень благодарна, если ты перестанешь звать меня пышечкой: в моем возрасте и положении это просто смешно.

Но как на это отреагировал мистер Прим, грабитель уже не слышал, т. к. вышел из библиотеки на веранду. Он вновь пересек газон, прячась за редко стоящими деревьями и кустами, перелез через невысокую каменную ограду и скрылся на неосвещенной стороне улицы, примыкающей к владениям Примов с юга. Улицы Окдейла обсажены впечатляющим количеством вязов и кленов, ветви которых смыкаются над дорогами в своды; вот и сейчас, почувствовав дыхание весны, листва почти полностью поглотила свет одиноких уличных фонарей к вящему удовольствию ночных путников, предпочитающих мрак и уединение шумным ярко освещенным местам. Таких людей наберется немного в порядочном и законопослушном Окдейле, но сегодня там оказался по меньшей мере один, и он был действительно благодарен имеющейся возможности пройти на окраину города именно по плохо освещенным улицам.

И вот наконец он стоял на проселочной дороге: голову кружили весенние запахи, весь мир лежал перед ним. Шорохи, раздававшиеся в ночи, казались ему странными и скорее лишь усиливали, а не разнообразили миллионы раз воспетую тишину сельской местности. Знакомые звуки вдруг стали загадочными и чуждыми, и даже низкие басы лягушачьего концерта необъяснимо и пугающе очеловечились. Молодому человеку стало грустно и одиноко. Чтобы кажущаяся уединенность местности не так подавляла, грабитель начал насвистывать какой-то мотивчик, но иллюзия того, что он не один, не пропала: этот чужой новый мир был населен невидимыми и незнакомыми сущностями, грозные очертания которых таились за каждым деревом и кустом.

Он перестал свистеть и начал осторожно передвигаться на цыпочках, боясь привлечь к себе чье-либо внимание. По правде говоря, подобное поведение лишь свидетельствовало о том, кем он был на самом деле — нервным и испуганным преступником, крадущимся по тихой и мирной проселочной дороге в окрестностях Окдейла. Но еще это был и очень одинокий преступник, так сильно мечтавший о человеческом обществе, что с радостью почувствовал бы карающую длань закона на своем плече, явись она во плоти в виде живого окдейлского полицейского.

Покидая город, юноша почти не думал об особенностях жизни под открытым небом, ну разве что предполагал, что спать можно будет на мягком одеяле из клевера в каком-нибудь гостеприимном уголке у фермерской ограды. Но все эти уголки оказались весьма темны, а широкий простор полей наводил на мысли о том, что там действительно кто-то живет, но этот кто-то не имеет ни малейшего отношения к роду человеческому.

Он уже почти решился постучаться в один из попавшихся на пути фермерских домов и попросить там ночлега, но дикий собачий лай разорвал тишину спящих окрестностей, и грабитель со всех ног побежал по дороге дальше.

Через полмили на огороженном участке он заметил силуэт стога. Протиснувшись между рядами колючей проволоки, юноша направился к нему, задумав удобно устроиться в сене. Излучая решимость, он пошагал к своей цели. Но при этом его уверенный шаг был несколько неровен: молодость склонна демонстрировать отвагу, ей не обладая. Он даже хотел посвистеть немного, но одумался, поняв, что это лишь приведет к нежелательным последствиям — его заметят. Мгновение спустя он был чрезвычайно рад, что сдержался, потому что по мере приближения к стогу из-за сена медленно выплывало огромное косматое туловище быка, казавшееся еще больше на фоне озаренного луной неба. Грабитель порвал и брюки, и пиджак, пока в спешке выбирался через ограждение из колючей проволоки на дорогу. Тут он задержался и вытер пот со лба, хотя ночь становилась все холоднее.

Усталый и удрученный взломщик, с трудом передвигавший ноги, тащился по бесконечной дороге еще милю. Терзало ли его молодую грудь раскаяние? Думал ли он с тоской о своем месте ученика водопроводчика, таком безопасном и уважаемом? Или, если он никогда учеником водопроводчика не был, жаждал ли вновь вернуться к незамутненному миру своей не имеет значения какой, но однозначно законной профессии, которой занимался, прежде чем ступить на широкий проспект порока? Думаем, да.

Но вдруг через щели и проломы стены полуразрушенного и заброшенного овина он увидел розоватые отблески костра, словно кричавшие о том, что там, внутри был человек, живой и гостеприимный! И никакие рычащие собаки и огромные быки не смогли бы помешать нашему герою в мгновение ока преодолеть узкий, заросший сорняками клочок земли, разделявший дорогу и полуразвалившееся здание, и вот уже два широко открытых карих глаза смотрят в щель в стене покинутой постройки. И видят костерок, разведенный прямо на земляном полу в центре овина и вокруг его согревающего сияния фигуры шестерых человек. Кто-то развалился во весь рост на подстилке из старой соломы, кто-то сидит по-турецки. Все курят либо подозрительного вида трубки, либо самокрутки. С застывшим взглядом или с хитрым прищуром, бородатые или просто давно не брившиеся, молодые и старые. На всех потрепанная грязная одежда, но все — живые люди! Не собаки, не быки и не лягушки. Всей душой потянулся к ним юноша. Даже в носу защипало. Он завернул за угол и остановился в дверном проеме: пламя осветило его гибкое молодое тело, порванный, плохо сидящий костюм, продолговатое лицо и смеющиеся карие глаза. Так он простоял несколько секунд, разглядывая людей у огня. Никто из них его не замечал.

«Бродяги, — подумал грабитель. — Настоящие бродяги!» Было странно, что они не обращают на него внимания, поэтому он прочистил горло и сказал:

— Привет, бродяги!

Закрутились головы. Шесть пар глаз, туповатых и хитроватых, уставились на мальчишескую фигуру взломщика.

— Какого черта? — воскликнул растрепанный джентльмен в кепи гольфиста и сюртуке.

— Откудова ты вылез? — вопрошал другой.

— Привет, бродяги! — передразнил третий.

Юноша неспешно подошел к огню.

— Увидел ваш костер, — сказал он, — и решил остановиться. Видите ли, я тоже бродяга.

— А, — вздохнул пожилой в сюртуке. — Тоже бродяга. И ужели он думает, что у таких джентльменов, как мы, есть время на бродяг? И куда ж он бредет один, без мамки?

Юноша вспыхнул:

— Эй вы! Не надо мной смеяться только потому, что я новенький. Вы тоже когда-то начинали. А мне всегда хотелось вести свободную кочевую жизнь, и если примете меня в свою компанию и научите что к чему, я не буду для вас обузой. Сделаю все, что скажете.

Пожилой нахмурился.

— Вали отсюдова, малец! — повелительно произнес он. — У нас тута не ясельки. У нас тута все по-настоящему. Мож, мы иногда и попросим у кого вспоможения, но это не по-нашенски. Да и не больно ты расторопен, чтоб с шайкой бродить, малец, так что ты б проваливал. Дык если сложить тута все наши заслуги вместе, то выйдет, что нас в двадцати семи городах разыскивают, кого за гоп-стоп, кто-то ящик несгораемый взял, а кто и по мокрухе проходит. Видишь ли, прежде чем к таким джентльменам, как мы, примазываться, ты сам-один должен на дело сходить. Понял?

Говорящий выпятил квадратную челюсть, гнусно осклабился и, показав волосатыми лапами прямой угол, дал понять, что разговор окончен.

Мальчик стоял, нахмурившись, сведя черные брови к переносице, впитывая каждое слово. И вот он расправил плечи.

— По-моему, я ошибся, — проговорил он, как бы извиняясь. — Вы вовсе не бродяги. Вы воры, убийцы и все такое.

Его глаза открылись еще шире, и голос понизился до шепота.

— Но вы меня этим не испугаете, — продолжил он, — потому что я тоже грабитель.

И достал из оттопыривающихся карманов пиджака две пригоршни купюр и драгоценностей. Все шестеро удивленно уставились на него, в их глазах читались хитрость и жадность.

— Только что ограбил дом в Окдейле, — объяснил юнец. — Обычно граблю один каждую ночь.

Какое-то время слушатели были так поражены, что не могли издать ни звука, но вот один восхищенно пробормотал:

— Исправная добыча!

Тот, что был в сюртуке, кепи и годах, примиряюще взмахнул рукой. Он старался смотреть юноше в лицо, но вопреки всем своим усилиям не мог оторвать глаз от ослепительного богатства, покоящегося в аккуратных худощавых руках. Вот покачивалось, свисая, жемчужное ожерелье, стоимости которого хватило бы, чтобы выкупить из плена если не короля, то уж точно какого-нибудь члена королевской семьи; вот в неверных отблесках костра мерцали бриллианты, рубины, сапфиры и изумруды. А в другой руке была такая пачка денег, что не сжимался кулак. Там были не только доллары, но и золотые банковские сертификаты крупного достоинства. Небесный Капитан выдохнул, но выдох больше походил на стон.

— Узнаете мальца? — задал он вопрос. — Я чуял, что не так уж он и прост. Небесного Капитана на мякине не проведешь, да, парни?

И он повернулся к товарищам за подтверждением.

— Так это ж Оскалузский[6] Вор, — воскликнул один из них. — Я б его везде узнал.

— Давай располагайся, — пригласил другой.

Паренек запихал награбленное обратно в карманы и приблизился к костерку. Как же хорошо и тепло было у огня, тем более весенняя ночь становилась все холоднее. Сразу же начал разглядывать пеструю компанию вокруг: одежда некоторых выглядела довольно приличной и даже хранила на себе следы утюга, другие же носили лохмотья, но все как один были небриты и грязны, ведь бродячая жизнь это жизнь на природе, а природа по сути своей это грязь.

— Пожми руку Дурному Чарли, — сказал Капитан. Возраст и тучность автоматически ставили его главарем. Юноша сделал, как ему велели, улыбнувшись угрюмому мертвенно бледному бандиту и пожав протянутую липкую ледяную руку. Озноб ли заставил вздрогнуть гибкое молодое тело или было это подсознательное узнавание чего-то смертельного в холодной, несмотря на окутывающее тепло костра, коже? Небесный Капитан продолжил:

— И Супчику.

Потрепанная человеческая развалина приподнялась и протянула плотную ладонь. Рыжие бакенбарды, в беспорядке обрамляющие алое лицо, свалялись в небольшие, но перепутанные колтуны, намертво склеенные засохшими ингредиентами беспрерывно поглощаемой жидковатой похлебки.

— Очччччень рад, — брызгая слюной, пробормотал Супчик. Излишне красивые губы Оскалузского Вора — будем называть его так, раз он сам этого не отрицает — перекосила натянутая улыбка.

Колумб Чернявый, Генерал и Грязный Эдди тоже прошли церемонию представления. Так как Грязный Эдди был в физическом смысле слова самым чистым в шайке, юношу удивило данное ему прозвание, но удивление прошло, как только Грязный Эдди раскрыл рот: манера общения последнего развеивала все сомнения. Оскалузский Вор, самозваный «бродяга» и грабитель, залился румянцем, услышав полную откровенных непристойностей речь Грязного Эдди.

— Присаживайся, малой, — пригласил Супчик. — Чую, всю ночь на ногах. Во, глотни, — и протянул парню вынутую из бокового кармана фляжку.

— Спасибо, но я, это, завязал, да, — отклонил приглашение юноша.

— Закуришь? — предложил Колумб Чернявый. — Вот и табачок.

Изменение в отношении компании к нему не могло не понравиться Оскалузскому Вору. Эти люди обращались с ним как с равным, и после одинокого странствия по темным и пустынным фермерским землям любое человеческое участие было для него, столь часто оказывающегося за бортом, подобно спасительной соломинке из поговорки.

Дурной Чарли и Генерал оказались единственными членами банды, не проявившими особого энтузиазма по поводу появления Оскалузского Вора с его бесценной добычей. Они скалились и перешептывались чуть в стороне от компании.

— Не могёт он быть этим самым, — бубнил один другому в ухо. — Он или подсадной, или обныкновенный фраерок.

— Выбешивают меня такие, как он, — ответил Генерал. — Вечно эти бакланы понты бросают, что они прям прожженные, а сами-то несут такую туфту, какая разве что старушенций в вязальном кружке проймет. Не секу, чёй-то Капитан с ним чикается.

— Не сечешь? — усмехнулся Дурной Чарли. — А стекляшки с рыжьём видел? А устричную сбрую? А капусту?

— Все будет как по писаному, — прозвучал ответ, — если мы малого порешим. Но Капитан на мокрое дело не пойдет, слишком уж за свою шкуру трясется. Сделаем все по уму, ага? Пусть фраерок пока посидит покойненько, — и неожиданно Генерал взорвался. — Чёрта лысого! Мы ж могём обломиться, если вдруг кто из наших язык перед этим молокососом распустит!

Собеседники замолчали: Генерал попыхивал своей коротенькой вересковой трубкой, Дурной Чарли взял самокрутку и сделал пару затяжек. Сквозь полузакрытые веки оба наблюдали за юношей, греющимся у костра. Остальные же пытались разговорить гостя, безуспешно, но упорно стараясь отвести взгляды от оттопыренных карманов его пиджака.

Супчик, только что старательно причастившийся у своей фляжки, вплотную приблизил лицо к Колумбу Чернявому, чуть ли не засунув бакенбарды тому в нос (впрочем, он всегда так делал, когда хотел перекинуться парой слов), и шепотом поделился мыслями о жемчужном ожерелье:

— Пятьдесят, и ни центом меньше, ей-бо!

— Отодвинься ты! — вскрикнул Чернявый, отпрянув назад и вытирая ладонью губы. — Сначала водопроводчика себе в пасть вызови, коль вздумал со мной целоваться, — всего обслюнявил!

— Он думает, что душ тебе не помешает, — захохотал Грязный Эдди.

— Супчик уверен, — объяснил Небесный Капитан, — что он ходячий опрыскиватель, а мы тут все подсохли.

— Ну нет, не надо мне прыскать в морду вонючими кишками с чесноком, — прорычал Чернявый. — Етикет бы Супчику преподать, и если он опять ко мне подойдет, я ему нос на затылок натяну.

Но затуманенные глаза Супчика уже зловеще загорелись. И вновь он наклонился к Колумбу Чернявому.

— Пятьдесят, и ни центом меньше, ты, пустобрех! — воинственно проревел он, сопроводив рык фонтаном слюны.

С проклятьем — страшным, ужасным проклятьем — Чернявый вскочил и, пока вставал, резко ударил тяжелым кулаком по пурпурному носу Супчика. Тот откатился назад, но тут же с неожиданной прытью, невероятной для такого грузного тела, оказался на ногах. В его руке сверкнул нож. Закричав, скорее как зверь, а не человек, он ринулся на Чернявого, но не один Колумб разгадал его намерения. Как только драка завязалась, поднялся Небесный Капитан, который, несмотря на возраст и комплекцию, ловким кошачьим рывком схватил Супчика за запястье и быстро вывернул его. Несостоявшийся убийца взвыл от боли, а нож упал на землю.

— Ты это брось, коли хочешь с нами остаться, — тон Капитана странно изменился, Оскалузский Вор еще не слышал, чтобы он так говорил. — И ты, Чернявый, тоже. Не потерплю у себя бузотеров.

Швырнув Супчика на подстилку, Небесный Капитан занял свое место у костра. Юноша был поражен физической мощью старика, ведь казалось, что его здоровье расшатано неумеренным образом жизни, и по тому, как мгновенно притихли Чернявый и Супчик, стало понятно, по какой причине именно Капитан верховодил в банде.

Грязный Эдди встал, зевнул и потянулся:

— А я в соломку, — объявил он и улегся ногами к огню. Некоторые последовали его примеру.

— Там на чердаке возьми сенца, — сказал Капитан Оскалузскому Вору. — Принеси и устраивайся рядом со мной. Места хватит.

Спустя полчаса все уже лежали на гниловатой соломе, брошенной на жесткий земляной пол, но спали не все. Оскалузский Вор, хотя и устал, впервые в жизни никак не мог заснуть. Даже начало казаться, что сон больше никогда не сомкнет эти тяжелые веки. В голове крутились события прошедшей ночи. Он улыбнулся, беззвучно прошептав присвоенное себе имя: «Оскалузский Вор». И опять улыбнулся, ощупав твердые комковатые карманы с «добычей». Она придавала ему вес, какого он никогда не добился бы иными средствами, но он ошибся в самой природе интереса, проявленного к краденному добру. Он-то полагал, что на него смотрят как на равного и готовы сейчас же принять в свое преступное братство, а они спали и видели, как перекладывают добытое им в свои собственные карманы.

Да, он их удивил. Даже Небесный Капитан, самый умный и опытный в банде, не знал, как относиться к Оскалузскому Вору. Каждое слово и жест кричали о неопытности и простодушии юноши. Мальчик неуловимо напоминал ему о затерявшихся в глубинах памяти учениках воскресной школы, у которых, будучи священником и преподавая Писание, он заслужил свое прозвище, со временем превратившееся в имя. Но то, что он своими глазами видел краденые ценности, никак не вязалось с образом сорванца из воскресной школы. Парень был, безусловно, вором, но его речь и поведение говорили о том, что до этого он никогда не общался с ворами.

«Притомил он меня, — бормотал Капитан, — но все эти побрякушки и бабки… Надо бы как-нибудь безболезненно их у него отнять. Но это уже завтра». Он повернулся на другой бок и заснул.

Дурной Чарли и Генерал, тем не менее, не последовали примеру своего главаря. Абсолютно бодрые, они расположились немного в стороне, чтобы никто не мог подслушать их перешептывание.

— Лучше ты это сделай, — мягко убеждал Генерал. — У тебя прытко с пером выходит. К тому ж одним больше, одним меньше.

— С такой добычей могём дернуть в Южную Америку и зажить как короли, — бубнил Дурной Чарли. — Завяжу с дурью, ферму куплю, и афтымибиль, и…

— Размечтался, — одернул Генерал. — Если подфартит, доедем до Цинциннати, закутим, и тута нас загребут. Одного вздернут, а второго запрут до конца дней.

Лицом Генерал походил на хорька, а выглядел то ли на тридцать пять, то ли на шестьдесят лет. Иногда ему можно было дать все сто десять. Прозвище же получил, когда еще мальчишкой шагал вместе с Армией Кокси[7] на Вашингтон, а точнее это звание было дано ему позднее как почетный знак признания его заслуг. Генерал, поначалу состригавший купоны с пособий бывших братьев по оружию, так никогда и не опустился с высот своей «военной карьеры» до физического труда, но в то же время не поднялся в чинах и в преступной среде. Довольно посредственный карманник и неуверенный в себе человек, он влачил жалкое существование, в зависимости от сезона бродяжничая или пользуясь гостеприимством казенных заведений негостеприимных штатов. И вот впервые в жизни перед Генералом замаячило настоящее дело, а страх сделал его тем, кем он никогда не был, — опасным преступником.

— Да ты весельчак, — прокомментировал Дурной Чарли. — Но мож ты и прав. Без разницы, вздернут меня за одного иль за двоих, тут к бабке не ходи. Дай-ка я кольнусь, чтоб от души отлегло.

Он вынул из бокового кармана футлярчик, закатал рукав и впрыснул себе такую дозу морфина, какой хватило бы, чтобы убить с десяток нормальных людей.

С охапки пахнувшего плесенью сена у другой стены овина сквозь тяжелые веки на заговорщиков смотрел сам молодой человек, страдавший в эту ночь бессонницей. Все его тело содрогнулось от отвращения. Впервые он почти сожалел о том, что ступил на скользкую дорожку. Юноша видел, что мужчины о чем-то серьезно совещаются, и хотя ему ничего не было слышно, по взглядам и кивкам в его сторону, становилось ясно, что является повесткой этого ночного заседания. Он лежал и наблюдал за ними — не из страха, убеждал он себя, а из любопытства. И чего здесь бояться? Разве воровская честь не вошла в поговорку?

Чем дольше он смотрел, тем тяжелее становились его веки. Уже несколько раз с огромным трудом приходилось размыкать их. Наконец они закрылись окончательно, и юная грудь мерно заколыхалась в объятиях сна.

Два оборванных крысоподобных существа тихо поднялись и, почти прижимаясь к земле, старательно минуя тела спящих, стали пробираться к Оскалузскому Вору. В руке Дурного Чарли мерцала сталь, а в сердце — страх и жадность. Он действительно опасался, что парень окажется частным детективом. Однажды Дурной Чарли сталкивался с такими и знал, что они легко находят улики, мимо которых проходят даже самые опытные полицейские. Но набитые добычей карманы перевешивали все доводы рассудка.

И вот человек с ножом склонился над мальчиком. Он не поднял руку и не нанес резкого удара в темноту. Вместо этого осторожно приставил острие к сердцу жертвы, а затем резко перенес весь свой вес на клинок.

Абигейл Прим всегда была занозой в пятке для своей мачехи, благонамеренной, амбициозной, но весьма посредственной женщины, напрочь лишенной воображения. Как только эта дама в качестве домоправительницы попала в дом Примов, а случилось это сразу после смерти мамы Абигейл, она начала смотреть на девочку как на препятствие, которое необходимо преодолеть. Женщина старалась вести себя «правильно» по отношению к ребенку, но так никогда и не дала Абигейл того, что девчушке было столь необходимо, — любви и понимания. Не испытывая любви к Абигейл, экономка, естественно, не могла и проявить это чувство, а что касается понимания, то в нашем случае душевный склад двух героинь больше походил на соотношение действий на деревянных счётах и вычислений в высшей математике.

Джонас Прим любил дочь. Не было ничего такого, в разумных пределах, конечно, чего бы он ей не купил, только попроси, но любовь Джонаса Прима, как и вся его жизнь, выражалась в денежных знаках, тогда как Абигейл жаждала совершенно иного.

То, что ее не понимали и, если говорить о внешних проявлениях эмоций, не любили, никак не отразилось на удивительно легком и светлом характере Абигейл. Она сама делала многое, чтобы разнообразить свою жизнь: не упускала ни малейшего шанса повеселиться и, обладая удивительно изобретательной фантазией, создавала поводы для веселья буквально из ничего.

Но недавно девушку постигло первое, со смерти полузабытой матери, серьезное горе: вторая миссис Прим посчитала своим долгом достойно выдать замуж закончившую школу и колледж Абигейл. Миссис Прим, взявшая на себя роль свахи, обладала деликатностью приказчика мелочной лавки где-нибудь в Техасе. Ей было все равно, что Абигейл не хочет замуж или что любой кандидат, предложенный этой дамой, будь он даже последним выжившим мужчиной во Вселенной, останется так же чужд девушке, как обитатель самых отдаленных планет созвездия Ориона.

Кстати, к Самюэлю Бенаму Абигейл Прим питала отвращение, потому что для нее этот человек воплощал все то, от чего она стремилась убежать: возраст, избыточный вес, общую слабость, облысение, глупость и брак. Бенам был приземленным старым холостяком, сколотившим состояние за счет продажи разрастающемуся городу полученных в наследство трех ферм. Да и к этому его подтолкнула необходимость, а не прозорливость, к тому же, провалявшись шесть недель с брюшным тифом, он протянул с заключением сделки, что и спасло его от продажи недвижимости по низкой цене. То, что впервые в жизни он смог одновременно отойти от дел и получить прибыль, побудило новоявленного толстосума и дальше действовать в данном ключе — богатеть, не прилагая собственных усилий.

Все вышеописанное призвано послужить доказательством абсолютной невозможности брака Самюэля Бенама и такой умной, такой красивой, такой веселой, изобретательной, юной и такой бойкой на язык девушки, как Абигейл Прим, которую и деньги-то заботили меньше всего на свете.

После долгих уговоров, упреков, обвинений и угроз, Абигейл наконец вроде бы согласилась подчиниться воле мачехи и даже отправилась с двухнедельным визитом к сестре жениха. Сам Бенам должен был прибыть в Окдейл в качестве гостя Примов. Уже были разосланы приглашения на торжественный обед, на котором — миссис Прим ни секунды не сомневалась в благополучном исходе своей затеи — планировалось объявить о помолвке.

Почти сразу после ужина в день отъезда Абигейл миссис Прим, следуя привычке, сформированной годами хлопот по хозяйству, отправилась проверить, закрыты ли на ночь двери и окна, и обнаружила, что двери из библиотеки на веранду распахнуты.

«Комары же налетят! — мысленно возмутилась она, захлопывая их и задвигая щеколду. — Это кто тут двери раскрыл? Ума не приложу, что творилось бы в доме, если бы не я. Кругом одни бездельники!» Она развернулась и последовала наверх. В комнате Абигейл женщина по своему обыкновению включила свет, хотя и знала, что после отъезда девочки там было все в порядке. Но вдруг ее орлиный глаз обнаружил подсвечник, валяющийся на полу у туалетного столика. Она наклонилась, чтобы поднять его, и увидела, что выдвинут один из ящиков. На место она его задвинула, но в голове тут же зародились подозрения, мгновенно перешедшие в испуг. Миссис Прим буквально подлетела к спрятанному в стене сейфу. Понадобилась секунда, чтобы понять, что дверца открыта, а внутри практически пусто. И только после этого миссис Джонас Прим закричала.

На ее крик прибежал Джонас со слугами. Внимательный осмотр показал, что хотя многие ценности были проигнорированы, грабитель унес содержимое сейфа, составляющее девяносто процентов стоимости всего, что находилось в комнате Абигейл.

Миссис Прим подозрительно оглядывала слуг. Действительно, кто еще мог так хорошо знать, что брать. Миссис Прим видела всех насквозь. Открытая дверь библиотеки была лишь уловкой, но вор работал изнутри и, без сомнения, находился сейчас в доме.

— Джонас, — приказала она, — немедленно вызови полицию и проследи, чтобы никто, абсолютно никто, не мог выйти из дома до того, как полицейские все тут осмотрят.

— Ну что ты, пышечка! — воскликнул мистер Прим. — Не думаешь ли ты, что вор еще здесь и дожидается прихода полиции?

— Я считаю, что если ты сразу вызовешь полицию, Джонас, то мы под этой самой крышей обнаружим и вора, и похищенное, — не без холода в голосе ответила она.

— Ты что… — заколебался глава семейства. — Пышечка, неужели ты подозреваешь кого-то из слуг?

— А кто еще мог знать такое? — спросила миссис Прим. Все слуги заерзали и начали бросать друг на друга косые взгляды.

— Чушь собачья! — проговорил мистер Прим. — Но я все же вызову полицию, потому что надо сообщить о краже. Это кто-то пробрался снаружи, даже не сомневаюсь, — и он начал спускаться к телефону. Но не успел он до него дойти, как раздался звонок, и когда мистер Прим, с кем-то поговорив, вешал трубку, ограбление казалось пустяком. Да, он почти забыл о нем, так как ему сообщили о только что полученной от мистера Самюэля Бенама телеграмме.

— Вот, пышечка, — кричал мистер Прим, пока поднимался на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки, — пришла телеграмма. От Бенама. Он пишет, Абби не приехала на поезде. Спрашивает, когда ее ждать.

— Не может быть, — не поверила миссис Прим. — Я сама ее посадила в вагон. Не может быть!

Джонас Прим был человеком решительным и быстрым. Через полчаса он привел в действие все колесики механизма по поиску пропавшей Абигейл, какие можно было запустить с помощью денег и влияния, а также успел сообщить об ограблении. Попутно он узнал о не менее значимых событиях, произошедших в Окдейле ночью.

На следующее утро весь городок был взбудоражен, пожирая горящими глазами первую страницу обычно скучного «Окдейлского Вестника». Местные новости никогда не были громкими, но в это утро поднялась шумиха, какой Окдейл не видел и, без сомнения, больше не увидит. Даже самоубийство кассира Коммерческого банка взволновавшее жителей три года назад до такой степени, что вошло в анналы городской истории, померкло на фоне блистательной череды преступлений и загадок одной единственной ночи. О подобном не смели мечтать самые кровожадные и жизнерадостные любители сенсаций.

Во-первых, бесследно исчезла Абигейл Прим, единственная дочь самого богатого жителя города, а дом самих Примов был ограблен. Одного этого хватило бы в качестве темы для многочисленных сплетников Окдейла на несколько недель, но дело данными событиями не ограничилось. Старый Джон Бэггс, самый знаменитый городской нищий, проживающий в домике на окраине, подвергся нападению и теперь лежал при смерти в больнице для бедных. То, что это было ограблением, не подвергалось сомнению: все три комнаты дома, на дом не очень-то и похожего, были перевернуты вверх дном. Жертва все еще не пришла в сознание, поэтому иных подробностей преступления не было. И даже этот жестокий налет не шел ни в какое сравнение с деянием более ужасающим.

В Окдейле на Реджиналда Пэйнтера годами смотрели искоса, но не без тайной гордости. В округе он был единственным истинным бонвиваном, что бы это слово ни означало. «Окдейлский Вестник» не писал о нем иначе, чем как об «известной всему городу персоне» или как о «светском льве Окдейла». Реджиналд Пэйнтер всегда одевался лучше всех. Его костюмы шились в Нью-Йорке, и даже одно это выделяло его среди мужского населения города. Он много путешествовал, был финансово независим и очень неплох собой. А с какой надеждой и отчаянием обращали на него свои взоры матери девиц на выданье! Окдейлским отцам он, тем не менее, не нравился: мужчины, как правило, знают больше о моральных устоях лиц своего пола, чем женщины. Были и такие, которые, если бы их допросили, сказали бы, что устоев не было вовсе.

Но нет ничего лучше для правдивой истории, полной приключений и тайн, чем некролог! Реджиналд Пэйнтер был мертв. Его, уже бездыханного, в полночь обнаружила компания автомобилистов, возвращающаяся с рыбалки. Он лежал на обочине недалеко от города. В черепе над левым ухом зияла дыра. По положению тела и помятой траве вокруг сразу определили, что мужчину выбросили из быстро проезжающей машины. Вывернутые карманы говорили о том, что сначала его убили, ограбили и лишь затем избавились от трупа.

И вот в Окдейле нашлись, и надо сказать, что нашлись в большом количестве, те, кто пытался свести воедино все эти ужасные и таинственные преступления. С самого начала казалось очевидным, что ограбление дома Примов, нападение на старого Бэггса и убийство Пэйнтера были делом рук одного и того же человека. Но как же связать все эти пугающие события с исчезновением Абигейл Прим? Конечно, многие слышали о многолетней дружбе девушки и Реджиналда: случалось, и довольно часто, что она выезжала за границу на французском родстере мужчины, а он, в свою очередь, сопровождал Абигейл на различные вечеринки и сам посещал дом Примов. Но все это можно было сказать о десятке других весьма уважаемых в Окдейле юных леди. Возможно, исчезновение Абигейл накануне убийства Пэйнтера было лишь несчастным совпадением.

Но когда чуть позже из соседнего городка пришли новости о том, что Реджиналда видели разъезжающим в странном автомобиле с двумя неизвестными лицами и девушкой, сплетники вновь взялись за дело. Было упомянуто, конечно, вскользь, что этот городок находился в нескольких станциях от Окдейла как раз в том самом направлении, в каком отбыла Абигейл за день до этого. До места своего назначения она так и не доехала. Также отмечалось, что впервые Пэйнтера, мужчин и ДЕВУШКУ заметили как раз после прибытия окдейлского поезда! Что же еще требовалось доказывать? Все и так ясно. Сплетники замерли в напряженном ожидании.

«Найдите Абигейл, — шептали некоторые, — и все выплывет на поверхность». Более милосердные предполагали, что юная Прим была похищена теми же негодяями, которые убили Пэйнтера и привели мирный Окдейл в ужас другими своими делишками. «Окдейлский Вестник» выпустил специальный дневной номер, целиком посвященный анализу свидетельств, уже описанных в газете, и многочисленным домыслам, возникшим на этой почве. И даже страх перед старым Джонасом Примом и его миллионами не смог унять жажду сенсаций редактора «Вестника»: раз ему впервые в жизни выпала такая возможность, он выжимал из нее все, не брезгуя смутными предположениями, связывавшими имя Абигейл с убийством Реджиналда Пэйнтера.

Джонас Прим был слишком занят и обеспокоен, чтобы обращать внимание на «Вестник» и его редактора. Он уже нанял лучшего детектива из лучшего агентства ближайшего мегаполиса. Сыщик прибыл в Окдейл, узнал все, что можно, и благополучно уехал.

Вот и описаны события, происходящие в городе. Пусть Окдейл хоронит своего мертвеца, мы покидаем его.

Неожиданное давление острия на грудь пробудило Оскалузского Вора, и с удивительной резкостью он оказался на ногах, прежде чем повторное и уже смертельное касание пронзило сердце. Поначалу грабитель не понял, насколько близка была гибель и что ему спас жизнь металл пистолета, по счастливой случайности оказавшегося в нагрудном кармане, — да, да, именно того пистолета, который юноша прихватил с туалетного столика в спальне Абигейл.

Шум нападения и последовавшего спасения разбудили остальных членов шайки. Они увидели Дурного Чарли, приближающегося к Вору с ножом в руке. За ним, науськивая, крался Генерал. Юноша пятился к дверному проему. На мгновение все замерли. Потом нападающий бешено ринулся на жертву, но рука грабителя скользнула в карман порванного пиджака. Последовала вспышка, грохот, и Дурной Чарли с криком упал на землю. Оскалузский Вор молниеносно развернулся и скрылся в ночи.

Все произошло так быстро, что остальные бандиты, полностью не очнувшиеся ото сна, и встать-то толком не успели. Небесный Капитан, не обращая внимания на завывания Чарли, думал только о добыче, исчезнувшей вместе с Оскалузским Вором.

— Давайте! Мы его поймаем! — кричал он, выбегая из овина. Все, кроме Дурного Чарли, последовали за главарем. Так как зрителей больше не было, раненый перестал орать и прилег, осматривая себя. К собственному удивлению обнаружил, что не умер. Дальнейший осмотр показал, что и рана-то пустяковая. Пуля Вора просто скользнула по ребрам под правой рукой. Хрюкнув то ли от отвращения, то ли от облегчения, он встал и присоединился к погоне.

Оскалузский Вор с удивительной скоростью, которую можно объяснить лишь юностью и страхом, бежал по дороге на юг. За пять минут он так сильно обогнал своих преследователей, что Небесный Капитан предположил, что парень просто спрятался на соседнем поле. В результате поле обыскали, юношу не нашли, но потеряли достаточно времени для того, чтобы Вор оторвался от них еще на милю, прежде чем погоня возобновилась. Бандиты были настроены весьма решительно: не только добыча привлекала сердца, но в души закрались разного рода подозрения. Большинство просто опасалось, что грабитель и правда частный детектив, а по меньшей мере двое действительно, до дрожи в коленках боялись такого исхода — любой сыщик из Окдейла пугал их.

Они уже не бежали, а, отдуваясь, плелись вдоль по ровной дороге, озабоченно и зло шаря глазами по сторонам.

Оскалузский Вор тоже подустал, хотя сбавил шаг на милю дальше шайки и все равно шел быстрее: молодое тело не было измотано годами нездорового образа жизни. Какое-то время пистолет оставался в руке, но звуки погони затихли, и он положил его в тот же карман, что и до этого, когда жизнь была спасена от клинка выродка Чарли. Примерно в течение часа грабитель с неплохой скоростью двигался по петляющей дороге. Ноги отказывались слушаться, но он не смел остановиться передохнуть, каждую секунду ожидая нападения небритых мутноглазых дружков Небесного Капитана. Страх привел юношу в необычайно хорошую физическую форму. В голове роились воспоминания о кричащем мужчине, оседающем на земляной пол овина. Он стал убийцей! Отнял жизнь у человека. Мальчик морщился и дрожал, пошел быстрее, почти побежал — наконец стрелой бросился во тьму, спасаясь от призрака, гораздо более жуткого, чем преследователи из плоти и крови.

Природа тоже решила предстать перед испуганным юношей во всей своей грозной красе: тучи закрыли луну, поля из радостно зеленых превратились в черные, а ветви с набухающими почками стали похожи на руки, угрожающе выставившие свои когти над темной запретной дорогой. Ветер вздыхал все мрачнее и мрачнее. На юге небо озарила вспышка молнии, сопровождаемая гулким раскатом грома. Вдруг крупная капля упала на лицо грабителя; молнии стали ярче; раскаты грома переросли в божественную канонаду; мальчик по-прежнему не решался остановиться, чтобы найти укрытие.

Очередная вспышка осветила перекресток: широкое и ровное шоссе уходило налево, направо же вела дорога проселочная, невероятно темная, обсаженная с двух сторон деревьями.

Беглец замер в сомнении. Куда свернуть? Главная дорога, конечно, выглядела менее таинственно и пугающе, но не выберут ли ее по тем же причинам преследователи? Тогда, однозначно, правый путь для него. Юноша все еще не двигался с места: слишком сумрачной и подозрительной казалась выбранная тропа. Не ведет ли она прямо в пучину неизведанного ужаса?

И стоял он под дождем и ветром, вокруг бушевала гроза, ужас прошлого и страх перед будущим были единственными спутниками. Неожиданно сквозь звуки грозы раздался напев — там впереди, чуть дальше по шоссе. Юнец бросился бежать, но тут же встал, опасаясь, что его уже заметили: направо ведет лишь одна дорога. Осторожно он прошел вперед и смог разобрать слова:

Голос внушал доверие: и тембр, и манера произношения свидетельствовали о том, что это человек воспитанный. Юноша вновь помедлил, а потом чуть отошел в сторону, опасаясь открыть свое присутствие — на сей раз уже из-за кровавого деяния, совершенного им самим. Ах, как он жаждал оказаться в обществе сладкозвучного незнакомца! Всеми фибрами души стремился он отгородиться этой встречей от немыслимых ужасов, пережитых ночью! Но все же он дал бы невидимому менестрелю уйти, если бы не Судьба: в тот самый миг яркая молния, озарившая все небо, осветила обоих путников.

Юноша увидел худого, но хорошо сложенного мужчину в потрепанной одежде и безобразной панаме. Образ запечатлелся в памяти навсегда — честные смеющиеся глаза, правильные черты лица, словно специально созданные для удивительного голоса, и невообразимые лохмотья бездомного бродяги, говорящие об образе жизни носителя больше, чем если бы на его шею повесили специальную табличку.

Незнакомец остановился. Вокруг опять было темно.

— Чудный вечер для прогулки, — заметил он. — Бежите в свою деревню? Не боитесь поскользнуться в такой грязи? Говорил я Джеймсу с самого начала, что на колеса цепи надо надеть, а он не надел. Иногда он действительно раздражает. И вот сегодня этот нахал вообще не появился, и мне пришлось отправляться в одиночестве, хотя Джеймс прекрасно знает, как я не люблю вести машину ночью под дождем.

Юноша заулыбался. Страх вдруг куда-то исчез, потому что было невозможно заподозрить в чем-то плохом человека с таким веселым голосом.

— Вот не знаю, куда идти, — попытался он объяснить свою заминку у перекрестка.

— Как? — воскликнул мужчина. — Разве здесь две дороги? Сам искал эту развилку, чуть мимо не прошел в темноте. Был я здесь примерно год назад и помню, что где-то милей дальше, если идти по проселочной, можно наткнуться на заброшенный дом. Там и укроемся от ненастья.

— Да! — поддержал юноша. — Теперь я понял, где я. В темноте, в грозу и после того, что со мной случилось, все начало казаться незнакомым. Как будто за границу попал, но сейчас я знаю. И дом заброшенный в миле отсюда есть, но я бы туда не ходил. О нем рассказывают страшное. Там уже лет двадцать никто не живет, с тех пор, как Сквиббов мертвыми нашли — и отца, и мать, и троих сыновей с дочерью. Убийцу так и не поймали, вот дом с фермой и пустуют. Ферму как-то пара смельчаков пыталась восстановить, но тут же передумали. Только ночь на ней переночевали вместе со своим семьями. Помню, слышал кое-какие немного, ну, детские истории об ужасных вещах, творящихся там после убийства Сквиббов. По ночам, когда темно. Я даже мимо этого места проходить не хочу, тем более в такую погоду.

Мужчина улыбнулся.

— Год назад в такой же дождь я там переночевал, — сказал он. — Ничего необычного не видел и не слышал. Эти разговоры просто смешны, да даже если это и правда, то от какого-нибудь шума хуже не будет, не то что ночью на улице под дождем спать. Воспользуюсь-ка я призрачным гостеприимством Сквиббов еще разок. И вам советую.

Молодой человек вздрогнул и отпрянул. Откуда-то издалека послышался крик.

— Да, я иду, — согласился он. — Поторопимся, — и почти бегом направился к проселочной дороге.

Мужчина медленно последовал за ним. Темнота скрыла немой вопрос в его глазах. Он тоже слышал, как сзади кричали, и вспомнил слова мальчика о том, что ночью с ним что-то стряслось, мгновенно догадавшись, что внезапно появившаяся решительность попутчика преодолеть страх перед домом с привидениями связана с хриплым возгласом вдали.

Когда он наконец догнал юношу, тот уже успокоился и сбавил шаг. Мужчина заговорил с ним, держась как можно доброжелательнее.

— Так что же с вами случилось? — спросил он. — За вами кто-то гонится? Не бойтесь меня. Я помогу, если расскажете. А не расскажете, все равно не бойтесь: я не выдам. Так что? Выкладывайте.

Юноша уже был почти готов излить душу перед этим добрым незнакомцем с честными глазами, но из-за внезапно нахлынувшего страха слова замерли на губах. Если он начнет рассказывать все, то придется касаться некоторых щекотливых деталей, а их он бы предпочел оставить в тайне, поэтому он сразу заговорил о бродягах в заброшенном овине. Вкратце он описал ночное нападение, выстрел в Дурного Чарли, бегство и погоню.

— Ну вот, — подвел он итог, — вы знаете, что я убийца, и, наверное, не захотите иметь со мной дела, разве только сдадите меня властям, чтобы меня повесили.

Он почти плакал, так ему было страшно.

Мужчина приобнял паренька:

— Не беспокойтесь и не мельтешите, как вор, — сказал он. — Вы не убийца, даже если и отправили Дурного Чарли на тот свет, на что я очень сильно надеюсь. Вы облагодетельствовали человечество. Я этого Чарли много лет знаю. Его давно пора убить. К тому же, если вы стреляли, обороняясь, вас ни один суд присяжных не осудит. Боюсь лишь, что Чарли-то вы не убили. Сами говорите, что слышали, как он орал, пока бежали от овина: мертвецы, знаете ли, не кричат.

— Как вы узнали, кто я? — спросил юноша.

— А я и не узнал, — ответил мужчина.

— Но вы же назвали меня «вором»? Так меня и зовут — Оскалузский Вор.

Хорошо, что темнота скрыла удивление на лице собеседника: он был неплохо знаком с Оскалузским Вором, тугим на ухо и туповатым бывшим боксером с изъеденными оспой щеками. Он же во вспышке молнии увидел абсолютно противоположное: стройного юношу с гладкой кожей, овальным лицом и большими темными глазами.

— А! — воскликнул мужчина. — Так вы тот самый Оскалузский Вор! Весьма польщен, сэр, и рад такому знакомству. Разрешите представиться: меня зовут Бридж. Если бы с нами был Джеймс, я бы попросил его смешать один из его знаменитых коктейлей, и мы бы выпили за взаимное счастье и продолжительность нашей дружбы!

— Рад познакомиться, — сказал юноша. — Вы даже не представляете, как рад. Мне было так страшно и одиноко, — и он придвинулся ближе к все еще приобнимавшему его спутнику, хотя поначалу намеревался сбросить руку с плеча.

Продолжая беседу, товарищи отправились дальше по темной дороге. Гроза перешла в непрекращающийся дождь с редкими молниями и глухими раскатами грома. Погони вроде больше не было, но Бридж мог бы поспорить, что Небесный Капитан, мудрый как сова и хитрый как лис, безусловно догадался, что беглец свернул на первом же перекрестке прочь от шоссе, и поэтому, хотя они ничего не слышали, было бы безопаснее считать, что шайка все еще идет по следам мальчика.

— И компания-то вся нехороша, — продолжал Бридж. — Давненько я их знаю. Небесный Капитан не поощряет убийств, но это потому, что хитёр. Его шайка на убийства идет, но когда они убивают при Капитане, никаких следов преступления не остается, настолько он аккуратен. Жертва просто исчезает.

Мальчик задрожал.

— Вы же не дадите меня в обиду? — он еще плотнее прильнул к мужчине. Вместо ответа рука сильнее сжала плечи Оскалузского Вора.

Они шли по грязной дороге, ведущей через холм в темную и мрачную лощину. Очередная молния осветила силуэт постройки в сотне ярдах справа. Это и была ферма Сквиббов, окруженная щербатым косым забором.

— Вот мы и пришли! — воскликнул Бридж. — Водятся здесь привидения или нет, но сухой уголок в этой развалюхе точно найдется. В прошлом году даже печка была. Наверняка она на месте. Обсохнем-отогреемся и заснем как невинные младенцы. Ставлю свою шелковую шляпу, что Оскалузский Вор именно так и спит, да?

Мальчик не стал этого отрицать, и парочка зашла, перешагнув через упавшие ворота, на заросший высокими сорняками двор, в глубине которого и находился зловещий дом. Тень от окружающих его деревьев делала ночь еще более непроглядной.

Они уже были на веранде, когда Бридж, оглянувшись, увидел яркий свет на вершине холма, которую они только что миновали, прежде чем спуститься в лощину, или, если быть совсем точным, в небольшую долину, приютившую рассыпающийся на части дом Сквиббов. Сквозь шум дождя послышался звук быстро двигающегося автомобиля. Луч света скользнул вверх, потом вниз, потом направо и сразу налево.

— Кто-то, должно быть, торопится, — прокомментировал Бридж.

— Наверное, Джеймс спешит вас найти и объяснить свое отсутствие, — предположил Оскалузский Вор, и оба рассмеялись.

— Чёрт побери! — вырвалось у Бриджа, когда машина начала спускаться с возвышенности в их направлении. — Не хотел бы я ехать вслед за этим парнем в такую ночь да по грязи!

Когда автомобиль помчался по прямой дороге к дому, во вспышке молнии стало ясно, что это прогулочный кабриолет с открытым верхом. Он достиг ворот фермы, и с заднего сиденья раздался женский крик, сопровождаемый выстрелом из пистолета. Спутники увидели, как что-то темное было сброшено на обочину, а сама машина, не сбавляя скорости, вновь скрылась за вершиной холма.

Бридж бросился к воротам, испуганный Оскалузский Вор последовал за ним. В канаве у дороги, нелепо раскинувшись, лежала молодая женщина. Мужчина поднял ее на руки. Юношу удивила сила, таящаяся в довольно худом теле попутчика.

— Давайте я помогу нести, — предложил он, но Бриджу не нужна была помощь.

— Иди вперед и открой дверь, — сказал он и понес свой груз в дом.

Забыв под влиянием момента весь страх перед грозной постройкой, Оскалузский Вор обогнал идущего, взбежал на веранду, пересек ее, распахнул покоробившуюся от времени дверь и первым залетел в темный дом. Следом вошел Бридж. Не успел юноша сделать и дюжины шагов, как наткнулся на что-то мягкое и пружинистое. Споткнувшись и не сумев удержать равновесие, он в полный рост рухнул на это препятствие. Выставленная вперед при падении раскрытая ладонь, попала прямо на холодное и липкое лицо лежавшего на полу трупа. С криком ужаса Вор вскочил и, дрожа, отпрянул назад.

— Что? Что случилось? — заволновался Бридж, с которым юноша невольно столкнулся при отступлении.

— А-а-а! — содрогаясь, стонал Вор. — Он мертвый! Он мертвый!

— Кто мертвый? — переспросил Бридж.

— Там на полу мертвец. Прямо перед нами, — охал юноша.

— У меня в правом кармане фонарик, — сказал мужчина. — Достань и посвети.

Дрожащими пальцами Вор вынул искомое, но никак не мог нащупать кнопку. Когда наконец ему это удалось, тонкий луч белого света упал на застывшее в гримасе смерти лицо некрупного странно одетого мужчины с золотыми серьгами в ушах и длинными спутанными черными волосами, прилипшими ко лбу в последней испарине. Глаза были широко открыты, и даже после смерти в них читался страх. Черты были искажены неподдельным ужасом. Скрюченные пальцы зажали клочки темно-русых волос. Видимых ран и следов насилия не было, разве что высохшие остатки кровавой пены пятнали губы.

Бридж застыл с девушкой на руках. В предплечье мужчины вцепился Вор, плотно прижавшись от переполнявшей его паники, всей своей позой показывая, как сильно доверяет новому другу.

В бледном свете фонаря было видно, что справа находится узкая лестница, ведущая на второй этаж. Прямо же луч освещал приоткрытую дверь в темные задние комнаты. У подножия лестницы располагался вход в подвал. Бридж кивнул на дверь:

— Там печь. Войдем и разведем огонь. Держи пистолет наготове. Кто бы это ни сделал, его уже здесь нет, но все равно надо быть настороже.

— Мне страшно, — пробормотал Вор. — Давай уйдем отсюда. Я же тебе говорил. Все прямо как мне рассказывали.

— Мальчик, нам нельзя оставлять женщину, — ответил Бридж. — Она жива. Мы не можем уйти и бросить ее здесь. И взять с собой не можем: такая погода не для нее. Мы обязаны остаться. Давай успокаивайся. Нечего бояться мертвецов, к тому же…

Он не договорил. Где-то в глубине подвала звякнула цепь. Что-то начало скрестись о деревянные ступени. Оно явно поднималось, а тяжелые звенья цепи со звоном волочились сзади.

Широко открытыми от страха глазами Оскалузский Вор смотрел на Бриджа. Губы двигались в попытке что-то сказать, но ужас не давал произнести ни звука. Медленно, неуклюже ОНО поднималось по темным ступеням из мрака заброшенного подвала чудовищного дома. Даже Бридж немного побледнел. Было ясно, что человек на полу умер неестественной смертью, а, судя по пугающему выражению его лица, можно было подумать, что смерть была сверхъестественной. Лязг, который издавало СУЩЕСТВО, выбираясь наверх, был по-настоящему жуток, настолько жуток, что даже Бридж начал озираться, ища пути к отступлению. Его взгляд упал на лестницу, ведущую на второй этаж.

— Быстро! — прошептал он. — Наверх! Ты первый, я за тобой.

Вору не надо было повторять дважды. Одним прыжком он оказался на середине ветхой лестницы, но темнота впереди заставила его задержаться и подождать Бриджа: тот шел медленнее из-за своего груза. Между тем скрежетание цепи уже говорило, что ОНО сейчас выйдет из подвала.

— Включи фонарик и посвети вниз, — приказал Бридж. — Что бы это ни было, мы должны посмотреть.

Дрожащими руками Оскалузский Вор направил луч через качающиеся гнилые перила. Но палец сорвался с кнопки, и все вокруг погрузилось во тьму. Суетливая попытка нащупать выключатель и зажечь свет привела к худшему: фонарик выскользнул из рук и упал на первый этаж. Вдруг лязг прекратился, и наступившая тишина была страшнее всяких звуков.

В течение долгой минуты спутники стояли на лестничной площадке, прислушиваясь к мрачным шорохам внизу. Юноша был действительно перепуган и даже не пытался скрыть этого — прижался к другу и вновь вцепился ему в руку. Бридж чувствовал, как трясется хрупкое тело мальчика, как судорожно сжимаются тонкие пальцы, как неровно и прерывисто его дыхание. Внезапно он мучительно захотел обнять паренька, защищая, но не смог осуществить этот необъяснимый порыв: на руках все еще была девушка. Он наклонился к юноше:

— У меня в кармане спички, — прошептал он. — В том же, где был и фонарь. Зажги одну, и поищем комнату: надо девушку куда-нибудь положить.

Мальчик попытался нащупать коробок. Мужчина явственно ощутил, как тяжело ему было собрать свою волю в кулак и сделать это, но наконец все удалось и огонек зажегся. Свет пробудил звуки внизу: доски скрипнули под тяжестью тела, потом звякнула цепь, и спутники, опиравшиеся на перила, почувствовали, как затрясся поручень, словно на него легла рука. Юноша едва сдержал крик. Тут же погасла спичка, но во вспышке света Бридж все же успел рассмотреть приоткрытую дверь в дальнем конце коридора второго этажа.

А внизу скрипели ступени, и глухой скрежет цепи сопровождал каждый шаг наверх.

— Быстро! — позвал Бридж. — Прямо по коридору в комнату в конце.

Мужчина выглядел озадаченным. Было бы неверно предположить, что он по-настоящему испугался, но неподдельный ужас мальчика был настолько силен, что не мог не сказаться и на нем, к тому же все, что они увидели и услышали в заброшенном здании, несло на себе жуткий потусторонний след: мертвец на первом этаже, необъяснимый звон цепи невидимого СУЩЕСТВА из подвала, а мрачные слухи о загадочной трагедии и нераскрытом преступлении усиливали эффект. В общем, Бридж не стал бы отрицать, что сильно обрадовался относительной безопасности комнаты в конце коридора: ее дверь можно было закрыть, отгородившись от адских ужасов и мрака дома.

Оскалузский Вор ковылял впереди: трясущиеся колени подгибались и не давали идти прямо. Невооруженному человеку с девушкой без сознания на руках его походка казалась непростительно медленной, ведь лязг все приближался. Наконец они добрались до двери и вошли в комнату.

— Дверь закрой, — скомандовал Бридж, проходя в центр помещения и опуская девушку на пол, но приказ выполнен не был — в ответ послышались лишь глубокий вздох и звук упавшего на подгнившие доски тела. Выругавшись от досады, мужчина бросил девушку и быстро захлопнул дверь. Посреди коридора цепь дребезжала по щербатой деревянной обшивке — СУЩЕСТВО, кем бы оно ни было, догоняло беглецов. Бридж подпер дверь плечом, достал из кармана спичку и зажег ее. Одежда промокла под дождем, но спички всегда оставались сухими: и карман, и клапан кармана были предусмотрительно обшиты водонепроницаемым материалом, оставшимся от старого плаща, когда-то найденного Бриджем, — годы странствий показали, что без огня жить нельзя.

В свете спички мужчина быстро осмотрел помещение, большую комнату со старой деревянной кроватью, шкафом и комодом. Два темных окна выходили на дорогу, а сам он стоял у единственного входа. В последних сполохах огня Бридж осмотрел дверь в поисках замка и, к своему облегчению, обнаружил засов — старый и ржавый, но еще годный. Тут же комната была заперта, и скрежет волочащихся цепей затих у порога. Огромная кровать стояла как раз рядом, ей-то Бридж на всякий случай и забаррикадировал вход; в коридоре все было спокойно, и мужчина смог обратить внимание на лежащие на полу тела. Без колебаний мужчина сначала подошел к мальчику, хотя этот поступок казался ему необъяснимым, ведь юноша просто упал в обморок, в то время как девушка пострадала от нападения и была на грани смерти.

Что же так привлекало Бриджа в самозваном Оскалузском Воре? Он почти не видел лица мальчика, но испуг и беспомощность последнего будили в нем желание защищать. Конечно, юность и слабость всегда находят отклик в душе сильного мужчины.

Пока Бридж нащупывал место, куда упал мальчик, глаза привыкли к темноте, и он увидел, что юноша сидит.

— Как? — спросил он. — Получше стало?

— Где оно? Боже мой! Где оно? — закричал Вор. — Оно придет сюда и убьет нас, как убило того — того — внизу.

— Оно не войдет, — заверил Бридж. — Я запер дверь и придвинул к ней кровать. Чёрт! Чувствую себя старой девой, забравшейся в шкаф от грабителей.

В коридоре вновь загремела цепь и кто-то громко затопал по голому полу. С визгом юноша вскочил и прижался к мужчине. Руки обвивали шею, лицо уткнулось в плечо.

— Нет, нет, не дай ему забрать меня! — орал он.

— Держись, сынок, — подбодрил Бридж. — Я же тебе сказал, что оно не войдет.

— А ты откуда знаешь? — ныл мальчик. — Оно человека внизу убило — оно Сквиббов убило, прямо здесь, в комнате. К ним-то оно вошло, что ж к нам-то ему войти помешает? Что для НЕГО какие-то двери?

— Ну, ну, успокойся, — Бридж пытался утихомирить юношу. — Это все нервы. Приляг на постель и попытайся заснуть. Все с тобой будет хорошо, а утром проснешься, сам же над своими страхами смеяться будешь.

— Лечь на ЭТУ кровать? — это был почти вопль. — На этой кровати Сквиббов убили, старика с женой. Она никому не нужна, вот и стоит здесь уже много лет. Да я лучше умру, чем до нее дотронусь. На ней все еще кровь!

— Жаль, — уже чуть строже сказал Бридж, — что ты никак не успокоишься. Истерикой делу не поможешь. Мы здесь, и никуда нам отсюда не деться. К тому же надо за девушкой присмотреть, может, она умирает, а мы пока ничего для нее не сделали.

Мальчику явно стало стыдно, он отпустил Бриджа и отодвинулся.

— Извини, — сказал он. — Я хотел как лучше, но — ну да! — испугался. Ты даже не представляешь, как испугался.

— Я-то слышал, — ответил Бридж, — что Оскалузского Вора просто так не напугать; у тебя, знаешь ли, репутация смельчака.

Темнота скрыла румянец, вспыхнувший на щеках юноши. Повисла неловкая пауза, а Бридж подошел к девушке, все еще неподвижно лежащей там, где он оставил ее. Вор заговорил:

— Извини, я выставил себя дураком. Ты такой смелый, а я тебе ничем не помог. Я больше так не буду.

— Хорошо, — откликнулся Бридж и наклонился, чтобы перенести девушку на кровать. Потом чиркнул спичкой и подвинулся поближе, намереваясь осмотреть лежавшую. Огонек осветил комнату, и с улицы стало видно, что за прямоугольниками неостекленных окон второго этажа кто-то есть, а это сразу остановило бредущих по склизкой дороге грязных и потрепанных мужчин, злых как черти из-за слякоти под ногами.

Склонившись над девушкой, Бридж почувствовал, что к кровати подошел и юноша.

— Умерла? — прошептал паренек.

— Нет, — ответил Бридж, — и по-моему, даже особо не пострадала, — и продолжил осмотр: ощупал и слегка посгибал конечности, попросил мальчика зажечь и подержать спичку, расстегнул корсаж, пытаясь найти следы пулевого ранения.

— На ней ни царапины, — наконец произнес он. — Насколько я понимаю, она просто в шоке. Симпатичная, правда?

Мальчик сразу выпрямился.

— На мой вкус, слегка грубовата, — ответил он. Что-то странное было в голосе, поэтому Бридж сразу оглянулся на него, пока не погасла спичка. В темноте нельзя было разглядеть выражение лица мужчины, но его убеждение, что девушка красива, не изменилось. В тусклом свете они увидели выхваченное из тьмы овальное лицо, растрепанные локоны, пухлые алые губы и большие темные глаза.

Дальнейшее обсуждение женской красоты было прервано звоном цепи за дверью. Нечто двигалось по коридору к лестнице, и вот, к огромному облегчению Оскалузского Вора, оно ушло на первый этаж.

— Как ты думаешь, что это было? — спросил мальчик почти истерически дрожащим голосом.

— Понятия не имею, — ответил Бридж. — Никогда в привидений не верил, не верю и теперь, но все же предположу, что у него…

Его прервал донесшийся с кровати стон, и он повернулся к девушке. Пока они ждали, что стон повторится, старые пружины заплесневевшего матраса скрипнули — девушка пошевелилась. В темноте Бридж разглядел, что жертва недавнего нападения пытается сесть. Он пододвинулся и наклонился над ней.

— Я бы не стал напрягаться, — сказал он. — Вы пострадали, и сейчас вам лучше не двигаться.

— Кто вы? — спросила девушка, пытаясь перебороть испуг. — Вы не…?

— Вы меня не знаете, — проговорил Бридж. — Мы с другом случайно оказались рядом, когда вы выпали из машины, — будучи человеком тонкой душевной организации, хотя, глядя на его лохмотья, не всякий догадался бы об этом, Бридж предпочел не смущать девушку детальным рассказом о произошедшем, предоставив ей самой домыслить остальное так, как ей было спокойнее, — и мы принесли вас сюда, чтобы укрыть от ненастья.

Девушка немного помолчала.

— Куда «сюда»? — переспросила она. — Машина неслась так быстро и было так темно, что я не представляю, где мы, хотя помню, что мы свернули с шоссе.

— Мы в старом доме Сквиббов, — ответил мужчина. Он заметил, что одной рукой девушка осторожно ощупывает голову и лицо, поэтому следующий вопрос не удивил его.

— Я очень пострадала? — спросила она. — Я умру?

Ее голос дрожал, как у испуганного и удивленного ребенка. Бридж услышал, что мальчик за спиной непроизвольно подался вперед, и увидел, что он тоже опустился на колени рядом с кроватью.

— Вы не пострадали, — произнес Оскалузский Вор. — Бридж не нашел ран, должно быть, стрелявший промахнулся.

— Он держал меня над дорогой, когда нажал курок, — дрожь прошла по телу девушки при этом воспоминании. — Выбросил меня во время выстрела. Мне кажется, что он не думал, что промахнется с такого расстояния, — она опять замолчала, сидя очень прямо. Бридж скорее почувствовал, чем разглядел в темноте, что она застыла, словно перед ее глазами проходили, возможно, ужасные сцены, не видимые ни ему, ни Вору.

Вдруг девушка развернулась и упала на кровать, прижавшись к ней лицом.

— Боже мой! — стонала она. — Отец! Отец! Это же убьет тебя, никто не поверит, все подумают, что я плохая. Но я этого не делала! Не делала! Я просто дурочка, но я никогда не была плохой, и — и — и я не виновата в том, что случилось сегодня ночью.

Бридж и мальчик понимали, что говорит она не с ними, а с отцом, чье сердце будет разбито с рассветом, и пытается убедить его, что его дочурка никому не желала зла.

Она вновь села, но голос уже не дрожал.

— Возможно, я умру, — сказала она. — Хочу умереть. Не понимаю, как теперь мне жить. Но если я правда умру, необходимо, чтобы отец узнал, что я ни в чем не виновата и они пытались убить меня, потому что я не собиралась молчать. Его убил тот, маленький. Они называли его Джимми и Оскалузским Вором. А того, что побольше, звали Терри. После убийства, я пыталась выпрыгнуть. Я сидела впереди с Терри. Но они втащили меня обратно, а потом, потом Оскалузский Вор пытался убить и меня и выбросил из машины.

Бридж услышал, как мальчик сглотнул. Девушка продолжала:

— Завтра вы узнаете об убийстве — все узнают; и меня будут искать; и найдутся люди, видевшие меня с ними в автомобиле, ведь обязательно кто-то меня видел. Я этого не перенесу! Хочу умереть. Умру! Я из хорошей семьи. Мой папа солидный человек. Я не могу вернуться, не могу быть опозоренной и чувствовать, как он страдает, а он будет страдать, ведь я все, что у него есть, — его единственный ребенок. Я не назову вам своего имени — вы все равно его скоро узнаете, но, пожалуйста, найдите способ сообщить моему отцу то, что я вам рассказала. Клянусь, что не соврала! Памятью моей покойной мамы клянусь!

Бридж положил руку на плечо девушки.

— Если вы говорите правду, — сказал он, — на вашей совести только глупая выходка в компании незнакомых мужчин. Не думать о смерти — вот ваш долг перед семьей. Если вы лишите себя жизни, это будет расценено как молчаливое признание вины и только удвоит скорбь и бесчестье, которые выпадут на долю вашего отца, когда все всплывет, а оно безусловно всплывет, если было совершено убийство. Единственное средство расплатиться за ошибку — вернуться и встретить последствия рядом с ним; не оставляйте его, это трусость.

Девушка не ответила, но то, что слова Бриджа заставили ее глубоко задуматься, не подлежало сомнению. Какое-то время все молчали, погруженные в свои мысли, но тишина была прервана шагами на первом этаже: сначала под несколькими парами ног заскрипели полы, потом раздался возглас, сопровождаемый ругательством, — слова беспрепятственно проникали через дырявый пол комнаты.

— Глянь на жмурика, — Оскалузский Вор сразу узнал говорок Супчика.

— Видать, Вор его порешил, — откликнулся другой голос.

Это несомненно остроумное замечание вызвало смех.

— Паренек, наверно, добычу показал, а тот от сердечного приступа и окочурился, — предположил кто-то.

Мужчины еще смеялись, когда из подвала раздался душераздирающий скрежет цепи. На первом этажа воцарилась тишина, прерванная удивленным: «Чо за ерундовина?» Двое бродяг прошли к лестнице и начали подниматься. Таинственный лязг тоже подвинулся ближе к выходу на первый этаж. Девушка на кровати обратилась к Бриджу.

— Что это? — выдохнула она.

— Даже не представляем, — ответил мужчина. — Оно следовало за нами сюда, точнее, оно нас сюда загнало, а потом ушло еще до того, как вы очнулись. Думаю, что сейчас внизу будет весело.

— Это Небесный Капитан с шайкой, — прошептал Оскалузский Вор.

— Это Оскалузский Вор, — прошептали внизу.

— А чо тогда наверху горело? — поинтересовался кто-то.

— А чо жмурика прикончило? — спросил третий голос. — Ничо хорошего здесь не было: вы его рожу видали да пену кровавую из пасти? Зуб даю, в доме какая-то чертовщина творится. Знаю я эту развалюху — тут призраки. Копец! Вот оно! — скрежет раздавался уже у самой двери подвала. На втором этаже услышали, как быстрый топот ног уносился на улицу, но двое все же остались на лестнице. Они слишком высоко поднялись, когда путь к отступлению был отрезан, поэтому, ругаясь и вопя, они забирались на второй этаж.

Промчавшись по коридору к закрытой двери в конце — именно той двери, за которой, затаив дыхание, прятались спутники, — бродяги яростно и безуспешно пытались войти.

— Кто вы и что вам надо? — закричал Бридж.

— Впустите! Впустите нас! — орали голоса. — Ради боженьки святого, впустите! Разве вы ЕГО не слышите? Оно щас будет здесь!

В паузах между воплями было слышно, как по первому этажу протаскивали цепь, а если прислушаться, то можно было разобрать, что нечто остановилось у мертвеца, нависнув в жадном возбуждении над жуткой добычей, затем снова двинулось, на сей раз по направлению к лестнице, и начало подниматься с наводящей ужас медлительностью, заставляющей замирать от страха сильнее всякой спешки.

— Божьи жернова мелют медленно,[9] — процитировал Бридж.

— Перестань, — взмолился Оскалузский Вор.

— Впустите нас! — вопили снаружи. — Ради Михаила, архангела святого, жалость поимейте! Не кидайте нас тута! ОНО идет! ОНО идет!

— Давайте же впустим бедняжек, — попросила девушка, хотя сама тряслась от страха.

— Не глупите, и я вас впущу, — скомандовал Бридж.

— Заметано, — раздался быстрый и серьезный ответ.

Существо добралось до второго этажа, когда Бридж отодвинул кровать в сторону и поднял засов. Мгновенно две фигуры влетели в комнату и тут же помогли Бриджу забаррикадировать вход.

Как только это было сделано и Бридж с Оскалузским Вором прикрыли девушку, СУЩЕСТВО пошло по коридору к двери. Лязг цепи сопровождал каждый его шаг. Даже если оно само производило какие-то другие звуки, их было не слышно за клацаньем звеньев, задевающих грубые доски пола.

Пятеро в комнате замерли, где-то на минуту повисла тишина и снаружи, пока дверь не заскрипела под напором чудовищной силы, а странное скрежетание не поднялось выше по обитой старомодными панелями стене. Бридж услышал сдавленный вздох стоящего рядом мальчика, а потом и сопровождаемой яркой вспышкой хлопок пистолетного выстрела — Оскалузский Вор прошил дверь пулей.

Бридж схватил юношу за руку и выбил оружие.

— Осторожнее! — закричал он. — Ты можешь ранить кого-нибудь. Ты почти попал в девушку, она же на кровати у двери.

Оскалузский Вор прижался к мужчине в поисках защиты от внешней угрозы. Девушка спрыгнула с постели и убежала в противоположный угол комнаты. На мгновение спальню и крышу веранды осветила молния. Девушка заметила, что открытое окно выходит прямо на эту крышу.

— Смотрите! — закричала она. — А вдруг над крыльцом есть еще одно окно. Оно легко может добраться до нас через него!

— Заткнись, дура, — зашептал один из новоприбывших. — Оно может тебя услыхать.

Девушка замолчала. Из коридора не раздавалось ни звука.

— Думаю, ты ЕГО порешил, — с надеждой предположил второй бродяга, но, словно услышав предположение, нечто вновь загремело цепью: оно уходило, и вскоре все прислушивались к тому, как существо спускается по лестнице.

У пленников комнаты вырвался вздох облегчения.

— ОНО меня не слышало, — прошептала девушка.

Бридж выдавил смешок:

— Мы прямо как детишки, которые привидения напугались.

— Ежели ты такой храбрый, чо ж не спустишься и не глянешь, кто это? — спросил один из новоявленных товарищей.

— А вот и спущусь, — отреагировал Бридж, отодвигая кровать от двери.

Тут же раздался хор протестующих голосов: девушка и Вор были особенно настойчивы. Зачем? Что хорошего он там найдет? Ничего, но, с другой стороны, что же принесло такую ужасную смерть бедняге внизу? Наконец уговоры подействовали, и Бридж задвинул кровать обратно.

Еще два часа пятерка сидела в комнате в ожидании рассвета. Иногда они разговаривали, выдвигая и оспаривая различные версии происхождения ночного чудовища внизу. Само же СУЩЕСТВО, кажется, опять ушло в подвал, оставив второй этаж своим странным узникам, а первый — мертвецу.

Во время коротких разговоров девушка повторяла отрывки рассказанной ранее истории и упомянула, что Оскалузский Вор убил при ней человека. Пришельцы навострили уши, а Бридж почувствовал, как рука мальчика дотронулась до его рукава в безмолвном поиске защиты и доверия. Мужчина сдержал улыбку.

— Мы тож сёдня видали Оскалузского Вора, — похвастался один из пришедших.

— Правда? — воскликнул девушка. — Где?

— Он как дело в Окдейле обтяпал, к нам пришел с полными карманами зелени и стекляшек. Это мы за ним гнались, но увидали у вас свет и подумали, он тута.

Оскалузский Вор придвинулся к Бриджу. Наконец он узнал голос говорящего. До этого он лишь понял, что они из шайки Небесного Капитана, но не разобрал, кто есть кто, но теперь он осознал, что перед ним сидел человек, с которым он ни за что на свете не хотел оказаться рядом в маленькой неосвещенной комнате, а секундой позже, когда один из бродяг скрутил папироску и зажег ее, в колыхании огонька нельзя было обознаться — это были Дурной Чарли и Генерал. В тысячный раз за ночь у Оскалузского Вора перехватило дыхание.

Сигаретку зажег Дурной Чарли, этой краткой иллюминацией предоставив соратнику возможность разглядеть остальных компаньонов. Долгие годы лицемерия научили Генерала не выдавать своих чувств, поэтому он ничем не показал удивления или радости при виде Оскалузского Вора.

Генерал ликовал, а Оскалузский Вор был напуган, хотя и не без некоторого облегчения. Убедившись воочию, что он не убийца, мальчик почувствовал себя лучше, но испугался, что те, кто пытался лишить его жизни, вновь рядом.

Затянувшись, Дурной Чарли заговорил.

— Оскалузский Вор — фраер, — выдал он. — Этот сосунок пытался меня порешить, но только ребра поцарапал. Вот попадись он мне! Клянусь, опосля никто его не сыщет, не будет больше Оскалузского Вора!

Мальчик потянулся к уху Бриджа.

— Пошли, — прошептал он. — Внизу все тихо. А еще можно на крышу выбраться и по опорам крыльца спуститься.

Бридж накрыл сильной теплой ладонью холодную ладошку нового приятеля:

— Не волнуйся, Вор, я тебя не брошу.

Бродяги сразу повернулись к говорящему.

— Вор тута? — переспросил Дурной Чарли.

— Да, мой дегенеративный друг, — ответил Бридж, — и останется здесь, и будет в полной безопасности. Ты меня понял?

— Ты кто такой? — подал голос Генерал.

— Долго рассказывать, — сказал Бридж, — но если ты удосужишься вспомнить Пижона и Кроху, то возможно Билли Бёрк и Билли Байрн встанут перед глазами, со своим товарищем Бриджем. Так вот я и есть тот самый товарищ.

Прежде чем медвежатник смог ответить, заговорила девушка:

— Этот человек не может быть Оскалузским Вором. Это ведь Оскалузский Вор меня из машины вытолкнул.

— А ты почем знаешь, что это был не он? — задал вопрос Генерал. — Ты ж вырубилась, прежде чем эта парочка тя подобрала. Тута так темно, что мать родную не узнаешь. Чем докажешь, что энтот парень не Оскалузский Вор, а?

— Я слышала голоса обоих, — объяснила девушка. — И они не были мне знакомы. И если один из них Оскалузский Вор, то на свете два человека с таким именем. Зажгите спичку, и сами увидите, что ошибаетесь.

Генерал достал из кармана завернутый на случай ненастья в водонепроницаемую ткань коробок, чиркнул спичкой и поднес огонек к лицу Вора, придвинувшись вместе с Дурным Чарли и девушкой поближе, чтобы разглядеть лицо юноши.

— Да это ж он, — сказал Чарли.

— Зуб даю, он, — поддакнул Генерал.

— Да это просто мальчик, — воскликнула девушка. — Тот, что выбросил меня из машины, был гораздо старше.

— Дык он сам назвался Оскалузским Вором, — настаивал Генерал.

— И в меня шмальнул, — зарычал Дурной Чарли.

— Жаль, что не убил, — мило добавил Бридж. — Ты вор и, возможно, убийца: сам напал на парня, прежде чем он выстрелил в тебя.

— Сам-то он кто? — возмутился Дурной Чарли. — Он вор — сам признался — на карманы его глянь — да они от добычи щас лопнут, и бандюга он, иль откель у него ствол. И ничего у него против меня нет!

Вновь темнота скрыла румянец на лице мальчика, такой горячий, что бедняге казалось, что красные щеки светятся в ночи. Онемев от печали, он ждал, что Бридж потребует доказательств его виновности. Несколькими часами ранее юнец щеголял своим преступлением перед шестью бродягами, но теперь, когда новообретенный друг сидел рядом, было стыдно, что его примут за взломщика.

Но Бридж не нуждался в доказательствах Чарли, а просто предупредил обоих медвежатников, что им лучше и пальцем не трогать мальчика и самим убраться подобру-поздорову на рассвете, когда гроза затихнет и с лучами солнца отступит таинственная опасность.

— А пока мы в этой комнате, сидите у окна, — подвел итог Бридж. — Вы парнишку сегодня уже пытались убить, но второй попытки я вам не дам.

— Ты б сам заглох, ей-же-ей, — воинственно заявил Чарли. — Мы с Генералом останемся там, где мы есть, и тебе придется поверить мне на слово, что мы пока пацана не замаем. И с какого перепугу ты решил, что тут шишку держишь?

— Ты храбришься, — ответил Бридж, — потому что помнишь, что я принципиально не ношу огнестрельного оружия, но твое умозаключение ложно: в этой кромешной тьме ты не заметил, что пистолет Вора у меня и я как раз держу тебя на прицеле.

— Перестань, — посоветовал Генерал другу, и они переместились в противоположный угол комнаты, где немедленно начали ворчать и перешептываться.

Девушка, юноша и Бридж насколько можно терпеливо ожидали рассвета, коротая время за разговорами о событиях ночи и о том, что им делать дальше. Бридж советовал девушке сразу вернуться к отцу, но она решительно отказывалась показываться дома, откровенно ссылаясь на свой страх перед тем, как ее примут друзья, хотя отец, скорее всего, ей поверит.

Юноша умолял Бриджа взять его скитаться с собой, пытаясь разжалобить тем, что мать умерла, а после всех выходок домой лучше не приходить. У Бриджа не хватало душевных сил отказать: мальчик был непреодолимо и необъяснимо очарователен. Со времен странствий с Билли Байрном не видел Бридж человека, которого хотелось бы назвать другом, пока на темной грозовой дороге к югу от Окдейла ему не повстречался Оскалузский Вор.

В Байрне, грубияне, боксере и настоящем МУЖЧИНЕ, Бридж нашел свою физическую и моральную половину: они во всем дополняли друг друга — изящный, сложенный как греческий бог Бридж и грузный мужиковатый Байрн, хотя, даже преображенный женской любовью, боксер за время совместных скитаний так и не перенял культурного лоска товарища, по-прежнему оставаясь беспечным, но благородным бродягой.

В мальчике Бридж увидел равного по интеллекту, но беззащитного физически компаньона. Мужчина не пытался оценить, насколько его привлекает молчаливо признаваемая трусость последнего, он просто знал, что, если бы он был в силах изменить мальчика, он бы его с собой не взял. Обычно он смотрел на боязливых мужчин с крайним презрением, но в случае с Оскалузским Вором эта черта приобретала безыскусный шарм и покоряла Бриджа: юноша так искренне и естественно признавался, что до ужаса боится настоящих и воображаемых опасностей прошедшей ночи.

Бриджу было ясно, что девушка тоже благородного происхождения. Молодые люди, в свою очередь, не могли не понять, что посланный Судьбой попутчик и защитник не просто бродяга, и обращались с ним как с социально равным. И вот медленно тянувшаяся ночь своими удивительными происшествиями полностью сблизила этих троих — вора, сообщницу убийцы и оборванца.

И вот вдруг, когда наступил самый темный и самый тихий предрассветный час, а дождь перешел в противную морось без молний и грома, пленники комнаты были напуганы странными шлепающими шагами на первом этаже. Словно ребенок неуверенно ступал по голым доскам пола. Застыв от страха, все пятеро напряглись, ловя мельчайшие шорохи из черной пустоты, в которой лежал мертвец, перемежающиеся необъяснимыми шажками и глухим позвякиванием из сырого подвала — кошмарная цепь волочилась за безымянным ужасом, преследовавшим их в течение мучительно бесконечной ночи.

Вверх, вверх, вверх — шло оно на первый этаж. Шлепанье прервалось, но позвякивание продолжалось: компания услышала, как цепь ударяется о дверной проем выхода из подвала. Вот цепь проволокли в центр комнаты, а потом мертвенная тишина была прервана громким и пронзительным женским криком.

Бридж вскочил. Не говоря ни слова, отодвинул кровать от двери.

— Что вы делаете? — сдавленно вскрикнула девушка.

— Иду вниз к женщине, — объяснил Бридж и вынул ржавый и скрипучий засов из подгнившего паза.

— Нет! — запротестовала девушка, а за ней вскочил юноша и попытался удержать товарища.

— Пожалуйста, пожалуйста, — молил он, — не оставляй меня.

Девушка подбежала к Бриджу с другой стороны и схватила за рукав.

— Не ходите, — плакала она. — Ради бога, не оставляйте нас здесь.

— Вы же слышали, как кричала женщина, — настаивал Бридж. — Не думаете ли вы, что я смогу остаться в комнате, когда внизу ей грозит, возможно, смертельная опасность?

Вместо ответа девушка еще сильнее вцепилась в него, а юноша упал на пол и схватил за колени, сжав так, что было невозможно освободиться, не причинив вреда державшему.

— Ну, ну, — увещевал Бридж, — пустите же.

— Подождите, — умоляла девушка. — Подождите, пока не убедитесь, что это человеческий голос.

Юноша еще крепче стиснул колени. Бридж почувствовал, как к бедру прижалась мягкая щека, и по необъяснимой причине эта мольба оказалась сильнее причитаний девушки. Постепенно Бридж осознал, что не может оставить беззащитного юношу, даже если дюжине женщин будет угрожать неминуемая гибель. Твердой рукой он вернул засов на место.

— Отцепитесь от меня, — сказал он. — Не уйду я, пока там внизу не позовут членораздельно.

Мальчик поднялся и, дрожа, прижался к мужчине, который невольно приобнял его стройную фигуру. Девушка тоже придвинулась, а медвежатники встали и, молча, замерли у окна. Снизу послышался лязг звеньев, а через несколько минут цепь вновь потащили по полу. Она звенела, но теперь стали слышны и медленные тяжелые шаги крупного мужчины, с трудом передвигающего ноги. Через несколько секунд все затихло.

Минут десять компания прислушивалась, но больше звуки не повторялись. Вдруг девушка глубоко вздохнула, развеяв оцепенение. Бридж скорее почувствовал, чем услышал, что юноша тихонько всхлипывает. Генерал в противоположном углу спальни издал нервный смешок, который немедленно подавил, боясь привлечь внимание к своему присутствию. Второй бродяга возился со шприцем, надеясь, что наркотик успокоит расшалившиеся нервы.

Бридж и молодые люди сидели на краешке кровати и тряслись в предрассветном холоде: они наконец почувствовали, что одежда мокрая, хотя прежде этого не замечали. Юноша закашлялся.

— Ты простыл, — сказал Бридж таким тоном, будто упрекал себя за то, что не уследил за состоянием мальчика. — Мы славное сборище трусишек: сидим здесь, полумертвые от холода, тогда как этажом ниже есть печка, но мы услышали какой-то шумок и теперь не решаемся узнать, что это было, — он поднялся. — Спущусь вниз, разыщу дровишек и разведу огонь, а вы, детки, посушите одежду и согреетесь, а то вам прямая дорога в больницу.

И вновь раздался умоляющий и возражающий хор. Ну почему он не дождется рассвета? Вот-вот поднимется солнце. Им страшно спускаться, но и оставаться здесь без него страшно.

Тут заговорил Дурной Чарли: наркотик начал брать верх над расшатавшейся нервной системой, придавая мужества и даря благостное настроение.

— Топай, — обратился он к Бриджу. — А мы с Генералом приглядим за детишками, правда, браток?

— Конечно, — поддакнул Генерал, — мы уж о них позаботимся.

— Вот что я предлагаю сделать, — сказал Бридж, — оставим детей здесь, а сами втроем спустимся. И они никуда не денутся, и вам, имбецилам, их не достать.

Генерал и Чарли не были уверены, что означает слово «имбецилы», но что-то в тоне Бриджа подсказало им, что ничего хорошего оно не значит; в любом случае, ни за какие коврижки не спустились бы они на первый этаж к мертвецу и ЧУДИЩУ, бродящему по жутким комнатам, и они просто заявили, что с места не двинутся.

Небо постепенно светлело — тьма должна была скоро отступить. Поэтому Бридж удовлетворился тем, что заставил молодых людей быстро ходить туда-сюда, надеясь, что это восстановит кровообращение и хотя бы частично уменьшит опасность простудиться от сырости и холода. Именно так «детишки» скоротали оставшийся отрезок ночи.

Необъяснимые ужасные звуки на первом этаже так и не повторились, рассвет наступил, дав возможность видеть окружающие предметы, и Бридж больше не мог откладывать — озвучил свое окончательное решение спуститься и зажечь огонь в печи на кухне. Молодые люди вызвались его сопровождать. Впервые за ночь они могли рассмотреть лица товарищей. Бридж увидел, что и девочка, и мальчик темноглазы и симпатичны. Возможно, лицо девушки выдавало некоторую слабохарактерность, но она совсем не выглядела человеком, привыкшим общаться с преступниками. Мужчина описал бы ее как милую провинциальную барышню, от скуки деревенской жизни вовлеченную в сомнительное приключение, и мог бы чем угодно поклясться, что девочка совсем не плохая.

Мальчик тоже абсолютно не соответствовал роли, которую играл. Бридж улыбнулся, увидев ясные глаза, продолговатое лицо и красивые чувственные губы, ничуть не подтверждающие претензию на ношение такой прожженной клички, как Оскалузский Вор. Мужчина спрашивал себя, а не окажется ли тайна звенящей цепи столь же беззащитно детской, как эта парочка, направленная на путь распутства и беззакония шутницей-судьбой. Вслух он лишь произнес:

— Я пойду первым, и, если появится привидение, вы, двое, сможете убежать обратно в комнату.

Затем он обратился к бродягам:

— Давайте, приятели, глянем на первый этаж вместе, разведем на кухне огонек и немножко погреемся.

Они шли по коридору — впереди Бридж, за ним как можно ближе молодые люди, а сзади медвежатники. Их шаги гулким эхом звенели в пустом доме, но из подвала ничего не лязгало в ответ. Ступени скрипели, непривычные к тяжести такого количества спускающихся. Почти у основания лестницы Бридж притормозил, осматриваясь. Он мог видеть все помещение, и, когда взгляд скользил по нему, у Бриджа вырвался возглас удивления.

Молодые люди, дрожавшие от холода и перевозбуждения, вытянули шеи, выглядывая из-за плеча мужчины.

— Ух, — выдохнул Оскалузский Вор. — Он ушел.

И правда — мертвец исчез.

Бридж быстро спустился по оставшимся ступеням, прошел в заднюю комнату, осмотрел две примыкающие к ней спаленки и летнюю кухню за ними. Никого не было. Он повернулся, вернулся в переднюю и направился к подвалу. У подножия лестницы на второй этаж лежал фонарик, выпавший ночью из рук мальчика. Бридж нагнулся, поднял и проверил его. Он был цел, поэтому Бридж взял его с собой вниз.

— Ты куда? — спросил Оскалузский Вор.

— Собираюсь узнать тайну адского скрежета, — ответил мужчина.

— Ты не полезешь в темный погреб! — это звучало, как мольба, вопрос и приказ, и в то же время грозило истерикой.

Бридж обернулся и посмотрел на юношу. Он не любил трусости, поэтому его взгляд был суров: слишком много раз за несколько часов знакомства видел он проявления страха. Но стоило лишь глазам мужчины встретится с ясными карими глазами, как он сразу смягчился и растерянно покачал головой. Что в этом тощем подростке так обезоруживало? Все же он сказал:

— Ну, я спущусь. Сомневаюсь, что там что-то есть. Но ведь лучше наткнуться на что-то, когда сам это ищешь, чем столкнуться неожиданно. Если это охота, то лучше быть охотником, чем добычей.

Он развернулся и поставил ногу на лестницу, ведущую в подвал. Мальчик последовал за ним.

— Ты куда направился? — спросил мужчина.

— С тобой, — ответил юноша. — Ты думаешь, что я трус, потому что испугался, но между трусостью и страхом есть разница.

Мужчина не ответил, а лишь продолжил спуск, подсвечивая дорогу фонариком. Он размышлял над словами друга и улыбался, допуская, что, несомненно, требуется больше мужества сделать что-то вопреки страху, чем не боясь совсем. Он почувствовал странное волнение, когда мальчик добровольно разделил с ним опасность: за всю свою бродячую жизнь Бридж мало о ком так переживал.

Луч фонарика, дергаясь из стороны в сторону, осветил комнатушку, забитую хламом и увешанную, как гирляндами, паутиной. С одной стороны валялись обломки деревянных полок: в давно минувшем счастливом прошлом на полках стояли убранные в прохладу кувшины с молоком. Опоры, державшие эту довольно хрупкую конструкцию, подгнили, и она скособочилась и даже частично рухнула на земляной пол. Трехногий стол и разваливающийся стул довершали меблировку каморки, в которой не было ни существа, ни цепи, ни каких-либо иных предметов, способных издавать траурный звон, так испугавший гостей дома прошедшей ночью. Мальчик с облегчением вздохнул, а Бридж рассмеялся, тоже не без облегчения.

— Видишь, нет тут ничего, — сказал он, — ничего, кроме дров, которыми мы и воспользуемся. Жаль, Джеймс не с нами — он бы помог. Но раз уж ты не он, понесу-ка я дровишки наверх сам, — и они вернулись на первый этаж, прихватив обломки полки. Девушка ожидала их у выхода, а бродяги перешептывались о чем-то в другом конце комнаты.

Очень проворно Бридж развел веселый огонь в старой печурке на кухне, и тепло успокаивающими волнами окутало компанию, принеся впервые за несколько часов покой и умиротворение. Отдых телесный развязал языки и позволил, пусть и временно, забыть разногласия и личную неприязнь, хотя Бридж оказался единственным членом группы, расслабившимся полностью. Его не разыскивали, совесть не тяготили преступления, поэтому, когда тревоги ночи миновали, он начал вести себя со свойственной его натуре беззаботностью: выдавал сотни глупых объяснений жутким ночным звукам и предлагал множество теорий появления и таинственного исчезновения мертвеца.

Генерал, напротив, был абсолютно серьезен, утверждая, что странные звуки издавало привидение убитого человека, и этим человеком, безусловно, являлся никто иной, как давно скончавшийся Сквибб, по ночам возвращающийся домой, а женский вопль был исторгнут призрачными легкими убиенной сквиббовой жены или дочери.

— Ни за что не проведу еще ночку в энтой развалюхе, — выдал он в заключение, — даже за оба кармана Оскалузского Вора, набитые добычей, не проведу.

Незамедлительно взоры обратились на залившегося краской юнца. Даже девушка с Бриджем невольно посмотрели на оттопырившиеся карманы пиджака, а их обладатель неловко заерзал, с вызовом и мольбой взглянув на Бриджа.

— Ой, как он плох, — воскликнул Дурной Чарли, в его обычно остекленевший глазах запрыгали чертики. — Показывает пару горстей блестяшек, здоровенных горстей, и выдает себя за настоящего грабителя. Наставляет на меня пушку, хочь я ему ничо не делал, и почти меня кончает. Бьюсь об заклад, если в Окдейле ночью кого порешили, даже убивца не надо искать: он у них под носом, — и Дурной Чарли многозначительно посмотрел на карманы Оскалузского Вора.

— Полагаю, — прервал возникшую паузу Бридж, — что вам, мошенникам, пора в дорогу. Поняли? — И перевел взгляд с Чарли на Генерала, а потом обратно.

— И не подумаем, — воинственно откликнулся Дурной Чарли, — пока не получим половину добычи Оскалузского Вора.

— А вот и уйдете, — ответил Бридж, — без добычи, — и вынул из кармана пистолет юноши. — Проваливайте да поскорее, а то…

Бродяги поднялись и попятилсь к двери.

— Мы еще тя достанем, студентишка, — угрожал Дурной Чарли, — и это дрянное трепло тоже.

— Здесь удерживать боле не буду,[10] — процитировал Бридж, сопровождая слова выстрелом: из доски у самых ног зарвавшегося оборванца полетели щепки. Когда парочка удалилась, компания опять пододвинулась к печурке. Чуть позже Бридж предложил Оскалузскому Вору оставить девушку в одиночестве, дав ей возможность раздеться и просушить вещи, но тут запротестовала сама девушка: одежда на ней не такая уж и сырая, так как пока она ехала в автомобиле, на ней был плащ, слетевший, когда ее вытолкнули.

— Тогда, раз вы согрелись, — сказал Бридж, — сами выйдите и дайте нам с пареньком раздеться и просушиться: мы-то достаточно промокли.

Услышав такое, юноша попытался покинуть помещение.

— Ну нет, — настаивал он, — не стоит. Я почти уже сухой, а когда мы отправимся в путь, все будет в порядке. И я — я — я люблю сырую одежду, — заикаясь, закончил он.

Бридж удивленно посмотрел на мальчика, но уточнять не стал.

— Ладно, — проговорил он, — тебе виднее, что ты любишь, но лично я собираюсь стащить с себя все до лоскутка и хорошенько просушить.

Девушка уже покинула комнату. Вор развернулся и последовал за ней. Бридж покачал головой. «Клянусь, этот бродяжка никогда раньше от мамочкиной юбки не отходил, — размышлял он. — Это ж надо, от одной мысли раздеться перед посторонним краснеет. Тоже мне Оскалузский Вор! Черт меня побери, вот ведь юморист, настоящий, прирожденный!»

Скинув одежду, Бридж обнаружил, что за ночь ткань все же немного высохла. Быстро растеревшись, он облачился в уже согретое тряпье и тут же почувствовал себя гораздо лучше.

Выйдя из дома, он увидел, как молодые люди стоят в лучах яркого утреннего солнца. Они о чем-то оживленно беседовали. Мужчину сильно заинтересовала тема, сблизившая их в такой бурной дискуссии; подойдя, он услышал, что парочка обсуждает достоинства ветчины и бекона при приготовлении завтрака. Бридж продекламировал:

Молодые люди улыбнулись, переглянувшись.

— Вот ведь чудной бродяга, стихи читает! — сказал Оскалузский Вор. — Пусть даже их и Ниббс написал.

— Грабитель, который узнает стихи Ниббса, может считаться не менее чудным, — парировал Бридж.

Оскалузский Вор зарделся.

— Он писал о большой дороге, — нашелся мальчик. — А кто же, как не люди нашего класса, сможет оценить его стихи?

— Или представители другого класса, подобного в глаза не видевшие, — отрезал Бридж, — но основной вопрос повестки дня не духовная пища, а пища земная. Так хочется кушать, что корову бы съел.

Девушка кивнула на соседнее поле.

— Угощайтесь, — сказала она.

— По-моему, там бык, — ответил Бридж. — А я бы все же предпочел корову, которая, как всем известно, является менее агрессивным животным, чем ее сородичи мужского пола, и на вкус коровы лучше.

Ну, кто пойдет хлеб искать?

Девушка посмотрела на Оскалузского Вора.

— Ты совсем не похож на бродягу, честно говоря, — сказала она, — и мне кажется, что тебе уже приходилось еду выпрашивать. Я бы этого сделать не смогла, умерла бы, если бы пришлось.

Оскалузский Вор колебался.

— Раз должен, — начал он, но вдруг замолчал. — Оставайтесь здесь, я вернусь через минуту.

Они проводили взглядом стройную фигурку, проследовавшую по дороге и исчезнувшую за холмом недалеко от дома Сквиббов.

— Мне он нравится, — сказала девушка, поворачиваясь к Бриджу.

— Мне тоже, — ответил мужчина.

— Что-то хорошее в нем все же есть, — продолжила она, даже если он такой отпетый, каким хочет казаться; и я точно знаю, что он не Оскалузский Вор. Вы верите, что вчера ночью он ограбил дом и пытался убить этого Дурного… как там его?

Бридж покачал головой:

— Не знаю. Склонен думать, что в нем больше воображения, чем преступных наклонностей. Безусловно, он стрелял в этого наркомана, но, что он ограбил дом, я сомневаюсь.

Пока они ждали, Оскалузский Вор шагал по грязной дороге к ближайшей ферме, расположенной в миле от дома Сквиббов. Он приблизился к двери, но ему преградил дорогу долговязый тип с землистым цветом лица. В глазах незнакомца читалось недоверие.

— Доброе утро, — поздоровался Оскалузский Вор.

Мужчина хрюкнул.

— Мне бы чего-нибудь съестного, — объяснил юноша.

Если бы мальчик швырнул динамитную шашку, произведенный эффект был бы примерно тем же. Верзила взорвался, выражаясь фигурально. Его прямо-таки подбросило вверх, но все же он успел протянуть руку за кухонную дверь, достать ружье и навести на юнца.

— Пррррваливай! — орал он. — Я тя пристрелю! Пшёл вон. Знаю я тя. Ты из тех подзаборников, что ночью тута были. И ведь наглости хватило опять заявиться! Съестного ему, тьфу! Я тя пристрелю! — и поднял приклад к плечу.

Оскалузского Вора закачало, но он удержался на ногах.

— Меня здесь ночью не было, — закричал он. — И я не попрошайка, я заплачу. У меня куча денег.

В подтверждение данного заявления он залез в карман и вынул увесистую пачку купюр. Мужчина опустил ружье.

— Чо ж сразу-то не сказал? — ворчал он. — Я-то откель знаю, что ты заплатить хочешь, а? Откель идешь-то в таку рань? Как зовут-то тя? Чем занимашься-то, Джеб Кейс, то бишь я, хочет знать? — он выплевывал слова со скоростью автоматной очереди, задавая вопросы, не дожидаясь ответов. — Чо купить-то хошь? Скока денег у тя? Чо-то ты какой-то не таковский. Энто у тя деньги, ага? Где их взял, а?

— Они мои, — ответил Оскалузский Вор. — Я бы хотел купить яиц и молока, и ветчины, и бекона, и муки, и лука, и сахара, и сливок, и клубники, и чая, и кофе, и сковородку, и плитку для готовки, если у вас, конечно, есть лишняя, и…

У Джеба Кейса отпала челюсть и выкатились глаза.

— Эх, пацан, не туды ты забрел, — с чувством произнес он. — Те в Сирс, Робак и Компанию[13] надоть.

Оскалузский Вор вспыхнул до кончиков ушей.

— Но хоть что-то у вас есть? — умоляюще спросил он.

— Ну допустим молоко, яйца, масло и малясь бекона найдем. Мож, у бабы моей и буханка хлеба где завалялась, но мы-то не рассчитывали жрачку американской армии поставлять иль для кого ты там таришься?

Из дверного проема по сторонам от мужчины высунулись две головы: первая принадлежала неряшливого вида бабенке с крысиным лицом, а вторая — неуклюжему подростку лет четырнадцати.

— Нету у нас ничо на продажу, — отрезала женщина, но пока она это выговаривала, ее взгляд упал на деньги в руке юноши. — Хотя, — добавила она, — кой-чо для ся припасено, а цены щас поднялися, так что придется с вас просить побольше, иначе прогорим. Чо, говорите, вам надоть?

— Все, что можете продать, — ответил юноша. — Нас трое, и мы жутко голодны.

— А где остановились? — спросила фермерша.

— В старом доме Сквиббов, — сказал Вор. — Попали ночью под дождь, вот там и задержались.

— У Сквиббов! — удивилась женщина. — Чо, на всю ночь?

— Да.

— Чо-нить чудное видали? — поинтересовалась миссис Кейс.

— Не видели, — ответил Оскалузский Вор, — но слышали. По крайней мере, мы не видели того, что слышали, но, когда мы пришли, на полу лежал мертвец, а утром его уже не было.

Кейсы вздрогнули.

— Мертвец! — воскликнул Джеб. — Прям его видали?

Мальчик кивнул.

— Никогда не верил россказням про ихний дом, — покачал головой Джеб, — но ежели вы все энто ВИДАЛИ! Вот ведь фигня, черт бы меня подрал! Заходь в дом, глянем, чо у нас есть, — и прошел на кухню вместе с женой.

Из кухни вывалился долговязый сын и встал прямо перед Оскалузским Вором, не отрывая от него глаз.

— Ты сам все видал? — спросил он испуганным голосом.

— Да, — прошептал юноша и, придвинувшись к подростку, добавил, — и кровавую пену на губах мертвеца.

Юный Кейс отпрянул.

— А чо слыхал? — сглотнул он слюну.

— Что-то тащило за собой цепь, и пришло оно из подвала, и пыталось прорваться к нам в комнату на втором этаже, — объяснил юноша. — Почти достало нас. Преследовало всю ночь.

— Ух ты! — Кейс даже присвистнул. — Фигня! — он поскреб в затылке и восхищенно посмотрел на Вора. — Как тя зовут? — спросил он.

— Я Оскалузский Вор, — ответил парень, не устояв перед неподдельным обожанием подростка. — Смотри!

Тут он достал целую горсть ювелирных украшений из бокового кармана:

— Добыча — я дом вчера ограбил.

Юный Кейс раскрыл рот, а глаза стали такими большими, что от остального лица осталось всего ничего.

— Пустяки, — хвастал Вор. — Я в человека стрелял.

— Вчера? — прошептал мальчик.

— Ага, — лаконично ответил злодей.

— Фигня! — проговорил молодой мистер Кейс, и было в его лице что-то такое, что Оскалузский Вор сразу пожалел о столь поспешном признании.

— Как скажешь, — после минуты напряженной тишины выдавил Вор. — Только никому не рассказывай, хорошо? Если пообещаешь, доллар дам.

И начал рыться в пачке, ища мелкую купюру.

— Заметано, — согласился сынок Кейсов. — Никому ни слова. Где мой доллар?

Юноша наконец нашел банкноту и отдал ее собеседнику.

— Если проболтаешься, — зашептал он угрожающе прямо в ухо, — если проболтаешься, убью!

— Фигня! — отреагировал Вилли Кейс.

В эту секунду из кухни вышел Кейс-старший, нагруженный провизией.

— Тута всем хватит, да еще, по-моему, и останется, — сказал фермер. — Тута яйца, молоко, масло, хлеб, бекон и чутку всякой огородной всячины.

— Овощи за так отдаем, — добавила миссис Кейс.

— Это так мило с вашей стороны, — ответил Вор. — И сколько я вам должен?

— Ну, — произнес мужчина, потирая подбородок и оценивающе косясь на пачку денег, просчитывая, какую сумму заломить, — думаю, 4 доллара 60 центов.

Оскалузский Вор вытащил пятидолларовую бумажку и протянул мужчине:

— Я вам так благодарен, сдачи не надо. Огромное спасибо.

С этими словами он взял несколько мешков и ведра и направился к дороге.

— Ведра вернуть не забудь! — закричала миссис Кейс ему вслед.

— Конечно, — откликнулся Вор.

— Фигня! — с чувством выдал мистер Кейс. — Надоть было просить на 60 центов больше, он бы дал. Фигня, ага?

— Фигня! — энергично пробормотал сынишка.

Оскалузский Вор топал по вязкой дороге — в руках груз, на сердце радость — ощущая себя настоящим добытчиком. Минуя ворота Сквиббов, он обнаружил, что девушка и Бридж ждут его возвращения на веранде, а когда он приблизился к ним и принесенное нельзя было не увидеть, послышались громкие крики одобрения.

— Художник! — ликовал мужчина. — А я-то сомневался в твоих способностях завершить картину утра удачным мазком! Прости! Ты ne plus ultra, in hoc signo vinces,[14] единственный и неповторимый в своем роде проситель благодеяний.

— Где ты все это взял? — восторженно спросила девушка.

— Легко, если знать как, — беспечно отмахнулся Оскалузский Вор, а потом с помощью товарищей отнес трофеи вылазки на кухню.

Бридж занялся печкой, добавив дров и отскоблив часть плиты настолько чисто, насколько это возможно в полевых условиях. Выбрав из нескольких валявшихся на полу молочных бидонов наименее грязный, он послал юношу к ближайшему ручью за водой: брать воду из старого колодца было нельзя — а сам нарезал большой кусок бекона длинными тонкими полосками.

После того, как вода закипела, Бридж опустил в нее три яйца, взглянул на часы, намазал очищенное место на плите салом и выложил столько ломтиков бекона, сколько уместилось на поверхности. Комната сразу наполнилась великолепным ароматом.

— Ммм, — сглотнул слюну Оскалузский Вор. — Жаль, что я не ку… не выпросил больше. Боже мой! Никогда в жизни не чувствовал такого вкусного запаха. Ты только три яйца варишь? В меня бы дюжина вошла.

— В кастрюльку только три умещается, — объяснил Бридж. — Эти съедим, еще сварим.

Он позаимствовал нож, которым девушка нарезала хлеб и намазывала кусочки маслом, чтобы быстро и умело перевернуть бекон. Потом вновь взглянул на часы.

— Три минуты прошло, — объявил он и по одному вытащил яйца из воды, воспользовавшись плоскими щепками, специально выбранными из связки дров.

— А чашек-то нет! — воскликнул Оскалузский Вор с ноткой отчаяния.

Бридж рассмеялся:

— Кончик у яйца сними. Чем скорлупа не чашка? Нож есть?

Ножа у Вора не было. Бридж вопросительно посмотрел на него.

— Должно быть, ты собственный дом ограбил, — прокомментировал он.

— Я не грабитель! — возмутился юноша, потому что у этого человека с красивым голосом подобное предположение прозвучало вовсе не похвалой, в отличие от собственного хвастовства перед зловещей компанией Небесного Капитана или восторженно-удивленным Вилли Кейсом, само выражение лица которого так и приглашало покрасоваться перед ним.

Завтрак, начинавшийся столь благоприятно, продолжился в угрюмой тишине. По крайней мере, молчали Оскалузский Вор и девушка, все больше нагнетая мрачное настроение. Бридж просто задумался, но не хмурился: его было сложно выбить из седла.

— Боюсь, — проговорил он, — что Джеймса придется заменить. Никогда не прощу, что он не только дезертировал, но и чашки для омовения пальцев с собой прихватил!

Молодые люди сделали попытку улыбнуться, но по-прежнему хранили молчание. Из внутреннего кармана Бридж достал табак и бумагу:

Он сделал паузу, прикуривая от щепки.

— В наше сложное время, — продолжил он, словно беседуя сам с собой, — нужно экономить. Говорят, что, когда мы покупаем что-то, нас каждый раз по чуть-чуть обмеривают и обвешивают. Так, например, в каждом коробке спичек примерно пять-шесть не доложены. Даже бумага стала тоньше, чем раньше: экономя на ней, они могут напечатать и продать на одну книгу больше.

Я вам расскажу, как я полюбил этого Ниббса. Сначала я думал, что сидит заученный бедняга где-нибудь на чердаке в Нью-Йорке и строчит стишки о том, чего никогда не видел, но хотел бы повидать, но однажды где-то между Викторвиллом и Эль Каджоном[17] я наткнулся на паренька, знавшего Ниббса лично. Так я понял, что Ниббс — обычный человек, а его чердак — вся наша благословенная господом страна. И дорогу от холма Ла Баджада[18] до Барстоу[19] он знает гораздо лучше Бродвея.

Этот монолог не нашел сочувственного отклика у аудитории: они по-прежнему не произнесли ни звука. Бридж встал, потянулся, забрал свой нож, протер лезвие, закрыл его и опустил в карман брюк. Потом прошел к двери. На пороге остановился и повернулся.

— Пока, девчонки, я закончил,[20] — процитировал он и отправился на солнцепек.

Молодые люди мгновенно поднялись и пошли за ним.

— Ты куда? — кричал Оскалузский Вор. — Ты же не бросаешь нас, нет?

— Пожалуйста, не уходите, — умоляла девушка.